Приземленный Ад, или Вам привет от Сатаны

22

— Эх, босс! — Оставшись наедине с Ахенэевым, Якова потянуло на лирику. — Какая девушка! Богиня!.. Наши идиотские законы против женитьбы чертей на грешницах. А то бы я всю преисподнюю расшерудил, вместе со ВКИБом, а ее руки и сердца добился! Тебе везет: знаешь хоть, почему она сюда попала?

Владимир Иванович не знал. Расспрашивать Эльвирочку он стеснялся, а той не хотелось бередить рану, вспоминать старое.

Яков прямо из горлышка влил в себя остатки благородного «Арманьяка» и продолжил:

— Возможно, ты слышал такую фамилию — Ацедофеленов? Режиссер. Так вот, именно из-за него Эльвирочка и оказалась здесь. А он, благодаря ее «помощи» — разряду по карате, тоже не избежал уготованной участи. Правда, врать не хочу, не помню, кто первым объявился, он или она? Кажется она…

— Что ты мне мозги протираешь! — Ахенэев разволновался, ему не терпелось узнать истину, а окосевший Яков морочил голову. — Объясни, наконец, по порядку… А то: он — она, чуть ли не Гамлетовский монолог — быть или не быть!

— Не нервничай, Вольдемар! Расскажу. Всему свое время… Одним словом, сначала появилась в аду она. Комиссия ЧМО стала в тупик. Столкнулась с дилеммой, куда распределять? То ли в пятый круг, то ли в Тоску? По тем временам, согрешила девушка здорово. А пока судили-рядили, тут и виновник «торжества» прибыл, Ацедофеленов. Тоже в ЧМО вылупился, птенчик. И все образумилось, разобрались по справедливости. Обоих в Богему отправили. Хотя режиссеру поначалу ад хуже ада показался. Как попадется Ацедофеленов Эльвирочке на глаза, — считай весь курс каратэ и кунфу на собственной шкуре почувствует. Раза три его переклонировали. Ну, а потом, через годик-два, Эльвирочка поостыла, смирилась. Плюнула на все и, даже, пошла к режиссеру в варьете работать. Актриса есть актриса!

— Да можешь ты толком рассказать, пьяная морда!.. Ходишь вокруг, да около!

— Терпение, босс! — Яков пододвинул Владимиру Ивановичу бокал с только что сотворенным ректификатом и Ахенэев опрокинул жидкость, даже не поморщась.

— Дальше то что, тьфу, черт, раньше то что было, Яша? Объясни, почему они сюда попали?

— История, прямо сказать, достойна описания в «Человеке и законе». Слушай… Эльвирочке, после окончания ВГИКа и распределения на «Мосфильм», неожиданно выпала редкая удача. Предложили главную роль в картине, которую снимал Ацедофеленов. Прошла пробы, а когда дело коснулось съемок, режиссер пригласил в номер, и говорит:

— Хочешь, чтобы тебя на роль утвердили — взгляни на диван и сделай вывод.

К подобному своеобразному посвящению в героини он давно привык и не ожидал строптивости от какой-то, никому не известной девчонки. Ну, а Эльвирочка недаром с детства с родителями в Японии жила. Подобное предложение отклонила, а когда разъяренный Ацедофеленов попытался насильно склонить ее к «обряду», то провела ему и ввод и вывод, по всей науке «кунфу», не хуже той леди из видика.

Естественно, скорая помощь, институт Склифосовского, милицейские канарейки, следователи… Шьют Эльвирочке 108 II статью УК. Ей бы повременить, может разберутся, оправдают… Какое!.. Наглоталась люминала и, следом за потерпевшим, в Склиф, только в другое отделение. Да уже поздно. Еще в «неотложке» состояние клинической смерти наступило. Пришлось бедняжку в анабиозную капсулу поместить, до лучших времен. Может, когда разработают методику — оживят?!

А пока она у нас — ведь по документам, фактически, умерла. Ну, а режиссер тоже долго не прокантовался в больнице — следом за ней в ад. С диагнозом: «многочисленные переломы и кровоизлияние в мозг». Вот.

А недавно опять пришлось восклонировать Ацедофеленова. Это после предложения той, новой роли…

Девушка, скажу тебе, босс, на все сто! Честная, бескорыстная… Да ее Богема на руках носит! Любимица… И как ты затесался в ее избранники, диву даюсь? Да и не я один: многие косятся. Так что, будь поосторожнее, понял? — Яков утомленно вздохнул. — Береги Эльвирочку. Может, чем черт не шутит, — он загадочно качнул гривой, — и на Земле встретитесь…

— Сестра, переходите на транквилизаторы.

Владимир Иванович был потрясен рассказом Якова. В голове, как в компьютере заработал блок памяти, перебирал все известные ему публикации в научно-популярной литературе, касающиеся вывода из состояния анабиоза.

На ум пришли две подборки из «Науки и жизни», где популярно сообщалось, что в США проведено несколько удачных экспериментов. Но, то в США… Когда-то эти разработки признают не псевдонаучными и у нас…

— Босс, да ты не хмурься! Эх… — Яков досадливо долбанул кулаком по столу. — Зря я это все рассказал… Будешь теперь, как в воду опущенный ходить, нянчиться с мыслью, как бы словчить, выдернуть Эльвирочку отсюда. В принципе, есть одна возможность. Но это — компетенция Всененавидящего ока…

— Что за Око? — Ухватился, как утопающий за соломинку, Ахенэев за слетевшую с языка Якова фразу.

— Сатана! Тот кто тебя сюда заслал. Вот ему-то начхать на любые условности: называйся они хоть научными, хоть моральными, хоть социальными, — один черт!

Сумеешь к Самому подъехать, считай — все устроится! В общем, не унывай, что-нибудь сообразим: в конце-концов, для чего существует восьмой круг? Ой! — Яков испуганно огляделся по сторонам: не слышал ли кто его пьяного откровения. Но волновался он зря. Каждый занимался, чем заблагорассудится. Даже Беспардоннов, изрядно захмелевший, забыл об истинной причине гулянки и усердно ухлестывал за подсевшей к нему шатенкой: модной, архиэмансипированной мадемуазель из компании киношников.

— Что это ты, Яша, так струхнул? — Фантаст удивленно заметил, что секунду назад багровый черт побелел как мел.

— Босс! Молчок! Ясно? Если Сатане донесут, что я растрепался о том, как в восьмом круге программируют не только людские души, а необходимые земные пертурбации лет на сто вперед, то… И вымолвить страшно, чем это может обернуться… Эй, язык мой, враг мой…

— Ладно, не беспокойся. — Заинтригованный Ахенэев был вынужден оставить расспросы: таким затравленным выглядел его помощник. Но у Владимира Ивановича появилась надежда!

Яков блуждающе зыркал по залу и даже заглянул под стол.

— Да успокойся ты, на самом деле, никому я ничего не скажу. Что ты дурью маешься?!

— Тихо! Всененавидящее Око не дремлет! То, что я проговорился — это пол беды, ты — свой… Рано или поздно, а услышал бы… Посторонних побаиваюсь. Намотают на ус, вот тогда — не сносить головы.

Но в зале, по-прежнему, каждый вытворял то, на что горазд: пили, ели, кутили…

Наконец, черт утихомирился и, добрав очередную порцию марочных «Ессентуков», опять побурел лицом и, недаром же существует мудрая пословица: «сказавший „а“, да скажет „б“», развязал заплетающийся язык.

— Эх, Вольдемар, Вольдемар! — Он заглотнул подступающее к горлу мычание. — И ничегошеньки ты не подозреваешь… А ведь нам о каждом из смертных известно все до капельки… Еще до их рождения! И кем кто будет, и чем кончит, и даже, в каком качестве сюда приползет…

— Это как это? — Брякнул обескураженный Ахенэев, заподозрив, что именинник все-таки хватил лишку.

— А вот так! Очень даже просто. К примеру: у вас там Дарвин в почете?! Гений мол, эволюцию видов научно обосновал… Слыхал небось?…

Ахенэев утвердительно, скороговоркой оттарабанил:

— Да-да-да. Ну-ну-ну…

Яков смешливо сощурил хмельной глаз и, довольный тем, что может блеснуть эрудицией, выложил главный козырь.

— Что — ну? Сплошной идиотизм и Дарвин — первый дурак! Хочешь истинную подоплеку учения знать?

Владимир Иванович обеспокоенно, слабея от предчувствия чего-то сверхъестественного, откликнулся эхом.

— Хочу…

Черт заиграл грудью, как девица, ищущая любви и, исполненный чувства собственной значимости, произнес:

— В последние лихолетья ад стал хиреть. Появился дефицит в грешниках. А нимбоносным — до лампочки! У них — полный ажур. Знай себе — выпендриваются друг перед другом, да жиреют от безделья. Что им индустриализация? Зарылись, как кроты в землю, в натуральное хозяйство — вот и все заботы…

А нам: и экономику поднимать, и НТР творить — шагать в ногу со временем. Что прикажешь делать? Как увеличить приток нужных рабочих душ в преисподнюю? Назрела проблема срочной мобилизации.

Вот верховные ада и решились на ход конем: обложили матом райских деляг.

Подкинули Дарвину идейку: шарахнули импульсом по его умной башке, подключили дополнительно миллионов двадцать нервных клеток и — пожалуйста! Родилась теория «Эволюция видов». Как из обезьян мужиков лепить.

Тут уж и попы взвыли, а куда деваться? Теорийка без изъянов. Впору и самим в дарвинизм уверовать… Такие-то, Вольдемар, дела… Как говориться: лиха беда-начало. Сейчас-то у нас в аду целый арсенал средств… Стоит возникнуть нужде в чем-нибудь этаком, сверхгениальном: быстренько импульс и — в члены-корреспонденты, в академики. Правда, случаются сбои. Так, одного в академики ВАСХНИЛа возвеличили, думали толк получится, а он, дуролом, такого в сельском хозяйстве наворочал, сам черт ногу сломит… Вот это — от бога… Только в раю булки на деревьях растут… Короче, много болтать не буду, да и сам не все знаю, но задумка насчет Сатаны верная. Просто намекни ему, при расчете, о своих трудностях, а заодно можешь кого из знакомых на Нобелевскую прокатить, и — считай в дамках! Всененавидящее Око ежели что и решит, то без проволочки, как отрубит!

Воздух в зале провонял дымом, перегревшейся аппаратурой вокально-инструментальщиков, винными парами — обычным букетом разудалого застолья. К этому устойчивому запаху посетители «Встречи» привыкли и, если бы не посторонний, усиливающийся, смутно знакомый аромат, Владимиру Ивановичу и в голову не пришло бы искать причину его возникновения.

Яков тоже забеспокоился, отчаянно заводил рылом и завращал зрачками.

И Ахенэев вспомнил: ладан!!! Владимир Иванович не часто посещал церковь, а если и посещал, то больше из любопытства: поглазеть на проповедь — представление…

И нахлынувший в зал ладановый дух ассоциировался, разве что с последней службой в Елоховской церкви на Пасху.

Якова же благовонный дымок превратил из озорного, отважного черта в описавшегося щенка — квелого задрыгу.

— Накаркал… Зарекался молчать… — Скулеж помощника заставил Ахенэева заозираться по сторонам, попытаться выяснить причину испорченной обедни.

Под потолком, выписывая круги, жужжала огромная оса-дубина, чадящая ладановым шлейфом. Дубина замедлила полет и, изменив траекторию, спикировала на Якова.

Черт вгорячах нырнул под стол, но увесистый сучковатый чурбак с размаху рихтанул его по заду и Яков свечой взвился в воздух. Деревяшка огуливала извивашегося глистом черта без скидок на титулы и положение. Прошлась и по морде, и по рогам, сшибив их напрочь.

Один, с присоской, пришлепнулся к стене, а второй, материнский, родной, расколов вазу, пропал с глаз долой. Черт едва успевал уворачиваться, приговаривая при этом.

— Искренне признателен! Искренне признателен!

Избиение прекратилось так же внезапно, как и началось. Дубина обрела дар речи и, встав на попа, проскрипела:

— Язык, ведьмин выродок, вырву! Понял — не? Гляди у меня! — Затем опять зажужжала и — пропала бесследно.

— Н-нет, босс! Яков ощупал голову и понурился. — Не зря я говорил: с тобой одни неприятности… Офонареть можно в День Ангела и — такой подарок! Это, молю бога, что Он не весь разговор услышал… А то, все косточки, как через мясорубку пропустил бы.

Хранящая во время избиения молчание компания взорвалась хохотом. Смаковали подробности. Киношники затеяли спор — возможно ли скомбинировать кадр с дубинкой или придется доверить мультипликаторам.

— Все, босс. Теперь хочешь — не хочешь, а в шестой круг надо валить без промедления. — Яков никак не мог успокоиться. — И второго рога лишился… И Элочка куда-то запропастилась,… хоть в зеркало глянуть, на кого похож-то стал?

Морда черта действительно оставляла желать лучшего. Мало того, что в прямом смысле, комолый, так еще и с фингалами под каждым глазом…

— Яшенька, откуда эта напасть? — Владимир Иванович пялился на черта и сострадательно дергал бровями.

— Да упади, ты, муха, в тазик! — Черт было полез в пузырь, но, увидев, что Ахенэев не на шутку расстроен, скривившись, ответил, — Дурак, а не лечишься! Откуда же, кроме как не от Сатаны!? Ему одному дозволено открыто с нами расправляться. И попробуй, заартачиться — враз узнаешь, почем фунт изюма!..

Яков встряхнулся, как собака после купания и опять провел лапой по темени.

— Куда же фамильный рог улетел?…

В это время Беспардоннов, рассказывающий что-то приглянувшейся шатенке, аргументировал свою речь, энергично размахивая половником. Шатенка, понятно, уступила натиску осанистого мужчины и половник окунулся в поднесенную Максом супницу с ароматным харчо.

Беспардоннов, проголодавшийся после долгих разглагольствований, с аппетитом набросился на суп.

— Нет, это изумительно! Вольдемар, отведай! Грузинская кухня — не харчо, а симфония! О-о, сахарная косточка! А ля натюрель. Голову на отсечение — барашек еще утром блеял!

Ахенэеву едва удалось поймать черта за хвост. Яков, оскалив крылки, рвался к сценаристу и со свистом сучил кулаками перед его носом, возмущенно голося.

— Я тебе покажу барашка! Ты у меня похлеще козла заблеешь!! Верни мамкин рог!.. Не для того даден, чтобы кто-то обгладывал!

В руках Беспардоннова, не ожидавшего подобной инсинуации, дрожал наполовину обсосанный и обглоданный чертов рог!

«Барашковая косточка» плюхнулась обратно в супницу, но Яков, засучив рукава и, не обращая внимания на исходящее паром харчо, похрюкивая от боли, запустил лапу в фаянсовую посудину.

Не ко времени появившаяся Эльвирочка, увидев обезвреженного черта и непонятную ворожбу с супницей, рассмеялась до слез и в изнеможении упала рядом с Владимиром Ивановичем в кресло. Вволю отсмеявшись и услышав от Ахенэева о Яшиных злоключениях, она проявила милосердие: разорила косметичку, гримируя разуделанного именинника.

От прикосновения нежных ручек черт оттаял, расслабился и потянулся за минералкой.

Беспардоннов полез с извинениями, но Яков отослал его в очень хорошо известное и смертным и бессмертным место.