Урош Калчич

Дýхи

26 апреля 19… г.

Уважаемый господин W.,

Пишу Вам по поводу сапог, относительно которых уже неоднократно наводил справки в Вашей фирме — последний раз не далее как месяц назад. За это время я разослал запросы еще по нескольким адресам и теперь с удовольствием сообщаю, что остановил свой выбор именно на Вашей мануфактуре, хотя, к примеру, итальянский товар значительно дешевле. Я принял такое решение отчасти ввиду Вашей безупречной репутации, но более того — принимая во внимание Ваши незамедлительные, исчерпывающие и, главное, — терпеливые ответы, каковые являются свидетельством не только образцовой постановки дела, но и высокой культуры, и личного радения. Ваши любезные (и сверхостроумные) письма убедили меня в том, что Вы ставите во главу угла труд и лишь потом думаете о прибыли (которой, как это ни прискорбно, нельзя пренебречь). Иначе говоря, Ваша любовь к делу, которому Вы служите, — это Ваш добрый дух! Не взыщите, но я потрясен, каким остроумием проникнуты Ваши ответы — это нечто небывалое, в особенности применительно к предмету нашей переписки, который, Вы уж простите, столь мало духовен. Должен сказать, что Ваши письма уже сами по себе шедевр. А присущий Вам талант юмориста — да я просто преклоняюсь! Даже если отмести все прочие соображения, Вас следовало отличить уже за Ваше недюжинное чувство юмора (признаюсь, я тоже считаю, что без доброй шутки и сапог толком не скроишь). Так вот, дух, культура, остроумие — все это имеет для меня решающее значение, это как гарантия, как поручительство в том, что мои сапоги «будут достойны нежных ручек, которым доведется их снимать», как Вами тонко подмечено (примите же комплимент и от моей супруги)! Что касается цвета — условимся так: кармин отвергается бесповоротно, выберу-ка я «сиенский красный» (каталожный номер 07). Двухдюймовые каблуки, пожалуй, будут и в самом деле, как Вы выразились, «простить», поэтому соглашаюсь на полтора дюйма. Кожа и все прочее — как договорились. Срок поставки меня абсолютно устраивает. Я Вам уже сообщал и повторюсь еще, ведь это чрезвычайно важно: Торжественная Ассамблея состоится 24 октября, значит, я должен получить мои сапоги как минимум за месяц (то есть — до конца сентября), чтобы успеть в них пообжиться. Если же они прибудут, как Вы уверяете, за два месяца, — тем лучше! К этому длинному посланию прилагаю вексель на указанную Вами сумму и картонный шаблон моей правой ступни.

Всего хорошего, желаю Вам личного счастья и успехов в деле —

Ваш…

P. S. Понимаю и разделяю Ваши чувства, когда (это Ваше сравнение!), отпуская «в люди» очередную пару сапог, Вы словно прощаетесь «с любимым сыном, покидающим отчий дом». Пусть утешением Вам будет, уважаемый господин W., что я Вашего «сыночка» не обижу и, может статься, мы с «ним» еще нагрянем к Вам в гости, если судьба забросит меня в Цюрих (смотрите-ка, я тоже обнаруживаю некоторую предрасположенность к юмору)!


12 мая 19… г.

Уважаемый господин,

Получил Ваше драгоценное послание, которым Вы подтверждаете, что письмо мое прочли. Не смею даже предполагать, чем обязан столь пространному и теплому ответу и той признательности, которой Вы удостаиваете мои взгляды — самые что ни на есть тривиальные взгляды и не более того! Я рад, что мы сходимся в том, что касается духа, и полностью согласен с Вами, что этот последний в наши дни «находит прибежище лишь в родных благословенных уголках». Порадовало меня и то, что Вас развлекла моя шутка насчет «сына» — знали бы Вы, как хохотали мы с супругой, читая Ваш каламбур про колодки! Ха-ха-ха! Мне, право, все чаще кажется, что Вы ошиблись профессией — быть бы Вам писателем! Не подумайте, это не лесть, Ваш талант очевиден! Я, например, всю свою жизнь мечтал стать литератором, но у меня так ничего и не вышло, и вот я всего лишь скромный клерк, протирающий локти в присутственных местах, — а эта пресловутая Ассамблея, о коей Вы меня расспрашиваете, — всего лишь жалкий дележ бумажных цедулек, которыми тешит себя чиновничество. Но Вы-то, Вы… С Вашими задатками, с Вашим талантом — Вы отмахнулись от всего и с головой зарылись в кожи. Вот в этом-то и проявляется сила духа! Как и у Вас, в наших краях весна уже в разгаре, и — подумать только! — как раз сию минуту, когда я пишу эти строчки и поглядываю в окно на цветущую вишню, где-то там, далеко, за высокими горами, в чужедальней стране, в мастерской, затерявшейся среди узких улочек старинного города, которого я никогда не видел собственными глазами и вряд ли в своей жизни увижу, — сидит человек и тачает сапоги — сапоги, носить которые буду я… Тачает сейчас, сей час… В общем, это даже не высказать словами — это и есть то, что убеждает нас в существовании невидимых нам предметов и людей, внезапно раскрывает нам глаза на существование мира в целом — что вроде бы и живет в каждом из нас в виде общего знания, но конкретным осознанием проявляется исключительно редко! Да у меня мурашки бегут по коже при мысли, что в этом здесь и сейчас присутствует все! Видите, как я расписался! Это мне навеяли Вы своими оригинальными идеями! Что же касается подметок, то: картонный шаблон моей правой ступни, который я Вам выслал, вполне соизмерим и с моей левой ступней. Его надо лишь перевернуть — и у Вас будет моя левая подошва, вот и весь фокус! Я и сам, впрочем, слышал, что у некоторых людей правая сторона странным образом не совпадает с левой — хотя человек-то один и тот же! — и, признаюсь, дал маху, не предоставив исчерпывающих пояснений в моем предыдущем письме (кстати, ступни и все остальное, как-то: объем икр и проч. и проч. я замерял в вечерние часы, после средней дневной нагрузки). Надеюсь, что своим недомыслием я не причинил Вам слишком больших неудобств и не очень затянул начало работы. Смягчающим обстоятельством мне может служить то, что я в первый раз в жизни заказываю себе сапоги за границей — и, учитывая их стоимость, вероятно, также и в последний (ха-ха!).

Сердечный привет Вам и Вашей уважаемой фирме,

Ваш…


3 июня 19… г.

Глубокоуважаемый,

Огромное спасибо за проникновенное письмо, которое я получил только сегодня утром (честь и хвала нашей почте и ее непоколебимой вере в мое крепкое здоровье, которую она демонстрирует своей неспешностью). Я чрезвычайно рад, что сапоги уже в работе. Благодарю и за «поздравление» по случаю равновеликости моих ступней — я действительно польщен, что могу быть отнесен к немногочисленной человеческой элите с симметричными конечностями. К сожалению, не будучи знатоком собственной родословной, я все же сомневаюсь, что на основании формы моих подошв мог бы приписать себе, как Вы меня к этому великодушно поощряете, происхождение напрямую от бурбонских рыцарей! Зато считаю, что мне оказана большая честь уже тем, что, по Вашему признанию, Вас глубоко взволновала моя мысль об одновременном существовании всего! Вы совершенно правы, когда, давая этой идее дальнейшее развитие, столь образно говорите о том, что все это — от Бога, «аромат утраченного райского сада» (я вижу, Вы не только литератор, нет, — в Вас живет философ!). Только, по-моему, в Ваших устах слишком смело звучит тезис о том, что и мы с Вами существуем лишь постольку, поскольку живо наше осознание существования всего — хотя, с другой стороны, понимаю, что движет Вами, когда Вы «шьете сапоги для людей, которых нет», и полностью готов разделить Ваши эмоции. Полагаю, здесь можно говорить о различных уровнях бытия и, хотя мы, как это у Вас прозвучало, существуем «от случая к случаю» и «словно лишь во сне» (это Ваши слова!), — тем не менее, мы есть, мы существуем! Позволю себе, наконец, такую шутку: именно мои сапоги суть тот Божественный гарант, который делает реальным наше с Вами существование, то есть, иначе говоря, мы присутствуем одновременно во всем, независимо, присутствует ли в нас с Вами эта одновременность всего, и наш с Вами «сон» является частицей вечно воспаленного Божественного сознания. Это все равно как мы смотримся в зеркало, а оно отражается в нас. Безусловно принимаю на веру также и то, что цена кожи на мировом рынке за последний месяц резко подскочила, и потому Вам придется, повинуясь обстоятельствам, поднять цену на сапоги. Потому не извиняйтесь: я сам виноват, что так долго тянул с переводом денег. Я никогда не любил торговаться — это чуждо моей натуре, поэтому с удовольствием отсылаю Вам еще полторы сотни, тем более что, как Вы утверждаете, мне и так уже сделана определенная скидка с учетом того, что «неофициально» я могу считаться Вашим заказчиком еще с тех пор, когда кожи были дешевле. Что же касается дополнительной десятипроцентной скидки, которую Вы готовы мне предоставить, если я найду Вам еще пару новых клиентов, то, как мне ни жаль, вынужден Вас разочаровать: в данный момент на примете нет никого. Сейчас, как Вам известно, на нашей стороне Альп наступили не лучшие времена, да я бы и сам не позволил себе таких издержек, если бы не уже известная Вам Ассамблея (и некое причитающееся мне награжденьице). Но все-таки при первом же случае непременно порекомендую Вас всем и каждому, и даже без этих десяти процентов. Единственное, что меня смутило — так это Ваша фраза насчет «гарантированной окончательной цены». Доселе я предполагал, что окончательная цена уже гарантирована 70 %-ным авансом (который я полностью перечислил Вам сегодня). Если же это не так, прошу известить меня об этом в самые сжатые сроки.

Сердечный привет и наилучшие пожелания всем.

Ваш…


29 июля 19… г.

Почтеннейший,

Спасибо Вам за Ваше любезное и пространное письменное разъяснение, с которым я только что ознакомился. Думаю, наилучшим выходом будет уже сейчас избавить себя от риска «вероятных колебаний стоимости расходных материалов и сопутствующих затрат» и, выплатив остаток, обеспечить себе товар по его нынешней цене. Поэтому посылаю Вам остальные 30 %, а уж мы-то здесь месяц-два (скорее, два) как-нибудь перебьемся пустыми щами, ха-ха! «Почести», о коих Вы меня спрашиваете (и в связи с ними уже поздравляете), не стоят того, чтобы говорить о них всерьез, да и все еще вилами по воде писано (если не ошибаюсь, я уже упоминал, что это просто бумажка; человек — он ведь по природе своей существо обособленное и робкое, вот мы, служаки, и стараемся друг дружку потешить и взбодрить чем только можно). У нас тоже лето в разгаре, мы тут намерили тропических 34 °C, ужасная духота, и Вы попали в точку, предположив, что сама мысль о сапогах в данный момент представляется мне странной и смешной. Если дать себе труда подумать — есть что-то зловещее и даже бесстыдное в той неотвратимости, с которой сейчас где-то далеко-далеко отсюда для меня выкраивают голенища (сие мне пришло в голову, когда от жары я не мог заснуть). Это как напоминание об осени — а ведь она придет, непременно придет и запихнет мои ноги в сапоги! Хорошо хоть Вы не гробовщик. Ха! Видите, какую мороку создаем себе мы, жалкие «едва существующие на самом деле» существа, ха-ха!

Ну, шутки в сторону! Я чрезвычайно рад, что дела идут своим чередом, и я через месяц получу посылку с цюрихским штемпелем! Собственно, рад только посылке, а тому, что дело близится к концу, — не то чтобы очень: эта маленькая переписка с Вами доставляет мне огромное удовольствие и, Вы не поверите, но это правда, — стала для меня даже источником вдохновения! «Виноваты» в этом, конечно, Вы и Ваши тонкие намеки. Хотя слово «вдохновение» здесь, может быть, слишком сильное, но это факт — у меня сочинилась самая настоящая фантастическая феерия в стихах, где Вам отведено центральное место, кто бы мог подумать! Это — тема демонического мастера, который шьет сапоги «людям, которых нет», а потом эти самые сапоги бродят по белу свету и отчаянно кого-то ищут, блуждая среди теней и призраков… Однако это еще не проработано как следует, есть лишь замысел. Сочинение мне видится в жанре баллады, которая будет начинаться примерно так:

В предгорьях мрачных, на седалище треноги

сидит у верстака сапожник нелюдимый.

Сучит он дратву, он дырявит кожу шилом —

тачает сапоги на призрачные ноги.

Читатель, спросишь ты: ужели это правда?

Об этом пусть тебе поведает баллада.

Однажды в ночь к сапожнику с мольбой

пришел один чиновник молодой…

Ну, и далее в том же духе. Посмотрим, что выйдет.

Привет и самые добрые пожелания

от Вашего верного заказчика…

P. S. Перечел письмо. В этой фразе про «взбадривание» друг дружки, наверное, можно заподозрить заносчивость или даже чванство, но это не так. Я превозношу человека и крепко в него верю. Я считаю, что отдельно взятый человек перед лицом Всевышнего — ноль без палочки, он обретает свою значимость лишь во взаимодействии с другими людьми. Может, это несколько démodé[8], ну и что? Так мне подсказывает сердце, и разве не грех — своими несуразными домыслами сеять зерна сомнения в ближних? Еще раз — привет!


10 августа 19… г.

Дражайший,

Меня глубоко потрясла скорбная весть о смерти Вашего подмастерья. Представляю себе, какая это невосполнимая утрата и как нелегко будет найти равноценную замену, особенно в наши времена, когда молодежь охотнее становится к станкам или турбинам, нежели к сапожным верстакам. Конечно же, я с пониманием отнесся к Вашему извещению о том, что срок поставки сапог «соответственно откладывается на некоторое время», и если, по Вашей оценке, это выльется в две недели отсрочки, то не извольте беспокоиться: Ассамблея еще только 24 октября, и коль скоро до 10 сентября сапоги поспеют, все будет в ажуре. Поэтому не вижу резона высылать их экспресс-почтой, как Вы любезно предлагаете, — разница по времени составит всего несколько дней, в деньгах же (по крайней мере, сообразно моим понятиям) — окажется непомерно велика, а для меня это более чем ощутимо в моем нынешнем положении, когда все мое имущество заложено. Так что давайте рассчитывать на обычное почтовое отправление, и не переживайте особо из-за этой задержки, которая, ввиду печальных обстоятельств, абсолютно резонна.

Выражаю соболезнования и желаю на дальнейшее всего наилучшего —

Ваш…

P. S. Огромное спасибо за понимание, которое Вы обнаружили, отзываясь о моем творении (хотя Ваша оценка моих виршей решительно завышена)! Увы, но сейчас эта вещь лежит в ящике стола, поскольку я увяз в делах (из-за этих роковых сапог взвалил на себя столько сверхурочной работы, что не продохнуть). Но, как бы там ни было, почту за честь послать Вам экземплярчик, когда (если) она будет завершена. И все же: не ожидайте от меня слишком многого — я ведь просто любитель!


13 сентября 19… г.

Друг мой,

Простите мне мое нетерпение, но близится 15 сентября, и можете себе представить, что я уже чувствую себя как на иголках, стоит мне взглянуть на календарь: до сей поры мои сапоги все еще не перешагнули порога моего дома. Поверьте, я ни за что не стал бы докучать Вам своими расследованиями, если бы не предполагал возможности того, что посылка застряла где-то в пути — то ли в почтовом отделении, то ли на таможне. Я даже мысли не допускаю, что причина этого опоздания кроется в чем-то другом, то есть в Вас, ведь Вы обещали держать меня в курсе дела, особенно если по какой-либо причине процесс затянется. Ставлю Вас в известность, что с 8 августа я не получил от Вас ни единого письмеца! Так или иначе, буду Вам чрезвычайно признателен, если Вы экспресс-почтой сообщите мне, в чем дело. На случай, если работа над сапогами неожиданно застопорилась, а Ваше известие о том до меня не дошло, посылаю Вам еще 100 франков — стоимость срочного отправления! И при всем при том умоляю — ответьте как можно скорее!

С сердечнейшим приветом —

Ваш…

P. S. Если же Вы посылку уже отправили или как раз собираетесь это сделать, то можете не утруждать себя письмом. Надеюсь, что проблему с подмастерьем Вы уже счастливо решили! И еще: один мой знакомый подумывает обзавестись сапогами. Отгадайте, кого я ему собираюсь присоветовать!


27 сентября 19… г.

Бесценный,

Две недели назад я Вам писал, но до сей поры нет ответа. Так как я опасаюсь, что с почтой творится что-то неладное, посылаю Вам еще одно письмо — теперь уже заказное. Дело в том, что сентябрь уже на исходе и, верите ли, я чувствую себя очень неуютно, стоит только посмотреть на календарь: ведь до сей поры мои сапоги все еще не перешагнули порога моего дома. Я ни за что не стал бы приставать к Вам с моими расследованиями, если бы не предполагал возможности того, что посылка застряла где-то в пути — то ли в почтовом отделении, то ли на таможне. Во всяком случае, в наших конторах ее нет нигде — уж это я выяснил самолично! Учитывая Вашу манеру отвечать сразу, а также то, что «все письменные запросы из-за рубежа подлежат ответу в течение 12 часов», как значится в Вашем проспекте, я и думать не могу о каких-либо иных причинах. Знайте же, что с 8 августа я не получил от Вас ни единой весточки! Так или иначе, буду Вам чрезвычайно признателен, если Вы экспресс-почтой сообщите мне, в чем дело. Прилагаю к этому письму вексель на 100 франков — на тот случай, если вдруг товар еще не отправлен — вышлите его мне курьерской почтой! Если же груз уже в пути (как я и предполагаю), то на означенную сумму пришлите мне обувного крема, который Вы рекомендовали мне в самом начале: я тут разведал — оказывается, здешние мази совершенно негодные и страшно воняют! Надеюсь на Ваш скорейший ответ и решение вопроса к нашему обоюдному удовольствию.

Ваш покорный слуга…

P. S. Не в моих правилах стелиться к чужим ногам и выворачивать душу наизнанку, но хочу, чтобы Вы осознали: если я не получу своих сапог вовремя, то для меня это обернется социальной катастрофой. Может, это звучит выспренно, но положение, в котором я оказался, чрезвычайно уязвимо, и я еще никогда столь пронзительно не ощущал — если вернуться к нашей с Вами общей теме — что я действительно существую, но это мое бытие для меня теперь является источником массы неприятных переживаний, причиняемых мне выражением лиц моих сослуживцев: все вокруг широко осведомлены о наших сапожных делах (жена, конечно успела растрепать повсюду), и я теперь отчетливо слышу, как у меня за спиной шушукаются все кому не лень или даже смеются мне прямо в лицо — что там, мол, с твоими новыми сапогами, ну, и тому подобное. Я, разумеется, на такие вещи не обращаю внимания, но изнутри меня гложет панический страх: а ну как и в самом деле я не получу своих сапог к нужному времени? Это «не», понимаете ли, не дает мне теперь покоя, порождает во мне самый настоящий ужас, я уже три ночи не сплю из-за этого «не»! Мне даже снилось: стою я босиком на паркете посреди зала, а эти рожи вокруг вовсю хохочут! Конечно, все это на грани безумия, но… что в нашей жизни не на грани? Уж в этом-то Вы наверняка со мной согласитесь. Таким образом, прошу Вас принять во внимание и этот «лирический» момент и постараться сделать все от Вас зависящее, чтобы дело окончательно уладилось.


10 октября 19… г.

Любезный,

Да что же это происходит с Вашей фирмой? Не так давно я послал Вам два письма — одно простое, другое заказное, а ответа нет как нет! В том, что Вы реально существуете и даже по прежнему адресу, я удостоверился из объявлений, помещенных в свежих журналах (между прочим — весьма горжусь, что для рекламы Вы воспользовались моей идеей, а именно: «Ношу сапоги от W. — значит, существую!») С чего бы тогда столь затянувшееся молчание? Поймите, наконец, что уже 10 октября, и 24 октября — день, на который назначена Торжественная Ассамблея, неумолимо надвигается. Вы же сами советовали мне: чтобы сапоги несколько размягчились и сели по ноге, их слегка разносить, и мне бы действительно не хотелось появиться на Ассамблее в скрипучей и навязчиво блестящей новехонькой обувке, это и в самом деле припахивает деревенщиной. Однако, исходя из положения дел, именно такая судьба мне как раз и уготована! К тому же теперь я затрудняюсь, что ответить приятелю, который тоже помышляет о новых сапогах: стоит ли рекомендовать ему фирму, от которой я сам еще ничего не получил, кроме обнадеживающей корреспонденции — да и та вдруг иссякла! Хочется надеяться, что Вы уяснили себе, что столь дорогостоящей обуви я бы себе при «нормальных» обстоятельствах не завел ни в коем разе, и одна лишь Торжественная Ассамблея виновата в том, что я совершил это «отступничество». Посему можете себе вообразить, каковы будут последствия, если сапоги не окажутся здесь до 24 числа с.м. Весь Ваш труд (вместе с изрядной долей моего состояния, между прочим) будет пущен псу под хвост! Это письмо я также отсылаю срочной, «экспресс-заказной» почтой — до Вас оно доберется от силы за четыре дня! Еще раз взываю к Вам — приложите все усилия к тому, чтобы дело обрело благополучный исход. Я целыми днями торчу на почте и всем уже тут порядком надоел. Я все еще склонен толковать это как досадное недоразумение или вмешательство каких-то «обстоятельств непреодолимой силы», что ли…

В ожидании Вашего незамедлительного ответа либо посылки

Ваш…

P. S. Быть может, Вы полагаете, что утратили в моих глазах весь свой авторитет и полностью лишились моего доверия? Жестоко ошибаетесь! Я по-прежнему готов отдать должное доброй воле, принять малые несовершенства и до последнего исповедовать веру в человека. Именно к этой вере, к этой моей старомодной странности я хочу вновь привлечь Ваше внимание: да, я все еще верю в людей, несмотря ни на что, и — можете смеяться сколько угодно — но пуще опасения, что я никогда не увижу своих сапог, я боюсь того, что эта моя вера в человека пошатнется. Не верите? А вот представьте — я умоляю Вас не столько ради себя, сколько ради Вас же самих — пусть это дело утрясется счастливым образом; ради Вас — потому, что иначе на Вас обрушится страшное бремя вины, тяжкой вины. Я должен Вас об этом предупредить! Ибо лишить человека веры столь же преступно, сколь лишить его жизни — если не горше того! Почему мы считаем, что воровство — это грех? Неужели из-за этих жалких грошей? Или это дань общественному порядку? Увольте! Что, если с каждой похищенной монетой мы крадем у своих ближних веру в человека, тем самым раздирая тончайшую сеть, что обволакивает всех людей вместе взятых — сеть, при помощи которой Удильщик, когда пробьет урочный Час, повлечет Человечество в свой Ковчег. И я убежден, что спасутся единственно те, кто удержится в ее ячеях, прорвавших же эту сеть и устремившихся к соблазну — ждет неминуемая погибель!

Эх, и разошелся же я! Ладно уж. Вы вправе посчитать, что я слегка чудаковат. Воля Ваша. Но если Вы надо всем этим лишь смеетесь, то знайте: Ваша душа в этот миг рыдает. Вы не слышите плача — его заглушает смех; но рано или поздно эти слезы вынесут Вам приговор. Простите, если я к Вам несправедлив. Я хочу себе и Вам только добра.


20 октября 19… г.

Милейший,

Теперь уже почти не может быть сомнений, что Вы по необъяснимой причине не хотите мне написать! В этом я только что имел возможность удостовериться: дело в том, что тот самый Борис Волк из Пирана, которому Вы соизволили на его запрос ответить в обычной для Вас велеречивой манере с приложением бесчисленных роскошных проспектов, — это мой закадычный друг, который и думать не думает о Ваших сапогах, а всего-навсего оказал мне услугу, одолжив мне свою фамилию и адрес! Теперь-то уж я начинаю догадываться, что в нашей сделке не все чисто (и еще: чем Вы объясните тот факт, что цена, которую Вы обещаете вышеупомянутому Б. Волку, на треть ниже той, что платил я?)! Я Вам просто дивлюсь — как это Вам самому не ясно, что такие Ваши действия — не что иное как плевок в собственную тарелку? Уж если Вы не смогли пошить моих сапог к сроку, взяли бы да честно сообщили мне об этом, вернув деньги, — и мы были бы избавлены от многих ненужных усилий. Смотрите — сегодня уже двадцатое, и если Вы уповаете на то, что все сроки уже прошли и можно спокойно продолжать волокиту, то мне придется Вас разочаровать: я тоже не лыком шит и весьма предусмотрительным образом («для подстраховки») несколько поторопил события — на самом деле торжество состоится 26 ноября, то есть еще через целых четыре недели! Так что времени у нас с Вами больше чем достаточно! И если Вы заведомо не способны сделать так, чтобы 10 ноября сапоги оказались у меня, то знайте, что мой заказ тем самым будет окончательно и бесповоротно аннулирован, так что будьте добры незамедлительно вернуть мне всю уплаченную сумму на указанный ниже счет! Мне было бы чрезвычайно неудобно беспокоить моих швейцарских друзей (которые, между прочим, живут в одном городе с Вами, да к тому же пользуются определенным влиянием), чтобы урегулировать юридический аспект нашего вопроса, однако в случае, если Вы не удовлетворите моим требованиям, мне придется прибегнуть и к этой крайней мере. И, хотя я уже и в самом деле утрачиваю ту самую веру в человека, о которой я перед Вами так долго распинался, — веры в силу закона меня никто не лишит. Вы уж простите мне этот довольно резкий тон, но поймите — обстоятельства уже истощают мое терпение. В надежде, что наше дело найдет достойное разрешение, и в некотором удивлении,

Ваш…


10 ноября 19… г.

Дружище,

Нет, вы явно уникум! Я ведь Вам доподлинно сообщил, что у меня есть круг знакомств в Цюрихе и что я обрушу на Вашу голову финансовую инспекцию, если Вы не ответите мне в приемлемые сроки должным образом — а вы молчок! Чудак-человек, представляете ли Вы себе тот неимоверный ущерб, который грозит Вам из-за Вашей безалаберности! Можете не сомневаться, я этого так не оставлю, и суд, которого, судя по всему, Вы просто жаждете, будет лишь первым звеном в цепи всего того, что Вас ждет! Подумайте только, какую «рекламу» я устрою Вам в газетах, причем не только в наших, на которые Вы, за незначительностью местного рынка сбыта, плевать хотели, — но и в иностранных! И что скажет о Ваших манерах Ремесленная палата? Я и по сей день не могу поверить — хотя все прочие объяснения кажутся мне еще более невероятными, — что Вы, по своей наивности, ставите эти презренные копейки, которые Вы стяжаете, мороча своих клиентов из краев, называемых Вами «умозрительными», выше собственной репутации, которую Вы подобными действиями подвергаете столь нелегкому испытанию. Вы что, не соображаете, что я одной-единственной статьей в «Neues Tages Zeitungen» (где у меня тоже есть своя рука) могу на веки вечные лишить Вас доброго имени? Вы — ни много ни мало — чудо природы! Порой мне даже приходит на ум — не извольте обижаться, но Вы действительно ввергаете меня в изумление, — что Вы обуреваемы какой-то формой сумасшествия, что Вам это «изготовление сапог для людей, которых нет» так втемяшилось в голову, что Вы, должно быть, начисто лишились рассудка! Пожалуй, Вы и в самом деле меня «вдохновляете»! Я прямо-таки вижу, как Вы, сумасшедший сапожник, сидите в полумраке Вашей мастерской, читаете при свете мерцающей лампадки злобные письма фантомов — «людей, которых нет»… и при этом разражаетесь хохотом — или, может быть, забираетесь под одеяло, клацая зубами от страха? — кто Вас знает… (Если Вы хохочете, то, готов признать: мои письма являются для Вас источником самого раскатистого смеха; мне и самому стоило бы посмеяться вместе с Вами, вспомнив только, какое количество добродушия и терпения в них вложено). Однако же в действительности, которая гораздо менее фантастична и скорее банальна (а ее апофеоз находится на банковских депозитах), все иначе, и то, что я упоминал о публикации, отметать не следует. Как бы там ни было — это мое последнее письмо непосредственно в Ваш адрес; тем самым я даю Вам еще один — и безусловно последний — шанс. Если я в десятидневный срок не дождусь от Вас ответа — либо в виде сапог, либо в виде банковского перевода — пеняйте на себя. Может быть, ваши фантомы и призрачны, но стены в городской тюрьме — отнюдь не таковы.

Всего наилучшего Вам (все еще) желает

Ваш…


27 ноября 19… г.

Недосягаемый,

Вот и прошла Торжественная Ассамблея (не далее как вчера), а меня там не было. Слышите — «меня не было!» Вы довольны? Ах, какое это бездуховное, примитивное, скудное удовольствие! Значит, у Вас, бедняги, за душой ничего-то и нет! Вы не собираетесь присылать ни сапог, ни денег. Что ж, я не обнищаю. Это скорее Вы оскудели бы, пожертвовав хоть чем-то. А мне все — трын-трава, я имею в виду эти дурацкие сапоги, которых Вы мне так и не прислали, и меня там не было, не потому, что мне пришлось сидеть дома из-за этой скрипучей дряни, о нет, — мне помешал грипп. Слышите — грипп! Ха-ха! Я сейчас пытаюсь нарисовать себе (я все еще лежу) такую картину: сапоги прибыли — а у меня грипп! Сапоги с еще не вынутыми картонками красуются в прихожей, отливая «сиенским красным», предвкушая, как я их надену и выведу на Торжественную Ассамблею, — а я в постели. И вот я кричу лакею: «Сапоги! Подать мне сапоги!» Надеваю их, хожу туда-сюда по комнате, у меня жар, я устремляюсь к окну. И воспаление легких тут как тут! Этого еще не хватало! Так что премного Вам благодарен, что Вы придержали сапоги у себя — да я бы их теперь и не обул, будь я даже здоров, как бык, знайте же! Они стали слишком тяжелы — за эти месяцы на них налипло слишком много нашего с Вами дерьма! Еще раз говорю Вам: эта история меня совершенно не удручает, и я даже мог бы находить во всем этом своеобразное развлечение, когда бы Вас хватило на какой-то минимум оригинальности и циничного достоинства, когда бы Вы мне так прямо и написали: «Не видать тебе твоих сапог, и точка!» Или же: «Я мог бы послать Вам сапоги, а вот не пошлю. Назло не пошлю!» Или: «Я пришлю Вам сапоги — в обмен на расписку в том, что Вы утратили веру в людей». Или: «Хотел было послать Вам сапоги, но не в силах — душа моя хохочет!» И так далее и тому подобное — тысячи разных вариантов. Это была бы некоторая «высшая» корректность в некорректности, благодаря которой Вы сохранили бы в моих глазах хоть крупицу чести и достоинства (да я и сам принял бы Вашу сторону как Ваш верный союзник и наперсник!)… А Вы лезете под стол и делаете вид, что Вас нет в комнате! Боже, как это мерзопакостно! Как омерзительно и как смешно! Как мерзко и мучительно! О, это гниение духа! Дух сгнил — остался человеческий дух! И это одно и то же, этот душок, от которого я спешу укрыться в уборной, где меня выворачивает, этот гнилостный дух, который меня окутывает с тех пор как я имею дело с Вами, мерзавец! Смрад, непереносимый смрад! Именно он дает мне знать, что я действительно существую. Человеческая комедия, от которой меня бросает в дрожь. Видите, я называю это комедией. Я бы мог Вам объяснить, в чем она заключается, но Вы не поймете. Поэтому нет смысла объяснять. Что же касается бремени вины, которым я стращал Вас в одном из моих писем (в связи с убиенной верой в ближнего) — пускай Вас это не тревожит: из-за одного такого сукина сына, как Вы, я и не подумаю отречься от своей веры. И прежде всего потому, что от этой веры я избавился гораздо раньше, обретя лишь окончательную уверенность в том, что от нее остался лишь этот удушливый смрад. Что касается судов и тяжб — тут Вы тоже можете спать спокойно: я не собираюсь из-за каких-то паршивых денег марать руки о бумаги, на которых значится Ваше имя. И обещанного разгрома в газете — тоже не дождетесь! Так что успокойтесь и почивайте на моих франках. Прислушайтесь только к своей душе, когда отсмеетесь (то-то будет потеха)! Или не прислушивайтесь, что Вам до нее? Не надо, а то качество Ваших достославных сапог стремительно и необратимо испортится! Ну, вот и все. В приложении посылаю Вам еще одну купюру достоинством в пять франков: купите себе сарделек и пива — и счастья Вам впридачу! А если черт Вас дернет однажды вернуть мне мои деньги, знайте: я сменил номер счета, впрочем, я бы и не принял этих Ваших денег ни при каких условиях: живите на них, покуда живется, а станет невмочь — не ропщите!.. Дорог не счесть, и каждая достойна, чтобы на ней раздался горький смех!

Ваш…


22 декабря 19… г.

Незабвенный,

Позвольте пожелать Вам веселого Рождества! Я сейчас в Цюрихе! Не бойтесь меня: ничего плохого я Вам не сделаю. Я приехал сюда по делам (теперь мои дела будут весьма часто приводить меня в этот почтенный город). Кстати, та моя поэма завершается следующим образом:

И ныне сумасшедший тот башмачник

для ног ничейных день и ночь тачает

десятки, сотни, тысячи сапог —

они бредут по улицам, заходят

в дома, конторы, шарят по углам,

ища ступни чиновника младого,

безвременно сокрытые землей…

Ну что ж, может статься, зайду как-нибудь в Вашу мастерскую (вчера оглядел ее снаружи, из окна трамвая — а что, вывеска смотрится очень даже подходяще)! Так что будьте бдительны, снимая мерки со своих клиентов, не попадется ли Вам какой-нибудь тип с симметричными ступнями — это могу быть и я… Или еще чей-нибудь дух, ха-ха…

Навеки Ваш…

_________________

Перевод Ж. Перковской

Загрузка...