Пьесы

А н д р е й К о л о б о в — первый секретарь горкома комсомола.

М а р к Д р у ж и н с к и й — заведующий отделом пропаганды.

И н г а Д е н и с о в а — заведующая школьным отделом.

С е р г е й П о л и т о в — инструктор.

А л л а — секретарь-машинистка.

С е м е н Н и к о л а е в и ч П я т у н и н — первый секретарь горкома партии.

И в а н Г р и г о р ь е в и ч К р о х и н — второй секретарь горкома партии.

Е в г е н и й В и к т о р о в и ч С а м а р и н — инструктор горкома партии.

Б е л к и н а — медсестра.

П е т ь к а — матрос-спасатель, затем таксист.

Ц и н и к — семинарист.

С а ш а Н и к и ф о р о в а — секретарь комитета комсомола строй-треста.

Д е м и к о А б д у л а д з е — секретарь комитета комсомола таксомоторного парка.

А н а т о л и й С к о р о х о д о в — секретарь комитета комсомола медучилища.

Н и к и т и н — бывший секретарь горкома комсомола.

Т е р е н т и й З а х а р о в и ч П е в ч и й — председатель Совета старейших большевиков.

К л и м Е л и з а р о в и ч С о р о к и н — заместитель председателя.

Ш и л о в а }

Б о б а с а д ы к о в }

С а п у н о в с к и й } — старые большевики.

И н о с т р а н н ы е ж у р н а л и с т ы, м о л о д е ж ь, ч л е н ы С о в е т а с т а р е й ш и х б о л ь ш е в и к о в.

Небольшой приморский город. Примерно 1964 год.

Эпилог — спустя несколько лет.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Кабинет первого секретаря горкома партии. За массивным столом — С е м е н Н и к о л а е в и ч П я т у н и н. Ему за пятьдесят, грузный, в очках, говорит негромко, медленно, но властно. По другую сторону стола, в глубоких креслах, — И в а н Г р и г о р ь е в и ч К р о х и н и К л и м Е л и з а р о в и ч С о р о к и н. Крохин еще моложавый, ему за сорок, подтянут, подвижен, сидит как-то напряженно, то и дело оглядывается на дверь. Сорокину больше шестидесяти, толстый, седой, в поношенном старомодном кителе, на шее пионерский галстук. Он небрежно-барственно полулежит в кресле, курит.

С о р о к и н (громко). Опять в почетные пионеры выбран. Трогательно все это, Семен Николаевич. Я вот прямо в галстуке к тебе… Отбою нет от пионеров. А здоровье пошатнулось. И супружница хромает на обе. Можно бы иногда пригласить детвору домой, да квартирка у меня тесноватая…

К р о х и н (осторожно). Таких людей у нас в городе раз-два и обчелся. Нагрузка большая, не по годам. А квартира из двух комнат…

Пятунин хмурится, Сорокин замечает это.

С о р о к и н (вздохнув). Ладно, перебьюсь… О квартире я просто так… к слову пришлось. (Смотрит на Пятунина.) Инга сказала, будто Никитин уходит на учебу?

П я т у н и н. Да, он в комсомоле свое отработал.

С о р о к и н (заинтересованно). А кто же его заменит?

П я т у н и н. Посмотрим, кого будут рекомендовать. Бюро сейчас заседает.

С о р о к и н. Поверь моему партийному чутью… Кроме Инги, не сыскать лучшей кандидатуры. Ты бы посмотрел, как она держится с активом. Загляденье! Остра и бойка на язык. Перед ней все робеют.

П я т у н и н (с иронией). Значит, говоришь, все робеют? А если робеют, то вряд ли проголосуют. Это во-первых. (Смотрит на Крохина.) Во-вторых, и это главное, Инга руководит школьным комсомолом. А тон в молодежных делах задает рабочая смена. Из рабочей среды и надобно выбирать вожака.

К р о х и н (с готовностью). Ты прав, Семен Николаевич. Городскую организацию должен возглавить опытный человек. Не обязательно, чтобы из рабочих, хотя…

Входит Н и к и т и н. Все выжидательно смотрят на него.

Н и к и т и н (устало). Битых два часа прозаседали. (Присаживается к столу.) Большинство высказалось за Колобова… (Крохину.) Я, Иван Григорьевич, все сделал, чтобы убедить бюро, но кандидатура Самарина сразу как-то отпала…

П я т у н и н (строго). Выходит, ты не только мне навязывал Самарина?

К р о х и н (виновато). Я высказал Никитину личное мнение. Запасной вариант, так сказать.

С о р о к и н (возбужденно). И правильно сделал! Тебе, Иван Григорьевич, надо было самому пойти на бюро и провести свою линию.

К р о х и н (осторожно). Боюсь, что вы правы. Излишнее послабление разлагает дисциплину.

П я т у н и н (со вздохом). Руководить молодым беспокойным племенем в наше время хлопотно. (Сорокину.) Жизнь частенько обгоняет нас. Понукание, мелочная опека, политика кнута и уздечки давно прошли. Так можно было на корню засушить молодую поросль. (Раздумчиво.) Партийное руководство — дело весьма деликатное. Тонкое, я бы сказал, дело. Тут на первый план надо выставить мудрость, опыт, партийное чутье, а власть отложить на крайний случай. Главное — помочь молодежи сделать верный шаг, выбрать стоящего вожака.

С о р о к и н (обиженно). Ловко ты отбрил нас. Тонкостей, выходит, мы не понимаем.

П я т у н и н. Зачем же так, Клим Елизарович? Давай лучше послушаем Никитина.

Н и к и т и н. Я рассказал членам бюро, что ухожу на учебу, а Лида Миронова, второй секретарь, — в декретном отпуске. Вот мы и стали судить-рядить, кого рекомендовать первым. Восемь человек из одиннадцати высказались за Колобова. Против были только Инга, Дружинский и сам Колобов…

К р о х и н (раздраженно). На завтра назначен пленум, а мы толчемся у разбитого корыта. Если Колобов заявит самоотвод…

Н и к и т и н (Пятунину). Колобов в приемной. Хочет потолковать с нами.

П я т у н и н (весело). Что ж, я готов! (Выходит из-за стола.) Ты уж меня извини, Клим Елизарович.

С о р о к и н (поднимаясь). Балуешь ты, Семен Николаевич, комсомол. Заигрываешь, можно сказать, с молодым поколением. Захотелось Колобову блажь перед тобой выказать, а ты и рад. К чему это приведет?

П я т у н и н (улыбаясь). К чему-нибудь да приведет. За совет тебе спасибо. Но мнение бюро я обязан учесть. Молодежь нынче пошла зубастая. Это хороший признак, Клим Елизарович.

С о р о к и н (ершисто). Ты меня не ублажай. Вот приду завтра на пленум и выступлю за Ингу. А что? Молодежь меня поддержит.

П я т у н и н. Зачем же утруждать себя? Только что жаловался на здоровье. Ты уж с женкой отдохни, а мы тут сами как-нибудь управимся. (Провожает всех к двери.) Я потолкую с Колобовым и, может быть, уважу его самоотвод. (Расхаживая по кабинету, останавливается возле стола, смотрит на дверь.)

Входит К о л о б о в. Он молод, поджар, подвижен. Волосы взъерошены, заметно волнуется.

К о л о б о в. Здравствуйте, Семен Николаевич!

П я т у н и н. Здравствуй, Андрей! (Протягивает руку.) Проходи, садись и выкладывай свои соображения.

К о л о б о в. Спасибо. (Садится.) Никитин, наверно, кое-что уже рассказал?

П я т у н и н (улыбаясь). Кое-что он действительно рассказал. (Усаживается напротив.) Начинай с главного. Почему отказываешься от секретарской работы?

К о л о б о в (возбужденно). Я, Семен Николаевич, до мозга костей строитель! Народ у нас на стройке грубоватый, но честный и добрый. Мне и в роли секретаря комитета нелегко… И все же там я свой. Был и звеньевым, и бригадиром, и мастером, а теперь вот второй год секретарствую. Там меня, кажется, уважают, а главное — верят. Без доверия на комсомольской работе дальше печки не распляшешься. Да и ребята в комитете стоящие…

П я т у н и н (с улыбкой). Ловлю на слове. Раз в комитете хорошие ребята, значит, есть кем заменить тебя.

К о л о б о в. Меня-то есть кем заменить… (Вглядываясь в Пятунина.) Но я заговорил о доверии не случайно. В аппарате горкома я такого расположения к себе сразу завоевать не смогу. И причин тут много. Я, как член бюро, часто спорил с некоторыми работниками. Не нравится мне эстетствующий душок, чистоплюйство, верхоглядство отдельных товарищей… А на предпоследнем бюро кинул камешек даже в огород вашему…

П я т у н и н. Самарину?

К о л о б о в (горячась). Да, Самарину! Он так опекает первого секретаря, что тому ни охнуть, ни вздохнуть. Каждое решение надо согласовывать. Постепенно бюро превратилось в совещательный орган при товарище Самарине…

П я т у н и н (по-отечески). Ты не распаляйся. А то, чего доброго, перейдешь в рукопашную.

К о л о б о в (смущаясь). До этого не дойдет… (Решительно.) Короче говоря, я от строителей никуда!

П я т у н и н (хмурясь). Кого же ты предлагаешь в секретари?

К о л о б о в. Наверно, Самарина…

П я т у н и н (строго). Почему?

К о л о б о в. Он второй год работает у вас инструктором. И все время курирует комсомол. По возрасту — в самом соку. И опять же товарищ Крохин, кажется, к нему неравнодушен.

П я т у н и н (щуря глаза). Ну, а ты к нему как относишься?

К о л о б о в (подумав). Мое отношение не скажется на деле. Мы сработаемся, Семен Николаевич…

П я т у н и н. Вот что, Андрей Колобов. Я приглядываюсь к тебе давно. К Самарину тоже… (Пытается раскурить трубку.) Вы с ним ровесники.

К о л о б о в. Самарин чуток постарше.

П я т у н и н (строго). Не перебивай. (Встает, ходит по кабинету.) Я к вам приглядываюсь, чтобы самому кое в чем разобраться. Ваши биографии, характеры, мировоззрение складывались в сложное время. Война, разруха, голод. Потом крушение, казалось бы, незыблемых авторитетов… Реформы и перетасовки. А между тем живете вы, грядущее за нами поколение. Вы пристально вглядываетесь в наши дела и мотаете себе на ус. Через десять — пятнадцать лет многие из вас встанут на капитанских мостиках. Все, чему вы учитесь у нас и у нашего времени, скажется потом, в будущем. (Смотрит на Колобова.) А у нас и у нашего времени есть чему поучиться… (После паузы.) Но есть и такое, чему бы я не стал учить вас, наших детей. Нельзя допустить, чтобы вы повторяли ошибки отцов. (Ходит по кабинету.) К сожалению, в последнее время мы свои ошибки замечаем почему-то задним числом. А до того, пока заметим, пока осознаем, выдаем их чуть ли не за норму жизни, за образец для подражания. Все это уже сказалось и, видимо, еще скажется на становлении многих личностей… (После паузы.) Подвергаются этому облучению люди разных возрастов: и я, и Крохин, и Самарин, и ты, Андрей Колобов. Но ты, кажется, меньше других. И не потому, что ты мудрее или прозорливее нас. Нет. От соблазнительных крайностей тебя оберегала самая устойчивая среда, в которой ты рос. Ей, этой среде, ты обязан всем, и чего уже достиг и чего достигнешь впредь. У тебя за плечами ремесленное училище, две крупные стройки, армия. Будь достоин этой школы. (Останавливается.) Тебя, видимо, удивляют мои рассуждения?

К о л о б о в. Как-то неожиданно все это…

П я т у н и н (отечески). Учись думать, Андрей. Завтра тебя могут избрать первым секретарем. Дело трудное, и думать придется много.

К о л о б о в (вставая). Но я уже сказал вам…

П я т у н и н (повышая голос). И что это произойдет, я почти не сомневаюсь! Настроение комсомольского актива мне известно.

Колобов встает.

Хорошенько все обдумай. Двенадцать тысяч штыков под свое начало берешь. И добрая половина из них — твои собратья по классу. Дело не шуточное — идти впереди тех, с кем еще вчера шел рядом. Знаменосцу всегда, труднее.

К о л о б о в (растерянно). Вы так со мной… будто я уже секретарь…

П я т у н и н (улыбаясь). Пока ты еще один из кандидатов.

К о л о б о в. Что же я скажу ребятам?..

П я т у н и н (серьезно). Старайся всегда говорить правду. Нелегко это, конечно. Но ты не обременяй совесть лишней тяжестью.

Небольшая комната, два стола, стулья, у самого входа — диван. Столы стоят один против другого, за одним из них сидит С а м а р и н. Это худой, строго одетый молодой человек. Он что-то пишет. На столе разбросаны какие-то книги, бумага. Входит И н г а. Она высокая, стройная, ярко накрашены губы, заметно подведены глаза, белые локоны собраны в тугой узел. Инга садится на краешек дивана, смотрит на занятого Самарина.

И н г а (с иронией). Обкрадываем классиков?

С а м а р и н. Стилизуем их под наш партийный лексикон!

И н г а. Для Крохина стараешься?

С а м а р и н (отрываясь от бумаг). А вы, никак, желаете пригласить меня на очередной пионерский костерчик?

И н г а (с досадой). Дай папиросу.

С а м а р и н (притворно). Чем вы, госпожа пионерша, так расстроены?

И н г а. Перестань. (Заговорщически.) Он прорвался к шефу. Боюсь, что в ранг первого секретаря возведут Колобова, а не твоего загадочного мистера Икс.

С а м а р и н (нараспев). Не печалься, друг мой, не печалься… (Садится на диван.) Я хорошо знаю этого упрямца. Если он сказал «нет», то его легче задушить, повесить, утопить, чем заставить сказать «да». (Многозначительно.) Первым секретарем, видимо, будет избран мистер Икс.

И н г а (с раздражением). Я не меньше твоего Икса работаю в комсомоле! На моей памяти сменилось два первых секретаря. Где же логика? Почему на первую роль всегда выдвигают человека со стороны? Придет какой-нибудь варяг с рабочей закваской и начнет изобретать велосипед. (Зло.) Тебе не претит от традиционной примитивщины? В век космоса сохранять привилегию за работягой. Парадокс!

С а м а р и н. Не за работягой, а за производителем материальных благ. (Иронично.) За кормильцем, так сказать.

И н г а. А я голосую за создателя духовных ценностей!

С а м а р и н. С этим вызовом адресуйся к Пятунину. Но учти, что он в своих убеждениях традиционен. Диктатура рабочего класса — и никаких гвоздей. (Озабоченно.) И Крохина он недолюбливает только потому, что тот больше симпатизирует нашему брату.

И н г а. Крохин прошел путь от рядового учителя до заведующего гороно. Разве это не подвиг?

С а м а р и н (в пику). А товарищ Пятунин — от рядового строителя до управляющего крупнейшим стройтрестом. Тоже подвиг. А когда там (тычет в потолок) положили их на весы, то один потянул на первого секретаря, а другой… Ты, кажется, тоже начала свой трудовой путь с рядового учителя?

И н г а. Ты не гений, я не гений, так сказал один Евгений… (Гасит папиросу, задумчиво смотрит на окурок.) Хочешь, я обнажу твой тайный замысел?

С а м а р и н (с улыбкой). Изобрази. Срывай с меня одежды, но только не увлекайся. Я застенчив.

И н г а (нервно). Я догадываюсь, чья физия скрывается под маской Икса. Сейчас модно выдвигать комсомольские кадры на руководящие посты, и мистер Твистер торопится пересесть в свободное кресло. Оно необходимо ему, как трамплин…

С а м а р и н (улыбаясь). Ты, как и большинство представительниц слабого пола, плохой дипломат. (Встает.) Я вижу, что наше рандеву не состоится. Тебе надо подштопать нервишки.

И н г а (не глядя на Самарина). У меня и правда разболелась голова. Я пойду домой. (Уходит.)

С а м а р и н. «Ты не гений, я не гений…» Смешно. (Задумывается.)

Приемная горкома комсомола. Довольно просторная, но неуютная комната, у окна — стол секретаря-машинистки, рядом — старый диван, вдоль серых стен — стулья. Утро. А л л а, миловидная девушка, стучит на машинке, затем вынимает из сумочки зеркальце, прихорашивается. В приемную порывисто входит И н г а.

И н г а (с иронией). Перышки чистишь?

А л л а (пряча зеркальце). Здравствуй, Инга! (Берет под козырек.) За время твоей болезни никаких происшествий не произошло.

И н г а. С новым шефом тебя, пташка!

А л л а (бойко). Тебя тем же обушком и по тому же месту.

И н г а. Планерка сегодня будет?

А л л а. Обязательно… Неделя прошла в страшной сутолоке. (Оглядывает стройную фигуру Инги.) Как тебе идет это платье. Обворожительно!

И н г а (высокомерно). Ты сегодня тоже довольно пестренькая. (Вынимает из сумочки сигареты.) Подымим?

А л л а. Заграничные?

И н г а. «Сильва». (Выпускает струйку дыма.) Как тебе показался Колобов?

А л л а (подлаживаясь). Варяг, конечно. И из диктаторов опять же. Но если судить по речам, которые он частенько произносит на бюро, то вроде умный. Задиристый, правда. А внешне привлекательный, даже красивый…

И н г а (с досадой). Оболочка не всегда соответствует содержанию… (После паузы.) Строители прозвали его «Колобком в ежовой шкуре». Значит, иголочки у него острые…

Входит М а р к Д р у ж и н с к и й. Это невысокий плечистый парень.

М а р к (весело). Пионерский салют!

А л л а. Здравствуй, Марк!

И н г а. Мое почтение пропаганде и примкнувшей к ней агитации.

М а р к. В вашем приветствии, мадам, историческая неточность. Древнейшая из книг, Библия, утверждает первородство агитации. Ибо только при помощи сего мощнейшего воздействия Ева могла совратить Адама.

И н г а. А я думала, что ты, как всегда, будешь отбиваться цитатой. (С подвохом.) Слышал новость? Марк. Какую?

И н г а (трагично). Один из твоих лекторов-атеистов покушался на самоутопство.

М а р к (подыгрывая). Но досужие октябрята, как всегда, были начеку.

И н г а (притворно вздыхая). Подвел беднягу язык. Целых полметра выглядывало из воды.

А л л а (смеясь). Традиционный поединок острословия закончился боевой ничьей. (Оглядываясь на дверь.) А вот и Саша!

Входит скромно одетая д е в у ш к а. В ее угловатой фигуре, скупых и резковатых жестах, в манере держаться угадывается сильный характер.

М а р к (идя навстречу). Сашок, милая! Дай я тебя облобызаю.

И н г а (отвешивая поклон). Наследнице комсомольского престола строителей мое искреннее соболезнование.

А л л а (протягивая Саше руку). От всего сердца, Саша!

С а ш а (смущенно, но с достоинством). Спасибо. И за поздравления и за соболезнование. (Инге.) После Колобова мне будет трудно. В комитете одиннадцать человек, все мужики. Колобова они обожали…

И н г а (с вызовом). Не обожали, а прямо-таки обожествляли! После пленума его, как китайского божка, на руках качали.

С а ш а (Марку). Считай, что вам повезло.

Входит высокий, стройный Д е м и к о А б д у л а д з е, вслед за ним сутулый и весь какой-то нескладный А н а т о л и й С к о р о х о д о в.

А б д у л а д з е (ко всем). От имени гармонично развивающегося коллектива таксоджигитов физкультпривет!

И н г а (к Абдуладзе). Сегодня, видимо, внекалендарный праздник, князь? Вы в новом фраке?

С к о р о х о д о в (обнимая Сашу). Поздравляю!

А б д у л а д з е (Инге). Ты угадала, дорогая. Колобов сегодня произнесет тронную речь. Я человек чувствительный и с утра нахожусь во взволнованно-приподнятом состоянии.

И н г а (вынимая из сумочки платочек). Возьмите, князь.

А б д у л а д з е (не уловив подвоха). Зачем?

И н г а. Слезы вытирать.

А л л а (смеясь). Один ноль! (Ко всем.) Планерка назначена здесь, в приемной.

И н г а (удивленно). Здесь?

А б д у л а д з е. Такой хороший человек, а грузинских обычаев не знает…

М а р к. Место происшествия иногда проливает свет на его тайный умысел. Давайте искать умысел…

Все внимательно разглядывают приемную, словно что-то ищут. Входят н о в ы е р а б о т н и к и и тоже недоуменно оглядываются. В дверях появляются К о л о б о в и С а м а р и н.

А л л а (неожиданно громко). А вот и Андрей Иванович!

Колобов здоровается со всеми за руку, усаживается за стол секретаря-машинистки. Самарин сдержанно поклонился, присел рядом с Колобовым.

К о л о б о в. Все в сборе?

А л л а (вставая). Отсутствуют четыре человека. Второй секретарь горкома Миронова в декретном отпуске… Заворг Степашин болен. Редактор «Солнечного удара» Кийко в командировке…

К о л о б о в. Он-то мне и нужен. (Алле.) Спасибо. (Ко всем.) Ваши рабочие планы на эту неделю я просмотрел. Планы толковые, конкретные, а главное, деловые. Есть одно замечание: работникам аппарата и освобожденным секретарям комитетов комсомола надо почаще бывать в первичных организациях.

И н г а (с подвохом). Ваш революционный девиз, как я его понимаю, — массовое хождение в трудовой народ.

К о л о б о в (с некоторым нажимом). Свой девиз, с вашего позволения, я обнародую несколько позже.

И н г а (притворно потупясь). Пардон. Рядовую точку в конце фразы я ошибочно приняла за восклицательный знак.

К о л о б о в (Марку). Отдел пропаганды запланировал выпуск сатирической газеты. Я прочитал материалы и считаю, что газету выпускать пока нельзя.

М а р к (удивленно). Почему?

К о л о б о в. Во многих материалах мы бичуем не сам порок, пустивший корни среди определенной категории молодежи. А в издевательски-оскорбительном тоне, зло высмеиваем конкретную личность. Хотя личностям-то этим всего-навсего по семнадцать лет.

И н г а. Если ты имеешь в виду Белкину, то ей девятнадцать.

М а р к (Колобову). Кстати, как тебе показался материал на Белкину?

К о л о б о в. Кто готовил?

И н г а. Я. Аргументы, кажется, выстроены убедительно.

К о л о б о в. Слишком убедительно. (Скороходову.) Между прочим, бывшая воспитанница медицинского училища. Ты ее помнишь?

С к о р о х о д о в (мрачно). Ослепительная особа. (Спохватившись.) Но она не комсомолка…

К о л о б о в. А ты допускаешь, Анатолий, чтобы человек, проживший без малого двадцать лет, не совершил ни одного порядочного поступка?

С к о р о х о д о в (отрицательно качая головой). Белкина играла в самодеятельности в основном положительных героинь.

С а ш а (Скороходову). И комсомолок?

С к о р о х о д о в. Не помню… А за исполнение Дездемоны ей, кажется, даже Почетную грамоту вручили.

А б д у л а д з е. А кто выступал в роли Отелло?

С к о р о х о д о в (смущаясь). Я…

А б д у л а д з е. Не справился ты с ролью ревнивца-душителя, товарищ Отелло. Редактору сатирической газеты приходится поправлять твою оплошность.

Все улыбаются. Самарин, положив на колено блокнот, что-то все время записывает или делает вид, что записывает.

С а м а р и н (Колобову, сухо). Мы, кажется, уклоняемся.

К о л о б о в (Алле). Попробуй-ка пригласить Белкину в горком.

И н г а (будто бы Марку). Кто начал с недоверия, тот кончит обвинением.

С а м а р и н (строго). Инга Александровна!

И н г а (поднимая руки). Я буду изображать глухонемую статую свободы.

К о л о б о в (пригасив вспышку). Теперь хочу объяснить, почему мы собрались здесь, в приемной. Молодежь величает ее по-разному: одни — предбанником, другие — выжидаловкой, а третьи такое словечко вворачивают, что уши вянут. Но лично я считаю, что приемная — это так сказать, сфокусированное лицо нашей организации. Именно здесь, в приемной, перед самым решительным шагом в жизни парня или девушки надо убедительно показать историю комсомола, его созидательную деятельность, романтику и героику его будней. Пусть каждый прочувствует, от имени какого авторитетного союза мы говорим с ним, поощряем его, да и наказываем тоже.

И н г а (Марку). В каком кружке изучают Гегеля?

М а р к (тихо). Все рациональные зерна из его учения давно повыдергивали.

И н г а (шепотом). Значит, эту ценнейшую мысль наш оратор позаимствовал у кого-то другого.

К о л о б о в (продолжая). У нас почему-то принято считать, что в приемной сидит технический работник. Я в корне с этим не согласен.

Алла удивленно смотрит на Колобова, она как бы не верит его словам.

Непозволительная роскошь в таком маленьком коллективе, как аппарат горкома, иметь технического работника. По возрасту мы все почти равны, по образованию тоже, да и по опыту работы разница не так уж велика. Ранговая кастовость нам не подходит. И если говорить о такой приемной, какой я себе ее представляю, то техническому работнику там делать нечего. Только ответственному, только творческому человеку но плечу работа в приемной.

И н г а (не выдержав). А как относительно финансовой стороны?

А б д у л а д з е (Алле). Она хочет отнять у тебя это место.

А л л а (Колобову). Ой, как здорово! Если бы и на деле так.

К о л о б о в (уверенно). И на деле будет так.

С а м а р и н (сухо). У тебя, Андрей Иванович, все?

К о л о б о в (глядя на Ингу). Нет, я кое-кому обещал обнародовать свой девиз. Текстуально он выглядит так: взаимодоверие, поиск, увлеченность!

И н г а. Красиво. А кто будет определять степень увлеченности?

К о л о б о в. Совесть. (Ко всем.) На этом разрешите закончить. У кого есть ко мне вопросы, прошу в кабинет.

Первым уходит Самарин. Колобов берет Сашу под руку и уводит ее в кабинет.

И н г а (кивая им вслед). Так, видимо, расшифровывается третий пункт его девиза, то бишь увлеченность!

С к о р о х о д о в (потирая лоб). У меня, между прочим, тоже есть к нему вопрос. (Направляется в кабинет.)

И н г а. Товарищ Отелло пошел решать гамлетовский вопрос.

А б д у л а д з е (беря Марка под руку). А насчет приемной он здорово сказал. Лихач! Рвет сразу с третьей.

М а р к. У меня, кажется, проклюнулась идея. (Оглядывает комнату.) Сию угрюмую келью действительно можно преобразить. Давай-ка заглянем к Колобову.

Уходят.

А л л а. Ты веришь в его прожекты?

И н г а (закуривая). Мелко пашет. (Направляясь в свой кабинет, декламирует.) «Ты от волка ушел, от медведя ушел, а от меня — ножки коротки…»

А л л а (заглядывая в зеркальце). Что будет, что будет! (Спохватившись.) Надо послать открытку этой Белкиной. Она, конечно, не придет, но депешу мы отправим. (Стучит на машинке.)

Приемная. В дальнем от двери углу — небольшой новый стол, на нем два телефона. Стены выкрашены в сине-голубой цвет, в красном углу развернутое знамя городской организации, на стенах портреты. На правой стене — огромный стенд, где на красном фоне — ордена комсомола. Ниже — плакат: «Строительство оздоровительного комплекса «Энергетик» объявлено ударным!»

Входит высокий белокурый ю н о ш а, одет подчеркнуто небрежно. Держится вначале развязно, но незнакомая обстановка, приподнято-торжественный вид комнаты его смущают.

А л л а (выйдя из кабинета Колобова). А, старый знакомый.

П е т ь к а (ухмыляясь). Здрасьте, мисс Привратница! А у вас тут перемены.

А л л а (официально). Здравствуй, Горохов. Все еще бездельничаешь?

П е т ь к а (присаживаясь на стул). Человек имеет право на отдых. Это, между прочим, записано в самой гуманной Конституции.

А л л а. Но там сказано, что сперва на труд, а уж потом на отдых.

П е т ь к а. Эх, Алла… Скучный вы человек. (Оживляясь.) Хотите, я познакомлю вас с Циником?

А л л а (удивленно). С кем?!

П е т ь к а (направляясь к двери). С Циником. Такое у него прозвище. Оригинал. (Тихо.) Даю краткую справку: ему в принципе лет двадцать, ученик духовной семинарии, сейчас на вольных хлебах, лечится. Ни в бога, ни в черта он, кажется, не верит. И еще: от заумных книжек у него иногда припадки случаются. Поимейте в виду.

Петька скрывается за дверью и тут же вталкивает Ц и н и к а. Это худой бледнолицый паренек, длинные темные волосы спадают на плечи, одет во все черное.

Гляди не поскользнись, сын божий. (Алле.) Святой инок! Будущий пастырь стада господня. Звучит?

Ц и н и к (робко). Здравствуйте…

А л л а (разглядывая Циника). Добрый день. Садитесь, пожалуйста…

Ц и н и к. Спасибо. (Садится.) Я впервые попал в предбанник. (Осматривается, кивает на портреты.) Многоликость всегда вносила смуту в ряды верующих.

П е т ь к а. А вон за той дверью знаешь кто сидит?

Ц и н и к. Там, наверно, геенна огненная. (Смотрит на Аллу.) И ее вечный хозяин — Сатана.

П е т ь к а (весело). Почти отгадал! С виду безрогий, а забодает кого хочешь.

А л л а (Цинику). Почему одежда на вас такая траурная?

Ц и н и к (угрюмо). Скоро все провидцы облачатся в подобное одеяние. (Патетически.) Всемирная скорбь по обреченному человечеству.

А л л а (Петьке). Ну и дружок у тебя. Люди в космос летают, а он скорбит по человечеству.

Ц и н и к. Чем выше взлетит человек, тем трагичнее будет его падение.

П е т ь к а (покровительственно). Демон! Он сегодня еще не в форме. Доложи шефу, что Петька Бант прибыл на эту самую, на аудиенцию.

А л л а. Он скоро освободится. (Цинику.) Может, вы тоже зайдете? С ним, кстати, можно поговорить и насчет обреченного человечества.

П е т ь к а (весело). А это идея! (Цинику.) Давай заглянем. Мужик он горячий. Если заведется — держись! Ну, чего молчишь? Струсил?

Ц и н и к (угрюмо). Мне страх неведом…

Входит Б е л к и н а. Она в белом платье, в белых туфлях, с красивой модной прической.

Б е л к и н а (показывая открытку). Меня вызвали к секретарю…

А л л а (строго). Я посылала вам две открытки. Вас что, все это время не было в городе?

Б е л к и н а (потупясь). Я боялась… И вот решилась.

А л л а. Почти месяц спустя? Подождите теперь несколько минут. (Ревниво рассматривает ее туалет.) Присядьте пока. (Уходит.)

Белкина осторожно опускается на стул, осматривается. Петька подвигается к Цинику, шепчет ему на ухо.

П е т ь к а (тихо). Ценный кадр! А?

Ц и н и к (угрюмо). Всякая красота порочна. А женская — вдвойне. Приманка дьявола.

П е т ь к а (пройдясь по комнате, подсаживается к Белкиной. Вкрадчиво). Вы по какому вопросу к секретарю?

Б е л к и н а. Я к нему без вопросов…

П е т ь к а (заносчиво). Он мужик идейный. С ним ухо надо держать торчком. Давно уламывает меня на ответственный пост.

Б е л к и н а. А вы?

П е т ь к а. Я предпочитаю свободу. (Доверительно.) Мне надо закончить картину. (Заглядывая в лицо.) Хотите, я напишу ваш портрет?

Б е л к и н а (удивленно). Вы художник?

П е т ь к а (с достоинством). Я свободный художник!..

Из кабинета выходят И н г а и С о р о к и н. Белкина испуганно отворачивается. Сорокин задерживается в приемной, смотрит на Ингу.

С о р о к и н (кивая на дверь). Что он такое про меня знает? К чему эти вопросы? Когда я встречался с Лениным? Как звали старшего брата?

И н г а (тихо). У него был старый большевик из Ленинграда. Кажется, из какого-то музея.

С о р о к и н (подозрительно). Ну и чего он там попа плел?

И н г а. Не знаю. Но после его визита Колобов уперся как бык. (С сожалением.) Видимо, с домашним музеем придется повременить.

С о р о к и н (раздраженно). Без году неделя в секретарском кресле, а уже вон на кого замахивается.

И н г а. Зайдите к Крохину. А я загляну к Самарину. Вечером созвонимся.

Они выходят. Алла приглашает Петьку и Циника к секретарю.

П е т ь к а (Цинику). Ну, пойдем. Ты только не робей. Побольше пыли, а я тебя поддержу. (Подталкивает Циника к кабинету.)

Петька и Циник заходят в кабинет.

А л л а (усевшись за стол). Циник… И придумают же прозвище.

Б е л к и н а (смущаясь). Скажите, а он молодой?

А л л а. Кто?

Б е л к и н а. Секретарь…

А л л а. В комсомоле все молодые.

Б е л к и н а. Строгий?

А л л а (подумав). Всякий.

Звонит телефон.

Горком. Здравствуйте. Воскресник общегородской, — значит, и ваша организация должна участвовать. Что? А несоюзная молодежь где живет? То-то и оно, что в нашем городе. (Смотрит на Белкину.) Чем по ресторанам шляться, пусть лучше на воскресник выходят. (Кладет трубку.) А вы хоть в одном воскреснике участвовали?

Б е л к и н а (растерянно). Нет… Меня не приглашали.

А л л а (вставая). Так вот, я приглашаю… (Выходит.)

Б е л к и н а. Спасибо… (Встает, подходит к стенду, рассматривает фотографии, вынимает из сумочки зеркало, прихорашивается.)

Небольшой кабинет Колобова. Слева от двери — длинный стол, в правом углу возле окна — письменный стол, на котором лежат книги, какие-то папки. В торце стола — два кресла, в них сидят П е т ь к а и Ц и н и к. К о л о б о в ходит по кабинету, разговор уже заканчивается.

Ц и н и к (возбужденно). Я отказываюсь назвать свое имя!.. Я опасаюсь вашего насилия!

К о л о б о в (удивленно). Насилия?

Ц и н и к. Да, насилия! Такого же, какое вы только что совершили.

К о л о б о в (Петьке). Значит, я, устроив тебя на работу и на вечерние курсы шоферов, совершил насилие?

П е т ь к а. Да как вам сказать… Работать матросом-спасателем не очень-то почетно. А за курсы спасибо. Тут никакого насилия, можно сказать, нет…

К о л о б о в (Цинику). Коль вы не хотите назвать своего имени, то разрешите дать вам дружеский совет. Сорвите с себя эту черную маску. Сорвите, иначе задохнетесь. Вы, по всему видать, человек пытливого ума. Но ваши прогнозы о будущем человечества стары как мир. Любой сектант может наговорить куда больше мрачных предсказаний. Так что вы не оригинальны. Цинизм — худшее качество мыслящего существа. Гордиться таким прозвищем — значит добровольно отнести себя к разряду духовных разрушителей. Опасная болезнь, особенно в ваши годы.

Ц и н и к (порывисто). Можете не продолжать! Вы отказываетесь от спора потому, что вам трудно возразить мне по существу. (Петьке.) Пойдем, Петр, на свежий воздух. (Хлопает дверью.)

К о л о б о в (грустно улыбаясь). У него никудышные нервы. Ты устрой нам встречу где-нибудь в другом месте. Этого парня, видимо, сильно поломали. (Протягивает руку.) В последний раз хлопочу за тебя. Если попрут и с матросов, пеняй на себя.

П е т ь к а (ухмыляясь). Даю честное пионерское. План по утопленникам будет перевыполнен! (Скрывается за дверью.)

Тихо приоткрывается дверь, в кабинет осторожно, словно крадучись, входит Б е л к и н а.

Б е л к и н а (смущенно). Я по вызову. (Показывает открытку.) Вот. Моя фамилия Белкина…

К о л о б о в. Странно… Здравствуйте, Рената Белкина… (Спохватившись.) Садитесь вот сюда.

Б е л к и н а (мельком взглянув на Колобова). Спасибо…

К о л о б о в (вглядываясь). Странно… Скажи, Рената, у тебя есть сестра?

Б е л к и н а. Нет, я одна…

К о л о б о в. Ты поразительно похожа на одну девушку. (После паузы.) Догадываешься, зачем тебя пригласили в горком?

Б е л к и н а (волнуясь). Наверно, затем же, что и в милицию. Там один капитан долго меня обрабатывал. Чем только не грозил. Даже выслать из города… А потом назначил свидание…

К о л о б о в (в замешательстве). И… ты согласилась?..

Б е л к и н а (опуская голову). Сперва отказалась… Он рябой и в годах уже… (И вдруг с вызовом.) Сам ко мне пришел! С бутылкой… Обещал подыскать легкую работу…

К о л о б о в. Как же ты могла? Сама говоришь, что он рябой…

Б е л к и н а (искренне). Так у нас все обошлось без поцелуев… Ой, что я говорю? Ну, я в том смысле, что мы распили бутылку и он окосел. У меня ни в одном глазу, а он вдрызг. Стал жаловаться на свою жену. Раскис. Я и выпроводила его.

К о л о б о в (взяв со стола фотографии). Сколько же ты выпила, когда попала в вытрезвитель?

Б е л к и н а. Меня сыны Кавказа коктейлем угощали.

К о л о б о в. Вот возьми, полюбуйся. Узнаешь?

Б е л к и н а (взглянув на фотографии). Я их уже видела. Ко мне приходил редактор «Солнечного удара»…

К о л о б о в (строго). Надеюсь, он не набивался в поклонники?

Б е л к и н а (сквозь слезы). Что вы! Он строгий. Я умоляла его не выставлять меня перед всем городом. (Достает из сумочки платочек.) Он бы, может, и уступил, да с ним была его заместитель. Такая крашеная вся и злая. Я видела, как она вышла только что из вашего кабинета.

К о л о б о в (после паузы). Скажи, Рената, что ты о себе думаешь?

Б е л к и н а (с недоумением). Я?.. Я о себе? (Вытирая платочком глаза.) Всякое. Но больше плохое. Бывает так тяжело, что утопиться хочется. Взгляну в зеркало и разревусь. Вам этого не понять. (Закрыв лицо, тихо плачет.)

Колобов протягивает руку, но прикоснуться не решается, отходит.

К о л о б о в (глухо). Успокойся, Рената.

Б е л к и н а (всхлипывая). Извините… Вы лучше меня ругайте. Я к этому уже привыкла. А в душу не заглядывайте. Можете выставлять меня перед всем городом, можете выселять… Мне теперь все равно…

К о л о б о в (после паузы). Думать о человеке что-то определенное можно, когда знаешь о нем все. Я же знаю про тебя самую малость. И, наверное, не лучшую… Где твоя мать?

Б е л к и н а (успокаиваясь). На Дальнем Востоке. Выскочила замуж. Ловила женихов мне, а поймала…

К о л о б о в. Значит, ты живешь одна?

Б е л к и н а. Одна.

К о л о б о в. Ясно. (Осторожно.) А кем тебе доводится майор Белкин?

Б е л к и н а (в смятении). Вы и про это знаете?

К о л о б о в. Это ты приносишь цветы на его могилу?

Б е л к и н а (тихо). Значит, вы всё видели, всё знаете?..

К о л о б о в (взволнованно ходит по кабинету). А теперь вот что, Рената Белкина! Уходи! Иначе я скажу тебе что-нибудь такое… Возьми фотокарточки и уходи! (Отдает фотокарточки.) Для нашего города память о майоре Белкине свята! Запомни это. На работе тебя восстановят. Все. Будь здорова.

Б е л к и н а (пятясь к двери). Снова в больницу?..

К о л о б о в (записывая). Если мне удастся уговорить главного врача. Передай привет сынам Кавказа! Надеюсь, сегодня обойдется без коктейля.

Б е л к и н а (потерянно). Не знаю… А как же с «Солнечным ударом»?

К о л о б о в (резко). Поменьше торчи на солнцепеке!

Белкина в недоумении покидает кабинет.

(Снимает трубку, набирает номер. В трубку.) Инга? Передай редактору «Солнечного удара», пусть он материал на Белкину сдаст в архив… Что? Да, это мое указание. И в очередной номер не пойдет… Фотографии? Я их вручил Белкиной на добрую память… Ах, так? Ты настаиваешь? Заходи. (Хмурясь и постукивая пальцами по столу, смотрит на дверь.)

Входит И н г а.

И н г а (категорически). Я требую немедленно собрать бюро!

К о л о б о в (спокойно). Белкина от этого лучше не станет.

И н г а. А от твоего покровительства, думаешь, она переродится?

К о л о б о в. Не уверен, но хочется надеяться.

И н г а. Твои узурпаторские замашки обойдутся дорого.

К о л о б о в. Демагогия обходится не дешевле.

И н г а. Если ты не соберешь бюро, я пойду в горком партии.

К о л о б о в (твердо). Бюро будет заседать в плановом порядке. А в своих действиях ты вольна как птица. Кстати, раз ты собираешься в горком партии, то не забудь и про разговор с Сорокиным.

И н г а. Клим Елизарович в адвокатах не нуждается.

К о л о б о в. Тогда зачем же ты так назойливо его опекаешь? Мне порой кажется, что ты умышленно подогреваешь в нем страсть к почестям. И эти чуть ли не каждодневные приемы в почетные пионеры, и грамоты, и галстуки, и затея с домашним музеем. Мелко все это, Инга. Если старому заслуженному человеку изменяет чувство меры, то ты обязана поостеречь его.

И н г а. Это совет или руководящая указивка?

К о л о б о в. Пока дружеский совет.

И н г а. А ты, Колобов, большой мастак переводить стрелки. Ехали к Белкиной, а выехали к Сорокину. Не смею утруждать «назойливым», как ты выражаешься, присутствием. Тем более что в приемной скучает толпа жаждущих перевоспитания. (Уходит.)

Затемнение. Кабинет Колобова. А л л а ищет в шкафу нужную книжку. Входит М а р к.

М а р к. А где Андрей?

А л л а. Представляет в горкоме партии нового инструктора.

М а р к. Политова? (Берет у Аллы книгу.) К читательской конференции готовишься?.

А л л а. Андрей Иванович заставил.

М а р к. Трудно тебе с ним?

А л л а. Трудновато. Беспокойный и требовательный. Вам тоже от него достается. Всех измочалил.

М а р к. Достается. Но с ним интересно.

Входит К о л о б о в.

К о л о б о в (Алле). Нашла?

А л л а. Нашла, спасибо… (Уходит.)

К о л о б о в (улыбаясь). А из нее вырастет хороший комсомольский работник. Видишь, как ответственно готовится к конференции.

М а р к. Вижу. А ты готов?

К о л о б о в. Пока нет. Работа меня засасывает, Марк.

М а р к. За тобой обзор трех номеров «Нового мира».

К о л о б о в. Вычеркни меня из списков обозревателей.

М а р к. И не подумаю.

К о л о б о в (вспылив). Тогда я вообще отказываюсь от участия!

М а р к. И этот номер не пройдет.

К о л о б о в. Почему же?

М а р к. Хотя бы потому, что на заседании бюро, когда утверждали план проведения конференций, один руководящий товарищ разразился примерно такой тирадой: «Конференции помогут нам убить сразу трех медведей: с одной стороны, привьют многим из нас навыки постоянного чтения, с другой — помогут точнее ориентироваться в массовом потоке периодических изданий и главное — научат отличать настоящую литературу от всякого рода вывертов, модных поделок и крикливых измов…»

К о л о б о в. У тебя, Марк, отличная память, как я погляжу. Цитатчик ты отменный.

М а р к. Цитирование великих мыслителей — хлеб пропагандиста.

К о л о б о в. Значит, сам себя породи, а меч вложив руку товарища?

М а р к. Не совсем так. Хорошо сказал — посеял надежду, достойно исполнил — собрал урожай.

К о л о б о в. Луций Сенека Младший?

М а р к. На сей раз Марк Дружинский Старший, с вашего позволения.

К о л о б о в. Где же мне взять время, чтобы собрать урожай?

М а р к. У тебя в запасе ночи.

К о л о б о в (со вздохом). И все-таки гуманизм — понятие абстрактное. (Махнув рукой.) Подкинь мне еще довесочек.

М а р к. Какой?

К о л о б о в. Святое писание.

М а р к. Хочешь проштудировать методу вознесения на небеси?

К о л о б о в. В пределах наших владений объявился мрачный пророк. Он не без гордости величает себя Циником. Видимо, в ближайшее время состоится рыцарский поединок.

М а р к. Возьми в секунданты мою прабабушку.

К о л о б о в. Я серьезно, Марк. И еще раздобудь мне материалы о гибели летчика майора Белкина.

Комната Самарина. Возле окна стоит И н г а, она жадно курит. С а м а р и н, откладывая в сторону исписанный листок, закуривает, продолжает разговор.

С а м а р и н. У меня создается впечатление, что ты боишься курить при Колобове. Прячешься, как школьница, и губки красить стала реже. И язычок вроде поприкусила. С чего бы это.

И н г а. Не хочется собак дразнить. Он недавно провел со мной душеспасительную беседу. Оказывается, комсомольскому работнику надо умереннее использовать возможности косметики. Серьезный хлопчик. Прямо-таки духовный наставник из института благородных девиц.

С а м а р и н (встает, подходит к Инге). Ты учти: этот парень далеко пойдет.

И н г а. То-то ты перед ним на цыпочках. По имени и отчеству величаешь. Ни гордости в тебе, ни самолюбия.

С а м а р и н (зло). Он, кстати, тоже не гнушается меня по имени и отчеству величать. И ты мою гордость не топчи своей прелестной ножкой. Смотри на события трезво. Колобов уже столько наворочал, сколько его предшественнику и не снилось. Многие вчерашние хулиганы нацепили красные повязки и сами наводят порядок. Добрая половина хронических тунеядцев приобщена или приобщается к делу. Ведущие строительные объекты объявлены ударными. Завтра под его началом снова состоится общегородской воскресник. Я не называю многое другое, что также надо зачесть в его пользу. Его уже заметили в крае. С этим надо считаться. Если ты, конечно, хочешь удержаться в седле.

И н г а. Вам желательно, чтобы я продолжила патетическую речь во славу новоявленного комсомольского Бонапарта? От меня этого не дождешься. Я, в отличие от некоторых, не умею перестраивать свои убеждения на марше. Город наш курортный, глубоко тыловой, со своим ритмом жизни. Большая часть молодежи работает в санаториях, медицинских учреждениях, в сфере обслуживания. Большинству и должно принадлежать право законодательного голоса. А ты посмотри, кого Колобов привлекает в актив. Парень от станка учит медицинскую сестру высоким нравам. Смехота. В экстазе этой воспитательной деятельности он зашел слишком далеко. В душах хулиганов и потаскушек выискивает человеческое достоинство, а заслуженных людей обвиняет в славомании. (Переведя дух.) Он, считай, окончательно поссорился с Сорокиным. Пионеры третьей школы давно просят присвоить дружине имя Сорокина. Старик, конечно, растрогался, когда я показала ему письмо. Сорокину неймется, а Колобов ни мычит, ни телится. Вот я их и свела. Разговорчик получился остренький.

С а м а р и н (патетически). Кто-то из великих полководцев говорил, что он готов один сражаться против войска рыцарей, лишь бы среди них не было бестии в юбке. Разрешите, дражайшая Инга Александровна, пригласить вас на скромный ужин. Надеюсь, твой шеф еще не запретил сотрудникам посещать вечерние кафе.

И н г а (улыбаясь). Комендантский час кончился. Снова можно прибегнуть к «возможностям косметики». Собирайся, а я пойду захвачу сумочку. (Уходит.)

Кабинет Колобова. А л л а стоит возле стола. К о л о б о в с кем-то ругается по телефону.

К о л о б о в (в трубку). Вы, конечно, правы, что от этого никто не умрет. Но обманывать молодежь нельзя!.. Как — не считали?! По нашим данным, в воскреснике приняло участие около пяти с половиной тысяч. А ваша газета завысила на целую тысячу. Дальше. (Водит карандашом по газете.) Вот это место. Послушайте, что вы пишете: «…тон на оздоровительном комплексе «Энергетик» задавали комсомольцы во главе с первым секретарем…» Зачем же вы меня выставляете на посмеяние?.. Что? Да от вашей похвалы у меня уши вянут. (Бросает трубку, смотрит на Аллу.) Я задавал тон в воскреснике. Черт знает что.

А л л а (сочувственно). Не расстраивайся.

К о л о б о в. Я король! Слава королю! (Устало.) Эх, писаки, писаки. Им лишь бы позаковыристее.

А л л а (стараясь отвлечь). А к нам сегодня гости пожалуют. Три зарубежных журналиста. (Вырывает из блокнота листок.) Я вот их фамилии записала.

К о л о б о в. Спасибо, родная. Утешила. Был у человека аппетит — и враз не стало. Кто из наших в горкоме?

А л л а. Сегодня же понедельник. Рабочий день все начинают в первичных организациях…

К о л о б о в. Придется нам с тобой разделить обязанности. (Смотрит на листок.) Судя по фамилиям, тут две дамы и мужчина.

А л л а (отступая к двери). Я лучше на помощь кого-нибудь позову. Марка и Политова. Они на комбинате стройматериалов. (Листает блокнот.) Тут, Андрей Иванович, было еще несколько звонков. Завтра в медицинской школе торжественный прием в комсомол.

К о л о б о в (записывая). С сестрами милосердия надо повстречаться. Там небось девчата на подбор. А? (Смеется.)

А л л а (с запинкой). И еще звонила эта… Ну, которую хотели поместить в «Солнечный удар».

К о л о б о в. Белкина?

А л л а. Она самая.

К о л о б о в. Опять что-нибудь на работе?

А л л а. Не знаю. (После паузы.) Она хочет поговорить лично с товарищем Колобовым.

К о л о б о в. Чего же ты краснеешь, будто на смотринах? (Хватается за голову.) Ах, вот в чем дело. Я, кажется, влип, Алла. Ей, видимо, взбрело в голову пригласить меня в кино. (После паузы.) Осуждаешь?

А л л а (грустно). Тебе, Андрей Иванович, виднее. Пересудов потом не оберешься.

К о л о б о в (озабоченно). Знаю. Обыватель на пересуды горазд. (Горячась.) Но почему мы должны оглядываться на его ухмылочку? Почему я, комсомольский работник, не имею права пойти в кино с девушкой?

А л л а (рассудительно). Хотя бы потому, что ты секретарь, выборная личность. И женат к тому же… Сплетнями оплетут, и будешь биться, как муха в паутине.

К о л о б о в (с досадой). Ерунда. Мне надо как-то проникнуть в душу этой девушки. Нужен хотя бы один задушевный разговор. В кабинете его затевать почти бесполезно. Ты же видишь: в кабинете люди почему-то похожи на ежей… куда ни сунься — кругом иголки.

А л л а (упрямо). И все же ходить в кино нельзя.

К о л о б о в. Вот тебе и на… Значит, я не волен в своих поступках?

А л л а (со вздохом). Не волен, Андрей Иванович… Тебя просто не поймут.

К о л о б о в. Не поймут, говоришь? А ты-то меня понимаешь?

А л л а (наклоняя голову). Стараюсь, Андрей Иванович…

К о л о б о в (оживленно). Вот и отлично! Старайся, Алла, старайся. Может, и другие твоему примеру последуют. (Задумывается.) На воскреснике она подошла ко мне и спрашивает: почему вы так быстро выпроводили меня из кабинета? Вы, говорит, боялись, что нас увидят вместе. Тут я возьми и вверни, что, мол, никого не боюсь и готов пойти, куда она захочет. Даже в самое людное место, в кино например.

А л л а. У тебя с языка сорвалась, наверное, шутка, а она уцепилась за нее всерьез.

К о л о б о в (потирая лоб). Да, шутник из меня, прямо скажем, никудышный.

А л л а. Я сама поговорю с Белкиной. Она поймет.

К о л о б о в (решительно). Если и поймет, то совсем не то, что она должна понять. Белкину обманывали многие: и родная мать, и ее мальчики. Она потеряла веру в людей. Ты думаешь, она верит в мое благородство? Дудки! Белкиной нужен лишний аргумент для подтверждения пошлой истины: все мужики одним миром мазаны. А мы с тобой должны противопоставить наш девиз — веру в человека! Согласна?

А л л а (отступая к двери). Не знаю, Андрей Иванович. Мне спорить с тобой трудно. Вон ты как распалился.

К о л о б о в (успокаиваясь). Я спорю не с тобой, Алла. Раз меня избрали, доверили, то не подглядывайте в замочную скважину, не выслеживайте, с кем и куда я хожу.

А л л а (нерешительно). И все же в твоем положении осторожность не последнее дело. Мы ведь кого хочешь проведем. Если червячок вот тут (прикладывает руку к сердцу) завелся, то берегись.

К о л о б о в (улыбаясь). С тобой-то я всегда начеку.

А л л а (наставительно). Вот и живи так со всеми. (Немножко сутулясь, направляется к двери.)

К о л о б о в. Послушай, Алла! Я давно хочу задать тебе деликатный вопрос. Ты присматривалась, как ходят влюбленные в себя женщины?

А л л а (смущаясь). Как же они ходят?

К о л о б о в. Эффектно, Алла. Они даже не ходят, а как бы носят себя. И так искусно, что невольно залюбуешься. (Привстав на носки, вскинув голову, идет к столу.) Я, конечно, неуклюж, но что-то в этом роде.

А л л а. Браво, Андрей Иванович! (Заливается громким смехом.) Здорово у тебя это получается. Умора.

На пороге С а м а р и н. Он стоит в дверях и наблюдает.

(Обрывая смех.) А к чему ты, Андрей Иванович, спросил меня…

К о л о б о в (заметив Самарина). Как-нибудь в другой раз объясню. Скоро нагрянут гости. Крутись-поворачивайся, хозяйка.

А л л а (спохватившись). Ой, что же это я. (Сталкивается с Самариным.) Здравствуйте, Евгений Викторович.

Самарин кланяется и, пропустив Аллу, закрывает дверь.

С а м а р и н. Не помешал?

К о л о б о в (весело). Проходи. Ты ко мне по делу? Или просто так, на огонек заглянул?

С а м а р и н (садясь в кресло). Захотелось вместе с вами посмеяться. Весело, как я погляжу, работается. Со стороны глядя, можно подумать, что тебе все дается легко, само собой.

К о л о б о в (улыбаясь). С молодежью работаем. Да и сами не старики. (Серьезно.) Лишь бы кому-нибудь «со стороны» наша работа не показалась легкомысленной.

С а м а р и н (с подвохом). Здорово преобразилась твоя секретарша. Была такая пестрая фифочка, а сейчас… Говорят, ты доверяешь ей проверку первичных организаций?

К о л о б о в (ершисто). Ну, во-первых, как ты знаешь, у меня нет секретарши. В горкоме работает секретарь-машинистка. Во-вторых, будь она все той же фифочкой, я бы никогда не послал ее в первичные организации.

С а м а р и н (с ухмылочкой). Растишь в собственных пенатах ответственного работника. Экспериментируешь, так сказать?

К о л о б о в (резковато). Пытаюсь!

С а м а р и н (на той же ноте). Насколько я успел заметить, у тебя большая страсть к экспериментам. Тот же слет хулиганов в музее Павки Корчагина с его блестящим финалом — кровавым побоищем.

К о л о б о в (глядя на Самарина в упор). И когда ты успел так постареть? Для тебя драка — аморальный поступок. А может, в этом поступке и заключен высший смысл нашей работы?

С а м а р и н. Особенно если учесть, что мордобой затеян в музее.

К о л о б о в (горячась). Вот именно! Ты, конечно, иронизируешь, а я утверждаю, что мордобой был вызван проснувшейся совестью. (Садится на подлокотник кресла.) Представь на минуту такую ситуацию: человек, лично знавший Островского, встретился с отпетыми хулиганами. Полтора часа он водит их по комнатам музея, рассказывает о жизни Островского, показывает зачитанные до дыр книги, письма солдат. Пораженные силой человеческого духа, подростки как-то очень внимательно вглядываются в портрет писателя. Напряжение достигает апогея. И в эту минуту раздается циничная реплика: «А я бы не хотел подражать паралитику, даже если он гений…» А через мгновение все смешалось. (Нервно ходит по кабинету.) Видел бы ты этих ребят после драки. Многие подходили ко мне и извинялись за своих узколобых дружков. И извинялись, видимо, первый раз в жизни.

С а м а р и н. Не слишком ли расточительно тратишь силы? Сколько ты возишься с Гороховым, а толку?

К о л о б о в (усаживаясь за стол). Бабки будем подбивать на отчетно-выборной конференции. Но я убежден, если каждый из нас наставит на путь истинный хотя бы одну заблудшую овцу — игра стоит свеч.

С а м а р и н (оживляясь). Согласен. Однако в наставники надо брать подготовленных товарищей, а не вчерашних школьников.

К о л о б о в. Ты намекаешь на Серегу Политова? (Хмурится.) Знаешь, Евгений Викторович, из него вырастет настоящий комсомольский работник. За такими парнями будущее.

С а м а р и н (строго). Вот когда вырастет, тогда и бери. Честно говоря, его выступление на пленуме меня озадачило. Слишком развязно держался на трибуне. Ведь он отстегал не только Ингу, но и тебя задел.

К о л о б о в (резко). Не согласен! Политов меньше, чем мы с тобой, скован условностями субординации. Потому и кажется нам развязным.

С а м а р и н (сухо). Однако существует партийная этика и, наконец, партийная дисциплина.

К о л о б о в (накаляясь). Странный разговор у нас получается. Политов не первый день работает в горкоме, а ты почему-то только сегодня заговорил о нем. И заговорил, как мне кажется, с чужого голоса.

С а м а р и н (перебивая). Ты меня с Ингой не паруй. Если у вас не клеится работа, то давай выдвинем ее куда-нибудь.

К о л о б о в (рассудительно). Инга — опытный работник. Она, пожалуй, самая яркая личность в аппарате. И прежде чем она уйдет на другую работу, надо, чтобы кто-то перенял ее опыт.

С а м а р и н. Не Политова ли ты хочешь сделать ее преемником?

К о л о б о в. А почему бы и нет? Политов два года возглавлял лучшую комсомольскую организацию школы.

С а м а р и н (после паузы). Ладно, пусть будет по-твоему. Хотя, честно говоря, я не очень-то верю в звезду Политова. Для высокой карьеры на нашем поприще нужна биография.

К о л о б о в. На любом поприще, а на нашем прежде всего, человеку необходимо призвание. И у Политова оно есть!

С а м а р и н (удивленно). Призвание?..

В кабинет заглядывает А л л а.

А л л а (Колобову). Они уже пришли.

С а м а р и н (оглядываясь на Аллу). Кто пришел?

К о л о б о в. Иностранные журналисты. Может, поддержишь комсомол в трудную минуту?

С а м а р и н (колеблясь). Журналисты — народец еще тот…

К о л о б о в (Алле). Кто из наших в горкоме?

А л л а. Только что пришла Инга. Политов и Дружинский тоже скоро будут.

К о л о б о в. Ладно, сойдет. Зови наших и приглашай гостей. Переводчик-то у них есть?

А л л а. Они, кажется, понимают по-русски. (Уходит.)

С а м а р и н (серьезно). Будь с ними поосторожней. (Идет к двери.) У меня, честно говоря, дел по самую завязку.

Входит И н г а.

И н г а (сухо). Здравия желаю, товарищи начальнички!

К о л о б о в. Здравствуй, Инга. Присаживайся.

С а м а р и н (глядя на Ингу). Так и быть — я тоже остаюсь.

Приемная. Новый плакат: «Сооружение плотины — ударное дело комсомола!» А л л а увлеченно что-то печатает. То и дело звонит телефон. Алла однозначно отвечает: «Занят»; «Андрей Иванович занят». Телефон звонит долго, но Алла продолжает печатать.

А л л а (взяв трубку, с досадой). Да, горком… Андрей Иванович занят. У него делегация. (Выжидательно смотрит на телефон. Не успевает отпечатать несколько слов, и снова звонок.) Горком… Занят. Позвоните завтра. (Вздыхает.) Не дадут отпечатать бумагу. Пожалуй, лучше его отключить. (Отключает.)

Входит П е т ь к а. В одной руке — бескозырка, в другой — огромная папка, ворот темной рубахи расстегнут, видна полосатая тельняшка.

П е т ь к а (с улыбкой). Здрасьте, мисс Привратница!

А л л а. Здравствуй, Горохов… Что это ты такой сегодня?

П е т ь к а (надевая бескозырку). Смею представиться: матрос-утопленник… Пардон. Матрос-спаситель!

А л л а (смеясь). А ты чудак, Горохов. Матрос-спаситель. Про святых спасителей слышала, а вот про матросов — впервые.

П е т ь к а (снимая бескозырку). Да ради вашей улыбки я готов стать хоть папой римским. (Отступает, вглядывается, будто в картину.) Если вас чуток подрисовать, то…

А л л а (строго). Вы не зарывайтесь, Горохов…

П е т ь к а (с обидой). Эх, Алла, вы еще поплачете над моими картинами.

А л л а. От тоски, может быть. (Улыбается.) А что это ты сегодня без черного монаха?

П е т ь к а (присаживаясь). Приглянулся?

А л л а (с вызовом). Заинтриговал!

П е т ь к а (заговорщически). А хотите — завтра он будет у ваших ног?

А л л а (категорически). Нет, Горохов, не хочу!

П е т ь к а (со вздохом). Жаль. Редкий, скажу вам, экземпляр. Чудаковатый, правда, малость и алкоголик.

А л л а. Он пьет?

П е т ь к а. Какой там пьет. Читательским запоем страдает. За ночь толстенный роман заглатывает. Готовится к схватке с Колобовым. Уж я сведу их. (Кивает на дверь.) У себя?

А л л а. У себя. (Смотрит на часы.) Ты к нему по делу?

П е т ь к а (вертя головой). Нет, я к вам, графиня. От вас зависит жизнь матроса-спасителя и всех кандидатов в утопленники. (С пафосом.) Помните, у Пушкина…

А л л а (смотрит на телефонный аппарат). Чего это он молчит? Ах, да я же его выключила. (Включает.)

Звонок.

(Берет трубку, официально.) Еще не освободился… Что? Хорошо, передам. (Кладет трубку. Петьке.) Так с чего это мы ударились в поэзию?

П е т ь к а (восторженно). А с того, что я тоже помню чудное мгновенье! Сидим мы, значит, с монахом, в этом предбаннике, и вдруг входит она… (Закрывает глаза.) Дева, как выразился Циник, порочной красоты. (Вскакивает.) Вся в белом. Глаза — марсианки, фигура (рисует в воздухе воображаемую фигуру) — Афродиты, шея — Нефертити. Пришла, взглянула — и кинжал в сердце… (Быстро развязывает папку.)

А л л а (наблюдая за ним). Смешной ты, Горохов… (С грустью.) Афродита. А мужчины все-таки странный народ. Один восторгается походкой, другой помешался на глазах…

П е т ь к а (подавшись к Алле). Кто зарится на ее походку? (Ревниво.) Имя этого человека — и можете считать его утопленником!

А л л а (строго). Не шуми, Горохов.

П е т ь к а (требовательно). Адрес Нефертити — и я испаряюсь.

А л л а (с подвохом). Кажется, она родилась где-то в Африке.

П е т ь к а (умоляюще). Дайте мне ее адрес, Алла.

А л л а (с издевкой). Чей? Афродиты, Нефертити? Или этой, как ее, марсианки?

П е т ь к а (разочарованно). Эх вы, марсианка. Вот, взгляните! (Подает Алле несколько листов.) Это я по памяти. Наброски, так сказать…

А л л а (удивленно). Здорово схвачено! (Встает.) Честное слово — здорово! И все это по памяти? Удивительно. А этот кто? Циник? Похож, очень похож. Только уж что-то слишком демоническое в его лице. (Смотрит на Петьку.) Так ты и в самом деле художник?

П е т ь к а (с надеждой). Значит, ее адрес у меня в кармане?

А л л а (искренне). К сожалению, у меня его нет. Попробуй через адресное бюро.

П е т ь к а (вырвав у Аллы рисунки, забыв на стуле бескозырку, направляется к двери). Прощайте, черствая душа.

А л л а. Вы, кажется, забыли голову.

П е т ь к а (хватается за голову). Я и без вас найду ее. (Берет бескозырку.) Найду!

А л л а (с улыбкой). Голову?

П е т ь к а (с вызовом). Марсианку! (Уходит.)

А л л а (вздыхает). А талант у него все же есть. И кто бы мог подумать? Талантливые люди, наверное, все с этим… (Щелкает пальцами у виска.)

Звонит телефон.

(Нехотя берет трубку.) Слушаю. Кто?! Белкина? Послушайте, Белкина, вы очень нужны одному человеку… Нет, не Колобову. Художнику. Подождите у телефона. (Кладет трубку, спешит к двери, разочарованно.) Вы меня слушаете?.. Он ушел… Кто, Колобов? (Сухо.) Он занят. Что ему передать?.. (Сердито хмурится.) Нет, этого я передавать не буду. Звоните ему лично и приглашайте куда хотите. (Резко опускает трубку.)

Из кабинета выходят иностранные журналисты. Они возбуждены, видимо делятся впечатлениями. Алла любезно раскланивается с ними. Звонит телефон.

(С досадой.) Опять вы… Соединяю. (С возмущением.) Ну и настырная особа.

Вскоре после звонка из кабинета торопливо выходит К о л о б о в, за ним И н г а, С а м а р и н, М а р к и С е р г е й П о л и т о в. Это совсем еще молодой человек, он возбужден, подвижен, при разговоре краснеет. Колобов, сделав Алле прощальный жест, уходит.

М а р к (устало). Вот, кажется, и отстрелялись.

С а м а р и н. Жаль, что не все пули попали в цель. А некоторые так и вообще пошли рикошетом.

И н г а (с раздражением). Да и стоило ли так бездумно палить?

М а р к. Это почему же?

С а м а р и н (строго). А потому, что Колобова поймали на крючок. Мадам в очках подкинула ему заковыристый вопросик.

И н г а. Насчет аполитичной молодежи?

М а р к. Ну и что?

С а м а р и н (поучительно). Он должен был отвести этот провокационный вопрос. У нас нет и не может быть такой категории молодежи.

М а р к. Страусиная политика: закрыл глаза и ничего не вижу.

И н г а. Сам факт разговора на эту тему дает им право писать, будто у нас есть такая молодежь.

П о л и т о в (краснея). Чего вы всполошились? Андрей дал правильный ответ. Что, мол, в семье не без урода. А у нас вон какая семья. Да они и сами всё видят. Вчера на танцах эта дама дарила стилягам жевательную резинку и тут же засыпала вопросами. (Подражая даме.) «Довольни ви своим правительством?» «Какой демократия лучше: ваш или наш?» А один разбитной парень и говорит: «Конечно, ваша. У вас хочешь работать, а тебе не дают, а у нас не хочешь, а тебя заставляют».

И н г а (зло). Тебя, Политов, никто в адвокаты не нанимал.

М а р к (с улыбкой). А вы, никак, судить кого-то собрались? Я готов выступить в качестве свидетеля.

И н г а. Глубоко скорблю, но Цицерон из твоего кумира не получился.

М а р к (цитируя). «Только в одном случае нам нечего бояться оскорбить друга — это когда дело идет о том, чтобы высказать ему правду и таким образом доказать ему свою верность». Марк Туллий Цицерон, обличительная речь против друзей-лицемеров, пятьдесят седьмой год до нашей эры.

И н г а (недоуменно). Что ты этим хочешь сказать?

М а р к (грустно). Только то, что сказал древнеримский оратор две тысячи лет назад. (Уходит.)

И н г а (Алле). Кто это так срочно затребовал нашего рыцаря?

А л л а. Не знаю… У него много разных подшефных…

И н г а. А на сей раз, кажется, звонила Белкина?

А л л а (смущаясь). Может, и Белкина…

П о л и т о в (возмущенно). Алла! (Идет к двери.) Какие вы все…

А л л а (растерянно). Я телефонных разговоров не подслушиваю. Ему за день кто только не звонит. (Быстро собирает со стола бумаги и уходит.)

И н г а. Все идет, как я и предполагала.

С а м а р и н. Рано справляешь победу. (Закуривает.) Честно говоря, он нравится мне. Есть в нем что-то подкупающее. Смел, дерзок, влюблен до самозабвения в дело.

И н г а. И не только в дело. Хорошеньких девочек он тоже не обделяет вниманием…

С а м а р и н. Мелко, Инга. (Смотрит на Ингу.) Он одержим идеей перевоспитания. И удивительное дело: самые отъявленные хулиганы тянутся к нему, принимают его условия, идут за ним.

И н г а. А ларчик открывается просто: отпетая шпана узнает в нашем герое бывшего бродягу.

С а м а р и н (рассудительно). Прошлое — не его вина. Светским манерам он, конечно, не обучен. Он противник условностей. Я бы, прежде чем сделать такой рискованный шаг… А он — напропалую! И это не детдомовская бравада. Нет! Это вера в себя, в свою порядочность и в нашу, кстати, тоже…

И н г а. Я польщена его доверием. (Повышая голос.) На твоих глазах коммунист, вожак молодежи бежит на свидание с какой-то смазливой девицей, а ты!.. А ты вместо того, чтобы одернуть его, поешь дифирамбы, восторгаешься его дерзостью. Да, он дерзок! Но ты еще увидишь, чем обернется его дерзость.

С а м а р и н (настороженно). Против кого?

И н г а. Вольно или нет, но ты тоже причастен к сегодняшней беседе.

С а м а р и н (с сожалением). Да, ты, кажется, права.

И н г а (решительно). Пойдем к Крохину.

С а м а р и н (притворяясь). Зачем?..

И н г а. Я зачитаю стенограмму, а ты выдашь свой принципиальный комментарий.

С а м а р и н (заглядывая ей в глаза). Скажи мне, Инга, ты так преданно ненавидишь Колобова за то, что он из диктаторов?

И н г а (с вызовом). А тебе никогда не приходила в голову шальная мысль, что я люблю его? И, любя, оберегаю от загадочного мистера Икс.

С а м а р и н. Любишь? Ты любишь Колобова?

И н г а (со вздохом). Любовь и ненависть — извечные соперницы.

С а м а р и н. Я, конечно, не ревную, но…

И н г а. Шекспировские страсти вам чужды, Евгений Викторович. Тут между тобой и Колобовым — пропасть. (Тянет его к двери.)

Самарин, пожимая плечами, будто нехотя идет за Ингой.

Вечер. Скамейка в сквере. Сидят К о л о б о в и Б е л к и н а. Где-то далеко играет музыка. Белкина одета подчеркнуто нарядно, в белом платье, в белых модных туфлях. Она, опустив голову, улыбается.

Б е л к и н а. Вам, наверно, смешно? Привязалась, как муха, и жужжит каждый день по телефону. И вот добилась своего. (Улыбается.) Только кто мне поверит, что я самого секретаря сманила в кино…

К о л о б о в (перебивая). Ты еще в кинотеатре хотела меня спросить о чем-то?

Б е л к и н а. Про красоту… (Косится на Колобова.) Отчего это и в кино и в книжках красивые люди почти всегда выставляются подлецами?

К о л о б о в. Вопрос, прямо скажем, не из легких. (Потирает лоб.) Красота и подлость. Зачем их так часто ставят рядом? В кино и театрах, видимо, для контраста. А в жизни… (Задумывается.) Красоту, как самый яркий цветок на клумбе, замечают все. И многие норовят сорвать его. А если не удастся сорвать, то хотя бы вдоволь наглядеться, потрогать, сорвать лепесток.

Б е л к и н а. Ой, как правильно вы говорите. Я по себе знаю… Так и липнут, так и липнут. Противно. (Помолчав.) Или вот еще: идешь по улице, а тебе вслед… словечки отпускают. Разве я виновата, что у меня фигура такая, волосы такие, глаза, что я люблю все белое, чистое, красивое? (Мечтательно.) И еще люблю синее небо. Когда оно высокое, высокое. Я могу часами смотреть в эту синь. Мне порой кажется, что оно зовет меня… Голова начинает кружиться, и я будто отрываюсь от земли… (Сквозь слезы.) А эти ваши, из горкома, думают, что я для приманки так выряжаюсь… С трибун говорят про коммунизм, а опошляют в человеке самое святое.

К о л о б о в. Но ты тоже не передергивай. (После паузы.) Вот ты заговорила о коммунизме. Значит, ты думаешь о нем?

Б е л к и н а. Думать-то думаю, но не верю. (С вызовом.) Не верю, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме! Треп это. А куда, к примеру, деваться таким, как я? Или тем, кто топчет нашу красоту, ворует нашу честь?

К о л о б о в (задумываясь). «Топчет красоту, ворует честь…» (После паузы.) Я почему-то убежден, что чем красивее человек, тем выше его ответственность перед нашим обществом. Обществом, которое, как ни одно другое, стремится к совершенству. Может, я ошибаюсь, но мне думается, что красота разбудила в диком человеке мысль и совесть. Ни голод, ни холод, ни даже животный страх, а именно красота. Ну это, так сказать, лирическое отступление.

Б е л к и н а. Я впервые слышу такое про красоту… Красота разбудила в человеке совесть… Хорошее это слово — красота.

К о л о б о в (увлекаясь). А мы, порой сами того не замечая, безжалостно обкрадываем его. Тот же пример с коммунизмом. В публичных выступлениях мы заискивающе-любезно приглашаем обывателя заглянуть в будущее. Погляди, мол, как там уютно, сытно, а значит, и красиво. Вот он и постигает красоту будущего на свой манер: через сытое довольство и набитое брюхо. У обывателя, Рената, свой мирок, своя красота, по-обывательски пошленькая, захватанная, урезанная. (Встает.) Ты любишь все белое. Но что ему твой целомудренный наряд? Он не пробудит в его зажиревшей душе ничего, кроме похоти. Ему нужна любительница злачных мест, без «предрассудков», сломанная и покорная.

Б е л к и н а (потупясь). Не надо! Прошу вас… (Сквозь слезы.) Мне больно это слушать… стыдно.

К о л о б о в (запальчиво). Больно, стыдно!.. А мне, думаешь, приятно говорить с тобой об этом? Упрашивать главврача, чтобы тебя восстановили на работе, спорить с товарищами, чтобы твои фотокарточки не помещали в сатирической газете. У них факты, а у меня только зыбкая надежда на то, что ты станешь лучше.

Б е л к и н а (признательно). Спасибо вам… (Плачет.) Со мной еще никто так не говорил. (Тихо, с надеждой.) Значит, вы и в самом деле верите, что я могу быть лучше?

К о л о б о в (присаживаясь рядом). Верю, Рената.

Б е л к и н а (смущаясь). Вы тогда здорово меня выручили. (Доверительно.) Я ведь хотела отравиться… И вдруг ваша открытка. (После паузы.) А тут вы еще про отца напомнили. Хоть и строго вы со мной обошлись, но я не в обиде.

К о л о б о в. У тебя квартира большая?

Б е л к и н а (растерянно). Две комнаты… Мать еще не выписалась. А что?

К о л о б о в. Собери-ка однажды всех своих знакомых.

Б е л к и н а (недоуменно). Зачем они вам?

К о л о б о в. Ты натолкнула меня на заманчивую мысль.

Б е л к и н а (все еще недоумевая). Вы… хотите говорить и с ними… о красоте?

К о л о б о в (весело). А почему бы и нет?

Б е л к и н а. Но они ведь без вина не собираются. А когда выпьют, то вытворяют такое… Под гитару знаете какие песенки поют? Обалдеть можно.

К о л о б о в. Все должно быть как обычно. Я нагряну неожиданно.

Б е л к и н а (заговорщически). С дружинниками?

К о л о б о в (подражая ей). Один. (Улыбаясь.) Авось не съедят.

Б е л к и н а. Про вас же могут всякое подумать!

К о л о б о в (удивленно). Да ты, никак, тоже боишься за мою репутацию?

Б е л к и н а. Раньше не боялась, а теперь… Я видела, как поглядывали на нас в кинотеатре. Сперва, дура, радовалась: вот вам, вот вам! Я же только о себе думала. Глядите, мол, с кем водится Белкина… Вы таких, как я, не очень-то к себе подпускайте…

К о л о б о в. Спасибо за совет. (Хмурится.) Хотя от всевидящего обывателя не спрячешься.

Б е л к и н а (вздыхая). Может, вы и правы… Только обыватель все равно не поверит…

К о л о б о в. Чему?

Б е л к и н а (смущаясь). А тому, что мы с вами не целовались.

К о л о б о в (в некотором замешательстве). Да, брат, дела… Недаром, видать, говорят, что устами младенца глаголет истина. (Решительно.) Ну, черт с ним, пускай не верит. Главное, чтобы поверили друзья.

Б е л к и н а (с грустью). У меня их нет.

К о л о б о в. Они еще будут, Рената. Ты только не разменивай себя на медные пятаки. Живи уверенней. Разбуди в себе гордость, самолюбие. Упрямствуй почаще.

Б е л к и н а (согласно кивает). А можно… Да уж ладно, спрошу… А жена у вас красивая?

К о л о б о в (подумав). Как тебе сказать… Она хороший человек. Преданный и верный друг. Все это, видимо, больше, чем просто красивая.

Б е л к и н а. А что вы скажете ей про сегодняшний вечер?

К о л о б о в. Как всегда — правду. (После паузы.) Скажу, что была у меня задушевная беседа с дочерью майора Белкина. Того самого майора, который летом сорок второго года таранил фашистский бомбардировщик. Спас наш город, а значит, подарил ей жизнь, а мне жену.

Б е л к и н а. Мать говорила, что папа во всем подражал Чкалову.

К о л о б о в. Не знаю. Но в том бою у твоего отца другого выхода не было. Вернее, выход был: он имел право покинуть машину, его «ястребок» горел. Боеприпасы были израсходованы. А фашист уже заходил на город. В войну Южноморск был превращен в город-госпиталь. Тысячи раненых, искалеченных солдат. И среди них твоя мать, тогда рядовая санитарка. Она еще не была матерью, но, видимо, он очень хотел, чтобы это случилось…

Б е л к и н а (растроганно). Спасибо вам… За светлую память о папе, спасибо. (Помолчав.) Только вы хитрый. В хорошем смысле хитрый.

К о л о б о в (хмурясь). Ты хочешь знать, как отреагирует моя жена на нашу встречу? (После паузы.) Если мои доводы покажутся ей убедительными — промолчит. Вздохнет и промолчит. А если нет, то будет сказана самая обидная фраза: «У тебя есть время для всех, кроме собственной семьи».

Б е л к и н а (заглядывая ему в глаза). Ну а вы?

К о л о б о в. Я? Я, конечно, промолчу. Против правды, Рената не попрешь. (Грустно улыбаясь.) Я вот многим стараюсь подсказать, как содержательнее жизнь прожить. И кое-кому мои советы вроде помогают. А сам жить не умею. (Задумывается.) Казалось бы, чего проще: приходи вовремя домой, загляни хотя бы раз в неделю вместе с женой в театр, не пропусти новый фильм. И ты — порядочный семьянин. Но как выкроить эти три-четыре часа? Сегодня у меня непредвиденное свидание… Завтра — собрание, послезавтра слет, затем актив, бюро. Так вся неделя.

Б е л к и н а. Значит, вы недовольны своей работой?

К о л о б о в. В том-то и парадокс, что присох я к ней, как говорится, душой и телом. И чем дальше в лес, тем крепче я люблю свою беспокойную работу. Но этой любовью нельзя подменять, а вернее, заслонять другую любовь, любовь к конкретному человеку. Вот и не сходятся концы с концами.

Б е л к и н а (потрясенная его откровенностью). Странный вы человек… Честное слово — странный. (После паузы.) С одной стороны, сильный, уверенный и даже строгий. А с другой… А знаете (смотрит на Колобова), из вашего положения есть выход. Концы с концами сводятся просто. Надо, чтобы она любила вас не отдельно от работы, а вместе с нею. Как бы это объяснить попроще…

К о л о б о в (улыбаясь). Куда уж проще. (Смеется.) Видишь, как дело обернулось. Встретились, чтобы найти выход для тебя, а ищем для меня. Премного благодарен тебе, Рената.

Б е л к и н а (обиженно). Я ведь искренно.

К о л о б о в (серьезно). Я тоже. В твою искренность я верю. (Вглядывается в глубь аллеи.) Искренние люди — самые обидчивые.

На аллее появляется П о л и т о в. Увидев Колобова и Белкину, останавливается, растерянно оглядывается.

А вот и наш Сергей. (Политову.) Тебя можно на минутку?

П о л и т о в (направляясь к скамейке). Можно…

К о л о б о в (Белкиной). Сейчас я тебя познакомлю с хорошим парнем.

Б е л к и н а (разочарованно). Мы с ним знакомы…

К о л о б о в (удивленно). Знакомы? (Политову.) Когда же вы успели?

П о л и т о в (холодно кивая Белкиной). В одной школе учились.

Б е л к и н а (Колобову). Он, этот самый «хороший парень», в комсомол меня не принял, за бортом оставил.

П о л и т о в (ершисто). Сама за борт выкинулась. Мы подавали тебе руку, а ты за своей мамочкой… по ресторанам…

К о л о б о в (перебивая). Не горячись, Сергей! К чему поминать старое? Рената решила покончить с прошлым.

П о л и т о в. Знаю я цену этим обещаниям.

Б е л к и н а (с обидой). И ничего ты не знаешь. Я, если захочу… Ты, Политов, сухарь…

К о л о б о в (улыбаясь). Здорово она тебя, Серега, а? (Смотрит на часы.) Однако я, кажется, засиделся с вами. Влетит мне дома. Вы тут поспорьте, а я пойду.

Политов встает, но Колобов удерживает его.

Будь здоров, Серега. Надеюсь, ты проводишь Ренату. (Белкиной.) Как только компания будет в сборе — звони. (Уходит.)

Белкина и Политов остаются на скамейке. Белкина, опустив голову, рассматривает сумочку.

П о л и т о в (строго). Ты вот что, Белкина, ты эти штучки брось! Искушай своими прелестями других. А его не тронь! Понятно?

Б е л к и н а (не глядя на Политова). А я и не собираюсь его искушать. Просто так — позвонила, а он взял и пришел…

П о л и т о в (возбужденно). Он человек слова. Сказал, — значит, сделал. На этом-то некоторые типы его и подлавливают.

Б е л к и н а (со вздохом). Красивый…

П о л и т о в. Эх ты — красивый. Будто это главное в человеке. Красивых вон сколько расплодилось. Ну и что? А он благородный, честный… И ты со своими звонками на него тень не наводи. Понятно? После сегодняшней твоей выходки про него и так черт знает что подумают.

Б е л к и н а (резко). Замолчи!.. (Плачет.)

Политов, оглядываясь, придвигается поближе, несмело дотрагивается до ее плеча.

П о л и т о в. Ну вот что, Белкина, ты перестань. Я, кажется, того, перестарался. Ты извини меня, Рената. Давай-ка лучше я провожу тебя домой…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Приемная горкома. Вечер. Комната ярко освещена. У стендов как-то совсем по-молодому спорят члены Совета старейших большевиков. Их здесь человек десять — двенадцать. На первом плане стенд со множеством фотографий, и над ними плакат: «Комсомолец, делай жизнь свою с товарищей…» — и несколько фамилий.

С о р о к и н (кивая на плакат). Будь я моложе, начал бы делать жизнь свою с Авдотьи Шиловой.

Ш и л о в а (улыбаясь). Тогда пришлось бы тебе, Климушка, щеголять в юбке.

С а п у н о в с к и й (смеясь). Не скажи, Авдотья. Слушай, что тут про тебя написано. (Читает.) «…Маленькая, с короткой стрижкой седых волос, с резкими движениями, внешне она своей сухой, угловатой фигурой похожа на мальчишку-подростка. Трудно поверить, что эта женщина разменивает седьмой десяток, что она мать пяти дочерей, бабушка одиннадцати внуков, что ее партийному стажу без малого полвека и что свыше сорока лет отданы работе в органах государственной безопасности…»

Ш и л о в а (перебивая). Хватит! Молодежь озорует, а ты читаешь их писанину.

С о р о к и н. Биография Сапуновского тоже лихо разрисована. (Читает.) «…Он прошел путь от рабкора до редактора городской газеты…»

С а п у н о в с к и й (перебивая). Не то читаешь, Клим. Жизнь надо делать на манер Терентия Певчего. Слушайте. (Читает.) «Он был первым организатором комсомольских ячеек в Южноморске, в двадцатые годы его избрали секретарем городской партийной организации, затем долгие годы он руководил партийной организацией края, а уйдя на пенсию, возглавил Совет старейших большевиков…»

В приемную входят П е в ч и й и К о л о б о в.

С о р о к и н (Певчему). А мы вот изучаем твою биографию.

П е в ч и й (ко всем). Приветствую, кого не видел. (Оглядывая приемную.) Содержательно. Вся деятельность комсомола как на ладони. Тут и позаседаем. (Колобову.) Ты не возражаешь, Андрей Иванович?

К о л о б о в. Кабинет тоже свободен. Я ухожу на собрание.

П е в ч и й (ко всем). А ну, молодежь, бери стулья и подсаживайся к столу. Обсудим наши дела и планы.

Ш и л о в а. Курить только с разрешения дам.

С а п у н о в с к и й (пряча трубку). Пардон, мадам.

В приемную входит тучный Б о б а с а д ы к о в.

Б о б а с а д ы к о в (с одышкой, удивленно). Вай, вай, что тут натворила молодежь! (Сорокину.) Я, кажется, опоздал?

С о р о к и н. Авиация всегда опаздывает. Бери стул и присаживайся.

П е в ч и й. Вот что, Клим, давай-ка помолчим. (Ко всем.) Вы не возражаете, если мы сейчас послушаем Андрея Ивановича, а затем приступим к обсуждению плана?

Ш и л о в а (за всех). Говори, Андрюша.

К о л о б о в (вставая). Я начну с приятного. Вчера бюро приняло решение занести в книгу Почета городской комсомольской организации имена старейших коммунистов-ленинцев: Авдотьи Поликарповны Шиловой, Софьи Яковлевны Злобиной, Бобасадыка Бобасадыковича Бобасадыкова! Разрешите мне поздравить вас…

Ш и л о в а (растроганно). Спасибо, Андрюша… Передай членам бюро, что комсомольцы двадцатых годов не подведут.

Старые большевики поддерживают ее аплодисментами.

К о л о б о в. А теперь просьба и пожелание. В первичных организациях сейчас проходят отчеты и выборы. Помогите нам провести эту кампанию как можно лучше. Соображения горкома я передал Терентию Захаровичу. Это просьба. (После паузы.) К ней же и пожелание. В своих выступлениях на собраниях не умаляйте, пожалуйста, роль нынешней молодежи в созидательном процессе. Не противопоставляйте свое время нашим скромным будням. Вольно или невольно, но такие противопоставления ущемляют самолюбие молодежи. Ведь в основе своей она у нас замечательная. И я уверен, что ваша помощь, ваш опыт, ваша высокопартийная педагогика помогут нам сделать ее еще лучше…

С о р о к и н (вскакивая). Видали, куда гнет? Не троньте маменькиных сынков, а то они расплачутся. К уравниловке нас призывает. И тех, кто завоевывал Советскую власть, и тех, кто от фашистской гидры ее спас, и нынешних безусых хлюпиков — всех под одну гребенку.

К о л о б о в. Я призываю не к уравниловке, а к уважению…

С о р о к и н. К уважению? А за что, за какие такие ратные подвиги прикажете вас уважать?

К о л о б о в. Хотя бы за то, что мы ваши внуки, наследники ваших идей и всех завоеваний, ваше будущее.

С о р о к и н. Значит, в наследники рядитесь? К нашей славе примазываетесь? А чем вы эту честь заслужили? Короткими штанишками, длинными волосами, плясками обезумевших паралитиков? Нет, не о таком будущем мечталось нам, Колобов. Не очень-то хочется доверять наше будущее Белкиным, Гороховым и прочим трясунам, которых ты так заботливо опекаешь.

Ш и л о в а. Ты не обобщай, Клим.

К о л о б о в. Не доверять будущему — значит сознательно умалять прошлое, да и недооценивать настоящее.

С а п у н о в с к и й. Климушка, присядь. Ты застишь будущее.

П е в ч и й (Сорокину и Сапуновскому). Я, кажется, вам слова не давал.

С о р о к и н (возбужденно). Я твой зам. И за их нынешнюю закваску отвечаю наравне с тобой. (Колобову.) А закваска у вас, Колобов, все же пресная.

Осень. Набережная. П е т ь к а и Ц и н и к сидят на скамейке. Моря не видно, но слышен шум прибоя. Циник в темном свитере, темных брюках, Петька в клетчатом пиджаке.

П е т ь к а. А в прошлый раз Колобов все же здорово тебе хвост прищемил. (Смеется.) Ты изворачивался, будто уж на сковородке.

Ц и н и к (степенно). Ты, Петр, далек от истины. Он достаточно начитан… И вообще твой Колобов — человек любопытный.

П е т ь к а (серьезно). Цепкий мужик, куда там. Вон уже сколько панькается со мной. В люди выводит. А таких, как я, знаешь сколько у него? Тьма!

Ц и н и к (рассудительно). Любопытен. Однако меня в люди ему не вывести. (Задумывается.) Я много размышлял над смыслом бытия. Прочитаны мудрейшие книги. Они так же противоречивы, как сама жизнь. (После паузы.) Не верю я в радужные перспективы человечества.

П е т ь к а. А на кой черт тебе человечество? Думай о себе. Полюби кого-нибудь. (Мечтательно.) Любовь похожа на солнце. Чем выше поднимается, тем жарче припекает.

Ц и н и к (поучительно). Любовь — болезнь воображения, обман.

П е т ь к а (весело). Ну, ты даешь! Любовь, может, и болезнь. Но только от нее человек вроде человечнее делается. Я по себе знаю… Влопался я, кажется, в Белкину…

Ц и н и к (со вздохом). Ты уже болен, Петр. Тлетворное дыхание любви опалило тебя. Теперь ты будешь медленно и неумолимо разлагаться.

П е т ь к а. Чокнутый ты какой-то. А еще с Колобовым вздумал сражаться.

Ц и н и к (оглядываясь). Не шуми, Петр. Сюда кто-то идет.

П е т ь к а. Я же тебе говорил, что он придет. Этот от своего слова не отступается. Знай держись!

Появляется К о л о б о в, он одет по-осеннему.

К о л о б о в. Привет честной компании! (Цинику.) Как здоровье, отец Константин?

Петька и Циник встают, здороваются с Колобовым.

Ц и н и к. Здоровье так себе… Однако отпуск мой истек. Завтра тронусь в дорогу, возвращаюсь в семинарию.

К о л о б о в (садясь). Усваивать науку, как поприбыльней пасти стадо господне?

Ц и н и к (спокойно). Я не намерен сегодня отвечать на ваши колкости. Копий сломано много, а толку? Каждый остался при своем мнении.

К о л о б о в. Жаль. (Смотрит на Циника.) А в прошлый раз вы крепко поднамяли мне бока. В теософии я слабак.

Ц и н и к (признательно). Искренность ваша вынуждает меня на взаимность. Я ведь тоже после каждой встречи чувствую себя побитым. (Раздумчиво.) Если бы мы встретились годом раньше, может, все повернулось бы по-другому. Не знаю. Я единственный внук верующей бабушки. И ее семя упало, как говорится, на взрыхленную и подготовленную почву.

К о л о б о в (с сожалением). Да, вашу душу вспахали основательно. Но я очень верю, что время, сама жизнь, окружающие вас люди помогут…

Ц и н и к (с вызовом). Люди? Я бросил им перчатку. Своим поступком я хотел потрясти равнодушных людей… (Пауза.) Глупо, конечно. Человека потрясти невозможно. Это мыслящее существо, венец природы, надежда высшего разума, одержимо звериной алчностью и вселенским эгоизмом. Я знаю, что вы никогда не согласитесь со мной. Вы скажете, что человек покорил природу, что он устремился к звездам… А я вам на это отвечу: тем ближе его духовная и физическая кончина.

К о л о б о в (с досадой). Это плод вашего болезненного воображения.

Ц и н и к. Нет, это логический вывод из всех человеческих деяний. Чем больше он осознает себя властителем природы, тем сильнее разгорается в нем страсть разрушителя и самоубийцы. И теперь уже нет силы, которая могла бы противостоять этой роковой страсти. Человечество обречено! (Встает.) Я знаю: вам противны мои рассуждения. Но я обещал быть взаимно искренним. А теперь прощайте.

П е т ь к а. Прокричал «караул» — и в кусты?

К о л о б о в (спокойно). Не упрекай его, Петр. (Цинику.) У меня к вам только один вопрос. Кто из святых сказал: «Не думайте, что я пришел принести мир на землю. Не мир пришел я принести, но меч…»

Ц и н и к (передернув плечами). Сам господь…

П е т ь к а (удивленно). Ого! Значит, это он заварил кашу?

Ц и н и к. Меч его уже занесен над грешными головами…

К о л о б о в (протягивая руку). До свидания, отец Константин. И все же, если вас когда-нибудь потянет к свету, возвращайтесь в Южноморск.

Ц и н и к (кланяясь). Благодарствую. (Уходит.) Петька. Надо было ему накостылять. Вон чего понаплел.

К о л о б о в (вздыхая). Лежачих не бьют, Петр.

П е т ь к а. И то верно. (После паузы.) Я все боялся, как бы его кондрашка не хватила. Дюже нервный.

К о л о б о в. Ты проводи его завтра. Если он раздумает ехать — поддержи. (Задумывается.) В нем сейчас великая ломка происходит. После такой ломки, как после тяжелой болезни: или встают на ноги, или… (Машет рукой.) Останется в городе — дай знать.

П е т ь к а (хитровато щурясь). А ты, Андрей Иванович, мужик с крючком. Недаром, видно, на тебя так девчата клюют.

К о л о б о в (с досадой). И ты туда же?

П е т ь к а (ревниво). Белкина из-за тебя голову потеряла. Все «Андрей Иванович» да «Андрей Иванович»… В гостях, мол, у меня был, про красоту человеческую говорил… И прочее, и прочее…

К о л о б о в (хмурясь). А что «прочее»?

П е т ь к а (запальчиво). А то, что ты один против целой оравы устоял. Ободрал каждого как липку. И нагишом выставил. Городская шпана сейчас только про это и говорит…

К о л о б о в (строго). Только про это?

П е т ь к а (зло). И еще кое про что… Будто ты спутался с Белкиной…

К о л о б о в. Сволочи! (Беря Петьку за ворот.) А ты в это веришь?

П е т ь к а (с нервным тиком). Я, Андрей Иванович… Если я в это поверю, то… то… В общем, я тебя… Не жить тогда ни мне, ни тебе, Андрей Иванович…

Кабинет Самарина. На столе разложены бумаги. В окно стучит дождь. С а м а р и н говорит по телефону.

С а м а р и н (в трубку). Хорошо, Семен Николаевич! Характеристику на Колобова я напишу. Только как быть с его, так сказать, моральным обликом? Чего не понимаете? Письма в горком партии поступили… Что? Уличают Колобова в сожительстве… Может быть, и чушь… Я встречался с его женой и попытался ее успокоить… Почему медвежья услуга?.. Мы хотим его оградить. Не утопить, а оградить… (Промокает платком лоб.) Алло! Алло! Семен Николаевич! (Смотрит на трубку.) Я, кажется, влип. Дернул же черт за язык.

Входит И н г а. У нее в руках газета, она возбуждена и не замечает, что Самарин не в духе.

И н г а (потрясая газетой). Вот она, бомба замедленного действия! Долго рожал свой опус этот итальяшка. И наконец-то! Статья называется «Проблема стыковки поколений». (Шлепается на диван.) Статья, в общем-то, мутная, но есть тут одно место. (Ищет.) Послушай: «В городе Южноморске нас принял лидер коммунистической молодежи синьор Колобов. Молодой, энергичный, он смело отвечал на вопросы моих коллег. Я спросил его, одобряет ли он практику правления огромной страной, когда одно лицо занимает несколько высших государственных постов. Хитровато улыбнувшись, как это умеют делать русские, он уверенно заверил: «У нас есть опыт борьбы с культами».

С а м а р и н (возмущенно). Но это же брехня! Грубая подтасовка.

И н г а (с улыбочкой). Что написано пером, не вырубишь топором. Теперь надо ждать звоночка сверху.

С а м а р и н (сдержанно). Звоночек уже был.

И н г а (удивленно). Откуда?

С а м а р и н (вставая из-за стола). Крайком партии затребовал характеристику на Колобова.

И н г а. Если перед конференцией требуют характеристику, значит, в чем-то сомневаются.

С а м а р и н (закуривая). Ошибаешься. Колобова хотят перебросить в край. С повышением, естественно.

И н г а (нервно, с раздражением). За какие заслуги? Он позволяет себе безответственные заявления, а его…

С а м а р и н (резко). У тебя же есть стенограмма той беседы.

И н г а (спокойно). Я могла ее потерять.

С а м а р и н. А про Марка и Политова ты забыла? Они тоже принимали участие в беседе. И память у них цепкая. (Поучительно.) Не о том болит у тебя голова, Инга Александровна. Через несколько дней отчетно-выборная конференция. И мы должны сделать все, чтобы она прошла хорошо…

И н г а. Тебе за это обещано повышение в чине?

Неожиданно в комнату входит К о л о б о в, вслед за ним — мокрый П о л и т о в. Инга растерянно смотрит то на Колобова, то на Политова. Самарин тоже смущен, но продолжает спокойно курить.

К о л о б о в (Инге). Хорошо, что ты еще здесь! Надо срочно обзвонить весь актив.

П о л и т о в (вытирая платком лицо). Всех на набережную!

И н г а. Сам искупался и других хочешь окатить холодным душем?

С а м а р и н. Что стряслось? Зачем объявляешь аврал?

К о л о б о в. Тропический ливень вызвал таяние снега в горах. Вода в речке поднялась до критической точки. Серега только что вернулся с плотины. Там паника.

П о л и т о в (запальчиво). Все запоры открыли, а толку почти никакого. Еще немножко — и хлынет через дамбу.

К о л о б о в. Времянки строителей в опасности. А там детворы полно. Надо подстраховать спасательные службы. (Инге.) Садись за телефон.

И н г а (нехотя). Я-то сяду. Только кого сейчас уговоришь. Вон какой ливень. И рабочий день давно закончился.

К о л о б о в (строго). Звони домой! Действуй! Дорога каждая минута. (Политову.) А ты, Серега, жми в студенческие общежития и формируй спасательные отряды.

Инга и Политов уходят.

С а м а р и н. А ты с кем-нибудь согласовал?

К о л о б о в (озабоченно). Некогда согласовывать. (Снимает трубку и подает ее Самарину.) Позвони в автобусный парк.

С а м а р и н (беря трубку). Зачем?

К о л о б о в. Пусть подгонят пяток автобусов. Надо собрать по городу добровольцев.

С а м а р и н (набирая номер). Прежде чем устраивать переполох, я позвоню Крохину.

К о л о б о в (с досадой). Ладно, согласовывай. А я все же попытаюсь вызвать автобусы. (Уходит.)

С а м а р и н (кладет трубку). Ситуация… (Подходит к окну.) Ну и погодка. Тропический ливень глубокой осенью. (Возвращается к столу.) Надо все спокойно обмозговать. С одной стороны, был звонок Пятунина, а с другой — статья этого итальянца… (Набирает номер.) Добрый вечер, Иван Григорьевич. Извините за беспокойство. Звонил Пятунин… Да, прямо из больницы. Требует немедленно написать характеристику на Колобова… Да, видимо, собираются выдвигать. Хотя, честно говоря, моя партийная совесть протестует… А тут еще итальянский журналист… Помните, мы с Ингой докладывали?.. Хорошо, газету я обязательно вам покажу. И еще, Иван Григорьевич. Я располагаю сведениями, что в горах началось таяние снега. Вода в реке поднялась до критической отметки. Плотина еще не достроена, может не выдержать… Что? Вы едете в горком?.. Комсомол я уже подключил… (Косится на дверь.) Колобов? Кажется, в горкоме… Меры кое-какие приняты. Поднимаем добровольцев, формируем отряды. Что? Меня благодарить не стоит, Иван Григорьевич. Я исполняю свой долг… Жду вас, жду. (Кладет трубку, счастливо улыбается.)

В окно громко стучит дождь.

(Испуганно оглядывается.) Ну и погодка.

Кабинет Колобова. А л л а и П о л и т о в раскладывают на длинном столе бумагу, карандаши. У Политова перевязана левая рука.

А л л а (читая повестку дня). Сегодня бюро заседать будет недолго. Всего два вопроса.

П о л и т о в (со вздохом). И один из них о потере комсомольского билета.

А л л а (с участием). Ты его потерял на пирушке. Мог и жизнь потерять… А правда, что тебя выручил Горохов?

П о л и т о в. Не выручил, а спас. Когда меня треснуло бревном, я потерял сознание и топориком на дно. Если бы не Петька, то как знать…

А л л а. А с виду он какой-то легкомысленный.

П о л и т о в. Белкину я тоже считал легкомысленной, а она вон как развернулась: и в институт поступила, и в больнице на хорошем счету, и…

А л л а (ревниво). Белкина, кажется… влюбилась.

П о л и т о в (удивленно). В кого?

А л л а (оглядываясь на дверь). В Андрея Ивановича…

П о л и т о в. Тогда — да здравствует любовь! А ты будто ревнуешь?

А л л а (смущенно). Глупости. Я просто боюсь за него. Из-за этой Белки у Андрея Ивановича сплошные неприятности. Против него что-то замышляют. Певчий заболел, и Сорокин, кажется, будет выступать на конференции.

П о л и т о в. Не будет же он с трибуны пересказывать дурацкую сплетню.

А л л а. Не знаю… Только чую я своим бабьим сердцем: быть грозе.

П о л и т о в. После грозы всегда легче дышится. (Доверительно.) Знаешь, Алла, я ведь тоже в него влюблен. Беспокойный он, наш Колобов. (Возвышенно.) Он все время идет против ветра. Он и любит и ненавидит открыто. С ним и легко и трудно. Он не терпит рутины, застоя. Он верит людям и хочет, чтобы ему тоже верили…

Важно, по-хозяйски, входит С о р о к и н. На шее у него пионерский галстук, в руке ученический портфель.

С о р о к и н (с одышкой). Пионерский салют! (Алле.) А где хозяин?

А л л а (официально). Андрей Иванович в горкоме партии.

С о р о к и н. Фу ты, как умаялся. (Алле.) Позови, дорогуша, Ингу Александровну.

Алла и Политов уходят. Сорокин берет со стола повестку дня, читает. Входит И н г а.

И н г а (радостно). Хорошо, что вы успели.

С о р о к и н. Умаяла ты меня, Инга Александровна. Сегодня едва отбился от твоих пионеров.

И н г а (заискивающе). Виновата не я, а ваша популярность.

С о р о к и н (ворчливо). Популярность. Некоторым моя популярность поперек горла встала. Сдается мне, что это проделки Колобова.

И н г а (язвительно). Последовательный товарищ. Между прочим, он уже высказал сомнение насчет вашего выступления на конференции.

С о р о к и н (запальчиво). Что?! Да я его и спрашивать не буду. (Возмущенно.) Комсомольская конференция — и без моего слова.

И н г а. Не упрощайте, Клим Елизарович. У Колобова авторитет, конечно, не чета вашему, но все же имеется.

С о р о к и н (горячась). Я знаю красную цену этому зарвавшемуся лидеру…

И н г а. Знать-то знаете, но учтите: каждый третий делегат конференции — строитель.

С о р о к и н. После моего выступления строители тоже кое-что поймут. Фактики у меня, как говорится, перченые.

И н г а (оглядываясь на дверь). Думаю, что сегодняшнее бюро — еще одна перчинка. (Прикладывает палец к губам.) Сюда, кажется, идут.

Входят К о л о б о в, С а м а р и н, П о л и т о в, А л л а, ч л е н ы б ю р о, п р и г л а ш е н н ы е. Всего человек двенадцать — пятнадцать. Колобов садится у торца стола, члены бюро тоже занимают свои места. Алла готовится вести протокол.

К о л о б о в (оглядев присутствующих). Ну что, товарищи, начнем? Повестка у вас есть. Какие будут дополнения, замечания?

И н г а. Предлагаю утвердить!

М а р к. Категорически поддерживаю.

К о л о б о в (членам бюро). Нет возражений? Тогда по первому вопросу слово имеет Саша Никифорова.

С а ш а (встав). Товарищи!.. Вы знаете о стихийном бедствии. Вода унесла в море почти все времянки строителей. Склады, расположенные вдоль берега, тоже сильно пострадали. Убытки пока еще не подсчитаны. Но они могли быть во много раз больше, если бы нас не выручили комсомольцы города. Благодаря общим усилиям мы не имеем ни одной человеческой жертвы. Партком, комитет комсомола и руководство стройки поручили мне выразить самую горячую благодарность всем первичным организациям и работникам горкома за помощь. Многие ребята во время наводнения проявили настоящий героизм. Я как член бюро предлагаю наградить грамотой всех участников борьбы со стихией. А таких, как Сергей Политов, представить к награждению грамотой ЦК ВЛКСМ.

К о л о б о в (улыбаясь). Слово члену бюро Демико Абдуладзе.

А б д у л а д з е (возбужденно). Саша хорошо сказала! Я передам твою благодарность нашим таксоджигитам. Настоящие у нас ребята. Целую ночь под дождем мокли, людей спасали, а утром все как один заступили на смену. (Саше.) Двумя руками голосую за твое предложение, дорогая. (Садится и снова вскакивает.) О нашем младшем товарище хочу сказать отдельно. (Смотрит на Политова.) Ты настоящий джигит, Серго!

И н г а (вставая). Я тоже поддерживаю предложение Никифоровой. Многие ребята проявили себя героями. А что касается Политова, то сперва надо разобраться, при каких обстоятельствах он потерял комсомольский билет…

Неловкая пауза, все смотрят на потерянного, смущенного Политова.

С а м а р и н (Колобову). Инга, к сожалению, права. Прежде чем венчать лаврами, надо разобраться по существу.

К о л о б о в (резко). Хорошо! Если члены бюро не возражают, давайте голосовать за первую часть. (Поднимает руку.) Значит, единогласно. (Алле.) Так и отметь в протоколе. (Политову.) Что ж, давайте перейдем ко второму вопросу. Начнем, пожалуй, с именинника. Тебе слово, Сергей.

П о л и т о в (подходя к столу). В тот вечер на ударной стройке намечалось комсомольское собрание. Вот я и поехал… А на плотине уже стала подниматься вода. Мы попытались ее сбросить, но она все прибывала и прибывала… Я — на попутный самосвал и в горком комсомола. Рассказал Андрею Ивановичу… Потом вместе со всеми помогал строителям. Времянки очистили, а вода уже к лесоскладу добралась. Пришлось вручную ловить бревна. Таксисты молодцы! Включили на полную катушку фары, и речка как на ладошке. Пока я тащил бревно к берегу, другое сбило с ног. Что было дальше, не помню. Очнулся уже в такси… Петр Горохов возле меня колдовал. Я сразу же схватился: где пиджак? Мы кинулись на берег, но там уже ничего не было…

К о л о б о в (Алле). Ты пригласила на бюро Горохова?

А л л а. Он в приемной.

К о л о б о в (Политову). Позови.

Входит П е т ь к а. Он в новенькой спецовке.

П е т ь к а (ко всем). Здравствуйте!..

К о л о б о в (весело). Здорово, Петр. Поздравляю тебя с новой работой. Справляешься?

П е т ь к а (смущенно). Спасибо… Я стараюсь.

А б д у л а д з е (ко всем). План перевыполняет, замечаний на линии не имеет. Настоящий таксоджигит! (Петьке.) Зачем скрыл от меня свой подвиг?

П е т ь к а (удивленно). Какой подвиг?

А б д у л а д з е (ко всем). Видали? Человека спас и скромничает. Рекомендацию в комсомол напишу лично!

С а м а р и н (к Абдуладзе). Восторгаться будем позже. (Петьке.) Как вы оказались на набережной?

П е т ь к а. Как все. Знакомый таксист подкинул.

К о л о б о в. Расскажи нам, как Политова спас?

П е т ь к а. Все так и было… Политов точь-в-точь обрисовал. Чего тут добавишь? (Оглядывается на Политова.) Голову я ему перевязал, и он снова в воду. Я за ним…

И н г а. А ты разве слышал, что говорил Политов?

П е т ь к а. Слышал… Я тут возле двери стоял.

И н г а (к Абдуладзе). Вот тебе и «таксоджигит».

С а м а р и н (хмурясь). Зачем вы сняли с Политова пиджак?

П е т ь к а (не понимая). Как зачем? Он же концы отдавал… Я ему по всем правилам искусственное дыхание делал. А в пиджаке разве сделаешь? Зашевелился чуток, я скорей его в машину. А про пиджак забыл… Человек же главнее…

А б д у л а д з е (радостно). Правильно, дорогой! (Инге.) Слышала?

С а ш а (торжественно). Предлагаю от имени бюро объявить Горохову благодарность!

К о л о б о в (ко всем). Голосовать будем?

А б д у л а д з е (косясь на Ингу). Зачем голосовать? У кого может подняться рука против? (Любуясь Петькой.) Настоящий таксоджигит!

К о л о б о в (Алле). Запиши: единогласно. (Встает, подходит к Петьке.) Поздравляю тебя, герой! Спасибо, что не подвел. Так и держи. Ну а теперь ступай. Машина небось простаивает.

П е т ь к а (пятясь к двери). Я что, я стараюсь… До свиданья.

К о л о б о в. У кого есть вопросы к Политову?

И н г а. У меня. (Политову.) Почему ты не оставил комсомольский билет в сейфе секретаря?

П о л и т о в (растерянно). Мне как-то и в голову не пришло… Можно, конечно, было. Но задание срочное…

С а ш а (Инге). Он же не собирался тонуть.

И н г а (резко). Комсомолец обязан предвидеть все!

М а р к. Живем у моря — ходи каждый со спасательным кругом.

К о л о б о в (Самарину и Инге). Не знаю, как вы, а я ведь в ту минуту тоже не подумал о комсомольском билете.

С а м а р и н. Ты, Андрей Иванович, не выгораживай Политова. Он ведь не просто комсомолец. А если бы, к к примеру, в пиджаке лежал партийный билет?

М а р к. Зачем же утруждать воображение? У меня в кармане был партийный билет.

И н г а (с вызовом). Но ты, надеюсь, не потерял его?

М а р к. К вашему огорчению, нет.

С о р о к и н. Разрешите мне. (Оглядывает всех.) Молоды вы еще, товарищи. Не хватает вам, так сказать, настоящей большевистской зрелости. Партийности тоже маловато. Что же получается? Вчера, можно сказать, парень в бандитах числился, а сегодня его выставляют героем, лобызают в темечко. И кто лобызает? Сам первый секретарь! Торопитесь вы, товарищи. Комсомолец потерял билет, а его к награде собираются представить. Сомнительная тенденция, можно сказать, прослеживается в работе вашего бюро, товарищи.

Члены бюро недоуменно переглядываются.

С к о р о х о д о в (волнуясь). Я, конечно, уважаю ваше мнение, Клим Елизарович. Но согласиться с вами, к сожалению, не могу. (После паузы.) Вы оцениваете нашу деятельность предвзято, субъективно. Тенденция у нас воспитательная… Я бы сказал, гуманная тенденция…

С о р о к и н (ворчливо). Как бы вы, молодой человек, своим слюнявым гуманизмом комсомол не развалили. (Машет рукой.) Ладно, мели, Емеля…

С к о р о х о д о в (упрямо). И буду молоть! Сергей Политов — настоящий комсомолец! (Запальчиво.) Героические поступки, конечно, бывают продуманными и стихийными. Но я уверен, что на такие поступки способны только благородные люди. Поэтому вношу предложение: выдать Сергею новый комсомольский билет.

И н г а (вскакивая). Я не согласна. Меня удивляет сам подход к проступку Политова. Мелодрама, да и только. К чему тут вздохи и ахи. Спасал Политова, если этому верить на слово, человек с известной репутацией. И я не совсем убеждена, что пиджак с комсомольским билетом смыло водой…

П о л и т о в (привставая с места). Инга Александровна!..

И н г а. Что — «Инга Александровна»?! Не постеснялся же твой «спаситель» подслушивать.

П о л и т о в (краснея). Я бы на вашем месте…

И н г а (перебивая). Сперва дорасти до моего места.

К о л о б о в. Твое предложение?

И н г а (резко). Я считаю, что за утерю билета Политову надо объявить строгий выговор!

С о р о к и н. Вот это принципиальный подход!

И н г а. И если нам быть принципиальными до конца, то человек, получивший строгое взыскание, не имеет морального права работать в горкоме комсомола…

К о л о б о в (удрученно). А что скажешь ты, Евгений Викторович?

С а м а р и н (опустив голову). У Политова, конечно, есть смягчающее вину обстоятельство. Он проявил немалое мужество. И с этим нельзя не считаться. Но перед строгой партийной дисциплиной все мы равны.

К о л о б о в (оглядывая всех). Кто еще хочет высказаться? (Встает.) Тогда разрешите мне подвести черту. (Политову.) А ты, Сергей, подними голову. Учись смотреть людям в глаза, что бы они тебе ни говорили. (Самарину.) Дисциплина, Евгений Викторович, действительно играет важную роль в нашей сплоченности. Но не главную.

М а р к (с вызовом). Мы сильны единством убеждений, а не количеством учреждений!

С а м а р и н. Это само собой разумеется.

К о л о б о в. Не всегда и не всеми. Инга, на мой взгляд, печется только о дисциплине. Да и ты, Евгений Викторович, весьма узко толкуешь проступок Политова. Сознательно или нет, но вы отделяете факт потери билета от обстоятельств, в которых все это произошло. Слушая вас, невольно начинаешь сомневаться: а было ли вообще стихийное бедствие и массовый героизм молодежи? (Сорокину.) Именно массовый, Клим Елизарович. По нему бы и следовало определять нашу тенденцию.

И н г а (с вызовом). Массовый героизм, может, и был!

К о л о б о в (Инге). Тогда зачем мы умаляем подвиг нашего товарища? Сотни комсомольцев видели, как ревущая вода уносила в море строительный лес. Видели, но не решались вступить в ледяную воду. А Сергей вступил.

С а ш а (взволнованно). Первым бросился в воду и, считай, последним выбрался…

С к о р о х о д о в (Колобову). Ставь на голосование.

М а р к (возбужденно). Кого мы убеждаем? Если мы не верим друг другу, то кому же мы верим? Так нельзя. Я — за выдачу комсомольского билета!

С а ш а. И без всяких строгачей!

К о л о б о в. Что ж, давайте голосовать.

И н г а. К чему эта формальность? И так все ясно. Остается только подхватить Политова на руки и с криком «ура» внести на заседание конференции.

С к о р о х о д о в. А ты без ложки дегтя и часу прожить не можешь.

И н г а. Гляди, чтоб у тебя от меда зубы не повыпадали.

К о л о б о в (ко всем). Кто за то, чтобы выдать Сергею Политову новый комсомольский билет? (Поднимает руку.) Прошу голосовать.

И н г а (Алле). Прошу записать мое особое мнение.

С о р о к и н (Алле). А мою реплику записала?

А л л а (со вздохом). Я все записываю, Клим Елизарович.

К о л о б о в (ко всем). А теперь ставлю на голосование предложение Никифоровой о представлении Политова к грамоте ЦК ВЛКСМ.

А б д у л а д з е (поднимая руку). Очень правильно!

С а ш а (поднимая руку). А я думала, что ты забыл.

С к о р о х о д о в (глядя на Сорокина). С партийной ответственностью!

М а р к. И с марксистско-ленинской принципиальностью!

С о р о к и н (вставая). Партийной ответственностью тут и не пахло, молодые люди. (Идет к выходу.) С такой легкостью к награде представляют, будто блины пекут. (Уходит.)

К о л о б о в (Алле). «За» — семь. «Против» — один. Три члена отсутствуют. Поздравляю тебя, Сергей!

Члены бюро поздравляют Политова. Инга спешит вслед за Сорокиным, за ней — Самарин. Колобов встряхивает Политова за плечи, Саша и Абдуладзе обнимают его.

С а м а р и н (Колобову). Давай-ка зайдем к Крохину. Туда, кажется, потопал и Сорокин. (Вздыхает.) Ну и ну…

К о л о б о в (Алле и Политову). Пока я буду у Крохина, наведите тут порядок. (Политову.) Держи нос по ветру.

Все уходят. В кабинете остаются Алла и Политов.

Поздний осенний вечер. Моросит дождь. Видна часть стены. В одном из окон горит свет, он падает на скамейку, где сидит Б е л к и н а. Она одета в легкий плащ с капюшоном, нетерпеливо поглядывает на окно, часто озирается по сторонам, прислушивается.

Б е л к и н а (вздыхая). Скоро моя смена. А он все сидит. Завтра конференция. Как бы из-за меня его не оговорили. Недаром же этот старый лис нюхал да вынюхивал: «Ходит к вам Колобов, не ходит Колобов…» (Смотрит на окно.) Куда ему ходить, если он до такого часа на работе торчит. Чем же Колобов досадил ему? (Копирует Сорокина.) «А скажите, милейшая, у вас отношения с Колобовым просто приятельские?» (Вздыхает.) Чего я только сгоряча не наплела. Ой дура, ой какая дура… (Встает, ходит взад-вперед.) Он же мою глупую болтовню против Андрея Ивановича обернет…

В темноте раздаются шаги. Белкина испуганно оглядывается. Слегка пошатываясь, из темноты выходит П е т ь к а.

П е т ь к а (заплетающимся языком). Так вот ты где… А я, как последний фраер… торчу возле больницы. Значит, в окошечко заглядываем?

Б е л к и н а (растерянно). Понимаешь, Петя… мне надо ему…

П е т ь к а (зло вскрикивая). Знаю! В кустиках шуры-муры…

Б е л к и н а (умоляюще). Петя, ты, кажется, пьян.

П е т ь к а (перебивая). Мешаю, значит, да? Боишься Андрея Ивановича, да? Недотрогу из себя корчишь. А сама к нему на свиданьице бегаешь. Эх ты, Белка… (Смотрит на окно.) Я, конечно, не он… я — таксоджигит… третьего класса… А тебя под начальство клонит…

Б е л к и н а (срываясь на крик). Петя! Как тебе не стыдно!

П е т ь к а (с угрозой). Я дождусь этого воспитателя… А ты катись в свою больницу. Не мешай мужскому разговору.

Б е л к и н а (смотрит на часы). Ой, я и в самом деле опоздала. (Петьке.) Завтра мы с тобой поговорим… (Убегает.)

П е т ь к а (споткнувшись о булыжник, падает). Рената! Постой, Ренатка. Убежала… (Встает, поднимает булыжник.) Здорово я застукал ее. (Смотрит на окно.) Хитер бобер. Меня, значит, в комсомол рекомендует, грамотами одаривает. (Угрожает булыжником.) Не пройдет, Колобов! Петька Бант не даст себя одурачить…

Свет в окне гаснет, в темноте слышатся шаги.

А свет, кажется, того… Кто-то идет. (Прячет булыжник за спину.) Я тебе не хилый монах, я тебе не Циник…

К о л о б о в (появляясь из темноты). Здорово, Петр! Ты кого тут поджидаешь? (Смеется.) Что такой неразговорчивый? Может, я помешал?

П е т ь к а (пьяно кривляясь). Нет, мой благодетель… Я знаю, что вы назначили свиданьице на этой скамеечке с кем-то другим. Но увы. (Ухмыляется.) Ее сегодня не будет. Она тю-тю! (Машет рукой.)

К о л о б о в (удивленно). Да ты, никак, хватанул горячего до слез?

П е т ь к а (зло). Хватанул! На радостях… В комсомол меня рекомендуют, а я вот раздумываю… За рекомендацию-то, оказывается, натурой платить надо… Сдается мне, дороговато запрашиваешь, Андрей Иванович… Я попервости думал, что вы все это от щедрого сердца. А ты в сторожа меня приставил и радуешься. Товар цел, и Петька Бант у дела.

К о л о б о в (подходя к Петьке). Не мути воду, Петр. Ступай домой и хорошенько проспись.

П е т ь к а (повышая голос). Гонишь, да? Мешаю, значит? Ты из меня человека сделать хотел, Андрей Иванович… Я в тебя поверил, а ты!.. Меня учил уважать Белкину. Красоту ее от дурного глаза беречь. А сам? Конокрад ты распоследний!..

К о л о б о в (встряхивая Петьку за плечи). Уймись, дурень! Какая муха тебя укусила?

П е т ь к а. Ты мне рот не затыкай! Крутишь, значит, с Белкиной? Да?!

К о л о б о в (усаживая Петьку на скамейку). Посиди, Петр! Я вызову дежурную машину. Иначе не миновать тебе вытрезвителя. (Оставив Петьку, делает несколько шагов в темноту.)

П е т ь к а (вскакивая). Смыться хочешь?! От Петьки не уйдешь… (Кидает булыжник.)

Колобов хватается за голову, медленно поворачивается, пошатываясь идет к Петьке.

К о л о б о в (тихо). Пьяный дурило… У меня же завтра… конферен… (Не договорив, падает.)

П е т ь к а (испуганно склоняется над Колобовым). Андрей Иванович!.. (Встает, озирается.) Откуда взялся булыжник?.. Чего я стою? Он же может… (Поднимает Колобова на руки.) Скорее в больницу… (Идет в темноту.) В больницу, в больницу… Такси! Эй, браток, подкинь в больницу… Такси! Эй, браток…

Приемная. На первом плане плакат: «Ударный труд и отличная учеба — лучший подарок городской комсомольской конференции!» Возле окна стоят И н г а и С о р о к и н. В приемную то и дело заходят д е л е г а т ы, рассматривают стенды, возбужденно гомонят, за дверью слышатся песни.

С о р о к и н. Что ни говори, Инга Александровна, а доклад у Колобова ершистый. Смелый, я бы сказал, доклад. Будто никого над ним нет, будто все ему нипочем. Режет правду-матку — и хоть трава не расти.

И н г а. Герой. Забинтованная голова впечатляет.

С о р о к и н. Хлопков было много. У делегатов небось ладони вспухли. Я и то несколько раз срывался в перепляс. (Раздумчиво.) Мда… Высоко парит. Сокол! Сразить такого можно только дуплетом…

Входит С а м а р и н. Он возбужден, расстроен.

С а м а р и н (в сердцах). Я тебя предупреждал насчет вчерашней драки. Зачем ты распустила слух среди делегатов?

И н г а (с заминкой). Я… не распускала никаких слухов. Я рассказала только Климу Елизаровичу…

Входит А л л а.

А л л а (ко всем). Уже дали три звонка.

С а м а р и н ( А л л е ). Пятунин приехал?

А л л а. Не знаю.

С а м а р и н (Инге и Сорокину). Идите, я сейчас. (Алле.) Куда девался Политов?

А л л а (растерянно). Я… не знаю…

С а м а р и н (грозя пальцем). Смотрите у меня. (Уходит.)

А л л а. Мы-то смотрим. А вот вы, кажется, ослепли. Всё шушукаетесь, всё сплетничаете. (Включает приемник.) Чего это в зале такая тишина? (Настраивает.)

Слышатся голоса, песни.

Скоро начнется. Андрей Иванович, наверное, волнуется. Еще бы. Доклад у него вон какой острый получился. Кто теперь усидит?

Песни и гомон враз затихают. Спокойный голос Колобова: «Товарищи делегаты! Разрешите продолжить работу конференции. Слово предоставляется бригадиру комплексной комсомольско-молодежной бригады строителей, ударнику коммунистического труда Николаю Звягину…» Аплодисменты. «Подготовиться к выступлению товарищу Сорокину».

Начинается. Сорокину прямо невтерпеж. (Выключает приемник.) Ну где же Сергей? Если он не поспеет до выступления Сорокина, то вся наша затея полетит в тартарары.

В приемную робко входит Б е л к и н а.

Б е л к и н а (смущенно). Здравствуйте… Меня пригласил Политов…

А л л а (с неприязнью). Проходите… Халат все-таки надо было снять.

Б е л к и н а (спохватившись). Я прямо с работы. (Снимает халат.) А Горохов не приходил?

А л л а (сухо). Мы его тоже ждем.

Б е л к и н а (с тревогой). Скажите, что с ним будет?

А л л а (строго). С ним — не знаю, а вас, Рената Белкина, я бы судила…

Б е л к и н а. За что?

А л л а (срываясь). За все! Что у него под окнами торчите… Что в кино приглашаете, с компанией своей сводите!

Б е л к и н а (сквозь слезы). Может быть, вы и правы…

В приемную быстро входит П е т ь к а.

П е т ь к а (снимая фуражку). Здравствуйте вам…

А л л а (оглядывая Петьку). Мне, Горохов, с таким типом, как вы, даже здороваться противно. (Что-то пишет на листочке.) Я сейчас вернусь. (Уходит.)

П е т ь к а (подходя к Белкиной). И тебя, значит, на ковер? Хорошее свиданьице, а? (Садится рядом.) Может, нас собираются пригласить в президиум?

Б е л к и н а (сквозь слезы). Смотри, Петя, как бы тебя в тюрьму не пригласили.

П е т ь к а. Суши сухари, Рената… (Смеется.) Чудачка! Колобов не такой человек. Он судит нашего брата на свой манер.

Б е л к и н а. Строго?

П е т ь к а (серьезно). Строже некуда. (Вздыхает.) Вчера после твоей перевязки я его на такси домой доставил. Сижу рядом и жду, когда он мне в рожу двинет, крепким словом обложит. А он молчит. Подкатили к подъезду, я и спрашиваю: «Может, мне прямо в милицию с повинной?» А он мне: «Не любишь ты, Петр, Белкину…» Я, конечно, на дыбы. Как, мол, не люблю, если я из-за нее в драку кинулся. Не из-за нее, говорит, а из-за себя, из-за недоверия к ней. Любовь, говорит, без веры — не любовь, а заразная болезнь. И пошел, и пошел… Отбрил меня и даже руки не подал… Так я и прослонялся до утра возле его дома.

Входит А л л а, вслед за ней — П о л и т о в. Алла включает приемник: кто-то откашливается, в зале шум, потом раздаются аплодисменты.

А л л а (Политову). Он, кажется, уже на трибуне.

П о л и т о в. А как же твоя записка?

А л л а. Наверное, не получил. Я просила его выйти на минутку. Хотела свести вот с этими.

П о л и т о в (Белкиной и Петьке). Вам бы лучше пока…

А л л а (резко). Нет, Сережа! Пускай сидят и слушают. Они еще нам пригодятся.

Шум и аплодисменты затихают, из приемника отчетливо слышен бодрый голос Сорокина: «Я хорошо понимаю, что ваши аплодисменты адресованы не только мне. Я — один из тех счастливых людей планеты, кому довелось видеть Ленина, беседовать с ним, выполнять его личные поручения и навсегда встать в ряды бессмертной партии…» Бурные аплодисменты. Звонит телефон.

(В трубку, выключив приемник.) Идет комсомольская конференция. В горкоме никого нет… Я? Я — секретарь-машинистка… Телефонограмму? Диктуйте! (Берет бумагу и быстро записывает.) Говорите громче! Кто приветствует нашу конференцию? Кто?!.. Ответорг ЦК ВЛКСМ по нашему краю? Дубровин? Спасибо!.. Я обязательно передам… (Кладет трубку, смотрит на всех.) Слышали? Из ЦК!

П о л и т о в (радостно). Вот здорово! Давай я отнесу Колобову.

А л л а (включая приемник). Надо сперва дослушать Сорокина.

Голос Сорокина: «…заслуги, повторяю, у городской организации немалые. Но Ленин учил нас сосредоточивать внимание на недостатках. А недостатки у вас, к сожалению, имеются. Взять, к примеру, работу бюро. Заседания проходят вяло, вопросы обсуждаются без должной остроты и принципиальности. Недавно я присутствовал на таком заседании…» Пока Сорокин откашливается, в приемную входит П я т у н и н. Ребята, сгрудившись у приемника, не замечают его. Пятунин тоже старается не выдать себя. «…Обсуждалось персональное дело комсомольца, потерявшего билет. Правильную оценку этому поступку дала только Денисова. Она требовала сурового наказания… Но ее голос, как говорится, остался гласом вопиющего в пустыне. Бюро дружным хором проголосовало за представление безбилетника к грамоте ЦК…» В зале шум, неразборчивые голоса. «И дирижировал этим хором конечно же сам первый секретарь товарищ Колобов…»

(Возмущенно.) Вон какую карикатуру нарисовал!

П е т ь к а (Политову). Это он про тебя?

П о л и т о в. Ничего, Андрей Иванович в долгу не останется…

Голос Сорокина: «В последние годы в нашем городе появляется все больше стиляг и девиц легкого поведения. Общественность ведет с ними непримиримую борьбу. Сатирическая газета «Солнечный удар» часто помещает их фотографии, обличает острым словом. Обличает, но не всех… Некоторых девиц товарищ Колобов берет под свою опеку. Будто бы в целях перевоспитания ходит с ними в кино, назначает свидания. А иногда после работы не чурается, так сказать, заглянуть к своим подопечным и домой…» В зале шум, кто-то кричит: «Регламент!», «Пусть говорит!», «Назовите фамилию…»

П е т ь к а (Алле и Политову). И охота вам слушать его трепню…

Б е л к и н а (сквозь слезы). Он же оговаривает Андрея Ивановича. Все его слова — ложь! (Закрывает лицо.)

А л л а (резко). Перестаньте хныкать!

Голос Сорокина: «Некоторые делегаты не доверяют моим словам. Я умышленно не называл фамилии, но, чтобы развеять сомнения, вынужден назвать. Девица, о которой шла речь, — некая Рената Белкина…» В зале шум. «Видимо, товарищ Колобов, перевоспитывая Белкину, развил слишком бурную активность. А ее очередному поклоннику эта активность показалась подозрительной, и он вынужден был студить пыл воспитателя недозволенным приемом». Слышен смех, оживленный гомон.

(Возмущенно.) Это же не его слова… Он говорит с чужого голоса.

П о л и т о в (нервно). Читает по бумажке. Но язвительный стиль выдает соавтора с головой.

П е т ь к а (Политову). Проводи меня в зал! Я при народе хочу высказаться. Они, дурни, не знают, над кем смеются. Да я за Колобова…

Б е л к и н а (плача). Мы отсюда так не уйдем… На меня пусть клевещет, пусть… А на Андрея Ивановича…

А л л а (припадая к приемнику). Тише! Слышите, что там творится?..

П я т у н и н (подходя к столу). Ну, здравствуйте, молодежь!

А л л а (вскакивая). Здравствуйте, Семен Николаевич…

Петька и Политов тоже встают. Все смущены его появлением. Белкина, закрыв лицо, плачет. Алла незаметно выключает приемник.

П я т у н и н. А ты, красавица, чего плачешь?

Б е л к и н а (сквозь слезы, резко). Никакая я вам не красавица!.. Я… человек! И никому не позволю обзывать меня всякими словами…

П я т у н и н (улыбаясь). Успокойтесь, девушка. Я вовсе не хотел вас обидеть.

П е т ь к а. Пойдем, Рената. (Шепчет ей что-то на ухо.)

Б е л к и н а. Так вы, значит, самый главный секретарь?

П я т у н и н (улыбаясь). Пока просто первый секретарь.

Б е л к и н а (возбужденно). Я понимаю… Я в том смысле, что вы главнее старого большевика?

П я т у н и н (пожимая плечами). В общем-то — да.

Б е л к и н а (беря Петьку за руку). У нас к вам срочный разговор. (Показывает на приемник.) Там совершается преступление. Там оговаривают самого честного человека… Он ни капельки не виноват. Это мы его подвели… Понимаете?

П я т у н и н (строго). Я слышал, что говорилось там. И что говорилось тут, тоже слышал.

А л л а (удивленно). Как?

П я т у н и н (Алле). Секрет. Я все понял, Рената. Усвоил, как говорят бюрократы, суть. А о деталях поговорим в другой раз.

Б е л к и н а (Петьке). Пойдем, Петя, пойдем…

П е т ь к а (Пятунину). Если что, мы хоть к самому прокурору…

П о л и т о в. Я провожу вас.

Белкина, Петька и Политов уходят.

П я т у н и н (Алле). Включи.

А л л а (включая). Наверно, уже кто-нибудь другой выступает.

Голос Сорокина: «Я уверен, что конференция даст принципиальную оценку всем недостаткам, которые имели место и в работе бюро и в деятельности некоторых руководящих товарищей. На ошибках мы учимся. Поэтому хочу пожелать вам: выбирайте в руководящие органы людей достойных, проверенных, чтобы никому из нас не пришлось потом за них краснеть… Успехов вам! Да здравствует вечно юный комсомол, помощник и резерв нашей партии!» Аплодисменты.

П я т у н и н (присаживаясь к столу). Да, брат, задача… (Выключает приемник.) Жарковато будет Колобову. (Щурится на Аллу.) Позови-ка Ивана Григорьевича. Шепни, чтобы не слышал Колобов. (Смотрит на часы.) Я ведь в самоволке.

А л л а. Может, вам лучше в кабинет пройти?

П я т у н и н (оглядывая приемную). Тут просторнее.

А л л а (идет к двери, потом возвращается). Я только вот что хотела вам сказать. Мы все переживаем за Андрея Ивановича. Он такой… Ну, в общем, он не такой… Он совсем другой. Даю вам честное слово! Вы верьте ему, Семен Николаевич…

П я т у н и н (заметно волнуясь). Ладно, ладно. Тоже мне заступница.

А л л а. Я позову, а сама побуду за дверью. Если понадоблюсь…

П я т у н и н (с улыбкой). Догадливая, стрекоза. Ступай.

Алла уходит. Пятунин встает и медленно прохаживается по комнате, внимательно рассматривает стенды.

Обставил он тут все здорово. Прямо-таки со вкусом… (Потирает грудь.) Вроде и не волновался, а мотор уж того… На пенсию пойду. Хватит, я свое отвоевал. Буду, как Сорокин, с воспоминаниями выступать. К пионерам подамся. Весело и опять же — всегда при галстуке…

Входит К р о х и н. Он возбужден, растерян.

К р о х и н (пожимая руку). Хорошо, что ты приехал. Надо срочно что-то предпринимать. Сорокин все испортил. А сейчас выступает Денисова и цитирует статью итальянца. В зале творится… черт знает что. Представитель крайкома уже созванивается с краем…

П я т у н и н (садясь на место Аллы). Успокойся, Иван Григорьевич. Я слышал выступление Сорокина… И реакцию зала тоже слышал.

К р о х и н (удивленно). Когда ты успел?

П я т у н и н. И еще я успел пообщаться с Ренатой Белкиной и ее «очередным», как выразился Сорокин, поклонником.

К р о х и н (разводя руками). Ну, знаешь… Ты меня разыгрываешь?

П я т у н и н (глядя на часы). В больнице скоро меня хватятся. Ближе к делу. Что ты думаешь о выступлении Сорокина?

К р о х и н (подумав). Оно, конечно, с некоторым перекосом. Но от фактов, сам знаешь, не открестишься.

П я т у н и н (щурясь на Крохина). Факты-то липовые.

К р о х и н. Черное белым сразу не закрасишь. При голосовании его, очевидно, прокатят.

П я т у н и н. У тебя небось созрел запасной вариант?

К р о х и н (неуверенно). Думаю, что лучшей кандидатуры, чем Самарин, нам не сыскать…

П я т у н и н (раздраженно). Опять двадцать пять. А мнение делегатов ты учел?

К р о х и н. Молодежь, кажется, его уважает. Самарин более сдержан, более терпим, более гибок…

П я т у н и н (перебивая). Слишком гибок! А на секретарском посту нужен парень с крепким хребтом.

К р о х и н. Согласен, Семен Николаевич…

П я т у н и н (резко). А ты со мной не соглашайся! Ты спорь, доказывай, убеждай. Меня не сегодня завтра спишут на пенсию. Тебе править кораблем. Но за его курс я тоже в ответе… Из партии, как ты понимаешь, на пенсию не уходят…

К р о х и н (поддакивая). Понимаю… Но его провал поставит под сомнение и наш авторитет… На него были виды в крае…

П я т у н и н (резко). Ты, Иван Григорьевич, поминки не справляй! Виды на него есть и, надеюсь, после конференции останутся.

К р о х и н. Ты думаешь, он выплывет? (Оглядывается на дверь.) Колобова, конечно, можно спасти. Соберу партийную группу. Поприжму кого следует…

П я т у н и н (перебивая). Прижимать никого не надо. (Твердо.) Я верю не только Колобову, но и тем, кому дано право судить его. Крепко верю, Иван Григорьевич. (Вздыхает.) Жаль мне отпускать его в край, да, видно, придется. Такого секретаря не сразу найдешь. Талант общественника так же редок, как талант художника, писателя, музыканта. Может, даже реже.

К р о х и н (недовольно). Не слишком ли ты с ним цацкаешься?

П я т у н и н (беря Крохина под руку). Во времена оны с Колобовым бы, конечно, не цацкались. Достаточно одной-двух анонимок — и к человеку навсегда потеряно доверие. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон. Анонимщик и демагог обычно целят в того, кто им больше всего досаждает.

К р о х и н (осторожно). Но старейшего большевика в демагогии не заподозришь. А потом, если сравнить авторитет Сорокина и Колобова, то ты сам понимаешь…

П я т у н и н (перебивая). Я-то, кажется, начинаю понимать. Думаю, и ты скоро кое-что поймешь. (Смотрит на часы.) Ну, я побежал. А ты давай руководи тут. Сегодня у нас с тобой тоже экзамен. Экзамен, так сказать, на прозрение.

Оба уходят.

Квартира Сорокина. Довольно просторная комната, залитая ярким электрическим светом, у окна — стол, на нем — закуска, бутылка, самовар. С о р о к и н, потирая руки, ходит по комнате, нетерпеливо поглядывает на телефон. Стены, как в музее, увешаны грамотами, сувенирами, на видном месте висят тельняшка и бескозырка. Звонит телефон.

С о р о к и н (поднимая трубку). Квартира Сорокина. А… Это ты, женушка моя драгоценная. Гостей пока нет… Что? Тебе не нравится моя затея? А трехкомнатная квартира тебе нравится?!.. Что?.. Инга обещала заглянуть после конференции с новым секретарем. (Оглядывается на стол.) Я тут с ними чайку попью… И про житье-бытье потолкую… Что? Засиделась? Неудобно? Ерунда, побалагурь еще часика два… (Подходит к столу. Наливает стопку водки, молча чокается с самоваром, выпивает.)

Кто-то звонит в дверь. Сорокин радостно улыбается, потирает руки и, напевая «Наш паровоз, вперед лети…», идет открывать. Входит К о л о б о в, голова у него забинтована. Сорокин шарахается от него, как от привидения.

К о л о б о в. Я к вам по весьма важному делу. (Смотрит на стол.) Прошу извинить за столь бесцеремонное вторжение, но разговор неотложный. И желательно с глазу на глаз.

С о р о к и н (растерянно). В такой час?

К о л о б о в (разводя руками). Только что закончился пленум. Я, к сожалению, завтра улетаю. А разговор, повторяю, неотложный.

С о р о к и н (приходя в себя). В крайком небось с жалобой летишь?

К о л о б о в (разглядывая стены). На беседу вызывают.

С о р о к и н (покровительственно). Жалобами ничего не поправишь. Молодежь нынче пошла зубастая. Не пришелся ты ей чем-то. Вот она тебя на лихой тройке и того самого… Но ты, Колобов, крепись. В крае тебя куда-нибудь пристроят.

К о л о б о в (кивая на стены). А у вас настоящий музей. Грамот одних, наверно, десятка три наберется.

С о р о к и н (с подвохом). Была бы халупа поболе, можно и еще кое-что выставить. Жалко, что ты не успел ни одной грамотки мне подписать. Все дружков своих ублажал, а они вон как с тобой обошлись.

К о л о б о в (глядя в упор на Сорокина). Разговор будем вести стоя или, может, присядем?

С о р о к и н. Ты уж извиняй, Колобов, гостей я жду. Стоя оно всегда вроде короче получается. Если ты пришел высказать свою обиду за мое выступление, то, как говорится, не обессудь. Что заслужил, то и получил. Я человек простой и рублю сплеча.

К о л о б о в (вынимая из кармана конверт). Пускай ваше выступление, Клим Елизарович, останется на вашей совести. (Подходит к стене, внимательно рассматривает тельняшку.) Эта форма ваша или вашего родного брата Кирилла Елизаровича Сорокина?

С о р о к и н (растерянно). Что? Какого такого брата?

К о л о б о в (твердо). Матроса с крейсера «Вихрь». Члена партии большевиков с 1915 года. (Поворачивается к Сорокину.) А вы, Клим Елизарович, в каком году вступили в партию?

С о р о к и н (оглядываясь на дверь). То есть как это в каком? В том самом, какой проставлен в билете… (Спохватившись.) Да и чего это я перед тобой отчитываюсь?

К о л о б о в (подходя к противоположной стене). Вот тот документ, ради которого вы… (Читает вслух.) «Товарищи! Порядок в городе надо восстановить во что бы то ни стало. Хаос и неразбериха на руку врагам революции. Комиссаром дружины назначается тов. Сорокин К. Е. Человек он проверенный, член партии с 1915 года.

С ком. приветом (В. Ульянов) Ленин».

С о р о к и н (раздраженно). Проглотил?! То-то и оно. Может, документу не доверяешь?

К о л о б о в (глядя на Сорокина). Вы, Клим Елизарович, вступили в партию в 1919 году. А следовательно, сей документ принадлежит не вам…

С о р о к и н (резко перебивая). Ах, вон ты куда гнешь. Решил оклеветать старого большевика! Не то время, Колобов! Под меня уже не раз копали. И в тридцатые и во времена культа. Слава богу, выжил.

К о л о б о в (перебивая). В девятнадцатом году вы жили в одном из уездов Вологодской губернии?

С о р о к и н (в замешательстве). Допустим, что жил…

К о л о б о в (вынимая из конверта лист бумаги). А то, Клим Елизарович, что в уезде в те далекие времена выходил агитлисток под названием «Светлый путь».

С о р о к и н (потерянно). Я не помню… (Старается что-то прочесть на конверте.) Выкладывай, чего там? (С напускной строгостью.) Только предупреждаю, Колобов: тебе за эту авантюру не поздоровится. Я… ты меня знаешь…

К о л о б о в (резко). Знаю, Клим Елизарович! (Разворачивает листок.) Это фотокопия того самого агитлистка.

С о р о к и н (недоверчиво). Фотокопия, говоришь? (Близоруко разглядывает.) А где оригинал? Небось корова языком слизала?..

К о л о б о в. Оригинал находится в районном музее революционной славы. Захочется взглянуть — я дам вам адрес. Но сперва разрешите мне прочитать коротенькую заметку. Называется она так: «Хочу быть похожим на брата».

Сорокин испуганно отступает, затравленно оглядывается.

Слушайте, Клим Елизарович! «Третьего дня перестало биться сердце верного сына партии большевиков, моего кровного брата Кирилла Елизаровича Сорокина…»

С о р о к и н (пятясь, хватается за грудь). Хватит, Колобов… Двигатель у меня, сам знаешь… Того и гляди заглохнет…

К о л о б о в (подавая Сорокину стакан воды). А вы, Клим Елизарович, жидковаты в коленях. Минуту назад гоголем передо мной — и вдруг…

С о р о к и н (отечески). А ты, сынок, поживи с мое… Брат на моих руках помер… Лучше бы меня бандиты на кресте распяли. Мученической смертью, скажу тебе, умирал, а от нашей веры не отрекся. Герой. Да ты присядь, присядь….

К о л о б о в. Спасибо. (Вглядывается в Сорокина.) Зачем же вы предали его веру?

С о р о к и н (закрывая глаза, стонет). Ох… ох… Старуха слегла, в больницу свез… Теперь, кажется, моя очередь настала…

Звонит телефон.

Пускай тявкает, пускай. И кому это так неймется?

К о л о б о в. Может, это гости? Я подниму трубку…

С о р о к и н (вскакивая). Что? Я сейчас. (Берет трубку.) Квартира старого большевика Сорокина! Слушаю… Ах, это ты… (Оглядывается на Колобова.) Что?! (Потерянно.) Избрали, говоришь?.. Так-так… Понятно, будь здорова… Что? Некогда, некогда мне с тобой распатякивать. (Кладет трубку, вспоминает о сердце.) Что мне с ним делать? Горе какое свалится — задыхаюсь… Нечаянная радость выпадет — тоже трепыхается как телячий хвост. (Протягивает к Колобову руку.) Выдюжил, значит? Поздравляю! От всего сердца поздравляю! Я знал, что ты устоишь. Потому и высек по-отечески. Не взыщи, Андрей Иванович. Я всяким тонкостям в обхождении не обучен… (Наливает две рюмки.) Давай-ка по русскому стародавнему обычаю выпьем за твой успех. (Влюбленно и преданно.) Выдюжил-таки… За тебя, Андрей Иванович!

К о л о б о в (смущаясь). Спасибо, Клим Елизарович… Но выпить с вами не могу. Неискренно это будем с моей стороны. Да и с вашей — тоже.

С о р о к и н (деланно бодрится). За меня не расписывайся. Я человек старой закваски. Обиду за пазухой не держу. И раз поднял за тебя чарку, то хоть плюй в глаза, а я выпью. (Выпивает.) С надеждой я гляжу на таких вот соколов. Старая гвардия уходит. Вам править державой, Андрей Иванович. И чем лучше мы вас обстреляем, тем крепче будете стоять на ногах. За битого, говорят, двух небитых дают…

К о л о б о в (настойчиво). И все же зачем вы предали брата?

С о р о к и н (съежившись, будто от удара). Слова у тебя какие-то: «предал»… Заладил одно и то же! Сперва разберись, а потом уж и словами сори… Вот где у меня кровный мой братан… (Стучит в грудь.) А ты — «предал». С партийным стажем кой-какая закавыка вышла — признаю… (Выпивает.) Тут и вины моей с гулькин нос. В конце двадцатого года кто-то документы у меня цапанул. Вместе с партийным билетом, конечно… Я струхнул малость. А тут первичную ячейку беляки в расход пустили… Ну и вспомнил, значит, про бумагу, что от брата мне досталась… Показал ее в партийных инстанциях по новому месту работы, там все так и ахнули… Время было, сам понимаешь, горячее, не до формальностей разных. Такая вот история, Андрей Иванович…

К о л о б о в (глухо). Подлая история! Вы присвоили себе чужую славу! Вы вычеркнули из истории настоящего героя!

С о р о к и н (выставляя вперед руки). Постой, постой! Не горячись, Андрей… Я вместе с братом служил на флоте. У нас с ним почти все сходится… Он чуток раньше в партию вступил? Зато я больше сорока лет в ее рядах. Он — четыре, а я — сорок!

К о л о б о в (порывисто). Эх вы! (Ходит по комнате.) Бухгалтер вы, Клим Елизарович. Равнодушный бухгалтер. Предав брата, вы предали свою совесть. И с той поры самые благородные ваши поступки носят клеймо фальши. Да-да, именно клеймо. Вы думали, что предательство возвысит, а оно унизило, согнуло, раздавило вас.

С о р о к и н (наполняя рюмку). Может, и бухгалтер, может, и с клеймом… (Пьет.) Кто тебе эту бумагу подсунул?

К о л о б о в (с досадой). Какая разница? Просто честный человек, ленинградец. Он отдыхал в одном из наших санаториев. Заподозрил вас в бахвальстве про встречу с Лениным. Вот и докопался до истины.

С о р о к и н (угрюмо). И давно она у тебя?

К о л о б о в (с оттенком безразличия). Позавчера, кажется, получил…

С о р о к и н. Позавчера?! (Разглядывая штемпель.) И в самом деле… Чего же ты на конференции не зачитал? Разоблачать, так разоблачать с треском. Неужто пожалел?..

К о л о б о в (с вызовом). Пожалел! Но не вас, Клим Елизарович. А тех ребят, что сидели в зале. Для них свято имя, к которому вы так бессовестно присосались. Из неокрепшей души вынуть занозу обмана не так-то просто. Тут нужна деликатность. Вас разоблачишь — и на честных большевиков бросишь тень. (Устало.) Циников и так расплодилось немало.

С о р о к и н (цепляясь за мысль). Вот именно, Андрей Иванович! В корень, можно сказать, смотришь. Ну, разоблачишь ты старика, а какой тебе с этого навар? Случись со мной что, ноги, к примеру, откину… С кого спрос?

К о л о б о в (возмущенно). Ну и мастак вы, Клим Елизарович! То будто паутиной обволакиваете, то жало показываете.

Звонит телефон.

С о р о к и н. Пускай тарахтит. Гостей мне не надо. (Наполняет рюмку.) Я сам себе сегодня гость. Ты выпить со мной брезгуешь… (Качает головой.) Нюх у тебя, Колобов… Ингу небось тоже турнешь?.. (Выпивает.) Она штучка еще та… Гусыня самого раннего выводка. Оттого, видать, и строптива. Будь ты поласковее, я бы кое-что порассказал… (Тоном заговорщика.) Про того же Самарина. С двойным дном хлопчик, учти.

К о л о б о в (отдавая письмо). Я думаю, у вас достанет мужества рассказать обо всем на совете старейших. Они выдвинули вас в совет, им и решать вашу судьбу.

С о р о к и н (растерянно). Как?.. Такую бумагу и без всякой расписки? А если я ее того?

К о л о б о в (сурово). Как бы вы теперь ни поступили, имя революционера-ленинца Кирилла Елизаровича Сорокина будет восстановлено! Прощайте. (Уходит.)

Сорокин смотрит на дверь, молча обходит коллекцию грамот, останавливается напротив тельняшки.

С о р о к и н (сокрушенно). Все пошло прахом… Нету больше старейшего большевика. И слава, и почести, и квартира…

Звонит телефон.

Растоптал, как навозного жука. (Внимательно вглядывается в конверт.) Сорок четыре года минуло… И на тебе: всплыла правда-матка… Кому она нужна? Кириллу? Ему все равно… Я ж и про его дела рассказывал. А что себе их приписывал… ну так вышло… Живым больше веры. Кто-то должен вспоминать про революцию… Я не щадил живота. Инга подтвердит. (Хватается за голову.) А это мысль! Хорошо, что я про нее ничего такого не сказал… Соберем со всех дружин, а еще лучше со всех отрядов отзывы пионеров… (Смотрит на грамоты.) И эти регалии приложим к делу. Пока Колобов будет загорать в крае, я тут кое-что проверну… (Наполняет рюмку.) За воскрешение Кирилла Елизаровича и за спасение его кровного братца! (Пьет.)

ЭПИЛОГ

Минуло несколько лет.

Просторный кабинет первого секретаря крайкома комсомола. Настенные часы бьют одиннадцать. В кабинете накурено. С а м а р и н сидит в кресле. На подлокотнике — пепельница, полная окурков. К о л о б о в медленно ходит по кабинету, слушает Самарина. Оба заметно изменились…

С а м а р и н (заискивающе). Я не хотел отнимать у тебя столько времени. Ты первый секретарь краевой организации, под твоим началом четыреста тысяч. Дел, конечно, невпроворот. Но я тоже твой, так сказать, подопечный. Положение у нас разное. Тебя за эти годы вознесло, а я… (Спохватившись.) Видимо, каждому свое. (После паузы.) Политов был к тебе ближе, но ведь и я не враг. Ты растил его, я тоже… Мы с ним не один год проработали вместе. Случались иногда крутые разговоры. Я, как первый секретарь горкома, обязан был поправлять молодого секретаря райкома. Все было бы хорошо… Не спутайся он…

Телефонный звонок. Колобов, обойдя стол, поднимает трубку.

К о л о б о в (в трубку). Да-да! Заказывал. Девушка, соедините меня с Васенковским роддомом… Что? С главврачом, пожалуйста… Уже поздно? Тогда с кем-нибудь, кто может дать справку. (Прикрывая трубку, Самарину.) У нас там секретарь райкома комсомола никак не разродится. Огонь дивчина, а в этом деле пасует. (В трубку.) Опять крайком комсомола беспокоит… Родила?! Пацана?! Сколько? Почти четыре? Молодец Соломенцева! Как она себя чувствует? Нормально? Поздравьте ее от всей души. Скажите, что мы к грамоте ее представим. (Смеется.) Спасибо!.. Как кто говорит? Простите, я забыл представиться. Скажите, что Колобов звонил. До свиданья. (Самарину.) Продолжим, я тебя слушаю.

С а м а р и н (раздумчиво). А ты постарел. Недавно за тридцать перевалило, а на висках седина. Не щадят нас годы, Андрей. С женой отношения наладились?

К о л о б о в (сдержанно). Все перетерлось. Мало я ей внимания уделяю. Все работа, работа… (Смотрит на часы.) Однако мы, кажется, от главной темы уклонились.

С а м а р и н (вздыхая). Из Сереги мог бы со временем вырасти хороший работник. Хваткий был паренек…

К о л о б о в (перебивая). Твоя версия, что Серега спутался с Черновой, — мыльный пузырь! Чернова работала инструктором. У нее плохо складывались семейные дела. Она собиралась уехать. А Серега ее не отпускал. Не хотел терять хорошего работника. И тут вмешался ты, Самарин. Искусственно все запутал. Довел парня до бюро. Я не хочу вдаваться в детали, но твердо убежден, что его смерть и на твоей совести…

С а м а р и н (пытаясь встать с кресла). Ты такими словами не бросайся. Мою совесть через лупу, можно сказать, разглядывали. Смерть Политова для всех нас загадка. Кто бы мог подумать, что он в шестибалльный шторм вздумает выйти в море. Парусник заметили, когда тот был уже далеко. (После паузы.) Если все, кому объявляются взыскания, будут кидаться в море, то сам понимаешь, что из этого получится. (Возмущенно.) Мальчишество!

К о л о б о в (открывая сейф). Ты говоришь, что твою совесть разглядывали через лупу… И признали ее чистой. А вот совет старейших большевиков требует исключить тебя из партии. Значит, не все признали твою безгрешность.

С а м а р и н (порывисто и зло). Я вижу, куда ты клонишь. Бить лежачего, Колобов, — дело нехитрое. Я пришел к тебе, чтобы посоветоваться. Завтра решается моя судьба.

К о л о б о в (показывая конверт). Это письмо Сереги Политова… Написано оно сразу после бюро… твоего последнего разговора с ним…

С а м а р и н (достал папиросу, рассеянно ищет спички). Приберег на закусочку? Я знал об этом письме. Уверен, что Политов сгоряча написал такое… Хочешь зачитать на бюро?..

К о л о б о в (в раздумье). Раз ты пришел на исповедь, то я прочту его только тебе. Может, так будет лучше… Мне тоже кое в чем надо разобраться. (Вынимая письмо из конверта, смотрит на Самарина.) Но прежде разреши задать тебе еще один вопрос. Во что ты веришь? Веришь преданно, убежденно, без оглядок и со мнений? И, если можно, давай начистоту.

С а м а р и н (гася папиросу, нервно). Начистоту так начистоту. (Задумывается.) Мне кажется, что эпоха фанатичной веры канула в Лету. Может, я, конечно, ошибаюсь. Но я попытаюсь привести некоторые аргументы… Нас называют по-разному. Дети войны. Обездоленное поколение. Дети сурового времени. Иногда даже поколением культа… В общем, кто во что горазд. Мировоззрение нашего поколения действительно формировалось в сложное время. Вряд ли надо объяснять, что я имею в виду. С пеленок нас учили верить в личность. И мы верили. Верили убежденно, преданно и без сомнений. И что же? (После паузы.) Затем мы стали постепенно, но уже с оглядкой привыкать к другой личности. И вскоре почти поверили в нее. И тоже почти убежденно и почти преданно. (Помолчав.) Но был октябрь шестьдесят четвертого… (Тяжело вздыхает.) А сколько ударов, так сказать, местного значения выпало на нашу веру. Взять, к примеру, того же Сорокина. (Упавшим голосом.) Завтра на бюро тоже могут нанести удар по вере… Нет, Андрей, мы, кажется, заболели сомнением… Подозреваем друг друга в неискренности. Вот ты меня уже несколько часов слушаешь, а не веришь.

К о л о б о в (раздумчиво). Сложная у тебя болезнь, Самарин. (Вздыхает.) Но коль ты не отлучаешь меня от своего поколения, то позволь и мне высказаться. (После паузы.) Начну с того, что я горжусь своим поколением. Да-да, горжусь! И какие ярлыки к нему ни приклеивай, оно в основе своей морально чистое и духовно здоровое. Да, оно прошло трудное испытание! Но устояло. Издержки бывают всюду. А в таком многогранном процессе, как формирование мировоззрения целого поколения, они неизбежны…

С а м а р и н (иронически). Значит, ты меня уже списываешь в издержки? В отходы, так сказать…

К о л о б о в (резко). Ты не красная девица, Самарин. У нас мужской и, я полагаю, партийный разговор.

С а м а р и н (закуривая). Извини…

К о л о б о в. Ты говорил о своей привязанности к личностям. Я тоже за уважение личности. И даже за увековечивание ее в бронзе, если она своими деяниями прославила мою родину, мой народ. Но я не могу согласиться с теми, кто ставит знак равенства между такими емкими, такими высокими понятиями, как Родина и личность, Народ и личность, Партия и личность. Здесь равенства нет и никогда не может быть! Вера в личность и вера в идеалы многомиллионной партии — это далеко не одно и то же, Самарин.

С а м а р и н. Благодарю за популярное разъяснение. (Нетерпеливо.) Ты, кажется, обещал прочитать письмо Политова.

К о л о б о в (хмурясь встает, подходит к окну). Ночь… Рано он ушел в ночь… Ему надо было жить. Он обязан был идти дальше нас. (Вынимает из конверта письмо.) Слушай, Самарин. (После паузы.) Письмо очень личное, но я прочту его полностью. (Читает.)

«Андрей, здравствуй!

Ты видел, как стреляют в совесть? Совесть — это белая птица. Почему белая? Не знаю. Нет, это не розовая чайка, и не лебедь, и не аист. Птица-совесть — крылатый обобщенный образ. Белизна ее оперенья символична. Птица-совесть почти беззащитна. Легко ранима. Ее можно испачкать, подрезать крылья, убить…

Будь моя воля, я бы каждый грядущий день начинал с призыва: «Люди, берегите белую птицу!»

Ты, видимо, читаешь эти строки и иронически улыбаешься. До какой критической точки дошел первый секретарь райкома комсомола. А я пишу их и задыхаюсь. Только что состоялось судилище, после которого трудно, просто невозможно жить. Черной, липкой, как смола, клеветой испачкали мою гордую белую птицу…

Меня обвинили в сожительстве. Меня, который за двадцать четыре года не объяснился в любви ни одной девушке. Что это? Жестокая ирония судьбы? Нет, чудовищное надругательство! И произошло оно в храме Чести и Справедливости. И совершил его сам товарищ Самарин…

Мне трудно писать связано. Надеюсь, ты понимаешь меня. Поводом к разбирательству послужила анонимка. Человек в маске, без лица и имени, клевещет на вожака молодежи. Вот она — всесильная ложка дегтя! Я не знаю, какое будет принято решение. Бюро заседает. Может, я поступил как мальчишка, но я отказался отвечать на вопросы и хлопнул дверью… Я задыхаюсь от возмущения, мне тяжело, Андрей, невыносимо тяжело…

Ты учил нас вере в людей, вере в человеческую совесть — вершину мыслящего существа! Громкие слова? Нет, это истина, Андрей! Я тоже хочу, чтобы моя вера, как и твоя, помогала людям. Пусть на моем пути встречаются Белкины, Гороховы и даже Циники. Кстати, у Ренаты и Петьки родился сын. И Циник теперь не Циник, а сотрудник городской библиотеки. Ты, наверно, думаешь, что я решил тебе польстить? Нет, и еще раз нет! Я заговорил о вере и совести не случайно. Ведь когда человека избирают на руководящий пост, ему тоже верят. Верят сотни, тысячи, а иногда и миллионы. Какими же человеческими и гражданскими качествами должна обладать личность, в которую поверили тысячи? Как высоки и благородны должны быть ее устремления? Какой безграничной чистоты должна быть ее совесть? Прости, меня вызывает Самарин».

«…Решение принято большинством в один голос. Представляю, как трудно дался ему этот голос. Я сказал все, что думаю о нем. Он тоже не стеснялся в выражениях. Ты, говорит, критикуешь на пленумах и бюро мой стиль работы с дальним прицелом. Мне душно и гадко. В голове все смешалось. Хочу на воздух, к морю… Извини, но писать нет сил… Допишу, когда разберусь во всем и в себе тоже…» (Закончив читать, смотрит на Самарина.)

С а м а р и н (воспрянув духом). Вот видишь: он и не собирался топиться. Значит, его гибель — трагическая случайность.

К о л о б о в (после паузы). А ты, видимо, боялся неопровержимых улик?

С а м а р и н (заметно приободрясь). Как тебе сказать. Сгоряча можно понаплесть такого, что потом и на трезвую голову не распутаешь. (Встает, подходит к Колобову.) Паренек он был взвинченный. Совесть у него — белая птица. Райком — храм чести. Нервная натура. Выговор-то ему объявили без занесения в учетную карточку.

К о л о б о в (резко). Он был слишком честен, чтобы примириться с ложью. Даже если ее не заносят на бумагу.

С а м а р и н (с нотками демагогии). Ни он, ни Чернова и свою защиту не сказали ни единого слова. А молчание… сам знаешь. И если говорить честно, то я очень сомневаюсь, чтобы в наше время взрослый парень ни разу не объяснился в любви… Эмоций много, а искренности не очень-то.

К о л о б о в (глядя в упор на Самарина). А ты страшный человек, Самарин. Ты ведь действительно ни во что не веришь. Зачем же ты пришел ко мне? (Разворачивает письмо.) Ты бросаешь тень на его искренность. А вот послушай, какую приписку учинила в этом письме Алла. Та самая Алла, в которую ты тоже не верил. И все же бывшая секретарь-машинистка стала ответственным работником райкома. Путь, прямо скажем, не из легких. (Читает.) «Андрей Иванович! Это незаконченное письмо я нашла в столе Сергея. Оно лежало в уголке ящика, под бумагами. Никто его не заметил. Я тоже обнаружила совершенно случайно. Несколько дней держала его у себя, перечитывала и плакала. Я ведь любила Сережу. Он бы так увлечен делом, так предан долгу, что вряд ли догадывался о моем чувстве… Андрей Иванович, поверь мне: Сережа был не способен на подлость. Слишком чистая, слишком возвышенная у него душа. Слишком благороден и даже целомудрен был он в отношениях с товарищами. Рядом с ним всегда хотелось быть лучше. Я любила и буду любить его. Я клянусь тебе, что сделаю все, чтобы его гордая белая птица жила вечно. С уважением, Алла».

Некоторое время Колобов и Самарин стоят друг перед другом молча.

С а м а р и н (тяжело вздохнув). К сожалению, влюбленные видят все в розовом свете. (Рассудительно.) Ты вот упрекаешь меня, что я ни во что не верю. А ты помоги мне обрести веру.

К о л о б о в (с неприязнью). Веру надо обретать не через личные выгоды, Самарин. С такой верой человек не имеет права занимать руководящее положение в комсомоле…

С а м а р и н (растерянно). Вон куда вывел… Из-за сумасбродного мальчишки ты готов зачеркнуть все мои заслуги.

К о л о б о в (устало). Столько переговорено, а ты, кажется, так ничего и не понял. Жаль. Дело ведь не в степени твоей виновности. Мы говорим о совести. Есть ли она у тебя?..

С а м а р и н (перебивая). Ну, знаешь! Может, ты сомневаешься и в моем существовании?

К о л о б о в (резко). Нет, Самарин, не сомневаюсь! Ты действительно существуешь… А вот Сергея Политова уже нет.

С а м а р и н (посматривая на стенные часы). Боюсь, что нам ночи не хватит. А утром бюро… (Заискивающе.) Тебе, наверно, подготовиться надо? Да и мне кое-что обдумать… В общем, Андрей, если ты замолвишь за меня словечко, то даю честное слово…

К о л о б о в (перебивая). Не надо, Самарин! Не произноси этих слов. Слишком разно мы понимаем их истинное значение.

С а м а р и н (потерянно). Может быть, может быть… (Пожимая плечами, берет портфель, шляпу, молча идет к двери.)

Колобов окаменело стоит у окна, задумчиво смотрит на письмо.

К о л о б о в (взволнованно, в зал). «…Будь моя воля, я бы каждый грядущий день начинал с призыва: «Люди, берегите белую птицу!»