Приземленный Ад, или Вам привет от Сатаны

25

— А как ходят ваши кадры? — Яков, несмотря на сложносочлененное состояние своих конечностей, чувства хамоватого юмора не терпел.

Но подковырка не произвела ожидаемого эффекта.

Профессор эпистолярно отмучился, и передал сдобренную убийственными аргументами стряпню главному.

Тот, скорее ради проформы, бегло ознакомился и, попеняв ученому мужу за неточность в терминологии, внешне безразлично распорядился:

— На основе этой «телеги» составьте обвинительное заключение, а я пока выясню некоторые детали. Кстати, почему так долго не приходит в себя второй? Неужели в Вашей лаборатории не имеется сильнодействующих средств?

Ахенэев действительно не желал сбрасывать обволакивающую тело истому, расставаться с любимой Эльвирочкой и присутствовать на собственном процессе.

— Сейчас я его, хряка, электрошоком! Враз оживет! — Алхимик было начал присоединять провода к генератору высокой частоты, как именно в этот момент Ахенэев вынырнул из ласковых вод грез и погрузился в суровую действительность. Правда, действительность воспринималась в несколько искаженном виде. В его мозгу тяжело поворачивалась и покусывала, сказанная кем-то из окружающих непонятная фраза-слово:

— Ну и псина!

— Вероятно, опыты на животных, — лениво рассудил фантаст, но додумать не успел. Электрический удар изогнул тело Владимира Ивановича коромыслом.

Профессор явно переусердствовал: со злорадством кольнул в заголившиеся щиколотки очнувшегося Ахенэева концами проводов.

— Сестра! Больной плохо переносит электрофорез. Попробуем корректоры и нералептики, а затем снова проведем курс транквилизаторов… Да что Вы такая нерасторопная? Небось, снова не выспались? Очередной «жених»? Выключите аппарат, разве не видите — больной дергается! А это что такое?… С ума сойти можно! Притащить болонку в больницу?! Причем здесь — не с кем оставить? Узнай кто, что в нашем НИИ — псина!!. Выговор — как пить дать! Безобразие!! Непременно уберите собаку с глаз долой!

— Яков, ты мне честно скажи, — осевшим голосом спросил Ахенэев, — что они задумали? Вон у того, толстого, глаз какой-то скучный, сковывающий и нехороший! За что нас опутали? Нет, ты чего молчишь?

— С понтом сам не видишь: нешуточное дело… Погоди, не лезь с расспросами. Дай подумать. — Неподвижно-замкнутый взгляд черта, постная морда: все это лишь подхлестнуло мнительное любопытство фантаста. Но он сдержался и, выжидающе покусывая губы, ждал. Наконец, не вытерпел.

— Ну что?

— Думаю, босс, думаю… А коли не придумаю, то это НИИ ПСИНиА сожрет нас и — не подавится. Тут плотоядные, почище кондрашкиных мутантов. Научно Исследовательский Институт прокурорско-судейских инстанций и адвокатуры — это тебе не бабушкина дача! К слову — и мутанты из этой лавочки выпестовывались… Всем псинам — псина! Хоть и грешники, а вес имеют. Им только попади на зубок… Ну да где наша не пропадала, — собрав добрые морщинки у глаз, Яков попытался улыбнуться. Видимо, проскользнула какая-то практическая мыслишка.

— Ладно, попробуем с больной головы на здоровую… «Шер ше ля фам», босс. Значит так, слушай внимательно и делай, как скажу. Бог даст… — черт ощутил знакомый авантюрный зуд, успокоительно заперхал горлом, смял разговор. — Я сейчас опять копыта откину, а ты — кипеж закати, чтобы откачивали. А там — ориентируйся по обстановке… Эх, босс, прощай холостячество! Женюсь! Нужда заставит…

Яков исторг из себя душераздирающий стон и — грохнулся об пол.

— Доктора!! Челов…, тфу ты, черт, Яша помирает! Не иначе — инфаркт! — Разголосился фантаст на все окрестности.

Ассистентка сорвалась с места и, как угорелая, подлетела со шприцем в руках к «оно». Дева упала на колени рядом с хворым, приложилась к груди, нащупала на запястье пульс.

— Ой, миленький. Ой, хорошенький, где болит, заинька? Давай укольчик промедольчика сделаю?

— Пять кубиков трехпроцентного, внутривенно, — шепотом скомандовал «умирающий» черт.

— Сейчас, сейчас, рыбонька, потерпи!

Звук выскальзываемых из рук, бьющихся об кафель ампул слился со стенаниями черта. Наконец ассистентка заполнила шприц и ввела лекарство в вену «сердечника». Промидол помог, Яшин пятак порозовел.

Тройка судейских сочиняла высосанное из пальца обвинительное заключение, не обращая внимания на возню с заранее приговоренными.

Профессор, не сомневающийся в преданности ученой девы, занялся подготовкой аппаратуры к новой стадии эксперимента.

Очнувшийся черт выбрал момент и прилепил губищи к костлявой ладони ассистентки.

— Божественная! — Тихо замяукал он. — Только Вы можете стать матерью моих детей! Еще тогда, в дыму, я ощутил, что наши сердца бьются в такт. Умоляю — не отвергайте! Несравненная, я как наяву вижу наше счастливое гнездышко с пятью головками полукровок. Я предлагаю Вам свою лапу и сердце! Наплевать на условности этого мира! Я — князь и хочу, чтобы только Вы, очаровательница, стали княгиней Загробштейн.

— Ой! Неужели князь? Настоящий? — С трепетным волнением засомневалась дева. Конский подбородок опять пришел в движение.

— Да не сойти мне с места, клянусь! Не оскорбляйте моей любви, единственная, желанная! — То ли от промедола, то ли от реальной угрозы размолекулирования, но Яков был в ударе.

— А как же с пропиской и жилплощадью? — Жизненные реалии явственно прозвучали в вопросе невесты, выступив на первый план.

— О-о-о! Моя судьба! Вы мне не верите? Позвоните в Чистилище, спросите Антихриста. Он Вам все подтвердит. Заодно объясните в каком положении я нахожусь.

Расчет на извечный женский прагматизм оправдался и на этот раз. Ассистентке хотелось выйти замуж, а стать не просто женой, но и княгиней — тем более! И счастливая дева убежала наводить справки, получать гарантии и вызволять из-под нависшей гильотины будущего отца своих метисов.

— Бум-хряц! Бум-хряц! Бум-хряц! Ой! — Раздавшийся из самого дальнего угла лаборатории звук заставил юристов отложить обличительные документы.

— Профессор, что там у вас происходит? — С налившимся черной злобой голосом вопросил главный.

— Гильотинку настраиваю! Не обращайте внимания, многоуважаемые.

Ныркой, жилистой походочкой ученый появился в поле зрения Владимира Ивановича и Якова. В руке профессора блеснула нержавеющая линейка, которой «хиппарь» не замедлил воспользоваться: бойко принялся измерять несчастных подсудимых.

— Пятьдесят да пятьдесят, на сорок пять, делим на шесть, минус три. Хм! По габариту подходит! — ученый склонился над чертом, замеряя его параметры.

— Я те, гнида, измерю! Я те, курва, подойду, дай только отвязаться! Я те устрою: шесть минус три! — Черту удалось тяпнуть желтыми клыками нивелирующую его руку и профессор, потрясая травмированной конечностью, истерично взвыл и отпрянул в сторону.

— Изуродовал, чертополох, палец отхватил! Целую фалангу!! Я же предупреждал — злоумышленник! Во имя чего страдаю? Кто оценит? Кто?…

Яша с отвращением выплюнул палец и подлил масла в огонь.

— Какого рожна орешь? Кто оценит?!. Кого ценить-то — кожа да кости… Как есть — урод! А, впрочем, на лягушках не разжиреешь. Бездарность! Хоть бы ногти чистил…

— У-У-У… — Ученый задохнулся от нанесенной обиды и улетел в дальний угол, переживать и готовиться к мести.

— Бум-хряц! Бум-хряц! Бум-хряц! — Зловеще забухало орудие пытки.

— Та-ак! Запротоколируйте. Нанесение тяжких телесных повреждений, — приказал главный одному из своих подручных. Приобщите к делу вещественное доказательство.

«Кожа да кости» были помещены в маленький пластиковый пакет. Главный раздернул ворот рубашки, глаза налились белой незрячей мутью.

— Оглашается обвинительное заключение…

— Вас к телефону. Прямой провод. Срочно. Начальство! — Запыхавшаяся ассистентка вбежала, прижимая к пятому ребру сверху телефонный аппарат со змеящимся длинным шнуром.

— Не вовремя. Не вовремя… — Пробурчал главный и, отложив в сторону бумаги со словесными помоями, взял трубку.

— Начальнику лучше знать, вовремя или не вовремя… — Черт резал черным зрачком: подкинул реплику с места.

— Да, да, ему, начальству, виднее… — Подхватил Ахенэев, который хотя и осознал, что их ожидает, но присутствия духа не терял, уповая на Яшины интуицию, опыт и связи.

— Да, слушаю Вас. Да, оба. Что натворили? Массу преступлений… Нет и нет! Мы не идем на компромисы. Дело заведено, суд состоится и приговор будет приведен в исполнение. Что-о?? Я бы попросил…

Главный разъяренно бросил трубку, нервно вытер пот с лысины и, давя в себе гнев, презрительно поджав губы, повторно произнес:

— Оглашается обвинительное заключение! — Но дальше говорить не стал, а уничтожающе взглянув на помощников, обрушился на них с разносом.

— Вы что мне, идиоты, подсунули? Кого судим? Икса да Игрека? Дело на контроле высших эшелонов ада, а вы — по старинке, липу суете! Привыкли: тяп-ляп, и на этап… Немедленно выяснить имя, отчество, фамилию и прочие анкетные данные! А пока — продолжу…

— Ну, все, босс! Спеклись! Антихрист для них не авторитет. Одно успокоение — знают где мы и что с нами: восклонируют. Погибаем не за фунт ЛСД, так сказать, при исполнении… Жаль, что от руки этого червяка… Но ничего, крепись, мужайся. Если начнут с ног — немножко покричим, а если с головы — то пара пустяков: чик и нету! Плевое дело, босс! Не нервничай. Думай о приятном. Можешь слоников посчитать, что ли… Ну-ну, не трясись, будь достоин Эльвирочки! Ты же мужчина! Эх, жаль не захватил с собой с пяток граммов… В момент свалили бы… Ищи потом ветра в поле!

Так утешал фантаста его верный референт. Владимир Иванович попробовал последовать совету черта: вспомнил маму, детство, институт, недавний бракоразводный процесс и, конечно же, Эльвирочку!

Яков внешне держался молодцом, хотя кастаньетный треск зубов унять был не в силах.

Главный закончил читать и предоставил слово обвинителю, который не стал мудрствовать, а пропел с чужого голоса, лишь немного акцентировал отдельные эпизоды особо, по его мнению, злоумышленные.

Защитник и вовсе ограничился несколькими фразами. Попросил учесть суд, что ранее его подзащитные к суду не привлекались и призвал тройку начать гильотинирование с головы — проявив тем самым гуманность.

Главный, скучая и вырисовывая на листе бездумные завитушки, дожидался окончания речи защитника.

Открыв рот, он протянул руку к ассистентке, намереваясь дать слово, тем самым соблюдая необходимые скучные формальности, но определенный им регламент нарушил потерпевший.

— Я протестую! Нет, я опупеваю, дорогое мое правосудие! Перед вами лежит телесвенное, ой, извиняюсь, вещественное доказательство, улика, а вы — с головы! Я требую самого сурового наказания! Гильотинировать именно с ног, по пять, нет — по три сантиметра. И если не двух, то хотя бы одного из подлецов-самозванцев, вон того, с хвостом.

— Вам слово не давалось, — сухо произнес главный. — Итак, свидетельница, прошу.

Ассистентка выжала мокрый платок.

— Я его люблю! Он ни в чем не виноват, он — князь! Разрешите взять на поруки? Пощадите наших детей!

Профессор удивленно посмотрел на свою помощницу.

— У вас есть дети? Первый раз слышу…

— Пока нет… Но обязательно будут! Пятеро! — Ассистентка оценивающе окинула взглядом скрученную фигуру «мужа» и добавила. — А может быть и семеро! Семь метисиков сиротами оставите! Ва-уу-ва! Освободите супруга! У-у-у, ва-а! — Кристально чистые, огромные слезы текли из глаз девы, омывая первую и, вероятно, последнюю любовь.

— Говорите, князь? — Хрипло кашлянув, каркнул один из тройки. — Князь — это хорошо! Это усугубляет и без того тяжкую вину. Успокойтесь, свидетельница. Суд слезам не верит. Лучше достаньте-ка из их карманов документы, если таковые имеются…

— Есть документы, есть, сам видел! — Опять запрыгал, в предчувствии скорой расправы, профессор.

Главный осадил его жестким взглядом.

— Займитесь делом, свидетельница, — поддержал он обвинителя. — А мы пока посовещаемся. А затем послушаем, что скажут подсудимые на прощание.

Ассистентка, которой выпало счастье вновь прикоснуться к благоверному, с радостью бросилась выполнять поручение.

— Тебя обязательно оправдают, милый! — С бабьей логикой, нежно шептала она, выворачивая дрожащими руками многочисленные карманы черта в поисках документов.

Документов у князя Загробштейна оказалось в избытке. Денег и золотых побрякушек — тоже. Карманы же Ахенэева еще не успели захламиться и хранили в себе: удостоверение спецкора «Прейзподнеш пресс», два не совсем свежих носовых платка, Эльвирочкину фотографию, ложку клуба «Встреча», прижившуюся непонятно каким образом, и смятую бумажку.

Девица сгребла в кучу причиндалы страдальцев и высыпала на стол к инквизиторам.

Один из судейских, защитник, безразлично расшуровал по столешнице ненужный хлам и — глаза троицы полезли из орбит. Перед ними лежала страшная Мета с печатью самого Сатаны и обязывала беспрекословно повиноваться предъявившему ее! Побелевшие губы главного сломала судорога.

— Р-развяжите их! — Холодея от тоски промямлил он. Побелевшие до синевы судейские вытянули шеи.

— Немедленно развязать! — Нечеловеческий крик главного застудил кровь в жилах.

Профессор, не понявший причины столь разительного перевоплощения тройки, все истолковал по-своему.

— Щас-щас! Доставлю в лучшем виде! Нечего по лаборатории разгуливать… Ну да, я их… и в таком виде выволоку… — И, уцепившись за Яшины копыта он поднатужился и попер черта к гильотине.

— Пр-ре-кратить безобразие! — На тошнотворной плаксивой ноте взвыли судейские, чуть ли не в унисон.

— Насилие над личностью! Не потер-плю! — Главный попытался загладить произошедший по их вине ляпсус, устранить возникший конфликт. — Это противоречит нормам законодательства и правосудия. Развязать! — Ожесточившись, вновь приказал он.

Ассистентка прытко исполнила приказание.

Растревоженный черт выполнил несколько вольных гимнастических упражнений, разминая затекшие конечности и восстанавливая их функции. Владимир Иванович перевел рвавшееся из груди дыхание и последовал примеру Якова.

Члены тройки немного опомнились и, угнув головы, озирались на недавних подсудимых — как поступить дальше. Требовалось срочно разворачивать оглобли и гнать телегу правосудия по другой, более накатанной дороге. Владимир Иванович их понимал. И очень хорошо понимал…

Конечно, проще было бы привести извинения и отпустить Ахенэева и Якова на все четыре стороны. Но!! Необходимо выказать себя в свете ревностными хранителями традиции Фемиды, справедливыми судьями.

Главный потер ладонью зашеину, забросил взгляд на обладателя контрамарки и прокуренным голосом оповестил.

— Суд ознакомился с материалами дела и пришел к выводу, что необходимо провести доследование.

Униженно улыбаясь, он попросил Владимира Ивановича и черта:

— Если вас не затруднит, предоставьте, пожалуйста, характеристику с последнего места работы и личное ходатайство.

Яков сразу раскусил хитрый ход судейских и решил пока подыграть. Он со вкусом рассмеялся и свистом, как блудливую шавку, подозвал к себе профессора.

— Ну ты, бородавчатое! Строчи характеристику. Что уставился? Работал у тебя или нет? Вон она подтвердит…

До ученого мужа дошло: раз тройка пошла на попятную, ему, у кого рыльце в пушку, сам бог велит…

— Д-д-да! В-в-вроде бы работали. В экс-перименте участвовали…

— Вот и пиши. На двоих. Положительные! Ясно?

— Ясно, ясно. Как на этот раз писать-то? В обычной или в конспиративной форме? — Круглые совиные глаза профессора метались от тройки к Якову и обратно.

Яков с оттяжкой огладил вдоль хребта охнувшего ученого.

— В обычной…

Косматый бросился за бумагой. Ассистентке же повторять не понадобилось. Дева кокетливо щурилась на избранника и вырисовывала медоточивые словеса.

У ученого мужа с характеристикой не ладилось. Яков, усмотрев, что «бородавчатое» шарит глазами по сторонам и рвет лист за листом, подошел к столу и порадел сам: экспромтом накатал дифирамб на князя Загробштейна и личного порученца Сатаны, писателя-фантаста Ахенэева. Профессору ничего не оставалось, как скрепить подписью готовые характеристики.

Тройка судейских тоже не бездействовала: переписывала набело словесный эквилибр необходимых документов.

Наконец, суд продолжил заседание. Главный зачитал поданную ассистенткой характеристику.

— Князь Загробштейн является активным участником проводимой в лаборатории экспериментальной работы. Даже в экстремальных условиях взрывоопасной атмосферы он полностью отдался самоотверженной исследовательской деятельности. Я, как опытный научный сотрудник, могу утверждать, что князь Загробштейн обладает такими исключительно выдающимися качествами, с которыми мне ни с кем, из ранее встречавшихся участников, не приходилось близко сталкиваться.

В быту князь Загробштейн примерный семьянин, будущий отец восьмерых детей.

Второй участник эксперимента, по-видимому, теоретик, тоже неплохой…

— Суду все ясно. — Главный прервал словесный водоворот.

Посовещавшись на этот раз, тройка пришла к единодушному мнению: оправдать князя Загробштейна и спецкора «Прейзподнеш пресс» Ахенэева В. И. за отсутствием состава преступления.

— Вы свободны! — Собрав остатный запас самообладания, торжественно провозгласил главный. — Извините за небольшую задержку в разборе дела… Можете забрать вещи и документы. Будут ли какие претензии к суду?

Яков протянул тройке по-быстрому написанное заявление.

— Что это? — Тихо поинтересовался у черта Владимир Иванович. — Пойдем отсюда, ну их к ядрене фене. Упаси бог — передумают…

— Босс! При твоем-то положении! Эти головотяпы — стоит пальцем поманить, засудят. Тьфу, черт! И как я раньше про контрамарку не вспомнил. Да-а, окумарились лихо!

Главный ознакомился с предъявленной суду бумагой и, наученный горьким опытом, произнес.

— Ничего не попишешь. Встречное заявление считаю вполне соответствующим действительности. — Он неприязненно окатил мрачным взглядом профессора и продолжил.

— Заявление. Прошу возбудить уголовное дело против преднамеренно оклеветавшего меня и Ахенэева В. И. профессора, злоупотребившего служебным положением.

Князь Загробштейн.

— Коллеги! — Обратился главный к своим помощникам. — Вы согласны принять к разбирательству данный документ? — Те усиленно закивали.