Путники в ночи

МАРСИАНСКАЯ НАДЕЖДА

Задержавшись с выпуском номера газеты, поздним вечером возвращаюсь домой. Возле палисадника на лавочке сидят Игорь и Прохор Самсонович.

Поздоровавшись, присаживаюсь на прохладную скамью.

Старик рад моему появлению, с воодушевлением пересказывает тему новой статьи.

– Скоро приедет папаша… – вздыхает Игорь.

Прохор Самсонович пытается перевести разговор: скоро в поселке пить будет нечего, вот беда! На щеках его играет румянец, маскирующий морщины, припухшее лицо отражает закат.

Игорь, обнаженный по пояс, поигрывая мускулами, с нетерпением ждет ночной прохлады. Светлая рубашка лежит у него на коленях.

Старику хорошо. Вечерняя свежесть позволяет дышать полной грудью, сердце работает спокойно. В предчувствии бессонницы Прохор

Самсонович делается бодрее, глаза молодо блестят. С огорода пахнет засыхающими ягодами.

– Не то планета вон там, не то звездочка? – указывает он негнущимся пальцем.

– Где? – Игорь, наморщив лоб, смотрит в небо.

– Вон там, левее – розовая, вроде как мигает.

Игорь пожимает плечами.

Старик вопросительно оборачивается ко мне. Я не знаю, плохо учил в школе астрономию.

– Тоже мне, понимаешь, “пресса”! – ворчит старик. – Журналисты должны всё знать… Говорят, на этих планетах совсем нет жизни? Неужто и там засуха?

– Коли нет там жизни, то и хорошо! – резко произносит Игорь. – Где жизнь, там ненависть одних к другим. И это очень здорово, что на остальных планетах одна только ледяная пустыня, где никто никого не ненавидит.

– Дело не в ненависти… – задумчиво морщится старик. – Просто обидно как-то. Сколько лет думали, гадали, надеялись! Помнится, лектор к нам в район приезжал, на сцене ДК выступал, клятвенно заверял, что жизнь на Марсе имеется! Зря, что ли, убеждал он публику, каналы там вырыты? И вдруг на тебе – никого нету! Ни-ко-го!

Хоть бы одна сухая былиночка! Хоть какой завалященький паучок! Я слушал лектора, и мне ужасно хотелось, чтобы и там, в космосе, что-то шевелилось, дышало!

Игорь громко и зло хохочет:

– Зачем искать в чистом космосе никому не нужную жизнь? Все пройдет, как дурной сон, и Земля когда-нибудь очистится от нас от всех, станет холодной и пустынной, как величественный свободный Марс!

Прохор Самсонович с недоумением оборачивается к внуку:

– Что с тобой Игорек? Почему ты так говоришь? В мире существует материализм, которому все подчиняется, в том числе и звездные миры.

– Материя существует сама по себе без всяких “измов”. Марс – это глыбы холодного красного песка. Пойми, дед, идеи сами по себе, а планеты – сами по себе.

– Так не может быть! – сердится Прохор Самсонович. – Нас учили, понимаешь, что все должно быть диалектически связано.

– Неправильно, значит, учили. Да, впрочем, какая разница, кто, как и кого учил. Все учения бессмысленны!

– Не все! – Старик шутливо грозит ему пальцем, хитро улыбается. Так он когда-то улыбался со сцены ДК во время диспутов с молодежью послевоенных лет. Подвыпившие осмелевшие парни задавали каверзные, с лирическим оттенком вопросы типа: “На фига мне сдался ваш коммунизм, если я до него не доживу?”