Поздний цветок

7

Часом позже Эбби, оставив сестер в особняке, вела родителей через лаз в живой изгороди к себе. Как выяснилось, с помощью нарисованной ею карты они добрались до Хелстона почти в то же время, когда вся компания отправилась в клуб. Отец стучал в дверь флигеля, звал дочь, но никто не откликался. И тогда Мей направилась в особняк навести справки.

Можно себе представить, думала Эбби, еле сдерживая приступ истерического смеха, что тут началось! Леди Фэрфакс легче найти общий язык с инопланетянами, чем с любым из Морганов. Ведь ее предки, хотя и смирились с общепринятыми нормами, которые некогда презирали, по-прежнему живут в своем мире и воспринимают жизнь по-своему.

Эбби усмехнулась. Для мамы, свято верящей в карму, каждое живое существо — будь то королева Англии или дождевой червяк — лишь играет на земле одну из отпущенных ему ролей на данном отрезке существования. Ну разве это не чудо? И именно так она и воспринимает жизнь. Как настоящее чудо.

Отец в последнее время, с тех пор как стал членом Торговой палаты, не любит распространяться о своих убеждениях. Но Эбби знала: несмотря на все свои чудачества, он твердо стоит на земле. И, не будь он уверен, что заниматься изучением и распространением трав намного удобнее на правовой основе, никогда бы не занялся бизнесом всерьез.

Отец прекрасно понимал, что мог позволить себе уйти в хиппи именно благодаря родительским деньгам, заработанным тяжелым трудом. И обеты бедности не мешали ему играть на гитаре за пятьсот фунтов и носить марокканские сандалии ручной работы из буйволиной кожи. Эбби давно подозревала, что в тайных закоулках его бунтарской души всегда таились, лишь поджидая своего часа, семена буржуазности.

Однако надо отдать отцу должное: из коммуны детей-цветов он переметнулся в лагерь капиталистов с удивительной легкостью, умудрившись почти не поступиться свободой духа. Для седеющего, лысеющего мужчины средних лет он выглядел на редкость эффектно — в белом парусиновом костюме, домотканой рубашке и с ниткой бус, изготовленных африканскими умельцами.

Интересно, каково мнение отца о Генри? А что бы он сказал о Поле? Хотя какого черта ей это интересно?! — одернула себя Эбби. Ничего интересного тут нет.

Мама почти совсем не изменилась. Глядя на нее, Эбби неизменно изумлялась: неужели она выросла в строгом доме бабушки и когда-то, как и все девочки, носила накрахмаленные нарядные платьица, лакированные туфельки и белые носочки?

Мама всегда была и до сих пор остается большой оригиналкой. Она сама придумывает и создает себе одежду, еду, музыку — словом, сама придумывает себе жизнь. Порой Эбби казалось, будто мама сама ребенок, а не ее мать. Однако сейчас ей как никогда хотелось, чтобы мама была именно мамой. И могла бы дать ей накануне свадьбы дельные советы как настоящая мать и женщина. Эбби покосилась на мать и усомнилась, подойдут ли ей советы этого «цветка».

Родители перенесли багаж из фургона в гостевую комнату: тут были и фирменный чемодан, и целый набор потрепанных рюкзаков и домотканых индейских сумок. Эбби опустила шторы и принялась стелить постели.

— Вентилятор в шкафу на полке. Будет душно, включите.

— Детка, неужели ты пользуешься этой штукой? — ужаснулась мать. — Разве ты не чувствуешь, что он создает крайне неблагоприятную ауру? А это так разрушительно для…

— Папа, хочешь перед сном выпить чаю? — предложила Эбби, сделав вид, что не слышит слов матери. — Твоими заботами у меня полный набор фирменных чаев Морганов.

— Спасибо, дочь! А как тебе понравилась моя новинка? Успокаивающий сбор с хмелем, розмарином и кошачьей мятой? Не слишком горчит?

— Чай прекрасный! Папа, ванная в коридоре направо, свежие полотенца я уже повесила…

— А по-моему, он какой-то пресный, — продолжала вещать мать. — Да, пожалуй, именно так. Пресный, к тому же аура у него разреженная.

— У чая? — спросили в один голос Эбби и отец.

Мама моргнула густыми русыми ресницами. В свои сорок девять, с такими же, как у Эбби, веснушками и пепельными волосами, она вполне могла сойти за ее старшую сестру.

— Какой еще чай? Я говорю об ауре Генри. Солнце мое, а ведь он тебе совершенно не подходит! Когда он родился? Я набросаю солнечную карту, а потом сравню с твоей, хочешь? Но одно могу сразу сказать: в нем слишком много Козерога. Согласна? — Не дожидаясь ответа, затараторила: — Конечно же рожденные под знаком Козерога не лишены достоинств, но, солнце мое, он не сделает тебя счастливой. Даже если у него Луна в созвездии Рака. Понимаешь? Ничуть не удивлюсь, если его Сатурн одной ногой прямо на твоей главной четверти. Вот если бы ты вышла замуж за красивого Скорпиона, то…

— Мама! — повысив голос, прервала ее диалог Эбби. — Мы с Генри прекрасно подходим друг другу! В нем есть все, о чем только можно мечтать. И мне очень повезло, что он выбрал меня!

Подвижная физиономия матери болезненно сморщилась, и она протянула к дочери руки.

— Солнце мое, ты совсем запуталась, да? Бедной девочке не с кем было посоветоваться. Но теперь все будет хорошо: ведь я с тобой. Пойми, мы должны следовать инстинктам и тогда все устроится само собой. Поверь мне, я никогда не ошибаюсь в таких вещах, особенно в том, что касается любви. Верно, Джон?

Эбби благоразумно промолчала. Когда Мэри Морган входит в образ Матери-Земли, с ней лучше не спорить.

Наконец родители устроились. Эбби уединилась в своей постели, мысленно перебирая события вечера. Ну что ж, все не так плохо. Во всяком случае, пока. Правда, Мей вела себя довольно вызывающе и постоянно провоцировала Генри и Пола. Но такая уж у нее манера общения. Мей у них известная задира, лентяйка и кокетка, но при всем при том такая добродушная и хорошенькая, что сердиться на нее невозможно, даже когда ее шалости заходят слишком далеко.

Леди Фэрфакс изо всех сил старалась поддерживать светскую беседу, что было нелегко. Мама распиналась про карму и ауру, отец исподволь рекламировал семейный чай, а Джун гасила остроту момента рассуждениями о вреде мяса. Надо думать, завтра, учитывая жару, ополчится на меховую одежду, а может, на озоновую дыру…

Бедняга Генри вряд ли поймет, как относиться к таким заскокам. Может, стоило подготовить его к встрече с ее родными заранее, но теперь поезд ушел. А может, оно и к лучшему? Пусть учится принимать Морганов такими, какие они есть. Эбби любит свою семью, но не смогла бы объяснить ни Генри, ни тем паче миссис Фэрфакс, чем именно они ей дороги.

Ну что скажешь о матери, которая воспринимает мир как огромные подмостки, а во всех людях видит актеров? Или об отце, который до сих пор балуется травкой? А что можно сказать о юной сестрице, воинствующей вегетарианке, или о другой, которая сама величает себя музыкальной стриптизершей и зарабатывает этим сомнительным занятием на жизнь, потому что для этого не нужен диплом, а самое главное — по утрам не надо рано вставать?!

Хорошо, что Флоренс нашла общий язык с Эйприл на почве бракоразводного процесса. Эбби заметила, как они упоенно поливают своих бывших мужей, сопоставляют условия развода и обсуждают плюсы и минусы адвокатов-мужчин. Интересно, о чем говорили хозяева, когда она с родственниками ушла к себе?

Эбби представила себе картину: просыпается она завтра утром и узнает, что Генри разорвал помолвку. После чего ее выдворяют из дома, запихивают вместе с родичами в фургон с радугой и отправляют с глаз долой в сопровождении парочки полицейских машин.

Когда она уже почти погрузилась в сон, промелькнула мысль, а как бы у нее все сложилось с Полом. Вдруг он и есть тот самый прекрасный Скорпион?

Утром Эбби нашла свою кухню в жутком беспорядке. Родители куда-то исчезли. Куда же их понесло? Она сонно зевнула и хотела прибраться, но в дом ввалилась Джун.

— Так это и есть твое гнездышко? Уютно. Только я на твоем месте подкормила бы несчастные растения и снесла бы стенку вот до сих пор. Сделала бы большое окно с нишей, а потом все-все, в том числе мебель, покрасила бы в белый цвет. Ну, что скажешь?

— Что скажу? Даже не знаю… Лучше ты скажи, куда подевались предки.

— Отец задумал устроить грандиозный завтрак. Сырые отруби, проросшие зерна пшеницы, изюм и семечки подсолнуха. Представляешь?

— Представляю. — Эбби опустилась на стул и откинула волосы со лба. Она снова не выспалась и чувствовала себя скверно. — А ты не знаешь, куда они пошли? Надеюсь, не в особняк?

— Они поехали взглянуть на мельницу, которую заметили тут неподалеку. Хотели и нас взять с собой, но Мей еще дрыхнет, а Эйприл собралась вместе с Флоренс прошвырнуться по магазинам. А я сказала, что лучше пойду к тебе.

— Джун, а вчера вечером, когда мы ушли, миссис Фэрфакс говорила что-нибудь?

— О чем?

— Сама знаешь. О нас. Обо мне. То есть о нашей семье.

Джун пожала плечами. Недавно ей исполнилось восемнадцать. Невысокая, белокурая, голубоглазая, с ямочками на щеках. Больше всего на свете младшая сестра огорчалась по поводу того, что никто из домашних не воспринимает ее всерьез, и никогда не упускала случая огрызнуться.

— Можно подумать, леди Фэрфакс стала бы обсуждать такие вещи при мне! — фыркнула она. — И вообще, что она может сказать? Семья как семья. Работаем, платим налоги… Ничего такого особенного. — Джун недавно стала помогать отцу. — А в чем дело?

— Ничего особенного? — усмехнулась Эбби. — А ты уже забыла, что наши родители еще совсем недавно курили зелье, жили под деревьями и рожали детей там же.

— Тебя послушать, так они жили на деревьях, ну прямо как Тарзан. А что касается родов на природе, так в наше время это уже не редкость. Как говорится, единение с природой.

— Когда родилась Эйприл, мне было три года. И лично мне наблюдать такое единение совсем не понравилось. Грязь, кровь, поросячий визг…

— У-у-у какая ты! Верно предки говорят, бабушка тебе все мозги промыла! А я всегда замечала, ты у нас не такая, как мы все. Я думала, дело в том, что тебя вырастила женщина, которая носила кружевной корсет. А может, сказывается возраст? Или хочешь приспособиться к миру Генри?

— А что в этом плохого? — фыркнула Эбби. Она давно оставила попытки примирить существующие в ней самой два мира. Один — мир родителей, а другой — мир бабушки. В мире бабушки живут в аккуратных домиках с аккуратным садиком, по воскресеньям ходят в воскресную школу, а по субботам на дневные концерты. И травку там не курят, а когда плавают, надевают купальники и каждый точно знает, кто его родители. — Джун, прости, что выплескиваю на тебя свое настроение. Не обращай внимания. Просто я была…

— Я все понимаю, не маленькая. Тебе не позавидуешь. Мало того, что выходишь замуж за маменькиного сынка, так еще и его мамаша на тебя давит! Только знаешь, что я тебе скажу? Если бы ты не отравляла свой организм плотью убитых животных, тебе было бы намного легче.

— Только не это! — Эбби не разделяла взглядов сестры на питание и слушать ее проповеди, особенно сейчас, не желала. — Лучше не заводи меня, а то, честное слово, я… я…

— Что ты? Поставишь меня в угол? Или лишишь на неделю сладкого? Прости, сестренка, но я не могу молчать, когда у тебя такой вид.

— Какой такой?

— Краше в гроб кладут. Вот какой! Сразу видно: у тебя стресс.

— Спасибо на добром слове!

— Да я пошутила! Для учительницы тридцати с лишним лет ты…

— Ах ты, нахалка! Да мне тридцать исполнится только через месяц!

— Ну ладно. Для тридцатилетней женщины, которая ест мясо, ты выглядишь вполне терпимо. Только с головой, сестренка, у тебя точно беда! Неужели ты думаешь, что сможешь ужиться с этим ходячим калькулятором? Свалился же он на твою бедную голову! Мало тебе бабушки!

— А при чем тут бабушка? — ледяным тоном спросила Эбби.

— При том! Бабушка так и не простила маму за то, что она убежала из дому. И лично я думаю, она выместила зло на тебе!

— Джун, оставь бабушку в покое!

— Ну ладно! Тогда все дело в том подонке, который хотел тебя изнасиловать, когда ты была еще совсем ма…

— Джун!

— Думаешь, я ничего не знаю? Все делают вид, будто отправили тебя к бабушке, чтобы ей не было одиноко одной, но ведь дело не в этом! Хорошо, что Эйприл тогда спала с тобой рядом и подняла крик на всю коммуну. А то у тебя и вовсе съехала бы крыша! Она мне рассказывала, как на ее визг прибежал папа, а потом тебя отправили жить к бабушке, а этого похотливого извращенца изгнали из коммуны.

— А я ничего не помню, — промямлила Эбби. — Ты уже завтракала?

— Эбби, не заговаривай мне зубы! Знаешь, сестренка, что я тебе скажу? Если тебя в детстве напугал какой-то подонок, это вовсе не значит, что ты должна выходить замуж за… за такого манекена, как Генри! Думаешь, если я младшая, так ничего не понимаю? Он же холодный как… как рыба!

— Ты закончила?

Джун вздохнула и потянулась за арахисом.

— Эбби, я хочу, чтобы ты была счастлива, и не уверена, что Генри…

— Генри прекрасный человек. И я с ним буду очень счастлива.

— Ты уверена? А почему тогда вся вспыхнула? Эбби, он же зануда! Да, он красивый, ну и что из того? Он до того правильный, что даже противно!

— А мне нравится! К твоему сведению, я люблю порядок.

— Ха! К твоему сведению, я люблю вареную брюкву, но, ей-богу, вовсе не хочу питаться исключительно вареной брюквой всю оставшуюся жизнь. Эбби, этот писатель и то лучше! С ним хотя бы не скучно, хотя кто его знает…

Эбби не хотела говорить о Поле. Впрочем, о Генри говорить ей тоже не хотелось, но она считала своим долгом его защищать.

— Если человек не сидит на полу, не играет на флейте и не рассуждает о вселенской любви, обкурившись травки, это еще не значит, что он скучный.

— Ну зачем ты так?! Предки уже давно ничем таким не занимаются. У мамы развилась аллергия, а отцу, с тех пор как он стал бизнесменом, столько крови попортили бесконечными проверками продукции на предмет содержания наркотиков, что он больше не рискует.

— Вот и слава Богу! — проникновенно изрекла Эбби. — Могу себе представить, что сказала бы миссис Фэрфакс, доведись ей узнать, что… Кстати, о чем шел разговор вчера вечером, когда меня не было?

— О тебе. О нас. О здоровье и наследственности… Одним словом, обычная фигня. Леди Фэрфакс все докапывалась про наших бабушек и дедушек. Похвалилась, что ее отец получил на войне крест Виктории…

Эбби застонала. Взгляды мамочки на войну были весьма… эксцентричными — чтобы ее не обидеть.

— А потом явилась кухарка, миссис Новенькая или как ее там…

— Новотни. Трейси Новотни.

— Неважно. Она подала что-то вроде запеканки. Вроде бы из риса и капусты и еще не пойми из чего. Гадость порядочная… Потом пошли в сад, решали, где лучше устроить свадьбу. Я сказала, что розы нужно подкормить, а миссис Фэрфакс пожаловалась, мол, сад запущен, полно слизняков… А мама посоветовала разложить в саду банки из-под пива, а еще предложила насыпать вокруг цветов немного семян, чтобы несчастным жукам было что есть. Короче, все было тихо-мирно.

— Надеюсь, Мей не вызвалась выступить на свадьбе с музыкальным стриптизом?

— Нет, она первая отправилась спать. Потому что накануне не выспалась. Мы забрали ее прямо с концерта, как только она переоделась.

Эбби мученически закатила глаза.

— Слава Богу. Ох уж эта свадьба! Будь моя воля, я бы по-быстрому оформила все у нотариуса. Но Генри сказал, мол, мать и слушать не станет, потому что свадьба должна быть…

— Ну вот! Что я говорила? Ты еще даже не замужем, а они уже вовсю тобой командуют! Ну и на фига тебе такие радости?

— Джун, хватит меня учить! — прикрикнула Эбби и принялась за уборку кухни.

— Я помогу. — Джун с готовностью нацепила фартук. — Похоже, папуля пытался найти у тебя продукты без сахара и консервантов.

— В таком случае придется ему поискать другой пансион, — усмехнулась Эбби.

Когда они почти закончили уборку, на пороге, сонно зевая, появилась Мей.

— Всем привет. А я даже рада, что мы приехали. Думала, будет тоска смертная, но, похоже, все не так плохо. — Самая красивая из сестер Морган снова зевнула и почесала живот. — Здорово мамашка придумала приехать заранее. Говорит, надо поддержать новобрачную. И уверяет, будто улавливает какие-то там сигналы из астрала.

— Я знаю, что она имеет в виду. Есть будешь? — Эбби достала из сушилки чистую чашку.

— Смотря что ты можешь предложить. Я не отказалась бы от кусочка твоего ужасно крутого парня.

— Ты о Поле? — уточнила Джун.

— Воистину устами младенца… — И Мей расхохоталась.

— Сейчас же прекратите! Обе.

— Не обижайся, Эбби, но ведь это видно… — промямлила Джун.

— …Невооруженным глазом, — закончила за нее Мей.

— Значит, мама тебе уже намекнула?

— А ты думаешь, он Скорпион?

— А кто же еще? С таким-то пронзительным взглядом.

— Вы что, рехнулись обе?

Наконец сестры угомонились, и Мей даже предложила Эбби поносить свой красный шелковый пояс, потому что ее слишком унылый. Но Эбби была не в том настроении, чтобы идти на мировую. И потом Генри наверняка не понравится, если она наденет красный пояс. Он не из тех мужчин, кто любит, когда женщина подобным образом обращает на себя внимание.

— Ой, чуть не забыла! Генри просил передать, что зайдет к тебе во второй половине дня, — сообщила Джун. — А вечером мы все вместе поедем ужинать в какой-то клуб.

— И твой неотразимый Пол тоже, — не удержалась Мей.

По дороге к плите она пару раз профессионально вильнула бедрами, а возвращаясь к столу с чашкой кофе, поиграла животом и чуть подпрыгнула, не расплескав ни капли.

Эбби молча посмотрела на нее и вздохнула. Нет, Мей Морган это что-то с чем-то! У нее все ходит ходуном: плечи, руки, грудь, бедра…

— А нормально ходить ты можешь?

— А что тебе не нравится?

— Сама знаешь.

Мей надула яркие губы.

— Если хочешь, сестренка, я и тебя так научу. Вдруг поможет расшевелить твоего душку Генри? — И Мей сделала невинные глаза.

Джун захихикала. Эбби сжала зубы и вспыхнула.

И в этот момент в дверях появился Пол — белая рубашка полурасстегнута, волосы еще влажные после утреннего душа.

— Доброе утро, леди. Надеюсь, не помешал?

— Напротив, вы как нельзя кстати. Будьте любезны, прогуляйте этих двух девочек, а я тем временем спокойно позавтракаю. — Внезапно она почувствовала себя на порядок старше сестер, хотя одной было восемнадцать, а другой двадцать три. А ей тридцать. Старая, усталая и одинокая…

Пол покорно вывел сестер в сад, а Эбби сразу начала мучиться — от зависти, что он с ними, а не с ней, и от ненависти к себе за эту неуместную зависть.

А еще она мучилась от чувства вины, хотя последние дни это чувство стало для нее привычным.

Какого черта?! Почему она чувствует себя виноватой? Генри сам настоял, чтобы она пригласила на свадьбу свою семью. И она всего лишь выполнила его желание. А Пол выполняет ее желание: развлекает ее сестер. Так что же она тогда бесится? Во второй половине дня придет Генри. Хорошо бы найти утешение в его объятиях и наконец стряхнуть с себя чувство вины. А еще хорошо бы освободиться от тягостной неопределенности, которая давит на нее день и ночь с той минуты, как он вручил ей обручальное кольцо. Может, если бы Генри сам надел кольцо ей на палец и, еще лучше, поцеловал его, а потом они бы переплели руки… Но он лишь вручил ей коробочку и на всякий случай сказал адрес магазина, где купил кольцо: вдруг она захочет обменять его на другое, в своем вкусе…

Эбби приготовилась к приходу Генри самым тщательным образом. Надела свое любимое бирюзовое платье с большим отложным белым воротником и широким белым поясом. Сделала макияж, причесалась, как он любит, старательно припудрила веснушки и брызнула духами за ушами и на запястьях.

Генри, как всегда, поцеловал ее в щеку и, обняв за талию, повел к машине. Приехав в парк, остановил машину у пруда и оставил мотор включенным, чтобы работал кондиционер. Будь ее воля, Эбби, несмотря на жару, погуляла бы в парке, посидела бы на траве, посмотрела бы на воду… А не торчала бы в прохладном салоне: все-таки она дочь своих родителей.

— Странно, и как только мои родственнички не залезли скопом на заднее сиденье и не поехали с нами любоваться местными красотами! — пошутила она, нарушая затянувшееся молчание.

— Их развлекает Пол. По-моему, он нашел с ними общий язык. Особенно с Мей. Кстати, ты бы с ней поговорила. Дело в том, что Пол… мда… я хочу сказать, он конечно же порядочный человек, но его отношение к женщинам… Видишь ли, Эбби, твоя сестра еще очень молода. И, боюсь, Пол злоупотребит ее неопытностью.

— Это ты о Мей?

— Я все хотел спросить, почему у твоих сестер такие странные имена?

— Почему странные? По названию месяцев, когда родились: апрель, май, июнь. — Она помолчала. — Генри, если твоя мать… если ты… Я хочу сказать, вряд ли твоей матери будет удобно с нами жить. — Эбби не хотела говорить о своей семье. Но еще меньше хотела говорить о Поле и Мей.

— Но, ведь пока мы с Кэтлин не поженились, это был ее дом. Эбби, у меня язык не повернется сказать маме, что она здесь нежеланна. Она этого не поймет. Более того, будет оскорблена в лучших чувствах.

Эбби опустила плечи. Она пыталась убедить себя, что Генри добрый человек. Вспомнила, что где-то вычитала: внимательные сыновья становятся внимательными мужьями.

— Ты думаешь? — промямлила она. — Ну что же…

— Эбби, когда начнутся занятия в школе, тебе понадобится мамина помощь.

Это верно. Генри никогда не возражал против ее работы в школе. А ведь она хорошая учительница. Умеет найти подход к детям. И они ее любят. Порой она мечтала о собственных детях.

— Я попросил Пола привезти твоих сестер домой к пяти. Они сказали, что им нужно время подготовиться к вечеру. Кстати, это правда, что Мей работает в шоу-бизнесе?

Подавив приступ смеха, Эбби покосилась на жениха. Да, Генри Фэрфакс интересный мужчина. С правильными чертами лица, хорошими манерами, но в целом похожий на…

— Да, это так. — Эбби опустила голову и принялась изучать свои обгрызенные ногти. — Мей у нас в шоу-бизнесе. — Помолчав, ни с того ни с сего спросила: — Генри, а ты меня любишь?

Он отпрянул, будто его ударили.

— Эбби, что за вопрос?! А зачем, по-твоему, я на тебе женюсь? Неужели непонятно, как я к тебе отношусь?

— Ну так скажи, как ты ко мне относишься? Генри, если ты на самом деле меня любишь, у тебя странный способ проявлять любовь.

— Эбби, ты явно переутомилась. Поэтому я попросил маму и Флоренс взять на себя все приготовления к свадьбе.

Эбби хотела возразить, но Генри взял ее ладонь в свою, и она непроизвольно отметила, какая у него мягкая и гладкая кожа — мягче, чем у нее.

— Эбби, — ласковым тоном начал он, — ведь мы с тобой не пара восторженных подростков. И хотя ты выходишь замуж впервые, дорогая моя, ведь тебе уже тридцать. И такая рассудительная и образованная женщина, как ты, не может не понимать, что слово «любовь» используют слишком часто. А для успешного брака куда важнее доверие и взаимное уважение. Ну и конечно же одинаковая среда и происхождение. — Тут он чуть нахмурился, но Эбби этого не заметила: слезы застилали ей глаза. — Ничего, вот увидишь, все уладится! — пробормотал он. — Кстати, вчера вечером речь зашла о страховании движимого имущества, и, скажу тебе откровенно, я удивлен: у твоего отца нет ни одного страхового полиса. Это недопустимое легкомыслие. Особенно учитывая характер его бизнеса.

— Если ты не против, может, вернемся домой? — чуть слышно произнесла Эбби.

— Как скажешь, дорогая моя. А у тебя опять разболелась голова? Что-то в последнее время она у тебя часто болит.

В последнее время у нее часто болит живот. А голова у нее не болит. Но Эбби не стала поправлять Генри: какая разница, что у нее болит? Главное — взаимное уважение.