Похвала

ПРАВИЛО № 31: НИЧТО ХОРОШЕЕ НЕ ДЛИТСЯ ВЕЧНО

Шарлотта

Когда я слышу его приближающиеся шаги в понедельник утром, меня охватывает чувство спокойствия. В этом звуке что-то есть. Повторяющийся щелк-щелк-щелк вызывает реакцию в моем теле, выброс серотонина, который мгновенно погружает меня в состояние безмятежности. Тревога, в которой я погрязла с тех пор, как проснулась в его объятиях вчера утром, рассеивается, когда я слышу, как он входит в комнату.

Он подходит к тому месту, где я стою на коленях, и нежно гладит меня по голове.

— Доброе утро, Шарлотта, — говорит он с той же интонацией, с какой сказал бы Доброе утро, красавица. Или Я люблю тебя, Шарлотта. И, может быть, последнее мне только кажется, но в моем сознании оно звучит правильно.

— Доброе утро, сэр.

Мы вписываемся в эти роли так легко, словно кусочки головоломки встают на свои места. С субботнего вечера не было сказано ни слова о Бо, нашей тайне, о нашем будущем или о наших чувствах. Как будто этот разговор напугал нас обоих и заставил замолчать. Мы были так близки к тому, чтобы положить всему конец, поэтому вместо того, чтобы смотреть в лицо и признать то, что, как мы оба знаем, грядет, мы вернулись к тем ролям, которые играли раньше.

Держи это в секрете.

Отрицай наши чувства.

Не думай о будущем.

Само по себе это кажется неправильным, но поскольку я все еще здесь, стою перед ним на коленях, мне кажется, этого достаточно.

Две недели назад я сказала ему, что возьму все, что смогу получить, и это по-прежнему так.

Пока он сидит в своем кресле, я жду инструкций. Обычно он говорит мне поработать за моим столом или посидеть у него на коленях, пока он работает. Но пока я жду, минуты проходят в тишине. Желание посмотреть, что он делает, очень сильно.

Наконец, он бормочет:

— Ползи ко мне.

Я прикусываю губу, чтобы удержаться от улыбки, и поднимаюсь на четвереньки, глядя на него снизу вверх. Он подпирает подбородок рукой, облокотившись на подлокотник кресла, и наблюдает за мной. На его лице читается едва уловимое одобрение, и я вдыхаю его, как будто это впитывает во мне жизнь.

Добравшись до его кресла, я снова опускаюсь на колени. Его пальцы тянутся, чтобы погладить меня по щеке, и я наклоняюсь навстречу этому прикосновению.

— Я не хочу сегодня работать, — тихо бормочет он.

И когда мои губы сжимаются, сдерживая улыбку, он продолжает:

— Я хочу поиграть.

— Да, сэр, — сладко отвечаю я.

— На стол, — командует он, постукивая по твердой поверхности перед собой.

Поднявшись на ноги, я сажусь перед ним, и он мгновенно раздвигает мои колени, перемещаясь между ними.

Сегодня на мне платье длиной до колен, черное, с пуговицами спереди и в мелкий белый горошек. Оно хорошо подчеркивает мои изгибы, плотно облегая грудь и бедра. Под платьем на мне пара светло-голубых кружевных трусиков.

Руки Эмерсона скользят вверх по моим бедрам, и меня охватывает пульсирующее возбуждение, когда он добирается до подола и осторожно опускает его вниз. Поднося голубую шелковистую ткань к носу, он вдыхает, не сводя с меня глаз. Я прикусываю губу, наблюдая за ним.

Затем он открывает ящик своего стола и бросает туда трусики. Я наблюдаю, как он достает что-то еще. Это знакомый розовый силикон, и у меня перехватывает дыхание, когда я узнаю его.

— Я нашел это на твоем столе, — говорит он. — Помнишь это?

— Да, сэр.

Я смотрю, как он начисто вытирает игрушку и сушит ее. Трудно оставаться такой неподвижной в ожидании чего-то столь полезного, как эта игрушка, потому что я знаю, что сейчас произойдет.

Когда она чистая и сухая, он подносит тупой конец к моим губам.

— Открой.

Я открываю приветствуя игрушку, и как только она оказывается у меня на языке, он говорит:

— Соси.

И я так и делаю, покрывая силикон своей слюной. Затем он осторожно вытаскивает его и приподнимает мое платье.

Я едва могу дышать, наблюдая за ним. Подтягивая мои бедра к краю его стола, он медленно работает круглым, покрытым слюной концом, и мне приходится подавить вздох. Вторжение происходит по-другому, когда его вводит кто-то другой, и то, как он это делает, ощущается почти клинически. Это эротическое, почти грязное ощущение — и мне это вроде как нравится.

Как только она полностью вошла в меня, он восхищается своей работой, прикасаясь ко мне и проводя пальцами по моим складочкам. Я еще не могу сказать, возбужден ли он, и продолжаю пытаться украдкой взглянуть. Я уже знаю, что сегодняшний день будет мучительно долгим, но в конце, когда он наконец будет у меня, это будет стоить того.

Когда он достает маленький черный пульт дистанционного управления, который я помню с прошлого раза, я улыбаюсь. С одним легким щелчком игрушка начинает жужжать у моего клитора и точки G, и я пытаюсь сдвинуть ноги вместе, но он мне не позволяет.

— Давай посмотрим, сколько времени ты продержишься, прежде чем кончишь.

Я хочу протестовать, но не могу. Сегодня он сэр, немного другой, чем в прошлый раз.

Вибрация низкая, но так даже хуже, медленно приближая меня к кульминации. И тот факт, что я почти не могу реагировать, усугубляет ситуацию.

Прикусив нижнюю губу, я крепко зажмуриваю глаза и заставляю себя дышать. Затем он начинает поглаживать мои бедра, проводит руками вверх по моим грудям, пощипывая пальцами каждый сосок.

— Я вижу, ты приближаешься к цели, — говорит он, и он прав.

Мое тело извивается на его столе, а дыхание превращается в прерывистые вздохи.

— Прямо… там.

Внезапно вибрация пропадает. Как раз в тот момент, когда я была близка к пику своего оргазма, он остановил это. Я чувствую, как у меня на лбу выступают капельки пота, когда я делаю долгий, тяжелый вдох. Когда я оглядываюсь на него, он ухмыляется, довольный собой.

— Я был прав?

— Да, сэр, — отвечаю я.

— Тебя не наказывают, но я собираюсь делать это с тобой весь день. Если ты будешь хорошей девочкой, то в конце дня будешь вознаграждена. Поняла?

— Да, сэр.

Он наклоняется вперед и прижимается губами к мягкому местечку на внутренней стороне моих бедер.

— Я собираюсь оставить твои трусики у себя. Постарайся не испачкать свой стул.

Затем он нежно похлопывает меня по заднице и отправляет на работу.

Следующие пару часов он дразнит меня постоянными вибрациями, подводя к краю и снова опуская вниз. Хотела бы я сказать, что ненавидела это, но пока все не так уж плохо. В любом случае, мне нравится это. И больше всего мне нравится его внимание, которое я получаю сегодня.

— На улице красиво, — говорит он, пока я пишу Мэгги электронное письмо. — Давай вместе прогуляемся до гастронома.

О, Эмерсон, думаю я про себя. Конечно, ты хочешь выставить меня на публику с этой штукой внутри меня.

Но разве я спорю? Нет. Я просто улыбаюсь, киваю головой и соответственно отвечаю ему:

— Да, сэр.

—

Я сделаю тебе массаж ног сегодня вечером, — говорит он на обратном пути в милю, глядя вниз на мои пятки.

Эти немного удобнее предыдущих, но я не собираюсь отказываться от растирания ног.

В гастрономе он заставил меня чуть не плакать, когда пытал меня. Там было битком набито, люди толпились на всех открытых пространствах, когда он включал игрушку, заставляя меня цепляться за его руку в поисках поддержки, боясь, что я в любую секунду упаду на пол.

Он нашел в этом столько юмора, но я также могла сказать, что он тоже был возбужден. Настолько, что ему пришлось все время держать меня перед собой, чтобы люди не видели его твердую длину, когда мы заказывали наши сэндвичи.

Там я заказала индейку, а твердый член Эмерсона Гранта прижимался к моей спине, в то время как вибратор чуть не довел меня до оргазма на середине слова майонез.

Если люди не заметили, как странно мы себя вели, то это было чудом, или они были слепы. Но нам было все равно. Мы пообедали в маленькой кабинке в глубине зала с улыбками на лицах. Это могло бы сработать, думала я про себя все это время.

Я могла бы быть его секретаршей для прикрытия и его девушкой втайне, и никому не нужно было бы знать. Этого было бы достаточно.

Но когда мы подъезжаем к его дому, и я вижу знакомую фигуру, стоящую на крыльце Эмерсона, все эти идиотские надежды рушатся вокруг меня.

— Бо? — шепчет Эмерсон, заметив своего сына.

Когда он поворачивается, чтобы ответить на зов своего отца, я замираю. Я не знаю, испытывает ли Эмерсон ту же волну вины, что и я, но встреча с Бо сейчас для меня как удар под дых. И он выглядит… хорошо. Лучше, чем в прошлый раз. Он подстригся, на лице у него улыбка, и не похоже, что он хочет убить собственного отца.

— Все в порядке? — Спрашивает Эмерсон.

— Да, я в порядке.

— Что ты здесь делаешь? — Спрашиваю я.

На лице Эмерсона появляется выражение скептического удивления, его внимание приковано к сыну, как лазер, и я не могу поверить, что меня охватывает растущая ревность, когда я это замечаю.

Это его сын, Шарли. Конечно, он собирается уделить ему свое внимание.

— Я работал в этом районе и увидел здесь машину Шарли и решил немного с ней поговорить.

— Поговорить?

Взглянув на дорогу, я замечаю его белый грузовик, припаркованный у обочины. Как я раньше этого не заметила? Должно быть, он потратил деньги, которые отец дал ему в прошлый раз, чтобы отремонтировать его.

Все это кажется неправильным, но я ничего не говорю, когда Эмерсон открывает дверь, чтобы впустить его. Он выглядит таким обрадованным, что снова видит своего сына, и я не могу быть той, кто отнимет это у него. Поэтому я веду себя непринужденно, когда мы вместе входим внутрь.

Эмерсон опустошает карманы на столике у входа, бросая ключи в вазу.

— Ты голоден? — Спрашивает он у Бо.

Бо качает головой, прежде чем повернуться ко мне.

— Так где вы были, ребята? — Спрашивает он.

Мой взгляд на мгновение перебегает с одного мужчины на другого, пытаясь привлечь внимание Эмерсона, но он слишком насторожен, слишком напуган.

— Мы зашли в гастроном дальше по улице. Ты уверен, что не голоден? — Отвечает Эмерсон.

— Нет, я в порядке. Я получил новую работу, — добавляет он, и улыбка на его лице кажется почти заразительной. Если бы я не была такой встревоженной в этот момент, я могла бы на самом деле почувствовать хоть каплю радости за него, но я слишком выбита из колеи.

Я продолжаю ждать, когда он заметит, что мы с Эмерсоном трахаемся, как будто он мог прочитать это по нашим лицам.

Я имею в виду, хотелось бы мне прямо сейчас прочесть выражение лица Эмерсона, но он так насторожен, что это невозможно.

— Я собираюсь взять что-нибудь выпить. Вы, ребята, идите посидите в гостиной, а я сейчас приду. Я хочу услышать все о твоей новой работе, — говорит Эмерсон, поворачиваясь в сторону кухни.

— Да, сэр, — отвечаю я по привычке, тут же морщась, когда слова слетают с моих губ.

Эмерсон застывает в дверях, и я пытаюсь изобразить, что в этом нет ничего необычного, вальсируя прямо в гостиную в передней части дома.

— Сэр? — Отвечает Бо со смехом.

Я тоже смеюсь, пытаясь отмахнуться от этого, но чувствую себя такой фальшивой. Почти механически, как будто я даже не знаю, как вести себя нормально. Мы болтаем о пустяках, пока ждем возвращения Эмерсона, и Бо, кажется, ничего не подозревает, что должно меня радовать, но вызывает лишь легкую тошноту.

Затем Эмерсон возвращается с тремя бутылками пива, зажатыми в пальцах, и Бо скептически смотрит на них.

— Я подумал, что мы могли бы пропустить по стаканчику, чтобы отпраздновать твою новую работу.

Бо одаривает его легкой полуулыбкой, берет одну из банок пива и опускается в огромное кожаное кресло. Эмерсон выглядит на мгновение довольным собой, когда протягивает мне мою бутылку, и это чуть не разбивает мое сердце вдребезги.

Посмотри, как он счастлив. Бо здесь, и он действительно улыбается, и они собираются восстановить свои отношения. Я это чувствую.

Как я могу отнять это у него? И как я могу быть такой эгоисткой, ожидая, что Бо просто переживет это? Что со мной не так?

Не сводя глаз с Эмерсона, сидящего в кресле напротив его сына, я медленно опускаюсь на последний стул, и в тот момент, когда моя задница касается сиденья, мои глаза расширяются.

Вибратор.

Я совсем забыла. И теперь я должна сидеть здесь с дилдо с дистанционным управлением и без трусиков, пока мы притворяемся, что все в порядке и мы не трахаемся за спиной Бо.

Я едва слышу слова из того, что они говорят, из-за скандирования позор, эхом отдающегося в моей голове — это все моя вина. К счастью, ни один из них, похоже, этого не замечает.

На самом деле, в течение следующих тридцати минут ни один из них вообще не замечает, что я здесь.

Я цепляюсь за то, как Бо смотрит на своего отца. Между глотками пива он рассказывает ему о новой работе в качестве подмастерья у какого-то крупного ландшафтного дизайнера в этом районе. Потом я замечаю выражение удовлетворения и гордости на лице Эмерсона, и я сижу здесь и спрашиваю себя, как, черт возьми, это произошло.

Минуту назад все было так просто. Мы с Эмерсоном могли бы продолжать наши тайные отношения под видом того, что я его секретарша. И никто бы не пострадал. И вот так просто появляется Бо, жестокое напоминание о том, что никогда ничего не бывает легко, и ничто хорошее не может длиться вечно.

— Значит, тебе нравится здесь работать?

Мне требуется минута, прежде чем я понять, что это Бо обращается ко мне. Сделав глоток пива, он пристально смотрит на меня и ждет моего ответа.

— О, эм, да. Это хорошая работа.

Я не могу смотреть на Эмерсона. Я буквально не могу этого вынести, но на мгновение чувствую на себе его пристальный взгляд. Наверное, больше всего он смотрел на меня с тех пор, как появился Бо.

— Хорошо, — отвечает он, кивая головой.

— Что ж, в следующий раз, когда я буду работать в этой части города, я бы хотел заехать сюда снова. Может быть, мы все вместе пообедаем или еще что-то в этом роде.

То, как он смотрит на меня, как будто цепляется за что-то, надеясь на что-то, так тяжело смотреть на это, что мне приходится опустить взгляд на свою пивную бутылку, с которой я полностью содрал этикетку из-за своей нервозности.

— Это было бы здорово. Я бы с удовольствием, — говорит Эмерсон, вставая.

Бо все еще смотрит на меня, но я замираю, мой взгляд прикован к холодным каплям конденсата на коричневом стекле бутылки.

Когда Бо встает, я вздыхаю с облегчением. Мне просто нужно побыть наедине с Эмерсоном. Нам не обязательно возвращаться к тому, что было до обеда, но, может быть, мы сможем просто обсудить это.

Здесь есть что спасти… если только он не захочет порвать с этим сейчас. Я уверена, что, учитывая то, как хорошо обстоят дела у него с Бо, я больше ничего не значу.

Нет, я не могу так думать.

Бо топчется возле входной двери, и они снова заводят светскую беседу. Когда я вижу, как его рука тянется за ключами, которые он положил рядом с ключами отца на столик в прихожей, я вижу что-то знакомое, сидящее рядом с ними. Жар заливает мои щеки, и я начинаю паниковать, когда замечаю черный пульт всего в нескольких дюймах от руки Бо.

Он просто возьмет свои ключи и уйдет. Он не заметит пульт дистанционного управления.

Когда я бросаю взгляд на Эмерсона, он кажется невозмутимым, настолько погруженным в разговор со своим сыном, что даже не замечает, что он уронил на стол у всех на виду.

Я быстро встаю, надеясь добраться до пульта первой.

— Ладно, мне пора идти, — небрежно говорит Бо.

Я замираю на месте, пересекая комнату, когда его рука сжимает ключи и черный пульт, который так похож на пульт от его грузовика, что это жутко. Когда он пытается их подобрать, пульт с грохотом падает на пол.

Когда Бо наклоняется, чтобы поднять его, он должно быть нажимает на одну из кнопок, потому что внезапная, интенсивная вибрация между моими ногами нежелательна и совершенно неправильна. Я издаю крик и зажимаю рот рукой, искажая лицо страдальческим выражением, когда поворачиваюсь и пытаюсь убежать. Я должна вынуть его прямо сейчас.

Энергетика в комнате мгновенно меняется, как будто кто-то только что выключил свет в кажущийся ярким солнечный день.

Бо с любопытством смотрит на меня, ожидая понять, почему я так отреагировала, но что я могу сказать?

Его взгляд останавливается на мне с пультом дистанционного управления в руке.

— Что не так?

Внезапно начинается потасовка, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как Эмерсон вырывает пульт из рук своего сына. Одним быстрым нажатием кнопки вибрация исчезает.

— Что происходит? — Кричит Бо.

Я должна уйти. Мне нужно выбраться из этой комнаты, из этого дома, из всей этой ситуации, но я застряла — пойманная взглядом Эмерсона, когда он смотрит на меня с напряженным, извиняющимся выражением лица.

Я думаю, это все. Это тот момент, когда он, наконец, может признаться своему сыну, что он облажался, когда он, наконец, может признать, что я что-то значу для него, и что все, что он сказал мне наедине, было правдой.

Я, затаив дыхание, жду момента, который, как я уже могу сказать, не наступит. По крайней мере, не так, как я этого хочу.

— Кто-нибудь, скажите что-нибудь, пожалуйста, — рявкает Бо после минутного напряженного молчания.

Как, черт возьми, мы могли бы объяснить наш выход из этого положения? Нет невинного способа отговориться от того, что я ношу вибратор с дистанционным управлением. И именно в этот момент взгляд Бо переводится с пульта в руке его отца на место между моих ног, где я сжимаю бедра вместе и сжимаю платье в кулаке.

— Я так и знал, — бормочет он в гневе, внезапно осознав, что его подозрения с самого начала были верны.

— Ничего особенного, — заикается Эмерсон, не сводя с меня своих очаровательных зеленых глаз.

Клянусь, я наблюдаю за происходящим как в замедленной съемке, за моментом, когда он пытается на самом деле отрицать очевидное. Когда он пытается отказать мне, вернее, нам. У меня отвисает челюсть, когда я смотрю на него в ответ.

— Ничего? — Огрызается Бо, его взгляд мечется между нами двумя.

— Да, ничего, — бормочу я себе под нос, прежде чем развернуться на каблуках и выйти из комнаты.

С таким же успехом стены могли бы рухнуть вокруг меня. Прямо сейчас мне кажется, что так оно и есть. И, может быть, мне не стоит так злиться. Я имею в виду, это его сын. Я не ожидала, что он так легко это признает, но, шагая по офису, я вижу, как все, что произошло за последние два месяца, разворачивается — только на этот раз в другом свете.

Я вижу себя, наивную и полную надежд, такой, каким хотел меня видеть Эмерсон Грант. Я вижу, как меняюсь ради него. Преклоняла перед ним колени. Лгала и жертвовала собой… ради него.

Я слышу малейшую похвалу из его уст и то, как легко я уступала и пускала слюни из-за этого, отказываясь от всего, во что верила, только для того, чтобы слышать это снова и снова. Как будто вся моя ценность зависела от этих двух соблазнительных слов: хорошая девочка.

Разговор между ними становится все более жарким, но это звучит у меня за спиной в виде приглушенной болтовни, которую я не могу перевести. Я слишком потерялась в своем собственном тумане ярости и опустошения.

Я хватаю свой телефон со стола, пытаясь сосредоточиться на окружающем сквозь, затуманенное слезами зрение. Когда я разворачиваюсь и направляюсь к двери за своей сумочкой, теплая мозолистая ладонь сжимает мою руку.

Я поднимаю глаза и вижу, как лицо Бо искажается от гнева.

— Скажи мне правду. Он прикасался к тебе? — Кричит он, и я не могу ответить.

Я даже не улавливаю смысла вопроса. Стряхивая его с себя, я продолжаю свой путь к двери.

— Куда ты идешь? — Спрашивает Эмерсон, преграждая мне путь.

Когда я наклоняюсь, чтобы забрать свою сумку, слеза падает на блестящую черную поверхность моих туфель на высоком каблуке. И я секунду смотрю на них.

Кто я вообще такая? Я потеряла свою личность в ту минуту, когда вошла в эту дверь. Я отдала его мужчине, которому на меня наплевать.

Ничего особенного, сказал он.

Обо мне. О нас. Каждая обнадеживающая, тоскующая по любви, влюбленная мысль в моей голове внезапно кажется глупой.

— Боже, я такая чертовски глупая.

Когда я распахиваю дверь, он снова преграждает мне путь.

— Не уходи, — говорит он, и я слышу тон, которым он это говорит, ожидая, что я послушно отвечу Да, сэр.

Я отвожу взгляд от его лица и упрямо бормочу:

— Нет.

Нет, к твоим командам. Нет, к твоим обещаниям. Нет, к твоей похвале.

Между ними происходит еще одна потасовка, и мне удается обойти Эмерсона.

Все, что регистрирует мой разум, — это необходимость уйти. Поэтому, как только дверь открывается, я исчезаю за ней и не осмеливаюсь оглянуться. В следующую секунду я уже в своей машине, а мгновение спустя мчусь по шоссе в сторону своего дома. Мне удается дойти до своей кровати, прежде чем я истерически рыдаю в подушку.