Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных

ГЛАВА IV Преступления в отношении военнопленных во время транспортировки

Путь, который проделывал солдат, попавший в гитлеровский плен, прежде чем он оказывался в стационарном лагере для военнопленных, был длительным, тягостным и, как правило, мучительным. А для десятков тысяч советских военнопленных это был и последний путь в жизни.

Процедура передачи пленных по назначению основывалась на иерархической структуре германской армии: дивизии собирали пленных на заранее определенных сборных пунктах, отсюда пленных передавали корпусам, те в свою очередь направляли их в армии, а уже оттуда путь лежал в дулаги, расположенные в тылу армий. В случае, если пленных задерживали по каким-либо причинам в оперативном районе, их передавали в шталаг данной армии или группы армий. Однако в основном всю массу пленных, как правило, отправляли из дулагов дальше в районы, подчиненные ОКВ. Это относилось ко всем пленным и к большинству советских военнопленных.

Даже если конвой и начальник транспорта не проявляли особой жестокости, — а такая жестокость, надо сказать, была обычной в обращении с советскими военнопленными, — то и в этом случае транспортировка в лагерь была для пленного мучительной. Однако нередко случалось, что и в отношении военнопленных других государств в пути имели место враждебные действия, всякого рода издевательства и придирки, порой переходящие в настоящие пытки. Такие случав были отмечены уже во время сентябрьской кампании 1939 года.

После капитуляции крепости Модлин (Польша) польские солдаты, отделенные от офицеров, под усиленным конвоем прошли 40 километров до Насельска. К идущим нормально придирок не было [807]. На станции Войтоство под Насельском пленных погрузили в товарные вагоны по 90 человек в каждый (то есть вдвое с лишним больше нормы: положено 40 человек на вагон). Вагоны закрыли наглухо, и в условиях такой скученности пленных везли целые сутки, не разрешая открывать двери хотя бы на несколько минут, чтобы оправиться или напиться воды. Так их везли до прибытия к месту назначения в Ольштынеке [Хоэнштейн] [808].

После страшного побоища польских военнопленных, организованного гитлеровцами в ночь с 13 на 14 сентября 1939 года в Замбруве, оставшихся в живых погнали в Ломжу. По пути конвоиры беспощадно пристреливали всех отстающих [809].

В очень тяжелых условиях проходила транспортировка солдат польской армии (евреев), «освобождаемых» зимой 1939/40 года из лагерей для пленных и направляемых в гетто или же в «еврейские жилые кварталы». Конвоиры, набираемые из невоенных формирований (СС, жандармерия, полиция), в пути убили многих пленных. Эти транспорты стали как бы прототипом последовавшего позднее массового истребления советских военнопленных во время конвоирования их в лагеря.

В 1941 году гитлеровцы отправляли большие группы югославских пленных в Германию. Во время непрерывного, продолжавшегося более 5 дней переезда в запертых вагонах, пленные не получали никакой пищи — только воду[810].

После капитуляции генерала Бур-Комаровского в октябре 1944 года [во время Варшавского восстания. — Перев.] его и 20 офицеров главного штаба Армии Крайовой с большими удобствами перевезли в местечко Круклянки на Мазурах [811]. В то же время совсем в иных условиях производилась транспортировка бойцов 15-го повстанческого полка Армии Крайовой. 6 октября 1944 года этих пленных погрузили на станции Ожарув по 80 человек в вагон и отправили в Ламбиновицы. По дороге конвоиры стреляли по вагонам, в результате чего были тяжело ранены два бойца и один убит [812]. 18 октября офицеров изолировали от солдат и разместили по разным лагерям [813]. Вот как описывает Репецкий историю одного транспорта из Ламбиновиц в Добегнев, в котором находилось 100 офицеров (96 старших и 4 младших). Это было 19 октября 1944 года:

«На станции [Ламбиновице. — Ш. Д.] мы на себе испытали немецкие «научные» методы перевозки «опасных» пленных. Группами по двадцать человек мы встали перед пятью товарными вагонами. У нас отобрали сапоги, подтяжки, ремни, всякие шнурки и острые предметы: все это охранники уложили в мешки. Нам отвели половину каждого вагона, отделенную загородкой из двух рядов колючей проволоки. На полу нашего «купе» лежало немного соломы, в углу стояла бадья для нечистот. Теснота не позволяла нам даже вытянуть ноги. За нами закрыли загородку из колючей проволоки. Словно звери в клетке ждали мы отъезда» [814].

7 мая 1942 года на железнодорожную станцию Хадамар было доставлено из офлага ХIIА 140 польских офицеров с целью отправки их в офлаг IIЕ в Нёй-Бранденбурге. Перед посадкой в вагоны пленных под угрозой применения оружия заставили снять сапоги и бросили обувь в отдельный вагон. В пути босых пленных заставляли маршировать по перронам крупных станций, вследствие чего они стали объектом насмешек немецкого населения. Люки вагонов были закрыты, несмотря на жару. Под угрозой применения оружия запрещалось открывать люки и даже вставать с места. Начальником этого транспорта был обер-лейтенант Брюль из офлага ХIIА [815].

В мае 1942 года транспорт, насчитывающий около 2 тысяч французских военнопленных — преимущественно унтер-офицеры, отказавшиеся работать, и военнопленные, пойманные при попытке совершить побег, — покинул шталаг ХIIА в Лимбурге (на р. Лан) и направился в штрафной лагерь в Раве-Русской. При посадке в вагоны с пленных стащили одежду (обмундирование и сапоги), а также отобрали все продукты. В течение всех шести дней пути пленные только два раза получили по чашке несъедобного супа — раз в Ополе и второй раз в Ярославе [816].

В 1945 году в связи с приближением союзных войск к границам Германии перед руководящими кругами третьего рейха возникла проблема эвакуации шталагов и офлагов. Для многих пленных, особенно для «засидевшихся», это было сопряжено с чрезвычайно большими трудностями: в тяжелых зимних условиях им приходилось совершать пешие переходы на далекие расстояния, порой доходившие до 400–600 километров, в течение нескольких недель.

Упомянутый выше подполковник Крафт из Управления по делам военнопленных показал после войны, что вовремя подобной эвакуации пленных будто бы кормили по соглашению с Международным Красным Крестом, а начальники транспортов якобы получили от Управления по делам военнопленных специальную инструкцию: как можно больше находиться возле пленных, чтобы в пути ни в коем случае не допускать актов произвола и насилия над ними [817].

А каковы были фактические инструкции, изданные в связи с эвакуацией?

Об этом свидетельствуют события в лагере в Жагани. К моменту приближения частей Советской Армии (февраль 1945 года) в этом лагере скопилось около 10 тысяч пленных летчиков. На совещании в главной ставке 27 января 1945 года Гитлер пришел в ярость, когда услышал от Геринга, что предлагалось передать этих военнопленных советским войскам. Гитлер приказал беспощадно и немедленно эвакуировать пленных под усиленным конвоем — в случае надобности пешком — и при малейшей попытке к бегству расстреливать. Геринг дополнил эту директиву указанием «снять с пленных брюки и сапоги, чтобы не могли убежать по снегу»[818]. Начальником этого транспорта было рекомендовано назначить генерала СС Ютнера или Глюкса.

Эвакуация из Жагани английских летчиков (среди которых оказалось некоторое число поляков — летчиков английских военно-воздушных сил) происходила в такой спешке, что пленных целых две недели гнали пешком в направлении Берлина. Ночевали прямо на снегу — там, где ночь заставала марширующие колонны пленных. В течение всех 14 дней военнопленные не получили ни куска хлеба. Питались тем немногим, что успели захватить с собой из лагеря, а также скудными припасами, которые им тайком передавали встреченные на дороге «гражданские» невольники третьего рейха (русские и поляки), работающие у окрестных крестьян и помещиков. При этом офицеры-поляки из лагеря Жагани оказали большую услугу своим английским товарищам, устанавливая в пути контакт со своими «гражданскими» земляками или с русскими людьми. Что касается конвоиров, то они ограничивались только строгой охраной — при каждом из них был дрессированный пес. О бегстве не могло быть и речи. Через две недели совершенно истощенных и больных пленных посадили в вагоны и отвезли в Люккенвальде под Берлином [819].

Еще хуже проходила эвакуация французских пленных из шталага VIIIC (Конин-Жаганский) в феврале 1945 года. По приказу начальника конвоя, пленных по пути неоднократно избивали, наказывали лишением пищи на 48 часов, принуждали ночевать на снегу во время метели или под дождем. Многие военнопленные по дороге умерли от голода, истощения и побоев. Один из них, по фамилии Шомон, был расстрелян за то, что взял на поле одну свеклу [820].

Тяжелые часы пережили также несколько тысяч французских офицеров, эвакуированных из лагеря для военнопленных IIВ в Хощно (Арнсвальде, 65 километров к юго-востоку от Щецина) [821]. 29 января 1945 года в связи с приближением советских войск гитлеровцы погнали французских военнопленных пешком на запад. Во время этого семидневного марша они часто не получали пищи и неоднократно ночевали в суровых зимних условиях под открытым небом. Они «познали, что такое голод, болезни, суровый климат, жестокость охранников, презрительное равнодушие ответственного немецкого офицера» [822]. Одна из колонн пленных достигла 19 марта 1945года отдаленного офлага VIA в Зёсте (Вестфалия), вторая— офлага 63 в Вицендорфе, около Берген-Бельзена [823].

В не менее тяжелых условиях, но значительно более длительный (8 недель) пеший переход с востока на запад через всю Германию совершили польские военнопленные из офлагов, размещенных в том же II военном округе (Щецин) [824].

Согласно сведениям Садзевича, 31 января 1945 года в связи с приближением советских войск гитлеровцы организовали эвакуацию офлага IID в Гросборне [825]. В путь выступило около 5 тысяч пленных, около тысячи человек осталось в лагере, симулируя болезнь и неспособность к пешему переходу. Маршрут этого пешего марша проходил через Шецин, Поморье и Мекленбург в лагерь Зандбостель под Бременом [826]. Кроме обычных трудностей такого перехода, дали себя почувствовать неимоверные условия размещения и особенно недостаточное питание пленных. Они ночевали в сараях, на гумнах, в хлевах, кормили их один раз в сутки полусырым картофелем. Такой голодный рацион ни в коем случае не дал бы возможности массе военнопленных вынести лишения этого зимнего марша по маршруту протяженностью более 700 километров, если бы не значительная помощь продовольствием, оказанная им пленными-рядовыми, пленными-югославами и гражданскими лицами, занятыми на принудительных работах (русскими, поляками, югославами и французами). На последнем этапе перехода немалую помощь оказал им также Международный Красный Крест: он доставил военнопленным много продовольственных посылок. В начале апреля колонна пленных достигла лагеря Зандбостель Но там царил настоящий голод. Пленные получали в день по 100–200 граммов свекольного «хлеба», три неочищенные картофелины и кружку жидкого эрзац-супа из брюквы [827].

Из Зандбостеля военнопленных переотправили в Бад-Швартау в Любеке, где 2 мая 1945 года они были освобождены английскими войсками [828].

Бесчеловечное обращение с военнопленными во время эвакуации стало предметом расследования и нашло свое отражение в обвинительном заключении на процессе главных немецких военных преступников в Нюрнберге[829]. Против отдельных конвоиров, имена которых были установлены в ходе расследования, было возбуждено судебное преследование. Особенно суровый приговор был вынесен судом за издевательства над эвакуированными из Бляховни [Блеххаммер] в Мосбург английскими военнопленными (в частности, избиение рядового Реджинальда Дж. Сэддса): британский военный суд приговорил гитлеровского унтер-офицера Менделя к 10 годам тюремного заключения (позднее срок заключения снижен до 5 лет) [830].

Все эти преступные нарушения законов и обычаев войны— если говорить вообще об обращении с военнопленными— были во сто крат более тяжкими в отношении советских военнопленных. Транспортировка советских пленных стала одним из факторов истребления, запланированного и неуклонно проводимого в жизнь не только командованием, но и немецкими солдатами. Это факт, что большинство замученных и убитых в 1941–1942 годах советских солдат погибло в лагерях для военнопленных. Но фактом является и то, что десятки тысяч советских военнопленных вообще не попадали в эти лагеря, погибая во время транспортировки.

Основным фактором, который сделал возможным истребление советских военнопленных во время транспортировки, были ненависть и презрение к «недочеловекам» с Востока, вдалбливаемые германским командованием в головы немецких солдат с помощью письменных и устных приказов, чтобы такой «воспитательной» работой облегчить себе выполнение задачи по уничтожению «идеологического» противника. Этим в основном и объясняются беспрецедентные зверства не только гитлеровских офицеров, но и конвоиров-солдат. Явление это можно понять только при изучении всей совокупности элементов отношения к советскому военнопленному, проявлявшегося на фоне утвержденной свыше акции истребления «нежелательных» пленных политработников, коммунистов, партийных работников, военнопленных женщин, евреев и т. д., а также открытого и осущесвлявшегося одновременно с этим уничтожения органами СД мирного населения непосредственно за линией фронта.

Основой для технического осуществления транспортировки военнопленных на Востоке был приказ генерал-квартирмейстера ОКХ генерала Вагнера от 31 июля 1941 года, предписывающий транспортировать военнопленных, как правило, пешком или же «если это проводится без ущерба для снабжения» [немецких войск. — Ред.] — в составах порожняка на открытых платформах [831].

Женевская конвенция 1929 года допускает пешую транспортировку пленных при условии, что она не превышает 20 километров в день, и допускает исключение в случае, «если необходимо достичь пунктов снабжения водой и продовольствием» (ст. 7). Нетрудно заметить, что хорошее состояние сети пунктов снабжения водой в европейской части Советского Союза (наличие водопроводов и водоемов) не оправдывало затеваемых гитлеровцами длительных переходов, далеко превышающих установленную международным правом норму. Транспортировка пленных на открытых платформах летом — при соответствующих мерах предосторожности и соблюдении иных гуманных норм обращения с ними в пути — еще не превращала распоряжения Вагнера в преступный приказ, несмотря на наличие в нем подчеркнутого требования о пешей транспортировке военнопленных. Но если все это происходило в условиях суровой зимы, когда случаи замерзания были «обычным» явлением, — дело выглядело совсем по-иному.

Впрочем, все тут зависело от общего отношения к военнопленному, от получаемой конвоем инструкции. Об отношении к пленным со стороны конвоя мы уже говорили, инструкции же были четкими и беспрекословными: конвоир должен быть безжалостным и беспощадным. То, что происходило на шоссе и дорогах западных районов Советского Союза, оккупированных гитлеровцами летом, осенью и зимой 1941 года, относится к самым мрачным страницам истории человеческой жестокости. Двигавшиеся на запад колонны военнопленных— среди которых было множество раненых, контуженных, больных и истощенных людей, поддерживаемых своими не менее истощенными товарищами, измученных длительными маршами, голодных, нещадно избиваемых конвоирами, — представляли собой ужасающее зрелище. Обычно пленных не кормили по нескольку дней подряд, отказывали им в глотке воды при изнуряющей жаре, а мирному населению под угрозой расстрела на месте запрещали передавать пленным воду и пищу. Конвоиры безжалостно расстреливали каждого пленного, который наклонялся, чтобы поднять лежавшую на поле картофелину или морковь. Больше того, убивали на месте любого, кто в летний зной 1941 года пытался зачерпнуть пригоршню воды из колодца или даже придорожной лужи. Дороги на временно оккупированной территории Советского Союза были усеяны сотнями трупов убитых военнопленных, а нередко и гражданских лиц, в том числе детей, беспощадно застреленных только за то, что они дали пленным кружку воды или кусок хлеба.

Бывший военнопленный, советский военврач Евгений Кивелиша, который сам проделал эти марши смерти, рассказал на Нюрнбергском процессе о той утонченной пытке, какой являлся отказ в просьбе дать напиться летом воды. При виде колодцев или воды пленные невольно облизывали пересохшие губы и непроизвольно делали судорожные глотательные движения. После целого дня такого изнурительного марша пленных ждал ночной привал под открытым небом или на скотном дворе, куда их умышленно загоняли в таком количестве, что в тесноте и давке не могло быть и речи о возможности лечь, а часто и сесть [832].

Не лучше была судьба тех, кого транспортировали по железной дороге. Тут была применена еще более подлая и гнусная система изощренных пыток. Летом, в душные и знойные дни, военнопленных везли в битком набитых и наглухо закрытых вагонах, зимой — на открытых платформах. Летом сотни пленных гибли от невыносимой жары, духоты и скученности, а зимой замерзали от холода. Но в равной мере — независимо от времени года — пленные гибли от голода, жажды и пули немецкого конвоира.

Результаты такой системы транспортировки были поистине зловеще беспрецедентными:

дороги, по которым в оккупированной части Советского Союза гнали колонны военнопленных, были обильно политы кровью и усеяны трупами убитых советских людей;

при выгрузке из вагонов, не открывавшихся в течение долгих дней пути, число умерших в пути пленных часто превышало число оставшихся в живых;

те мученики, которые выжили в пути, прибывали в лагеря для пленных в состоянии крайнего истощения и массами гибли в новых, не менее бесчеловечных условиях, которые им подготовили гитлеровцы в этих лагерях.

Все эти злодеяния очень скоро стали известны Советскому правительству и явились предметом энергичного дипломатического демарша. В ноте Наркоминдела СССР от 25 ноября 1941 года, в частности, указывалось:

«Во время следования пленных к местам назначения ослабевших пристреливают па месте. При переброске советских военнопленных из Хорола в с. Семеновна на Украине красноармейцев заставляли все время бежать. Падавших от усталости и истощения немедленно расстреливали» [833].

Характерно, что факты жестокого обращения с советскими военнопленными во время транспортировки не решился оспаривать ни один из обвиняемых на процессе главных немецких военных преступников. МирнсГе население оккупированных территорий СССР видело эти преступления воочию. Имеется немало свидетелей, которые пережили эти «марши смерти* или «эшелоны-призраки». Перед лицом столь вопиющих фактов никто не был в состоянии опровергнуть их.

Один из гитлеровских «идеологов», Альфред Розенберг — позволявший себе по политическим «соображениям» не соглашаться с истребление»* славян в ходе войны, стремясь превратить их прежде всего в рабов, которые покорно работали бы на «Великую Германию», — так обрисовал картину того, что происходило за линией германского фронта на Востоке в 1941 году и в начале 1942 года. «Во время перехода в лагеря гражданскому населению также не разрешалось передавать еду военнопленным. Больше того, когда пленные по причине голода и усталости не могли продолжать марш, их расстреливали на глазах онемевшего от ужаса гражданского населения, а трупы оставляли на дороге» [834].

О случаях зверского обращения с военнопленными говорил на процессе гитлеровского фельдмаршала Лееба и других начальник разведки группы армий «Центр» генерал Герсдорф. Он заявил, что «бывали» случаи жестокого обращения с военнопленными. Уничтожение пленных во время транспортировки он пытался объяснить весьма своеобразным способом: убийцы-де, мол, руководствовались почти исключительно чувством… милосердия! По данным Герсдорфа, сражавшиеся в окружении и потом оказавшиеся в плену солдаты были совершенно истощены физически, «от них остались только кожа да кости, и многие из них умирали во время транспортировки». В связи с этим случалось, заявил Герсдорф, что конвоирующие охранники «стреляли по потерявшим сознание пленным, которые, видимо, уже были нежизнеспособны». Герсдорф силился убедить суд, что в тех случаях, когда вести об этих проступках доходили до сведения командующего группой армий «Центр» фельдмаршала Бока, он предпринимал против таких охранников самые строгие меры..

Герсдорф показал, что ему известен один конкретный случай проведения следствия по такому делу [835].

«Начальник военнопленных» Данцигского военного округа генерал Эстеррейх в своих показаниях пишет о транспортировке советских военнопленных без пищи и воды на открытых железнодорожных платформах зимой и в закрытых вагонах летом, где им приходилось и оправляться и где трупы лежали среди живых людей, о трупном смраде, бьющем из вагонов, когда их открывали на станции назначения. Эстеррейх, который в свое время принял 12–13 эшелонов с советскими военнопленными по 1000–1500 человек в каждом, пишет, что обычно в каждом таком эшелоне было 50—100 трупов. Еще в октябре 1942 года, будучи уже «начальником военнопленных» на территории всей оккупированной Украины, Эстеррейх принял эшелон с 75 умершими в пути пленными [836].

Начальник IV отдела РСХА (гестапо) Мюллер в своем приказе от 9 ноября 1941 года писал, что значительное число советских военнопленных, прибывающих для ликвидации в концлагеря под охраной частей вермахта, находится в таком состоянии физического истощения, что на пути от железнодорожной станции к лагерю многие из пленных замертво падают на дороге и что полуживых вместе с умершими подбирает обслуживающий персонал специальных фургонов [837].

Убийца миллионов людей комендант лагеря смерти Освенцим Рудольф Гесс так говорит об условиях, в которых находились советские военнопленные до прибытия в лагерь:

«Второй крупный контингент [после поляков. — Ш. Д.] составляли советские военнопленные, которые должны были построить лагерь для военнопленных в Бжезиике [филиал Освенцима. — Ред.]. Их доставили из лагеря для пленных в Ламбиновицах [Ламсдорф] (в Верхней Силезии) в состоянии полного измождения. В Ламбиновицы они попали после многодневного пешего перехода, по дороге они не получали почти никакой пищи. Во время остановок на марше их вели на ближайшие поля, и там они ели все, что только было съедобным» [838].

Один из охранников лагеря для военнопленных в Хаммельбурге, солдат 113-го строительного батальона Матиас Патучник показал, что зимой 1941/42 года в Хаммельбург прибыло примерно 1500–2000 советских военнопленных. Они были совершенно нетрудоспособны после четырехдневного «путешествия» в наглухо закрытых товарных вагонах. Патучник добавляет, что в вагонах было много трупов [839].

В начале 1943 года гитлеровцы отправили советских пленных с Кавказа в Керчь, а оттуда на завод имени Войкова, находящийся за городом. Дорога к заводу после этого марша была усеяна трупами. Среди тех, кого гитлеровцы безжалостно гнали пешком, было много раненых и больных. Кто отставал в пути, был застрелен [840].

Некоторые немецко-фашистские военные донесения позволяют восстановить картину условий, в которых происходила транспортировка советских военнопленных: в большинстве донесений об этом говорится весьма осмотрительно, а в некоторых без обиняков воссоздается действительное положение вещей.

Для примера приведем донесение 24-й пехотной дивизии в штаб тыла группы армий «Юг» от 15 октября 1941 года: «Транспортировка пленных проводится под усиленной охраной в соответствии с полученными приказами. Неподчинение, попытки к бегству и истощение пленных очень затрудняют марш. В результате расстрелов и истощения имеется уже свыше тысячи умерших» [подчеркнуто в оригинале. — Ш. Д.] [841].

Начальник тыла группы армий «Юг» генерал фон Рок в приказе от 26 октября 1941 года выразил благодарность подчиненным ему частям, в особенности 24-й пехотной дивизии, за транспортировку пленных, взятых во время боя в междуречье Днепра и Десны. Эта транспортировка, по его словам, «несмотря на некоторые трудности, была выполнена в соответствии с планом и в назначенный срок» [842].

Запись в журнале боевых действий 11-й армии, датированная 3 января 1942 года, говорит о транспортировке 11000 пленных из Крыма в дулаг 120 в Херсоне. Транспортировка проходила «в тяжелых условиях, пешком и во время сильных морозов» [843].

В оперативной сводке начальника тыла группы армий «Север» от 15 марта 1942 года указывается, что во время транспортировки 75 пленных инвалидов в районе Гдова 14 из них умерло [844].

О масштабах некоторых побоищ, совершенных во время марша колонн военнопленных, говорят следующие данные.

В приговоре американского военного суда на процессе гитлеровского фельдмаршала Лееба и других говорится, что во время марша колонны советских военнопленных, переводимых из дулага 160 в Кременчуг, охрана убила в пути 1200 измученных и отстававших от колонны пленных, трупы которых оставили незахороненными на обочине дороги[845].

Советский военный трибунал в Смоленске также установил, что во время следования колонн военнопленных по пути между Вязьмой и Смоленском погибло от истощения и варварского обращения конвоиров около 10 000 пленных [846].

Не менее ужасными были и случаи массового вымирания советских военнопленных во время транспортировки их по железной дороге.

Из каждого большого эшелона больных и раненых пленных, прибывающего в гитлеровский так называемый «гросс-лазарет» в Славуте, Каменец-Подольской области, специальные команды выбрасывали из вагонов по 800–900 трупов людей, умерших в пути от голода, холода, жажды, отсутствия медицинской помощи и жестокого обращения охраны [847].

Осенью 1941 года на станцию Саласпилс (Латвийская ССР) прибыл эшелон в составе 50–60 вагонов с пленными. Когда открыли вагоны, из них ударил страшный трупный запах: почти половина пленных умерла в пути. Когда оставшиеся в живых измученные военнопленные бросились к воде, чтобы утолить многодневную жажду, гитлеровцы открыли по ним огонь и многих убили [848].

В ноябре 1941 года возле железнодорожной станции Мост (Латвийская ССР) при разгрузке эшелона военнопленных, запертых в 30 вагонах, было установлено, что из 1500 человек не осталось ни одного живого: все умерли по дороге [849].

Оба последних случая приведены также Расселом в его книге [850].

Начиная с 1942 года в руки гитлеровцев попадает ничтожное количество пленных, поэтому резко уменьшается число транспортов, а, следовательно, становится меньше возможности творить гнусные преступления. Однако судьба пленных, отправленных в концлагеря, оставалась по-прежнему тяжелой, как и участь всех узников этих лагерей.

В связи с приближением советских войск к Люблину гитлеровцы эвакуировали в апреле 1944 года из Майданека в Гросс-Розен 1500 пленных. В вагонах, разделенных на три части, в отгороженных колючей проволокой клетках, в одной стороны находились «гражданские» узники (поляки), по другую сторону — советские военнопленные, а в центре размещалась охрана. Одетые в каторжную полосатую форму, военнопленные, лишенные обуви, вынуждены были неподвижно лежать на полу: один военнопленный пытался встать, его тут же застрелили [851].

До настоящего времени точно не установлено, сколько всего было убито и умерло советских военнопленных во время транспортировки. Нам известны чудовищные масштабы убийств во время транспортировки, скрупулезность гитлеровцев, особенно при всяческого рода подсчетах количества военнопленных, которые должны были явиться дополнительным источником рабочей силы. Нам думается, что цифра «убыли во время транспортировки» (как об этом говорится в немецко-фашистских документах) составляет приблизительно 200–250 тысяч военнопленных.