Похоже до неузнаваемости

Откуда берутся этимологические трудности? Казалось бы, проще простого: два слова звучат похоже — «кот» и «кошка», «стол» и «столяр»; очевидно, они родичи. А другие пары — «бык» и «пчела» или «окорок» и «каракатица» — настолько явно не имеют ничего общего, что смешно и искать между ними родство. Разве не так?

Далеко не так.

Вглядитесь в такие две словесные пары:

Каракуль (мех) и каракули (мазня), блин (кушанье) и молоть (дробить зерно).

Кто вздумает спорить: слова первой явно тесно связаны друг с другом. Между двумя правыми словами нет ни сходства, ни, очевидно, родства.

В самом деле: может быть, «каракуль» и «каракули» — просто одно и то же слово, только в двух разных значениях? Разве не могли крючки и загогулины небрежного письма напомнить кому-то завитушки шерсти на каракулевых бараньих шкурках? Вот и назвали почерк по мерлушке, — зовем же мы некоторые полевые цветы «кашка», а уж что общего между цветком и крупяным кушаньем?

А вот между словами второй пары, разумеется, странно и предполагать родство. «Блин» и «молоть»! Из десяти звуков только один — «л» — входит в оба слова. Да и по смыслу ничего похожего…

А теперь послушаем этимологов.

Наше слово «каракуль», говорят они, заимствовано у тюркских народов Средней Азии. Возле города Бухары есть в пустыне оазис Кара-Куль; по-узбекски это значит «Черное озеро»[3]. Тут уже очень давно была выведена особо ценная порода баранов, доставляющих великолепную мерлушку. По имени оазиса породу назвали «каракульской». В этом нет ничего неожиданного: зовем же мы коней-тяжеловозов, выращенных на реке Битюг в Воронежской области, «битюгами» или птичек, вывозимых с Канарских (т. е. буквально «Собачьих») островов, «канарейками». А затем тюркское слово переселилось в Россию и превратилось в наше «каракуль» — мех каракульской овцы.

А «каракули»? Представьте себе — ни малейшего отношения к «каракулю»; это тем более странно, что и это слово взято нами из тех же тюркских источников. Но дело в том, что слово «кара» в этих языках имеет много значений: кроме «черный», оно может значить также и «плохой». Это не должно нас очень удивлять: по-русски тоже ведь «черные мысли» означает «дурные, злые мысли».

Вот в слове «каракули» «кара» как раз и значит «плохой». А «куль» здесь получилось вовсе не из «куль» — «озеро» и не из — «цветок», а из другого тюркского слова — «кул», или «кол», означающего «рука».

Когда соседи наших предков, татары или другие тюркские народы, говорили про человека «караколы», «каракулы», они имели в виду назвать его «дурной рукой», то есть «писцом с плохим почерком». А почему бы не так? И мы нередко говорим «рука», подразумевая письмо, почерк: «руку приложил», «чувствуется рука настоящего писателя». Мы позаимствовали и это тюркское слово, превратив его в свое «каракули». Звуковое сходство между двумя словами абсолютное, а общего по происхождению — решительно ничего. Поистине «похоже до неузнаваемости»!

Теперь — вторая пара. Начнем с того, что в языке наших предков, в древнерусском, слова «блин» вообще не было. В нем существовало слово «млин», из которого много позже и получилось наше «блин». Такие изменения звуков — вещь вполне возможная: родилось же русское народное определение «бусурманин» из арабского «мусульманин» — поклонник, последователь Магомета, магометанин… Как видите, при известных условиях «б» может появиться там, где до того звучало «м».

А от «молоть» до «млин», согласитесь, ничуть не дальше, чем от «колоть» до «клин». И там и тут — слова явно родственные; ведь в близком украинском языке и сейчас «млинець» значит «блин», а «млин» — «мельница».

Что же выходит? По-видимому, от «блин» до «молоть», ничуть не похожих друг на друга, куда ближе, нежели от «каракуля» до «каракулей», смахивающих одно на другое как две капли воды. Слово «блин» когда-то означало «выпеченный из молотого зерна», «мучной».

Теперь ясно: внешнее звуковое сходство между словами не является доказательством их родства и одинакового происхождения. Вы сами поймете, что от этого ученым-этимологам никак не легче. Скорее, наоборот.

Загрузка...