Правда, которую мы сжигаем

— У тебя плохой прицел, — Сайлас смотрит на меня, пока дым валит из кончика Swisher Sweets ⁸(прим. пер. бренд сигар) с тропическим вкусом.

Я прикладываю обертку к губам, направляя пейнтбольный пистолет на табло футбольной команды. Мы лежим в нескольких футах от него, асфальт прожигает сквозь джинсы, практически обжигая мою задницу.

— Я сказал «да» вандализму. Я никогда не говорил, что буду хорош в этом, — я затягиваюсь, позволяя пахучему дыму проникнуть в мои легкие, давая мне тот приятный кайф, в котором я нуждаюсь время от времени.

Дело не в том, чтобы что-то заглушить, а в том, чтобы поумерить свой пыл. На несколько часов зуд в ладонях утоляется настолько, что позволяет мне прожить день, не подорвав кого-нибудь.

Вижу, как парень ведет себя как придурок или просто идет по улице с высокомерной ухмылкой на лице, и все, о чем я могу думать, это о том, чтобы он сделал, если бы его окутало пламя, и он тонул в бензине. Для меня это нормально. Странно, что никто больше так не думает.

Травка удерживает меня от убийств.

К тому же, она заполняет пустоту на некоторое время. Из-за дыма я меньше чувствую пустоту.

Я пускаю на доску лаймово-зеленые пейнтбольные шарики, создавая еще больший беспорядок. Под желто-зеленой краской едва видно, что находится под ней, а поскольку футбол уже в предсезонке, они не будут этому рады.

— Это немного похоже на обряд посвящения, не так ли? Последний выход футбольной команды, — говорю я, слегка покашливая, в голове светло, а тело гудит от понимания. Теплый летний воздух начинает становиться холоднее с каждым днем приближения осени. — Я чертовски ненавижу это место, чувак, но это последний год, когда мы все вместе. Всего последний год.

Сайлас держится отстраненно, не проявляя эмоций, но не потому, что у него их нет, а потому, что ему не нравится их выражать. Он очень редко реагирует на вещи, на которые реагируют нормальные люди, и, хотя я знаю, что он любит Роуз и заботится о нас, понимаю, что отношения для него сложны.

Относиться к людям. Понимать их.

Он другой. Он видит мир не так, как все остальные, и иногда кажется, что ему на все наплевать, он всегда выглядит лишенным чувства юмора или эмоционально холодным.

Даже когда он с Роуз, и она улыбается, он может лишь приподнять губы, но он никогда не показывает, что счастлив, если только не смотреть ему в глаза.

Я думаю, именно так Розмари проложила себе путь в его сердце. Она могла прочитать в его глазах то, что никогда не выразит его лицо. Она видела все его глубины, принимала эту правду и пыталась понять ее.

Правда в том, что никто никогда не сможет узнать, что на самом деле творится в голове у Сайласа. Мы никогда не сможем с этим сравниться, но я могу попытаться защитить его от этого. Даже если он ненавидит, когда я достаю его по поводу приема лекарств.

Потому что он защищает меня.

Это моя правда.

— Есть машины, — говорит он, когда свист пуль грохочет у меня в ушах, и еще больше краски взрывается на щите. — Самолеты. Поезда. Метро. Много способов путешествовать, Рук. Это не последнее — мы просто должны найти работу, и ты больше не сможешь поджигать здания.

Я смеюсь, чувствуя, как в желудке нарастает напряжение, когда действие травы начинает ослабевать. То есть он прав, и я знаю, что слишком много думаю из-за травки, но это все равно пугающее чувство.

Слово «семья» было потеряно в день смерти моей мамы.

И было найдено снова в загородном клубе, когда я пытался взорвать петарды.

Вопрос об отъезде из Пондероз Спрингс никогда не стоял, но покинуть их — это совсем другое чувство.

— И ты все еще намерен остаться? Не могу тебя отговорить? — спрашиваю я, хотя знаю, что у него нет причин уезжать, не то что у меня.

— Нет, я здесь, пока Роуз не окончит школу. Она хочет учиться в Холлоу Хайтс, так что я буду с ней до конца, — в его голосе есть прямота, спокойствие, такая решительность, что даже незнакомец, проходящий мимо, понял бы, что он имеет в виду то, что сказал.

—Твои родители не будут против?

— Они пытались заставить меня уехать с тех пор, как мне поставили диагноз, — он вздохнул. — Они любят меня, так что я понимаю. Они не хотели видеть, как я прохожу через насмешки здесь — они и сейчас не хотят, — но я не уеду от Роуз. Поэтому они также знают, что меня не отговорить. К тому же, будет проще проходить практику в компании моего отца в Портленде.

Он единственный, у кого хорошие родители. Даже отличные родители. Скотт и Зои успешны, счастливы с тремя сыновьями и любят их так, как и должны любить родители.

Безумие, что даже человек с постоянным окружением все равно жаждет разрушения, не так ли?

Затягиваюсь еще раз, докуриваю и бросаю окурок на площадку, зная, что он выжжет все дерьмо из искусственной травы.

— Мы закончили ностальгировать? У меня голова раскалывается, а нам нужно заехать за Роуз.

—Где она? — спрашиваю я, кивком головы давая ему понять, что готов уйти.

— У Тилли, учится, но появился парень ее сестры со своими друзьями, и мне не нравится, что она находится рядом с ними.

— Шанс нагадить Истону, а мне получить бургер? Где мне подписаться? — я поднимаю руки над головой, потягиваясь, когда встаю.

— Мы собираемся забрать Роуз, и это все. Никаких разборок, — он ворчит, шагая рядом со мной.

— Да, никаких драк. Понял, — ухмыляясь, я лезу в задний карман, достаю одну из своих сигарет Lucky Strike (прим. пер. мaрка американских сигарет) и кладу ее между зубами.

Я не буду ничего начинать. Обычно я никогда этого не делаю.

Но я бы закончил.

Закусочная Тилли находится в нескольких минутах езды от школы, и когда я на мотоцикле, мне требуется около шести минут, чтобы заехать на парковку с неоновой вывеской, освещающей асфальт.

Я стряхиваю волосы с глаз, когда натягиваю шлем на голову, перекидываю ногу через мотоцикл, пока Сайлас заезжает на парковочное место рядом с моим. В Тилли много народу. Неудивительно, учитывая, что сегодня суббота и это место, где собираются все чуваки с одеколоном «Axe» и девушки, готовые посплетничать.

Мне жаль Роуз, потому что ее сестра-близнец — яростная, полная самолюбия злобная девчонка. А поскольку Роуз ненавидит водить машину, большую часть времени ей приходится ездить с ней. Даже если она этого не хочет.

Ее родители, как я полагаю, думают, что, если они окружат Роуз «правильными» людьми, она поймет, насколько мы плохи для нее. Они думают, что она заскучает, увидит, какой могла бы быть ее жизнь, если бы она оказалась с людьми, находящимися на правильной стороне моральной шкалы, вместо парней, которые являются запятнанным пятном Пондероз Спрингс.

За те годы, что мы живем, мы испортили репутацию этого города и его жителей. Мы взяли их иерархию и разорвали ее на куски. Донахью боятся, что их драгоценная девочка полностью перешла на темную сторону.

Они правы.

И они не смогут ее вернуть.

Сайлас открывает стеклянную дверь, ступая на клетчатый пол, и когда мы переступаем порог, все голоса прекращают свое существование. Полностью заполненная закусочная становится тише мышиных шагов.

Мы те, кому не положено входить туда, где нам не рады.

Как будто мы только что вошли в церковь или в какое-то место поклонения.

А всем известно, что святая земля жжет ноги проклятым.

Я хватаю Сайласа за плечо.

— Что? У меня что-то на лице? — мой голос разносится по пространству, треща и пикая в их ушах.

Некоторые из них открыто смотрят в шоке; другие прячут взгляд, боясь, что мы установим с ними зрительный контакт и овладеем ими или сделаем что-то нечестивое. Женщины хватаются за сумочки, мужчины косят глазами, девушки подтягивают бедра, а парни пытаются вести себя круто.

Сайлас начинает двигаться, целенаправленно приближаясь к своей девушке. Ее тело примостилось в маленькой кабинке в одиночестве. Он не шутил, когда говорил, что хочет войти и выйти. Он ненавидит находиться среди такого количества людей. Даже если он никогда не говорил этого вслух, я вижу это по тому, как он держит себя.

Я следую за ним, наблюдая, как ее нежные глаза поднимаются, встречаясь с глазами ее парня. Для них двоих все исчезает, тревога спадает с ее плеч, и облегчение, как вода, омывает его спину.

Зависть — не то слово для того, что я чувствую по отношению к ним. Мне не нравится такая Роуз, и я могу признать, когда парни привлекательны, но Сайлас не производит на меня такого впечатления.

Но иногда, очень редко, я думаю, каково это, когда кто-то так смотрит на меня.

Как будто я больше, чем проблема. Ошибка. Чудовище. Люцифер.

Кто-то, кто смотрит на меня как на человека.

Роуз быстро собирает вещи и сползает со своего места в кабинке, привлекая мое внимание к окружающим. Члены футбольной команды сидят вместе, некоторые из них сидят на кабинках, на руках у каждого болтается вкус недели.

Во всех отношениях, кроме материального, они наши противоположности.

Мы все богаты, и на этом сходство заканчивается.

Если бы в Пондероз Спрингс была не та сторона рельсов, мы были бы там. И все это время они смотрят на нас со своих балконов и идеально подстриженных газонов, глядя так, будто наша одежда стоит не так дорого, будто наши семьи не так богаты.

Но все это не имеет значения, потому что наше богатство покрыто зловонием опасности. Гвалтом. Насилием.

Мы те, о ком предупреждали родители, когда вы росли, бугимены (воображаемый человек, который, как говорят, пугает людей под кроватью. — Прим. ред.) Мы мерзость для этого карусельного города, где каждый играет свою роль.

И никто не играет свою роль лучше, чем принц всего высокого и могущественного и его дорогая маленькая принцесса, которая сидит рядом с ним.

— Эй, ребята, готовы уезжать? — пробормотала Роуз, закидывая сумку с книгами на плечи, когда Сайлас притянул ее к своей груди, прижимая к телу.

— Привет, Рози, — я тянусь вперед, взъерошивая ее волосы. — Пойдем найдем какую-нибудь неприятность, в которую можно вляпаться, да?

Очевидно, я шучу. Шутки — это способ скрыть пустоту в моей груди. Никто не знает, как смех отдается эхом внутри меня. Потому что у меня ничего не осталось.

Раздается легкий кашель, за которым следует: — Ничтожества, — низкий, приглушенный звук, который вызывает у группы смех на вдохе.

Я перекатываю спичку через верхний ряд зубов, ухмыляясь.

— Извини, не расслышал тебя с этими членами во рту. Хочешь сказать это немного громче, Синклер? — я шагаю мимо своих друзей к его стороне кабинки.

Истон такой же вычурный, как шлепанцы от Gucci.

Я ненавижу его с тех пор, как познакомился с ним — мы все его ненавидим. Этот его менталитет, что он бог среди других. Люди думают, что он ходит по воде, и он пользуется таким вниманием.

Вот это да.

Его отец — декан дорогостоящего университета, который тонет в сырой земле. Вряд ли есть чем похвастаться. Но, как и большинство, Истон знает, как играть с людьми.

Он улыбается для газет, выигрывает футбольные матчи, притворяется, что он крут.

Но даже в идеале есть трещины, и он полон их.

— Рук, — Роуз хватает меня за предплечье, делая то, что у нее получается лучше всего, и пытаясь сохранить мир.

Я смеюсь над ней.

— Нет, Рози, все в порядке, — начинаю я, кладя руки на стол и глядя вниз на Истона. —Я просто веду дружескую беседу с моим хорошим приятелем Синклером. Разве не так?

Мои глаза прожигают его, осмеливаясь смотреть ему в глаза. Надеюсь, он сделает это, чтобы увидеть то, что видят все остальные — адские ямы. Как я зажарю его заживо, если он еще раз оскорбит меня или мою семью.

Но он делает то, что делают слабаки, и смотрит куда угодно, только не на меня.

— Я сказал... — он прочищает горло, улыбаясь через это неудобное положение. —Приятно провести время, — он пожимает плечами как что-то легкомысленное.

Мы с ним оба знаем, что он сказал.

Смело, что сказал это в первую очередь.

Умно, что не повторил это мне в лицо.

— Я так и думал, чемпион, — я сильно шлепаю его по спине, немного толкая его вперед. Когда наступает тишина, я решаю дать Роуз то, что она хочет, и ухожу.

— Ну и шуточки, — звучит в моих ушах более мягкий, изящный голос. — Притащить на публику банду безумных клоунов, правда, Роуз? Ты можешь быть еще более неловкой?

Давление снижается на спичку во рту, и я сжимаю челюсть.

— Интересно, что это говорит о тебе и твоей банде Аберкромби и сучек?

Мы устанавливаем прямой зрительный контакт, и ее радужки цвета синего пламени сражаются с моими собственными. Она ни на секунду не вздрагивает, ее взгляд не покидает меня.

Сейдж Донахью.

Как весело было бы покрутить тебя вокруг пальца.

Она смеется.

— Ха, это хорошо. Особенно для парня, который, как я думала, читает на уровне пятиклассника, — ее бледно-голубые ногти крутятся в высоком стакане, наполненном до краев молочным коктейлем розового цвета. — То, что она упорно защищает вас четверых, мне интересно, она наивна или вам просто нравится разрушать ее жизнь?

Роуз и Сейдж — биологические близнецы, с похожим цветом волос и веснушками. Но у Сейдж они более беспорядочные, дико разбросанные по лицу, а у Роуз, кажется, более плотно прилегают к носу. Роуз старается слиться с толпой, а Сейдж делает все, чтобы выделиться.

Редко, когда мне удается встретиться лицом к лицу с Любимицей Пондероз Спрингс. Это девушка с печально известным серебряным языком. Конечно, мы знали друг о друге; как же иначе? Маленький городок, к тому же мой лучший друг встречается с ее сестрой.

Но мы никогда не пересекались.

— Возможно, она не боится жить своей жизнью за пределами своего мира, обтянутого пузырем. Может быть, ей нравится не притворяться. Темная сторона позволяет делать то, о чем ты никогда бы не подумала при свете.

Мой взгляд следует за ее накрашенными алым губами, за тем, как она обхватывает ими соломинку, пачкая белый материал. Она делает несколько глотков, прежде чем отстраниться и ответить: — Это оскорбление?

Я ухмыляюсь.

— Нет, — пожимаю плечами, сарказм скрывается в моем тоне. — У каждой пары близнецов есть овца. Нечего стыдиться. Я рад, что ты можешь владеть этим, Сейдж.

— Овца?

— Да, ты знаешь, та, которая подчиняется всеобщим ожиданиям. Покорная. Слабая, — я не тороплюсь с каждым словом, слегка наклоняю голову, чтобы посмотреть, как она на них отреагирует. — Бессильная. Неполноценный близнец.

Сэйдж Донахью способна разрушить все и вся одним предложением из этих красных губ. Все преклоняются перед ней, следуют за ней — и никто никогда не задает ей вопросов.

Истон Синклер может считать, что он управляет шоу, но она всегда дергала за ниточки.

Гнев полыхает в ее глазах, и моя улыбка только усиливается.

Она пылает от ярости в ответ на мою реплику, борется за сохранение своей холодной, невозмутимой внешности, но эта белоснежная кожа начинает таять под давлением моих слов.

Во мне просыпается желание, которое обычно возникает только тогда, когда я разжигаю физический огонь, но в этот раз сила переполняет меня, когда я знаю, что разжег пламя в ее животе.

— И это я? Овца? — она вскидывает бровь, отбрасывая занавес из клубничных светлых волос на плечо.

— Если туфелька подходит, принцесса.

Что-то внутри нее ломается — я вижу это, пламя превращается в дикий пожар эмоций. Ее рот открывается, готовый выплеснуть все резкие слова, которые она только может придумать.

Я готов, готов смотреть, как она вспыхивает и взрывается во мне,

только для того, чтобы все было испорчено ее парнем, который пришел на помощь.

— Ладно, придурок, хватит. Ты заходишь слишком далеко, — Истон встает, но я не двигаюсь со своего сгорбленного положения на столе.

Я просто оглядываюсь через плечо, рассматривая его с ног до головы, проводя языком по внутренней стороне щеки.

— Да? И что ты собираешься с этим делать, качок?

Он может попытаться нанять кого-нибудь с папиными деньгами, чтобы сразиться со мной, но сам он никогда этого не сделает. Слишком плохо для его репутации, слишком много слабаков, и он знает, что я положу его на шесть футов ниже.

— Рук, — говорит Сайлас позади меня, — Не при Роуз.

—Да, ты слышал его, пес. Следуй за своим вожаком и его сучкой, — говорит Истон, заставляя Сэйдж вздохнуть, когда она хватает его за предплечье, рывком усаживая его обратно на свое место.

На этот раз не я двигаюсь. Сайлас сдвигается так, что стоит рядом со мной. Есть определенные кнопки, на которые не стоит нажимать, когда речь идет обо мне и моих друзьях. Они все разные, но когда ты нажимаешь на них, то получаешь схожую реакцию.

— Следи за своим ртом.

Очевидно, Истон сегодня накачал себя тестостероном, потому что у него хватило смелости ответить.

— Следи за языком, — подражает он, закатывая глаза. —Ты думаешь, что ты крутой? Ходишь вокруг, врубаешь эмо-музыку и носишь черное? Ты, блядь, жалок. Урод. Никто тебя не боится.

— Ребята, пожалуйста, я просто хочу уйти, — шепчет Роуз, дергая нас за руки.

Спичка в моем рту щелкает, пока Истон продолжает копать себе могилу все глубже и глубже.

— Сын серийного убийцы, избалованный сопляк, шизофреник и чувак с мертвой мамой, который, очевидно, молился Сатане. Поздравляю, вы преуспели в том, чтобы стать личным фрик-шоу Пондероз Спрингс.

Я никогда не умел контролировать себя.

Ни свой голод, ни свою похоть, ни свой гнев, ни свои желания.

Чувствую, как ногти впиваются в плоть моей руки, тянут меня назад, но все, что я вижу, это Истон Синклер, пылающий над костром, умоляющий меня потушить его.

— Не здесь, — бормочет Сайлас близко к моему уху. — Позже.

Оставить все как есть — это последнее, что я хочу сделать. Я не хочу отступать. Я не хочу уходить, пока на его лице все еще красуется эта самодовольная ухмылка. Но я знаю, что с ним случится.

Мы всегда получаем свою расплату.

Улыбка скрывает мою ярость.

— Если ты когда-нибудь захочешь подкрепить свой пиздливый рот, Истон, ты знаешь, где меня найти.

Мои глаза переместились на Сэйдж, игнорируя ее парня, который является мешком с дерьмом.

— И ты, — начинаю я. — Это было весело, куколка. Нужно повторить, — я подмигиваю ей, прежде чем отбросить спичку, сорвать вишенку из ее молочного коктейля и положить ее в рот.

Я жую сладкий плод, наблюдая, как напрягается ее бриллиантовая челюсть, когда она смотрит на меня. Я почти заставил ее маску треснуть, задвинул ее слишком далеко, и я совру, если скажу, что не готов наблюдать за последствиями. На несколько секунд эти глаза перемещаются на мои губы, наблюдая, как сок вытекает изо рта.

В голове крутятся навязчивые, угрожающие, беспечные мысли. Я знаю, что не должен. Мне следует оставить ее в покое. Она единственная девушка, с которой я не должен трахаться, но это делает ее еще более соблазнительной.

Сэйдж — это ядовитое яблоко. Слишком красива для своей собственной пользы, но может убить тебя одним укусом. Даже при мысли об этом я все равно готов впиться в нее зубами.

Мне никогда не удавалось все обдумать. Я действую только под влиянием импульса, и сейчас единственное, о чем я думаю, это показать ей, чего ей так не хватает.

— Я не могу дождаться того дня, когда ты придешь искать неприятности, принцесса. Мне будет так весело с тобой.

В помещении раздается треск кожи о кожу, моя щека горит от ее прикосновения. Я все еще чувствую, как ее ногти прошлись по мне. Боль остается на моей коже, а в груди пульсирует желание продолжения.

Я провожу языком по внутренней стороне щеки, самодовольно ухмыляясь.

— Только через мой труп, чертов, поджигатель. — прошипела она.

Да, мне так понравится наблюдать, как ее маленький дружок сгорит под моими ногами, пока я буду уводить его девочку прямо из-под его гребанного носа.