Под крылом Вишну

Непальская жизнь — тесное переплетение реального с мистическим. Простота реальности и таинство, неколебимая вера в богов, духов добрых и злых, одинаково могущественных. С ними приходится все время поддерживать отношения. Обряды, ритуалы… Со дня рождения — власть мистической силы, поэтому поступай, как велят священные книги, мифы. Наивно-простые мифы, легенды удовлетворяют всех: темные люди понимают их буквально, а образованные видят в них аллегории, полные глубокого смысла.

Свадьба

В начале декабря у нас были в гостях друзья-непальцы. После просмотра фильма был ужин. Обычно за ужином завязывается долгая живая беседа, гости не торопятся уходить, с удовольствием пьют и едят. Русская кухня им нравится, впрочем, и собственная также. Но на этот раз наши гости довольно скоро стали прощаться. «Нам надо еще успеть на одну свадьбу. О, сегодня это уже третья свадьба!» — объяснили они нам. Мы не очень удивились, так как было время свадеб.

На улицах города попадались маленькие процессии, сопровождавшие носилки в молчании или под музыку медных тарелок и дудок. На бамбуковых палках укреплена деревянная коробка с бортами или плетеная корзина. Иногда у такого паланкина есть затейливая крыша на тонких столбиках; между столбиками висят цветные занавески; гирлянды живых или бумажных цветов, тряпичных флажков и блестки украшают его.

Четверо носильщиков с концами палок на плечах полубегом несут в паланкине невесту, всю одетую в красное с блестками. Если жених состоятельный — а свадебное сари покупает он, — то невеста одета в шелк или нейлон, ио чаще попадаются невесты, у которых резко намалеванное лицо просвечивает через фату из крашеной марли, а блестящего в процессии всего одна-две нити елочной мишуры. Иногда над невестой держат тяжелый цветной зонт.

Женихов, совсем безусых мальчишек, несут в открытых паланкинах или в обычных корзинах для переноски тяжестей. Вид транспорта не мешает жениху чувствовать себя барином, героем… он сидит, важно развалясь.

С наступлением темноты в привычную тишину нет-нет да и ворвутся посторонние звуки. Проехала разукрашенная лентами, цветами, флажками свадебная машина или свадебный поезд из нескольких машин, до отказа набитых людьми. Однообразно повторяющаяся, но торжественная мелодия, льющаяся из фанфар, всколыхнув тишину, быстро замирает. Опять все тихо, только цикады стрекочут, да изредка взвоет собака…

Вот опять послышалась музыка, но не та. Глуховатая россыпь медных тарелок и барабана да гудение дудочек. Пробежали носилки с женихом…

По непальскому календарю свадьбы разрешаются в определенные дни определенных месяцев. По календарю Викрамадитья на 2026 год, который начался в Непале 13 апреля 1969 года нашего календаря, свадьбы праздновались в месяцах: байсакх (с середины апреля до середины мая), джештха (май — июнь), ашадх (июнь — июль), мансир (ноябрь — декабрь), пауш (декабрь — январь) и фалгун (февраль — март). Остальные дни в году считаются неблагоприятными для свадеб.

Много народностей живет в Непале, все они фанатично религиозны, но ответить, какую религию они исповедуют, многие затрудняются.

— Ты буддист? — спрашивают их.

— Ес, сап, буддист.

— Да ведь ты приносил жертву богине Дурге?

— О, ес, ес!

— Так ты, наверное, индуист?

— Ес, индуист.

Затруднения в определении религии происходят, видимо, потому, что в Непале буддизм и индуизм так переплелись, так проникли друг в друга, что отделить их трудно, да, пожалуй, и нет необходимости: они совершенно не мешают друг другу. И по существу, этот конгломерат двух религий является «новым» видом религии. В соответствии с этим свадебные церемонии у разных народностей, хотя и имеют свои отличия, иногда довольно резкие, все же сохраняют много общего.

По традиции в Непале брак своих детей устраивают родители и думают об этом задолго до свадьбы. В настоящее время жених и невеста обычно знают друг друга, а раньше целиком полагались на выбор родителей.

После того как родители жениха и невесты договорились между собой и при помощи двух «районных» брахманов определили день свадьбы, вернее, ее начало, жених посылает невесте десять орехов бетеля. Если орехи приняты, значит свадьба состоится, предложение принято.

Орехи, принятые от жениха, невеста спрячет где-нибудь у себя в сундуке. Если их извлекают и возвращают мужу, значит, женщина хочет разорвать брак. Надо сказать, что в Непале это бывает чрезвычайно редко. Возвратом орехов супругу кончаются все формальности развода. Разведенная женщина может снова выйти замуж, так же как и после смерти мужа. Больше того, женщина-непалка даже не бывает вдовой, когда у нее умер муж, так как вступление в брак с мужчиной не считается ее основным браком, это ее второй брак. Главным супругом является фрукт бел.

Лет семи-десяти непальские девочки «венчаются» с этим фруктом на церемонии бел-бибах.

Венчание коллективное. Девочки собираются на специально отведенной площадке за загородкой. Перед загородкой остаются родственники девочек и зрители. Много детей. Мальчишки так и снуют туда-сюда. Их интересует все в одинаковой степени, и как куклы разодетые девочки, сидящие на земле за загородкой, не больше, чем что-то другое. А юные невесты чувствуют себя не очень ловко, некоторые смотрят исподлобья. Перед «ими на земле россыпь всего, что необходимо для церемонии, — подношения богам, фрукты, вода… все то же самое, что бывает при всякой религиозной церемонии. На них великоватые атласные цветные платья (платья, а не сари) и блестящие украшения в ушах, на ушах, на ноздре, под носом. Нас поражают браслеты на детских маленьких ногах, тяжелые, литые. Как только смогли их надеть? Я видела, как надевают пластмассовые и стеклянные браслеты на руку. Продавец браслетов долго разминает и сжимает кисть руки, постепенно продвигая браслет. А здесь стопа и пятка, да и браслет из металла.

В намасленных, по такому торжественному случаю причесанных волосах бантики и цветы. А лица! Искусно подведенные черной краской огромные глаза словно подтянуты к ушам, на щеках малиновые кружки, рот — раздавленная малина. Красные ногти на руках и на ногах, у некоторых девочек выкрашены красной краской и ступни ног.

Церемония бел-бибах бывает раз в году, о ней извещается в газетах. В 1970 году в Катманду она состоялась 3 марта.

После обручения с этим жестким фруктом, который будет мирно лежать затем в укромном месте, девочки считаются замужними. В этом странном для европейцев обряде есть большая мудрость. Это благодаря ему непалка-буддистка может избавиться от ига замужества, если брак оказался неудачным; благодаря ему она не бывает вдовой. Муж-человек может умереть, но всегда остается муж-фрукт, по существу — бог. Какое это имеет значение, можно понять, если вспомнить участь вдов в Индии. Там до недавнего времени женщины-индуистки после смерти мужа должны были сжигать себя на его погребальном костре, совершать обряд сати. Если они этого не делали, то становились предметом презрения всех окружающих: близких родных и соседей. Мало того, их еще лишали и всех материальных благ, которыми они пользовались при жизни мужа. В Непале этого нет, хотя в основном религии соседних стран, Индии и Непала, одинаковы. Обряд сати в Непале существовал. Он был отменен сто двадцать пять лет назад.

Да, лучше уж повенчаться с фруктом. О происхождении обычая обручения с фруктом бел рассказывает легенда.

Однажды богиня Парвати, жена Шивы, спустившись на землю, увидела растрепанную женщину, которая, рыдая и причитая, рвала на себе волосы. «Разнесчастная я, покинул ты меня-я-я! Мой дорогой, мой единственный!»

Парвати захотела узнать, в чем дело. Ей объяснили, что у этой женщины умер муж. Теперь и ей незачем жить.

— Ах как жаль, что люди смертны! — воскликнула богиня и захотела помочь людям. Она попросила могущественного Шиву сделать так, чтобы и у земных женщин был муж, который бы не умирал. Тогда не будет вдов и не будет такого горя, какое она недавно видела.

Шива подумал и изрек:

— Хорошо. Пусть все земные женщины сначала заключают брак с богом Вишну. Вишну бессмертен.

— Да. Но он теперь пребывает в образе фрукта бел, — возразила богиня.

— Вот и прекрасно. Теперь всякая женщина может хранить его у себя до конца дней своих. Пусть она потом выходит замуж за человека, муж-человек будет ее вторым мужем, и что бы с ним ни случилось, у нее всегда останется первый муж, муж-бог. Она никогда не будет вдовой.

С тех пор непальские девочки и заключают божественный брак с фруктом бел.

Другая легенда рассказывает о том, как Вишну стал фруктом бел.

В давние времена жил (да и теперь живет) на свете Черт, разумеется с рогами. Большой силой он обладал, а отсюда — и большим зазнайством. Однажды задумал он соблазнить прекрасную богиню Парвати.

Черт принял облик Шивы и явился в чертоги Парвати. Много слышал он о ее красоте, но все описания оказались бесцветными в сравнении с тем, что он увидел. Он опешил, обалдел, ослеп и, наконец, потерял сознание от ее красоты.

Тут-то и поняла Парвати, что перед нею не Шива.

Вскоре явился и сам Шива. Парвати все ему рассказала. Рассвирепел Шива. Задрожали горы. Велел он позвать Вишну и приказал ему убить Черта во что бы то ни стало. Не являться без этого к нему на глаза.

Вишну очень старался, но Черту от этого нисколько не было худо, потому что его хранила любовь его жены Заландар. Ведь, по непальскому поверью, невозможно убить мужа, которого верно и сильно любит жена.

Тогда задумал Вишну соблазнить Заландар, чтобы ослабела ее любовь к Черту и стал бы он уязвимым. Он превратился в красавца и начал ухаживать за Заландар. Но недаром Заландар была женой Черта, она сама была хорошей колдуньей и быстро разгадала замысел Вишну.

— За твое коварство и обман, Вишну, — сказала Заландар на свидании, — будешь ты сто лет иметь облик фрукта бел, еще сто лет — облик дерева пипал и еще сто лет — облик черного речного камня.

Вот с тех пор бедный Вишну, заколдованный Заландар, и пребывает в образах неодушевленных предметов. Но непальцы не забывают, что за ними скрывается Вишну, и почитают их. По всему Непалу можно видеть деревья пипал, которым оказывают почести, где бы они ни росли — возле святых мест, вдоль дорог и в лесу. Эти деревья оберегают, вокруг них делают высокую кирпичную круглую или квадратную площадку, и на ней, в тени деревьев с глянцевитыми листьями, с серым могучим и ветвистым стволом, отдыхают проходящие кули и крестьяне. Долго отдыхают люди под пипалом. Может быть, они думают в это время о боге, о Будде. Под этим деревом в свое время размышлял Будда Гаутама и под ним достиг высшей степени воссоединения с богом (слияния с богом), то есть нирваны. Кому же в Азии это неизвестно? Решительно каждый мальчишка это знает.

Весной 1969 года я в числе других была приглашена на свадьбу нашего приятеля Прадхана. Прадхан подружился с русскими за время строительства электростанции Панаути, которую строили советские специалисты. Прадхан немного понимает по-русски. Ему очень хочется поехать учиться в нашу страну. «А еще было бы лучше, — мечтает он, — если бы с ним могла поехать и его невеста Мана, не потому, что она его будущая жена, а потому, что она окончила колледж и хочет быть врачом». Прадхан невесту себе выбрал сам, он давно был с ней знаком. Они оба хотят быть полезными своей родине.

Вообще нам часто приходилось слышать от разных людей: аптекарей, ветеринаров, техников, шоферов, рабочих и даже торговцев — об их большой мечте поехать учиться в СССР, в Москву. Видимо, добрая слава идет о знаниях и деловитости тех восьмидесяти специалистов-пспальцев, которые за десять прошедших лет получили высшее образование в Советском Союзе. А ведь у непальцев, конечно обеспеченных, есть выбор. Они могут поехать учиться и в США, и в Англию, а теперь и во Францию, не говоря уж об Индии. Прадхан техническое образование получил в Индии.

Приглашение на свадьбу нам было прислано от старейшего из рода Прадханов, который приходится жениху дядей. Отец Прадхана-младшего жив, но он не самый старший среди своих братьев. В Непале братья отца считаются для детей тоже отцами.

Итак, 6 мая едем на свадьбу, свадьбу неварскую, индуистскую.

К 9 часам вечера мы подъехали к дому жениха. Он сам в окружении мальчишек еще на улице встречает нас, приветствует и ведет узеньким проходом между двумя кирпичными заборами на звуки тихой музыки. Рядом с домом под тентом несколько рядов взятых напрокат железных складных стульев. В середине стол без скатерти, На стульях молча сидят мужчины. Белые полотняные штаны в обтяжку на бедрах и икрах и пузырем у пояса, черные, европейского покроя пиджаки, черные топи. Смуглые, без растительности лица серьезны и все повернуты к нам: явились иностранцы, да с ними еще женщина.

Я оказалась здесь единственной женщиной. Нам сказали, что женщин нет потому, что они заняты приготовлением свадебного угощения к завтрашнему дню. Но потом мы узнали, что таков в Непале обычай: в этот день в дом жениха женщин не приглашают.

Прадхан-младший усадил нас в первом ряду и познакомил со «старшим отцом», его дядей, а также с молодым инженером Гамбиром, который сразу заговорил с нами по-русски (он окончил институт в Москве).

Прадхан-старший, суховатый мужчина неопределенного возраста, на свадьбе является распорядителем, главным лицом. Он говорит по-английски, знает санскрит, видел Европу, Америку и, конечно, Индию, работает в налоговом управлении, то есть государственный служащий. С нами он прост и обходителен, часто шутит и иронизирует над непальской действительностью, но с такой усмешкой, которая говорит, что он себе цену знает. В общем, собеседником он оказался интересным, как, впрочем, и Гамбир, так что мне скучать не пришлось. Остальные же гости, вероятно, скучали. Все сидели чинно, молча и лишь изредка позволяли себе взять сигарету или крохотный кусочек какого-нибудь лакомства. Лакомства носили в странной серебряной вазе с массивными висюльками. Ваза похожа на нашу обычную вазу для печенья на высокой ножке, только в перевернутом виде. За ножку держат рукой сверху, а вокруг нее как в колесе между спицами расположены глубокие и тесные отделения, из которых двумя пальцами можно извлечь орешек или что-то вроде чечевицы с перцем, желтую хрустящую вермишель тоже с острыми приправами, изюминку, гвоздику или кусочек твердого полосатого ореха.

Временами непальский оркестр услаждал слух гостей негромкой, мелодичной музыкой. Гости ждали. Сегодня должна состояться главная церемония бракосочетания в доме невесты. Время ее проведения совместно определили два «районных» брахмана, один — со стороны невесты, другой — со стороны жениха. Основанием им служили гороскопы невесты и жениха и расположение планет на небе. Надо подыскать наиболее благоприятное расположение планет. Расчеты показали, что самое благоприятное время для церемонии сегодня — 12 часов 40 минут ночи. Спешить явно было некуда.

Часам к одиннадцати ночи жених скрылся в доме и вышел оттуда в непальском национальном костюме из светлого грубого полотна; на длинную, почти До колен рубаху был надет европейский пиджак из ультрасовременного блестящего материала. Черные ботинки и черное топи дополняли костюм. С шеи на грудь спускались две пышные гирлянды, перевитые блестками: одна из лиловатых цветов, другая — из пучков жесткой вечнозеленой травы даби, символизирующей долголетие. Жених сел в машину, с ним сели его младшие сестренки и брат. Общество детей будет оберегать жениха от всякого зла и нечистой силы.

Среди гостей началось движение, мало-помалу все сгрудились за оградой дома и двинулись в черноту ночи к дому невесты.

Процессия шла медленно. Впереди два факельщика с яркими термитными лампами, затем — музыканты, человек десять в красных куртках, шитых золотом, за ними трусил босиком в мятой поношенной одежде носильщик с двумя корзинами на бамбуковом коромысле. Тут же несколько босых, скромно одетых женщин с блюдами в руках. На блюдах — набор подношений для богов, в корзинах носильщика — ритуальные принадлежности: бронзовые изображения богов, медная посуда, глиняные плошки с кислым молоком… Снова идут два факельщика, один впереди, другой позади машины с женихом, затем толпа гостей, белые брюки, черные пиджаки — одни мужчины, человек семьдесят. Чем больше мужчин, тем пышнее считается свадьба.

Дальше едут гости в машинах. С нами в машине едет Прадхан-старший. Он говорит усмехаясь, что в свадебной церемонии уже многое устарело, по если они пренебрегут традицией, то «люди назовут их дураками».

Наконец процессия подошла к Индра чоук, одной из главных торговых улиц. Недалеко уж и дом невесты, старинный, пятиэтажный. Оркестр заиграл громко и торжественно, а шествие приостановилось, затопталось на месте. В доме невесты уже знают, что процессия подходит. Мы спросили: «А где же теперь невеста?» Пра-дхан-старший ответил: «Да где же ей быть? Дома. Уж наверно, дня четыре, как показывает себя гостям и будущим родственникам».

Весь вечер небо на северо-востоке озарялось молниями, а теперь подул порывистый ветер, и вдруг пошел сильнейший дождь в тот момент, когда машина с женихом уже подъезжала к дому. Музыка смолкла, процессия рассеялась, только жених совершенно невозмутимо сидел в машине, он и должен был сидеть при любой погоде, пока его не пригласят в дом невесты. Через некоторое время пришли братья невесты с огромными черными зонтиками и увели жениха в дом. Минут через десять пришел и наш черед.

В глубине комнаты второго этажа мы увидели жениха. Он сидел как изваяние: неподвижный, молчаливый, прямо и спокойно, с мягкой покорностью в карих открытых глазах. Рядом с ним была младшая сестренка и брахман с лукавым, веселым лицом. Он ничем по виду не отличался от других непальцев. Тот же будничный костюм из домотканого полотна. Никаких деталей, указывающих на торжественность момента. А между прочим, он сегодня главный распорядитель брачной церемонии, он брахман со стороны невесты. Все остальное свободное место в комнате занимали мужчины, некоторые сидели, большинство стояло.

Комната была небольшая. В ней все традиционно непальское: глиняный пол, кирпичные нештукатуренные и небеленые стены, потолок ребристый от неровных, темных, часто уложенных балок. Два маленьких окошка без стекол с откидными деревянными решетками. Из мебели что-то вроде тахты, на которую усадили жениха, диванчик и несколько стульев. Мы были, несомненно, в зажиточном доме, так как обычно у непальцев мебели нет.

Через некоторое время нам предложили посмотреть невесту. Невеста сидела в обществе подруг на полу, на половичке, около лестницы на третьем этаже. На ней было малиновое тканое золотом сари, конец его покрывал голову и низко опускался на лицо. Невеста сидела потупившись — так велит обычай, поэтому ее лица мы не могли рассмотреть. Левая рука невесты еле заметно перебирала край сари. Рука была разрисована малиновой краской: на тыльной стороне кисти — цветок, на пальцах — поперечные волосы.

Мы не стали смущать невесту и спустились в полумрак комнаты, где сидел как статуя жених. Время тянулось очень медленно. Ни музыки, ни угощений не было. Гости не разговаривали, покорно ждали, на многих одежда была сырая.

Но вот жениха вызвали наверх. Вскоре и мы, сняв обувь, осторожно стали подниматься на пятый этаж по шатким лестницам, засыпанным землей, держась за скользкие перила без переплета; надо и под ноги смотреть и стараться не удариться головой о балки перекрытий и низкие притолоки дверей.

Большая комната, потолок которой наши мужчины почти задевали головой, была забита людьми. Здесь оказалось и много женщин, в одежде которых преобладал красный цвет — цвет радости. Женщины, сидя и стоя, поместились отдельно от мужчин, у левой стены. Мужчины темной толпой стояли в головных уборах, но без обуви, в носках.

К церемонии все было готово. Посередине на полу нанесены цветными порошками узоры, где центральное место занимает шестиугольная звезда. Тут поместили две медные фигурки богов: Ганеша — бога мудрости и удачи и Вишну — бога-охранителя. Светильники с маслом, фитильки, блюда с лепестками цветов, фрукты, рис, баночки с краской, кислое молоко и другая пища на зеленых листьях для подношения богам. Горят две высокие свечи, в медном чайнике вода, на особом медном блюде лежат две гирлянды, точно такие же, как на женихе. Пахнет копотью, фруктами, увядшими цветами и потом. На коврике сидят, скрестив ноги, жених и невеста: он — слева, она — справа. Между ритуальными принадлежностями и новобрачными бочком на корточках поместился брахман. Он и начал церемонию.

Сначала оба брахмана негромко пропели хриплыми голосами монотонные стихи на санскрите. Затем на невесту надели две гирлянды — из цветов и из травы, заставили подняться и обойти вокруг жениха три раза. Когда невеста снова села, брахман стал что-то быстро, быстро бормотать и кидать к статуэткам богов и на огонь лепестки цветов, рис, краску в порошке, крошки пищи, что-то проделывать с огнем…

Жениху подали плошку с красной смесью, и он поставил тику на лоб невесте, предварительно прикоснувшись к своему лбу. Жених благословил невесту, а также брал на себя ответственность за нее.

Подали золотую цепочку, жених надел ее на шею невесты, подали кольцо с большим камнем, жених надел его на палец невесты. Потом жениху подали что-то в пакете, он передал его в руки невесты, передали монеты, передали красную краску в баночке. Жених опустил палец в краску и провел три раза по лбу невесты у корней волос от виска до виска и ответвление по пробору в волосах. При этом лицо невесты закрывали парчовой занавесочкой. Этот момент в церемонии считается очень важным. Крашеный пробор в волосах женщины — знак замужества.

Снова брахман священнодействовал с огнем, потом кропил всех водой, начиная с Ганеша. Досталось и гостам, и жениху с невестой, им почему-то в последнюю очередь.

Появились родители невесты. Седенькая, худенькая старушка-мать в красной бархатной кофте и светлом сари дала свое благословение, поставила тики на лоб молодым. Отец на этой церемонии должен подтвердить свое согласие на брак дочери. Он встал на колени перед брахманом, сложив молитвенно руки, а тот окропил его водой, помазав голову краской, положил на макушку цветок…

Гости мало обращали внимания на церемонию, многие громко разговаривали, оборачивались, смеялись. Но, говорят, что могло быть гораздо веселее и шумнее, свадебная церемония допускает шутки.

Непрерывно щелкали фотоаппаратами братья невесты: младший — с широким добродушным лицом и старший — с преувеличенно строгим. У него был напыщенный вид, наверно потому, что сегодня за порядок в доме отвечал он. Он деловито и быстро переходил из комнаты в комнату, сверкая белоснежной рубашкой с галстуком-бабочкой, как будто всем хотел сказать: «Не забывайте, что я инженер-ирригатор да еще и секретарь Ассоциации инженеров Непала!»

Появилась бумага — своего рода брачное свидетельство, брахманы приложили к ней печати и передали старшему брату. Он будет хранить этот документ в своем доме, как это принято, на стене под стеклом. Затем молодой чете прочитали ряд традиционных наставлений: быть верными друг другу, уважать друг друга и пр., и пр.

Церемония закончилась и все формальности тоже. Жених и невеста стали мужем и женой.

Как-то быстро все ушли из комнаты. Остались только сидеть рядом, как сидели на полу, не глядя друг на друга, молодые супруги. Церемония перенесла их за черту, которая существовала до сего момента… и, казалось, они осмысливали это. Я подошла к молодоженам и поздравила их. Гамбир перевел им мои пожелания, и мы ушли. Скоро уйдет и невеста в свою комнату, а жених проведет эту ночь в кругу гостей.

На другой день молодой супруг увезет жену в свой дом, вернее, ее понесут в корзине или в паланкине. Дом мужа станет домом молодой хозяйки.

Дом, где выросла девушка, у непальцев не считается ее домом, у своих родителей девочка живет как бы в гостях. Поэтому родители относятся к дочерям много мягче, чем к сыновьям, не наказывают их за провинности, не бьют, а мальчишкам попадает нещадно, чем попало и куда попало.

Молодую хозяйку в дверях дома встречает свекровь, и начинается новая церемония, состоящая из многих ритуальных действий. Свекровь моет ноги невестке священной водой, передает ей символический ключ от дома и вводит в дом, заставляя преодолевать ряд разных препятствий.

Брахман заканчивает ритуал чтением заклинаний и подношениями богам. Невестка раздает всем членам семьи орехи, а потом все отведают из общей миски ритуальную пищу, приготовленную из риса.

К вечеру в доме будет угощение, на которое соберутся все родственники и друзья.

На церемонии введения в дом молодой хозяйки мы не были, нас пригласили на третий день свадьбы.

И вот 8 мая около 9 часов вечера мы снова у дома Прадханов. Прадхан-младший, молодой супруг, снова сам встречает нас на улице и ведет в свой совсем еще новый дом. Мы поднялись по двум ступенькам крыльца и оказались на пороге гостиной. В комнате цементные серые стены и глиняный пол, окна без занавесок. Украшение комнаты составляют подвешенные у самого потолка календарь и цветные картинки — эпизоды из «Рамаяны» да бронзовая фигурка Будды на окне.

Хозяева дома индуисты — и вдруг Будда! Я подмечаю это и спрашиваю у Прадхана-старшего, как объяснить это содружество двух религий?

Завязался оживленный и долгий разговор. Прадхан-старший не очень внятно говорит о взаимосвязи двух древнейших религий — буддизма и индуизма, об их древности, о цели религии. В свободное время Прадхан-старший пишет историю буддизма на непали для непальцев. Наверно, для них там будет все понятно, а если и не все, значит так надо…

О некоторых религиозных обрядах Прадхан-старший говорит с улыбкой, он повторяет, что они устарели, но тем не менее он убежден, что религия необходима. Главным достоинством религии является то, что она заставляет людей думать о будущем. «А ведь у вас в стране, как и в Америке, — так он слышал, — люди не молятся и, значит, не думают о будущем, а только о сегодняшнем дне, они — рационалисты, то есть отвергают все духовное».

Тут было о чем поговорить, и я не утерпела, дала волю проснувшемуся во мне агитатору. Переводчик Гена избавил меня от мук самостоятельного плавания в английском. Я попыталась хоть что-то объяснить Прадхану. Говорила о разнице между Америкой и Советским Союзом, о состоянии религии у нас и особенно подробно о том, кто же в действительности лучше думает о будущем: буддисты с индуистами или мы — «рационалисты»?

Конечно, я не утверждаю, что мне удалось хоть в какой-то степени изменить мировоззрение моего слушателя. Хорошо и то, что в конце беседы Прадхан-старший заявил, что «он и его друзья высокого мнения о русских».

Все гости, кроме нас, были невары, и одни мужчины. В большинстве это были представительного вида люди, и сидели они солидно, молча взирая на нас и время от времени с серьезным видом делая маленький глоток из стакана с виски. Здесь был и сын Прадхана-старшего, студент, и два брата Прадхана-младшего. А из дверей, как с картины в раме, на нас смотрела серьезно, пристально и, казалось, неприветливо целая гроздь женских лиц.

Мы были в гостях уже около двух часов, поэтому решили, что настало время вручить молодоженам наш общий подарок — радиоприемник, и можно будет ехать домой. Мы уже встали, готовые прощаться, но Прадхан-младший воспротивился этому. «Сейчас к вам выйдет Мана», — сказал он. Мы сели.

Мана вышла к нам в том же малиновом свадебном сари, в котором была позавчера, но теперь его конец не закрывал ее лица и голова была открыта. Она вошла тихо, плавной походкой и поздоровалась с нами по-русски за руку. Меня она, оказывается, знает и сказала об этом, а больше не разговаривала, сидела потупясь и скоро ушла. Зато Прадхан-младший все время был с гостями, он любезно угощал всех виски, жареной печенкой, сыром, орешками. Я не хотела пить виски, но Прадхан по-русски сказал: «Ради меня». Отказаться было невозможно.

Мы снова встали со своих мест, чтобы попрощаться, но теперь уже Прадхан-старший не захотел отпустить нас и сказал, что сейчас будет угощение.

— Да ведь угощали уже.

— Нет, вот теперь будет угощение.

Пришлось подчиниться.

Перешли в соседнюю тускло освещенную комнату. В углу низкая широкая лежанка, посередине стол под белой простыней. Стол был накрыт на пять персон по-русски: тарелки, вилки, ножи, ложки (непальцы едят руками из мисок или с подносиков, сидя на полу). За стол сели мы, четверо русских, и Прадхан-старший. Сидим чинно, на закуску на столе только смотрим. Уж очень густо все приправлено перцем, покрыто серым слоем. Прадхан-старший предложил приступать к еде. Надо решаться. Я стала жевать… Вдруг появился Пра-дхан-младший, он нес дымящееся блюдо: тушеную курицу в соусе с гарниром из риса, с орехами и горохом. Очень вкусно. А Прадхан несет уже другое блюдо. После жареного картофеля появились яйца в желтом соусе, печенка. Сладкое — молочно-желтый кисель с кусочками мандаринов и горячие рисовые шарики шоколадного цвета — принесла с приветливой тихой улыбкой молодая хозяйка Мана.

Поднявшись из-за стола, мы поблагодарили за угощение и стали прощаться. Но Прадхан-старший сказал, что сейчас-то и начнется церемония — смотрины. Придут родственники невесты посмотреть, как она живет на новом месте. Конечно, мы остались.

На маленькой площадке перед домом уже стояли рядами знакомые железные стулья. В первой комнате, гостиной, теперь стульев не было, в глубине ее на рогожках разместились женщины и девочки в красочных ярких одеждах, главным образом в красных. Впереди всех у левой стены, опершись на руку, поджав ноги и опустив глаза, сидела Мана все в том же свадебном сари.

Вскоре пришли гости — бело-черная толпа мужчин. «Эк, сколько их набралось!» — с улыбкой сказал Прадхан-старший. Впереди толпы с воинственным и почти сердитым видом шел старший брат Маны. Белая рубашка с бабочкой, грудь колесом. Остальные шли скромно и тихо, в том числе отец Маны и другие ее братья. Гости обычным образом приветствовали хозяев, некоторые сели на стулья.

Мана поднялась с пола и быстрым шагом вышла из гостиной, прошла мимо гостей, не останавливаясь, и скрылась в другой двери дома. Довольно скоро она вернулась, но теперь на ней было другое сари — белое с красной каймой. Она снова села на прежнее место. Теперь весь пол перед женщинами покрылся подносами и блюдами с подношениями невесте от ее родных. Здесь были торты, фигурные пряники, мандарины, бананы, редька, брюква… Прошло немного времени, и все приношения убрали. Комната наполнилась мужчинами, кому не хватило места, толпились у дверей. Два подноса не были убраны: один, пустой, остался перед Маной, да напротив нее у стены был поднос, подготовленный для ритуала: на нем фрукты, цветы, красная пудра, бронзовые фигурки… Перед этим подносом сидел на корточках отец Маны. Он молился. Затем выбрал букетик белых цветов, украшенных блестками, поднес их дочери, маленький цветок воткнул ей в волосы, поставил на лбу тику. Молитвенно сложил перед дочерью руки, как перед божеством.

Церемонию с азартом снимали с разных мест два прежних, уже знакомых нам фотографа.

К Мане цепочкой потянулись мужчины, и каждый клал на поднос перед ней деньги, одну, пять рупий… Почему-то и мы почувствовали необходимость тоже подарить молодой хозяйке деньги, хотя еще до прихода родственников Маны Прадхан-старший предупреждал, что от нас денег в дар невесте не надо, так как мы уже сделали ей подарок. Я спросила отца Маны почти по-русски, можно ли нам подарить невесте деньги. Он сразу понял и радостно закивал: «Можно, можно!» И я подошла к подносу.

Церемония кончилась. Родные невесты убедились, что ей в новом доме неплохо, что с ней обращаются не грубо. Хозяева дома стали раздавать гостям подарки. Начали с женщин. Кому заклеенный пакетик, кому пряник, кому пампушку на палочке, украшенную блестками. И нам всем досталось по пакетику. В них набор маленьких кусочков сластей: орешки, изюминка, наперченная сухая лапша, несколько гвоздичин и пр. Такие же подарки были сложены в сумки, и прихватив их, все — и гости и хозяева — большой толпой отправились в бывший дом невесты. Там молодых оставят в отдельной комнате, а гости всю ночь проведут за трапезой, но без песен, без такого шума, как бывает у нас на свадьбах.

На другой день молодые уйдут к себе домой и начнется для них жизнь будничная. Для Маны она, по-видимому, не будет тяжелой. В ее новом доме, наверно, есть слуги. Она сможет продолжать учиться или заниматься интеллектуальным трудом. А вот для девушек из народа будни в замужестве будут совсем другими, часто они становятся весьма тяжелыми.

Хотя молодая женщина обретает свой дом, но фактически хозяйкой все же остается мать мужа, свекровь. Всю тяжелую работу она взваливает на плечи невестки. И дров принеси из лесу, и наруби их, и травы нарви для скотины, и постирай, приготовь пищу, почисти закопченную на костре посуду, на поле поработай. Свекровь точно мстит молоденькой невестке за то, что в свое время, когда она была молодой и неопытной, ее тоже безжалостно заставляли выполнять самую тяжелую и грязную работу.

Невестка становится чуть самостоятельнее, когда у нее появляется ребенок, но работы при этом не убывает. Всегда в Непале можно видеть женщин, которые стирают, сидя на корточках, или мотыгой рыхлят землю на поле, сажают рис, а на спине у них привязан ребенок, и его непокрытая головенка болтается из стороны в сторону. Сами женщины в своих засаленных сари, к которым никогда не прикасается утюг, с разлохмаченными волосами, быстро утрачивают прежний цвет лица. Но выражение лиц, как ни странно, обычно не мрачное, часто приветливое, даже веселое, по-своему они счастливы…

Свадьба ювораджадхираджа

2 мая 1969 года было объявлено о помолвке ювораджадхираджа Бирендра Бир Бикрам Шах Дева с Айшварьей Лакшми Деви Рана.

Раньше, как говорят историки, ювораджи (кронпринцы) Непала женились, как правило, на принцессах из других стран, главным образом на дочерях индийских князей. В этот раз предпочтение было отдано непальской невесте.

Айшварья — дочь генерал-лейтенанта Кендра Шамшер Дж. Б. Рана и Рани Шри Раджья Лакшми Рана — родилась в Катманду (в районе Лазимпат) 7 ноября 1949 года. Начальное образование получила в Индии (в монастыре св. Елены и в школе св. Марии). Через три года вернулась домой и продолжала образование дома; а потом в течение года — в высшей школе Кантишвари (Катманду). В 1963 году стала учиться в колледже Падма Канья, откуда перешла в университет Трибхувана. Там получила степень бакалавра искусств. Айшварья изучала литературу, интересовалась музыкой; за успехи в музыке получила диплом.

Ювораджадхираджу Бирендре двадцать пять лет (он родился 28 декабря 1945 года в Катманду). Он вел более подвижную жизнь, чем его невеста: много путешествовал, учился в разных странах.

Начальное образование (куда входит и английский язык) он получил в колледже св. Иосифа в Дарджилинге (Индия). Потом учился в Итонском колледже, в Англии (1959–1964). В 1966 году был студентом университета в Токио: один учебный год (1967/68) находился в Гарвардском университете в США.

По окончании учения в Англии, вернувшись в Катманду в 1964 году, Бирендра изучает свою страну, ее историю, управление, культуру, язык, географию. Под руководством председателя Непальской ассоциации искусств он занимается живописью, интересуется непальским и западным стилем, предпочтение отдает экспрессионистам. В то же время он руководит организацией скаутов.

Зимой 1965/66 года Бирендра инкогнито путешествует пешком по Западному и Восточному Непалу, причем пользуется только такой пищей и такими удобствами, которые доступны обыкновенному путешественнику. Случалось, ночевал и под открытым небом.

Бирендра везде сочетал учение с путешествиями. Долго был в Англии, Америке, Японии. Побывал в западноевропейских странах, в СССР, в Иране, Китае, Индонезии, Кении. Он сопровождал отца и мать во время их визитов в Англию (1960 г.) и в США (1967 г.), присутствовал на конференции неприсоединившпхся стран в Белграде (1961 г.), возглавлял непальскую делегацию в Индонезии на праздновании десятой годовщины Бандунгской конференции, где выступал с речью, встречался с Сукарно. В Китае вел официальные переговоры с Мао Цзэ-дуном и Чжоу Эньлаем.

В отсутствие Махендры Бирендра выполнял несколько раз обязанности председателя регентского совета в Непале; самостоятельно принимал высоких иностранных гостей страны: принца Ирана и кронпринца Дании с принцессой.

При всем этом Бирендра не забывал (или ему не позволяли забывать), что он непалец. В апреле 1963 года Бирендра приезжал из Англии в Катманду на церемонию санха упандян.

А 17 сентября 1964 года по случаю совершеннолетия Бирендры во дворце на Ханумандхока состоялась церемония, во время которой Махендра присвоил Бирендре титул «грандмастера» и чин полковника Королевской армии.

В 1965 году Бирендра познакомился с Айшварьей; а теперь не за горами и свадьба.

После помолвки невеста с родителями переехала во дворец на Ройял уэй, который к тому времени был специально отремонтирован. Дворец постоянно охранялся. Невеста до свадьбы не должна показываться нигде на людях. Но с женихом она могла видеться во дворце.

Началась подготовка к свадьбе. Благодаря ей заметно изменился облик столицы. Город строился, ремонтировался, благоустраивался. Тут и там вставали бамбуковые леса. Строили новые гостиницы и расширяли старые, ведь ожидается наплыв гостей. Стали достраиваться, казалось, давно законсервированные большие здания: театр, торговый центр, здание министерств. Торговая улица Индра чоук теряла свой национальный вид. Сплошные двери с подпорками между ними заменяли широкими застекленными витринами. Иначе раскладывали товар, да и сам товар становился другим, рассчитанным на другого покупателя. Какие появились сари! С люрексом, с серебром, золотом, какие безделушки, украшения, сумки… Даже чулки появились в продаже, хотя непальские женщины не знают, как их надеть, чтобы они не спускались.

На городских улицах поправляли кирпичные ограды, развалившиеся так давно, что они успели зарасти кустарником, а то и деревцами и стать приютом змей и крыс.

Особенно повезло дорогам. Только теперь стало видно, что кое-где их надо делать заново, кое-где расширять, спрямлять, выравнивать. Словом, везде что-то ломали, что-то сооружали, всюду были груды кирпича, леска, щебня, ямы, бочки, пыль столбом и коричневые полуприкрытые тела рабочих — мужчин и мальчишек…

Вдруг в столице стали подметать улицы, чего никогда не было. Непальцы не затрудняют себя и все отбросы и сор выбрасывают на улицу, для чего часто пользуются и окном. А теперь на проезжих улицах мусор стали собирать и увозить. Стало меньше встречаться бездомных собак. Только священные коровы по-прежнему чувствовали себя привольно везде.

Электрики трудились над устройством большой электрической иллюминации для двух дворцов и некоторых общественных зданий.

Стало известно, что в Катманду прибыло из Японии сто модных автомашин «тоёта». Они предназначались для обслуживания знатных гостей, которые прибудут на свадьбу. Слоны появились в столице. По утрам можно было видеть, как они идут спорой походкой с огромными тюками травы.

Говорили, что жених приобрел для свадебного подарка невесте несусветно дорогие украшения из очень редких драгоценных камней. Некоторые непальцы полагали, что на свадьбу Бирендры будет израсходовано от восьмидесяти до двухсот миллионов рупий.

Непальские газеты уделяли внимание свадьбе по мере ее приближения все больше и больше. Когда же наступило время свадьбы, то газеты ежедневно печатали пространные сообщения, не забывая и мелких подробностей ритуала. Характер информации был неоднороден. Большинство газет выражало почтительное умиление, и лишь несколько маленьких газеток решилось по смотреть на некоторые вопросы, связанные со свадьбой, «рационалистически», за что и поплатились: перестали существовать.

С приближением свадьбы суета все увеличивалась, но и результаты ее становились заметнее. Новый дворец в усадьбе махараджадхираджа, который строился уже четвертый год, наконец сбросил леса и показал фасад.

Простота архитектуры отличает его от всех других дворцов в столице, европейских и непальских. Правда, дань непальскому стилю в нем все же отдана. Прежде всего это цвет постройки — цвет красного кирпича, затем— пирамидальная крыша с загнутыми углами на башне, профиль которой напоминает ступенчатые американские небоскребы, и, наконец, входные двери, достойные непальских махараджадхираджей. Массивные, темные, из бронзы с чернью. На барельефах представлены традиционные непальские символы: солнце, луна, свастика, цветы, змеи, драконы…

Внутри дворца наряду с современными новшествами Запада нашла применение и деревянная резьба. Резчики Патана торопились выполнить большой заказ для дворца.

От дворца через новые ворота пролегла широкая полоса асфальта, смела со своего пути часть старинного дворца, кирпичные заборы и образовала такую широкую улицу, что хоть самолеты на нее сажай. Новые ворота из серебристых прутьев не скрывали дворца (он виден в отдалении) и приготовлений к свадьбе на обширной зеленой площадке перед ним. Здесь выросло подобие беседки, утопающее в цветных флажках и зелени бамбука. По сторонам беседки установили по два огромных полосатых тента, под ними уже стояли во много рядов складные железные стулья.

Скоро свадьба. Уже начинают съезжаться именитые гости: князья, раджи, шахи, принцы, президенты, премьер-министры, послы… Из Индии, Пакистана, Ирана, Шри Ланка, Бирмы, Индонезии, Китая, Анголы, Англии, США, Франции, ФРГ… Был и представитель СССР. Самые высокие гости поместятся под одним тентом, остальные займут места под тремя другими.

В пригласительных билетах, присланных от имени махараджадхираджа Махендры и махарани, сообщалась программа свадебных торжеств. 26 февраля 1970 года состоится церемония сайпата; 27-го — церемония бара ятра, 28-го — бадху прабеш. Первого и третьего марта гостей приглашали развлечься: на площади парадов Туидикхел состоятся татту — игры по случаю свадьбы ювораджи, в которых примут участие больше тысячи солдат. А в новом театре будет концерт непальских артистов.

Столичные газеты сообщили еще об одной церемонии, без которой не могут состояться все последующие, — церемонии свайямбар. Она начнется 23 февраля в 11 часов 17 минут в государственном зале дворца Сингх дарбар. Это церемония предсвадебная, и на ней присутствует только узкий круг близких людей. На церемонии окончательно устанавливается, быть или не быть свадьбе.

Дословно свайямбар означает «выбор невестой жениха». Эта церемония еще в очень древние времена практиковалась в кругу знатных семей. Описание ее встречается во всех священных книгах индуизма: «Махабхарате», «Рамаяне» и других. Есть красочные описания церемоний свайямбар, в результате которых сложились идеальные божественные пары: Наль и Дамаянти, Рама и Сита, Арьян и Драупади, Сиддхартха и Ясодхара. Везде девушка сама выбирает жениха. Эта церемония была для девушки единственной возможностью увидеть будущего супруга до свадьбы.

Церемония очень проста. Девушка надевает на избранника две гирлянды: из цветов и из вечнозеленой травы даби, и этим показывает свой выбор.

В прежние далекие времена на свайямбаре действительно девушка выбирала жениха из целого ряда кандидатур. Когда приходило время девушке знатного рода выходить замуж, ее отец, дядя или брат посылали всем достойным юношам приглашение на свайямбар. Съехавшиеся претенденты на руку девушки участвовали в соревнованиях, иногда самых неожиданных. Они стреляли из лука, скакали на лошадях, отгадывали загадки. В одной легенде говорится, что жених должен был попасть из лука в глаз рыбе, которую он не видел, видел только ее тень; в другой легенде жених должен натянуть тетиву такого большого и тяжелого лука, что его и поднять-то никто не мог, кроме Рамы. Иногда эти соревнования были и кровавыми. Женихом становился победитель в соревнованиях. После соревнования все участники выстраивались в большом зале, к ним выходила девушка и надевала на шею избранника гирлянду цветов.

В настоящее время жених выбирается предварительно, и на свайямбар приглашают только его одного. Девушка на церемонии только подтверждает свое согласие на брак с ним.

Жених, в свою очередь, надевает гирлянду цветов на шею невесте. Затем жених и невеста ставят друг другу тику на лоб и обмениваются кольцами. Все это происходит в семейном кругу, в непринужденной атмосфере. После церемонии гостей угощают. Благоприятное время для проведения церемонии, как всегда, определяет астролог.

23 февраля непальцы могли видеть кортеж, отправляющийся на церемонию свайямбар из дворца Нарайянхити во дворец Сингх дарбар.

Стояло солнечное, тихое, теплое утро. На правой стороне дороги по всему пути следования кортежа сидели и стояли зрители, главным образом женщины и дети. Мужчин почему-то прогоняли, по крайней мере с этой стороны. Пестрая толпа терпеливо ждала уже не первый час.

Наконец, поезд показался: легковая машина с полицейскими, после большого интервала — конница с гвардейцами в красных мундирах, мотоциклисты, машины охраны и, наконец, две приземистые черные машины, разделенные интервалом. В первой на заднем сиденье сидел один Бирендра, во второй — Махендра. Оба были в обыкновенной национальной одежде и в черных топи.

В Сингх дарбаре точно в положенное время началась церемония. Бирендра и Айшварья обменялись тиками, надели друг на друга перевитые серебряными и золотыми нитями гирлянды из цветов и из травы даби, обменялись кольцами. Затем невеста подарила жениху золотую монету, выразив этим ему свое почитание. Таким же путем, преподнесением золотой монеты, Бирендра и Айшварья выразили свое почитание близким родным жениха: отцу (Махендре), матери (Ратне) и бабушке (матери Махендры). Потом все присутствующие гости дарили жениху золотые монеты. Здесь были только высшие гражданские и военные чиновники Непала: премьер-министр, главный судья, председатель национального панчаята и др. На этом церемония закончилась.

26 февраля в Сингх дарбаре состоялась сайпата — церемония поднесения подарков жениха невесте. Для доставки подарков был снаряжен специальный поезд — красочное грандиозное шествие, которое должно было поразить воображение непальцев и иностранцев. Иностранцы, и правда, поражались и стремились запечатлеть процессию на кино- или фотопленку. В наш прозаический и рациональный век такая сказочная процессия! Непальцы же не все смотрели на процессию с разинутым ртом, были и такие, которые находили ее излишне помпезной.

Вместе с подарками для невесты специальные носильщики понесут и документ — отпечатки ладоней жениха на специальной материи. Этот документ появился в результате особого ритуала, проведенного в 10 часов 45 минут утра, как было определено астрологом. Отпечатки рук служат брачным свидетельством, подтверждением брачных обязательств. Такой же документ с отпечатками ладоней сделала на материи и невеста утром в Сингх дарбаре.

В полдень при ярком солнце из восточных ворот дворца Нарайянхити вышла головная колонна процессии. Впереди трое полицейских в парадной форме: черные костюмы, белые перчатки и гетры. После большого интервала показались подразделения воинских частей: в синей одежде, в красной, в зеленой; ружья в правой руке в горизонтальном положении; мелькают белые перчатки и белые гетры на коротких ногах в тяжелых ботинках. Дальше военные музыканты с барабанами, потом музыканты в гражданском платье — несколько нестройных рядов босоногих мужчин в будничной одежде; у одних в руках медные тарелки и барабаны, у других бамбуковые шесты с пучками крашеных ячьих хвостов или флажками; шесты вертят в ладонях рук, и это оживляет шествие.

Когда голова процессии подходила к Сингх дарбару, ее хвоста еще не было видно. Из усадьбы махараджидхираджа с интервалами продолжали выходить все новые и новые подразделения воинских частей, группы лиц чисто гражданских, не умеющих соблюдать ни рядов, ни шага: музыканты, плясуны, представители раз-пых народностей в национальных костюмах, ряженые, носильщики, а за ними еще целый поезд машин.

Вот идут плясуны в масках. Плоские синие и красные маски из папье-маше, космы из крашеных хвостов; яркие женские платья с поперечными полосами при резких поворотах открывают босые мужские ноги… Снова музыканты. Группа огромных пузатых кукол на тонких ногах (ноги натуральные, мужские). Снова военные в зеленом, красном, сверкают на солнце трубы военного оркестра. Упруго процокала конница — гвардейцы в красных мундирах с султанами, с копьями…

Наконец-то подарки! Колонна низкорослых мужчин, почти карликов, по четыре в ряд. Чалмы, цветная пестрая одежда. Они несут на вытянутых руках подносы, накрытые парчовыми салфетками. За ними цепочкой мягко шагают слоны. Разрисованные хоботы и ноги. Попоны и наголовники из красного бархата с вышивкой. Кисти, бубенчики, колокольчики. На спинах у слонов паланкины, увитые гирляндами из цветов и флажков. Оттуда глядят свысока знатные чиновники. Какая честь им нынче выпала — сопровождать подарки на слонах! Снова солдаты: пешие, конные; оркестры, машины, ряженые, плясуны в масках и без масок крутятся на ходу, подпрыгивают, потрясают кулаками; трусят несколько львов в бумажных зеленых шкурах. А вот своеобразные музыкальные инструменты — огромные изогнутые «охотничьи рожки» высотой не меньше двух метров.

За носильщиками, которые несут отпечатки рук Бирендры, идет пять оркестров, в том числе и дворцовый. Музыканты извлекают звуки из оригинальных инструментов, состоящих из небольшой дудки и воздушного меха, каким кузнецы раздувают огонь в горне. Но самое эффектное в оркестре — это одежда музыкантов, их загорелые тела прикрыты только двумя шкурами леопардов, скрепленными на левом плече.

Все движется под музыку, и движется довольно быстро.

Эта пестрая лента проходит мимо мемориальной арки национальных героев, вдоль южной стороны площади Тундикхел, мимо храма, стоящего особняком, как островок, выходит на широкую прямую дорогу, идущую по открытому месту, и скрывается в воротах Сингх дарбара — самого огромного дворца Катманду, который еще совсем недавно принадлежал премьер-министру из семейства Рана.

Церемонии бара ятра и батху прабеш, состоявшиеся в Сингх дарбаре 27 и 28 февраля, были собственно церемониями свадебного обряда. Но все приглашенные на свадьбу гости не могли на них присутствовать: их не вместил бы никакой зал. Поэтому здесь были родные, близкие и особо знатные гости. Все остальные приглашались к трем часам во дворец Нарайянхити, а точнее, на площадку перед дворцом, под нарядные тенты, специально для этого установленные.

Нам ехать до дворца не больше пяти минут, мы выехали за полчаса, но очень скоро в прилегающей к дворцу улице уткнулись в хвост вереницы машин. В новые ворота дворца устремлялись три потока машин и полицейские пропускали их, руководствуясь какими-то только им одним понятными правилами. Но вот и мы въехали и, сопровождаемые распорядителями, нашли предназначенный для нас шатер. Сели рядом со знакомыми индийцами. Они чувствовали себя как дома и предлагали нам попробовать то одно, то другое лакомство, которые на подносах разносили мальчики, одетые в специальную форму. Непальские рецепты сластей как будто не отличаются от индийских.

Узнав, что я никогда не пробовала бетеля, мой сосед стал уговаривать меня взять этот комочек из листьев, обернутый в золотую или серебряную фольгу. «Надо же знать, что такое наркотик!» «Будь что будет! — решила я, — с одного раза не стану же я наркоманкой, а что касается гигиены, то она обеспечивается оберткой из благородного металла». Я выбрала золотую фольгу и храбро протолкнула в рот этот громоздкий треугольный узелок. И тут же пожалела об этом: ни прожевать его, ни выплюнуть было не легко… и сок уже появился. Что с ним делать? А индиец уже спрашивает, закружилась ли у меня голова.

«Нет», — говорю, а сама осматриваюсь, куда бы выбросить эту сочную неудобную жвачку… Тут мне повезло, все вокруг вдруг поднялись с мест и кинулись к первым рядам. Оркестр заиграл непальский гимн.

Бронзовые со свастикой двери дворца открылись, и со ступеней не спеша, просто и в то же время солидно спустился Махендра, шагов на шесть сзади него — махарани в красном сари и Бирендра в сверкающем парчовом костюме, дальше — небольшая свита. Они сделали круг, пройдя мимо всех шатров, и удалились.

Вскоре все гости вышли из-под тента, чтобы лучше видеть процессию, направляющуюся на церемонию в Сингх дарбар. Она уже показалась слева.

Военные в синем, в красном, в зеленом, музыканты с народными музыкальными инструментами, с крашеными хвостами на бамбуковых шестах… Все было, как вчера: нестройные ряды босых мужчин с детьми на плечах, и даже калеки были здесь, в усадьбе махараджадхираджа. Затем пошли маски, за ними огромные бумажные фигуры на тонких ножках, плясуны, «львы» в шкуре из мочала. Колонны военных, легковые машины, конница в красных мундирах…

После большого интервала прошли военные музыканты также в красных вышитых мундирах, открытая конная повозка везет какой-то блестящий конус… Снова интервал. Четыре всадника в красном, две верховые лошади, ведомые под уздцы, слон с сопровождающими, крытая легкая карета, запряженная семеркой гнедых лошадей цугом (она пустая, пригодится завтра), за каретой двенадцать носильщиков с трудом несут серебряный закрытый паланкин с тонкими колонками по бокам. Он тоже пустой.

Снова лошади, шесть босоногих носильщиков в корзинах тащат серебряную ритуальную утварь. Интервал, и довольно большой, как будто специально для того, чтобы поразить зрелищем, которое затем открылось. Из-за угла показались два слона под красными бархатными попонами с серебром. На их спинах — красные паланкины. На первом слоне стоит Бирендра, настоящий сказочный принц. На закатном солнце искрится малиново-серебряный костюм, плотно облегая статную фигуру. А на розовом лице улыбка, откровенная беспечная улыбка.

На втором слоне — два брата Махендры. За слонами опять военные, военные, колонны солдат и офицеров, цепочка из четырех слонов, на первом из них посол ФРГ — староста дипломатического корпуса, в смокинге и в цилиндре, затем машины с именитыми гостями.

Теперь гости могли уезжать или оставаться, беседуя и вкушая угощения.

Завтра почти в тот же час предстояло снова всем съезжаться сюда, но уже затем, чтобы встретить свадебный поезд. Нам хотелось свадебный поезд снять на кинопленку, и на другой день мы заранее выбрали удобную позицию вблизи Сингх дарбара и приготовились. Сколько же было вокруг иностранцев, которые тоже приготовились снимать! Использовали всякие, возвышения, парапеты, столбы… Другие просто выходили на самую середину дороги. Стоящие один возле другого через каждый метр полицейские, ограждающие дорогу от зрителей, не препятствовали им. Но… все ухищрения фотографов и кинооператоров были бесплодными. Все ждали, ждали, а солнце между тем завершало свой путь, и, когда в воротах Сингх дарбара показалась процессия, оно уже скрылось. Даже рассмотреть процессию можно было, только стоя рядом с ней. Но читателю, наверное, уж и так наскучило ее описание, так что все это было кстати. Нам остается добавить немного.

Вчера церемония бара ятра в Сингх дарбаре «повенчала» Бирендру и Айшварью, а сегодня муж вез жену в свой дом. Молодожены ехали в карете, запряженной семеркой, а весь остальной состав поезда был почти без изменений. Все двигалось, въезжало в новые ворота дворца и скрывалось за поворотом. Не доезжая до ворот, карета остановилась. Молодая жена вышла из нее, пересела в серебряный паланкин и на плечах носильщиков была внесена на территорию дворца. Такова традиция.

Не очень долгая церемония в павильоне, украшенном зелеными ветками и цветными флажками, и Айшварья утвердилась во дворце махараджадхираджа.

Гости увидели новую юбарагни (кронпринцессу) на концерте 3 марта, она шла четвертой. Семья махараджадхираджа, прибыв в театр, шла в установленном порядке: махараджадхирадж Махендра, через три-четыре метра позади него — махарани Ратна, дальше — ювораджадхирадж Бирендра и за ним на расстоянии — Айшварья.

Концерт был не длинный, но красочный. Никогда еще не было при нас на сцене Непала таких ярких, блестящих костюмов и цветного освещения. Исполнялись танцы и два отрывка из религиозного индуистского эпоса. Герои пьесы — раджи и принцы… и на них из первых рядов смотрели живые, раджи, рани, принцы, принцессы, шахи…

Совсем другого характера было выступление на Тундикхеле под черным небом в темноте, которую, когда это требовалось, немного оттесняли прожекторы.

Где-то за площадью грянул королевский салют. Татту начинаются. Сначала военные в зеленой форме, выстроившись двумя большими квадратами, делали упражнения с кхукри. Эти изогнутые широкие ножи, оружие непальской армии, эффектно сверкали на темном фоне. Затем выступали конники. Лошади прыгали через препятствия, сквозь охваченные огнем обручи, проезжали через горящие ворота… Снова выступали солдаты в зеленом, теперь — с саблями. А потом из темноты неожиданно выросли слоны и показали, что они неплохие артисты, умные и дисциплинированные.

Прожектора погасли. Татту кончились. На этом кончилась и свадьба.

День рождения махарани

Махараджадхирадж Махендра для индуистов является живым воплощением бога Вишну. Это Вишну на земле. А Вишну — бог, весьма уважаемый непальцами. Он кормилец и поилец, он охраняет от злых духов и всяких напастей. Две самые большие статуи богов в Непале изображают Вишну. Они находятся вблизи Катманду, одна в парке Баладжу, другая — при монастыре у подножия северных гор. В обоих местах пятиметровая почти полностью обнаженная серая фигура Вишну покоится в бассейне с водой на змеях. Каменные кобры переплелись и устроили из своих тел ложе для Вишну, а головы собрали веером и склонились к его лицу. Вишну чуть-чуть улыбается. У него четыре руки (а бывает и две, и восемь), в трех руках — чакра[43], колчан со стрелами и раковина, а четвертая — «умиротворяющая», с особо сложенными пальцами.

Тело Вишну и лицо всегда намазаны красками — красной, желтой, белой — и осыпаны лепестками цветов, рисом и другой пищей. Его поливают водой, прикрепляют к нему тлеющие фитили… Каждый непалец считает своей священной обязанностью поклониться Вишну, но это не относится к махараджадхираджу. Он, наоборот, почему-то не должен смотреть на «свое» изображение, должен избегать встречи с ним.

Если махараджадхирадж — божество, то и жена у него (махарани) не может быть простой женщиной. Махарани — богиня просвещения и покровительница искусств подобно Сарасвати. Вот и сегодня, в день своего рождения, она исполняет кое-какие обязанности, связанные с этим саном.

Махарани ждут здесь, в этом огромном дворце Бал-мандир, еще не так давно принадлежавшем кому-то из семейства Рана. Двор-сад заполнен черными головенками детей. На балконах дворца и в залах — гости: знатные непальцы, мужчины и женщины, и иностранцы. Все истомились. Очень жарко, а махарани заставляет себя ждать вот уже около двух часов. Только что полицейский вынес на руках из плотной толпы школьников девочку лет восьми с безжизненно повисшими руками, Наверно, солнечный удар.

Но махарани, пожалуй, и не была виновата в том, что ее так долго ждали. Она была занята. Еще в десятом часу утра она стала принимать у себя во дворце поздравления.

Вместе с Бирендрой, другими родственниками и должностными лицами махарани появилась в дверях одного из покоев дворца. Двери распахнулись, и тотчас же к ним стали подходить люди, ожидавшие во дворе. Их недавно впустили через западные ворота, построив в колонны. В головной колонне шли женщины в белом. Это были представительницы наиболее знатных семей Непала, многие из них в родстве с семейством махараджадхираджа, другие из семейств Рана, Тхапа, Биста. Есть красивые, стройные. Они шли и шли, не торопясь. Метрах в полутора от махарани останавливались, по очереди клали к ее ногам букетик цветов, складывали молитвенно руки, кланялись и отходили. За первой колонной женщин подошла другая колонна — тоже женщины знатного рода, затем в парах группа за группой подходили студентки в сари одинакового цвета, то белого, то сиреневого, то оранжево-бурого. Затем подходили школьники: скауты в зеленой форме с красными галстуками и просто школьники в форменной одежде и без формы, в обуви и без обуви. Шли женщины, представительницы каких-то организаций, снова школьники, снова взрослые, одетые по-разному, в основном бедно: в ситцевых сари, босиком. Прошла группа монахов в бурых хламидах, небольшая группа бритоголовых монашенок в розовых тогах, жители гор в суконных одеждах. Они с поклоном возложили к ногам махарани не цветы, а полоски белой марли. Небольшая группа босых ребятишек в одинаковой одежде из грубого полотна цвета охры, сирот, воспитанников какого-то монастыря, остановилась саженях в двух от махарани и дружно пропела ей хвалебные стихи на санскрите. Потом опять возобновилось шествие взрослых и каждый дарил «богине» живые цветы. Холм из цветов уже поднялся до метра высоты, а люди все шли и шли… Теперь в их одежде преобладали серые и темные тона. Все они хотели сподобиться увидеть свою махарани. Нельзя же было прекратить поток поздравляющих.

Перед приездом во дворец Балмандир махарани едва успела немного отдохнуть и переменить сари. Теперь на пей было скромное сари из натурального шелка с зелеными разводами по белому полю и гроздья жемчуга в ушах и на шее. В черных блестящих волосах, собранных в сложное сооружение, — нежная чайная роза.

Вместе с махарани прибыли ее родственницы: полная флегматичная дама — жена брата Махендры, принца Гималаи, высокая, стройная дама, маленькая горбатенькая девушка, две рослые мужественного вида принцессы и другие высокопоставленные дамы. Зеленые мундиры с эполетами и без эполетов окаймляли эту группу самых знатных дам страны.

Дамы поднялись на второй этаж и миновали несколько пустых обветшалых залов. Зал, где разместилась выставка детских рисунков, был в глубине анфилады комнат. Здесь на стенах размещались рисунки, выполненные карандашом и красками на разной бумаге, обыкновенные рисунки неловких детских рук. Цветы, непальские дома, опять цветы, несколько абстрактных картинок и много контурных портретов махарани, на которых самой достоверной деталью были большие, темные очки.

Махарани действительно в обществе появлялась только в очках, которые скрывали ее красивые глаза. Иностранцам на ее лице не приходилось видеть улыбку, оно всегда было серьезно. Для этого у махарани, кажется, достаточно причин. Ее жизнь — жизнь птицы в золоченой клетке. Ведь каждое ее желание, каждое проявление воли находится под контролем. Она не может свободно общаться с людьми, не имеет права выходить или выезжать за пределы дворца по своему желанию, не имеет детей и обыкновенного женского счастья — любить и быть любимой. Разумеется, это мое личное мнение, может быть, оно идет вразрез с представлениями непальских женщин о любви, о привязанности…

Нынешняя махарани — вторая жена Махендры, родная сестра его первой жены, которая родила ему шестерых детей — трех принцев и трех принцесс — и умерла. Через два года после ее смерти состоялась свадьба Махендры с Ратной Раджья Лакшми. Выбор пал на Ратну, сестру жены, по обычаю. Кроме того, он был подтвержден расчетами астрологов, а потом закреплен серией свадебных церемоний.

Махарани в глазах двора и света должна быть достойной парой махараджадхираджу, должна поддерживать честь и славу двора. Для упрочения ее позиций Махендра пожаловал махарани титул — он был опубликован в газете 6 апреля 1968 года. Титул весьма внушительный: Свастишри Оджасви — Раджанья Маха Гауравамайя Трибхуван Праджатантра Шрипада Маха Юдхавала (Удальявала) Киртимайя Непал Шрипада Шри Шриман Махараджадхираджа Пата Раджни Бада Махарани Ратна Раджья Лакшми Деви Шах Сада Соубхагьяватипам.

Однако вернемся на выставку детских рисунков. Махарани кончила осмотр зала и во главе своей блестящей свиты спустилась вниз. От крыльца в сад до шатрового навеса, сделанного специально для этого дня, махарани шла по красному ковру. Под навесом с ней рядом встала полная родственница и стояла до конца церемонии неподвижная и безучастная.

Один за другим, цепочкой, к махарани стали подходить хрупкие мальчики и девочки, на вид пе больше десяти лет. Все они получали из рук самой «богини просвещения» подарок: перевязанный пакет, ракетку, мяч. Подарки получали дети, рисунки которых обратили на себя большее внимание, а также победители в спортивных состязаниях. Дети, не получившие подарка, были счастливы уже тем, что видели так близко своими глазами «богиню просвещения» и покровительницу искусств.

Ко дню рождения махарани иностранные посольства в Катманду получили маленькую брошюрку. На обложке в кружке — портрет махарани в темных очках. В брошюре содержатся биографические данные, относящиеся к юности Ратны; главным образом сообщается о том, где, когда и чему она училась. Прославляется ее «ум, доброта и красота, слившиеся гармонично». Эти же качества воспевают и поэты, брошюра кончается несколькими короткими, строк на восемь-десять, стихами. Богиню надо прославлять, надо ей поклоняться.

Кое-что о просвещении

В конце 1966 года одна из непальских газет не без гордости сообщила, что за последние пять лет грамотность населения в Непале поднялась с 2 до 7 %. Число начальных и средних школ возросло за это же время с 3688 до 5513. Что же, сдвиг произошел, и сдвиг большой. Он привел к тому, что в 1971 году начальную школу посещало уже около 40 % детей школьного возраста.

Мне хотелось посмотреть непальскую школу, но нигде поблизости не было ничего похожего на школу, ни по виду, ни по шуму, который у нас характерен для школ во время перемены. Правда, была зима, а в это время года, как мне потом объяснили, дети не ходят в школу, им в это время дома лучше.

А в русских школах разве зимой дети учатся? Ведь у вас теперь там снег и большой холод? — спросил меня директор колледжа Нарайян Бхаттараи. Он был удивлен, что именно зимой у нас учатся, а летом отдыхают.

Я тоже была удивлена, так как непальскую зиму воспринимала как наше хорошее лето. Вот уже третий месяц небо было чистое, голубое, солнце обливало все ярким светом и было в меру тепло, днем воздух нагревался до двадцати двух — двадцати пяти градусов Цельсия. Никакого ветерка. Тишь и покой. Мы днем одеваемся по-летнему. А непальцы кутаются в шерстяные свитеры и кофты (у кого они есть, конечно), в войлочные поддевки или хоть теплый шарф на шею намотают. Бедный люд, который круглый год обходится без обуви, закутывает голову и плечи широкими покрывалами, а то и пледами. Намерзнутся ночью, вот днем и отогреваются.

Как только солнце поднимается над ближайшими горами, непальцы открывают окна, выбрасывают на каменные заборы подстилки, располагаются на земле возле дома на солнышке. Тут стирают, чистят закопченные кастрюли, нянчат детей, шьют, поставив ручную швейную машину на землю и разбросав вокруг куски материи, плетут рогожи, наматывают основу для будущего полотна, ищут насекомых, просто курят или, ничего не делая, сидят и греются. Зимой почти вся жизнь непальцев проходит на улице. Здесь парикмахеры бреют и стригут, народные аптекари торгуют лекарствами, разложив их на земле, лекари на виду у всех натирают мазями больных… Можно увидеть и ребятишек лет шести-семи, которые учатся. Они садятся на солнышке, на приступке дверей своего дома, кладут на колени грифельную доску и с серьезнейшим видом пишут на ней.

Все это потому, что в помещениях теперь холодно. Под утро в январе — феврале температура воздуха приближается к нулю, цветы покрываются тонкой корочкой льда. А в домах непальцев отопления нет. Если уж кого-то очень одолевает холод, то в комнате на полу разводится маленький костер. Вечерами можно видеть, как через щели внутренней ставни окон просачивается белесый дым. После таких ночей детям трудно находиться в промозглой школе, которая тоже не отапливается.

Весной 1966 года мне представился первый случай побывать в школе. Мы были приглашены на торжественную церемонию передачи помещения бывших солдатских казарм в Катманду под школу.

Около трех часов дня во дворе будущей школы, под тентом на железных складных стульях, собрались сотни полторы людей. Непальские высшие чиновники в бело-черных костюмах и иностранцы из дипломатического корпуса: послы, советники, секретари.

— Неужели это настолько важная церемония, чтобы собирать здесь, у этого ветхого черного здания, столько занятых людей, весь цвет правительства? — недоумевала я. Я еще не привыкла к местным масштабам.

— Да, — ответили мне, — это важный акт и даже символический: казарма станет школой! А кроме того, здесь будет присутствовать сам махараджадхирадж Махендра.

Вскоре в сопровождении небольшой свиты и охраны действительно появился Махендра. Начались речи на непали. Затем все вслед за Махендрой двинулись осматривать новую школу.

Переступив порог, мы попали в темное помещение с низким потолком и земляным полом. Пространство слева кое-как загорожено бревнами. Поднимаемся по скрипучей лестнице на второй этаж. Там несколько полутемных, не вполне изолированных комнат. Глиняный пол, неоштукатуренные стены, квадратные незастекленные окошечки, нигде нет мебели. В дальней комнате на стенах размещается выставка детских рисунков на вырванных из тетрадей листках. Цветы, цветы, портреты Махендры и махарани в обязательных темных очках…

Не задерживаясь, процессия тем же путем вышла из помещения, и, проводив Махендру, все разъехались.

Завтра утром в эту школу прибегут сто черноголовых худеньких ребятишек, усядутся, скрестив ноги, в комнатах на полу и будут учиться. Один-единственный учитель будет подходить то к одной, то к другой группе детей и давать им упражнения или объяснения.

Позднее я видела в Катманду другие школы, они выглядели не лучше, чем эта. Интересно, какие же школы в провинции? Провинциальную школу я увидела в тераях, это была просто утоптанная площадка под Деревом. Говорят, что не все школы в тераях такие, но площадка под деревом — не исключение. Сюда приходят учиться около двух десятков ребятишек. Занятия зависят от погоды, а мизерная заработная плата учителя — должно быть от всевышнего, ее выплачивают нерегулярно. А между тем учителей в Непале не хватает, и во многих местностях совсем нет школ.

Но не все дети получают образование в школе. Детей брахманов, например, по традиции еще в пятилетием возрасте отдают для обучения учителю-отшельнику, лучше всего куда-нибудь в лес. Вдали от родительского крова, без заботы и ласки близких они живут двадцать лет, после чего возвращаются домой, в «звании» йога.

Родители встречают ученых сыновей, женят их и отдают им дом, а сами обычно уходят жить в другое помещение, в другое место. Они поступают так, как предписывает религия. Религия индуистов и буддистов с незапамятных времен позаботилась о расписании всей жизни каждого верующего, и особенно человека избранного, к каким относят себя брахманы. Вся их жизнь заранее упорядочена, заранее расписана, и рассуждать о ней нечего, надо только исполнять. Первые двадцать пять лет жизни отведены для ученья, следующие двадцать пять лет он должен быть добрым домохозяином, обзавестись семьей, воспитывать детей, заботиться об их благополучии, копить богатство. После пятидесяти лет он посвящает себя служению богу, ищет истину…

Дети из касты чхетри — военных и государственных служащих в Катманду — учатся и живут в школах-интернатах начиная с шести лет. Дома они бывают только в субботу. В интернате у них строгий распорядок дня. Дети встают в семь часов утра, делают гимнастику, завтракают, затем учатся до часу дня. Потом, после большого перерыва на обед и отдых, снова занимаются часа два. Дальше до сна будет свободное время и легкий ужин.

Пребывание ребенка в интернате обходится родителям в 100–150 рупий в месяц. Много это или мало, можно себе представить, если вспомнить, сколько зарабатывает глава семьи в других группах непальского общества. Строительные рабочие, например, и поденные рабочие других специальностей получают в день по две рупии, шоферы — 90—120 рупий в месяц, служащие— 200–300 рупий, инженеры — 400–700 рупий.

Среднее и высшее образование дети привилегированных слоев раньше получали обычно за границей, чаще всего в Индии. В последние годы в Непале появилось несколько десятков колледжей и университет Трибхувана в Катманду. Теперь можно- получать образование, не выезжая из Непала. Обучение в Непале везде платное. Студент университета должен платить 15 рупий в месяц, а в колледже— 10 рупий.

В стране не хватает образованных людей, и это начинают понимать. Находятся и энтузиасты, например буддийский монах Амритананда. Его стараниями по соседству с великой святыней, Свайямбхунатхом, открыт новый колледж. Амритананда неустанно пропагандирует необходимость образования и каждый год обращается к правительству за средствами, просит помощи и у иностранцев. В результате его усилий колледж живет. Трое преподавателей в нем — русские, преподают математику, физику и химию. Преподают так, что плоды их работы заметны, их ученики чаще, чем из других колледжей, попадают в университет. Это тем более_ замечательно, что непальские студенты не похожи на наших. У них свободное слушание лекций, и они не привыкли к домашним заданиям и контрольным работам. У них стало модным устраивать забастовки.

Чего они добиваются? Добиваются отмены экзаменов, отказываются изучать какой-то предмет. А бывают волнения студентов и по другому поводу. В 1968 году зимой я видела демонстрацию студентов. Человек сто нестройными рядами быстрым шагом, в возбуждении вскидывая вверх руки и что-то выкрикивая, прошли по Ройял уэй мимо западных ворот резиденции махараджадхираджа Махендры. Студенты требовали смещения с поста министра просвещения за грубое выступление перед ними в колледже.

Поскольку правительство никак не реагировало на требования студентов, на другой день толпа студентов, уже вдвое большая, пришла к Синтх дарбару и скандировала свое требование: «Сместить министра-полицая с поста!» Эта вольность стоила им десятков переломанных ног, рук и ребер. Говорят, чуть не все демонстранты угодили в госпиталь. На этом и кончился студенческий бунт. Потом мы слышали еще о волнениях студентов в Биргандже и других городах тераев, но и они кончались ничем.

В Катманду есть при Тричандра колледже школа иностранных языков, где в порядке помощи Непалу преподаватели-иностранцы обучают непальских студентов языкам: французскому, русскому, немецкому, китайскому, испанскому и др. В школе 137 юношей и 18 девушек. Я присутствовала в этой школе на пятилетием юбилее, который совпал с непальским Новым годом.

Собрались днем в большой аудитории с покатым подом, где были настежь раскрыты все окна не столько для проветривания, сколько для обогрева аудитории. На толстом слое пыли на скамейках четко отпечатались места, где сидят студенты.

Торжество началось так же, как и у нас, — речами. Все ораторы говорили гладко, без бумажек и не утомляли слушателей. А между тем подводились итоги работы школы за время ее существования, высказывались приветствия и хорошие пожелания.

Студенты мне показались чрезмерно спокойными, молчаливыми, как будто они не были знакомы между собой.

После торжественной части все вышли на веранду, где уже ждал чай со сластями. Цветные пампушки, полупрозрачные крендельки, крохотные пирожные и другие лакомства: соленые орешки, наперченная сухая лапша и чечевица. Побеседовав немного за чаем, который все пили стоя, где кто хотел, все тихо разошлись.

Дома я все еще думала о встрече со студентами. Почему они такие инертные? Как будто у каждого за плечами тяжесть забот. А может быть, это так и есть? Может быть, некоторые из них обременены семьей? Может быть, их разделяет кастовая принадлежность? И это может быть, хотя шудр среди них безусловно нет. Языки они изучают в надежде на заработок в будущем, а у кого из этих юношей есть уверенность, что после окончания курсов у него будет работа, тем более связанная с языком? Такой уверенности нет. Часть студентов, изучая иностранный язык, лелеет мечту поехать потом учиться за границу. Но здесь уверенности еще меньше, этот вопрос решается правительством, а главное — счастливый удел зависит от личных связей.

Но все же молодость есть молодость! Почему же она не прорывается, когда для этого есть предлог? Почему не тянутся друг к другу эти молодые люди, а держатся особняком? Кажется, и здесь главная причина — традиции.

Коровы

С первых дней пребывания в долине Катманду обращаешь внимание на коров, хотя внешне они незврачны: малы, ужасно тощи, со сломанными рогами, всклокоченной шерстью, заляпанной нечистотами. Только боль-nine грустные глаза под длинными ресницами придают благородное выражение коровьим мордам. Быки выглядят иначе. Это крупные животные свирепого вида с высоким горбом, напоминающим большой колпак, сдвинутый назад. Они упрямы и держатся нахально. Лучше к ним не подходи.

Встречаются быки, клейменные трезубцем, — они принесены в дар Шиве. Хозяева выжигают на крупе молодого бычка этот атрибут Шивы и прогоняют его со двора, отныне он должен сам находить себе пищу. Ему прощаются ночные потравы на полях крестьян. Крестьяне верят, что урон, нанесенный священным быком, любимцем Шивы, возместится им вдвое. Но днем быков и коров с полей нещадно гонят.

На коров обращаешь внимание поневоле, они имею! обыкновение загораживать дорогу. Лежат, пережевывая жвачку, или стоят, облизываясь, и не думают сдвигаться с места. Им нравится отдыхать на дороге, они совершенно уверены, что на них никто не наедет. Коровы бродят решительно везде: по центральным улицам, по базарам, по чужим дворам, в священных местах. Их можно видеть в галереях для паломников и на шумных площадях в праздничной толпе…

Мы думали, что эти животные в силу своей священности бездомны. Но нет, оказывается, все они имеют хозяев, но за ними хуже ухаживают, чем за буйволицами, видимо, потому что проку от них не так много. Поскольку корова священна, ее мясо есть нельзя, шкурой воспользоваться можно только после ее естественной смерти. Молока корова дает не больше, чем коза. Главная польза от коров — помет. Не только в деревнях, но и в столице встречаются целые стены, залепленные лепешками, на каждой отпечаток ладони с растопыренными пальцами. Так заготавливают его в прок. Он служит и удобрением и топливом. Свежим пометом вместе с глиной подмазывают полы в комнатах. Мочей коров иногда даже обрызгивают больных, она считается целебной.

Еще от коровы как от особы священной верующие получают благословение, берут прах от ее хвоста. Сначала прикасаются пальцами, сложенными щепотью, к основанию хвоста коровы, а потом — к своему лбу, проговаривая про себя молитву. Почему берут прах именно от хвоста священных коров? Потому что, в нем и заключена вся святость коровы — так рассказывает легенда.

Однажды Брахма и Вишну были вместе. Скоро к ним присоединился и Шива, но не в обычном виде, а в виде огненного столба, у которого не было ни начала ни конца. Брахма и Вишну удивились этому, а так как они никуда не спешили, то и решили поискать начало и конец столба. Вишну превратился, в рыбу и ушел под воду, а Брахма стал подниматься вверх. Лезет, лезет — нет конца столбу. Надоело это ему, захотел он возвратиться обратно и сказать, что нет конца у столба, да вспомнил: «А вдруг Вишну нашел начало? Значит надо будет признать первенство Вишну, а не его, Брахмы — создателя всей вселенной! Нет, так не годится». Подумал так Брахма и осмотрелся кругом, не видит ли его кто. Неподалеку паслась корова.

— Корова, ты видишь этот столб? Скажи, когда тебя спросят, что видишь его конец.

— Ладно, — сказала корова.

Успокоенный Брахма спустился на землю. Вишну уже ждал его.

— Ну как, ты нашел начало столба? — спросил его Брахма.

— Нет, — сознался Вишну.

— А я нашел конец.

— Не может быть! — сказал Вишну.

— Корова — свидетель. Она подтвердит, что на конце столба сидит птица лебедь.

Тогда Вишну спросил корову, так ли обстоит дело.

— Да, — смиренно ответила корова, глядя прямо в глаза Вишну. Но хвост ее при этом усиленно болтался из стороны в сторону, и Вишну понял: корова говорила неправду, правду говорил ее хвост.

— Ах ты, презренное животное! Отныне ты будешь считаться поганой, только хвост твой будет святым, — сказал Вишну. И он прогнал священную корову.

Брахме тоже досталось по заслугам. Шива, не стерпев его гнусного поведения, взял и отрубил одну из его четырех голов. С тех пор Брахма имеет только три головы. А люди, хоть и знают, что он создатель всего сущего, но не зависят от него и не боятся, а потому и не так чтут, как Вишну и Шиву. Даже не поставили своему создателю ни одного храма во всем Непале.

Корова — олицетворение богини Лакшми, богини здоровья и благополучия. О ней вспоминают не один раз в году. Во время праздника Тихар корове отводится один день. А в августе есть праздник Гай джатра (коровий праздник), который длится восемь дней. Его празднуют в Непале и буддисты, и индуисты, хотя поводы для праздника у них разные. Буддисты в этот день торжествуют победу учения Будды над другими религиозными учениями, а индуисты якобы отмечают конец «посевной кампании». Но те и другие в этот день устраивают поминки близким родственникам, которые умерли в прошедшем году.

Праздник начинается рано утром. В центре города устраивается специальная церемония, продолжением которой является шествие по определенным улицам города под музыку. Шествие составляют маленькие группы людей, нестройно идущих с большими интервалами. Во главе каждой группы людей идет корова или мальчик, изображающий корову. Коровы покрыты куском желтой материи, украшены гирляндами из живых цветов и пятнами краски. Морда, рога, ноги, бока — все разрисовано. Еще больше разрисованы мальчики — двуногие «коровы». Подведенные глаза, лихие завитушки усов, красные пятна на лице, копна цветов на голове и блестки, блестки… Но главное — золоченые рога. Над некоторыми двуногими «коровами» несут огромные цветные зонты.

Сердобольные верующие выходят на улицу встречать шествие. Выносят деньги, рис и другую снедь и угощают коров, главным образом двуногих. Вот женщина понт молоком из огромного алюминиевого чайника мальчика в шапочке с коровьими рогами… На Дарбаре, под балконом дворца, остановился джип, заваленный зелеными свертками. Это завернутая в листья снедь, предназначенная для раздачи двуногим «коровам». Вместе с коровами эти подарки попадут к «переселившимся душам», они увидят и оценят пожертвования верующих.

Поминая умерших, то бишь переселившиеся души, им желают счастливой жизни в новом воплощении и дарят им корову. Люди, которые не в состоянии подарить корову, делают это символически: сами изображают корову или нанимают кого-нибудь для этого, как правило мальчиков.

В праздник умерших вспоминают только добром, их восхваляют. Состоятельные люди нанимают поэтов, которые сочиняют умершим хвалебные стихи. Стихи читают или поют при народе на площадях. Нанятые оркестры услаждают слух музыкой. И конечно, родственники идут к храмам и монастырям и молятся за умерших, и задабривают богов лепестками цветов, зернами риса, кусочками фруктов. Буддисты молятся «об обуздании духов разрушения». Особое предпочтение отдается в этот праздник Будде и Кришне.

Вечером улицы снова заполняются народом. На площадях самодеятельные артисты выступают в масках: поют, танцуют, разыгрывают сценки. Интересно, что в этот праздник темы разыгрываемых пьесок могут отклоняться от религиозных сказаний и легенд. В этот праздник допускается любая тема: политическая, социальная. Нормальным, почти обязательным, считается, что на подмостках критикуют существующее правительство и порядки. Это допускалось даже при тираническом режиме семейства Рана.

Может быть, читатель спросит, при чем здесь корова? Да и мы задавали себе этот же вопрос, но… ответа не нашли.

А пока расскажем невымышленную историю, в которой участвует — ив прямом смысле является камнем преткновения — бык.

Это произошло во время муссонного периода в 1969 году. По главной (и почти единственной) улице деревни Тхими снизу в сторону шоссе ехал на мотоцикле красивый юноша. Иссиня черные волосы аккуратно подстрижены и масляно блестят. Узкие брюки европейского покроя, японская нейлоновая ярко-желтая рубашка, очки. Все в нем выдавало человека из семьи высокопоставленного чиновника.

Из всех окон и дверей на него смотрели любопытные глаза, но это делалось деликатно. Заслышав трескотню мотоцикла, голопузые ребятишки прекращали возню и прижимались к домам, уступая мотоциклисту дорогу. Шумно взлетали куры, неохотно поднимались псы, Они понимали, что на такой улице с неровной булыжной мостовой лучше не заставлять объезжать себя. Словом, все вокруг вели себя благоразумно и почтительно…. кроме черного быка. Вон он развалился у храма, который стоит так, что заставил улицу изогнуться.

На трескотню мотоцикла бык, этот дальний родственник Нанди, никак не реагировал. Юноша воспользовался клаксоном и сделал это со всем вкусом и щедро. Но результат был тот же. Бык был уже близко, и раздумывать было некогда. Впрочем, о чем тут раздумывать? Наехать на быка невозможно. Это исключено. Бык священ. За его смерть — смерть. Никакое образование и положение семьи не спасет от этого закона. И вспоминать об этом надобности не было, это знают с пеленок все.

Резкий поворот руля. Глухой удар. Еще удар. Скачки машины и виртуозное сальто-мортале человека… Затем— тишина. Треск оборвался разом. Раздавленной лягушкой желтеет рубашка, медленно крутится колесо…

Любопытные остановились на некотором расстоянии. Щелкали языками, качали головой. Ни к юноше, ни к машине никто не прикасался. Только к вечеру явились родственники юноши и увезли его тело.

А бык между тем все еще лежал, развалясь, на дороге, никем не потревоженный. Когда наконец на него обратили внимание, то заметили, что его тело давно перестало быть вместилищем души.

Интервью с йогом

Я долго ждала этой встречи, встречи с йогом, человеком в нашем понятии почти сказочным, выдуманным, нереальным. Но оказывается, есть такие люди на земле — в Индии и в Непале. Однако и здесь их немного. Разные садху, полуголые, вымазанные пеплом с головы до ног или прикрытые шкурой, с войлоком волос на голове — это, конечно, не то, совсем не то… Хотя в нашей печати в последние годы появлялись сообщения о йогах, это не меняет дела, так как все они касались йогов, которые занимались системой хатха йога. Мне представлялся случай познакомиться с йогом другой системы.

Машина ехала по неосвещенной улице между кирпичных домов, стоящих друг к другу вплотную. Был только восьмой час вечера, а люди, казалось, уже спали. Чернели провалы окон и дверей, только кое-где мерцал слабый рыжеватый свет. Вот и лавчонка-ресторан, ниша длиной три метра по фасаду, освещенная коптилкой. Где-то здесь меня должен встретить Партиб.

Машина остановилась, к ее дверце подошли Партиб и его жена Малати. Малати взяла меня за руку и потянула за собой. Это было нелишним: под ногами почему-то были ямы и булыжники, о которые я все время спотыкалась. Мы нагнулись и вошли через дверь сразу с улицы в узкий и низкий проход, повернули направо и поднялись по узенькой приставной лестнице на второй этаж. Здесь, на площадке, скинули обувь и шагнули за высокий порог открытой настежь маленькой двери. В комнатке на матраце, постланном на полу, сидел, скрестив ноги, он, йог. Комнатка была полна пароду. У всех стен и посередине на полу, и рядом с йогом сидели мужчины и женщины, но йогом мог быть только он, этот длинноволосый мужчина с ясным, одухотворенным и очень спокойным лицом. Худощавое, без растительности, это лицо с глубоко посаженными глазами часто оживлялось кроткой улыбкой, и тогда становились видны ровные белые зубы.

Он посмотрел на меня долгим взглядом и жестом предложил сесть рядом с собой. При этом сидевший тут непалец проворно поднялся. Один за другим стали уходить и остальные, и мы остались вчетвером.

Партиб заговорил с йогом. Затем он спросил, что же меня интересует. «Гуру (учитель) и лечит, и предсказывает, дает советы. Кстати, Вы можете спрашивать прямо самого гуру, он Вас поймет, он понимает на многих языках. Нет, он считает, что знает только непали, но… понимает всех».

— Меня интересует другое. Кто такие йоги? Суть их учения? Цель, польза этого учения… И я хотела бы больше узнать о самом хозяине, ведь у нас в стране нет йогов. Сколько ему лет, как он живет, где учился системе йогов, что побудило его стать йогом?

Хозяин, казалось, посерьезнел.

— Гуру сказал, что он нигде не учился, — перевел Партиб. — И он хочет сначала посмотреть Вашу руку.

Пришлось протянуть руку. «Но какое же это имеет отношение к системе йогов?» — подумала я.

Словно подслушав мои мысли, йог ответил: «Да, предсказания по линиям рук не имеют никакого отношения к учению йогов. Никакого!»

Йог, видимо, хотел познакомиться со мной. Он взял мою руку в свои теплые, мягкие, с длинными пальцами ладони и стал, едва касаясь, прощупывать каждый бугорок, каждую впадину на ней. Он сказал, сколько мне лет, какая болезнь давно меня мучит, описал мой характер. Сказал, сколько у меня детей, какие они, какое будут занимать положение, какое положение у моего мужа, наши взаимоотношения, занятия… и многое другое.

Я должна была сознаться себе, что йог сказал о прошлом и настоящем правду. А что касается будущего, то судить об этом еще рано. Определяя мой возраст, он сильно ошибся, но тут же поправился, когда я указала на это, и сказал, что первоначально назвал год, когда я буду сильно болеть.

— Спрашивайте, что Вас интересует? — сказал йог.

— Спасибо. Меня интересует учение йогов.

Йог помолчал немного, а потом тихим, спокойным голосом долго говорил, глядя на Партиба. Я в это время внимательно рассматривала и самого йога и его жилище.

Он сидел очень прямо на своем матраце, с ногами, прикрытыми клетчатым пледом, но и под пледом было заметно, что ноги сложены так, как полагается, — в позе лотоса.

В комнатке не было никакой мебели, как обычно у непальцев. Убранство составляли: соломенная плетеная подстилка на полу, на ней, у стены, матрац, перед ним войлочный коврик, над матрацем прикрепленная к стене черная москитная сетка, в углу рядом с матрацем изрядная куча мусора, и вообще говорить о чистоте или уюте комнатки не приходилось. По всему было видно, что ими пренебрегают: осыпавшаяся побелка на стенах, до нельзя забитые пылью оконные ниши с поломанными ставнями.

Для начала наш йог рассказал легенду о знаменитом риши (йоге) Дурбаши, который умел переселяться в любое живое существо и даже в неживое, то есть он умел направлять свою прану[44] в изучаемый предмет так, что постигал его в совершенстве. Это помогало наукам, например истории. Он мог восстановить события давно минувшего времени. «Современные риши, — продолжал йог, — не показываются людям, они, как святые, как боги, спускаются к ним только тогда, когда люди в них очень нуждаются: когда необходимо восстановить на земле мир или веру (религию). Вера — это дом, в котором живут йоги».

Выслушав эту мистическую философию, я попросила Партиба для экономии времени «спуститься на землю»— к более реальным проявлениям жизни йогов.

— Не скажет ли уважаемый хозяин, как называется его система, которой он придерживается? Я слышала, их несколько?

— Да, несколько. Он предпочитает занятия Самадхи (8-я ступень раджа-йоги). Главное в ней — умение сосредоточиваться, так сосредоточить свою мысль, что полностью уходишь из реального, здешнего мира и становишься способным постигать то, что в обычном состоянии постичь невозможно. Это состояние — состояние телепатии. Внешне его можно определить по следующим симптомам: все тело будет совсем холодным, теплым остается только грудь и голова. Тело при этом становится совершенно нечувствительным, например его можно резать. Йоги переносят хирургические операции без наркоза. Дыхания у человека в это время нет, оно находится в стадии задержки.

— Вредно ли это?

— Нет, не вредно, даже очень полезно.

— А какая польза от этого еще?

— Кроме пользы для собственного здоровья это полезно для людей. Йоги помогают людям, как я уже говорил, быть здоровыми и спокойными. Если люди знают, что их ждет, они не волнуются или волнуются меньше. Лечат же йоги все болезни, даже рак и проказу. Нет, дело не в лекарствах, скорее совсем не в них… йоги помогают больному стать здоровым, научив его управлять своим телом, всеми своими органами. Все зависит от головы, от распределения, от направления праны… Йоги могут помогать науке. Для йогов нет расстояния. Вот, например, Вы, будучи йогом, могли бы теперь, мысленно конечно, побывать у себя дома в России и убедиться, что там все в порядке. Йоги могут оживить человека, если он умер преждевременно, внушая ему мысленно, без звука, определенные действия.

Я слышала, что Вы разговариваете с индийским йогом, находясь в разных странах?

— Йоги могут разговаривать друг с другом на больших расстояниях, только это им ни к чему, их мысли будут одинаковыми.

— Я читала в здешней газете об открытии школы йога. Вы имеете к ней отношение?

— Нет, не имею. В этой школе обучают только гимнастике, то есть физическому, а мое призвание — сосредоточение. Учить же этому в той школе в центре города нельзя, там недостаточно тихо. Во время обучения сосредоточению необходим строгий режим и покой. Главное заключается в регулярных упражнениях, которым посвящаются ночные часы (с 12 до 3), утренние (с 4 до 7) и дневные (с 12 до 2). В эти часы идут занятия по сосредоточению мысли. Ученик этой школы может работать, если работа не мешает указанному режиму.

— Вы упражняетесь каждый день?

— У меня нет в этом необходимости, давно уж я окончил учение и теперь никогда его не забуду. Я могу сконцентрировать свою мысль в любой момент.

— А гимнастику Вы признаете? Я вижу, Вы сидите в позе лотоса.

— Да, гимнастикой я занимаюсь каждый день, и на голове стою обязательно. Ем два раза в сутки. Что? Легкую пищу: молоко, фрукты. Не ем мяса, не пью вина, не курю, не был женат и никогда не имел женщин. Пью много воды во время гимнастических упражнений. Сколько мне лет? Пятьдесят семь. Мое имя — Бидхя Бхушан Йоги.

— А Вы бы хотели заниматься гимнастикой по системе йога? — вдруг спросил меня Бидхя Бхушан. И добавил:

— После пятидесяти лет не всем и не все можно. Например, нельзя без длительной предварительной подготовки становиться на голову. Можно принести вред организму, даже повредить мозг. Но сосредоточением заниматься можно.

Принесли чай с молоком и печеньем. Это сделал статный высокий юноша интеллигентного вида и хорошо одетый. Сделал все, не проронив ни одного слова. Мне тоже подали стакан, и йог положил на мой блокнот два печенья. Почему-то все засмеялись, и тогда йог одно печенье убрал.

После чая беседа продолжалась, но было уже поздно, пора было уходить.

— Мне бы очень хотелось знать, каких результатов Вы достигли. Как долго Вы можете находиться в состоянии сосредоточения?

— Я могу находиться в состоянии сосредоточения мысли до 36 часов, а дыхание замедляю до 18 часов: 6 часов вдох, 6 — задержка и 6 часов выдох.

Он тут же принял позу лотоса, то есть и руки привел в надлежащее положение, полузакрыл глаза и продемонстрировал цикл дыхания, так сказать, качественно. Он был приблизительно раза в четыре длиннее нашего обычного. Границы вдоха, задержки и выдоха йог показывал жестом.

Мы договорились, что через день увидимся и тогда Бидхя Бхушан продемонстрирует свое искусство, о времени же он договорится с Партибом, и тот мне позвонит.

Но звонка я так и не дождалась.

До свидания, Непал!

Между тем подходило время отъезда домой, на Родину. Сборы, приготовления к дороге, последние таможенные и медицинские формальности, прощальные визиты и прием гостей поглощали все мое время. А мысли все чаще и чаще улетали туда, на север. Непал временами казался уже чужим, а временами, наоборот, — близким и дорогим, и жаль было с ним расставаться. С его тишиной, покоем, с его простодушным и приветливым народом. Но разлука приближалась, и через несколько дней мы распрощались с Непалом.

Снова аэродром. Как теперь он отличается от того аэродрома, на котором мы приземлились первый раз в Непале! Здесь новое летное поле из железобетонных плит, новое современное здание вокзала из стекла и бетона, рядом достраивается здание таможни, дальше стоят ангары. И самолеты уже не те, летают вдвое быстрее. Стремительно меняется Непал!

А горы прежние. Утренний туман рассеялся, и за зелеными ближними горами на севере засверкали нежно-оранжевые вершины, словно хорошо прогретые перед прокаткой стальные слитки. Люди вокруг прикрыли темными очками глаза и рады спрятаться в тень… Жарко. Апрель.

Рев самолета. Крепкие пожатия многих рук. Самолет еще раз пробежал мимо людей, машущих руками, и оторвался от земли.

Прощай, Непал! Нет, до свидания, Непал!