Путники в ночи

КУДА ИДЕМ?

На травяном берегу появляется постаревший участковый Гладкий со своим некогда казенным, а теперь уже навсегда “приватизированным” велосипедом, который он по привычке большей частью водит за руль, к которому подвешена сетка с буханкой хлеба. Сетка в одном месте порвалась, и аккуратно перевязана проволочкой. Гладкий даже на пенсии носит темно-синюю форму милиционера шестидесятых годов.

Парни перестают играть, карты в их ладонях растопырились веером. С давним страхом все смотрят на Гладкого: когда-то он гонял их, тогда еще пацанов, из парка, от танцплощадки, натравливал дружинников.

Странная казенная улыбка бывшего участкового пронзает, кажется, весь солнечный день.

ГОЛОСА:

– А этот за каким сюда приперся?..

– Да еще со своим идиотским велосипедом…

– Он всегда был сумасшедшим, однако всю жизнь прикидывается ментом…

– С нашим братом нормальный человек разве справится?..

– А Гладкий по-твоему справлялся?..

– Еще как! Спроси своего батьку, сколько раз сидел он в каталажке по милости Гладкого?..

– Мой батя одной рукой его подымет, другой прихлопнет!..

– Не скажи. У Гладкого мертвая хватка, еще никто не вырвался…

– Зато и хватал он старух с мешком украденной соломы, стариков, помочившихся по пьянке за углом – выполнял план по задержаниям…

– Зачем сейчас Гладкому надо все знать?..

– Хрен его, беса, знает, привычка такая…

…

Бывший участковый сделал болтунам знак пальцем – величавый и в то же время наполненный таинственным смыслом жест. Он требовал тишины, а сам в это время неотрывно смотрел на качающиеся посреди пруда головы

Стрижа и Вадима, будто понимал каждое их слово.

Пловцы разминулись. Стриж поплыл к берегу, размашисто выбрасывая жилистые белые руки, вышел на берег в стороне от пляжа, лег лицом на траву.

Игорь, перестав обдумывать ход, вздохнул и с потухшим взором объявил, что сдается.

– Твоя позиция вовсе не безнадежна! – воскликнул я. – Можно обменять ферзя на две легкие фигуры плюс проходная пешка. У тебя шансы на ничью.

– Не хочу играть… – Голос его потух, Игорь отвернулся, сорвал засыхающую травинку с пушистым колоском.

Вадим вышел на берег в семейных, обвисших от воды трусах, снял их и начал выжимать под черемуховым кустом, не обращая внимания на то, что отовсюду видна его скрюченная фигура. Помочился тут же, за кустом, пахнуло городской канализацией. Бормоча под нос ругательства, с трудом натянул мокрые, плохо отжатые трусы, затем, прыгая то на одной, то на другой ноге, влез в джинсы. На заду брюк появилось мокрое пятно.

Подошел к нам, плюхнулся возле шахматной доски, глубоко вздохнул, взялся доигрывать за сына с виду безнадежную партию. Я тщательно обдумывал ответные ходы, в то время как Вадим почти мгновенно, с легким цоканьем, передвигал по доске фигуры. Он быстро отдал ферзя, пожертвовал проходную пешку, затем развил атаку на королевском фланге, и теперь уже мой ферзь попал в коневую “вилку”. К моему удивлению, Вадим не стал его брать, с помощью легких фигур он загнал моего короля в матовую позицию. Пришлось сдаться.

Вадим удовлетворенно крякнул, пристально взглянул на меня.

Я набрал в грудь воздуха, и задал земляку-миллиардеру вопрос:

– Давно хотел спросить вас, Вадим Прохорович… как вы считаете, в каком направлении будет развиваться российское общество?

Вадим улыбнулся.

– Я куплю этот край и выстрою между людьми отношения, приличествующие новому веку.

– Что-то вроде коммунизма? – уточнил я.

Вадим утвердительно кивнул круглой серьезной головой.

Стриж, севший рядом и задумчиво глядевший на волны, вздохнул:

– Твоя система, Вадим, может, хороша для всех, но стержня в ней все-таки не будет…

– Что ты имеешь в виду под “стержнем”? – иронически обернулся к нему московский гость.

– Стержень – это смысл, на котором общество держится. До этого оно крепилось революцией, коллективизацией, войной, верой в “светлое будущее”, затем откатились к “развитому социализму”, после перестройки нырнули с головой в капитализм.

На воде, недалеко от берега, качался первый желтый листок.

– Скоро осень! – отчетливо, с лирикой в голосе произнес Вадим. – В эту пору всегда почему-то легко на душе. Люблю бродить вечерами по опавшим листьям.

– Грустную волынку завели, Вадим Прохорыч! – Стриж со вздохом оглядывал окрестности. – Пока еще лето, купаемся, отдыхаем… – Он взглянул на группу подростков, собравшихся на песчаной косе. -

Нынешние ребята и девчата стройные, сытые, холеные, родились от благополучных родителей. А мы кто были: шпана недоношенная, послевоенные дети, пацаны тощие, синюшные, девчонки, наоборот – кубастые, приземистые, с круглыми ляжками и короткими шеями – после войны почему-то рождались такие…