Пришествие Хиспа

Глава 1

Сознание возвращалось медленно и неохотно: вроде уже очнулся, но открыть хотя бы один глаз был просто не в состоянии. Господи, как мне плохо — слабость, тошнота, голова раскалывается… Я что, заболел? М-м-м… нет, не помню такого, произошло что-то другое. Что-то произошло… что-то…

Что же произошло?!

Воспоминания хлынули сплошным потоком. Так… вроде пошел встречать поезд сестры, но ошибся вагоном… сел мобильник, не смог вызвать такси… а на обратном пути что-то случилось… ах, да, споткнулся… потом увидел ромашку… Что?! Какую ромашку?!.. Страх выдавил все остальные мысли, и секунду спустя я уже стоял на ногах, в ужасе озираясь по сторонам. Трава, яркое солнце, теплая погода и огромные зеленые деревья. На меня снова накатила волна слабости, в глазах потемнело, и с невольным стоном я упал на траву. Открывая снова глаза, изо всех сил надеялся, что это мне привиделось, и вот сейчас я увижу сугробы или перила родного моста, по которому совсем недавно шел… Нет, ничего не изменилось — все та же высокая трава, яркое солнце, теплая погода и деревья… Хотя нет, это — ДЕРЕВЬЯ, для обхвата таких монстров понадобилось бы человек двадцать-тридцать. Мозг, лихорадочно просчитывающий все возможные варианты, попутно отметил, что подобных деревьев в природе просто не бывает, мало того, что настолько большие в обхвате, так просто непозволительно гигантские в высоту. Казалось, что пики их верхушек пронзают облака и уходят еще выше… Впрочем, может, так и есть? Встав снова на ноги, я растерянно замер, не зная, что делать. Улегшаяся, было, паника опять стала нарастать и, чтобы отвлечь себя, я решил выяснить причину своего падения.

Как оказалось, этому поспособствовал обрыв метра в полтора высотой, вот с него-то я и навернулся. Аккуратно поводив руками по голове, я наткнулся на небольшую ранку рядом с правым виском: видимо, туда и пришелся удар. Хорошо, хоть живой остался, чуть-чуть бы правее и — все!..

Спустя еще минуту беспрерывного оглядывания по сторонам, я вдруг уразумел, что мне жарко, причем настолько, что я уже пыхтел как паровоз. Перед выходом из дома я, естественно, защитился от мороза: поверх легкого трико напялил теплые спортивные штаны, на ноги — зимние кроссовки, а на тело натянул черную водолазку со свитером; из верхней же одежды на мне были и дубленка, и теплая шапка из лисьего меха. Теперь, простояв, а до того еще и пролежав черт знает сколько времени, под палящем солнцем, я, мягко говоря, стал испытывать определенный дискомфорт. Еще раз оглянувшись по сторонам и не заметив ни единого представителя разумной расы, как и любую другую живность, которая могла бы мне повредить, я поспешно принялся раздеваться. На траву полетели шапка, дубленка, свитер, водолазка, после чего я, вытерев вспотевший лоб, скинул с ног кроссовки и разделся до трусов, стянув даже носки. Блаженно зажмурившись от наступившей прохлады и встав в полный рост, я поднял руки над головой и простоял так минуты две, давая время легкому ветерку осушить и остудить разгоряченное тело. Дав телу достаточно прохлады, я снова оделся в трико и натянул на ноги носки, после чего неохотно обулся в кроссовки. Все-таки они были зимние, и при такой жаре ходьба в них могла превратиться в настоящую пытку.

Затем попытался подвести предварительные итоги.

Итак, судя по всему, я угодил в какой-то гребаный фэнтезийный роман. Ну ладно, по законам жанра я сейчас должен стать невероятно крут… и, черт возьми, где меч-кладенец или еще какая крутая снаряга?! Одежда осталась при мне, а как насчет того, что было со мной из вещей? Нож нашелся валяющимся возле места моего приземления после падения, плеер канул в неизвестность, как и мобильник: они, скорее всего, выпали из карманов во время моего хаотичного метания по мосту. Значит, у меня остались только нож и немного денег, рублей так шестьсот. Ничего из вещей не превратилось чудесным образом в столь необходимые, как я полагал, меч и доспехи. Даже одежда и деньги не претерпели изменений. Это меня несколько обеспокоило, потому как если одежда, возможно, и имела призрачные шансы походить на местные шмотки, то в том, что здесь имеют хождение наши российские рублики, я сильно сомневался. По идее, рядом должен быть припаркован дожидающийся меня чудо-конь с набитыми седельными сумками. Еще раз внимательно оглядевшись вокруг и не обнаружив желанной животины, я вздохнул с некоторой долей облегчения. С лошадьми я до сего дня дела не имел и, как на них ездят, а тем более — как их обихаживают, знал только теоретически — из фильмов и литературы. Все бы ничего, да только из этих же источников я знал и о неприятных ощущениях неопытных наездников и не горел желанием испытывать их на себе любимом.

Честно говоря, мои знания фехтовального искусства тоже были так себе. Правда, здесь дело обстояло получше, чем с верховой ездой. Я около года проходил в секцию по фехтованию, откуда меня с треском вышибли за драку с таким же, как я, учеником. Возможно, санкции, примененные ко мне, и могли быть менее суровыми, если б я не засветил эфесом в лоб тренеру, бросившемуся нас разнимать. Причем особое возмущение тренера вызвал, я думаю, не сам факт удара по его голове, а то, что я нанес этот удар, размахивая рапирой, как оглоблей, и держась не как все нормальные люди за рукоять, а двумя руками за противоположный эфесу конец. После годичных тренировок я научился вставать в стойку, красиво салютовать сопернику и у меня появилось в некоторой степени то, что называют чувством противника. Кстати, очень полезная фишка, позволяющая по незначительным признакам оценивать соперника, а при наличии опыта — предугадывать его действия. Кроме обычных тренировок, наш тренер, фанат всего колюще-режущего, заставлял нас изучать историю холодного оружия.

Однако ладно, думаю, хватит воспоминаний, нужно определяться с тем, что имеем здесь и сейчас, а точнее с тем, что почти ничего не имеем. Значит, так: коня нет, ну и черт с ним, меча, доспехов и денег тоже нет. Полный облом! Ага, понятно, если мечей и доспехов не наблюдается, то, возможно, я — маг? Воодушевленный этой идеей, я тут же решил проверить ее на практике. Грозно нахмурив брови, набрал полную грудь воздуха, простер руку в сторону ближайшего куста, сконцентрировал, как описывалось в прочитанных мной романах, энергию и выпустил ее через руку, желая кусту исчезнуть. Но означенный куст отнесся к моим потугам наплевательски, а вот я снова испытал всю гамму неприятных ощущений в виде слабости, тошноты и головокружения. Потерпев неудачу с упрямым кустом, тем не менее, я решил не сдаваться и продолжить упражнения в магии. Выбрав новым объектом эксперимента пичугу, очень кстати севшую на ветку, которая находилась почти над моей головой. Повторив уже описанные действия, я мысленно приказал птичке перелететь с ветки мне на руку. Результат на этот раз был… Был! Это гнусное пернатое с полнейшим безразличием к моей персоне развернулось на 180 градусов и уронило из-под хвоста какашку, которая закончила свое падение именно у меня на руке. Если бы это произошло не со мной или пусть со мной, но в другой ситуации, я, конечно, не стал бы реагировать столь бурно, возможно, даже с удовольствием посмеялся бы. Но поставьте себя на мое место. Вот он я, стою в лесу, который состоит из деревьев безумных размеров, без оружия, без доспехов, без денег и без каких-либо способностей, зато в шмотках не по сезону, и, естественно, из-за этого паршиво себя чувствую. Одним словом, оказался в чужом мире с пустыми руками. Хотя нет, не с пустыми, спасибо этой сволочи в перьях. Вот тут-то на меня накатило. Страх, ярость, ощущение безысходности — все это вылилось в дикую истерику. Я метался по поляне, пинками разбрасывая одежду и издавая нечленораздельные звуки. Когда дар речи вернулся ко мне, я остановился и заорал:

— Какая сволочь меня в это втравила?! Какой гад меня сюда перенес?! Хочу домой!!! Где ты? Покажись, тварь, — урою!!! Выходи, гнойный пид…

Тут громыхнуло, да так, что я аж присел. Истерика закончилась в мгновение ока, как будто ее и не было. В голове гудело, как в колоколе. У меня возникла необъяснимая уверенность, что грохотало только в моей голове. Поднявшись, я отправился собирать одежду.

— Хоть бы деньжат подкинули, жмоты, — пробормотал я.

Грохнуло снова, но как-то помягче, добродушней. Я испуганно заозирался, но ничего больше не происходило.

— Ясно, пошли глюки.

Когда я поднимал дубленку, она показалась мне странно потяжелевшей, и, действительно, в кармане нашелся увесистый кожаный мешочек, напоминающий крупный, размером с два моих кулака, кисет. С трудом развязав шнурок, стягивающий горловину мешочка, я обнаружил в нем золотые монеты.

Вот и не верь после этого в приметы, — подумал я, покосившись на птицу, щедро пометившую мою руку. — А ведь говорят, что не в деньгах счастье.

Ладно, это, конечно, не густо, но все же хоть что-то, чем совсем ничего. Ну, не выгорело стать воином или магом, можно попробовать — купцом. Хотя поживем-увидим. Теперь надо решить, что мне делать дальше? Вывод напрашивался сам собой: надо было идти… Вот только куда? В какую сторону?

Медленно и внимательно оглядев окружающую местность, я понял, что выбора-то практически нет. С трех сторон от меня был лес, над которым поиздевался какой-то психованный биолог и в который мне совершенно не хотелось идти, в результате чего осталось только одно-единственное доступное мне направление. Посмотрев на небо и не найдя каких-либо признаков, вроде грозовых туч, которые бы указывали на скорое похолодание, я припрятал большую часть одежды на месте своего падения и, взяв нож в руку так, чтобы он, в случае чего, остался максимально долго незаметен, зашагал в явно навязанную мне сторону. Во время этого нехитрого путешествия я всеми силами старался доказать себе, что это — просто сон и стоит только ущипнуть свою руку, как проснусь, и все будет хорошо. К сожалению, моим мечтам не суждено было сбыться: как бы я себя ни щипал, как ни уверял и всячески доказывал, что вижу сон, проснуться я так и не смог.

Вскоре я выбрался на дорогу. Нет, скорее не дорогу, а жалкую пародию на оную. Такие обычно бывают в деревнях, когда по ним ездят только всадники да изредка телеги с сеном.

— Только этого не хватало, — бурчал я тихонько. Нет, как представителю среднего класса мне всегда хотелось все бросить и попасть в такой мир, где нет оружия, способного уничтожить все живое на земле за каких-то несколько часов или — просто убить за несколько километров; где нет всех этих пистолетов, автоматов, гранат, от которых никуда не деться… Во времена рыцарей всегда оставался шанс: если на тебя напали, всегда была возможность защититься и выжить, в нашем же современном мире сделать это очень сложно. Если в тебя стреляют с расстояния в пару метров, то увернуться просто нереально.

Впрочем, и Средневековье недостатков имело предостаточно. Хотя бы те же примитивные законы, не менее примитивные человеческие права, а точнее, отсутствие этих прав, условия жизни, рабство и множество других не менее «приятных» вещей, которые в двадцать первом веке уже давно отсутствуют или намного улучшены.

Вот под такие размышления я и шагал, втайне надеясь, что путь будет не слишком дальний. Через некоторое время мне перебежал дорогу какой-то странный зверек, вроде бы, собрат обычной белки, но в тоже время совершенно не похожий на оную. Зверек был раза в три покрупнее, цвета хаки и плюс к этому имел какие-то неестественно длинные клыки. И он, похоже, даже не перебежал, а вальяжно перешел слабо наезженные колеи. На всякий случай я придержал себя от него подальше, что-то уж больно расслабленный вид он имел, чем совсем не походил на пугливого зверька — так, наверное, ходят львы по своей территории.

Больше странной живности мне на пути не попадалось. Перепархивали с дерева на дерево самые обыкновенные птицы, мелькнула в кустах настоящая антилопа, хотя, может, это была и лань (как-то зоологией не увлекался), суетились там и сям всякие мелкие зверушки, обычные для нашего мира. Ландшафт тоже ничем примечательным не отличался, если не считать уже упомянутые мною гигантские деревья, — все остальное походило на обычную сельскую местность. Миновал я несколько полей, засеянных пшеницей, пару раз прошел мимо пасущихся коров, что придало надежды на скорую встречу с местными жителями. Только вот при попытке найти пастуха я наткнулся на парочку до ужаса здоровенных псов, которые, однако, по непонятной причине, только завидев меня, поджали хвосты и скуля поползли навстречу. С некоторой опаской я их погладил, но пастух так и не объявился. Видимо, вместо него и были эти собаки. Когда я опять вышел на дорогу, то за мной, весело перелаиваясь, неслась уже целая их свора, впрочем, проводили они меня недалеко. Как только стадо скрылось, они, всего меня облизав, умчались обратно на свой пост. Такие вот оказались добродушные животные. Лишь впоследствии я узнал, что порода этих собак была куда смертоносней любых волков в нашем мире.

Дальше я продолжил путь снова в одиночестве, но оно закончилось быстро и неожиданно. Зато стало темно и больно. Чем бы и кто бы ни шарахнул по моей многострадальной голове, сделал он это очень сильно. Придя в себя, первое, что я увидел, было: какая-то туша упорно пыталась снять с меня кроссовку, но вот шнурки развязать почему-то не догадалась. Лежа на земле и как-то совершенно безразлично посматривая на детину, я пытался понять, почему он не развяжет шнурки. И вдруг до меня дошло, что снимает-то он МОЮ обувь и снимает С МЕНЯ. «Озарение» это совпало с моментом, когда детине надоело попусту терять время, и он, достав откуда-то из-за спины большущий топор, стал пристраивать мою ногу на так удачно торчащем корне ближайшего дерева. Поняв, что он хочет сделать, я, дико заорав, заехал ему ногой по проблемному месту всех мужиков. Детина, не ожидавший от меня такой подлянки, громко всхлипнул и, схватившись за пострадавшее место, повалился ничком на траву. В мгновение ока оказавшись на ногах и подхватив с земли какую-то палку в качестве оружия, я едва не потерял сознание. Видимо, во время перехода все же что-то произошло (кроме, разумеется, самого перехода и последовавшего за ним моего падения с обрыва) — уж больно я себя хреново чувствовал (а тут еще эта туша!). Тем не менее, надо было действовать. Одного взгляда на стонущего мужика хватило, чтобы понять первую возникшую проблему на моем пути к благополучию в этом мире, а именно — проблему одежды. Детина был одет в какую-то серую одежонку из непонятной ткани, которую даже при сильном воображении никак нельзя было сравнить с моей.

— Баш на баш, — произнес я и заехал палкой мужику по голове, по тому месту, в которое учил нас бить учитель в фехтовальной школе, хотя тогда это было скорее «внеклассное» занятие. Детина, на этот раз не издав ни звука, распластался на земле.

— Вот теперь мы квиты, — удовлетворенно качнув головой, прокомментировал я свой удар, после чего, еще раз окинув взглядом мужика, добавил: — Хотя, в качестве моральной компенсации и за нанесенный тобой ущерб моей голове, а также за психическую травму, полученную мной в связи с покушением, опять же на мою, драгоценную ногу, я конфискую у тебя всю имеющуюся в наличии одежду. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.

Честно говоря, никогда бы не подумал, что раздевать бессознательного человека настолько трудная задача. Но, тем не менее, минут через двадцать детина остался полностью голый. Только не подумайте, будто я такой изверг, что стянул с него даже трусы — их бы конечно же оставил, но вот только этого предмета одежды на мужике просто не было, впрочем, как и носков.

Когда я стал примерять на себя конфискованную одежду, выяснилось, что детина не такой уж и большой. Я кое-как влез в его штаны, правда, ремень пришлось застегивать на самое первое отверстие, а вот с рубахой вышла маленькая неприятность. Надеть-то я ее надел, но стоило мне нагнуться за жилеткой, как раздался треск рвущейся ткани, в результате чего я остался без вышеупомянутой части вновь приобретенного гардероба. Зато совершенно по-другому обстояли дела с сапогами. К моему удивлению, они были довольно-таки эластичны, и ноге в них было комфортно и прохладно. Едва я присмотрелся к ним повнимательнее, как в голову пришла одна мысль. Решив ее проверить, я наклонился и легонько провел рукой по голенищу, подтверждая свою догадку, что это — змеиная кожа. Но тогда… Тогда каких же размеров здесь змеи, если из них делают цельные сапоги?! Причем у меня была непонятная уверенность, что это далеко не самая крупная, скорее, одна из самых маленьких. Откуда я это знал? Просто знал и все. Тем более в тот момент у меня жутко болела голова, и меньше всего мне было дела до непонятно откуда взявшихся знаний.

Окинув взглядом уже начавшего приходить в себя мужика, я на всякий случай той же палкой еще раз врезал ему по тому же месту.

— В чисто воспитательных целях, — оправдал я себя непонятно перед кем.

Оставив мужику в качестве компенсации за второй удар свою одежду, я продолжил путь.

Однако, спустя примерно пятнадцать минут неторопливой ходьбы я осознал одно весьма прескверное обстоятельство. Еще чуть-чуть и тогда либо у меня взорвется голова, либо я убьюсь все той же головой об ближайший для этого подходящий камень, потому что просто терпеть ТАКУЮ боль уже не было сил. Было совершенно непонятно, что стало причиной ее появления. То ли вследствие удара обухом топора по моей черепушке, то ли это было как-то связано с переходом и последовавшим падением… или причиной стало как первое, так и второе, взаимно усиливая друг друга.

Решив немного передохнуть, я уселся в тени небольшого деревца, грозившего через какое-то время вымахать до размеров тех исполинов, которые я уже имел «удовольствие» лицезреть. Полчаса блаженного ничегонеделанья, и я снова отправился в путь. Головная боль немного улеглась, в результате чего мое настроение приподнялось, а душевное состояние приобрело хоть какое-то спокойствие. Но, как вскоре выяснилось, расслабился я рановато. Не успел отшагать и километра, как из кустов, растущих вдоль дороги, прямо мне под ноги выкатился маленький человек. Причем я не успел затормозить (точнее, из-за чугунной башки я сам тормозил и просто не успел среагировать на появление этого коротышки), в результате чего навернулся об этого карлика. Карлику, кто бы он ни был, это очень не понравилось. В тот момент я даже порадовался, что ни слова не понял из того, что он мне наговорил. Были подозрения, причем весьма основательные, что цензуру его речь не прошла. В довершение же своей недовольной тирады он заехал мне по башке непонятно откуда взявшейся тростью. Видимо, именно этот удар стал в тот день роковым, потому что последнее мое воспоминание было связано именно с ним, дальше была лишь темнота.

Очнулся я, по-видимому, очень нескоро, но, когда это произошло, то ни головной боли, ни тошноты уже не было. Куда-то пропал и лес. Вместо него глазам явилась маленькая, уютная комнатка. В комнатке, помимо кровати, на которой лежал я, был лишь ковер с толстым ворсом и полностью бордового цвета без каких-либо рисунков, ну и еще небольшое окошко.

Понимая, что, пока я не выйду из комнаты, ничего нового не узнаю (допустим, как именно попал сюда и где это «сюда» вообще находится), я встал с постели, хотя точнее будет сказать — упал. Приподнявшись сначала на колени, а потом уже с помощью кровати поднявшись на подламывающиеся ноги, я с удивлением уставился на них, будто впервые увидел.

Полностью обнаженный, ухватившийся двумя руками за кроватную спинку и изумленно глядящий на свои дрожавшие (а ведь они у меня не дрожали и после ста приседаний) ноги — именно в таком виде я и предстал перед вошедшим коротышкой. Впрочем, этот типчик тоже выглядел не ахти как. Белая всклокоченная борода до колен, совершенно лысая голова, непонятная одежонка мешковатого вида (хотя при развитой фантазии в ней можно было узнать все ту же серенькую убогость, которую я сам «позаимствовал» у своего незадачливого грабителя), маленький рост (метр с кепкой в прыжке над стулом) и совершенно безумный взгляд выцветших глаз. На его фоне даже я выглядел вполне пристойно, несмотря на то, что был полностью голый.

Не успел я сформулировать какой-либо вопрос, как он сам заговорил, и я опять ни черта не понял. Хотя кое-что все же заметил. Язык, на котором он говорил, был вполне мелодичен, я бы даже сказал — красив, если, конечно, такое вообще можно сказать в отношении языка. Также создавалось ощущение, что он состоит из множества других языков, причем из моего мира. Насколько я помнил, в моем мире то ли была попытка создать единый язык, то ли это чистый вымысел фантастов, но назывался он эсперанто. Я никогда не слышал, как на нем говорят, но если он все же существовал и «выглядел» точно так же, как тот, что я услышал из уст старика, то я бы очень хотел, чтобы все люди на нем говорили. Он был просто приятен слуху. Мне тут же страшно захотелось его выучить, причем я почему-то был уверен, что легко его освою. Хотя, честно, знать не знал, откуда появилась такая уверенность в своих силах. Но пока что, не слишком надеясь на успех, я спросил по-русски:

— Кто вы?

Как и следовало ожидать, старик лишь удивленно посмотрел на меня, явно озадаченный тем, что я сказал.

— Понятно… Доверительного разговора не получится.

Еще раз внимательно посмотрев на старика, который точно так же посмотрел на меня, я попробовал по-другому. Ткнув себя в грудь, я произнес:

— Меня зовут… м-м-м… — называть свое настоящее имя мне не хотелось: другой мир — другая слава, — так что надо было придумать ему замену. Впрочем, с именем проблемы не будет, оно уже есть: меня в нашем мире частенько называли психом, можно использовать анаграмму — Хисп — так однажды друзья пошутили. А вот фамилия… скажем, Крэйзи? Раз буду психом, так почему бы не быть Сумасшедшим Психом (хотя слово «крэйзи» можно перевести по-разному, но остановимся на таком варианте)? — Пусть будет так: меня зовут Крэйзи Хисп.

Видя, что он не понял, я снова начал тыкать в себя пальцем и повторять как попугай:

— Крэйзи Хисп, Крэйзи Хисп…

Наконец, до него дошло. Ткнув себя в грудь, как и я, он на своем певучем языке произнес:

— Нека Занглиф. Нека Занглиф.

От его имени я немного опешил, но, взяв себя в руки, спокойно сказал:

— Очень приятно познакомиться.

Естественно, он опять ничего не понял. М-да… общаться будет трудно. Показав опять на себя, я постарался изобразить одежду. Видимо, у меня получилось. Выйдя на минутку из комнаты, он притащил мне мои вещи. Буквально выхватив у него из рук сверток, я принялся спешно одеваться. Скрыв наготу, сразу почувствовал себя увереннее. Вот только кое-чего не хватало. Подозрительно посмотрев на старика, я вопросительно потер друг о друга большой и указательный палец. Этот жест, по-видимому, был в обоих мирах одинаков. Хлопнув себя по лбу и что-то проговорив, дедок опять выбежал из комнаты и вернулся обратно уже с моим мешочком. Развязав тесемки, я заглянул внутрь. Если он и взял денег, то совсем чуть-чуть. Переведя взгляд обратно на Занглифа, я увидел, что он насмешливо наблюдает за моими действиями (хотя понять, что в его глазах отражается именно насмешка, а не жажда крови, мне удалось с некоторым трудом). По мне, так ничего смешного я не делал. Все-таки это мое самое ценное имущество. Затолкав мешочек в карман, я вызывающе посмотрел на этого типчика. Тот, прищурив один глаз, этак оценивающе глянул на меня, после чего поманил пальцем за собой. Несколько обескураженный всем происходящим, я послушно поплелся следом за ним, но, едва я сделал шаг за порог комнаты, как, обалдев, замер на месте. Видимо, жилье этого старикашки состояло всего из двух комнат, причем спальня была спальней, а все остальное находилось в другой комнате. Этакий вигвам на современный манер, коммуналка, блин. Благо хоть помещение было достаточно большим, чтобы вместить в себя небольшую библиотеку, камин, какой-то алтарь со стоящими на нем оплавленными свечами, кухню и, судя по всему, место, где старикашка проводил основную часть своего времени, — кресло-качалку. Она стояла на относительно свободном пятачке напротив горящего камина, и рядом с ней находился газетный столик, на котором в данный момент лежало несколько книг, а поверх них стояла корзина с пряжей и спицами.

Пока я, раскрыв рот, разглядывал комнату, старик зря времени не терял. Деловито расчистив место посреди помещения, из-за чего пришлось потеснить кресло, столик и несколько тумбочек, понатыканных по всей комнате без всякого порядка. Освободив таким образом пятачок, он скатал ковер, который я даже не заметил под всей этой мебелью, после чего принялся чертить мелом на открывшихся досках. Чертил он минут двадцать, так что я успел заскучать. Разобраться в его художествах я не мог и даже понятия не имел, что они хотя бы приблизительно могут обозначать, а в том, что он писал, и вовсе видел сплошную абракадабру. К моему сожалению, аналогичная абракадабра была и в книгах, в которые я заглянул из естественного любопытства; в общем, не найдя, чем себя занять, я с кислой миной на лице принялся созерцать потуги старикашки нарисовать какой-то особый вид электронных облаков, который я, помнится, изучал еще в школе. Схожесть была, конечно, очень и очень поверхностной, но, кроме этих облаков и «бабочки», которую надевают на шею вместо галстука, мне больше на ум ничего не приходило.

Наконец, старик закончил. Опять поманив меня пальцем, он указал в центр рисунка, как раз туда, где был начерчен относительно ровный круг. Беспрекословно подчинившись, я с ожиданием уставился на старикашку. Может, в этом мире есть магия и сейчас он будет колдовать? Этот же рисунок — наверное, какой-то вид пентаграммы, с помощью которого и происходит все колдовство? Проследив, как старик встал с краю круга и поднял над собой руки, я с нетерпением стал ждать чего-то особенного… И дождался, идиот. Резко вспыхнул свет, ослепительный, просто уничтожающий. Раскаленной иглой он прошелся по нервам и, казалось, пробил себе выход у меня на затылке. Все померкло…

Когда же зрение вернулось, то первое, что увидел, были доски пола. То есть я лежал лицом вниз. Кое-как перевернувшись на спину, я еще немного повозился, усаживаясь на задницу. Оглянулся. Старика нигде не было видно. Немного посидев, собрался и достаточно легко поднялся на ноги. Для верности простояв с минуту, уже уверенной походкой я вышел через дверь на улицу.

Безумный старикашка оказался здесь. Он как раз закончил оседлывать лошадь. Оглянувшись по сторонам и поняв, что избушка стоит почти посреди чистого поля, я двинулся к хозяину, но, подойдя, не успел ничего сказать, как он заорал на меня каким-то визгливым голосом, который никак не ассоциировался с тем певучим языком, что я от него уже слышал. К моему удивлению, я понял, что он мне проорал:

— Во-о-о-он!!! Во-о-о-н, я сказал!!! Садись на лошадь и чтоб духу твоего здеся больше не было! Деревня там! — Махнув рукой в сторону заходящего солнца, он отошел к двери дома и, сложив на груди руки (при этом запутавшись пальцами во всклоченной бороде), старик грозно нахмурил брови и уставился на меня, ожидая, пока я уйду. Некоторое время я растерянно переводил взгляд со старика на лошадь и обратно. Ездить верхом я, честно говоря, не умел (впрочем, это я уже где-то упоминал). Даже никогда не сидел на лошади, а тут на тебе — садись и езжай. Но я так и не смог понять, почему повел себя именно так, как повел. Как мне в голову взбрела эта идиотская идея — показать себя опытным конником?! Единственным объяснением может служить избыточное количество ударов, пришедшихся на мою голову, и, вообще, все произошедшие события.

Пока я направлялся к новому для меня средству передвижения, перед глазами стояла картинка из недавно просмотренного фильма с лихо, не касаясь стремян, взлетающими в седло ковбоями. Когда я подошел к лошади, которая стояла с совершенно индифферентным видом, напоминая йога, впавшего в нирвану, план эффектной посадки был готов. Я собирался, схватившись за луку седла, подпрыгнуть, выкидывая правую ногу вверх и добавив усилие руками, взмыть по красивой дуге в седло. На мой взгляд, план был великолепен. Однако он не учитывал некоторые незначительные детали, а именно: — росту во мне было под метр девяносто, вес за восемьдесят килограммов, да и силушкой я, мягко говоря, не обижен. И что получилось? Подошел. Взялся за луку. Чуть присел. Толчок. Рывок руками. Разворот корпуса. Ноги — обе! — уходят вверх. Почти вертикальная стойка. Теперь смотрим вниз на лошадь и, подкорректировав траекторию… Господи-и-и!.. Не ожидавшая от жизни сюрприза в виде мощного рывка луки седла в сторону, кляча сделала боком несколько шагов, запуталась в своих ногах и рухнула на землю; я же в крутом пике вонзился рядом.

Когда я снова адекватно стал воспринимать действительность, перед глазами предстала следующая картина. Старик с причитаниями: «Убил изверг мою родную-у-у!..» и «На кого ж ты меня покинула-а-а?!» — тянет за повод, пытаясь поднять клячу, а та косит на него обалдевшими глазами и не делает ни малейшей попытки посодействовать хозяину.

Собрав себя по кусочкам, я встал и направился к ним, чтобы предложить свою помощь и извиниться перед убитым горем стариком. Тут эта животина заметила мое приближение. Уж не знаю, что именно она возомнила, но, думаю, посчитала, что я сумасшедший и могу покусать ее, бедную и несчастную, а проверять на своей шкуре, какую заразу можно подхватить от этого долбаного парня, то есть от меня, желания у нее, разумеется, не было. Взгляд клячи стал совершенно обезумевшим. Она издала невообразимый звук, что-то среднее между храпом и визгом, и, буквально катапультировавшись в вертикальное положение, с невероятной скоростью рванула вдаль, на глазах стягиваясь в точку. Одуревший от этой картины старик повернулся ко мне и с безмерным удивлением в голосе сказал:

— Слышь, она ж, стерва, даже молодой так не бегала.

— А я вообще не видел, чтоб какая лошадь так скакала. Ее сейчас и на жигулях не догонишь, — честно ответил я, причем, к моей удивленной радости, на языке, что мне так понравился.

— А, ладно, сама потом вернется, — махнул рукой старик. Потом он, видимо, вспомнил, с кем разговаривает, и, вытаращившись на меня, снова заорал: — Пшел отсюдава! Чтоб духу твоего здеся не было!!

Развернувшись, он зашел в дом, громко хлопнув дверью, тут же послышался звук задвигаемого засова. Больной старикашка. Пожав плечами, я спокойно двинулся в указанную ранее сторону. До деревни, наверное, не так уж и далеко.

Как ни странно, я оказался прав: где-то через час показалась деревня. Я постоял на пригорке, разглядывая ее. На вид она несильно отличалась от деревень моего мира, хотя, кроме полного отсутствия электричества и техники, были и свои особенности, бросающиеся в глаза. Например, некоторые дома выделялись своей, так сказать, странностью. Одни были на вид индейские вигвамы, другие выглядели как шатры, третьи напоминали армейские палатки, но в большинстве своем — дома как дома. Люди — и мужчины, и женщины — были в довольно однообразной одежде, в общем-то, мало отличающейся от моей. На улице их было немного, все чем-то заняты; вокруг домов носились дети, убегая от собаки той же породы, что и встреченные мной на пастбище. Наверное, играли. Несколько женщин стирали белье в речке, которая протекала почти впритык к домам, там же плескалась другая часть деревенской ребятни. Слышались удары чего-то тяжелого по железу, и я сделал вывод, что неподалеку находится кузница, и тут, будто в подтверждение моих мыслей, из одного шатра вышел красный, как рак, мужик в черном фартуке — мне это было видно даже с того расстояния, на котором я находился. Подойдя к речке, он зачерпнул двумя руками воды и облил себя с головы; повторив эту процедуру пару раз, он опять вернулся в свой шатер, и тут же снова послышались удары кузнечного молота.

Но вся эта идиллия была нарушена в мгновение ока, стоило мне подойти к околице.

Как я понял, меня давно уже заметили, и все были настороже, так что стоило мне приблизиться, как с улиц будто выдуло женщин и детей, зато вдоволь стало мужиков, вооруженных в основном мечами. Присмотревшись, я решил, что они железные и стальные, какие были распространены в наше Средневековье, приблизительно до шестнадцатого-семнадцатого века. Они были явно грубой работы и не имели даже намека на крестовины, защищающие руки в бою. Возможно, их ковал тот самый краснолицый кузнец, которого я уже имел честь лицезреть. Еще у нескольких я заметил цепы, а у двоих были простые луки, с наложенными стрелами, причем они не тратили сил на то, чтобы взять меня на прицел, как, в моем представлении, должны были бы сделать… Что-то больно воинственные крестьяне, то ли их кто-то учил, то ли здесь все такие? Может, есть от кого обороняться? Мне стало интересно. Я старался просчитывать варианты бегства и обороны, а также подмечал степень готовности людей к схватке. Вон тот мужик с большой бородой слишком напряжен и может либо поздно среагировать на атаку, либо, наоборот, броситься на меня в любой момент… Еще один, рядом с ним, боится, а этот вообще еще юнец и только учится, зато решимости хватит на четверых… Белобрысый с луком явно хорошо подготовлен; лучники, видимо, были неплохими охотниками до того, как их научили стрелять в людей…

И так я проанализировал абсолютно всех буквально за несколько секунд, а их собралось человек сорок. Последнее, что я с удивлением отметил, так это то, что самый высокий из них был где-то на голову меньше меня, а про остальных и говорить нечего. Кто бы мог подумать! Не сдержавшись, я ухмыльнулся во все свои тридцать два зуба (чуток поменьше, конечно, но в этом виноваты конфеты и стоматолог!). Мою усмешку поняли совсем не так, как я хотел, точнее, я совсем не хотел, чтобы ее как-то понимали. Из вполне собранных мужчин, можно сказать, воинов, которых я опасался, они вдруг стали просто испуганными крестьянами. Только некоторые сдержали маску угрозы на лице, впрочем, может, и не маску, а действительно они ничуть меня не боялись. Хотя не скажу, что я такой уж страшный, даже совсем наоборот — в обычном состоянии выгляжу очень дружелюбным и добродушным, а выведенным из себя меня видели только несколько моих друзей. Вот тогда — да, в такие моменты от меня надо держаться как можно дальше, могу и прибить… Но сейчас я совершенно не понял, чего они испугались? Только я хотел продемонстрировать мирность своих намерений, как из толпы ко мне, практически стелясь по земле, виляя хвостом и прижимая уши к голове, выскочила та самая собака, которая не далее как десять минут назад весело гонялась за детьми. Подбежав, упала брюхом прямо на мои ноги и призывно вильнула хвостом, прося ее погладить. Естественно, я и погладил, тем более что всегда любил животных, но, похоже, именно покорность собаки только усугубила положение, так как теперь крестьяне начали от меня пятиться. Стараясь хоть как-то их успокоить, я шагнул к ним и, улыбаясь, сделал мирный жест, выставил перед собой руки ладонями вперед. Это был исконно мирный и дружелюбный жест, означающий, что злых намерений у человека нет. Но именно он и стал последней каплей. Крестьяне, завопив во весь голос, дружно ринулись от меня, сбивая друг друга и все, что попадалось у них на пути. Я же стоял, совершенно обалдевший. Именно поэтому не сразу заметил, что тот юнец, которого я охарактеризовал как ученика, но с решимостью на четверых, все еще продолжал стоять напротив меня, держа трясущимися руками свой меч. Решимости у него осталось ровно на одного, да и та уже подходила к концу. Немного отойдя, я решил не повторять своей ошибки, так что просто произнес:

— Здравствуй.

Ноль реакции; меч, правда, стал трястись поменьше. Я решил еще раз попробовать:

— Здравствуй. Ты меня понимаешь? Понимаешь, что я говорю?

Сначала я подумал, что парень ни черта не понимает, но затем в знак согласия он легонько кивнул головой. Меня это так обрадовало, что я поспешно сделал два шага вперед, протягивая руку для приветствия, но тот отошел на эти же два шага, а затем срывающимся голосом прокричал:

— Не подходи ко мне!

Я замер, не зная, что делать. Еще раз, оглядев его с ног до головы, я понял, что он далеко не юнец, скорее даже старше меня. Так мы простояли где-то с минуту. Заметив, что у моего новоявленного знакомого меч перестал трястись совсем, я решил предпринять еще одну попытку контакта:

— Слушай, почему бы тебе не успокоиться? Давай поговорим? Я ничего плохого ни хочу сделать, — я говорил медленно, как с непонятливым ребенком, но, пожалуй, с ними только так и надо.

— А откуда я знаю, что ты не… — тут он выдал совершенно непроизносимую вещь. Самое ближайшее, что я смог бы выговорить, так это что-то вроде «эхербиус». — Чем докажешь, что ты не один из них?

— Чем докажу? Хотя бы тем, что представления не имею ни о каком, ни о каких… э-э… эхербиусе или эхербиусах? Это что за зверь такой?

Видимо, я сказал что-то не то, так как лицо моего собеседника приняло удивленно-обалдевший вид. Зато причина выяснилось довольно быстро:

— Ты не слышал об эхербиусах?!! — потрясенно воскликнул он, впрочем, его лицо тут же приобрело подозрительно выражение. — О них знают все.

Я лишь развел руками.

— Я жил в глуши, поэтому ничего не знаю и ничего не слышал ни о каких таких эхербиусах. Может, ты все же опустишь свой меч и посвятишь меня в страшную тайну этих существ? Клянусь, что ничего плохого делать не буду — ни тебе, ни твоим друзьям, да вообще никому. Я очень мирный человек и проблем мне не надо…

В продолжение этого монолога я тихонько подходил к нему, стараясь казаться самым безобидным и маленьким. Правда, если первое мне удалось с достаточным успехом, то со вторым я потерпел полное фиаско. Как бы я ни старался, он все равно был намного ниже меня, не доставал даже до плеча. И меч его с такого близкого расстояния выглядел неестественно маленьким, можно сказать, большим кинжалом моего мира. Это может стать проблемой: я и среди своих-то был высоким, а здесь вообще представляюсь гигантом.

Тут мой «собеседник», наверное, заметил, что я стою совсем близко к нему и ничего для него опасного не делаю. Очевидно, что-то про этих эхербиусов рассказывали такое, чему я, к счастью, не соответствовал. Его мысли и чувства читались как открытая книга, он боялся меня, злился из-за этой боязни на себя, был удивлен, расстроен и мучительно решался на то, чтобы заговорить со мной. Выглядел он при этом как нашкодивший десятилетний ребенок, который пытался рассказать о своей пакости строгому отцу и ужасно нервничал из-за последствий. Наконец, решимость все же победила, и он, как ему казалось, уверенным движением бросил меч в ножны и заговорил со мной мужественным голосом. На самом же деле он едва не разрубил себе ногу, а голос был, как у тринадцатилетнего подростка:

— Эхербиусы — это жуткие люди, без каких-либо чувств, они очень сильные, ловкие и беспощадные. Они живут по своим очень жестоким законам, говорят, что они работают на гильдию наемных убийц. И если такое чудовище приходит в деревню, то там не остается ничего живого, а людей они убивает самым жестоким образом!..

Все это он чуть ли не прокричал мне в лицо. Его голос с каждым словом становился все тверже и увереннее, в нем появилась этакая нотка восхищения, из-за чего у меня возникло подозрение, что он не прочь и сам стать таким же «чудовищем». Только вот во всем этом рассказике я заметил одну маленькую неувязочку.

— Говоришь, не оставляют никого живого? — скептически поинтересовался я.

— Да! От них невозможно убежать или скрыться, они беспощадные, они… — И опять повторился восторженный отзыв о том, какие это монстры. Во время своего пламенного монолога парень начал бурно жестикулировать, чуть ли не подпрыгивая на месте, стараясь донести до меня, насколько страшные создания эти эхербиусы. Правда, заметив мой насмешливый взгляд, оборвал на середине слова и замолчал, непонимающе глядя на меня.

— Если они такие страшные, — начал я медленно и с расстановкой, — беспощадные, жестокие и никого не оставляют в живых, то откуда же о них вообще узнали?

На парня стало жалко смотреть, из него будто выпустили весь воздух, он как-то сгорбился, сжался и покраснел, еще чуть-чуть и начал бы шаркать ножкой по земле. В общем, приобрел совершенно неподражаемый вид, я едва сдерживал рвущийся наружу хохот, столь комично он выглядел.

— Мой тебе совет: прежде чем поверить чему-то, сначала убедись, что это действительно правда, а пока не будет подтверждения достоверности полученной информации, воспринимай все как полуправду, от кого бы ты ее ни получил. — Судя по выражению его лица, он понял только первые три слова, остальное воспринял как нечто жутко заумное. Решив не травмировать «ребенка», я перевел свои слова на более доступный ему уровень понимания:

— Не верь всему, что тебе говорят.

Вот это он точно понял. Да еще как! Не среагируй я вовремя, мог остаться без чего-нибудь очень важного для моего существования — руки, например. Не знаю, что его так задело в моих словах, но задело, видимо, сильно, раз он, забыв про всяких там эхербиусов, попытался если не отправить меня на тот свет, то существенно покалечить точно. Впрочем, неожиданно выяснилось, как для него, так и для меня, что реакция у меня на пару порядков выше, чем у него. Так что я остался цел и невредим, а он сидел в трех метрах от меня и, усиленно сопя, потирал ухо. Ударил я его совсем легонько, боясь что-нибудь ему сломать; будь он побольше, ударил бы посильнее, а от этого и последствия стали бы другие. Впрочем, ему хватило ума больше на меня не бросаться. А я даже искренне извинился перед ним, помог встать, подал валяющийся меч и отряхнул пыль с точно такой же жилетки, что была одета на мне.

— Парень, ты был бы поаккуратнее, а то, как выяснилось, я очень нервно отношусь к тому, что меня собираются убить. Тебя звать-то как?

Тот сначала меня внимательно оглядел, а потом что-то пробурчал, по-видимому, свое имя. Когда я попросил повторить еще раз, мне показалось, что он опять на меня бросится, но потом, явно через силу, он все же выдавил из себя:

— Ролу Гранд.

— Очень приятно познакомиться, а меня зовут Крэйзи Хисп.

Видимо, с именем я все же маленько просчитался, так как он был явно чем-то впечатлен. Но в следующий момент его лицо, который уже раз за время нашей беседы, стало выражать искреннее удивление.

— Вам не кажется мое имя странным?

В чем вопрос?! Конечно, кажется! В моем мире такого вообще не встретишь, а вот про твой мир я совсем ничего не знаю.

— А что, оно должно было мне что-то сказать? — В голос я добавил немного волнения, будто мне не терпится услышать ответ.

— Да, вообще-то, нет, — ответил он немного растерянно. — Просто все считают его очень странным, но, к сожалению, родители погибли раньше, чем я смог спросить, почему они меня так назвали.

Я решил кое-что проверить:

— А мое имя тебе странным не кажется?

В его взгляде опять промелькнуло какое-то выражение, которое я заметил минутой раньше, вроде это было понимание чего-то, что я еще пока сам не понимал, а затем он ответил, тщательно подбирая слова.

— Показалось. — Он даже кивнул головой в подтверждение своих слов. — Если мое имя просто странное, то ваше… как бы это сказать… совсем странное. Даже звучит как-то необычно — Крэйзи Хисп. Вы, наверное, из очень далеких мест?

Подумаешь, тоже мне дело. Мало ли как меня решили назвать, что из этого-то? Но если бы я знал свое будущее, то никогда бы не стал так называться. Слишком правильно подобрал, так нельзя. Но, увы, над временем я не властен, так что своего будущего я не знал и знать не мог.

В это время с другой стороны деревни послышалось множество голосов, из чего я сделал вывод, что горе-защитники решили вернуться. Через минуту мои слова подтвердились, они шли толпой вслед за каким-то человеком, судя по его осанке, далеко не простым крестьянином. Скорее всего, он именно тот, кто преподал этим людям азы обращения с оружием. Неудивительно, что, испугавшись меня, они первым делом помчались к тому, кого считали своим защитником. Да и выглядел он как бывалый воин. Не было того самодовольного, предвкушающего выражения на лице, которое говорило лишь о неопытности. Этот же, по-видимому, считал, что лучшая победа — без боя.

Когда он подошел ко мне на расстояние вытянутого меча и остановился, я оценил его умение: дистанция между нами не позволяла мне до него дотянуться. Я, не сдержавшись, улыбнулся. Он сразу понял значение улыбки и, в отличие от крестьян, которые недоуменно переглянулись, усмехнулся в ответ, а затем легонько качнул головой в знак приветствия. Я ответил точно таким же едва заметным кивком. Удивительно! Я в этом мире всего-то несколько часов, а уже действую так, будто прожил тут пару лет. А ведь я могу никогда не вернуться домой. Только сейчас, увидев этого воина, я вдруг понял это. А ведь там, в прежнем мире, у меня остались, друзья, семья — все, кого я когда-либо знал. Я ведь действительно могу их больше не увидеть. ДА КАКОГО ХРЕНА Я ТУТ ВООБЩЕ ОКАЗАЛСЯ?!! Хорошо, что я был не один, иначе, наверное, сделал бы что-нибудь такое, что было бы несовместимо с дальнейшей жизнью, а так меня в чувство привело какое-то движение. Действуя на одних рефлексах, я упал назад, на спину, а затем, оттолкнувшись, перекувырнулся через правое плечо. В фехтовальной школе первым делом учили падать, ничего себе не отбивая. К счастью, обладая должными навыками, я и сейчас даже не ушибся. Когда же встал, машинально отряхивая пыль со своей одежды, увидел, что воин стоит с поднятой рукой и на лице его написано несказанное удивление. Видимо, он хотел просто похлопать меня по плечу, а нападать даже близко не собирался. Изобразив благородное лицо (как я его понимаю), я негромко сказал:

— Извините. Задумался и не понял ваших намерений. — Потом, посмотрев на моего визави, понял, что пора знакомиться, иначе дело дальше переглядывания не пойдет, поэтому шагнул навстречу и протянул руку: — Крейзи Хисп.

Воин заинтересованно оглядел мою руку, затем, сделав встречный шаг, со словами: «Ахманов Ярослав», — уверенно ее пожал. Значит, здесь в ходу и наши имена?! Блин, надо было назваться своим настоящим, а теперь результатом стал опять огонек непонимания, промелькнувший в его глазах, точно такой же, как совсем недавно у Ролу. Но огонек промелькнул и пропал, а воин вежливо попросил следовать за ним в его дом за деревней:

— Он здесь совсем недалеко, просто я люблю уединение.

Дом был как минимум в двадцати минутах ходьбы от деревни (быстро же сбегали крестьяне до него или, что более вероятно, встретили хозяина на полпути) и выглядел вполне уютным. Чем-то он мне напомнил дом моих родителей, да и размеры соответствовали; думаю, для этого мира подобный дом — очень большая роскошь.

Внутри все оказалось еще лучше. Повсюду лежали превосходные ковры, ворс которых был столь толстый и мягкий, что можно было смело спать прямо на полу. В гостиной был красивый камин и — целое множество различных растений, вплоть до карликовых деревьев. Видимо, хозяин был не просто воин; а может, успел где-то прилично наворовать, до того момента, как его уличили и пришлось делать ноги, но, мне кажется, обычному человеку такой дом явно не по карману.

Когда мы, основательно перекусив, что оказалось очень кстати, устроились на веранде, он заговорил, словно отвечая на мой невысказанный вопрос. Наверное, заметил, как я разглядывал его владения.

— Родители мои были очень богатыми людьми, но мне надо было воевать, показать себя. — Усмехнулся и добавил: — Если бы не родители, не знаю, на что бы я сейчас жил, и главное — жил ли бы вообще. А теперь обучаю за деньги военному делу некоторых людей, по преимуществу, крестьян. Правда, их практически ничему не научишь, время упущено, а детей они отдавать в обучение не хотят. Боятся, что когда те вырастут, уйдут из дому — воевать. — Он снова усмехнулся и быстро проговорил: — Но не будем обо мне, у меня вся жизнь обычная, давай лучше о тебе.

Быстро он перешел на «ты», хоть я и не был особо против, а вот с заявлением, что у него обычная жизнь, которая мне неинтересна, я бы мог основательно поспорить. Мне, напротив, слушать его было очень интересно, а вот желание говорить о моей личности у меня отсутствовало напрочь. Слишком много пришлось бы врать, чего делать не хотелось. Не то чтобы я был таким уж правдолюбцем, но врать человеку, у которого придется просить кров, как-то совершенно не хотелось, по крайней мере, в главном, а по мелочам — так на то они и мелочи.

— А может, хватит моего имени и честного слова, что я хороший парень? — лучась добродушием, поинтересовался я.

— Не хочешь, не говори, — совершенно спокойно откликнулся мой хозяин. И, в свою очередь, полюбопытствовал: — Тебе есть где жить?

— Нет. Я пришел из очень далеких мест. Правда, я бы сказал, одновременно и совсем близких. Это смотря с какой точки зрения рассуждать. В плане географии — это всего часа четыре пути, а если брать по соотношению миров, то, пожалуй, это столь далеко, что не хватит тысячелетий, чтобы туда дойти. — Все это было сказано с небрежностью императора, который пытается научить крестьянина простым истинам. Тут же стало понятно, что воин не осиливает полученную информацию, впрочем, ему хватило ума понять, что переспрашивать бессмысленно, так что он просто сказал:

— Оставайся у меня, сколько хочешь, мне это будет не в тягость, а сейчас извини: мне надо идти. Я должен выполнять свои обязанности. — С этими словами он встал со скамейки, на которой мы сидели, и, сойдя с крыльца, направился к опушке того гигантского леса, с которым я уже имел счастье познакомиться. Удивляясь самому себе, я прокричал ему вслед просьбу поучить и меня вместе с крестьянами, на что он сначала удивленно замер, а затем лишь кивнул головой в знак согласия.

Владеть мечом в этом мире, казалось бы, на первый взгляд, совсем легко. Что может быть проще? Возьми кусок железа и научись его вовремя подставлять под удары своего противника. Но нет. Все так, да не совсем. Хотя, если сравнить то, что я читал (и изучал) о нашем современном фехтовании, с тем, что показывал мне Ярослав, то было много общего и много отличий, в чем-то оно было неизмеримо сложнее, в чем-то легче. По тем урокам, что он мне давал, я понял, что здесь господствуют устоявшиеся приемы, если ты бьешь, скажем, одним ударом, то твой противник выставит против него другой, который был уже проверен на деле. Быстро уловив, в чем мое преимущество, я после трех недель чуть ли не круглосуточных тренировок начал удивлять своего учителя чем-то, по его представлениям, совершенно немыслимым. Я нарушал абсолютно все устоявшиеся приемы. Среди них были уникальные, передававшиеся от отца к сыну, от учителя к ученику. Эти приемы, по существу, представляли просто неожиданный выпад, умело вписанный в «рисунок боя», от которого практически не существовала защита, если только ты не из «чудовищных» эхербиусов. Все проанализировав, я понял, что они просто обладали большей фантазией и скоростью, чем остальные, поэтому и были непобедимыми воинами. Так что, когда учитель начал мне показывать «уникальные» приемы, я, повергнув его в полный шок, спокойно парировал их. Без всяких представлений о точно такой же уникальной защите от этих ударов. Я просто видел меч, пытающийся до меня «добраться», а потому мешал ему это сделать своим мечом. Я не был скован глупыми представлениями об устоявшихся приемах атаки и защиты; как мне было удобней, так и блокировал, и парировал. Сплошная импровизация с изрядной долей логики. Правда, мне потребовались две недели, чтобы понять это. Ярослав заставлял запоминать удары, которые мне показывал, а затем и защиту от них. Я сначала думал, что это просто какой-то бред. Зачем все это запоминать? Ведь и ударов и защит можно придумать практически бесконечное множество! Чтобы их все запомнить, нужно иметь просто нечеловеческую память! Когда я задал этот вопрос учителю, тот сначала удивленно на меня посмотрел, а затем выдал совершенно немыслимый, по моим представлениям, ответ:

— А их и нельзя запомнить все.

А потом, как ни в чем не бывало, продолжил занятие. Впоследствии я все же выяснил то, что меня интересовало. Мне стало понятно, как устроен «мир» здешних фехтовальщиков. Чем больше ты знаешь приемов, тем выше твое мастерство, оно и понятно. Но чтобы стать Высшим мастером фехтования, нужны постоянные тренировки, иначе потеряешь свой статус, что тоже вполне закономерно. Фехтовальщиков такого уровня на всей планете (Ярослав сказал «во всем мире», но я понял, что это равнозначно, как если бы он сказал «на всей планете»; спрашивать, знает ли он, что земля круглая, я не стал) насчитывалось не больше пятисот, просто мастеров было около тысячи, что-то вроде подмастерьев тоже были, и их число составляло уже приблизительно пять тысяч, потом шли рыцари, за ними воины, а дальше — ополченцы… Были еще наемники, но они никак не классифицировались, так как к их числу мог относиться любой человек. Но за умение фехтовальщика надо было платить. Чтобы не забыть приемы, приходилось все время тренироваться и тренироваться, ни на что другое просто не было сил. Если не будешь повторять все выученные приемы, то потеряешь свою форму, и тогда твой статус понизится. Тренировки в основном нужны были трем категориям — Высшим мастерам, мастерам и подмастерьям. Они также необходимы рыцарям, но в очень небольшом количестве (так как они попадали в несколько другую категорию). Воин же вообще мог не тренироваться, так как владел только стандартным набором атак и защиты. Как я уже сказал, за мастерство надо платить, причем не просто силой и временем. Если ты всю жизнь посвятил только мечу и ничему другому, то человек превращается в «боевое животное» (другого термина я просто не подобрал, да и, на мой взгляд, он был самым подходящим). Половина таких фехтовальщиков не умеют даже читать и писать. Зато хорошо убивают, для другого они попросту не предназначены. Хотя некоторые мастера, из тех, кто выросли в богатых семьях, знают грамоту и письмо и даже находят на это время, но они больше полагаются на свою фантазию и логику. Они просто видят рисунок боя и могут «вести» его. Честно говоря, я не понимал, почему остальные не делают точно так же? Ведь это самый лучший способ обучения! Но я в этом мире пробыл слишком мало для того, чтобы хоть в чем-то нормально разбираться.

Дворянам хватает одной четырехчасовой тренировки в неделю, и как раз они-то и считаются самыми опасными, а совсем не те, которые каждый день махают мечом. Последние же, кто должен быть упомянут, это те самые эхербиусы, их по-другому называют «демонами меча», так как им практически не нужны тренировки (вранье, тренировки нужны всем!), но при этом победить их не могут даже Высшие мастера, они очень умны, многому обучены и ввиду этого «чудовищно» опасны. Это, конечно, если верить всему тому, что я о них слышал; представление об эхербиусах было составлено после простого анализа всей полученной информации, но вот за ее достоверность я не ручаюсь.

На то, чтобы все это понять, проанализировать и сделать выводы, у меня ушел примерно месяц, по истечении которого я стал выигрывать в дружественных спаррингах с учителем. Одновременно я получал от Ярослава информацию об этом мире, о его устройстве, законах, правилах, людях — в общем, все что только можно было о нем узнать, при этом не выдав, что я человек другого мира.

Но под конец месяца я начал ощущать какой-то дискомфорт. То не мог уснуть на протяжении трех ночей, а потом проспал двое суток, то во время тех же трех дней ничего не ел и не пил, а потом, когда проспался, начал просто уничтожать еду. Где-то еще через неделю почувствовал, что у меня болит все тело, причем казалось, что болит каждая клеточка организма. Именно в таком состоянии я лежал уже четвертый день, а боль не только не проходила, но и, казалось, росла и росла. Ярослав чего только ни пытался сделать, даже где-то ученого врача откопал, но тот лишь развел руками, сказав, что не имеет ни малейшего представления, что со мной происходит. На пятый день, перед тем как отключиться, я произнес… Хотя нет, не так. Кто-то сказал моим языком для Ярослава следующие слова:

— Ничего не бойся, через четыре дня твой друг очнется полностью здоровым.

А потом я как бы провалился, но не в блаженную темноту, а в раздражающий свет:

— О! Извини, — сказал чей-то голос (не Ярослава!), и свет стал просто светом, не режущим, даже по-своему приятным. — Не привык я к гостям, а мне свет совсем не мешает.

— Ты кто? — стараясь оглядеться, спросил я и тут понял, что у меня нет тела. Довольно странное ощущение… Я «походил» из стороны в сторону, потом «повертелся» на месте, даже «попрыгал» и «присел» пару раз. Стало весело — все-таки не каждый день обходишься без тела. А потом опять раздался тот же голос:

— Наигрался?

— Нет, нет! — воскликнул я и продолжил «эксперименты».

Передать при этом мои ощущения просто невозможно, но с каждым мгновением мне становилось все веселее и веселее, а через минуту я уже носился в потоках света, хохоча как полный псих. Где-то минут десять мне потребовалось, чтобы прийти в себя, но все равно изредка я невольно подхихикивал.

— Теперь наигрался? — спросил голос с безграничным терпением.

— Ага! — по-детски довольно ответил я, попробовал еще шмыгнуть в сторону, но ничего из этого не получилось, так что добавил: — Наигрался.

— Слушать готов?

— Смотря что! От парочки анекдотов я бы не отказался, хотя, если есть прикольная история, то я бы и ее послушал. Сказку не хочу. Они нынче не в моде, та же история с байками, приелись они уже, да и недолюбливаю я их. Вот если ты мне какую-нибудь НФ расскажешь или фэнтези, то тогда с радостью послушаю. Ну так как? Что рассказывать будешь?

— А ты наглый, — спокойно резюмировал мой собеседник.

— А то! Наглость — второе счастье. А вот с совестью вышел облом. Игрались мы с ней, игрались, а потом — хрясь! И шею она, бедняжка, свернула, пришлось похоронить. Так что с тех пор нету у меня ее. Чувства прекрасного тоже ни фига нет, обделили меня им. Ну а в остальном, вроде, полный порядок. Хам, циник, пофигист — стандартный набор юного программиста. Что-нибудь еще интересует?

— И да и нет. Ты псих? — весело спросил голос.

— Я Хисп! — ответил я тоном оскорбленной невинности — Попрошу не путать.

— Значит, Психованный Хисп. А ты ничего. Мне нравишься.

— Рад за тебя. Ну, так в чем проблемы? Зачем меня сюда надо было тащить? Я так понимаю, это ведь ты выдернул меня из моего тела? Спрашивай, что хотел, а потом верни обратно.

— А с чего ты взял, что ты не умер? Ты же заболел? Так может, ты умер, а это рай?

— Рай? — Я огляделся по сторонам, потом пролетелся по кругу и констатировал: — Значит, фигня этот рай.

— Тебе здесь не нравится? — с удивлением спросил голос.

— Ну-у… если диванчик в угол, шторочки на окна, цветочков в горшочках понатыкать, комп с выделенкой поставить, то… будет совсем неплохо, а так интерьерчик слабоват. Советую сменить дизайнера.

Раздавшийся хохот оглушил бы, наверное, будь у меня здесь свое тело, а так — только временный ступор. Впрочем, он быстро прошел.

— А ты не меньший псих, чем я.

— Возможно, — отозвался подхохатывающий голос, — но, может, все-таки поговорим серьезно?

— Давай.

— Во-первых, попал в этот мир ты благодаря мне.

— Опа-а! Если это во-первых, то мне уже не хочется знать, что у тебя во-вторых, и совершенно отказываюсь слушать, что будет в-третьих. Между нами говоря, у меня там родители остались, сестра, друзья, знакомые, девушки. А ты, сволочь такая, дал хотя бы для начала сделать выбор. Хрен там с друзьями, девушками и тем более знакомыми, но семья-то моя переживает. Они же меня наверняка мертвым считают, а я здесь прохлаждаюсь. Так их бы хоть предупредил.

— Успокойся. В твоем мире не прошло еще и минуты, слишком разные временные потенциалы между двумя магическими эквивалентами этих миров.

— Э-э… что?! — Прозвучало достаточно жалобно, а этот голос опять заржал, как ненормальный.

— Что, не понравилось? Ладно, это я пошутил, просто разное течение времени в твоем и этом мире, по меркам твоего мира прошло только две наносекунды с момента твоего перехода, так что тебе здесь придется пожить достаточно долго, чтобы тебя потеряли в твоем мире.

— Но я же могу умереть, и тогда моя семья все равно достигнет того момента во времени, когда станет известно о моем исчезновении, и они будут переживать.

— А какая тебе будет разница? Ты же будешь мертв, чего тебе беспокоиться?

— А ну покажись!!!

— Зачем? — недоуменно отозвался голос.

— Чтобы я мог тебе хорошенько врезать!!! Какая разница, жив или мертв буду я?!! Главное — последствие, а этим самым последствием будут страдания моей семьи, что мне совершенно не нравится!

— Какие мы добрые! Хорошо, что ты ответил именно так, а не иначе. Не бойся, в случае твоей смерти твоя семья все будет знать, и им не придется больше ни в чем нуждаться. Но в обмен на это ты мне должен помочь сделать одно дело.

— А если я не соглашусь? — довольно грубо оборвал его я.

— То ты останешься в этом мире навсегда, — довольно жестко ответил голос. — Причем не на семьдесят или восемьдесят лет, которые ты прожил бы в своем мире, а до конца существования этой цивилизации, если же она не перестанет существовать, то и ты не перестанешь.

— Я могу покончить с собой.

— Не покончишь. Ты просто не сможешь это сделать. Ты сам установил свои принципы, а они против самоубийства.

— Но я могу действовать под впечатлением момента! Слишком большое потрясение, и я просто могу не успеть прийти в себя и что-нибудь с собой сделаю. — Звучало это, прямо скажем, не слишком уверенно, но все же хоть что-то.

— Нет. Когда настанет критический момент, ты образумишься и не сделаешь этого, у тебя такое мышление. А теперь отвечай на мой вопрос: ты согласишься помочь мне на тех условиях, которые я предложил?

— Да это чистый шантаж! — возмущенный такой несправедливостью, вскричал я.

— Именно.

В бешенстве я начал хаотично летать, стараясь хоть как-то успокоиться, а также подавить в себе желание набить морду этому существу, кем бы оно ни было. Вот ведь гад! Он просто не оставил мне выбора, хотя самое обидное было не в этом. Мне ведь хотелось ему помочь, невзирая на последствия и возможно грозившую гибель Вот это-то и было самым отвратительным. И сейчас я искал выход, чтобы согласиться и в то же время насолить «ему», но, к сожалению, не видел его. Ладно, первый раунд за ним:

— Хорошо. Я согласен. Только, если что, ты выполнишь любую мою просьбу, в чем бы она не заключалась, в рамках разумного, конечно.

Теперь настало время думать голосу. Через некоторое время, видимо, просчитав все, что можно, он ответил:

— Ладно, но контролировать разумность твоего желания буду я сам. И некоторые вещи я просто не в состоянии сделать, иначе я бы тебя не просил о помощи. Моя власть в мирах очень мала, но кое-что я все же могу.

— Пусть будет так, а теперь, наконец, скажи, в чем заключается твоя просьба?

— Пока рано, ты еще не готов. Сейчас я выдернул тебя из твоего тела, чтобы ты не сошел с ума от боли, которую испытывает твой организм. К сожалению, твое тело запомнит эту боль. Так что у тебя будет нарушен порог чувствительности, тебе придется вновь учиться управлять своим телом и чувствовать его.

— А чем вызвана эта боль? — недоуменно спросил я собеседника.

— Эволюцией.

— То есть как?

— Просто, переходя барьер, ты слишком надолго застрял между мирами, в результате чего сильно облучился магией этого мира. В твоем она отсутствует практически полностью, и столь мощное ее воздействие подтолкнуло эволюцию, на грани которой стоял твой организм. Магия ускорила процесс, и теперь он реализуется в очень короткие сроки.

— Это значит, я могу проснуться уже не человеком?

— Нет, проснешься ты человеком, но вот каким — уже другой вопрос, на который даже я не могу сейчас дать ответ. Именно поэтому ты еще не готов выполнить ту задачу, ради которой я тебя вообще перенес в этот мир. Сначала тебе придется научиться управлять своим новым телом и постараться раскрыть свои новые возможности, которые просто обязаны появиться. Это может занять достаточно много времени… Хотя… ты индивид странноватый, потому за факт это утверждение не бери. Когда же более-менее освоишься в своем теле, иди в город Хогарт. Думаю, там ты сможешь получить дополнительные навыки и знания, которые не будут лишними, а дальше посмотрим.

— Хорошо. Скоро ты вернешь меня обратно в мое тело?

— Прямо сейчас. Процесс формирования закончен, ты был без сознания четыре дня. Я несколько ускорил происходящие в тебе изменения, иначе это могло занять слишком много времени, по истечении которого ты мог вообще умереть, просто от истощения. Если у тебя вопросов нет, то я сейчас же верну тебя обратно.

— Подожди! — успел я крикнуть, уже начиная возвращаться обратно в свой мир — Есть у меня последний вопрос. Как тебя зовут?

Я отчетливо ощутил, как напрягся мой собеседник.

— Это для тебя так важно?

— Да.

Опять молчание, затем он как-то печально вздохнул: видимо, ему совсем не хотелось представляться, — но он все же проговорил слова, которые я абсолютно не ожидал услышать:

— И в твоем и этом мире меня называют Богом…

А в следующий момент я уже открыл глаза, уставившись в потолок. Мне надо было подумать, причем о многом.