Предположительно

5 глава

Из записей Доктора Алекса М. Спектора, главного психиатра больницы Беллвью, Нью-Йорк

По прибытии в Беллвью, Мэри было назначено два антипсихотических препарата: Фенотиазин, чтобы контролировать приступы агрессии, о которых было сообщено, и Тегретол, чтобы стабилизировать ее настроение. Также, был выписан курс Риталина для лечения диагностированного ранее синдрома дефицита внимания с гиперреактивностью.

Как бы то ни было, Мэри никогда не проявляла неспособности к обучению, в крайней степени — гиперреактивность или импульсивность. В школьных записях нет данных о дисциплинарных нарушениях или вспышках насилия на уроках. В каждом отчете о ходе обучения подчеркивается ее внимательность, вдумчивость и способность следовать инструкциям. За восемь месяцев, проведенных здесь несмотря на то, что она не сказала ни слова, ей был продемонстрирован познавательный интерес, отличная память и способность справляться с отведенными ей задачами. Такими как закрашивание картинок, не выходя за поля, и написание сложных предложений. Мы запросили официальную документацию и отчеты из источников, поставивших первоначально эти диагнозы, но никто не смог предоставить нам подобную информацию. Это подвело нас к вопросу: проходила ли она вообще психиатрическую экспертизу.

Учебный центр находится в самом центре города, по правую сторону от бруклинской ратуши. Еще одна станция метро, и вы окажетесь на Манхэттене. Сюда направила меня мисс Клэр. Я успела забыть обо всем, что связано с экзаменом, пока Тед мне ни напомнил.

— Давай придерживаться плана. Тот факт, что у тебя будет ребенок, не означает, что ты не сможешь поступить в колледж, — сказал он.

Я не могла с ним не согласиться. Я должна была позаботиться о более важных вещах: как сохранить Боба՜ и не попасть в детскую тюрьму. Но, может, если поступлю в колледж, они увидят, что я исправилась, и прекратят это дерьмо с усыновлением. Так что субботним утром, после уборки и отметки об уходе, первым делом мы направляемся сюда.

Это здание большое, сияющее и новое, будто бы они только сегодня утром закончили его строительство. Мы встаем в очередь на ресепшен.

— Миленько.

— Дорого, — исправляю его я, моментально теряя интерес.

Тед ухмыляется и целует меня в макушку. Мисс Клэр выходит из своего кабинета и передает секретарю какие-то документы. Сегодня она одета иначе: на ней брюки и полосатая рубашка на пуговицах. Никаких украшений, но волосы ее все такие же огненно-рыжие.

— Еще заявки, Кэндис. Убедись, что эти будут высланы до вечера.

Она разворачивается и замечает меня.

— Ах! Ты пришла. Хорошо, пойдем. Он пусть здесь остается.

Я смотрю на Теда, он кивает мне и садится в зале ожидания.

Ее кабинет напоминает крошечную коробку, здесь даже окна нет, только самое необходимое: стол, загруженный бумагами, два стула и небольшая полка с книгами по подготовке к ЕГЭ и поступлению в колледж. Она закрывает за собой дверь.

— Дай мне минутку. Сейчас найду.

Она роется в стопке с сотнями результатов и находит меня на самом дне.

— Я хочу поговорить с тобой об этом.

Я сажусь, потому что плохие новости всегда воспринимаются легче, когда ты сидишь.

— Ты получила шестьсот девяносто за чтение, пятьсот двадцать за математику и шестьсот шестьдесят за письмо.

Я пожимаю плечами.

— Что это за движение такое? Ты же знаешь, что это хороший результат? Это превосходно! По сравнению с остальными, ты отлично справилась!

Она улыбается от уха до уха, ожидая моей реакции. Я пытаюсь выжать из себя улыбку, но сдаюсь.

— Единственная причина, почему у тебя такие невысокие результаты по математике заключается в том, что у тебя не было подходящего калькулятора.

Калькулятор. Точно. Я должна купить такой.

— Ты ходишь на подготовку?

— Нет. Я сама готовлюсь.

— А как ты собираешься выучить что-то новое, если не получаешь надлежащего обучения?

— Я еще не прошла до конца свою книгу.

Она качает головой.

— Ну, у нас есть подготовительные курсы, ты можешь на них ходить, — предлагает она.

— Я не могу.

— Почему?

— У меня нет денег.

Обычно на этом все споры заканчиваются, но ее этим убедить не выходит.

— Но ты же так близка... денег негде достать не получится?

Я качаю головой. Она потирает подбородок, будто бы задумавшись.

— Хммм... когда ты планируешь сдавать экзамен?

— В декабре.

— В декабре? Это же так скоро! Зачем тебе так торопиться? К чему такая спешка?

К тому, что мне надо убираться из этого чертова дома. К тому, что я беременна, а мою малышку хотят отобрать. К тому, что у меня нет времени. Мне хотелось закричать. Но ее вины в этом не было. Ей никогда не понять с чем мне приходится бороться. Она вздыхает и откладывает бумаги.

— Ты знаешь, что в спешке люди допускают еще больше ошибок? Поспешишь — людей насмешишь! Брось, не надо торопиться. Передвинь свой экзамен на январь или даже на март. Ты свободна по субботам?

Я пожимаю плечами. Наверно.

Она разворачивается, хватает пару маленьких пособий и флаер и бросает их на стол передо мной.

— Приходи на мои семинары. Они проходят каждую субботу во Флэтбуше.

Она записывает адрес на клочке бумаги.

— Можешь на них присутствовать. Мы проводим занятия, разбираем тексты, различные уловки, проходимся по всему тесту. Практика — путь к совершенству. Чем больше вариантов ты решишь, тем лучше у тебя будет получаться.

Она протягивает мне бумажку, но я ее не беру. Она меня не слышала? Я сказала, что у меня нет денег.

— Бери. Я не гонюсь за твоими деньгами.

За чем же тогда она гонится?

— И возьми дополнительные задания. Ты отстаешь от нас на две недели.

Я колеблюсь, но тянусь за этими бумагами. Она держит их за другую сторону, смотря на меня очень серьезным взглядом.

— Сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

— Ох-ох-ох. У тебя глаза сорокалетней женщины.

Ничего ей не говорю. По определенным причинам мне не нравится эта женщина. Она видит меня насквозь, оставляя обнаженной и беззащитной. Я знала только одного человека, который мог провернуть подобное. Мама Алиссы. Вспоминая о ней, я начинаю нервничать. В любой момент готова сбежать и найти пристанище в объятиях Теда.

— Помни, что я тебе говорила. Не позволяй никому стоять между тобой и твоими мечтами.

Я киваю и вырываю листок из ее рук.

Расшифровка от 12 декабря. Допрос Мэри Б. Эддисон, возраст: 9 лет

Детектив: Мэри, у тебя есть братик или сестренка?

Мэри: Да. В смысле, нет.

Детектив: Уверена? Ты будто бы сомневаешься.

Мэри: У меня был брат.

Детектив: Серьезно? Что с ним случилось?

Мэри: Он умер.

Детектив: Ох, я сочувствую. Знаешь, как он умер?

Мэри: Он уснул и больше не проснулся.

Детектив: Понятно. Мне жаль. Ты помогала маме ухаживать за своим братом?

Мэри: Нет. Я тогда была слишком маленькой.

Детектив: Правильно. Но сейчас ты уже большая девочка. Поэтому ты помогала маме заботиться об Алиссе, так?

Мэри: Я устала. Я хочу домой. Где мамочка?

Сегодня они решили немного скреативить. По всему коридору валяется не только мое постельное белье, но и одежда. Мои соседки хихикая наблюдают, как я по кусочкам собираю всю свою жизнь. Я их ненавижу. Из-за них скучаю по своей тюремной камере. По крайней мере, там мне было хоть немного спокойно. Я направляюсь в подвал, хоть и знаю, что через час вернусь к тому же беспорядку и буду вынуждена пройти через это снова.

Новенькая опять сидит за компьютером. Она не покидает подвал, и я не виню ее за это. Это ее безопасный уголок. Она подпрыгивает, когда я добираюсь до подножия лестницы.

— Это всего лишь я.

Она моргает, а затем вздыхает.

— Я думала, ты... забудь. Не важно. Они все меня ненавидят.

Я не видела, чтобы они ненавидели кого-то сильнее меня. Если только...

— Что ты сделала? — вылетает у меня.

Она поправляет свой свитер. На лице у нее ноль эмоций.

— Ничего.

— Просто так сюда никто не попадает.

На мгновение ее глаза становятся дикими, после чего из нее вырывается нервный смешок.

— Кое-что очень глупое, и все... слишком бурно отреагировали. Они даже не дали мне объясниться. Хотя, никто бы мне и не поверил. Все всегда верили только моей маме. А она с самого начала меня невзлюбила.

Удивительно, мы настолько разные, но нас объединяет нечто настолько болезненное. Она неправильно расценивает мое молчание и в спешке добавляет:

— НО они просто хотят преподать мне урок. Меня скоро отсюда выпустят.

Новенькие всегда думают, что это временно, остальные же понимают, что это — конец. Мне почти ее жаль, но я не в лучшем положении. Ей нужно взять себя в руки и осознать, что она сама подписалась на это, когда сделала то, что сделала.

Предположительно.

Я вытаскиваю из кармана кусочек бумаги, исписанный моим небрежным почерком.

— Мне нужно вот это.

Она смотрит на бумажку, а затем на меня.

— Ух ты, ты серьезно пытаешься сдать ЕГЭ.

— Как ты догадалась?

— Это единственная причина, по которой человеку может понадобиться такой калькулятор. Я сдавала этот экзамен в прошлом году.

— На сколько сдала?

— Полторы тысячи.

Я мысленно ухмыляюсь. Я умнее Новенькой.

Она щелкает по клавишам, и на экране всплывает калькулятор. Такой же, как и у остальных. Маленькая черная коробочка с мозгами компьютера.

— Это модель TI-84. Тебе нужен такой. Есть в розовом цвете, если хочешь.

Мне наплевать на цвет. Но цена... сто девяносто девять долларов девяносто девять центов.

— Он действительно столько стоит?

— Ага. Они дорогие.

— Его можно... купить в магазине, а не по интернету?

— Ага. Можем пойти вместе. Я помогу тебе выбрать.

Вместе? Мое выражение лица остается непроницаемым. Но, полагаю, в этом нет ничего страшного, учитывая, что она такой уже покупала. Она знает, что нужно искать. Я киваю и вижу улыбку на ее лице, впервые за все время, что она здесь провела.

— Мы должны сбежать.

Мы с Тедом лежим в объятиях друг друга на третьем этаже. Я уткнулась в его шею, касаясь своими губами его пульса. Я не хочу сейчас возвращаться к нашей реальности. Секс помогает мне забыть о ней. Тед сильный, все его тело покрывают мускулы. Секс с ним меня расслабляет, переносит в тихую гавань. Я могу схватиться за него, обвить вокруг него свои ноги и сжать его как лимон, пока не увижу звезды, настоящие звезды. Когда дело сделано, у меня кружится голова, легкие обессилены, но умоляют о большем. Я будто бы дышу по-другому рядом с ним. Я высоко в космосе, среди звезд, несусь прямо к солнцу.

— Куда? — шепчу я.

— Не знаю. Куда-нибудь. Может, на юг.

На соседней койке спит пациент, медленно умирая. Его аппарат жизнеобеспечения тихо пищит, отсчитывая уходящие секунды.

— На какие шиши? И как мы избавимся от этой штуковины? — спрашиваю я, указывая на свой браслет на лодыжке.

Иногда я задаюсь вопросом: что, если он чувствует, когда мы занимаемся сексом и что, если тот, кто наблюдает за нами, тоже об этом знает. Мне неловко, когда я думаю о том, что кто-то в курсе. Я хочу, чтобы это было нашим миром, нашим секретом.

— Это не проблема. Я знаю кое-кого, кто может его снять. Мы будем чисты.

Я прижимаюсь щекой к его руке. Его кожа такая мягкая, такая гладкая. Надеюсь, наша малютка унаследует ее. Я бы никогда не прекращала целовать и обнимать ее.

И эта маленькая мысль возвращает меня с небес на землю. Мне не следует думать о нашем ребенке, учитывая, что они хотят его отобрать. Тед об этом пока не знает, и я не хочу ему рассказывать. Он в таком восторге. Выбирает имена с нашими поварами и даже попросил мисс Лиджен устроить его на полную рабочую ставку. Он делает все, что должен делать парень, который вскоре станет отцом. За исключением того, что у него нет ребенка, ради которого стоит стараться.

— Я не хочу пускаться в бега, Тед. Не с ребенком.

— Я не хочу, чтобы ты находилась в этом доме. Не с нашим малышом. С этим нужно что-то делать.

Я ерзаю в его объятиях. Он смотрит на меня, но не говорит ни слова. Это заставляет меня дрожать. Я всегда нервничаю, когда он смотрит на меня таким взглядом, потому что я не знаю, что он видит. В моей камере и даже в душевых не было зеркал, так что долгое время я не представляла, как выгляжу. Свое отражение я видела только в глазах людей, тех же самых, что говорили мне, когда сходить в туалет, поесть или принять душ. Тех, кто проклинал меня за убийство ребенка. Для них я была монстром с рогами, красной змеиной кожей и желтыми глазами рептилии. Мама вечно ругала меня за то, что я не слежу за своими волосами, отчитывала за излишнюю пушистость, как бороться с которой я и понятия не имела. Однажды, через несколько недель после моего дня рождения, я зашла в комнату для посетителей, и мама побледнела. Она смотрела на меня так, будто не видела годами. Мгновение спустя она сказала: «Господи, ты так... повзрослела». Наконец, я нашла зеркало и, взглянув в него, оцепенела. Сколько времени должно пройти, прежде чем человек посмотрит в свое отражение и не признает себя? Четыре года — это достаточно долго. Мне было четырнадцать, и я стала для себя абсолютной незнакомкой. Все та же я, но в новом теле: выше, худее, с грудью, бедрами и полными губами. Мои волосы крупными кудрями тянулись вниз, до самой поясницы. Единственной частью моего тела оставшейся неизменной были мои глаза. Я попробовала заплакать, но у меня не получилось. С тех пор я сторонилась зеркал.

— Я что-нибудь придумаю, — говорю я.

Вот только не знаю, что.

Мы одеваемся, и я первая покидаю палату, чтобы вернуться, пока кто-нибудь не заметил моего отсутствия. Лифт доставляет меня на первый этаж, в лобби. Направляясь на кухню, я прохожу головной офис и слышу ее голос.

— Может, с кем-то она ведет себя особенно дружелюбно?

Мое сердце уходит в пятки. Я делаю пару шагов назад и практически врезаюсь в дверной проход. Она здесь. Мисс Кармен. Стоит за стойкой регистрации с мисс Лиджин. Она замечает меня у двери и усмехается. Что она здесь делает?

— Привет, Мэри, — говорит мисс Кармен спокойным, но ледяным тоном. — Просто сверяю твои записи с отметками об уходе. Знаешь, чтобы убедиться, что ты именно там, где должна быть.

Мисс Лиджен улыбается.

— Мэри — один из наших самых лучших волонтеров. Она очень внимательна к пациентам.

— Правда?

Я не могу пошевелиться. Видя, как кто-то из группового дома ошивается в единственном месте, где я чувствую умиротворение, ко мне возвращается тот первобытный страх, который я не испытывала с тех самых пор, как Рей был жив. Я должна выпроводить ее отсюда, прежде чем...

В холле открываются двери лифта. Тед вывозит женщину с четвертого этажа в инвалидном кресле, и у меня перехватывает дыхание.

Нет! Она не должна его увидеть.

— Что ж, у Мэри, должно быть, полно свободного времени, раз она успела вляпаться... в неприятности. Может, ей стоит добавить еще парочку лишних часов, — говорит мисс Кармен.

Тед замечает меня и улыбается, толкая коляску в моем направлении. У меня немеют ноги.

— Мы всегда рады помощи, — смеется мисс Лиджен.

Наши взгляды пересекаются, должно быть, я выгляжу испуганной, потому что Тед останавливается, улыбка исчезает с его лица. Он выпрямляется и хмурится. «Что такое?» — беззвучно произносит он, и я не знаю, как мне поступить. Мое сердце бьется так часто, что вскоре вырвется из груди. Я смотрю прямо на мисс Кармен. Этого не может быть.

— Потрясающе. Я прослежу, чтобы эта информация дошла до ее консультанта, — говорит мисс Кармен, ухмыляясь.

Я медленно качаю головой, не смотря на него.

Уходи, Тед. Уходи.

Краем глаза я замечаю, как он колеблется, но быстро разворачивает кресло и катит пациентку в противоположном направлении.

— Мэри?

Тед оглядывается на меня через плечо, но не останавливается.

— Мэри? Не хочешь провести Мисс Кармен экскурсию?

Мой рот открывается, но я молчу. Смотрю в дальний конец холла, отчаянно сопротивляясь желанию кинуться Теду в объятия. Мисс Кармен приподнимает бровь и прослеживает мой взгляд. Она огибает мисс Лиджен и направляется ко мне. Мои мышцы сжимаются так сильно, что, кажется, я в любой момент могу исчезнуть.

Тед, пожалуйста, беги!

Она выходит из-за стойки. Каблуки щелкают по полу, набирая темп. В помещении становится темнее. Она проносится мимо меня, выходя в холл, как раз в тот момент, когда Тед заворачивает и исчезает в столовой. Она оглядывается, сканируя коридор. Никого, кроме пациентов, медленно разъезжающих в своих креслах. Мисс Кармен смотрит на меня, охота еще не окончена.

— Мисс Лиджен, у Мэри здесь есть парень?

Этот тупой вопрос больше веселит, чем шокирует ее.

— Ну, Мистер Томас немного в нее влюблен, — смеется она. — Но он влюблен во всех.

Мисс Кармен прищуривает глаза, и я могу сказать, что она раздражена, но не хочет терять лицо при незнакомцах. Это вызовет подозрение. Мама делала так же.

— Ладно, мне нужно вернуться в офис, — бросает мисс Кармен. — Спасибо, что уделили время.

Я ухожу оттуда, пока меня не уволили, и направляюсь на второй этаж. Мои легкие горят, когда я плюхаюсь на кровать, прямиком к двести четвертому.

— И к тому моменту я могла пробежать четыре мили за двадцать шесть минут и без проблем поднять сотню фунтов, — говорит мисс Риба, раскачиваясь на каблуках. Она горда собой.

— Ох. Серьезно? — бормочет Винтерс у входной двери, подписывая какие-то документы.

— Ага, лучшие годы своей жизни я провела как офицер запаса.

Он замечает меня. Я стою у лестницы, затаившись, как обычно делает кот мисс Рибы.

— Эддисон.

Я киваю ему.

— Я вечно говорю девочкам, что армия сделает из них настоящих мужиков, в смысле, женщин. Дисциплина, знания, бесплатное образование. Еще раз, как долго ты служил? — продолжает она.

— Тридцать пять лет.

— Вау, прилично! А потом, ранение получил?

Он замирает, а потом качает головой, отгоняя дурные мысли.

— Ага, что-то в этом духе.

Он подписывает последний документ и передает его мисс Рибе, пока остальные девочки поднимаются вверх после терапии. Меня тошнит, мне срочно нужно в уборную.

— Блин, это круто. Хотела бы я, чтобы у меня был шанс пройти весь путь от начала и до конца. Но я была нужна на домашнем фронте, — говорит она.

Винтерс устало вздыхает, ему явно скучно. Он снова смотрит в мою сторону.

— Эддисон, ты что-то от меня хотела?

Я тереблю края своей рубашки, пытаясь подобрать правильные слова.

— У меня... есть вопрос.

Они смотрят друг на друга, сбитые с толку.

— Ладно, — медленно говорит он.

Мы втроем стоим в абсолютной тишине. Я не хочу делать это при мисс Рибе. Она расскажет мисс Штейн, и все узнают.

— Ну, Мэри? — выплевывает мисс Риба.

Он смотрит на нее и улавливает мой намек.

— Мне кажется, она хочет поговорить со мной наедине.

— О, да. Конечно, босс.

— Давай, Эддисон, — говорит он, желая быть, где угодно, но только не здесь. — Пошли.

Мы заходим в комнату для посетителей, и он закрывает за нами дверь. Я никогда не была здесь вечером, поэтому это место выглядит странно с искусственным освещением и закрытыми шторами. Стены по-особенному серые, искусственные растения еще более поддельные, а диваны — жесткие и поношенные.

— В чем дело, Эддисон? Уверен, моя жена хотела бы, чтобы я хоть раз появился дома в пристойные часы.

У него есть жена. Я об этом не знала. Не могла представить, что кто-то захочет выйти за него. Он непробиваемый, как бетонная стена.

— Итак, Мэри?

— Эм... Мисс Кармен сказала, что я на попечении штата. Что это значит?

Он складывает руки на груди.

— О, так ты можешь произнести больше трех слов за раз, — смеется он. — Почему ты не спросишь об этом мисс Кармен?

Потому что она меня ненавидит! Вы меньшее из трех зол.

— Мэри, я не могу торчать здесь весь день. Что ты хотела?

Может, я неправильно подошла к этому делу. Теперь не имеет значения, чего хочу я. Значение имеет только то, что нужно Бобу՜. А его нужно защитить от остальных.

— Вы будете приходить сюда... почаще?

— Зачем?

— Просто.

Он хмурится и делает глубокий вдох.

— Мне стоит приходить суда чаще?

Неподалеку от двери слышится какой-то стук и скрип. Наверно, мисс Риба подслушивает. У меня сводит живот, и я замолкаю.

— Мэри?

А может, это и не мисс Риба. Может, это Келли. Или Тара. Или Джой. К горлу подступает ком. Это первое правило, которое я усвоила в детской тюрьме. Болтуны получают швы.

— Мэри, кончай ходить вокруг да около и выкладывай!

Но ему следует знать, ведь так? Разве он не замечает порезы и синяки на всех нас? Разве он не читал отчеты мисс Штейн о несчастных случаях? Он не может быть настолько слепым.

— Мне... нужно поговорить с адвокатом.

— С каким адвокатом?

— С адвокатом... Мистером Харрисом.

Какое-то время он смотрит на меня, пытаясь понять, чего я от него добиваюсь.

— Зачем? — его голос становится громче.

— Потому что... я этого не делала.

Он закатывает глаза.

— Мэри, у меня для этого нет ни времени, ни терпения! Послушай, ты уже отбыла свое. Теперь ты здесь, пока суд не придумает, что с тобой делать дальше. Ты забеременела...

— Но я не делала этого!

— Мэри, — предупреждающим тоном говорит он, размахивая перед моим носом указательным пальцем, как мама. — Ты собираешься потыкать палочкой то, что лучше не тормошить. Если ты снова вернешься на эту дорожку, то она выведет тебя на неприятности.

Неприятности? Еще большие, чем те, в которых я нахожусь сейчас? Он переступает на свою здоровую ногу и ворчит.

— Послушай, — говорит он успокаивающим голосом. — Народ хотел твоей смерти за убийство той девочки. Они не простят тебя, если ты будешь продолжать дурить их и обманывать просто потому, что тебе так захотелось.

Но я не вру. Почему мне никто не верит? Все это большая ошибка.

Я не хотела ее бросать. Я не хотела ее бросать. Я не хотела ее бросать...

— Я... я...

— А теперь хорошенько подумай, Мэри. Потому что если ты начнешь этот процесс, то пути назад не будет. И ты можешь угодить в место, не такое приятное, как это.

Приятное? Он издевается?

— Если тебе здесь настолько плохо, то почему ты так хочешь, чтобы твой ребенок здесь рос?

— А почему вы хотите забрать его у меня? — вырывается у меня.

Я не могу узнать этот голос: низкий, глубокий, живущий в чаще моего сознания, которую я прячу от окружающих. Он застает нас обоих врасплох.

Винтерс откашливается, пытаясь взять себя в руки.

— У тебя больше нет того адвоката, Мэри. Есть государственный. Вот так. И никому не нужен этот чертов ребенок, кроме тебя! Хочешь адвоката — получишь. Подумай, кого ты сможешь себе позволить на свое пособие.

У меня крутит живот. Я все запорола.

— Вы можете просто поговорить с моей мамой? Она знает, что произошло на самом деле.

— Я что, на детектива тебе похож?

— Но она знает правду.

— Мэри, я...

— Пожалуйста!

Винтерс замирает и смотрит на мои мольбы. Он делает глубокий вздох старого человека, уставшего от жизни.

— Я... подумаю, что с этим можно сделать.

Думаю, это означает «нет».

Я возвращаюсь в свою комнату. Девочки молчат. Мои простыни снова на полу в коридоре. На этот раз они еще и дырявые. Напоминают кусочек швейцарского сыра. Должно быть, кто-то из них слышал наш с Винтерсом разговор. Меня волнует не это. Меня волнует то, что у кого-то в этом доме есть нож.