Глава 1

МАЙ


— Какой галстук лучше?

Карен Ньюхолл, сидевшая в халате на краю ванны, посмотрела на своего мужа. Грег открыл дверь шкафа и стоял, держа в руках два галстука — красный клубный и зеленый в полоску. На Греге был синий блейзер, узкие брюки и белоснежная накрахмаленная рубашка.

— Выглядишь шикарно, — сказала Карен.

— А тебе пора в душ, — мягко напомнил он. — Столик заказан на час дня.

Карен рассеянно кивнула и провела рукой по отвороту халата.

— Милая, с тобой все в порядке? Почему ты медлишь?

— Да-да, я в порядке, — быстро ответила Карен. — Просто отдыхаю. — У нее был такой грустный вид, что Грегу стало не по себе. — Я в полном порядке, — повторила Карен. — И зеленый галстук мне нравится больше.

— Ты уверена?

— Ну, красный тоже ничего, — пожала она плечами.

— Ты ведь понимаешь, что я спрашиваю не о галстуке.

— Иди завязывай галстук. Я сейчас.

— Ладно.

Грег отправился по коридору в спальню, а Карен закрыла дверь ванной и медленно развязала пояс халата.

Каждый год в День матери [2]Грег вывозил жену и дочь Дженни на праздничный обед в «Бейландскую гостиницу». У них в семье шутили, что всякая вещь, сделанная дважды, становится традицией, а празднование Дня матери в «Бейландской гостинице» свято соблюдалось уже целых шесть лет.

Карен неприязненно рассматривала в высокое зеркало свое тело. В тридцать восемь лет она была все такой же стройной и узкобедрой. Располнеть не давала работа — Карен преподавала в детской танцевальной студии. Когда ей было немногим за двадцать и она страстно хотела ребенка, врачи говорили, что ее конституция и профессионально развитая мускулатура мешают зачатию. Карен на два года оставила танцы, набрала двадцать фунтов веса, перепробовала всевозможные методы лечения, но так ничего и не вышло. В конце концов она и Грег затеяли длинную и муторную бюрократическую процедуру, в результате которой им позволили удочерить Дженни.

А год назад, когда Карен отправилась к врачу с жалобой на постоянные мигрени, томография обнаружила у нее на гипофизе маленькую доброкачественную опухоль. Избавиться от нее удалось медикаментозными средствами, но препараты, которые принимала Карен, дали неожиданный эффект — через несколько месяцев она вдруг забеременела. Врач объяснил потрясенным супругам, что опухоль существовала все эти годы и в ней, скорее всего, заключалась причина бесплодия. В те времена, когда Карен безуспешно пыталась забеременеть, средства медицинской диагностики еще не позволяли распознать такое маленькое образование. Карен и Грег вышли из кабинета, не веря своему счастью. Они никак не ожидали такого чудесного подарка судьбы. Первым делом супруги бросились домой, чтобы сообщить Дженни, что у нее будет маленький братик или маленькая сестричка.

Карен шагнула под душ, включила очень горячую воду. Под обжигающими струями было не видно, как по лицу стекают слезы. Карен немедленно уволилась с работы, старалась побольше отдыхать, принимала все положенные гормоны, питалась исключительно овощами и фруктами. А две недели назад, когда Грег и Карен уже решили, что пора покупать детские одежки и придумывать ребенку имя, случилась беда. Утром Карен проснулась от боли и ощущения ужаса, которое сдавило ей грудь. К вечеру все было кончено. Мечты, надежды, чудесный сон. Жизнь вернулась в прежнее русло.

Карен выключила душ, вытерлась полотенцем и провела ладонью по запотевшему зеркалу, чтобы проверить, не покраснели ли глаза. Не дай бог, Грег догадается, что она снова плакала. Карен знала, как мучительно переживает он постигшее их несчастье, казнится, терзается сознанием своей вины. Они как бы вновь переживали душевное состояние первых лет брака, когда выяснилось, что Карен бесплодна. Со временем, когда они смирились с неизбежностью, последовал тяжелейший трехлетний период, в течение которого они добивались права усыновить или удочерить ребенка. Это был настоящий кошмар — бесконечные бюрократические проволочки, эмоциональные взлеты и падения — варианты то возникали, то отпадали. Каждая новая неудача заканчивалась у Карен депрессией, а Грег старался морально поддержать ее и ни словом не упоминал о собственных переживаниях. Карен очень отчетливо помнила тот день, когда они наконец получили свою девочку и привезли ее домой. Карен прижала к себе крошечную Дженни, маленькая ручка крепко вцепилась в мизинец и не выпускала. Карен и Грег всегда мечтали, что у них будет как минимум двое детей, но в тот день твердо пообещали себе, что больше не будут обивать казенные пороги в попытках взять еще одного ребенка. Карен все не могла забыть измученные, затравленные лица других супружеских пар, сидевших в бесконечных очередях, дожидаясь дня, когда им наконец улыбнется счастье. Было бы бесчеловечно и эгоистично лишать какую-нибудь бездетную пару ребенка, которого они так долго ждут.

Вот и сейчас ты ведешь себя эгоистично, сказала себе Карен. Перестань причитать о том, чего не вернешь. Будь благодарна судьбе за то, что у тебя есть, сказала она печальной женщине, смотревшей на нее из зеркала. После того как в их жизни появилась Дженни, семья обрела счастье. Нечестно снова подвергать Грега подобным истязаниям. Тебе повезло, не забывай об этом.

Карен вышла из ванной и отправилась в спальню. Грег кончил возиться с галстуком и оглянулся на жену, как обычно, ожидая оценки своих усилий.

— Просто красавец, — улыбнулась Карен.

Она нечасто видела мужа таким нарядным. Грег работал строительным подрядчиком, в обычные дни он по большей части разгуливал в рабочем комбинезоне и заляпанных грязью сапогах.

— Ради моих девочек я должен быть франтом, — весело отозвался он.

Его жене, наверное, уже в миллионный раз пришла в голову все та же проклятая мысль: кто родился бы — девочка или мальчик? Грег догадался по выражению ее лица, о чем она думает.

— Милая, если ты не хочешь, мы никуда не пойдем.

Она прищурилась:

— Ты что, хочешь разрушить мои празднич ные планы? Да я целую неделю ждала этого дня. — Она достала из шкафа его любимое платье и натянула через голову. — Дорогой, помоги мне застегнуть молнию.

Грег потянул язычок молнии и поцеловал жену в шею.

— Ты прости меня, что я такая зануда.

— Никакая ты не зануда.

Карен расчесала волосы, глядя на фотографию в серебряной рамке — со снимка, стоявшего на комоде, весело улыбалось щербатым ртом детское лицо.

— Да и Дженни расстроилась бы.

Грег бросил взгляд на часы.

— Да, нам лучше поторапливаться. Я сказал ей, чтобы она была на месте ровно в час.

— Может быть, ее нужно подвезти от дома Пегги?

Их тринадцатилетняя дочь ночевала у Пегги Джилберт, своей школьной подруги. Грег сам отвез девочку туда накануне.

— Нет, от Пегги до гостиницы всего два квартала.

Карен наложила на лицо немного румян. Ей казалось, что кожа приобрела землистый оттенок после того, как сияние беременности померкло.

— Ты отлично выглядишь, — искренне сказал Грег.

Карен улыбнулась. Они познакомились, когда им было по пятнадцать лет. Иногда ей казалось, что они оба застряли в каком-то вневременном пространстве. Годы пролетали как бы мимо них. Глядя на мужа, Карен видела все того же широкоплечего паренька со светлой шевелюрой и яркими карими глазами (у нее самой были такие же). Когда-то в школе она не могла отвести глаз от этого мальчишки, и сердце взволнованно колотилось в груди. «Когда-нибудь я состарюсь, — подумала она, — стану седой, морщинистой, в зеркале будет старуха, а в глазах Грега по-прежнему будет отражаться пятнадцатилетняя девчонка».

— Я готова, — сказала она.


— Машина у тебя какая-то чудна́я, — сказал Грег, выключив мотор на стоянке за старым кирпичным зданием. Обычно он ездил в своем микроавтобусе.

— Я подумала, что будет не совсем удобно, если я приеду в ресторан, вся перепачканная опилками и краской, — поддразнила его Карен.

— Ах, извините, миссис Вандербильд, — низко поклонился Грег, распахивая дверцу и протягивая жене руку.

Карен хихикнула, выбралась из машины и окинула взглядом «Бейландскую гостиницу». Во времена войны за независимость здесь и в самом деле располагалась гостиница, где останавливались приезжие из Бостона, преодолевшие утомительный десятимильный путь. Но с тех пор многое изменилось — от гостиницы остался один лишь ресторан, куда запросто можно было доехать из Бостона по скоростной автостраде. Приморский городок сохранил изрядную долю своего исторического шарма. Людно здесь бывало только во время летних отпусков, а «Бейландская гостиница» фактически была единственным заведением в городе, куда местные могли явиться при полном параде.

Грег взял жену под руку и сказал метрдотелю:

— Мы тут обедаем вместе с дочерью, ее зовут Дженни. Она должна быть здесь. Девочка вот такого роста, темно-каштановые волосы, голубые глаза.

— Ее пока нет, — с улыбкой ответил метрдотель. — Но я учту.

Столик, к которому их проводили, находился возле окна, и оттуда открывался прелестный вид на ручей и маленький водопад. Карен залюбовалась крошечными листочками на деревьях, пастельной голубизной неба, незабудками и тюльпанами, буйно расцветшими на берегу ручья.

— Какой чудесный день, — вздохнула она.

— Делаю, что могу, — скромно отозвался Грег.

Она состроила ему гримасу, взяла в руки меню и тут же положила его обратно на стол. Почти все посетители отмечали сегодня День матери. За каждым столиком на самом почетном месте непременно восседала мамаша, окруженная детьми и домочадцами. К столику Ньюхоллов подошла рыжеволосая официантка, но Грег красноречиво показал ей на пустующее место.

— Я подойду попозже, — сказала она.

— Надо было мне купить для тебя цветы, — сказал Грег, проследив за взглядом Карен.

— Не говори глупостей, — отмахнулась она и вновь углубилась в изучение меню.

— Правда, кое-что я все-таки приготовил, — объявил он, доставая из кармана маленький сверток в яркой бумаге.

— Ах, Грег!

— Открой-ка.

— Может быть, подождем Дженни? — неуверенно предложила Карен.

— Ничего. Покажем ей, когда она появится. Давай, разворачивай.

Карен не могла сдержать улыбку. Грег всегда сгорал от нетерпения, когда собирался вручить ей какой-нибудь подарок. В такие моменты он был похож на ребенка, который никак не может дождаться обещанного сюрприза.

— Когда мне на глаза попалась эта штука, я сразу понял, что именно она тебе и нужна.

Карен развернула бумагу, открыла коробочку и увидела старинный серебряный медальон, украшенный узором из листьев и виноградных лоз, мерцавший на черном бархате.

— Ах, милый, какая красота!

— Ты открой, — потребовал Грег.

Карен нажала на крошечную кнопочку, и медальон раскрылся. Внутри оказались две аккуратно вырезанные фотографии — по одной в каждой половинке. Слева Грег и Карен, справа — Дженни.

— Видишь, больше ни для кого места здесь нет. Сердце переполнено.

Карен почувствовала, что сейчас не выдержит и расплачется. Она поняла, что́ он хотел этим подарком сказать: они и так счастливы, им троим никто больше не нужен. В последнее время Грег часто говорил ей об этом.

— Это правда, любимый, — прошептала она. — Мы очень счастливы. Я сегодня об этом уже думала. О том, какая я счастливая. Спасибо.

Карен улыбнулась, хоть глаза у нее и были на мокром месте, но Грег, кажется, остался доволен. В глубине души Карен знала, что в материнском сердце всегда найдется место еще для одного ребенка.

— Итак, — откашлялся Грег, удовлетворенный произведенным эффектом, — что будем заказывать?

— Я еще не решила. — Карен оглянулась на дверь. — А ты?

— Вот думаю, не заказать ли отбивную из ягненка. — Грег взглянул на часы и произнес вслух невысказанный ею вопрос: — Где же девочка? Уже четверть второго.

— Ох уж эти подростки, — вздохнула Карен, едва удержавшись, чтобы снова не посмотреть на дверь. — Вечно никуда не успевают.

— Мы же с ней договорились: ровно в час, — раздраженно сказал Грег.

Вернулась официантка.

— Хотите что-нибудь выпить?

Грег взглянул на Карен, та отрицательно покачала головой.

— Через несколько минут, — успокоил он официантку.

— Ты уверен, что это всего в двух кварталах отсюда? — спросила Карен.

— Дорогая, я сам ее отвез туда вчера.

Карен на всякий случай позвонила вчера миссис Джилберт и спросила, не обременит ли ее, если Дженни переночует у них. Дочь, которая в последнее время всячески отстаивала свою взрослость и независимость, ужасно разозлилась на мать за этот звонок.

— Терпеть не могу, когда ты меня перепроверяешь! — возмущалась она.

— Я уверена, что мать Пегги поступила бы точно так же, — спокойно ответила Карен, хотя ей показалось, что миссис Джилберт была удивлена ее звонком.

— Ты обращаешься со мной так, словно я первоклашка какая-нибудь, — пожаловалась Дженни.

Карен вспомнила эту стычку и вздохнула. В последнее время все разговоры с дочерью заканчивались конфликтом. Какое бы решение Карен ни принимала, какое бы предложение ни делала, Дженни воспринимала все в штыки, говорила, что это «занудство», «скукотища» или «ограничение ее свободы».

— Ты что нахмурилась? — спросил Грег.

— Сам знаешь, какие у нас с Дженни в последнее время отношения.

— Ничего, это пройдет.

— Ты всегда так говоришь.

— В данном случае я оперирую общеизвестным фактом. Трудный возраст, переходный возраст, он же кошмарный возраст.

Карен засмеялась, но тут же нахмурилась вновь.

— Не знаю, может быть, она решила вообще не приходить, — с деланным спокойствием сказала она. — Может быть, Дженни на меня обиделась?

— Обиделась? За что? — Грег отмахнулся от этого предположения. — Она не может так поступить.

Он снова сердито взглянул на часы. Была почти половина второго.

— Может быть, все-таки сделаем заказ?

Карен помотала головой:

— Ты не думаешь, что с ней могло что-нибудь случиться?

— Нет! — слишком поспешно отрезал он.

Это и в самом деле невозможно, подумала Карен. Среди бела дня, при ярком солнце. Да и идти всего два квартала. Но логические доводы померкли, когда она вспомнила об Эмбер. Прошло семь месяцев с тех пор, как в местном заповеднике нашли скелет девочки. Полицейский художник реконструировал лицо, эксперты дали описание одежды, которая была на убитой, следствие тщательно просмотрело всю картотеку пропавших без вести, но идентифицировать останки так и не удалось. В большом городе через недельку-другую неопознанный труп забылся бы, стал бы достоянием статистики, но Бейланд был городом маленьким и спокойным. Местная газетчица Филлис Ходжес в своей статье окрестила убитую девушку именем Эмбер [3]— она считала, что оно как нельзя лучше сочетается с осенью, с цветом опавших листьев, с увяданием природы. С тех пор все так и стали называть неизвестную. Когда стало ясно, что останки никем не будут востребованы, в городе устроили сбор средств и организовали на местном кладбище достойные похороны. Выяснить что-либо о погибшей так и не удалось, но бейландцы не забыли эту историю. В этом городе большинство людей были знакомы между собой, смириться с мыслью, что девушку-подростка кто-то убил и бросил в болото, было нелегко. Вполне вероятно, что преступник по-прежнему жил в городе, а это означало, что подрастающим дочерям бейландцев угрожает опасность.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — насупился Грег. — Не сходи с ума. Я же говорю тебе, Джилберты живут всего в двух кварталах отсюда. Если высунуться из окна, запросто можно увидеть их дом.

— Извини, — виновато откликнулась Карен.

— Не нужно кликать беду.

— Ничего не могу с собой поделать. Может быть, позвоним им?

Грег встал и оттолкнул стул.

— Мне надоело ее ждать. Пожалуй, и в самом деле позвоню, а то ты несчастную салфетку совсем уже истеребила.

Карен нервно улыбнулась:

— Позвони-позвони. Пусть на этот раз она на тебя дуется, а не на меня.

Грег позвенел мелочью в кармане:

— Сейчас вернусь.

Карен смотрела в окно, крепко вцепившись пальцами в салфетку. Мимо столика вновь прошла официантка, и Карен извиняющимся жестом развела руками. Она думала, что официантка злится — ведь они попусту занимают место в самое оживленное время работы ресторана, но рыжеволосая женщина посмотрела на нее с искренним сочувствием, и от этого на душе у Карен стало совсем скверно. Она отвернулась к окну. Прелесть весеннего дня теперь пугала ее, казалась зловещей. Какими бы напряженными ни были их отношения с дочерью, Дженни никогда не позволяла себе подобных фокусов. Она всегда была ласковым, добрым ребенком, и Карен знала, что, несмотря на подростковую ершистость, в глубине души девочка осталась прежней. Правда, в прежние времена дочка смотрела на мать с обожанием, а теперь только фыркала и обижалась. Школьный психолог сказал, что это называется «кризис самоидентичности», свойственный всем подросткам, а в особенности тем из них, кто живет с приемными родителями. Таких детей мучают сомнения и вопросы, касающиеся их происхождения. После консультации с психологом Карен попыталась завести разговор на эту тему с Дженни, спросила, действительно ли ее мучают подобные вопросы. «Ты хочешь спросить, задевает ли меня, что моя собственная мать отдала меня на воспитание совершенно чужим людям? — осведомилась Дженни этим своим едким тоном, от которого у Карен внутри все сжималось. — Нет. Я просто в восторге от этого». Карен стала утешать дочку, говорить ей, что они, родители, любят ее больше всего на свете, любят так, как не могли бы любить и собственного ребенка. Дженни небрежно ответила, что все это уже слышала прежде. Карен покачала головой, вспомнив ожесточение, отразившееся на бледном веснушчатом личике дочери. В голубых глазах, в резком жесте, которым девочка отбросила со лба темные волосы, читалась глубоко запрятанная обида. Достучаться до Дженни в последнее время стало совершенно невозможно. «Ничего не поделаешь, трудный возраст, — в который раз напомнила себе Карен. — Ей сейчас еще тяжелее, чем мне». Но в глубине души Карен очень хотела бы, чтобы Дженни снова стала ласковым и доверчивым ребенком. Как раньше.

В зал вернулся Грег. Вид у него был мрачный, и у Карен внутри все похолодело. Она со страхом смотрела, как муж медленно идет через зал.

Он сел на место, и Карен увидела, что Грег не встревожен, а сердит.

— Что стряслось? Она у Пегги?

Грег разложил на коленях салфетку и взял меню. На жену он не смотрел.

— Я разговаривал с отцом Пегги, — отрывисто буркнул он. — Он сказал, что девочки отправились в кино.

В первый миг Карен ощутила лишь неимоверное облегчение. Но сразу же вслед за этим ее лицо вспыхнуло. Дженни не пожелала присутствовать на праздничном обеде в честь Дня матери! Удар был явно нацелен на нее, Карен.

Грег отложил меню.

— Ну ничего, я с ней разберусь, — мрачно пообещал он.

Лицо его было мрачнее тучи, но Карен видела, что муж тоже растерян и обижен.

— Может быть, есть какая-нибудь серьезная причина, — упавшим голосом предположила Карен.

— Не защищай ее. Тут не может быть никаких оправданий.

— По крайней мере, она жива и здорова.

— Черт бы ее побрал! Я не могу в это поверить! Взяла и отправилась в кино!

— Не нужно, прошу тебя, — прошептала Ка рен, видя, что люди за соседними столиками смотрят в их сторону. — И без того тошно.

— Извини. — Грег откинулся на спинку стула. — Я не хотел…

— Ты ни в чем не виноват.

— Может быть, она просто забыла?

— Ничего она не забыла, и мы оба отлично это знаем.

Примерно с минуту Грег молча смотрел в окно, потом обернулся к жене.

— Ну ладно, давай закажем что-нибудь.

— Не могу. Мне уже ничего не хочется.

Грег придвинулся к ней.

— Любимая, нельзя допустить, чтобы она испортила нам праздник. Ну, не пришла, и черт с ней. Представим себе, что у нас с тобой любовное свидание. Мы вдвоем, и больше никого…

Карен беспомощно посмотрела на него.

— Но ведь сегодня День матери…

Грег вздохнул, признавая свое поражение:

— Да, верно.

— Пойдем домой?

— Хорошо.

Карен взяла сумочку, а Грег жестом подозвал рыжеволосую официантку. Он дал ей на чай, и супруги поспешно вышли из зала. У Карен было ощущение, что все смотрят им в спину, поэтому она не поднимала глаз.

Грег открыл перед ней дверь, они молча вышли к автомобильной стоянке и сели в машину.

— Пристегнись, — негромко сказал он, включая мотор.

Когда они уже выезжали на дорогу, из гостиницы выбежала официантка и замахала рукой. У Карен в сердце шевельнулась надежда. Должно быть, позвонила Дженни. Произошло какое-то недоразумение, и она сейчас будет. Карен быстро опустила стекло, а официантка подбежала к автомобилю. Ее рыжие волосы отливали медью в лучах послеполуденного солнца.

— Вот, вы забыли, — сказала она, задыхаясь.

Карен увидела, что официантка протягивает ей серебряный медальон.

— Спасибо, — расстроенным голосом поблагодарила Карен и грустно посмотрела на подарок.

— Ничего, все наладится, — негромко сказала официантка и на прощанье помахала рукой.


Грег свернул на улицу, которая вела вверх, к их дому. Вскоре после свадьбы они купили старый, изрядно обветшавший особняк в колониальном стиле. Дом располагался в самой лучшей части города. За последние годы близлежащие участки все были распроданы, на них выросли новые строения, но дом Ньюхоллов по-прежнему стоял в некотором отдалении, со всех сторон окруженный тенистыми деревьями. Грег бережно и любовно реставрировал эти старые стены. Иногда супруги говорили, что неплохо было бы переехать куда-нибудь в другое место, но где еще найдешь такой чудесный дом и такой замечательный участок?

Грег помог Карен выйти из машины, словно жена была больна. По дорожке к крыльцу он повел ее под руку, заботливо открыл перед ней входную дверь.

— Я, пожалуй, пойду прилягу, — сказала Карен, которую, несмотря на теплый майский день, начинал бить озноб.

— Хорошо, — вздохнул Грег. — Отдохни. Принести тебе сандвич или что-нибудь в этом роде?

— Потом, ладно?

— Ну, извини.

— За что ты извиняешься? Ты ведь хотел устроить для меня праздник.

Карен медленно поднялась по лестнице к себе в комнату и переоделась в джинсы и старый свитер. Серебряный медальон она спрятала в ящик своего бюро. С фотографии на нее с ясной и доверчивой улыбкой смотрела Дженни. Карен дернулась, как от удара электрического тока. Не принимай это так близко к сердцу, сказала она себе. Силы совсем оставили ее, и Карен опустилась на кровать. Она укуталась в одеяло и почти сразу же забылась тревожным сном.

Какое-то время спустя она проснулась от того, что внизу хлопнула дверь и раздались громкие голоса. В первую минуту Карен еще глубже залезла под одеяло, не желая никого видеть и слышать, но, сделав над собой усилие, поднялась с кровати и вышла на лестницу.

— Я ведь говорил тебе, какой это важный день. — Грег с холодной яростью чеканил каждое слово. — По-моему, я все тебе объяснил. Твоей матери в последнее время пришлось несладко. Я просил тебя подарить ей один день счастья, только и всего. Но ты даже на это оказалась не способна.

Личико Дженни было бледным, на нем еще ярче, чем обычно, выступили веснушки. Голубые глаза девочки метали молнии.

— Это просто невероятно! Ты кидаешься на меня с руганью, едва я переступила порог. Что я, преступница какая-нибудь?

— А чего ты ожидала? Ты ведешь себя, как эгоистичная… просто не знаю кто. Ты думаешь только о себе!

— Ты мне не даешь даже рта раскрыть!

— Перестаньте кричать, — сказала Карен, спускаясь в гостиную.

Дженни обернулась и взглянула на мать. На миг лицо девочки приняло виноватое выражение, но она тут же упрямо выставила подбородок.

— Он первый начал.

Грег недоверчиво покачал головой:

— Я смотрю, ты никогда ни в чем не бываешь виновата. Ты бедняжка, тебя все притесняют. А тебе пришло в голову, как себя будет чувствовать твоя мать?

— Конечно, пришло, — перешла к обороне Дженни. — Но Пегги хотела пойти в кино, и я должна была составить ей компанию.

— Ну понятно, — саркастически хмыкнул Грег. — Пегги пожелала пойти в кино. У тебя просто не было выбора.

— Ладно, неважно, — буркнула Дженни.

— А ты не подумала, что мы будем беспокоиться? — воскликнула Карен. — Ты могла бы по крайней мере позвонить нам.

— Я знала, что вы мне не разрешите.

— Теперь понятно, — проговорил Грег.

— Что тебе понятно? — повернулась к нему дочь.

— Если я правильно тебя понял, ты будешь спрашивать у нас разрешения лишь в том случае, когда уверена, что мы с тобой согласны. А если сомневаешься, будешь поступать по-своему. Так?

— Нет, — вздохнула Дженни. — Я не имела этого в виду.

— Надеюсь, — с угрозой произнес Грег.

— Так я и знала, — пробормотала девочка.

— Дженни, а как, по-твоему, мы должны реагировать? — пронзительным голосом выкрикнула Карен. — Мы ведь не знаем, куда ты подевалась, что с тобой случилось?

— Да хватит об этом! — передразнила ее Дженни, тоже переходя на высокие ноты. — Пора уже забыть, что случилось с этой несчастной Эмбер. Мне до смерти надоело все время про нее слышать. Со мной все в порядке, ясно? Из-за чего устраивать такой шум?

— Ты меня, пожалуйста, не учи, из-за чего устраивать шум, а из-за чего нет, — голос Карен дрогнул. — Ведь это я сидела здесь и психовала из-за тебя, а не наоборот. Раз тебе нельзя доверять, раз на тебя нельзя положиться, тебе отныне запрещается гостить у подруг. И все, разговор окончен.

— Это нечестно! Это ведь получилось только один раз!

— Ты слышала, что сказала мать, — оборвал ее Грег.

— Но вы меня даже не слушаете! Вы меня совсем затравили!

— Я уже тебя наслушался. А сейчас отправляйся наверх, в свою комнату, и сиди там до тех пор, пока не надумаешь извиниться.

Яростно бормоча что-то под нос, Дженни затопала вверх по лестнице.

В этот миг и раздался звонок в дверь.

— Ну кто там еще? — прорычал Грег. — Нашли времечко.

— Я открою, — откликнулась Карен.

Она вышла в прихожую и распахнула дверь. На крыльце стояла незнакомая женщина. Стройная, нарядно одетая, с темными волосами до плеч. На вид — лет тридцать. В руках женщина держала букет цветов и красивую коробку с лентами. Лицо у нее было бледное, на носу — россыпь веснушек. Незнакомка встревоженно посмотрела на Карен голубыми глазами и нервным жестом отбросила волосы со лба. Сердце у Карен почему-то защемило.

— Миссис Ньюхолл?

Карен кивнула.

— Я знаю, что сначала должна была бы вам позвонить, но боялась, что растеряю все мужество.

Теперь сердце у Карен уже колотилось как бешеное.

— Ничего страшного, — автоматически произнесла она, а мысленно заклинала: нет, нет, нет! Она видела эту женщину впервые, никогда раньше не слышала ее голоса, но безошибочным инстинктом догадалась, кто это.

— Можно войти?

Карен посторонилась, и женщина вошла в прихожую. Дженни, успевшая подняться на второй этаж, с любопытством перегнулась через перила.

Незнакомка увидела девочку, глаза ее расширились.

— Ты Дженни?

Та кивнула и спустилась на пару ступенек.

Женщина виновато оглянулась на Карен.

— Я надеюсь, вы не сочтете мое поведение чудовищным или ненормальным?

— Кто это? — спросил Грег, недоумевая.

Карен стояла, застыв на месте, и все не могла оторвать взгляд от лица незнакомки.

Женщина так же пристально смотрела на Дженни.

— Я миллион раз пыталась представить себе, какая ты, — тихо произнесла она, как бы разговаривая сама с собой.

Девочка недоуменно смотрела то на Карен, то на незнакомку.

— Мы что, знакомы с вами?

Карен поняла, что Дженни не замечает сходства. Тринадцатилетней девочке собственное лицо всегда кажется уродливым, доставляет одни неприятности. Рот слишком широк, волосы слишком жирные, прыщики такие, что ничем не замажешь. Тем более невозможно девочке-подростку увидеть свое отражение в лице тридцатилетней женщины. Зато Карен сразу поняла, как сильно похожи они друг на друга. В воздухе повисла угрожающая тишина.

— Минуточку, — начала Карен, но было слишком поздно.

Улыбнувшись дрожащими губами, женщина сказала:

— Меня зовут Линда Эмери. Я твоя мать, Дженни. Твоя настоящая мать.

Загрузка...