Глава 18

Эзме обнаружила, что она вовсе не такая смелая, как ей казалось — а может, это был последний вздох ее девической скромности… Когда Куинн начал снимать белые атласные бриджи, она юркнула в кровать и с головой укрылась шелковым покрывалом.

— Возможно, у меня на теле и есть несколько шрамов, но я вовсе не такой страшный, уверяю тебя!

— Я не боюсь, — глухо ответила она из-под покрывала. — Просто… я еще никогда не видела совершенно голого мужчины.

— Вот как? — усмехнулся он.

Приоткрыв глаза и высунув голову из-под покрывала, Эзме увидела совершенно голого Куинна. Как ни в чем не бывало он нагнулся, поднял с пола ее одежду и повесил на спинку стула. Ода невольно залюбовалась его упругими ягодицами и длинными мускулистыми ногами. При свечах его кожа казалась бронзовой. У него не было ни унции лишнего жира. Спину, как и грудь, пересекали шрамы — одни старые, другие, видимо, недавние.

Он обернулся, и Эзме поспешно закрыла глаза. В следующий миг под ним скрипнула кровать.

— Не нужно отворачиваться, пышечка моя, — сказал он, придвигаясь к ней. — Ты имеешь право видеть меня таким, каким меня создал Бог, ведь я уже видел тебя такой.

Она открыла глаза и увидела его жадный, горящий взгляд.

— Сколько у тебя ран! — прошептала она, пробегая кончиками пальцев по шраму под его левой ключицей.

К сожалению, раны у него не только телесные, но и душевные…

— Никогда не дерись на ножах с цыганами. — Он провел пальцами по ее плечу. — Вот на тебе, как я заметил, нет ни одного шрама.

— До встречи с тобой я вела очень скучную, размеренную жизнь!

— Вот и хорошо.

Целуя, он прижал ее к себе всем телом.

Счастливая и непоколебимая в своем решении, она затрепетала от желания и предвкушения. Он оторвался от ее губ и, склонив голову, лизнул ее сосок. Она тихо охнула от наслаждения. Он распалял ее все больше и больше. Когда он охватил ее отвердевший сосок губами и втянул в рот, она застонала и выгнулась дугой; в ней нарастали радостное удивление и возбуждение. Ей хотелось еще, еще, но она не знала, чего именно. Наконец, он отстранился от нее.

— Я… даже не подозревала… — с трудом прошептала она.

— Я хочу показать тебе еще много всего.

Она почувствовала себя свободной, не скованной никакими условностями. Ей захотелось делать лишь то, что подскажет интуиция.

— Да, да, прошу тебя, покажи!

Он вводил ее в новый мир наслаждений не спеша. Сначала медленно провел кончиками пальцев по ее предплечью к кисти, затем стал ласкать ложбинку между грудями, спустился к животу… Его искусные пальцы снова двинулись наверх. Она извивалась от удовольствия. Он поцеловал ее запястье. Затем губы отправились в тот же путь, по которому только что прошли пальцы. Правда, губы надолго задержались на ее груди, ласкали и поддразнивали ее до тех пор, пока она уже не в силах была сдерживать растущее напряжение. Сама не понимая, что делает, но понимая, что так надо, она тоже стала ласкать его. Ее пальцы знакомились с его телом — плечами, грудью, животом. Она положила ладони на его грудь и почувствовала, что его соски тоже набухли от желания. Судя по его учащенному дыханию и отвердевшему мужскому достоинству, она все делала правильно. Воспламенившись еще больше, она снова положила ладони ему на грудь, показывая, чтобы он приподнялся. Затем оторвала голову от подушки и стала ласкать его грудь языком — так же, как он только что ласкал ее. У его кожи оказался солоноватый привкус; от него пахло мылом и ромом. Волоски у него на груди щекотали ей нос. Он тихо застонал, и ее накрыла мощная волна радости. Здесь, в этой комнате, в этой постели, они ласкают друг друга на равных! Такого равенства им не достичь за дверями спальни. Им обоим хочется и давать, и получать.

Он перекатил ее на спину и раздвинул ноги.

— Эзме, я не могу больше ждать, — сказал он, проводя рукой по низу ее живота.

Внутри у неё все загорелось.

— Я тоже, — ответила она, готовая ко всему, что будет дальше.

Чтобы доказать, что она не передумала и не боится, она взяла в руку его член и шире раздвинула ноги, впуская его в себя. Когда он вошел в нее, она схватила его за плечи. Чувствуя, как рвется плоть, она напряглась.

— Извини, — шепнул он, встревожено хмурясь.

— Не извиняйся, — ответила она, обхватывая руками его ягодицы, чтобы показать, что она ни о чем не жалеет. — Я хочу этого, Куинн! Я хочу тебя и хочу, чтобы ты любил меня!

Он тут же исполнил ее желание, целиком заполнив ее собой. Она услышала его хриплый стон. Не спеша доводя ее до пика наслаждения, он перенес тяжесть тела на левый локоть и свободной рукой ласкал ее грудь. Непередаваемые ощущения заполнили ее. Такого она не представляла! Так вот что значит заниматься любовью! Так вот что значит быть любимой!

Это была ее последняя связная мысль. Возбуждение и радость все нарастали и стали почти невыносимыми. Она чувствовала на лице жаркое дыхание Куинна, чувствовала, что его тело так же напряжено, как и ее. Вначале он двигался медленно, затем все быстрее. Она закинула ноги ему на талию, теснее прижимая его к себе. Сердце у нее готово было выскочить из груди. Желание разрывало ее. Голова стала легкой, все мысли куда-то улетучились. Она сознавала лишь радость от прикосновений его губ, языка, рук… Извиваясь под ним, она со стоном выгибалась, чтобы прижаться к нему еще теснее. Наконец, ее захлестнуло мощной волной, подняло ввысь и понесло, словно корабль по бурному морю.

Из его горла вырвался хриплый стон; потом он дернулся и затих.

Немного успокоившись, он положил голову ей на грудь. Они остывали вместе.

Эзме открыла глаза и посмотрела на него, на кровать, на комнату, в которой они находились. Интересно, как может все окружающее остаться прежним, когда она чувствует себя совсем другой? Может быть, и она тоже внешне не изменилась, хотя никогда уже не будет такой, как прежде…

Она всегда знала, что обычная женская участь ее не удовлетворит. Ей скучно было бы заниматься только домашним хозяйством. В помощи брату она нашла для себя отдушину.

Теперь она поняла кое-что другое. Хотя она по-прежнему любит юриспруденцию и стремится помогать людям, Куинна она, любит еще больше. Может быть, надо было сначала вступить в законный брак, признавшись предварительно Джейми в своих чувствах. Она же действовала стремительно, эгоистично, порывисто…

Совсем как Куинн в молодости.

Только теперь она поняла, как бывает, когда чувства одерживают верх над разумом. Но сейчас ей больше лет, чем было Куинну в те дни, когда он делал глупости. Значит, ей положено было бы вести себя благоразумнее. Но, если он действительно любит ее, они всегда будут вместе, и жизнь сулит ей сплошные радости.

Эзме смолоду привыкла поступать по-своему и идти своей дорогой — несмотря на то, что в окружающем ее мире в женщинах больше всего ценились послушание и верность долгу. И все же то, что она собиралась сделать, превосходило любые сумасбродства.

Нет, она не отступит!

Она обхватила щеки Куинна ладонями и, глядя ему прямо в глаза, спросила:

— Ты женишься на мне?

Ее тихий вопрос прозвучал для Куинна ударом грома. Неожиданно он со всей ясностью осознал, что они натворили. Как будто на него вдруг рухнуло огромное и тяжелое дерево. Он только что овладел женщиной, которую обожал и почитал превыше всех остальных, не освятив их отношения узами брака. Он лишил невинности сестру лучшего друга, не обещав ей ничего взамен. Что бы она ни говорила ему прежде, она вряд ли отдавала себе отчет в своих словах и поступках. Наверное, она уже жалеет о том, что уступила ему, и будет жалеть, даже если они поженятся… Возможно, именно потому, что они поженятся. Какие бы надежды он ни возлагал на будущее, прошлое изменить невозможно.

Он встал и, не глядя на нее, стал надевать бриджи. Он обязан защитить ее, вернуть ей прежнюю безмятежную жизнь, и для этого есть только один способ…

— Нет, Эзме, я не женюсь на тебе. Я никто. Я… никто! У меня нет ни титула, ни земли, ни дома, ни состояния. Мне совершенно нечего тебе предложить.

Прикрытая лишь распущенными волосами, Эзме тоже встала.

— Других возражений у тебя нет?

— Разве этого мало? — буркнул он, застегивая рубашку.

— Куинн, я прекрасно знаю о твоем прошлом и знаю, что ты совершал поступки, которых следует стыдиться любому разумному человеку, человеку чести — а ты такой и есть. Ты только что доказал мне, что у тебя есть и совесть, и честь… Иначе твое прошлое совсем не беспокоило бы тебя. Что бы ты ни натворил в молодости, ты самый лучший человек на свете, и я тебя не отпущу!

Она ничего не понимает… Не в состоянии понять. Иначе она не захотела бы выйти за него замуж!

Куинн решил зайти с другой стороны:

— Эзме, обычно предложение делает мужчина, а я, по-моему, ничего тебе не предлагал и не обещал… Я не испытываю никакого желания вступать в брак. Зачем мне жениться, если я и так получаю все, что хочу, но при этом не скован никакими обязательствами? Ты наверняка оценишь все преимущества свободных отношений, когда любовник тебе надоест.

— Были времена, когда я приняла бы твои слова за чистую монету и поверила, что ты не любишь меня, — ответила она спокойно и деловито, как будто они обсуждали завещание или контракт. — Еще несколько месяцев назад я бы подумала, что ты, в конце концов, лишь стремился меня соблазнить и, добившись своего, тут же остыл ко мне. Но я слишком хорошо успела тебя изучить и понимаю, что все не так. Ты любишь меня так сильно, как ни один мужчина не любил женщину, и доказательство тому — твой отказ вступить со мной в законный брак. По глупости ты вбил себе в голову, будто ты меня недостоин… И даже если ты на самом деле не хочешь на мне жениться, я не жалею о том, что мы сделали. После того как мы все выясним в Эдинбурге, я вернусь к Джейми, а ты — к себе. Мы с тобой можем встречаться и в Лондоне, если ты пожелаешь… Не обременяя себя никакими обязательствами.

Убедившись, наконец, что Эзме подчиняется не только зову плоти и отлично понимает, что делает и на что идет, Куинн едва не потерял сознание от счастья. В его израненном сердце затеплилась искра надежды. Эзме Маккалан любит его и примет его таким, какой он есть, со всеми его пороками и недостатками! Она возьмет его в мужья и даст ему возможность снова обрести семью. Только на сей раз семья будет любящей. И все же…

— А как же твой брат? Представь, что будет, когда я по приезде в Лондон приду к Джейми, человеку, который спас мне жизнь… вытащил с самого дна… и сообщу, что хочу жениться на его сестре?

— Мы вместе ему скажем, — ответила Эзме, глядя на него с непоколебимой безмятежностью. — Или, если ты боишься, я сама во всем ему признаюсь.

Как будто он трус!

— Я не боюсь Джейми.

— Не боишься? — тихо спросила она. — Ты не боишься потерять его дружбу? Не боишься, что он тебя возненавидит?

Она тоже встала, обняла его и заговорила уверенно и решительно, обдавая его щеку своим теплым дыханием:

— Джейми тебя не возненавидит, потому что любит меня и понимает, что я не ветреная глупышка, падкая на любую лесть!

— Ах, Эзме! — прошептал он, прижимая ее к себе. — Да, да, я женюсь на тебе и постараюсь доказать, что достоин тебя.

— Ты уже достоин меня, — ответила она, прижимаясь к нему.

Вдруг она отпрянула — ее щека намокла.

— Куинн, у тебя опять пошла носом кровь!

Глухо выругавшись, он подошел к умывальнику и намочил полотенце в кувшине с холодной водой. Эзме схватила простыню, обернулась ею и жестом показала ему на кресло:

— Сядь и запрокинь голову!

Когда он повиновался, она вытерла ему лицо прохладным влажным полотенцем.

— Вот так. Кровь остановилась. И все-таки лучше будет, если тебя осмотрит врач!

Куинн покачал головой:

— Пустяки! Мне доставалось и хуже. Как ты, наверное, заметила, я вполне здоровый и жизнеспособный субъект.

Он покосился на лежащее у него на коленях полотенце. Оно заметно приподнялось, демонстрируя его вновь проснувшееся желание.

Несмотря на недавнюю близость, Эзме смутилась.

— Я думала, мужчины всегда… утомляются после такого… напряжения; — сказала она, отжимая полотенце.

— Некоторые — да, — ответил он, не двигаясь с места, — и я иногда тоже. Но только не сегодня. И не с тобой!

— Но твой нос…

— В полном порядке, — хрипло ответил он, хватая ее за руку и притягивая к себе. — Эзме, нареченная моя, давай вернемся в постель.

Неожиданно на ее лице заиграла коварная, лукавая улыбка.

— Не понимаю, зачем ложиться в постель, когда тебе так удобно и здесь, мой нареченный! — сказала она, садясь ему на колени.

— Боже правый! — прошептал он, приятно удивленный, и начал ласкать ее. — Если бы я только знал, какая бесстыдница и авантюристка скрывается под бесформенными, старомодными платьями, которыми ты прикрывалась, я бы начал домогаться тебя в тот день, когда мы познакомились, и не остановился бы, пока ты не стала моей духовно, телесно и по закону.

Она обвила его шею руками.

— Мы достигли двух целей из трех. Мои душа и тело принадлежат тебе… Остается одно: соединиться по закону, — сказала она перед тем, как поцеловать его.

Горячее желание вспыхнуло в них одновременно. Не прекращая поцелуя, Эзме прижималась к любимому всем телом, распаляя его и себя.

— Я снова хочу заняться с тобой любовью, — прошептал он, на миг отрываясь от нее, — но я не хочу делать тебе больно.

— Если будет больно, мы остановимся, — обещала она, приподнимаясь и впуская его в себя.

— Эзме!

— Все хорошо, — заверила она. Во второй раз боль оказалась почти незаметной. — Я не хочу останавливаться!

— Наклонись вперед, — посоветовал он, приподнимаясь.

Она впустила его в себя глубже, и от новых ощущений у нее захватило дух.

— Не останавливайся, — прошептал он, удерживая ее левой рукой, а правой лаская ее упругую грудь.

Затем он прильнул к ее груди губами, и она обезумела. Желание подхлестывало ее, подводило к новой, неизведанной радости.

Из горла Куинна вырвался хриплый крик. В этот раз они испытали наслаждение одновременно. Эзме закрыла глаза. Ее сотрясало в сладких конвульсиях. Потом волны унесли ее в блаженное забытье.

Он крепко прижимал ее к себе, целуя покрытое испариной плечо. Наконец, она отстранилась и пытливо посмотрела ему в лицо.

— Неужели снова кровь? — испугался он.

— Нет, — с облегчением ответила она.

— А ты? Как ты себя, чувствуешь?

— Чудесно! — ответила Эзме, но тут же поморщилась.

— Значит, не совсем, — хмурясь, ответил он. — Ты двигаться можешь?

— Да, — ответила она, высвобождаясь. — Через какое-то время я совсем оправлюсь.

— Надеюсь, ты скоро придешь в себя… А пока отдыхай… рядом со мной, — добавил он, кивком указывая на кровать.

Эзме очень устала и внутри у нее все горело, но она чувствовала себя совершенно счастливой. В конце концов, все окружающие считают их мужем и женой… И совсем скоро они в самом деле соединятся по закону!

Она прижалась к нему, испытывая неземное блаженство и спокойствие.

— Я люблю тебя, Куинн! — прошептала она.

— Я люблю тебя, Эзме, — ответил он, нежно целуя ее.

Они заснули в объятиях друг друга.

Они мирно спали, сплетясь в тесном объятии, как вдруг на лестнице загрохотали шаги.

В спальню ворвался Джейми Маккалан — бледный, растрепанный, в темно-синем дорожном плаще и шляпе. Он смотрел на открывшуюся перед ним картину, как будто Эзме и Куинн стояли над трупом с руками, по локоть обагренными кровью.

— Джейми! Что ты здесь делаешь? — взвизгнула Эзме, поспешно закрываясь простыней.

Куинн выскочил из постели и обернул талию покрывалом.

Джейми отвернулся от сестры, как будто ему невыносимо было смотреть на нее.

— Я тебе доверял! — воскликнул он, обращаясь к Куинну. — Я поручил тебе заботиться о ней, а не…

— Во всем виновата я, а не он, — перебила его Эзме, заворачиваясь в простыню, как в тогу.

Джейми смерил ее суровым взглядом, и Эзме невольно осеклась. Неужели он считает ее глупышкой, способной прыгнуть в постель к любому, кто завлечет ее?

— Я-то думал, кто-кто, но не ты…

Снова послышались шаги, и на пороге показался ошеломленный, запыхавшийся Максуини.

— Извините, милорд! Этот джентльмен не пожелал ждать.

— Вижу. Кем вы себя возомнили, Маккалан, что по-варварски врываетесь в нашу спальню? Вы что, совсем потеряли рассудок? — спросил Куинн, внезапно становясь надменным и презрительным, как и подобает разгневанному графу.

Эзме поняла, что им с Джейми тоже следует вновь вспомнить о своих ролях. В конце концов, поездку в Эдинбург предложил именно Джейми. Так что пусть пеняет на себя…

— Я привез важные новости для его светлости, — объявил Джейми. — Очень важные!

Вдруг Эзме заметила, как бледен брат и какие темные круги у него под глазами, как будто он не спал несколько дней. Или примчался сюда из Лондона с нечеловеческой скоростью.

На пороге показалась ее горничная; она принесла Эзме халат. На ее лице застыло очень удивленное выражение.

Куинн взял у горничной халат, сухо приказал ей удалиться и повернулся к Максуини:

— Это мой лондонский поверенный. Проследите за тем, чтобы нам никто не помешал!

— Слушаю, милорд, — ответил Максуини, выходя и закрывая за собой дверь.

Загрузка...