Глава 15 Неловкий инцидент

О том, что происходит на «Ермаке», я узнал еще до того, как мои ноги коснулись мерзлой земли. Броситься сломя голову от крепостных стен в сторону своего корабля я не мог — мало ли, что подумают аборигены. Я представил эту картину со стороны и понял, что подобное поведение расценят, как бегство. Да и роль сверхценного, уверенного в своем превосходстве инопланетного гостя я должен был отыграть до самого конца. А потому, еще болтаясь на веревке, я отдал команду своему дрону направиться к «Ермаку» на разведку. Вполне возможно, только благодаря этому никто на челноке в итоге не пострадал.

Освободившись от неуклюжего подобия лифта, я спокойно зашагал к своему кораблю, всей спиной ощущая пристальные взгляды защитников крепости. Наверняка и кнес Владеймир сверлил мне затылок своим колючим взглядом. До «Ермака» было не больше пятидесяти метров. Рампа была опущена, и я видел, как ИКАС прошмыгнул внутрь корабля. Активировав его камеры, я вывел себе на экран картинку и перевел дрон в режим ручного управления.

Так, аккуратно поднимемся в грузовой отсек. Я старался держать ИКАС как можно ближе к переборке и вел его на уровне метра от пола. Переборка между грузовым отсеком и шлюзом почему-то была открыта — вероятно, Ковалев успел сориентироваться и открыл ее сразу, как только понял, что своими силами справиться они не смогут.

Я сменил окраску дрона на зеркально-ртутную, в таком цвете он был менее заметен. Но, когда дрон проник через шлюз в пассажирский отсек и я получил оттуда четкую картинку, то понял, что эта предосторожность была излишней. Свет был приглушен. Все члены экипажа сидели на своих местах, наклонившись к спинкам передних кресел, и держали руки на подголовниках. Головы их были опущены вниз. Обычно такое положение принимали пассажиры авиалайнеров древности, терпящих бедствие. Я такое видел только на картинках в музее. Ковалев стоял в проходе с поднятыми вверх руками и вел переговоры с Марией. Девушки я не видел за широкой спиной майора, но, судя по направлению его взгляда, она находилась возле кабины пилотов.

— Не глупи, Мария! — сурово проговорил Егор, — ты просто в шоке, отпусти его.

— Чушь! — услышал я осипший женский голос. — Зачем вы похитили меня?

— Тебя никто не похищал, Мария!

— Тогда где я? Почему я проснулась, утыканная иголками?

— Успокойся, девочка, — уже мягче произнес Егор, — ты не дури, отпусти нашего доктора, и мы спокойно поговорим!

— Старый извращенец лапал меня! — не унималась девушка.

— Я никогда! — послышался сдавленный голос доктора Боровского. — Я клянусь, это недоразумение!

По голосу доктора я понял, что столь ужасное обвинение его огорчает сильнее перспективы быть удушенным неадекватной женщиной. Он искренне сопротивлялся ее выводам, а не попыткам его убить.

— Закрой рот, грязный извращенец!

— Мария, — не оставлял своих попыток докричаться до сознания девушки Ковалев, — вам решительно никто не угрожает. Если доктор Боровский вас и обидел чем-либо, уверен, мы сможем во всем разобраться.

— Кто вы такие? Где я? Какой сейчас год? — продолжала кричать Мария.

— Опустите нож, и мы с вами все обсудим спокойно!

— Какой год? — не унималась возбужденная девушка.

Я уловил в ее голосе нотки отчаяния и усталости. Ну конечно. Она очнулась после криосна — дезориентированная, напуганная. Увидела над собой нашего геолога. Что он рядом с ней делал — это уже десятый вопрос, хотя и его нужно будет выяснить. Очевидно, она оказалась не там, где собиралась оказаться, спускаясь на землю в спасательной шлюпке. Вполне возможно, она решила, что на планете прошло немало лет. Ее зрение еще не успело восстановиться. Какая-никакая, а мышечная атрофия тоже должна была сказаться — все же гравитация на «Магеллане» существенно отличается от естественной земной. Плюс она носит зародыш под сердцем. А находчивый Ковалев к тому же умудрился оставить открытыми рампу и все отсеки корабля. Я взглянул на показатели. Так и есть, на челноке сейчас было чертовски холодно. Плюс пять, если быть точным. Что же, психоз вполне объясним. Вопрос, что делать, отпал сам собой. Заставить человека в таком состоянии мыслить рационально — невозможно. Я медленно поднял над головой Егора свой ИКАС и замер, ожидая какой-нибудь реакции, но ее не последовало. Мария не видела дальше метра, зрение после криосна еще не восстановилось. Мой ИКАС остался для нее незамеченным. Зато на моем экране появилась четкая картинка происходящего. Девушка и доктор Боровский сидели на полу, прямо в проходе. Мария прижалась спиной к дверям кабины пилотов, мешая им тем самым разъехаться в стороны. Простым локтевым захватом она удерживала за шею нашего геолога. В свободной руке девушки я разглядел свой ультразвуковой скальпель. Активированное лезвие опасного инструмента тонко звенело у самого глаза замершего доктора. Я к этому времени уже добрался до челнока и расположился в шлюзовом отсеке. Закрывать рампу я не стал, холод так или иначе должен был приблизить развязку. Мне не хотелось затягивать этот спектакль, и второй акт должен был пройти уже по моему сценарию.

В пассажирском отсеке повисла напряженная тишина. Ковалев не решался на активные действия, но и отступить не мог. Все-таки угроза для жизни доктора была очевидной. Все его аргументы разбивались о требования девушки «убраться с корабля, или она активирует скрытый в ее организме заряд». Не очень умелый блеф. Я сканировал ее тело дважды. Человеческий эмбрион, крепко спавший в ее матке, был единственным инородным телом в ее организме. Но Ковалев по какой-то причине поверил в ее угрозу взорвать корабль и откровенно мешкал.

Быстро взвесив все за и против, я решил воспользоваться уязвимостью нашей молодой террористки. Нельзя было дожидаться, когда к Марии вернется зрение, и потому я плавно провел дрон к правому борту челнока, затем направил его под самым потолком к переборке кабины пилотов и заставил зависнуть прямо над головой девушки. За всей этой картиной наблюдал Егор, и, как только он понял мой замысел, то медленно опустил голову, стараясь не выдавать взглядом готовящуюся для Марии западню. Излишняя предосторожность, на мой взгляд. Вряд ли девушка была способна разглядеть направление взгляда Егора, но он об этом не знал и решил перестраховаться. ИКАС тем временем завис сантиметрах в тридцати над головой Марии и тут же начал распылять газ без цвета и запаха. Еще секунда, и тела заложника и Марии обмякли. Лезвие ультразвукового скальпеля скользнуло по щеке доктора, оставляя глубокий кривой разрез. В ту же секунду к ним подлетел Ковалев. Он быстро выхватил опасный предмет из рук нашей буйной пациентки и оттащил безвольное тело геолога в наш импровизированный лазарет. Затем он вернулся к Марии.

Я отдал команду дрону лететь на подзарядку, а сам, наконец-то выдохнув, закрыл рампу и прошел в салон корабля. Меня встретил Егор с Марией на руках. Вся команда пребывала в легком шоке, эмоционально обсуждая происшествие.

— Куда ее? — спросил растерянный Ковалев.

— Давай сюда клади, — указал я на один из свободных ложементов, раскрывая его в горизонтальное положение. — Запрограммируй силовое поле кресла, чтобы она никуда не дергалась, когда проснется.

Сам же я направился в свой медицинский закуток. Там я обработал рассечение на щеке геолога и установил на края раны клейкие хирургические клипсы. Убедившись в их правильном расположении, я провел над ними пальцами сверху вниз, и те послушно стянули края раны. Я еще раз оценил результат. Наверняка шрам все же останется. Был бы автодок, можно было бы убрать рубцовую ткань, почти незаметно бы вышло. Но теперь выбирать не приходилось, все капсулы-автодоки остались на борту «Магеллана».

— Что тут произошло? — поинтересовался я у Ковалева, выходя к остальным членам экипажа.

— Да я и сам толком не понял, — виновато оправдывался Егор. — После того как ты поднялся в крепость, я решил не оставлять ребят на открытом пространстве под стенами и вернул отряд на челнок. Мы все сидели в кабине пилотов и смотрели твою передачу. А потом доктор услышал какой-то шорох в салоне. Я отправил его поглядеть, что там, а через минуту — крики, шум, грохот инструментов… Когда мы прибежали, она уже висела на Леониде мешком и размахивала у его лица активированным скальпелем. Пилоты сразу забаррикадировались у себя, а всем остальным Мария сообщила, что в ее тело вживлен имплант со взрывчаткой и, если кто-нибудь дернется, она разнесет тут все на куски.

— И ты поверил? — удивился я.

— Я растерялся, — повесил голову Егор, от его уверенности в себе не осталось и следа. Он понял, что в глазах экипажа выглядит теперь довольно глупо. Я не мог похвалить его за такую робость и решил все же пожурить.

— Неужели ты решил, что я мог умолчать о таком важном факте, как бомба на борту нашего единственного челнока? — раздраженно спросил я. Но вопрос остался без ответа. — Дальше что было?

На Ковалева было больно смотреть. Он стоял и отчитывался передо мной, словно нашкодивший школьник. Но мне было плевать. Он единственный офицер отряда немедленного реагирования на борту. Пресекать подобные инциденты, а лучше вообще их не допускать — его основная обязанность. Возле нашего медицинского пункта должен был дежурить как минимум один человек. Мы сейчас определенно находились в полной заднице, и расслабиться в ближайшее время нам не удастся. Времени на обучение нет.

Егор продолжил:

— Она приказала всему экипажу сесть на свои места и не двигаться. Я успел лишь предупредить тебя, открыть рампу и отсеки. Остальное ты сам видел.

Я огляделся. Весь экипаж притих, слушая наш разговор. Я понял, что свое негодование следует оставить при себе, иначе мог пострадать и без того подорванный авторитет Ковалева. Я постарался разрядить обстановку:

— Ладно, расслабься, майор. Никто не мог ожидать такого от хрупкой девицы, верно?

Все закивали, соглашаясь со мной.

— Пойдем, разбудим нашего доктора. Узнаем, за что Мария на него так взъелась.

Леонид Боровский просыпался неохотно. После введения антидота ему понадобилось не менее десяти минут, чтобы прийти в себя. Но горячий тонизирующий напиток в его трясущихся руках все-таки сработал, и наш геолог начал свой рассказ с оправданий:

— Господа, я клянусь вам, ничего не было! — взволнованно начал он. — Она же мне в дочки годится!

Но я его перебил:

— Успокойтесь, Леонид Захарович! Мы уже просмотрели все видеозаписи и знаем, что вы ничего предосудительного не сделали. Просто расскажите, что вы увидели, когда вошли в медицинский отсек.

Доктор сделал большой глоток из кружки и, совладав с собой, ответил:

— Я первым услышал шорохи из-за ширмы медотсека. Товарищ майор попросил меня посмотреть, что к чему, и я вошел к Марии. Девушка лежала на месте и ворочалась. Видимо, в себя приходила. На полу валялись тряпки и ваши медицинские инструменты, она их случайно задела руками во сне. Я наклонился, чтобы поднять их, и краем глаза увидел на бедре Марии… — тут доктор Боровский густо покраснел и запнулся. Я кивнул ему:

— Все в порядке, доктор, продолжайте.

— На ее бедре, как раз там, где заканчивались ее шорты, виднелась рана, вернее, язва.

— Язва? — удивился я.

— Да, такой нарыв, вроде химического ожога или даже не знаю, с чем сравнить…

— Так, и дальше что было?

— Она застонала и, видимо, не контролируя себя, начала рукой расчесывать этот нарыв. Я придержал ее руку и попытался обработать эту ранку клинером. Но когда я начал закатывать ее штанину вверх, она очнулась и тут же отвесила мне сильнейшую оплеуху. Я попытался ее успокоить, но она уже была разъярена, словно дикая кошка.

Мы с Ковалевым переглянулись. Доктор опять запнулся, но вскоре продолжил:

— Мои попытки успокоить ее ни к чему не привели. Она решила, что я приставал к ней, и начала кричать. Потом попыталась встать. Схватила с вашего стола скальпель и начала бросаться на меня. На шум прибежали остальные, и Мария мгновенно схватила меня этим ужасным удушающим захватом. Все остальное было как в тумане, — развел руками геолог и виновато уставился на нас с Егором.

— Ну, судя по записям камер, доктор, все было именно так, — успокоил я нашего геолога. — Только вместо клинера вы схватились за ультразвуковой датчик.

Доктор Боровский развел руками:

— Я не силен в вашем инструментарии, Герман, уж извините…

— Ничего страшного, эти приборы действительно похожи, — поспешил оправдать я геолога, видя, что он опять начинает заикаться от волнения. — Вы можете показать мне ту язву на бедре девушки?

— Ну конечно!

Мы прошли за Леонидом к спящей Марии. Доктор, чуть робея, приподнял край коротеньких шортиков, и мы действительно увидели округлую язву на бедре Марии.

— Что это? — спросил Егор.

— Пока не уверен, — ответил я, соскабливая на предметное стекло секрет с центра двухсантиметровой язвы. — Проведу анализы и выясню.

После я обработал поверхность раны и залепил ее медицинским клеем. Затем установил в анализатор предметное стекло с биологическим материалом и стал ждать. Результат меня удивил.

«Что за… Этого быть не может», — подумал я.

Задумчивый, я вернулся к остальным. К этому времени все уже успокоились и пересматривали видеозапись с моего шлема.

— Ну, что-нибудь выяснили? — спросил я, стараясь отложить на потом информацию о результатах исследования раны на ноге Марии. Мне ответил доктор Боровский.

— У вас с этим кнесом вышла очень занимательная беседа. Вам не показалось, что он, в отличие от своих подданных, не был удивлен нашему визиту?

— Я сделал тот же вывод, — согласился я с геологом. — Кнес разглядывал меня так, словно сравнивал с кем-то.

— Да, — подхватил Ковалев. — Он и в камеру твоего ИКАСа смотрел так, словно уже видел раньше подобную штуку.

— Очевидно, он сравнивал наши технологии с технологиями тех «небесных людей», которых упоминал в разговоре, — сделал я вывод.

— Да! И судя по всему, — добавил Ковалев, — видел он их лично. Может, когда был еще ребенком, но точно видел своими глазами.

— А это странное летоисчисление… — продолжил доктор Боровский. — Нас на планете нет около двух сотен лет, а Владеймир при этом утверждает, что информация о небесных людях и их технологиях передается из уст в уста вот уже пятнадцать колен.

— Да. Что-то не сходится, — согласились и пилоты. Саша Репей сощурился, словно считая в уме. — Это, выходит, они тут кукуют больше тысячи лет?

— Это напрямую зависит от продолжительности их жизни, — рассуждал геолог, — но, даже если взять по минимуму, 40–50 лет, то да — горизонт их исторической памяти насчитывает существенно больше шестисот лет.

— Стоп, — вмешался Филипп, — но этот хмырь четко же сказал, что к ним раз в тысячу лет прилетают какие-то небесные люди и заставляют чтить их богов.

Я встал и жестом призвал всех успокоиться:

— Стоп, стоп, стоп! Выходит, раз в тысячу лет прилетает какая-то внеземная раса, одаривает землян своей благодатью, читай — благами…

Я заметил искорку догадки в глазах Ковалева, и тот продолжил за меня:

— Точно! Вот откуда у них такое оружие! Плюс ко всему, их заставляют чтить богов… Не означает ли это, что вместе с этими благами эти люди с Альфа Центавра оставляют тут на Земле своих наместников?

— Похоже на то, — согласился наш геолог. — Любой из нас в этом мире сойдет за бога. Достаточно облачиться в скафандр, спуститься к ним на авиетке и воспользоваться антигравитационным манипулятором. Скажем, скалу сдвинуть или дерево вековое с корнем вырвать.

— Я уже молчу про наше оружие, — задумчиво протянул Ковалев.

— Получается, — сделал я вывод, — последний раз эти таинственные небесные люди посещали эту планету не так давно.

— А с чего вы взяли, товарищ майор, что эти люди с Альфа Центавра? — спросил Коля Болотов.

— Так кнес же сам спросил, не оттуда ли мы?

— В том-то и дело, — рассудил второй пилот. — Раз он знает, как именно выглядят небесные люди и какими технологиями обладают, то он сразу понял, что мы — не они. А раз спросил про ближайшее созвездие, то знал, что небесные люди не оттуда.

— Он про каких-то кореллов говорил, — вспомнил я. — Может, эта раса — конкурент небесным людям, и именно они могли прилететь с Альфа Центавра?

— В принципе, логично звучит, — вмешался Саша Репей, — если бы не одно «но».

Мы все уставились на первого пилота. Тот удивился такому вниманию и пояснил:

— Думал, вы знаете. В созвездии Альфа Центавра нет планет, пригодных для проживания человека.

Загрузка...