Революция

27. Корысть

Замечательный бегун Нурми отлично сыграл свою роль. Он убежал. Правда, перед этим без тени сомнения, без следа сожаления притворился курьером, что, в принципе, от него и требовалось. Пока еще не настало то время, когда о фантастическом финском бегуне заговорили, как о Фантоме. Вон, даже коробочку свою волшебную пожертвовал.

Конечно, и ему все это дело аукнулось, потому что пришлось Пааво от греха подальше подаваться в армию. Не по призыву и не по зову, а по необходимости: чтобы спрятаться на время от поисков подлых содержателей странного дома, куда он однажды доставил посылку. Вернее, от тех из них, что остались в живых.

Антикайнен перед взрывом не был ни далеко, ни в близко — он был в самой гуще событий.

Во время короткой остановки перед приближением к дому-хранилищу он залез под сани таким образом, чтобы обнаружить его можно было, только опустившись на колени. Тойво полагал, что его товарищ-бегун пока еще не обрел такого статуса, когда перед ним падают ниц. Поэтому, скользя спиной по ровной, утрамбованной снежной дороге, он беспокоился лишь о том, как бы не отцепиться от саней. По крайней мере, пока беспокоился только об этом.

Поставленные задачи, как и обрушившиеся проблемы, нужно решать по мере их поступления, никак не скопом. Может быть, такое отношение к жизни достаточно легкомысленное, но иначе не выжить. По крайней мере, не выжить так, как этого самому хочется.

Когда сани с человеком под ними вкатились во двор и, движимые уверенной рукой Пааво, уткнулись в сугроб, у Тойво возникла необходимость переходить к следующему этапу своей авантюры. Нурми вел себя, как настоящий иллюзионист, отвлекая внимание зрителей от своего фокуса, где это было только возможно. Вероятно, нахватался замашек у своего кумира Гарри Гудини.

Двигаясь, как змея, он уткнулся в гору снега и попытался врыться в него, как северная собака это делает перед сном. Только собаки при этом нисколько не заботятся, видит их кто-нибудь, или нет. Хорошо, что снег не успел еще слежаться, подтаяв на солнышке. Через твердую корку наста пробиться было бы куда проблематичней.

Двигаясь, сантиметр за сантиметром, вглубь сугроба, Тойво изрядно вспотел, и по мере погружения под снег его продвижение начало даваться все быстрее и быстрее. Антикайнен стал проворным подснежным ползуном на короткие дистанции. Лишь бы не проползти до Северного полюса, увлекшись движением.

Звуки голосов делались все глуше и глуше, наконец, Тойво позволил себе остановиться. Он полагал, что продавленная им нора не должна была иметь ярко выраженного входа, а обвалилась и скрыла тем самым все свидетельства о присутствии во дворе хранилища еще одного человека.

Он не слышал щелчка детонатора, не видел, как Нурми укатил прочь от ворот, он вообще ничего не чувствовал: холод начал проникать через одежду к мокрому телу и ласкать его своими ледяными языками. От такой ласки можно и кони двинуть! Вообще-то под снегом тепло, но не настолько, чтобы позволить чувствовать себя комфортно неподвижному и мокрому человеку. Шевелиться было нельзя: пусть и темнота сгущается, пусть и снег над головой довольно высок, но малейшее движение может заставить насторожиться искушенных в таких делах охранников. Антикайнен в который раз мысленно сказал «спасибо» Таннеру, что не позаботился обзавестись собаками во дворе.

Тойво лежал бревном и прислушивался к ударам своего сердца, отзывавшимся в его ушах. Они были равномерными, но все же начинало казаться, что паузы чуть увеличиваются. Это было нехорошо. Человек может запросто отключиться, сам того не заметив. Или уснуть, или укатить в такую отрешенность, где время перестает ощущаться напрочь. Так уже однажды было, когда он недвижно пролежал не один час в лесном шалаше возле моря. То оцепенение было полезным, потому что путаные мысли сложились в подобие стройной теории, с которыми совесть могла ужиться. Не сказать, что Тойво во всем разобрался, и также не сказать, что он сам проделал это — помощь и поддержка, полученная им, были теми составляющими всеобщей гармонии природы, от которых человек зачастую старается держаться на расстоянии. Эта дистанция вполне логично может увеличиться, кратно наличности в кошельке, либо литрам спиртного, пропущенного через организм.

Не хотелось оказаться странным подснежником, явившим себя весной. К тому времени здесь, вероятно, уже никого и ничего не будет, так что его тело могут и не обнаружить вовсе. Панические мысли только подхлестывались сомнением: а ну, как бомба не взорвется? Он же не проверял, в каком состоянии механизм внутри — только привязал проволочку к рычагу маленького бойка. Вдруг, никто не откроет дверцу сейфа? Вдруг, несмотря на расчет на темноту, обнаружится сама тонкая проволока, ведущая к наружной рукояти дверцы? Обо всем, конечно, должен позаботиться Нурми, но в случае непредвиденных обстоятельств его действия не пойдут в направлении, где ему самому может быть причинен определенный вред.

Тойво потерял контроль времени, он уже не мог определить, сколько здесь лежит: минуту, или час? Вместе с холодом росла уверенность, что его задумка была большой ошибкой. И только надежда не позволяла ему плюнуть на все и подняться из сугроба со вздернутыми к небу руками. «Сдаемсу-ууу!»

Антикайнен так увлекся своими внутренними переживаниями, что едва не пропустил сам взрыв, ударивший по промерзшей земле, как кувалдой. Его даже слегка оглушило под снегом, и если бы не заранее выработанный план действий, то он мог потерять время и тем самым поставить под сомнение всю свою операцию.

Выждав несколько секунд, которые он выделил людям во дворе на замешательство от эффекта неожиданности, он рывком поднялся из своего убежища и, неуклюже передвигая ногами, побежал туда, куда уже устремились все охранники — к самому хранилищу. На его возникновение из снега никто не обратил никакого внимания.

Адская машинка сработала, что надо! Посылку с ней еще не успели положить к прочим ценностям хранилища, поэтому никакие богатства, за исключением кровных средств самого Тойво, повреждено не было. Стол, на который сейф с бомбой положили, разнесло в труху, людям в комнате тоже досталось.

Однако времени осматриваться по сторонам не было, нужно было действовать незамедлительно.

— Тут еще одна бомба! — закричал, что было сил, Антикайнен. — Я слышу, как тикает часовой механизм! Бежим!

— Бомба! Бомба! — сразу подхватило несколько голосов. Вероятно, теперь все услышали мифическое тиканье. Беспорядочный топот ног возвестил, что народ ломанулся на выход, позабыв о раненных товарищах.

Последним к входной двери неторопливо подошел Тойво. Он закрыл ее перед собой и задвинул тяжелый и прочный засов. Да, такие врата и тараном не взять.

Теперь можно было оглядеться по сторонам. Дым потихоньку рассеивался, зыбкие контуры предметов обрели свои очертания. Нужно было организовывать оборону — в самом деле, верить, что охранники, догадавшись, что их одурачили, заплачут и, взявшись за руки, уйдут по домам, было бы наивно.

— Эй, ты что здесь делаешь? — громом с ясного неба раздался недовольный голос.

В самом углу возле разбитого зарешеченного окна стоял большой и грозный дядька. Видимо, изначально в дыму он слегка потерял чувство ориентации в пространстве, вот и вышел на сквознячок.

— А ты? — стараясь говорить уверенно и сердито, ответил Тойво.

Он не стал дожидаться ответа, потому что рассчитывал своим глупым вопросом чуть отстрочить возникновение в руке охранника пистолета системы «наган». Он прыгнул вперед, вкладывая в удар весь свой вес.

Но то ли родных килограммов было недостаточно, то ли еще не вполне отошел от лежания в снегу, Тойво не попал туда, куда намеревался. Он отскочил, словно горох от стенки и на секунду даже потерял равновесие. Охранник помотал головой, потер ушибленное плечо и вытащил из-за пазухи огромный, как пулемет «Максим» маузер.

Если бы оружие оказалось обычным, то и шансов бы у Антикайнена никаких не осталось. Маузер же цеплялся своими выпуклостями за все предметы туалета: за ремень, за рубашку, за теплую шерстяную жилетку, за пиджак, наконец. Единственно, что за трусы не цеплялся. Да и то, вероятно, потому что мужчина трусы не носил.

Тойво тоже был вооружен, но он даже не попытался дернуться за своим памятным с детства револьвером. Вот этот пистолет как раз бы за трусы обязательно зацепился, потому что был упрятан столь глубоко под одеждой, что достать его было совсем непросто.

Антикайнен не придумал ничего лучшего, как ударить снова — на этот раз ногой. В этом случае удача была на его стороне: даже такой здоровяк не сумел удержать свой массивный маузер, и тот отлетел к стене.

Делать нечего, надо драться. Оба противника глубоко вздохнули и приняли позы, которые на их взгляд должны были быть наиболее эффективны в кулачных противостояниях: Тойво встал на руки, а охранник вообще завязался узлом. Шутка — оба прекрасно знали, как орудовать руками, ногами и головой, чтобы победить и самому не оказаться побежденным.

Противник Антикайнена был тяжелее, а это значит, что он менее поворотлив. Но и удары, если те достигнут своей цели, вполне могли выбить дух. Поэтому лучше бы под них не попадать. И Тойво запорхал, как бабочка, выискивая возможность, чтобы ужалить, как пчела (порхать, как бабочка, жалить, как пчела — девиз Мохаммеда Али в девичестве, то есть, Кассиуса Клея).

Некоторое время Антикайнен бегал по углам, уклоняясь от сокрушительных хуков. Но единственной пользой в этом, пожалуй, было то, что он наконец-то согрелся. Противник не выказывал ни тени усталости и пер, как бык. Совсем скоро его коллеги во дворе опомнятся и подойдут проверить: а правда ли бомба тикает? Сунут морды в окно и увидят танец «маленьких лебедей». Конечно, пробраться внутрь им не удастся, но напакостить могут и издалека.

Надо было как-то выходить из сложившегося положения.

Едва он так подумал, как что-то заплело его ноги, и Тойво рухнул на пол. Черт побери, про раненного он и позабыл совсем. Тот, хоть и истекал кровью, но двигаться ползком не разучился. Винить несчастного истекающего кровью парня было не в чем — он, полуживой, просто пришел на помощь своему товарищу.

Однако Антикайнену от этого не стало легче. Наоборот, едва только он завалился на пол, как противник, не будучи дураком, прыгнул на него сверху. Шансов выбраться из-под такого могучего бойца не было никаких. Но это не означало, что настало время молить о пощаде. Как правило, на просьбы о милосердии во время драки мало кто реагирует — зачем же воздух понапрасну сотрясать? Тойво продолжал бороться, не произнеся ни слова.

Он ухватился обеими руками за руки врага и напряг все свои силы, чтобы не позволить тому уцепиться за него. Да где там! Стражник перехватился левой ладонью за волосы Антикайнена и медленно, словно во сне, воздел правый кулак. Сейчас он начнет опускать его методично, как паровой молот, и расколет, в конце концов, голову своего противника, как спелый арбуз.

Тойво в некоторой поспешности зашарил вокруг себя по полу: мало ли что обнаружится полезное для таких случаев — пистолет, нож, плазменный резак? Как назло ничего под руку не попадалось, хоть плачь. Разве что еще чья-то дружеская рука. Дружеской она была потому, что не била его, не цеплялась, и вообще — ничем не угрожала.

Антикайнен в полном отчаянье ухватил ее за локоть и потянул к себе. Она легко поддалась. Абсолютно бездумно, он выставил ее перед собой, то ли надеясь отпихнуть навалившегося на него охранника, то ли пытаясь его пощекотать. Тойво даже не подумал, что у этой дружественной руки должен быть хозяин, живой или мертвый, который вполне может не позволить действовать его конечностью, как своей.

Он сунул чужую руку в горло своего противника, и ее скрюченные пальцы сначала разомкнулись под нажимом, а потом сомкнулись в прежнее свое положение. Таким образом, шея охранника оказалась в жестких объятьях незнакомых пальцев. Он это, конечно, почувствовал и повременил с нанесением своего первого удара, видимо решив разобраться с неизвестным человеком, держащимся за его бычью шею.

А человека-то не было! Тойво сам удивился: рука оказалась ни к кому не прикрепленной. Может быть, в этом складе помимо денег еще лишние руки и ноги хранятся?

Как удивился охранник, обнаруживший, что это не враг его за шею держит, а чья-то неприкаянная черная рука, даже не передать. Он резко вскочил на ноги и попытался стряхнуть ее со своей шеи, переступая с ноги на ногу, как ретивый конь, запричитав при этом тонким голосом. Он брезгливо взмахивал обеими руками, словно отбиваясь от мух, но мертвая рука упорно не отцеплялась.

Тойво не стал созерцать эти половецкие пляски, подполз к маузеру, щелкнул предохранителем и выстрелил охраннику в грудь. Тут же его внимание привлекло лицо, возникшее в решетчатом окне: кто-то самый смелый решился посмотреть внутрь. Лицо было вооружено пистолетом и собиралось пустить его в дело, да вот только слегка отвлеклось на ужимки и прыжки сотоварища.

Антикайнен без раздумий навел на него дуло маузера и спустил курок. Лицо моментально исчезло, только кровавые брызги по сторонам разлетелись.

— Кто стреляет? — с улицы раздался возмущенный крик.

Тойво подскочил к окну и выпалил три патрона по сторонам.

— Это ограбление! — прокричал он наружу. — Деньги переходят ко мне! Расходитесь, коли жизнь дорога.

Ему ответом послужил целый залп, пули с чавканьем впились в стену, а некоторые с визгом рикошетили от решетки.

— Как ты этими деньгами распоряжаться будешь? — когда стрельба утихла, крикнул кто-то из стражников. — Лучше выходи с поднятыми руками, и мы тебя не будем мучить: удавим, как котенка, даже заметить не успеешь.

Вполне вероятно, что в самом городе услышали звуки выстрелов, но вряд ли кто-то поспешит на выручку. Новость о том, что у них в стране революция объясняло все и для всех. Может быть кто-то, конечно, по инерции заявит в полицию, но те, в свою очередь, спишут перестрелку на особый революционный режим и забьют на это дело.

— У меня здесь хорошо: продукты есть, крыша над головой — тоже, денег — валом, так что перезимую как-нибудь, — ответил Антикайнен. — Еще раз сунетесь, буду деньги жечь.

С той стороны ответили не сразу же. Видимо, совещались.

— Ладно, бери тысячу марок и вали отсюда, — такое решение могло означать только одно: с них самих за пропажу наличных средств шкуру снимут заживо.

На этот раз Тойво не торопился с ответом. Он осторожно приблизился к окровавленному человеку, что сбил его наземь, и спросил его:

— Ты как — живой?

— Нет! — прохрипел тот и застонал.

Антикайнен быстро разоблачился из своего тулупчика и оторвал рукав от нательной рубахи.

— Потерпи, товарищ, сейчас я тебя перевяжу.

Он, в самом деле, начал перевязывать человека, делая это быстро и с известной сноровкой: обучение в шюцкоре помогло.

— Зачем? — снова прохрипел раненный.

— Так я против тебя ничего не имею, — ответил Тойво. — Мы же люди — должны помогать друг другу.

— Зачем деньги? — с великим трудом просипел человек.

— Так корысть! — объяснил Антикайнен. — Корысть, будь она неладна.

— Эй, ты там что — заснул? — донесся нетерпеливый крик со двора.

Тойво посмотрел на лежащего возле окна огромного охранника, которому так и не удалось отцепить от себя почерневшую от копоти и крови руку. Увидел он и хозяина этой руки, сидевшего в углу рядом с оторванной человеческой головой. Безголовое тело оказалось заброшено на полки с упаковками денег. Неужели все это оценивается всего лишь в тысячу марок?

— Если сунетесь ко мне, я вас буду отстреливать! — крикнул он. — Я жадный. Мне нужны все деньги!

— Да кто ты такой?

— Я, твою мать, тот, кто заслуживает распоряжаться всеми этими богатствами.

В дверь застучали, вероятно — ногами. Кто-то с разбегу принялся наскакивать на нее всем своим телом. Не, толщина дерева, могучие петли и засовы — вряд ли без посторонней помощи их взять. А помогать горе-охранникам он не собирался.

Единственное уязвимое место — это окно. Пролезть в него они не смогут, но через него можно как-нибудь исхитриться и достать его самого. Только как? К чему надо готовиться?

Тойво надеялся, что поджигать сам склад и его вместе с ним они не будут — его жизнь гораздо дешевле того количества марок, которые здесь собраны. Два убитых взрывом, два убитых им самим, раненный и он — стоимость одна тысяча финских марок. В среднем даже по сто семьдесят марок за рыло не выходит. Даже как-то обидно.

В печную трубу залезть у его врагов тоже не получится. Для этих парней с пистолетами время Joulupukki (Санты Клауса, иными словами) прошло. Подземные коммуникации отсутствуют — все-таки это было временное строение. Единственное, что приходило в голову — это дым.

Его можно выкурить посредством дымовой завесы, устроенной в помещении. Хотя, конечно, существует возможность запустить отравляющий газ иприт, как это делали культурные убийцы — немцы — на полях первой мировой. Только вызывало сомнение, что смертоубийственная химия в свободном доступе для любого страждущего.

Тойво обыскал все тела на предмет вооружения и увеличил свой арсенал еще на три нагана. Когда же он достал свой револьвер, то пять стволов на одного человека — да это просто пять часов прицельного боя! Он загасил керосиновую лампу, которая чудесным образом пережила взрыв бомбы, и оказался в темноте. Снаружи должно быть светлее, чем внутри — там снег отражает свет.

Раненный парень лежал тихо, как мышь под веником. Антикайнен заставил его выпить обнаруженный сладкий остывающий кофе для поддержания сил, посетовав при этом, что финны редко пьют чай. Сладкий чай для восстановления сил после значительной потери крови, конечно, лучше всего. А еще лучше — доктор и больница.

Тойво выложил пистолеты таким образом, чтобы они всегда были в состоянии доступности, и приготовился ждать сюрпризы. Его ум пока не мог найти способ, как можно было бы и деньги все сохранить, и его самого нейтрализовать, и проделать это по возможности в кратчайшие сроки. Хоть этот факт был отрадным, но в то же самое время заставлял тревожиться: предугадать действия врагов было невозможно.

Антикайнен даже не пытался усидеть на одном месте, все время двигаясь и не упуская из внимания зарешеченное окно, которое выделялось на фоне черной стены своим светлым содержанием: звезды, небо. Как бы тихо он ни пытался шагать, но битое стекло, щепки и прочий мусор на полу озвучивали каждый его шаг еле уловимым шелестом.

Однажды, когда он оказался напротив окна, с той стороны, вдруг, раздался голос, который произнес только одно слово: «Есть!» В тот же момент между решетками что-то возникло. Тойво даже не пытался разобраться, что именно, моментально поднял маузер и выстрелил. Вероятно, он попал, но это не имело значение.

Что-то было не так. Вспышка выстрела на мгновение осветила его, а потом в его левое плечо что-то ударило с такой силой, что Тойво отлетел к стене. Да что там отлетел — он оказался прижат к ней, или, даже, вернее — приколот, как бабочка к листу картона. То, что ударило его, оказалось длинным колом.

Нашли все-таки парни Таннера решение! Изготовили копье, прислушались к его шагам, вычислили, когда он проходит мимо окна, выставили свое колющее оружие и вонзили его, целясь на вспышку выстрела. Попадание было удачным для всех: для охранников — что попали, для Тойво — что не попали в грудь и не убили нахрен.

Чья-то нетерпеливая личность сунулась в окно, словно желая удостовериться в успехе, но Антикайнен сразу же выстрелил навскидку, после чего личность с недовольным криком исчезла. Тойво ухватился за древко и, превозмогая боль, попытался завалиться вбок. Конечно, это сделать удалось, потому что даже сделанное из самого прочного дерева копье имеет свойство изгибаться. Пока он двигался в сторону, народ с той стороны открыл по окну беспорядочную стрельбу, не рискуя, однако, выцеливать.

Стиснув зубы, Антикайнен дернулся в сторону и освободился от упирающегося в его плечо кола. Но тут же чья-то шальная пуля, срикошетив от решетки, щелкнула ему прямо по лбу. Так, во всяком случае, ему показалось. В глазах запрыгали искорки, багровый туман застилал собой силуэт окна, голова начала отчаянно кружиться.

Чтобы не завалиться на пол, Тойво оперся раненной рукой о стену и тут же вскрикнул от боли. Как ни странно, эта боль привела его в чувства. Он поднял тяжелый маузер и высадил из него все патроны до щелчка магазина, попадая и в небо, и в стену, и даже в ту же самую решетку.

Отбросив бесполезный пистолет, Антикайнен поднялся на ноги и, качаясь, как былинка на ветру, переместился в угол. Он собрал вокруг себя все свое оружие и сел, упершись спиной в стену возле входной двери. Теперь он не видел окна, но запросто мог контролировать появление в нем чего-то извне: руки с наганом, ноги с ножом, или головы с папироской.

— Эй! — донесся до его слуха окрик с улицы. — На что ты надеешься, парень?

— Toivo — значит «Надежда», — сказал он шепотом и выстрелил в направлении окна.