Религия Библии. Христианство

Поскольку царь Израиля — один из братьев народа своего, но брат могущественный, то пророк обязан на­правлять и ограничивать царя словом от Бога с особой решительностью. Лицемерная сервильность пророка пе­ред лицом царя приравнивается Библией к тягчайшему из всех пророческих грехов — к греху лжепророчества. А говорить правду царям опасно. Библия показывает, что пророки имеют мужество говорить от Бога правду пра­вителям, но это не спокойная сила сверхчеловека, это победа человека вполне обычного над своим страхом, над ужасом насильственной смерти. Страх Божий побе­ждает в пророке страх перед людьми не без внутренней борьбы и не всегда. В этом — особая человечность биб­лейского повествования. Оно почти всегда имеет мас­штаб человеческой душевной силы, даже в пророке.

Вот, пророк Илия, один из самых поэтических ге­роев Библии, имеет смелость сказать в лицо израиль­скому царю Ахаву на его вопрос «Ты ли это, смущаю­щий Израиля?»: «Не я смущаю Израиля, а ты и дом отца твоего (то есть родственники царя. — А.З.) тем, что вы презрели повеления Господня и идете вслед Ваалам» [3 Цар. 18: 17-18]. Но после триумфального жертвопри­ношения на вершине Кармила, когда по его молитве прекратилась страшная засуха, сжигавшая землю три с половиной года, он, дабы скрыться от возненавидев­шей его жены Ахава царицы Иезавели, сидонянки, по­читавшей Ваала, бежит в пустыню и, изнемогая, просит Бога послать ему смерть: «довольно уже, Господи, возь­ми душу мою, ибо я не лучше отцов моих» [3 Цар. 19: 4]. Однако Бог велит Илии вновь идти на проповедь пред ца­рями и народами и на малодушные слова пророка: «сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили жертвенни­ки Твои и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут, чтоб отнять ее» — отвечает пове­лением: «пойди обратно своею дорогою чрез пустыню. Впрочем, Я оставил между Израильтянами семь тысяч [мужей]; всех сих колени не преклонялись пред Ваалом, и всех сих уста не лобызали его» [3 Цар. 19: 14-18].

И Илия встает, укрепляемый Богом, и идет испол­нять новые веления Божии. Пророк по-человечески слаб, немощен, но, если он находит в себе веру послушаться Бога, он низлагает царей и обращает в бегство войско. Он всесилен не своей силой, но силой Божией, через не­го действующей. Когда же пророк усомнится во всеси­лии Божием и поступит по своему человеческому разу­мению — от страха ли, от гордыни, по корысти, он всегда терпит бедствие. Он уже не пророк Божий, а жалкий и не­мощный падший человек. Илия нашел в себе силу веры вернуться из пустыни в те города, где жаждали его гибе­ли, — и не погиб, но стал образцом пророка для Израиля и даже, по библейскому преданию, не изведав смерти, жи­вым был взят на небо. Таков венец самозабвенного слу­жения человека Богу в религии Ветхого Завета.

Вот пророк Иеремия в осажденном вавилонянами Иерусалиме (начало VI века до Р.Х.) обращается к царю, князьям и к народу с требованием дать рабам свободу и прекратить поклоняться идолам. «Может быть, дом Иудин услышит о всех бедствиях, какие я помышляю сде­лать им, чтобы они обратились каждый от злого пути сво­его, чтобы Я простил неправду их и грех их» [Иер. 36: 3]. Свои пророчества он диктует ученику Варуху, и тот пе­редает пергамен царедворцам, а те — царю Иоакиму. Но царь не внял словам пророка и собственноручно сжег на огне жаровни свиток. И вновь пророк, которого держат в заключении за его смелые и нелицеприятные речи, воз­вещает царю Иоакиму и его вельможам, да и всему наро­ду Иерусалимскому: «ты сожег свиток сей, сказав: „зачем ты написал в нем: непременно придет царь Вавилонский и разорит землю сию, и истребит на ней людей и скот?" За это так говорит Господь об Иоакиме, царе Иудейском: не будет от него сидящего на престоле Давидовом, и труп его будет брошен на зной дневной и на холод ночной; и посещу его, и племя его, и слуг его за неправду их, и на­веду на них и на жителей Иерусалима, и на мужей Иуды все зло, которое Я изрек на них, а они не слушали».

Иеремия, несмотря на свое пророческое призвание, несмелый человек. Он боится страданий, голода, жесто­кой смерти в грязной глубокой яме, куда с разрешения ца­ря Седекии бросили его разгневанные патриоты, возму­щенные повелением пророка открыть ворота Иерусалима перед войсками царя вавилонского. Он просит царя сми­лостивиться над ним и не губить его. Библия вовсе не ри­сует Иеремию человеком железной воли и несгибаемого мужества, по той простой причине, что ее составители прекрасно знают, что таких людей нет, и среди падшего человечества быть не может. Но Иеремия способен бо­яться Бога более, нежели человеков, и, веря во всемогу­щество Божие, говорить в лицо царям и вельможам прав­ду, порой жестокую.

Впрочем, ни слова Илии, ни слова Иеремии и боль­шинства иных пророков не достигают цели. Ни цари, ни вельможи, ни народ Израиля не обращаются к Богу, не становятся послушны Ему. Эгоистическая непокор­ность, впервые обнаружившая себя еще в раю в отноше­ниях первых людей с их Творцом, не исчезает и в богоиз­бранном народе, и в его царях-помазанниках, потомках Давида. Царская власть — очередной «проект» преодоле­ния падшести, испрошенный людьми, но попущенный и благословленный Богом, не удается. И пророки, не пе­реставая обличать правителей и народ, начинают гово­рить об ином, истинном царе, о настоящем помазаннике Божием, которому еще предстоит прийти и спасти и на­род свой, и все народы земли.

Глава 6

Упование грядущего

Отрок Мой

Идея Мессии перемещается в область будущего. Мессия должен прийти не для того, чтобы безопасно и изобиль­но устроить жизнь народа, не для того, чтобы достичь ре­ванша над более сильными соседями, теснящими и уни­жающими Израиль, и даже не для того, чтобы вернуть рассеянный после ассирийского и нововавилонского за­воеваний еврейский народ в Землю Обетованную. Мессия должен прийти, чтобы преобразить всю жизнь общества и каждого человека, чтобы освободить людей не от голода и не от врагов, но от собственной плохости, от которой, в конечном счете, и страдают люди, от которой и терзает их голод и нищета, вражеский меч и междоусобная смута. С наибольшей, пожалуй, полнотой этот образ Мессии как преобразователя жизни дан в Ветхом Завете у пророка Исаии. Вот как говорится об этом в сорок второй главе: «Вот Отрок Мой, которого Я держу за руку, избранный Мой, к которому благоволит душа Моя. Положу дух Мой на Него, и возвестит народам суд. Не возопиет, не воз­высит голоса Своего, и не даст услышать его на улицах. Трости надломленной не преломит и льна курящегося не угасит. Будет производить суд поистине, не ослабеет и не изнеможет, доколе на земле не утвердит суда. И на закон Его будут уповать острова» [Ис. 42: 1-4].

О чем здесь идет речь? О том, что этот Мессия, этот по­мазанник будет в первую очередь судьей, разделяющим добро и зло, он поможет людям выбрать добро, но только тем людям, которые хотят выбирать добро. Он не приме­нит силы, он не впихнет людей в «счастливое будущее», как впихивали многочисленные тираны. Ничего подобно­го не предлагается. Он лишь откроет возможность. Но Он не сделает даже того, что, кажется, может сделать младе­нец, — он «не переломит надломленной трости», он «не уга­сит курящегося льна», который сожми пальцами — и он пе­рестанет куриться. Мессия не применит насилия ни в чем, ни на грамм, ни на йоту, Он даст людям возможность сво­боды, которая отнята от них грехопадением праотцев и по­следовавшим проклятием Творца. А уж как этой возмож­ностью свободы воспользуется каждый, это его, каждого, суверенное дело. Никакого насилия над человеком тут нет. Но как даст Мессия эту возможность свободы?

И опять мы читаем у пророка Исаии. Не забудем, что образ Мессии прочно соединяется к VIII веку до Р.Х.,то есть к эпохе пророка Исаии, с образом царя. Тогда в Израиле уже два века было царство, и люди, слушая пророчества Исаии, думали, что речь идет о властном правителе. Они слышали от пророков, что Мессия будет «лев из колена Давидова», новый Давид. И народ верил, что Мессия вос­становит славу Израиля и силу его, пошатнувшуюся после смерти Соломона, ждал, как ждет любой народ, политиче­ского триумфа после долгого унижения военными пора­жениями. И вдруг Исаия говорит нечто совершенно иное:

«Господи! кто поверил слышанному от нас, и кому от­крылась мышца Господня? Ибо Он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, кото­рый привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поража­ем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою доро­гу: и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязу­ем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стри­гущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих. От уз и суда Он был взят; но род Его кто изъяснит?» [Ис. 53:1-8].

В этих словах пятьдесят третьей главы речь идет о том, что Мессия не будет царем, по крайней мере, в обычном смысле этого слова. Он не будет иметь ни власти, ни силы внешней, и он освободит людей не внешним освобожде­нием, не политическим или военным действием и не ка­ким-то магическим фокусом, который вдруг сделает лю­дей свободными. Он освободит людей от первородного греха двояко: во-первых, он примет на себя грех всех, но каждый будет свободен вручать ему себя и, соответствен­но, свой грех или не вручать. И второе: он возвестит лю­дям суд, он даст возможность, даст понимание тем, кто вручит ему себя, разделять все мысли, слова и поступки на добрые и злые. Он восстановит ясную границу добра и зла, порядком стершуюся в этом мире. Но сам он бу­дет безгласен. Вспомним, как Лао Цзы в «Дао Дэ Дзин» именует себя невнятно кричащим младенцем, а Мессия будет вообще безгласен. То есть он не будет говорить «здесь правда!», но он будет тем, кого ищут все те, кто, ощутив свою некачественность, пожелает восстановить правду в себе. Он будет ключом, которым откроются за­пертые после изгнания Адама ворота рая.

И миссия этого странного царя будет не националь­ной, не израильской только, она будет, по убеждению пророка Исаии, всемирной. Он придет не для одного на­рода, не для одной страны, не для потомков того только, кого Бог вывел за руку из Харрана. Он придет для всех:

«В тот день жертвенник Господу будет посреди земли Египетской, и памятник Господу — у пределов ее. И бу­дет он знамением и свидетельством о Господе Саваофе в земле Египетской, потому что они воззовут к Господу по причине притеснителей, и Он пошлет им спасителя и заступника, и избавит их. И Господь явит Себя в Египте; и Египтяне в тот день познают Господа и принесут жерт­вы и дары, и дадут обеты Господу, и исполнят». Египет, откуда вывел Моисей народ Израильский, в библейской мысли символически рассматривался как область зла и метафизической тьмы. И вот теперь о Египте пророк говорит нечто совсем иное: «И поразит Господь Египет; поразит и исцелит; они обратятся к Господу, и Он услы­шит их и исцелит их. В тот день из Египта в Ассирию бу­дет большая дорога, и будет приходить Ассур в Египет, и Египтяне — в Ассирию; и египтяне вместе с ассирия­нами будут служить Господу. В тот день Израиль будет третьим с Египтом и Ассирией; благословение будет по­среди земли, которую благословит Господь Саваоф, гово­ря: благословен народ Мой — египтяне, и дело рук Моих — ассирияне, и наследие Мое — Израиль» [Ис. 19:19-25].

Истинный царь придет из Израиля, но при­дет для всех народов, так как все народы — творение и наследие Божие. Нет нужды объяснять, что Египет и Ассирия — могущественные соседи Израиля, поочеред­но державшие еврейский народ в вассальной зависимо­сти и периодически терзавшие его военными походами и разорением, — это образ всего мира, всех нееврейских стран и народов. Даже злейшие поработители и истязате­ли Израиля, что уж говорить об иных, не повергаются под ноги богоизбранного народа, не покоряются ему, не про­сят смиренно о пощаде, но становятся братьями израиль­тянам. Ведь все люди, независимо от языка и обычаев, — потомки первого Адама, все — «народ Божий» и «дело рук Божиих». Об этом твердо объявляет Библия устами Исаии. Так преодолевается в Библии отчуждение между людьми, цивилизациями, государствами, эпохами и культурами; отчуждение, которым было поражено человечество со вре­мен Адама и Вавилонского столпотворения.

Машиах, этот грядущий царь всего мира, будет не ца­рем, властвующим помимо воли людей, но царем, имею­щим власть спасать тех, кто жаждет спасения, отпускать на свободу тех, кому отвратительно состояние рабства сатане, избавляющим от греха тех, кто сам жаждет из­бавления и милости. Он будет царить над всем миром, но будет притом царем только для тех, кто желает, что­бы Он царствовал над ними. Над остальными, как и пре­жде, будет царствовать их себялюбивый эгоизм и сата­на — персонификация и суть этого эгоизма.

Остаток

Пророки Библии, особенно Исаия, не устают утверждать, что под руку Мессии пойдет не весь израильский народ и не все народы земли, но только немногие, только «оста­ток». В отличие от Пятикнижия, где Бог предрекает из­раильскому народу разнообразные и страшные казни за непослушание Своей воле, но все же провозглаша­ет конечное прощение и благоденствие народа [Левит 26], пророк Исаия не оставляет сомнения, что большая часть народа не раскается, погибнет от своих грехов, не станет гражданами мессианского сообщества Нового Иерусалима: «Увы, народ грешный, народ обременен­ный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные! Оставили Господа, презрели Святаго Израилева, — по­вернулись назад. Во что вас бить еще, продолжающие свое упорство? Вся голова в язвах, и все сердце исчахло. От подошвы ноги до темени головы нет у него здорово­го места: язвы, пятна, гноящиеся раны, неочищенные и необвязанные и не смягченные елеем. Земля ваша опу­стошена; города ваши сожжены огнем; поля ваши в ва­ших глазах съедают чужие... И осталась дщерь Сиона, как шатер в винограднике, как шалаш в огороде, как оса­жденный город. Если бы Господь Саваоф не оставил нам небольшого остатка, то мы были бы то же, что Содом, уподобились бы Гоморре. Слушайте слово Господне, князья Содомские; внимай закону Бога нашего, народ Гоморрский!» [Ис. 1: 4-10].

Народ гибнет, гибнет Земля Обетованная, гибнут цари и священники, князья и простолюдины. Пророки VIII-VII веков уже не объявляют об исправлении и, соот­ветственно, о спасении всего богоизбранного народа или большей части народа. Но Бог сохранит в Израиле оста­ток. Не остаток сохранится благодаря своему благоче­стию, но Бог сохранит остаток, а без этой Божественной опеки не осталось бы никого, все бы стали как народ со­домский и гоморрский — в образах Библии, — люди кон­ченые, неисправимые, обреченные на истребление за их непотребства. Здесь можно видеть, казалось бы, отход от принципа свободы воли. Бог будет хранить некоторых как бы помимо их желания ради исполнения какой-то зада­чи, которую должен был решить весь народ, но не решил, а до того все человечество — и не решило.

Шеар яшуб — «остаток возвратится». Под этим зна­ком возвещают судьбу народа и мира библейские про­роки. «Остаток обратится, остаток Иакова — к Богу силь­ному. Ибо, хотя бы народа у тебя, Израиль, было столько, сколько песку морского, только остаток его обратится. ибо определенное истребление совершит Господь. во всей земле» [Ис. 10: 21-23].

Я не случайно сказал «как бы помимо воли». Пророчества Исаии очень тонки. С одной стороны, дей­ствительно, если бы не Бог, не осталось бы и «остатка»; с другой — «люди остатка» обращаются к послушанию, возвращаются к повиновению Богу не без Божьей помо­щи, но при том и добровольно. Кто-то не захотел обра­титься, а кто-то захотел, да не смог своими силами, и тут к нему на помощь пришел Господь Саваоф — поддержал, укрепил, отвел соблазны.

Так понятием «остатка» Библия вновь отвергает ка­кой-либо детерминизм и утверждает свободную волю каждой человеческой личности. Объявляя, что «толь­ко остаток спасется», пророк и стоящий за ним Господь Саваоф (букв. Яхве воинств — зебаот, мн. ч. от зоба — пол­чище, воинство) предупреждает, чтобы никто не надеял­ся на свою предызбранность к спасению. Ни принадлеж­ность к Израилю — народу Божиему, ни священство, ни царское достоинство, ни любое иное объективное каче­ство ничего не гарантирует само по себе. Только личное отношение к Богу как к Господу и царю, только полное послушание Ему — безусловная гарантия спасения: «бу­дет на всей земле, говорит Господь, две части на ней будут истреблены, вымрут, а третья останется на ней. И введу эту третью часть в огонь, и расплавлю их, как плавят се­ребро, и очищу их, как очищают золото: они будут при­зывать имя Мое, и Я услышу их и скажу: „это Мой на­род", и они скажут: „Господь — Бог мой!"» [Зах. 13: 8-9]. Обратим внимание, что и здесь, у пророка Захарии, вновь речь идет не об израильском народе только, но обо всем народе земли, обо всех людях. Остаток будет состоять из выходцев из всех народов и племен. Из тех, кто будет призывать имя Божие.

Но между этим всемирным остатком и народом Израиля есть в Библии некоторая причинно-следствен­ная связь. Остаток Израиля, за веру и послушание при­нятый Богом в удел, поможет всем людям земли прий­ти к Богу. Современник Исаии, пророк Михей объявляет: «И будет остаток Иакова среди многих народов как роса от Господа, как ливень на траве» [Мих. 5: 7]. А для греш­ников и богопротивников «будет остаток Иакова между народами, среди многих племен, как лев среди зверей лесных, как скимен среди стада овец, который когда вы­ступит, то попирает и терзает, и никто не спасет от не­го» [Мих. 5: 8].

Пророки все яснее объявляют своему народу, что он не исполнил миссию, возложенную на него Господом Саваофом, — не стал новым, послушным Богу Адамом и потому будет истреблен. Не народ, а только остаток со­хранится и обратится к Богу.

Историк может легко усмотреть в этих пророчествах отражение печальной для Израиля политической ре­альности. На Переднем Востоке быстро растет влияние Ассирии. Ассирийские цари подчиняют один народ за другим. Дамаск, Галилея, Моав и Амон — весь левый берег Иордана и северная часть правобережья уже непосред­ственно входят в Ассирийскую державу. Не ограничиваясь завоеванием, ассирийские цари переселяют население завоеванных стран на новые земли, отрывают людей от родных очагов, могил предков, домашних святынь. Людским конгломератом легче управлять, чем народа­ми на исторических местах их обитания, где, по пого­ворке, сами стены помогают. Северное еврейское цар­ство со столицей в Самарии завоевывается в 722 году до Р.Х., 27 290 его граждан угоняются в Ассирию. Страна заселяется другими народами, отчасти воспринявшими веру живших здесь до того евреев, а отчасти и смешав­шимися с остатками былого населения, — часть просто­людинов ассирийцы, как правило, не переселяли, чтобы вновь прибывшим было у кого научиться хозяйственно­му укладу, принятому в той или иной земле. Это-то новое население, разноплеменное, но говорившее на арамей­ском наречии семитского языка, последующая традиция и именует самарянами.

Южное Иудейское царство в ужасе от подобной пер­спективы. Всем понятно, что его политическая независи­мость существует последние дни. Вот тут-то и начинают пророки говорить об остатке Израиля. Народ израиль­ский погибнет, будет отправлен в плен и растворится, как растворились в переселении многие соседние наро­ды. Хорошо, если сохранится остаток. Но. Есть еще воз­можность, последняя возможность.

Параллельно с учением об остатке народа, сохранен­ном Господом Воинств, пророк Исаия возвещает и о воз­можности спасения всей страны через покаяние царя и народа. Библия в семнадцатой-восемнадцатой гла­вах Четвертой книги Царств повествует, как ассирий­ский царь Сеннахериб, продолжая дела своего отца, по­лонил Иудею и осадил крепость Иерусалима, в которой укрылся с народом и небольшим войском царь Езекия.

В Иерусалиме пребывал и пророк Исаия. Царь и народ вняли словам пророка, обратились от злых дел и идоло­поклонства к «Святому Израилеву», и в одну ночь мо­ровое поветрие («Ангел Господень») истребило у стен Иерусалима 185-тысячное войско ассирийцев, намно­го превышавшее, по всей видимости, все население оса­жденного города. Сеннахериб, ужаснувшись случивше­муся, спешно снял осаду, вывел остатки войск из Иудеи и сам отбыл в свою столицу Ниневию, где в 681 году до Р.Х. был убит в дворцовом заговоре.

Это грандиозное знамение силы Божией навсегда оста­лось в памяти народа. Но сам народ недолго следовал тем благочестивым принципам, которые он избрал по сло­ву пророка в минуту отчаяния. Наследовавший Езекии в 687 году до Р.Х. Манассия вернулся к бесчинствам, идо­лопоклонству. Как говорит Библия, до краев наполнил он Иерусалим кровью невинно убиенных. И народ следовал за царем в бесчинствах. А за Манассией последовал его сын Амон. Удачно сложившаяся, казалось бы, для Иудеи международная обстановка вновь изменилась к худшему. Новый гегемон Переднего Востока — Нововавилонское царство стремится сделать то, что не удалось за сто лет до того ассирийцам. И чуда на этот раз не случилось. При Иудейском царе Седекии, в 586 году до Р.Х., вави­лонский царь Навуходоносор II (Набу-кудурри-уссур — Набу, защити мои пределы) после полуторалетней оса­ды взял Иерусалим и практически все население города и страны переселил в Вавилон. Храм и город были раз­граблены и сожжены вавилонянами, страна разорена. «Сыновей Седекии закололи пред глазами его, а самому Седекии ослепили глаза и сковали его оковами, и отвели его в Вавилон» [4 Цар. 25:7]. Немногие «патриоты» смогли бежать в Египет, более дружелюбный в эту эпоху к евреям.

Круг, казалось бы, замкнулся. Около 2000 года до Р.Х. по повелению Бога вышел Авраам из Ура Месопотамского и пошел в землю будущей Палестины. А теперь, через полтора тысячелетия, народ, считавший себя потом­ками Авраама, был в цепях против воли уведен с зем­ли, которую обещал дать и дал ему Бог, с земли, «теку­щей молоком и вином», на свою древнюю прародину в Месопотамию, на «реки Вавилонские», где ему остава­лось теперь только рыдать, оплакивая былую вольную и изобильную жизнь.

Но если в богатстве и свободе израильтяне легко за­бывали свое призвание и причину самого своего Богом данного существования, то тут, «на реках Вавилонских», в стеснении и неволе они стали утверждаться в мысли, что сами, самим своим выбором неправды, определили свою печальную участь. Эта глубокая покаянная мысль рождала разные выводы.

Второй Храм

Одни евреи сочли, что их государство погибло безвозврат­но, как гибли во все века многие государства. Некоторые подводили под этот вывод и богословское объяснение: мы не исполнили воли Бога, не построили государство правды, не слушали предупреждения пророков — и вот наш Храм сожжен, страна опустошена, народ изгнан с обетованной земли. Надо скорбя обустраиваться на новом месте. Судя по всему, многие иудеи, вывезенные в Месопотамию, пошли по пути ассимиляции — приня­ли язык и веру повелителей, тем более что провинциаль­ные Израиль и Иудея очень отставали от Вавилонии — тогдашнего политического и культурного центра всей западной части мира. Почти без остатка растворились в месопотамском сообществе евреи Северного цар­ства — их не связывала ни память Храма, ни династия Давидидов, ни понимание особого призвания еврейского народа. От всего этого они отказались сразу же по разде­лении Израиля на два государства при Ровоаме в 922 го­ду до Р.Х. Да и в плену северяне пробыли почти двести лет. И вот результат — за время плена десять из двена­дцати колен Израиля практически утратили самотожде­ственность и растворились в рассеянии.

Для тех, кто сохранил национальную идентичность, открывались два пути. Можно было служить Богу и хра­нить Закон в стране изгнания или искать возвращения на Землю Обетованную. В 1907 году в верхнеегипетском городе Ибу, расположенном у первого Нильского порога (греки называли этот город Элефантина), археологи на­шли архив местной еврейской общины, сложившейся, по всей видимости, после разорения Навуходоносором Иерусалима. Эти иудеи построили в Ибу храм и приноси­ли в нем жертвы Яхве. В письме, написанном в 407 году до Р.Х., они жалуются своим соотечественникам в Иудее, что египтяне разорили этот храм и украли все драгоценные богослужебные сосуды, хранившиеся в нем. Мы не знаем, решились ли иудеи в других странах изгнания построить храмы взамен иерусалимского (открытие, что храм Яхве был в Ибу, стало полной неожиданностью для истори­ков) и совершать жертвоприношения. Но молитвенные собрания без материальных жертвоприношений иудеи совершали повсюду, где жили те из них, кто хранил свою еврейскость. На собраниях читались библейские тексты, возносились общие молитвы, совершались толкования, разъяснения, порой провозглашались пророчества.

В десятилетия изгнания пророчества чаще все­го обращались к сожженному Иерусалимскому Храму и к разоренной Обетованной Земле. И уведенный в Египет пророк Иеремия, и неизвестные нам по имени пророки школы Исаии (их пророчества включены в Книгу пророка Исаии, они очень близки Исаие стилистически, но осве­щают события, совершившиеся через много десятиле­тий после смерти самого пророка) обещают восстановле­ние города и Храма, возрождение жизни евреев в Земле Обетованной:

«На этом месте, о котором вы говорите: „оно пусто, без людей и без скота", — в городах Иудейских и на ули­цах Иерусалима, которые пусты, без людей, без жителей, без скота, опять будет слышен голос радости и голос ве­селья, голос жениха и голос невесты, голос говорящих: „славьте Господа Саваофа, ибо благ Господь, ибо вовек милость Его", и голос приносящих жертву благодарения в доме Господнем; ибо Я возвращу плененных сей земли в прежнее состояние, говорит Господь. Так говорит Господь Саваоф: на этом месте, которое пусто, без людей, без ско­та, и во всех городах его опять будут жилища пастухов, ко­торые будут покоить стада. В городах нагорных, в городах низменных и в городах южных, и в земле Вениаминовой, и в окрестностях Иерусалима, и в городах Иуды опять будут проходить стада под рукою считающего, говорит Господь. Вот, наступят дни, говорит Господь, когда Я выполню то доброе слово, которое изрек о доме Израилевом и о доме Иудином. В те дни и в то время возращу Давиду Отрасль праведную, и будет производить суд и правду на земле. В те дни Иуда будет спасен, и Иерусалим будет жить без­опасно, и нарекут имя Ему: „Господь оправдание наше!"» [Иер. 33: 11-16]. «И возвратятся избавленные Господом, придут на Сион с радостным восклицанием; и радость вечная будет над головою их; они найдут радость и весе­лье, а печаль и воздыхание удалятся» [Ис. 35:10].

В эти возвышенные пророчества хотелось верить, и они мало-помалу начали совершаться. Весной 561 года до Р.Х. новый вавилонский царь Амель Меродах вывел из тюрьмы иудейского царя Иехонию, которого Навуходоносор увел в Вавилон в 598 году, вернул ему жен и стал обходиться с ним не как с презренным узником, а как с вассальным мо­нархом. Всего 23 года прошло с того времени, и семитиче­ская Нововавилонская империя прекратила свое существо­вание: в 538 году персидский царь Кир вошел в Вавилон. Последний семитский царь Набонид (Набу-пахинда) был смещен с престола и сослан, его сын Валтасар оказал со­противление и погиб в пылающем дворце. Месопотамия была включена в Персидскую империю. Царь Кир, отвечая на прошения иудеев, разрешает им возвратиться в род­ную землю и отстроить город и Храм. И более того, воз­вращает иудеям золотые, серебряные и медные храмовые сосуды, которые Навуходоносор, разорив Иерусалим, вы­вез в Вавилон. Эти сосуды казнохранитель Кира переда­ет сыну иудейского царя Иехонии — Салафиилу, которого Книга Ездры именует его халдейским придворным име­нем — Син баал уссур — Шешбацар. Престарелый Салафиил не решается сам отправиться в трудное путешествие, и во главе возвращенцев встает его сын Зоровавель, законный отпрыск дома царя Давида. С ним отправляется и священ­ник из рода Аарона и Садока — Иисус сын Иоседека сына Сераи. Казалось бы, можно начинать попытку строитель­ства священного царства заново. И многие иудеи вооду­шевлены этой мыслью. В труднейших условиях разорен­ной и одичавшей страны 24 сентября 520 года до Р.Х. на горе Сион на старом месте заложен новый Храм. Через че­тыре года он был освящен. Прошло еще 75 лет, и еврей­скому вельможе Неемии персидский царь Артаксеркс по­зволил восстановить стены Иерусалима. Это дозволение было дано в 445 году до Р.Х. И стены были возведены, хо­тя город, окруженный этими стенами, оставался запусте­лым, лежал почти весь в развалинах.

Из Месопотамии обратно в Иудею, по переписи, ко­торую провел Неемия, переселилось 42 360 иудеев с по­чти 10 тысячами рабов. Это лишь небольшая часть потом­ков тех, кто был угнан в плен за 70 лет до того, но все же это — общество, которое, казалось бы, может возродить маленькое иудейское царство под верховным правлени­ем персидского «царя царей». Все есть для этого царства — и наследник престола из благословленной и законной ди­настии Давидидов, и первосвященник из потомков Аарона и Садока, и священная гора Сион, и стогна Иерусалима.

Но печально и даже страшно звучат последние про­рочества последнего пророка восстановленного Храма — Малахии. А если согласиться с большинством ученых, счи­тающих и последние книги пророка Исаии относящимися к этому времени, то перед нами открывается картина нового глубокого падения еврейского народа. Храм вос­становлен, князь из колена Давидова правит народом, но ложь, лицемерие, теплохладность веры владеют ду­шами людей. Внешне возвращение произошло, но вну- тренно оно так и не свершилось. Душа народа не обно­вилась, хотя и воздвиглись вновь стены Иерусалимские.

«Нет Моего благоволения к вам, говорит Господь Саваоф, и приношение из рук ваших неблагоугодно Мне. Ибо от востока солнца до запада велико будет имя Мое между народами, и на всяком месте будут приносить фи­миам имени Моему, чистую жертву; велико будет имя Мое между народами, говорит Господь Саваоф. А вы ху­лите его тем, что говорите: „трапеза Господня не стоит уважения, и доход от нее — пища ничтожная". Притом го­ворите: „вот сколько труда!" и пренебрегаете ею, говорит

Господь Саваоф, и приносите украденное, хромое и боль­ное, и такого же свойства приносите хлебный дар: могу ли с благоволением принимать это из рук ваших? гово­рит Господь» [Мал. 1: 10-13].

«Заколающий вола — то же, что убивающий человека; приносящий агнца в жертву—то же, что задушающий пса; приносящий семидал — то же, что приносящий свиную кровь; воскуряющий фимиам — то же, что молящийся идо­лу; и как они избрали собственные свои пути, и душа их находит удовольствие в мерзостях их, так и Я употреблю их обольщение и наведу на них ужасное для них: потому что Я звал, и не было отвечающего, говорил, и они не слу­шали, а делали злое в очах Моих и избирали то, что неугод­но Мне» [Ис. 66: 4-5].

За сто лет, которые отделяют пророчества Малахии от возвращения евреев в Землю Обетованную, ревность ве­ры у потомков большинства возвращенцев совсем остыла. И народ к Храму, и священники к жертвеннику относились «спустя рукава». Великая трагедия гибели царства и страда­ний плена забылась в повседневной суете. После Малахии писать стало не о чем. Пророчества прекратились, героиче­ских подвигов веры больше не было. Сам еврейский язык исчезал постепенно, заменяясь арамейским и местными западно-семитскими наречиями. Князь Неемия сетует, что евреи берут себе жен из местных иноплеменниц и дети уже не знают языка Закона и Пророков [Неем. 13: 23-24]. Характерно, что письмо из Ибу (Элефантины) в Иерусалим конца V века до Р.Х., о котором я уже упоминал, написа­но не по-еврейски, а на арамейском языке. Каноническая Библия заканчивается на пророке Малахии и на Неемии, то есть в 430-е годы до Р.Х.

Через сто лет Персидская держава пала под удара­ми армии Александра Великого. Иудея и Иерусалим оказались после смерти Александра (июнь 323 года до Р.Х.) в царстве диадохов — военачальников Александра: сначала Лагидов, владевших Египтом, а с 198 года до Р.Х. — Селевкидов, владевших Сирией, Передней Азией, Месопотамией и Иранским нагорьем. Как и во всех иных частях эллинистического мира, в Иудее началась быстрая эллинизация. И если Лагиды Египта с уважением относи­лись к формам туземной религиозной жизни и, скорее, старались встроиться в них, нежели заменить их на грече­ские, то Селевкиды, получив в наследство от Александра громадную страну, протянувшуюся от Эгейского моря до берегов реки Инд и от Кавказских гор до побережья Аравийского моря, страну многоплеменную и религиоз­но крайне разнородную, решили соединить ее воедино общей греческой культурой и культом богов по греческо­му образцу. Даже ортодоксальные иудеи теперь стали пи­сать по-гречески, и целый ряд книг, добавленных в этот период к Библии (Товит, Иудифь, Премудрость Иисуса сына Сираха, Книги Маккавейские), написаны по-гре­чески. Еврейских аналогов у них нет.

В Иудее многие с радостью пошли на новшества, не ограничиваясь только языком: прекратили соблюдать Закон, обрезывать младенцев, молиться в Храме незри­мому Богу. Стали употреблять в пищу свинину и иные за­прещенные Законом яства, заниматься спортом в пале­стре, поклоняться идолам эллинских божеств. Потомок Садока — первосвященник Иисус даже изменил свое имя на греческое Ясон и воздвиг в Храме жертвенник Зевсу Олимпийскому, а внутри Иерусалима создал эллинский полис «Антиохию». В Иудее начались столкновения между сторонниками полной эллинизации и ревнителями Закона. Государственная власть селевкидских монархов была на стороне эллинизаторов, но ревнители Закона справедливо полагали, что без соблюдения Закона Моисеева и без хра­мового служения евреи опять предадут своего Бога, ко­торый и создал когда-то народ. За прошлым предатель­ством последовал Вавилонский плен. Что будет на этот раз? «Страшно впасть в руки Бога живого» [Евр. 10:31].

В декабре 167 годадо Р.Х. селевкидский царь Антиох IV Эпифан (по-гречески — свыше явленный) издал закон, под страхом смерти воспрещавший исполнение законов Торы. Его и раньше шепотом подданные называли, пе­реиначивая официальное прозвание, «эпиманом» — без­умным. Теперь безумие царя проявилось вполне. Но, как всегда, нашлось немало охотников исполнять безумное повеление. Начались акты исповедничества веры — про­тивников эллинизма подвергали мучениям, обрезанных младенцев и их родителей убивали, благочестивых иуде­ев, отказавшихся приносить жертвы языческим богам и есть жертвенную пищу, сжигали живьем.

Восстание против эллинизаторов и против самого царя Антиоха возглавил священник Маттафия из Модины и его пять сыновей. В 164 году восставшие освобождают от элли­низаторов Иерусалим и очищают от скверны Храм (в па­мять этого иудеи празднуют дни обновления — Ханукка). Закон спешно был отменен в том же 164 году, но это уже не помогло. Международная обстановка сложилась столь удачно, а братья, сыновья Маттафии, действовали столь му­жественно и умело, что в конце концов им удается воссо­здать независимое Иудейское царство, восстановить Закон и основать династию, получившую название Хасмонейской или Маккавейской. Она правила с 152 по 76 год независи­мо, а потом до 37 года до Р.Х. под римским протекторатом. Однако и на этот раз благочестивого царства не получи­лось. Хасмонеи очень быстро переняли навыки соседних деспотов. И хотя формально Закон соблюдался и храмовые богослужения шли положенной чередой, дух боголюбия не витал в Иерусалиме. Жестокость, жадность и развра­щенность царей и их чиновников, в том числе и священ­ников Храма, превзошли все, что было до того.

Мы знаем это время очень фрагментарно. Библейских источников ни греческих, ни еврейских нет. Главный информант для нас — Иосиф Флавий и его «Иудейские древности». Именно он рассказывает, что, не выдержав притеснений и равнодушия царей к Закону и правде Божией, против Хасмонеев восстали в 94 году до Р.Х. бла­гочестивые иудеи. Их звали в народе фарисеями. Откуда это слово? Есть два объяснения. Одно — перушим-рас- кольники (слово могло иметь и политический, и веро­исповедный смысл), другое — паруша — персы, так как фарисеи проповедовали веру в посмертное существо­вание души, воскресение мертвых, загробный суд, воз­можность общения людей с посланниками (ангелами) Божиими. Во все это действительно верили персы — зо- роастрийцы, и многое из этого не составляло предмет веры библейских древних иудеев. Как бы то ни было, фарисеи восстали. Хасмонейский царь Александр Яннай восстание подавил, сотни пленных фарисеев повелел распять на крестах, а их жен и детей зарезать на глазах казнимых. Сам же с наложницами пировал в это время, любуясь на физические и нравственные мучения сво­их врагов.

Когда в 76 году до Р.Х. римский полководец Помпей вступил в Иерусалим и подчинил Иудею Римской рес­публике, большинство иудеев встретили его как изба­вителя. В стране был установлен твердый римский за­кон и, хотя новая языческая власть далеко не во всем нравилась иудеям, жить стало легче и проще. Кроме то­го, правоверные иудеи не считали Хасмонеев законной династией. Хасмонеи не были Давидидами, священ­ного права на престол у них не было. Соглашаясь по­неволе на власть римлян, иудеи ждали царя из дома Давидова, верили, что такой, еще несысканный царь живет среди израильтян. Наступит день — и он «вста­нет за народ в пролом стены», как о том когда-то воз­вещали пророки.

Еще до римлян, скорее всего, во времена Хасмонеев, а может быть, и раньше, но, безусловно, уже в эпоху восстановленного Храма, религиозные искания народа Библии разделились.

Одни (и их, кажется, было большинство из ревни­телей благочестия) ожидали восстановления сильно­го земного царства под властью благочестивых и бого­боязненных царей Давидидов и первосвященников из потомков Аарона и Садока (напомню, что Садок, сын Ахитува, был как раз священником у царя Давида). Идеал этих ревнителей был обращен в прошлое, и они услаждали себя надеждой на реванш после всех униже­ний Израиля. Это были глубоко верующие люди, и они считали, что настоящий царь и настоящий первосвя­щенник должны быть народом заслужены. Бог даст их народу, если народ будет исполнять весь Закон от пер­вой до последней буквы. Книжники-соферим собира­ли в Писании все указания на благочестивое поведе­ние, все, что можно было счесть нормой библейского Закона, и вменяли это иудеям. Не исполните Закон — вновь будет все, как встарь: плен, равнодушие большин­ства, жестокости самозваных правителей, а царство пра­ведности так и не наступит. Только соблюдением Закона можно заслужить величие грядущего царства. Так рассу­ждало большинство. Фарисеи и саддукеи (или потомки Садока, или, скорее, от слова цадик — благочестивый, откуда и имя Садок) могли сколь угодно долго спорить между собой — живет ли душа после смерти, будет ли загробный суд, но в отношении к Закону и грядущему царству потомков Давида они были едины. До начала ХХ века ученые думали, что так полагали все израиль­тяне в эти последние плохо известные века перед по­явлением христианства.

Было только одно библейское свидетельство против, но им можно было пренебречь или счесть его поздней христианской интерполяцией в Книгу пророка Даниила, тем более что сама эта книга, частично написанная по-еврейски, частично по-гречески, частично входящая в канон, частично не входящая, — явление сложное. Были еще еврейские эллинистические авторы (Иосиф Флавий, Филон), рассказывавшие о какой-то секте ессеев или те­рапевтов (то есть по-гречески — врачей), которые вро­де бы верили иначе, но толком о ней ничего не было из­вестно. ХХ век удивительно раскрыл этот «другой путь» иудаизма эпохи Второго Храма. Религиозное сознание евреев темных веков существенно прояснилось после 1947 года.

«Сын Человеческий»

Более ста раз употребляется в Библии (Ветхом Завете) это устойчивое словосочетание. И почти всегда оно означает только одно — «человек». Поэтический язык Переднего Востока часто использует удвоение для усиления смыс­лового звучания. Вот тут-то и пригождается конструк­ция «сын человеческий». Понятно, что сын на то и сын, чтобы сущностно быть подобным отцу. Если отец — че­ловек, то и сын — человек: «Бог не человек, чтоб Ему лгать, и не сын человеческий, чтоб Ему изменяться» [Числ. 23: 19]; «О, если бы человек мог иметь состяза­ние с Богом, как сын человеческий с ближним своим!» [Иов 16: 21]; «что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?» [Пс. 8: 5]. В од­ном из псалмов, написанных, как полагает большинство специалистов, в эпоху Второго Храма, прямо утвержда­ется: «Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения. Выходит дух его, и он возвра­щается в землю свою: в тот день исчезают все помыш­ления его. Блажен, кому помощник Бог Иаковлев, у кого надежда на Господа Бога его» [Пс. 145: 3-5]. Такое слово­употребление обычно для псалмов, для пророков Исаии и Иеремии, для Книги Иова.

Только у пророка Иезекииля, у которого формула «сын человеческий» встречается очень часто, она име­ет несколько иной смысл. Так Бог обращается в Книге Иезекииля к самому пророку. Важно, что в эпоху пле­на, когда пророчествовал Иезекииль, пророк — «уста Божии» — подчеркнуто именуется «сыном человече­ским». После веков полного разделения сущностей че­ловека и Бога, после полного, казалось бы, забвения из­начальных формул книги Бытия о человеке как образе и подобии Бога, после того, как позднейшие библейские книги именуют сына человеческого, в сравнении с Богом, не иначе как травой, червем, молью и иной, самой ни­чтожной тварью, такое возвышение уже значимо, уже го­ворит о многом. В горькую эпоху плена, по крайней ме­ре, через пророка, евреи вновь вспоминают, что люди не только прах, но и уста Божии.

Так же обращается Бог к пророку и в ином пророче­стве эпохи плена — в пророчестве Даниила [Дан. 8: 17]. Но у Даниила есть и иное упоминание «сына человече­ского» — упоминание таинственное и в Ветхом Завете единственное: «Видел я в ночных видениях, вот, с об­лаками небесными шел как бы сын человеческий, до­шел до Ветхого днями и подведен был к Нему. И Ему да­на власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его — владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушит­ся. Вострепетал дух мой во мне, Данииле, в теле моем, и видения головы моей смутили меня» [Дан. 7: 13-14].

Иисус, в самый драматический момент Своего ис­поведничества, когда на синедрионе первосвященник спросил Его: «Заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?» — произнес, немного пе­рефразировав, именно эти слова пророчества: «отны­не узрите сына человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» [Мф. 26: 63-64]. В от­вет первосвященник и весь синедрион обвинили Иисуса в богохульстве и приговорили к смерти. Для них, как и для многих их соплеменников, было невыносимым кощунством, что Иисус, «будучи человек, делает Себя Богом» [Ин. 10: 33]. О видении Даниила они тогда, ви­димо, не вспомнили, но поняли слова Иисуса (и, таким образом, пророчества Даниила) иудеи верно. В видении Даниила человек (сын человеческий) предстает в своем божественном образе — он шествует по небу, предстоит «Ветхому днями», то есть Предвечному Богу, и получа­ет от Бога «владычество вечное» над всеми народами, владычество, которое не пресечется ни превратностями жизни, ни самой смертью. Человек, сын человеческий, становится в этом пророчестве «равным Богу» [Ин. 5:18], то есть Богом.

Такая претензия Иисуса и для саддукеев, и для фари­сеев была невыносима, безумна — прах, червь, трава объ­являли себя Богом. Разве можно было стерпеть такое?

Потому-то и не вспомнили иудеи видения из седьмой главы Даниила, слушая слова Иисуса, что и видение это было «странным», идущим, казалось бы, совершенно вразрез со всем пониманием человека, воспитанным Законом и пророками. Его сохранили книжники-софе­рим при кодификации Танаха в эпоху Второго Храма из почтения к пророческому тексту, но предпочли вывести из актуальной памяти, потому что хотя пророк Даниил и видел такое, такого быть не могло. По их представ­лениям, прямое прочтение этого видения — страшное богохульство.

Но теперь мы знаем наверняка, что видение из седь­мой главы пророка Даниила — это сохраненный в кано­нической Библии образ, широко распространенный сре­ди иудеев, по крайней мере со II-I веков до Р.Х. Только существовал он не среди саддукеев и фарисеев, правив­ших совестью большинства народа, но, скорее всего, сре­ди тех, кого Плиний Старший, Иосиф Флавий и Филон Александрийский называют ессеями. Слово «ессеи» (греч. eaaa'ioi), скорее всего, происходит от арамейско-сирий- ского h'assayya — благочестивые.

Самый ранний источник — Филон, старший совре­менник Иисуса Христа (ок. 30 г. до Р.Х. — ок. 40 г. по Р.Х.), пишет в двенадцатой главе трактата «О том, что каждый добродетельный свободен», что число ессеев превыша­ет четыре тысячи человек. На эту же численность ессеев указывает и Иосиф Флавий [Иудейские древности. XVIII, 1,5], принадлежавший к следующему поколению иудеев, живших в середине — второй половине I века.

Сообщество в 4-5 тысяч человек не кажется значи­тельным даже для такой крошечной области Римской империи, как Иудея. Ессеи — численно небольшое со­общество. Но все современники, писавшие о них, восхищаются и поражаются устроением их жизни, их высокой нравственностью и устремленностью к духов­ным ценностям: «Достойно удивления то чувство спра­ведливости у них, которое они, помимо всех прочих на­родов, ставят не ниже добродетели и которого не знают ни греки, ни другие народы. Это столь в них развитое чувство укоренилось у них не со вчерашнего дня, а из­древле, и в силу его они не препятствуют никому жить со всеми общею, равною жизнью: имущество у них об­щее, и богач пользуется у них не большим, чем ничего не имеющий бедняк. Они не имеют ни жен, ни рабов. Живя сами по себе, они услуживают друг другу. Для за­ведования доходами и плодами земли они с помощью голосования избирают наиболее достойных лиц из свя­щеннического сословия.» [Иосиф Флавий. Иудейские древности. XVIII, 1, 5].

Римлянин Плиний Старший, который был с армией Веспасиана в Палестине в 66-67 годах по Р.Х. и мог лично познакомиться с общиной ессеев, точно указывает в сво­ей «Естественной истории» местонахождение их поселе­ний и подтверждает некоторые обычаи ессеев, рассказан­ные еврейскими авторами: «К западу от Асфальтового озера (то есть Мертвого моря. —А.З.), но в достаточном удалении от берега, чтобы избежать вредоносных (испа­рений моря. —А.З.), проживают ессеи — племя уединен­ное и наиболее удивительное изо всех во всем мире: они живут без женщин, отвергают плотскую любовь и обита­ют среди пальм. Изо дня в день число их увеличивается благодаря появлению массы утомленных жизнью при­шельцев, которых волны судьбы влекут к обычаям ессе­ев» [Nat. Hist.V, 17, §73].

И действительно, в 1947 году именно здесь, вблизи северо-западного побережья Мертвого моря, в пещерах урочища Хирбет-Кумран совершенно случайно были обнаружены первые рукописи, принадлежавшие, как полагает сейчас большинство исследователей, общи­нам ессеев[33]. Открытие рукописей Мертвого моря, или Кумранских рукописей, как их еще называют, является одним из величайших по значимости историко-куль­турных открытий ХХ века. Эти рукописи и тяготеющие к ним, ранее открытые тексты (например, Дамасский документ из генизы Старой синагоги Каира) освети­ли изнутри почти неизвестный нам духовный мир ев­рейского народа в те три «темных века», когда новые книги уже не прилагались к Ветхому Завету, а христи­анский Новый Завет еще не был составлен. Конечно, Кумранские рукописи запечатлели мировоззрение ма­ленькой группы ессейских общин, а не всего Израиля, но эта маленькая группа была, видимо, очень значи­тельной в духовном плане, если о ней говорят и ею вос­хищаются вдумчивые соотечественники и внешние на­блюдатели-современники.

Примечательно, что в текстах Кумрана есть четкое указание, когда возникла община. В начале так назы­ваемого «Дамасского документа» (CD) сказано: «А те­перь слушайте, все познавшие праведность, и вникай­те в дела Бога, ибо тяжба у Него со всякой плотью, и суд Он сотворит над всеми, отвергающими Его. Ибо за их измену, за то, что покинули Его, он сокрыл Свое лицо от Израиля и от Своего святилища и предал их мечу. Но ко­гда вспомнил завет Свой с Первыми, то оставил остаток

Израилю и не предал их истреблению. И по конце гне­ва через триста девяносто лет по предании их в руки Навуходоносора, царя Вавилонского, взыскал их и отра­стил от Израиля и от Аарона корень насаждения, дабы наследовать им Его землю и удобрить благим Его почву. Они поняли свое преступление и узнали, что они — лю­ди виновные, но были точно слепые, точно нащупываю­щие дорогу двадцать лет. И Бог вник в их дела, ибо чи­стосердечно они искали Его, и поставил им Праведного наставника, чтобы направить их по пути сердца Своего» [CDF 1,1-11].

«Учитель праведности», Праведный наставник (moresedeq) — личность, по крайней мере для самих чле­нов общины, вполне историческая. Учитель праведно­сти был дан общине Богом через 20 лет после ее созда­ния, а община возникла через 390 лет после предания Иерусалима «в руки Навуходоносора, царя Вавилонского». Как мы помним, в 598 году до Р.Х. Иерусалимский царь Иехония и множество знатных иудеев были плене­ны Навуходоносором, а Храм ограблен по повелению Вавилонского царя. В 586 году до Р.Х. Навуходоносор вновь взял штурмом отпавший от него Иерусалим, осле­пил царя Седекию и сжег Храм. Обычно годом нача­ла Вавилонского плена считается 598-й, реже — 586-й. Таким образом, будущая община ессеев возникла, ес­ли отсчитать 390 лет от года разорения Иерусалима, или в 208 году, или в 196 году до Р.Х., то есть в правление Антиоха III Великого (223-187). А Учитель праведности был дан общине через 20 лет — это или конец правле­ния Антиоха III (188 год до Р.Х.), или конец правления Селевка IV Филопатра и начало правления Антиоха IV Эпифана (175 год), то есть еще до восстания Маккавеев. И хронология самой общины, и палеография дошедших ее текстов определенно свидетельствуют, что община су­ществовала с первых десятилетий II века до Р.Х.[34]

Главной задачей общины было хранение Нового Завета (bryth hodsh), заключенного членами общины с Богом ради Мессии, который должен будет прийти в конце времен и взять праведных (то есть членов об­щины) в свое царство. Учитель праведности готовит об­щину к приходу Мессии.

В некоторых текстах есть намеки на то, что Учитель праведности и есть тот единственный учитель, который именуется помазанником (masiah) и избранником (bhyrw) Божиим. В кумранских толкованиях на пророка Аввакума прямо говорится, что «Учителю праведности Бог поведал все тайны слов Его рабов-пророков» [10pHab. VII, 4-5]. А на весьма важные слова «душа надменная не успокоит­ся, а праведный своею верою жив будет» [Авв. 2:4] дает­ся комментарий: «Это относится к исполняющим Закон в доме Иуды, которых Бог спасет от Дома суда за их стра­дания и веру в Учителя праведности» [10pHab.VIII, 1-3]. В том же комментарии указывается, что в «руку избран­ника Своего отдаст Бог суд над всеми народами» [10pHab. V, 4]. Кажется естественным, что если одни не идут на суд, так как верили Учителю, то других, неверующих, Учитель судит на последнем Суде. Тем более что Учитель правед­ности, мирно умерший (при упоминании о его успении употреблен глагол 'sp) [CD XIX, 35; XX, 13-14], должен «восстать в конце дней» [CD VI, 10-11]. Большинство ис­следователей Кумранских текстов твердо полагают, что речь идет об эсхатологической перспективе, то есть о вос­кресении Учителя праведности «в конце дней».

Машиах, тот, кто придет в будущем, также является судьей и искупителем (go'el). В Дамасском документе из Каирской генизы [CD XIV, 19] имеется сильно поврежден­ное место, о смысле которого шли споры, пока он не был восстановлен благодаря находке идентичного фрагмента в четвертой пещере Хирбет-Кумрана [40Db]: «Восстанет помазанник Аарона и Израиля и искупит вину их». Как и Учитель праведности, Машиах — избранник Божий (bhyr 'lh'). Но в таинственном Мессианском тексте, найденном также в четвертой пещере Кумрана, Машиах именуется «порождением Его (то есть Бога. — А. З.) и духом Его дыха­ния»³⁸. В тексте кожаного свитка, сохранившего фрагмент Устава Кумранской общины (10Sa), во второй колонке на сгибе кожи истерты до нечитаемости несколько слов [10Sa II, 11-12]. Когда издатель этого фрагмента О. Д. Бартельми просветил свиток инфракрасными лучами, на фототипии отчетливо выявились утраченные слова — 'imyolid ['el]'e (t) hammasiah- «когда породит Бог Мессию». Слово yolid — «породит» читается совершенно ясно. А притом Мессия, судя по контексту списка, — это вполне человек, который садится за пиршественный стол [10Sa II, 14] и протягива­ет руки свои к хлебу [10Sa II, 20][35].

Анализ этих Кумранских текстов и сравнение их с един­ственным упоминанием в Библии «сына человеческого, грядущего с облаками небесными» [Дан. 7:13-14], позво­ляют предположить, что, по крайней мере в последние два века перед Рождеством Христовым, а возможно, и на­чиная с эпохи плена, в народе Библии распространяется ожидание пришествия или даже вера в пребывание среди людей совершенного человека (сына человеческого), ко­торый одновременно является и Сыном Божиим, рожден­ным от Бога Его избранником, судьей и помазанником. Само именование этого помазанника сыном человече­ским должно было в библейском контексте подчеркнуть именно его человеческое естество, его человеческую при­роду. Ведь Библия множество раз употребляла слова «че­ловек» и «сын человеческий» как абсолютные параллель­ные синонимы. Тот, кто идет с облаками небесными, и тот, кто рождается от Бога, — это человек. Пророка Даниила, по его собственному признанию, это видение привело в трепет и смутило. Ведь учение Библии, если исключить первые главы книги Бытия, все время говорит о безмер­ной пропасти между человеком и Богом. Знание, что че­ловек «образ и подобие Божие», крепко забыто. Даже ду­мать о бессмертии, о воскресении мертвых, об общении Бога и человека через своих посланников-ангелов садду­кеям кажется нечестивым. А уж тем более мысль о том, что в человеке сосуществуют (по крайней мере, могут со­существовать) обе природы — и тварная, и божественная, кажется столь невыносимой, что за это могут запросто побить камнями. Но теперь, в последние века дохристи­анского мира, учение это в еврейском народе распростра­няется вновь. У ессеев-кумранитов мы ясно видим со­единение природ в Учителе праведности — Мессии. И это не какое-то особое существо, но совершенный, парадиг- мальный (если позволено будет употребить этот грече­ский термин) человек. Он совершенен, а другие люди не­совершенны. Но он учит тех несовершенных, кто хочет стать совершенными, пути к совершенству. Потому-то он и именуется наставником и учителем. И поскольку он од­ной природы со своими учениками, ничем не отличает­ся от них сущностно, у учеников есть возможность, име­ется шанс вырасти в меру своего Учителя.

Учение, заложенное в первых главах книги Бытия и потом преданное забвению из-за его жизненной неак­туальности, неожиданно актуализируется в самые траги­ческие, самые трудные века древнего еврейства. Почему?

Видимо, дело в том, что надежда на эмпирического че­ловека, на судью, пророка, царя, вождя, первосвященника становится все более и более иллюзорной. Исторический опыт еврейского народа в эпоху Второго Храма, когда на­пряженные упования на счастливую и праведную жизнь после возвращения в Землю Обетованную рассеялись как дым при соприкосновении с действительностью, утвер­ждает по крайней мере часть народа в мысли, что ста­рые надежды тщетны: «Не надейтесь на князей, на сы­на человеческого, в котором нет спасения... Блажен, кому помощник Бог Иаковлев, у кого надежда на Господа Бога его» [Пс. 145: 3-5]. Таков опыт послепленного Израиля. Еще недавно мы полагали, что он, по крайней мере до на­чала христианской проповеди, исчерпывающий. Теперь мы знаем, что это не так.

Надежда на «сына человеческого» оставалась среди некоторых израильтян, как показали рукописи Мертвого моря. Но этот «сын человеческий» оказался не обычным человеком, а человеком в его изначальном естестве — че­ловеком, не пораженным грехом. Такой человек может быть сыном Божиим, а человек, имеющий в себе семя падшести, наследие грехопадения Адама и Евы, — не мо­жет. Он — только «прах, и в прах возвратится» [Быт. 3:19]. Все попытки Бога, да и людей, вернуть этому «человече­скому праху» первозданное совершенство не увенчались успехом — люди отвергали руку Божию, праведники осту­пались и падали.

Большинство израильтян все равно верили и надеялись, что придет «лев из колена Давидова», потомок древних, до- пленных царей, и создаст новое великое и благочестивое царство. Но люди разумные при этом понимали, что ес­ли два десятка допленных царей, даже такие великие, как сам Давид и его сын Соломон, не смогли воздвигнуть не­зыблемое и счастливое царство, то на чем основаны наде­жды, что кто-то сможет сделать это в будущем? На проро­чествах? Быть может, но пророчества толкуются различно.

И вот как раз в эти века отчаяния и сомнения появ­ляется, как теперь мы знаем, учение, что учитель и царь (помазанник), который восстановит величие Израиля, бу­дет человеком необычным. Он будет сыном человеческим и одновременно сыном Божиим. Дыхание жизни, вду­нутое Богом в Адама и сделавшее его «душою живою» [Быт. 2:7], — это Божественное семя будет в этом Учителе и Мессии неповрежденным, как и естество перстное. Потому-то именуется он «порождением Божиим» и «ду­хом Его дыхания» в кумранских текстах. Более того, ес- сеи-кумраниты твердо верили, что он уже жил, и создал их общину, и умер как человек, и воскреснет вновь, что­бы судить всех людей.

«Новый завет», о котором постоянно говорят Кумранские тексты, был заключен с Богом в изгнании, «в стране Дамаска», куда увел своих последователей в первой половине II века до Р.Х. Учитель праведности. Этот Новый Завет есть «обновление союза» Бога с людь­ми [10 34bis II, 6] — по всей видимости, того союза, кото­рый был нарушен Адамом. Потому-то и жили кумрани- ты отдельными обособленными общинами, исключали или весьма ограничивали (есть разные свидетельства) брачные отношения полов, отменяли частную собствен­ность, питались пищей, произведенной своими руками. Они считали себя гражданами уже иного мира, свободно­го от греха, от похоти, алчности, гордыни. Весь остальной мир, в том числе и Израиль, лежит во зле, пойман в «три западни Велиара» — прелюбодеяние, богатство и осквер­нение храма (святыни) [CD IV, 12-18]. А последователи Учителя, хотя и они прах и пепел [10S XI, 22], искупле­ны им и стали «сынами света», то есть Бога. В них вос­становлено изначальное божественное естество челове­ка, и потому они уже не идут в «Дом суда», но, минуя суд, переходят в новую и вечную жизнь. Суд не может быть над теми сынами человеческими, которые суть и сыны Божии — Бог не подлежит никакому суду.

Из кумранских находок мы узнаем, что во II-I веке до Р.Х. в Израиле такие взгляды были не богословским умозрением отдельных мыслителей, но целым религиоз­ным направлением, общественной духовной практикой. Корнем этой практики было воспоминание изначально­го божественного естества человека и вера в то, что это естество восстановлено через Богом посланного совер­шенного сына человеческого — Учителя праведности[36].

Предопределенные к праведности

Среди текстов Кумрана особо значительное место за­нимает обширный текст, названный «Уставом общины» (10S). По ряду признаков, главный из которых — отсут­ствие упоминаний в «Уставе» Учителя праведности, неко­торые ученые полагают, что это ранний текст, созданный до того, как Учитель стал главным авторитетом общины. Другие исследователи по иным признакам, главный из которых — малое количество прямых библейских цитат, полагают, что это, напротив, поздний текст, созданный тогда, когда община уже не надеялась объединить весь народ и замкнулась. Членам общины Писание было и так известно. Все эти аргументы датировок не очень надеж­ны, но одно бесспорно: к этому тексту до последних дней существования общины относились с глубочайшим по­чтением и его хранили как великую ценность, а в годину опасности со всеми предосторожностями спрятали в той пещере Кумрана, которую мы ныне именуем первой.

В третьей части этого документа говорится о тайне существования в мире добра и зла. «Он (Бог. — А.З.) со­творил духов света и тьмы и на них основал всякое дей­ствие» [10S III, 25]. Свет здесь синоним правды, тьма — лжи и зла: «В чертоге света родословие правды и из источника тьмы — родословие кривды» [19]. Итак, кум- раниты считали, что «кривда», вернее, «дух кривды» (то есть то, что дает кривде бытие) создан Богом. «Он (Бог. — А.З.) сотворил человека для властвования миром и поло­жил ему два духа, чтобы (человеку) руководиться ими до срока Его взыскания. Это духи правды и кривды» [17-19].

У персов-зороастрийцев два духа. Сыновья Ахура Мазды сами избирают — один правду, другой кривду: «Воистину есть два изначальных духа, близнецы, известные своей противоположностью в мысли, в слове и в действии, — они оба — добрый и злой. И вот, из этих двух духов один, сле­дующий лжи, выбрал зло, а другой, дух святейший, обле­ченный в небесную твердь, выбрал праведность» [Авеста. Ясна 30,3].У кумранитов иначе. Здесь духи правды и крив­ды сотворены такими Самим Богом. В так называемом «Свитке войны» (10M), происходящем также из первой пещеры Кумрана, совершенно ясно говорится: «Ты, Боже наших отцов. создал Велиара губителем, ангелом злокоз­ненным. Во тьме. совет его — ради нечестия и греха, и все духи его жребия, ангелы зловредные.» [10MXIII, 7; 11-12].

В Дамасском документе, отражающем, скорее всего, ранние воззрения общины ессеев, еще присутствует об­щебиблейская идея свободного выбора духами и, видимо, людьми пути правды или пути лжи. По крайней мере, на примере падения исполинов — «стражей небесных», «сле­довавших строптивости своего сердца», члены общины предостерегаются от того, чтобы «не рыскать помышле­ниями преступной мысли и развратных глаз» [CD II, 17-18], и «избирать то, что Бог желает, и отвергать то, что Он не­навидит, чтобы шествовать непорочно по всем путям Его» [CD II, 15-16]. Но позднее принцип свободы выбора пол­ностью исчезает, замещаясь всецелым детерминизмом.

Смущало ли кумранитов, что благой Бог творит зло, мы не знаем. Но то, что Бог, по их представлениям, со­здатель и добра и зла, мы знаем точно. Не менее досто­верно известно нам, что не только духи, но и люди пред­определены Богом одни к свету и правде, а другие ко тьме и лжи. «Ты сотворил праведника и нечестивца», — говорится в одном из Кумранских гимнов [10H IV, 38]. Праведник предопределен к праведности, а нечестивец предопределен к нечестию. И даже если праведник под­дастся Велиару и сотворит нечестие, он будет исправлен

Богом, а вот нечестивец, как бы ни старался стать правед­ником, обречен на неудачу. В Уставе об этом говорится с полной ясностью: «В руке князя светов (мн. ч. —А.З.) власть над всеми сынами праведности, путями света они будут ходить. А в руке ангела тьмы вся власть над сына­ми кривды, и путями тьмы они будут ходить. От ангела тьмы заблуждение всех сынов праведности, все их пре­грешения, грехи, вина, их преступные деяния в его вла­сти, согласно тайнам Бога до срока Его. И все их кары и сроки их бедствий во власти Его супостата (мастема — препятствие, преграда — может быть, и личное прозва­ние ангела тьмы). И все духи его жребия — на помеху сы­нам света. Но Бог Израиля и ангел Его правды помогают всем сынам света» [10S III, 20-25].

Книга Еноха, арамейские фрагменты которой найде­ны в четвертой пещере Кумрана, не была впоследствии принята ни иудейской, ни христианской традицией в ка­честве канонической. Но в ней как раз очень решитель­но утверждается полная предопределенность будуще­го—в хранящихся на небесах таблицах судеб все, что еще не свершилось, уже записано и утверждено, и все, кто предназначен к праведности и спасению, уже наиме­нованы и их грядущие деяния провозглашены (Енох 81): «Я рассмотрел все на небесных скрижалях, и прочитал все, что было написано на них, и заметил для себя все, и про­читал книгу и все, что было в ней, все дела людей и всех телесно рожденных, которые будут на земле до самых отдаленных родов... „Блажен муж, который умирает как праведный и благой, о котором не написано никакое пи­сание неправды и против которого не найдено вины!"»[37].

Кумраниты исключают возможность свободного вы­бора и для духов, и для людей между добром и злом. Все предопределено Богом. Между сынами света и сынами тьмы идет жестокая брань, но ее исход известен зара­нее: «Ты извечно предначертал Себе день битвы, что­бы помочь правде истребить грех, унизить тьму и возве­личить свет. для вечного пребывания, для уничтожения всех сынов тьмы и радости всем сынам света» [10М XIII, 14-16]. Понятно, что те, кто составлял и хранил тексты, ныне именуемые Кумранскими, те, кто жил в общинах на берегах Мертвого моря, сами себя полагали «сынами Света» и «избранниками Божиими», а своих врагов и гони­телей — «сынами тьмы», предназначенными к конечной гибели. Кумраниты, совсем как через полтора тысячелетия Кальвин и его последователи, делили всех людей на пред­определенных к спасению и предназначенных к гибели.

Хорошо и не понаслышке знавший ессеев Иосиф бен Маттафия, вошедший в историю под именем Иосиф Флавий (он в молодости три года жил с ессеями и даже удалялся в пустыню к некоему анахорету Баннусу), в сво­ей финальной работе «Иудейские древности» специально останавливается на детерминизме ессеев как на их наи­более яркой отличительной черте: «Секта ессеев учит, что во всем проявляется мощь предопределения и что все, постигающее людей, не может случаться без и помимо этого предопределения» [Иудейские древности. XIII, 5,9].

Весьма примечательно, что именно ессеи, вспомнив­шие и глубоко пережившие божественность человека, провозглашенную в первых главах книги Бытия, поста­вившие знак равенства между сыном Божиим и сыном

всей видимости, с греческого. (Перевод А.В. Смирнова. — Книга Еноха. Казань, 1888.)

человеческим в лице своего Учителя праведности и че­рез него для всех его последователей, заключившие, как они считали, новый завет с Богом взамен старого, разру­шенного грехом, — эти самые ессеи полностью отвергли главное божественное свойство человека — его свободу.

Скорее всего, именно отрицание свободы привело к крайней ритуализации и мелочной регламентации всей жизни ессеев-кумранитов. Довольно строгие наказания полагались, например, за плевок во время собрания об­щины или за неловкий жест, в результате которого может распахнуться одежда и открыться нагота. Пищевые огра­ничения были очень строги, и даже естественные оправ­ления организма дозволялось совершать только строго определенным образом. В тех общинах кумранитов, где семейная жизнь все же дозволялась, супружеские отно­шения сводились к минимуму и также строжайше ре­гламентировались; полигамия и развод, в противоречие

" 42

иудейскому закону, запрещались⁴².

Другие еврейские духовные традиции, судя по тому же Флавию, к свободе человека относились иначе, хотя любое сущностное сближение человека и Бога отверга­ли в принципе. «Саддукеи. совершенно устраняют все учение о предопределении, признавая его полную несо­стоятельность, отрицая его существование и нисколько не связывая с ним результатов человеческой деятельно­сти. При этом они говорят, что все лежит в наших соб­ственных руках, так что мы сами являемся ответствен­ными за наше благополучие, равно как и сами вызываем на себя несчастья.». «Фарисеи утверждают, что кое-что, хотя далеко и не все, совершается по предопределению, иное же само по себе может случаться» [Иудейские древ­ности. XIII, 5,9]. «Выбор между праведными и неправед­ными поступками по большей части зависит от человека, тем ни менее судьба присутствует в каждом человече­ском действии» [Иудейская война. II, 8,13].

Саддукеи требовали только строгого исполнения зако­нов Торы, фарисеи же добавляли к мицвам Торы множе­ство благочестивых обычаев, которые также рекомендо­вали соблюдать, впрочем, без тех строгих и неотвратимых наказаний за их нарушение, которые за нарушение своих норм предусматривали ессеи. Как можно заметить, стро­гость внешнего религиозного обычая в позднем храмо­вом иудаизме оказывается прямо связана со степенью убеждения в детерминированности человеческой жизни Божественной волей. Чем сильней в той или иной шко­ле вера в предопределение, тем строже и мелочней ре­гламентация жизни, достигающая максимума в общи­нах кумранитов.

Долгое развитие библейской традиции, как мы видим, подошло к примечательному завершению. Одни, ессеи- кумраниты, верили в божественность человека, в то, что они — сыны Света, но эта вера заставляла их отгоражи­ваться от всех прочих — и соотечественников, и инопле­менников — высокими стенами запретов, регламентаци­ей повседневного «священного быта» и убежденностью, что внешний, не предопределенный к свету мир лежит и до конца времен обречен лежать в кромешной духовной тьме. Богосыновство (сыны света — синоним, думаю, сы­нов Бога) означало для этих избранников полный отказ от свободы не только в практическом, но и в онтологическом аспекте — в Боге нет свободы, а есть предопределенность к свету или ко тьме со всеми вытекающими отсюда по­следствиями для судьбы конкретного человека. Мессию они ждали напряженно, но царство этого Помазанника было не от мира сего. Это царство должно будет прийти для сынов Света только после победы Бога над Велиаром и сынов Света над сынами тьмы и зла. Победа Света над тьмой неизбежна, но плоды ее достанутся только тем, кто предопределен к этому изначально.

Иосиф Флавий очень осторожен в описании эсхато­логических верований ессеев. Должно быть, он был свя­зан обетами неразглашения. Но то, что он рассказывает во второй книге «Иудейской войны», может свидетель­ствовать о вере ессеев в обожение сынов Света, в их со­единение с Небесным их Отцом. В воскресение тел они, возможно, не верили, но в бессмертие души верили «не- поколеблемо». «Ессеи. непоколеблемо убеждены, что в то время как тела подвержены гибели и их материаль­ный состав не постоянен, души остаются вечно бессмерт­ными. Происходя из тончайшего эфира, они, совлеченные вниз некими чарами природы, попадают в тело, словно в темницу» [Иудейская война. II, 8,11].

Это очень похоже на платонизм, весьма распро­страненный в эллинистическом мире в эпоху Иосифа Флавия. Но ессеи были не теоретиками, а практиками духовной жизни. Они не только верили, что, «едва осво­бодившись от оков плоти, души, словно вырвавшись на свободу после многих лет рабства, с ликованием взмы­вают ввысь» [там же], но и исповедовали, что такова толь­ко участь душ сынов Света, «избранников Бога» (behirey 'el) [10pHab X, 13]. Души же сынов тьмы обречены на «мрачную, бурную пропасть, исполненную бесчислен­ными казнями», на «мрак вечного огня» [10S II, 8]. Для тех, кто обречен, будет страшный суд, для тех, кто пред­определен к Свету, суда не будет — их ждет соединение с Абсолютным Божественным благом. Поэтому, должно быть, Иосиф Флавий резюмирует рассказ об эсхатологи­ческих воззрениях ессеев словами: «Учение ессеев о ду­ше представляет необоримый соблазн для тех, кто од­нажды вкусил их мудрости» [Иудейская война. II, 8,11].

Другие, саддукеи и фарисеи, не верили в божествен­ность человека, а саддукеи не верили и в его бессмертие, даже в бессмертие души, а уж тем более в воскресение те­ла. Чисто земная и временная судьба человека сопрягалась у саддукеев с его полной свободой — они «совершенно от­рицают судьбу и считают, что Бог не способен ни совершить грех, ни узреть его[38]. Люди свободны в выборе между доб­ром и злом, и каждый человек должен решать, чему сле­довать» [Иудейская война. II, 8,13]. Поэтому эсхатологию саддукеи заменяли политикой и надеялись на восстановле­ние независимого еврейского государства с благочестивым царем во главе (или с помазанником-первосвященником, такой вариант тоже приветствовался). В соответствии со старинной библейской традицией праведность и грехов­ность предков определяли не их загробную судьбу, ибо та­ковой не было, а земную судьбу их потомков.

Фарисеи в бессмертие души и в воскресение тела верили, но бессмертие человека предпочитали не со­единять с его божественностью. Для них, как и для зо- роастрийцев, большое значение имел загробный суд, который, понятно, становится бессмысленным при стро­гом следовании предопределению. Но судьба оправдан­ных на загробном суде не вполне понятна. Они обретают некую блаженную жизнь, но, скорее всего, не в единстве с Абсолютным Божественным благом, так как соединение человека с Богом в принципе невозможно из-за различно­сти их природ. Фарисеи ждали царя из рода царя Давида — «льва из колена Давидова». Это должен был быть совер­шенный, но земной царь, восстанавливающий земное, но великое, возможно, всемирное царство Израиля во испол­нение древних пророчеств, царство, значимое не столь­ко политическим величием, сколько просвещением всех народов в истинной вере в истинного Бога. В этом фари­сеи видели миссию потомков Авраама.

Одни, саддукеи, как мы видим, потеряли божествен­ность человека, но сохранили его свободу; другие, ессеи, сохранили упование на божественный жребий челове­ческой судьбы, но только ценой отказа от свободы, тре­тьи, фарисеи, пытались соединить свободу с бессмерти­ем и загробным судом, но при этом теряли божественное сыновство человека.

О пришествии Помазанника говорили в галилейских деревнях и на спасение от тенет зла и смерти горячо на­деялись в городах Самарии. Одни восстанием готовы бы­ли провоцировать Бога на освобождение «Своего народа», другие исполнялись решимости убивать пророков, чтобы обеспечить народу мирную жизнь. В горячих, напряжен­ных поисках истинного смысла судьбы и человека, и все­го еврейского народа, судьбы и политической и духовной, завершалась эпоха Второго Иерусалимского Храма.

Часть II

Христианство

Глава 1

Два тысячелетия христианства

Конец I века до Рождества и начало I века после Рождества Христова — с этим временем связано появление на исто­рической сцене той личности, которой в истории усвоено имя Иисус Христос. Слово «христианство», естественно, происходит от имени Христос, а Христос (Kpi&rog) — это не что иное, как точный перевод на греческий язык ев­рейского слова Машиах — помазанник. Слово же «Иисус» от еврейского «Иешуа» — спасать. Даже в имени Иисуса соединились еврейские и греческие смыслы; как потом скажут русские философы конца XIX — начала ХХ века, соединились Иерусалим и Афины.

Полтора, может, даже два миллиарда людей на земле считают себя христианами. Это, разумеется, не значит, что все они настоящие христиане; подавляющее число людей из тех, кто называет себя христианами, в общем-то не живут активной религиозной жизнью и даже плохо понимают, что такое христианство.

Нынешнее христианство далеко не однородно, в нем есть целый ряд исповеданий (конфессий), довольно силь­но отличающихся друг от друга. Наиболее крупное — Римско-Католическая Церковь. Кроме нее — совокупность ортодоксальных (православных) церквей, которые нахо­дятся друг с другом, как говорится, в братских отношениях, но не имеют единого центра управления. Затем это огром­ное количество так называемых евангелических или про­тестантских церквей, очень отличающихся друг от друга по догматике. И наконец, это круг так называемых дохалки- донских церквей — это церкви, которые сложились как осо­бенные юрисдикции до VI века. К ним относится Армянская Церковь, Эфиопская Церковь, Коптская Церковь, различ­ные Несторианские Церкви Переднего Востока, в том чис­ле в Ираке и Сирии. Догматические отличия между хри­стианскими исповеданиями довольно велики, и о них мы будем говорить. Вот таков круг христианства.

В ожидании Мессии

Алкание Мессии, «запрос на Мессию», которым отлича­лось еврейское сообщество времени Хасмонейской ди­настии и Римского владычества, не могло не вызвать к жизни людей, претендовавших на этот высокий ста­тус. Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» рассказы­вает, что во время переписи в Римской империи, кото­рую в Сирии осуществлял сенатор Квириний (той самой переписи, во время которой, по словам евангелиста Луки, родился Иисус Христос [Лк. 2: 1-2]), «некий галилеянин Иуда, происходивший из города Гамалы, вместе с фари­сеем Садоком стал побуждать народ к оказанию сопро­тивления, говоря, что допущение переписи поведет лишь к рабству. Они побуждали народ отстаивать свою сво­боду. .Предвечный лишь в том случае окажет иудеям поддержку, если они приведут в исполнение свои наме­рения, особенно же если они, добиваясь великого, не от­ступят перед осуществлением своих планов» (18.1.1).

«Приверженцы этой секты (Иуды Галилеянина. — А.З.) во всем прочем вполне примыкают к учению фарисе­ев. Зато у них замечается ничем не сдерживаемая лю­бовь к свободе. Единственным руководителем и влады­кою своим они считают Господа Бога. Идти на смерть они считают за ничто, равно как презирают смерть дру­зей и родственников, лишь бы не признавать над собою главенства человека... Мои слова далеко не исчерпыва­ют всего их великодушия и готовности их подвергаться страданиям. Народ стал страдать от безумного увлече­ния ими при (игемоне) Гессии Флоре (первые годы I ве­ка по Р.Х. — А.З.)» [Иудейские древности. XVIII, 1,6].

При императоре Клавдии «во время наместничества Фада в Иудее некий Февда, обманщик, уговорил большую массу народа забрать с собою все имущество и пойти за ним, Февдою, к реке Иордан. Он выдавал себя за пророка и уверял, что прикажет реке расступиться и без труда про­пустить их. Этими словами он многих ввел в заблуждение» [XX, 5, 1]. В Деяниях Апостолов приводятся оба эти слу­чая [Деян. 5: 36-37], и к ним добавлены еще два других — с Симоном-волхвом: «Некоторый муж, именем Симон. волхвовал и изумлял народ Самарийский, выдавая себя за кого-то великого. Ему внимали все, от малого до большо­го, говоря: сей есть великая сила Божия»; и с неким егип­тянином, который «произвел возмущение и вывел в пу­стыню четыре тысячи человек разбойников» [Деян. 21:38]. Деяния и о Симоне-волхве, и о Февде говорят деликатно, что они выдавали себя за кого-то великого. Имя «машиах» автор Деяний не хочет соединять с этими авантюристами, но из слов Иосифа Флавия ясно, что и Иуда Галилеянин с Садоком-священником, и Февда объявляли себя машиа- хом. Машиахом, по всей видимости, выставлял себя перед галилеянами Симон-волхв, да и «некий египтянин» вряд ли нашел бы в Иерусалиме четыре тысячи разбойников, а вот иудеев, готовых к восстанию за осуществление своих религиозно-политических чаяний, в Иерусалиме нашлось бы немало. Египтян в Римской империи считали знато­ками всякого колдовства и чародейства. Потому и вождь этих четырех тысяч «разбойников», убедивший их чудеса­ми в своем мессианстве, назван египтянином (позднее по этой же причине учеником египтян назовет Иисуса Христа ненавистник христианства Цельс).

Палестина первой половины I века была полна мес­сианских ожиданий. Выплески духовной энергии в фор­ме восстаний и массовых исходов были только крайни­ми их проявлениями. Практически все иудеи тогда жили надеждой, что «ныне восстановится царство Израиля».

Поэтому когда в Палестине появился около 30 года по Р.Х. молодой пророк по имени Иисус, творящий чудеса и ясновидящий, на него сразу же устремились взгляды иудеев и иных обитателей Палестины — самарян, греков, сирийцев: не тот ли это, кого чает Израиль?

Историчность личности Иисуса

Современная наука по целому ряду признаков опреде­ляет даты рождения и смерти Иисуса. Он, конечно, ро­дился не в первый день первого года первого века, а при­мерно между 7 и 3 годом до Рождества Христова и погиб между 30 и 33 годом. В Евангелии написано, что, когда Иисус вышел на проповедь, Ему было около тридцати лет [Лк. 3:23], и это было примерно затри года до Его гибели.

История жизни Иисуса Христа известна нам лучше, и с точки зрения строго историографической сведения о нем намного надежней, чем биографии почти всех лиц древности, включая таких прославленных мыслителей и политиков, как Платон, Солон, Аристотель, Сенека, Юлий Цезарь или Александр Великий. Для историка очень важ­но, насколько далеко отстоят от события описывающие его источники. Основные источники, рассказывающие о делах и словах Иисуса Христа, отстоят от времени совершения Его дел и произнесения слов всего на несколько десяти­летий. Возможно, самые ранние из написанных о Нем по­вествований, дошедших до нас, отстоят от описываемых событий всего на полтора-два десятилетия. При этом са­мые ранние аутентичные рукописи с фрагментами тек­стов, повествующих об Иисусе Христе, отстоят от собы­тий, на них зафиксированных, на несколько десятилетий и относятся к первым годам II века по Р.Х.[39]

И это, что важно, не только тексты, написанные по­следователями Иисуса — христианами, но и тексты, со­зданные сторонними и, большей частью, враждебными христианам наблюдателями.

В XVIII книге «Иудейских древностей» Иосифа Флавия есть параграф, который из-за его явной прохристианской направленности полагали позднейшей христианской ин­терполяцией в текст книги, автор которой, являясь пра­воверным фарисеем, отнюдь не разделял веру христиан. Звучит этот параграф в классическом переводе с грече­ского так:

«Около этого времени жил Иисус, человек мудрый, если Его вообще можно назвать человеком. Он совер­шил изумительные деяния и стал наставником тех лю­дей, которые охотно воспринимали истину. Он привлек к себе многих иудеев и эллинов. То был Христос. По на­стоянию наших влиятельных лиц Пилат приговорил Его к кресту. Но те, кто раньше любили Его, не прекращали этого и теперь. На третий день он вновь явился им жи­вой, как возвестили о Нем и о многих других Его чуде­сах боговдохновенные пророки. Поныне еще существу­ют так называемые христиане, именующие себя таким образом по Его имени [Иудейские древности. XVIII, 3,3].

В начале ХХ века в Синайском монастыре святой Екатерины была найдена арабская рукопись XIV-XV веков «Всемирной истории» Агапия. Агапий Иерапольский — хри­стианский арабоязычный автор X века из Сирии. В своем сочинении, которое в дошедшем до нас виде, безусловно, несет множество ошибок и искажений переписчиков (при­том определенно не только христианских, но и мусульман­ских), приведен этот фрагмент «Иудейских древностей» в версии, существенно отличающейся от той, что была из­вестна ранее: «В это время был мудрый человек, которого звали Иисус. Весь его образ жизни был безупречным, и он был известен своей добродетелью, и многие люди среди евреев и других народов стали его учениками. Пилат осу­дил его на распятие и смерть. Но те, кто стали его учени­ками, не отказались от его учения. Они рассказывали, что он им явился через три дня после распятия и что он был тогда живым; таким образом, он был, может быть, мес­сия, о чудесных деяниях которого возвестили пророки».

Версия Агапия существенно в меньшей степени хри­стианизирована, и это доказывает, что фрагмент об Иисусе Христе действительно присутствовал в «Иудейских древ­ностях», хотя, может быть, и не совсем в том виде, ка­кой дошел до нас в рукописях сочинения Агапия. Судя по началу следующего параграфа и всему содержанию 18-й книги, третий параграф мог завершаться рассказом о каких-то безобразных поступках, которые приписыва­лись христианам и за которые их наказывали римские императоры. Эти критические фразы ранние христиан­ские переписчики могли опустить. Но в любом случае для Иосифа Флавия, родившегося в Иерусалиме через несколько лет после казни Иисуса (в первый год правле­ния императора Гая Калигулы, то есть между мартом 37 и мартом 38 года по Р.Х.), Иисус был не только вполне ис­торической, но и широко известной личностью. Хорошо известны Иосифу и многие иные действующие лица на­чала христианской истории — Иоанн Креститель, апо­стол Иаков — первый епископ Иерусалима, Понтий Пилат.

Римские историки Светоний и Тацит также упо­минают о христианах и о гонениях на них со стороны римских властей, причем упоминают с явным одобре­нием антихристианских действий. Тацит в 15-й книге «Анналов» описывает страшные гонения на христиан при Нероне. Формальной причиной для гонений был край­не разрушительный пожар в Риме — Magnum Incendium Romae — в июле 64 года по Р.Х. Тогда выгорело 11 из 14 кварталов Вечного города. Четыре квартала были уни­чтожены полностью. «Но ни средствами человеческими, ни щедротами принцепса, ни обращением за содействи­ем к божествам невозможно было пресечь бесчестящую его (Нерона. — А.З.) молву, что пожар был устроен по его приказанию. И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приис­кал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыд­ное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала бы­ли схвачены те, кто открыто признавал себя принадле­жащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодей­ском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому. Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растер­заны насмерть собаками, распинали на крестах или обре­ченных на смерть в огне поджигали с наступлением тем­ноты ради ночного освещения. Для этого зрелища Нерон предоставил свои сады; тогда же он дал представление в цирке, во время которого сидел среди толпы в одежде возничего или правил упряжкой, участвуя в состязании колесниц. И хотя на христианах лежала вина и они за­служивали самой суровой кары, все же эти жестокости пробуждали сострадание к ним, ибо казалось, что их ис­требляют не в видах общественной пользы, а вследствие кровожадности одного Нерона» [Анналы. XV, 44].

Иногда говорят об интерполяции этого фрагмента, но даже на слух понятно, что это не интерполяция, по­тому что христианский автор не мог так презрительно и негативно судить о людях, исповедовавших его веру и умиравших за нее.

Есть и свидетельства Светония в «Жизни двенадцати цезарей». К 41 или к 49-50 годам, но в любом случае — ко времени правления императора Клавдия, относится крат­кое его указание: «Иудеев, постоянно волнуемыхХрестом, он (император Клавдий. — А.3.) изгнал из Рима» [5,25,4]. А ко времени правления Нерона «наказаны были хри­стиане, приверженцы нового и зловредного суеверия» [6, 16,2]. Интересно, что в первом фрагменте Христа имену­ют «Хрест» (Chrestus), не через «и», а через «е». А я напо­мню, что Мессия-помазанник пишется по-гречески че­рез «и» — Хр^тод, а здесь пишется «Хрест» по-латыни. Раньше говорили, что это ошибка, но сейчас филологи, специалисты в области классических языков, считают, что при передаче на разговорной латыни греческого слова «Христос» могло в устной речи звучать «е»[40]. И поэтому Светоний, записывавший со слов простых людей, непра­вильно услышал звук, хотя он правильно говорит «хри­стиане». Примечательно, что у Тацита в одной из рукопи­сей «Анналов» написано «хрестиане» (Chrestiani), то есть это довольно распространенная, хоть и ошибочная форма.

Эти свидетельства письменные, и отнюдь не от доб­рожелателей. Для просвещенных римлян, Светония и Тацита, христиане — крайние, отвратительные и ди­кие восточные сектанты. Но они фигурируют и играют даже существенную, хотя и страдательную, роль в рим­ских событиях 40-60-х годов по Р.Х.

Позже, в начале II века (110-113 годы), будут письма к императору Траяну Плиния Младшего, где он, уже как губернатор Малоазийской провинции Вифинии, описы­вает, как он борется с христианами. Он просвещенный человек, ему в общем-то бороться особенно не хочется, но христиане настолько, по его мнению, отвратительны, что с ними приходится бороться.

«Пока что с теми, на кого донесли как на христиан, я действовал так. Я спрашивал их самих, христиане ли они; сознавшихся спрашивал во второй и третий раз, угрожая наказанием; упорствующих отправлял на казнь. Я не со­мневался, что в чем бы они ни признались, но их следова­ло наказать за непреклонную закоснелость и упрямство. Были и такие безумцы, которых я, как римских граждан, назначил к отправке в Рим. Тех, кто отрицал, что они христиане, или были ими, я решил отпустить, когда они, вслед за мной, призвали богов, совершили перед изобра­жением твоим (то есть императора Траяна. — А.З.), ко­торое я с этой целью велел принести вместе со статуями богов, жертву ладаном и вином, а кроме того, похулили Христа: настоящих христиан, говорят, нельзя принудить ни к одному из этих поступков. [Христиане] утвержда­ли, что вся их вина или заблуждение состояли в том, что они в установленный день собирались до рассвета, воспе­вали, чередуясь, Христа как Бога и клятвенно обязывались не преступления совершать, а воздерживаться от воров­ства, грабежа, прелюбодеяния, нарушения слова, отказа выдать доверенное. После этого они обычно расходились и сходились опять для принятия пищи, обычной и невин­ной. Счел я необходимым под пыткой допросить двух рабынь, называвшихся служительницами, что здесь было правдой, и не обнаружил ничего, кроме безмерно урод­ливого суеверия» [Письмо Х, 96][41]. Император в коротком ответном письме [X, 97] рекомендует своему наместнику вовсе не рассматривать анонимные доносы ни в отноше­нии христиан, ни во всех иных случаях, так как «это не со­ответствует духу нашего времени», христиан же специ­ально не выискивать, но, «если они будут изобличены, их следует наказать, но тех, кто отречется. помиловать».

Из этих письменных недружественных свидетельств римских историков и чиновников, порой — современников описываемых событий, совершенно ясно, что уже в 40-е го­ды в Римской империи начинает широко распространяться новое учение, которое все презирают и о нем говорят не­вероятные вещи: толпа приписывает христианам всевоз­можные мерзости, причем с этим согласны и соседи-греки, и традиционные иудеи. Это становится причиной жесто­ких гонений, такова реальность жизни первых христиан.

Кроме письменных, есть также целый ряд археологи­ческих свидетельств. Самые ценные археологические на­ходки происходят не из Иудеи, а из Помпей и соседнего с ним Геркуланума. Ценность этих свидетельств в том, что Помпеи погибли в 79 году по Р.Х., когда весь город был засыпан пеплом, и после этого к домам горожан не бы­ло доступа до археологических раскопок XIX века, когда открылось много интересного. В частности, были найде­ны несколько изображений креста, на некоторых из них надпись «Ника» (победа). Понятно, что никто не мог эти кресты позже «подложить», это артефакты именно I века. Находка важна, потому что даже большинство церковных ученых раньше говорили, что крест стал символом хри­стиан сравнительно поздно, в III-IV веках, но мы видим, что это не так.

В Иудее в 1950-е годы была раскопана гробница знат­ной иудейской семьи Агриппы. Возможно, это был да­же тетрарх Агриппа и его семья. Если помните, к не­му очень уважительно относится апостол Павел: «Знаю,

Агриппа, что тебе известны все спорные мнения иудеев». И Агриппа в конце диалога говорит: «Ты немного не убе­ждаешь меня сделаться христианином» [Деян. 26: 28]. Но, видимо, Павел убедил, по крайней мере, кого-то из род­ственников тетрарха, потому что в гробнице есть очень схематичное изображение креста. В этой гробнице бы­ла найдена монета, позволяющая определить время за­хоронения: это 80-е годы.

Мы видим по этим находкам, что крест становит­ся важнейшим символом у христиан уже в последней четверти I века по Р.Х. Удивляться этому не приходит­ся: крест — это древнейший символ. Конечно, христиане знали про Египет — он был рядом, и египетская религия была тогда вполне жива, а крест анех — знак жизни зани­мал в ней важное место. Христиане конечно же понима­ли, что крест — это древний символ победы над смертью. Они считали гибель Иисуса на кресте не только ужасной смертью, но и великим символом победы.

И конечно, особым археологическим свидетельством, не до конца атрибутированным, является таинственная Туринская плащаница, которую часто называют «пя­тым Евангелием». История этой плащаницы таинствен­на. Впервые о ней говорит Арнульф, епископ Галльский в Испании, описывая свое паломничество в Иерусалим в 640 году. Она не раз упоминается в Византии, ее выно­сили из Влахернской церкви в Страстную Пятницу, и ей поклонялись верующие. После захвата Константинополя крестоносцами в 1204 году она на какое-то время исче­зает из поля зрения, чтобы вновь появиться во Франции в середине XIV века. Затем ее перевозят в Савойю, а от­туда — в Турин в XVI веке, где реликвия находится и сей­час (после пожара 11 апреля 1997 года в соборе Иоанна Предтечи, где она хранилась, Плащаницу увезли в один из труднодоступных горных монастырей и лишь изред­ка возвращают в Турин для поклонения).

С конца XIX века и по сей день Плащаницу изуча­ют подробнейшим образом. Поразительно то, что на ней чуть-чуть был виден образ человеческого тела и че­ловеческого лица. Но когда изображение сняли в рент­геновских и инфракрасных лучах, то появилось четкое изображение человеческого тела с вытянутыми руками и лица благородного мужа со следами пыток и крови. Все это видно, и этого никто не оспаривает. Определено с большой долей вероятности, что сама ткань относится к I веку — это помогла доказать пыльца растений, кото­рая всегда попадает на любую вещь, особенно в сельской местности и особенно весной, когда все цветет. Пыльца происходит именно из того региона — из Палестины, где совершилась казнь, а хоронили Христа в саду, и это про­изошло весной, в месяце Нисан, поэтому пыльца и по­пала на погребальные пелены.

На глаза человека, лицо которого видно на плащани­це, были положены монеты, как было принято при захо­ронении. Но в латинской надписи на монете оказалась довольно характерная ошибка людей, не очень хорошо знающих латынь. Это дало новые аргументы сторонни­кам мнения, что Плащаница — подделка. Но после Второй Мировой войны археологи нашли такие монеты с такой же ошибкой в другом месте Палестины. Видимо, это бы­ло местное монетное производство, где работали греки и сирийцы, которые не очень хорошо знали латинский язык. Так что то, что было очевидным знаком неправды, стало наиболее очевидным знаком правды.

Ученые утверждают, что фактически на этой тка­ни запечатлелся фотографический негатив, как на ста­рых пленках, но как это могло произойти? Есть масса объяснений, наиболее распространенное — по остаточно­му радиоуглеродному следу: было очень мощное радио­излучение, которое и сделало этот отпечаток возможным. Это излучение может иметь разные причины. Христиане говорят, что это и есть физический эффект Воскресения, но это уже вопрос веры.

Иногда говорят, что Плащаница была сделана в тем­ные века между 1204 годом в Константинополе и Савойей, потому что есть обугленные части ткани, и это обуглива­ние произошло в XIV — XV веках. Но все можно объяснить и иначе — собор Шамбери, где хранилась плащаница, го­рел в 1532 году, и капли расплавленного серебра драго­ценного киота прожгли несколько дырок сквозь все слои. Если радиокарбонный анализ осуществлялся на обуглен­ных частях ткани, то он дал дату пожара, а не время, когда было завернуто в ткань тело умершего мужчины. Но был ли этот умерший муж Иисусом Христом — ученые сказать не могут. Это вопрос не науки, а веры. Научные дискус­сии о подлинности Туринской плащаницы продолжаются до сего дня, это интересная тема, но любое решение этой проблемы практически ничего не изменит в самой хри­стианской религии, существующей уже две тысячи лет.

Сомнения в факте историчности Иисуса Христа

Мы не участвуем в споре о полной исторической досто­верности личности Иисуса Христа, это не наша задача. В истории религиозных идей изучают то, во что вери­ли и продолжают верить люди, а не то, что «было на са­мом деле». Но, когда речь идет о христианстве, эти вещи трудно разорвать полностью. Мы в какой-то степени бу­дем касаться доказательств историчности, тем более что

Новый Завет христиан, так же как и Ветхий Завет, нас тут же вводит в историю, он фиксирует даты.

Рождество Христово точно определяется евангели­стом Лукой: «В те дни вышло от кесаря Августа повеле­ние сделать перепись по всей земле. Эта перепись бы­ла первая в правление Квириния Сирией» [Лк. 2: 1-2]. Именно из-за этой переписи Иосиф и Дева Мария, кото­рая была на последних днях беременности, отправляют­ся в Вифлеем, и там рождается Христос. Мы можем очень точно определить, когда это имело место.

Все остальное так же очень исторически определен­но: выход Иисуса на проповедь во времена императора Тиберия. «В пятнадцатый год правления Тиберия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, Ирод был чет- вертовластником (тетрархом. — А.З.) в Галилее, Филипп, брат его, четвертовластником в Итурее и Трахонитской области, а Лисаний четвертовластником в Авилинее, при первосвященниках Анне и Каиафе» [Лк. 3: 1-2]. Все это отмечено, естественно, не годами (тогда такого летоис­числения не было, как у нас сейчас), но привязано к цар­ствованиям императоров, правителей областей, и мы лег­ко можем определить в пределах одного-трех лет время, когда евангельские события происходили. Основания хри­стианства предельно историчны. Для того, чтобы говорить о времени Авраама, нам приходилось делать некоторые реконструкции, они тоже убедительны и верны в целом, но понятно: то, что отстоит от нас на 5000 или на 4000 лет, труднее точно определить, чем то, что отстоит от нас на 2000 лет, и происходило тогда, когда вокруг была разви­тая письменная, в том числе и историографическая, тра­диция, дошедшая до нас во множестве памятников.

Личность Иисуса Христа и его учение долгое время не подвергались никакому сомнению, Его историчность считалась столь же очевидной, как историчность им­ператора Августа или оратора Цицерона, философа Аристотеля или историка Корнелия Тацита. Христиане считали книги Нового Завета боговдохновенными и без­условными, иудеи считали их исторически верными, но неправильно интерпретируемыми: то есть да, был Иисус, и были чудеса, но Он был не Мессия, а лжемессия, кудес­ник, маг, обманщик. Как говорили иудейские начальни­ки Пилату: «Господин, мы вспомнили, что обманщик тот, еще будучи в живых, сказал: после трех дней воскрес­ну» [Мф. 27: 63]. Эта интерпретация до сего дня принята в иудаизме, но сам факт существования личности Иисуса (Иешуа га-Ноцри — Иисус Назарянин — имя, известное Талмуду) сомнению не подвергался.

Когда в VII веке (622 год) зазвучала проповедь исла­ма, то и в ней не подвергали сомнению личность Христа и, большей частью, того, что описывается в Евангелии, хотя интерпретации опять же были другими — и по срав­нению с христианством, и по сравнению с иудаизмом. Мусульмане считают Иисуса (Иса ибн Марьям — Иисус сын Марии) великим пророком, признают евангельский рассказ о зачатии Иисуса Марией без земного отца, при­знают телесное вознесение Иисуса к Аллаху, но отрицают его страдальческую смерть. Иисус по воле Бога или был подменен иным человеком на кресте, которого Аллах сде­лал внешне неотличимым от Иисуса, или распятие было только видимостью, миражом, сотканным по воле Бога. Евангелие (Инджиль) признается мусульманами священ­ной книгой, которую христиане порой неверно понимают.

В христианской среде историческая адекватность Нового Завета очень долго не подвергалась сомне­нию. Сомнения в боговдохновенности, а следователь­но, и в точности буквы Писания, появились только в XVIII веке. Человеком, который первым посеял эти со­мнения, был Герман Самуэль Реймар (Hermann Samuel Reimarus; 1694-1768) — немецкий пастор, увлекшийся английским спиритизмом. В работе «Апология или за­щита разумных почитателей Бога» Реймар утверждал, что дело Христа окончилось провалом, Воскресение вы­думали соратники, которые и украли Его тело. Никаких чудес, описанных в Евангелии, быть не могло, все это вы­думки, а учение Христа — политическое, антиримское. Его целью было восстановление еврейского государства в Палестине. Однако нравственные евангельские прин­ципы имеют положительное значение, поэтому их надо изучать. Реймар при жизни не решался опубликовать эти свои соображения, но после его смерти, в конце 1770-х годов, его писания были опубликованы выдающимся философом и другом Готхольдом Эфраимом Лессингом (1729-1781). Не забудем, что XVIII век — это эпоха Просвещения, когда скептическое отношение к Церкви и к церковному вероучению было нормой среди обра­зованных людей Европы. В то же время светская, поли­тическая составляющая жизни считалась очень важной и актуальной. Заканчивалось время абсолютизма, когда от подданного требовалось слепое повиновение коро­левской власти в политической сфере. Наступила эпоха народных революций, в которых каждый сам определял свои приоритеты. Иисус Христос — политик и патриот — следствие сдвигов общественного сознания в XVIII веке.

В следующую эпоху, романтизма, в первой трети XIX века сложилась школа Liberal lives of Jesus, то есть свобод­ной трактовки жизни Иисуса. Эта школа тоже отрицала чудеса, ее сторонники говорили о том, что Иисус на са­мом деле не умер на кресте, Его лишь приняли за мертво­го, положили в гробницу, но Он пришел в Себя и вышел, а ученики решили, что Он воскрес. В эпоху Гете, Карамзина, Пушкина, Байрона эта трактовка жизни Христа считалась самой модной и передовой. Романтики, особенно школы Шеллинга, творили собственное христианство и создавали каждый своего Христа. Духовная интуиция — так они име­новали свои интеллектуальные фантазии, а порой и ил­люзорные откровения — становилась для романтиков пу­теводителем в мире Писания и Предания Церкви.

Эта школа утратила популярность к середине XIX столе­тия во многом под влиянием немецкого историка Дэвида Фридриха Штрауса (David Fridrich Strauss; 1808-1874), вдохновлявшегося уже новой философской модой—лево- гегельянским позитивизмом, когда в моду входило не про­сто отрицать непонятное и смеяться над ним, но серьезно объяснять причины ошибок, в данном случае — новоза­ветных текстов. Штраус говорил, что все чудеса — это про­сто интерпретации или воспроизведение ветхозаветных реалий в Новом Завете. Например, описание преображе­ния Моисея на Синае [Исх. 24] стало литературным про­образом Преображения Иисуса Христа на Фаворе; исто­рия о том, как Елисей накормил 100 человек несколькими хлебами [4 Цар 4:44], превратилась в кормление хлебами и рыбами людей, пришедших слушать проповедь Христа.

Интересно, что Штраус почти точно повторяет то, что говорили ранние христианские писатели, например Тертуллиан, но они говорили с прямо противополож­ным смыслом: что Дух Божий творит одинаковые чуде­са в Ветхом и Новом Завете, Он как бы повторяет свои чудеса. Тертуллиан и многие отцы Церкви считали, что то, что делает Христос, еще больше утверждает единство двух Заветов. Но Штраус говорил иное: рассказ Ветхого Завета — древний миф, а повторяющий этот миф сюжет Нового Завета — простая безыскусная имитация.

Максимальное отрицание историчности Иисуса — это конец XIX — начало ХХ века. Тогда многие счита­ли, что Христос — не плохой и не хороший, Его просто не было, а Евангелие — чистый миф, подобный Митре или Зевсу. После Первой Мировой войны эта точка зре­ния перестает быть популярной среди ученых, оставаясь, главным образом, доводом в атеистической пропаганде. Помните беседу «умудренного» литературного критика Михаила Александровича Берлиоза с пролетарским поэ­том Иваном Бездомным на Патриарших прудах в нача­ле романа «Мастер и Маргарита»?

Множество новых и вновь прочитанных старых вне- евангельских свидетельств историчности Христа, о кото­рых мы уже отчасти говорили, и одновременно распро­странение идей социальной справедливости, гуманного социализма (не коммунизма!) в начале ХХ века побу­ждают к новой интерпретации личности Иисуса. Иоганн Вейс (Johannes Weiss; 1863-1914) и его ученик, всемирно известный гуманист, богослов Альберт Швейцер (Albert Schweitzer; 1875-1965) учили, что Иисус Христос — это бедный проповедник, у которого были ученики, пре­вратившие постепенно отрывочные мысли своего учи­теля в оформленное учение, которым располагает со­временная Церковь. С огромной симпатией к своему Христу Альберт Швейцер написал в 1913 году работу «Психиатрическая оценка личности Иисуса».

Если мы вновь вспомним «Мастера и Маргариту» Михаила Булгакова, то «евангелие» от Воланда и от Мастера воспроизводит как раз подходы Вейса и Швейцера, очень модные в мире в годы написания этого романа. Швейцеровский подход к личности исто­рического Иисуса был главенствующим до последней трети ХХ века.

Спор об историчности евангельского Иисуса продол­жили Иоахим Иеремия (Joachim Jeremias; 1900-1979), Рудольф Бультман (Rudolf Bultmann; 1884-1976) и К.Г. Додд (С.Н. Dodd; 1884-1973). В 1980-е годы Джон Доминик Кроссан (John Dominic Crossan; 1934 —) и Роберт Фанк (Robert Funk; 1926-2005) создали в США семинар по изучению Иисуса. В нем участвуют до сотни историков и богословов. Семинар, кроме безусловно интересных ис­следований, предлагает два весьма сомнительных подхо­да. Первый: чудес не бывает, и поэтому все, что касается чудес, — или выдумка, или плод больного воображения, или заведомая мистификация, или истории, для кото­рых есть какое-то естественное объяснение. Например, эпизод на Галилейском озере, когда, согласно Евангелию, Иисус во время бури пошел к ученикам по водам, интер­претируется так, что на самом деле Иисус стоял на бе­регу или чуть-чуть в воде, но из-за бури ученикам каза­лось, что Он стоит посреди моря. На мой взгляд, чтобы говорить такие вещи, не надо быть ученым.

Вторая позиция: что не может быть никаких предсказа­ний, и если в Евангелии мы читаем о каких-то предсказаниях и пророчествах, сбывшихся впоследствии (скажем, предска­зание о гибели Иерусалима в Евангелии от Марка), то сна­чала была гибель Иерусалима, а затем авторами Евангелия она выдана за предсказание. Этот аргумент более чем со­мнителен. Тогда и стихотворение Лермонтова «Настанет год, России черный год, когда царей корона упадет» и Блока «Все ли спокойно в народе? — Нет, Император убит» надо отнести ко времени после 1917-1918 годов. Однако первое написано в 1830 году, второе — 3 марта 1903 года.

Результатом работы семинара стал вывод, что «досто­верно» можно отнести к словам Христа не более 18 про­центов приписываемых Ему в Евангелии высказываний.

К счастью, для религиеведа эти выводы не только не убедительны, но и малоинтересны. Для нас важно, во что верили люди, как они понимали свою веру. Именно это — объективная научная истина религиеведческого исследования. О том же, насколько изучаемые религиоз­ные явления соответствуют фактам истории, мы будем говорить только в тех случаях, когда привязка очевидна.

Надежность новозаветных источников

Обратимся к главному источнику — к самому Новому Завету. Когда мы изучаем древность, для нас проблема достоверности того или иного явления во многом связа­на с тем, как далеко от описываемого события находятся авторы, которые его описали. Большинство текстов ан­тичных авторов дошли до нас в рукописях VIII-IX веков по Р.Х. и, соответственно, отстоят на тысячу лет от самих авторов. Часто этих рукописей очень мало, например, рукописей драм Еврипида шесть, и они созданы в XII- XIV веках.

Здесь же совершенно другая ситуация: уже от IV века мы имеем полные кодексы Нового Завета. Самый полный из них — Синайский кодекс, его в 1844 году открыл на Синае, в монастыре святой Екатерины, Константин фон Тишендорф. История этого кодекса замечательна: мест­ные монахи, которые совершенно не разбирались в древ­них писаниях на греческом языке, просто решили все это святое старье благочестиво сжечь. Но русский ученый монах, интеллектуал Порфирий Успенский (1804-1885)[42] и немецкий Лейпцигский профессор библеист Фридрих Константин фон Тишендорф увидели рукопись, поняли ее бесценность, сняли с нее копии, убедили монахов пере­дать этот кодекс императору Александру II, а тот в ответ подарил монастырю девять тысяч золотых рублей (око­ло 8 кг золота)[43]. Этот кодекс хранился в Императорской публичной библиотеке и именовался Петербургским — «Codex bibliorum Sinaiticus Petropolitanus, спасенный из мрака под покровительством Его Императорского Величества Императора Александра Николаевича». Под этим названием было осуществлено его факсимильное издание в 1862 году. Фотокопия рукописи была опубли­кована в Оксфорде в 1911-1912 годах под руководством Кэрсопа Дейка.

В Синайской рукописи 347 листов. Ветхий Завет (гре­ческая Септуагинта) — 198 листов, Новый Завет — 148. В ветхозаветной части много пропусков, но Новый Завет дан полностью, и, помимо произведений, ныне входящих в канон, он содержит «Послание Варнавы» и «Пастыря Ермы». Синайская рукопись исполнена греческим унциа- лом в четыре столбца на тонком пергамене. Листы испе­щрены множеством поправок читателей. Как попала эта рукопись на Синай, мы не знаем.

Синайский кодекс датируется IV веком, он написан в промежутке с 325 по 360 годы. Все списки древних ко­дексов Нового Завета ученые обозначили буквами еврей­ского алфавита — от алефа и дальше. И Синайскому ко­дексу усвоена буква алеф как первенствующему кодексу по значению, полноте и древности.

Это воистину бесценное сокровище лично Иосиф Сталин приказал продать за границу. Его продали в 1933 году за сто тысяч золотых фунтов Британской биб­лиотеке, где он и сейчас хранится. Примечательно, что эту колоссальную сумму — 700 кг золота — британцы со­брали за один день по подписке. То, что было совершен­но не нужно русским коммунистам, оказалось насущно необходимо гражданам Великобритании. Так, среди мно­жества иных культурных ценностей Россия по воле боль­шевиков лишилась и этой.

Еще 43 листа этого кодекса хранятся в Лейпциге, ку­да в 1844 году их привез Тишендорф, три — остались в Петербурге, а открытие новых листов кодекса продол­жается и по сей день. Новые находки в монастыре святой Екатерины были сделаны в 1975 году и даже в 2009 году. Ныне в интернете доступен максимально полный фак­симильный текст этого удивительного памятника (www. codex-sinaiticus.net).

Синайский кодекс — это самая ранняя полная руко­пись, но далеко не самая древняя из содержащих текст Евангелия. В 1920 году известный исследователь папи­русов Бернард Гренфелл купил в Египте вместе с воро­хом других ветхих древних папирусов кусочек папируса размерами 8,9 х 5,8 см, заполненный текстом, написан­ным почерком, характерным для первой четверти II ве­ка по Р.Х., на писчем материале того же времени. На нем — два фрагмента восемнадцатой главы Евангелия от Иоанна(18: 31-34и 18: 37-38), содержащие диалог Иисуса с Понтием Пилатом (один на лицевой стороне, другой — на оборотной). Совершенно ясно, что это не фрагмент подлинника, а выписка, сделанная к тому же не очень грамотным и культурным человеком, но умеющим кра­сиво выводить буквы. Это так называемый «папирус