Римские вакации

Глава 11

В которой появляется герой арены.

Очнулся я от дружеского толчка Джона. Все пары, наконец-то, были сорганизованы. Гладиаторы прошли на середину арены и встали там в красочных позах.

Распорядитель поднял руку и, надрываясь, прокричал:

— Битва будет всерьёз! Оружие всё острое! И сейчас гладиаторы это вам покажут!… — после чего вместе со всеми рабами с арены удалился.

Гладиаторы же продолжали стоять, как ни в чём не бывало.

— Чего это не махаются? — забеспокоился Раис.

Тут через продолжавшие оставаться распахнутыми ворота стали появляться на арене какие-то явно люмпенизированные полуодетые личности. Появлялись они как-то странно: вылетали рыбкой и плюхались в песок.

— А это ещё кто? — удивился Джон.

— Тоже какие-нибудь гладиаторы, — предположил Раис.

Боба повернулся к римлянам, которых он давеча уже беспокоил вопросами, и спросил ещё разок:

— А не подскажете, это кто?

— Лихоимцы, — благодушно ответил один из них. — Сейчас потеха будет.

— Как это?… — не понял Боба.

— Воры это всякие, грабители, рабы провинившиеся, одним словом, лихоимцы. К смерти приговорены, — объяснил римлянин, с удовольствием глядя на арену. — Сейчас их гладиаторы и порешат, так сказать, в назидание.

— Как это порешат? А где ж адвокаты? — растерянно пробормотал про себя Боба.

К тому моменту приток лихоимцев завершился, и ворота захлопнулись. Было их человек сорок. Они сбились в кучу, не решаясь двинуться с места. Гладиаторы же неторопливо направились к своим жертвам, расходясь при этом пошире.

Лихоимцы взволнованно зашевелились, стали разбегаться в разные стороны, пытаясь проскочить между гладиаторами, но те, проявляя ухватистую сноровку, сигали туда-сюда, размахивая оружием и постепенно сжимая круг. Делали они это столь ловко, что среди обречённых очень быстро и как-то обыденно появились первые жертвы. Один горемыка споткнулся неловко, тут же попал под меч и упал на песок со вспоротым боком; он попытался было отползти в сторону, но гладиатор резким ударом добил его. Другой в отчаянии сам бросился на гладиатора, незамысловато размахивая кулаками, отчего и быстро отмучился, приняв железо в сердце.

Выдвинулись вперёд ретиарии, стали ловко метать свои сети, отлавливая ими жертвы, словно какую-то рыбу. Те путались и падали, а ретиарии с размаху всаживали в них трезубцы.

Публика активно веселилась, приветствуя каждый смертельный удар аплодисментами, а то и дружным хохотом, словно происходил юмористический концерт.

Лёлик, неотрывно следивший за творившимися безобразиями в бинокль, вдруг вскочил как ужаленный и истошно взвопил:

— Гляньте, Серёга там!…

Мы повскакивали на ноги, стали присматриваться и в самом деле разглядели среди суетившихся фигур одну знакомую — бледную, жилистую и в сатиновых трусах.

— Ай, ай, ай! — запричитал Лёлик, хватаясь за голову. — Сейчас ведь совсем ведь зарежут, гады!…

Кровавое действо происходило на другой стороне арены; к тому же мешала обзору разделительная стенка с её архитектурными прибамбасами — и именно поэтому мы не сразу различили нашего заблудшего друга, а теперь не знали: чем ему помочь. Боба в растерянности схватился за пулемёт, готовясь полоснуть от души, но Джон воспрепятствовал ему, крича что-то невнятное. Сзади зашумели недовольные нашими кульбитами зрители.

Гладиаторы тем временем почти что окружили страдальцев, прижав их к трибунам. Ситуация совсем уже стала выходить из-под контроля, но тут вдруг произошли некоторые изменения. Один прыткий лихоимец, обманув ловким финтом неповоротливого гопломаха, вырвался на оперативный простор; гладиатор машинально рванулся за беглецом, разорвав кольцо осады. Остальные лихоимцы, не долго думая, воспользовались случаем и кинулись убегать; гладиаторы припустили за ними; всё перемешалось.

Зрители изрядно веселились; со всех сторон неслись крики, свист и улюлюканье. Многие торопливо заключали пари на то, кто из смертников дольше продержится.

Серёга как угорелый припустил по арене. За ним бросился один фракиец, размахивая кривым как бумеранг мечом.

— Серёга! Серёга! — заорали мы изо всех сил нестройным образом, но за общим шумом он нас явно не слышал.

Наш коллега в хорошем темпе домчался до самых ворот Помпы, пометался возле них, затем бросился снова бежать, но уже по другой стороне арены. Скорость его падала на глазах, ноги заплетались. Обильное курение и неудержимое потребление алкоголя явно не благоприятствовали долгосрочным забегам.

Преследователь, хоть и был в доспехах, начал Серёгу догонять. Особо ловкий ретиарий перепрыгнул через разделительную стенку и метнул сеть, но, к счастью, неудачно. Тут подоспел новый убивец в образе самнита, и втроём они лишили Серёгу свободы маневра, окружив со всех возможных сторон. Серёга, дыша как загнанная лошадь, прижался к ограде аккурат напротив наших мест.

Гладиаторы, видя, что их жертве деваться некуда, перестали торопиться. Любезно улыбаясь и радушно помахивая оружием, они вальяжно направились к нашему многострадальному другу, между собою переговариваясь, словно решая: кому порешить шустрилу. Серёга отчего-то стоял совершенно неподвижно, сложив покойно руки на груди наподобие командора, тем самым демонстрируя извечное мужество простых наших людей.

Мы же всё это время пытались что-нибудь сделать. Бледный Боба, судорожно сжимая трясшимися руками пулемёт, тщетно пытался прицелиться. Джон рвал из рюкзака неудачно зацепившийся Серёгин шмайссер. Раис отчего-то размахивал своим топориком как ирокез томагавком. Лёлик потрясал кулаками и что-то гневно кричал. Я схватился за автомат, но отчего-то совершенно позабыл: как снять его с предохранителя.

Гладиаторы остановились. Фракиец с самнитом начали приветственно махать руками горланившей публике. Ретиарий же стал неторопливо раскручивать сеть над головой, готовясь метнуть её продуктивно.

И тут Серёга совершенно неожиданно с молниеносной внезапностью выхватил из трусов рогатку, вкинул её и, рванув могуче резинку, как следует пульнул. Ретиарий нелепо дёрнул головой, взмахнул руками и брякнулся навзничь. Сеть при этом отлетела в сторону и удачным образом накрыла фракийца, который незамедлительно в ней запутался и тоже упал.

Самнит с искренним удивлением уставился на своих поверженных соратников, а особенно на ретиария, не понимая: что же с ним такого сногсшибательного приключилось. Серёга же, не теряя времени, подхватил оказавшийся бесхозным трезубец, и принял боевую стойку, став похожим то ли на отважного рыбака, то ли на агрессивного дьяволёнка.

Между тем Джону наконец-то удалось выпутать шмайссер; тщательно примерившись, он швырнул его на арену. Автомат плавно перелетел через ограду и, слегка задев напряжённо застывшего Серёгу о плечо, шмякнулся в песок. Серёга от неожиданности лихо подпрыгнул, но быстро сориентировался, отшвырнул трезубец, коршуном схватил нежданный подарок, рванул затвор и с готовностью развернулся навстречу самниту, закончившему к тому моменту размышлять и направлявшемуся к нашему коллеге с вполне определенными намерениями. Но было уже поздно — ситуация в корне переменилась.

Серёга картинно выставил ножку и вскинул шмайссер к поясу — совсем так, как это было когда-то предписано уставом вермахта. Грохнула щедрая очередь, громоподобным эхом заглушая шум трибун самым оглушительным образом. Самнит, крутанувшись волчком, выронил щит и меч, схватился за простреленную руку и тут же быстро-быстро заковылял прочь, глядя со страхом на Серёгу. Фракиец, всё пытавшийся выпутаться из сети, на пару секунд замер, а потом пополз подальше от Серёги с быстротой, достойной удивления.

На мгновение во всём Цирке установилась полная тишина. Мы решили воспользоваться моментом и как следует призывно гаркнули. Серёга оглянулся, увидел нас, блаженно заулыбался и замахал руками. И будто в ответ трибуны взорвались безобразным гвалтом. Публика загалдела, заголосила, завопила, бестолково засуетилась; люди наперебой тараторили, махали друг у друга под носом пальцами, закатывали красноречиво к небу глаза, призывая в свидетели богов, устраивали скандалы, и всё это для того, чтобы незамедлительно поделиться с ближними собственной свеженькой версией случившегося, одновременно выслушивая со всех сторон ещё массу разнообразных версий — одна нелепее другой. А некоторые осторожные начали на всякий случай пробираться к выходам.

Определённое волнение наблюдалось на вип-балконе. Имевшиеся там фигурки принялись суетиться, то сбегаясь, то разбегаясь — совсем как воробьи на ветке.

Гладиаторы вели себя благоразумно — в смысле, пассивно, столпившись на противоположной от Серёги стороне арены; к ним сиротливо жались оставшиеся в живых лихоимцы.

А Серёга с молодецким видом сержанта-дембеля, даром что был одет, или, точнее, раздет не по форме, прохаживался по арене, любовно тетешкая в руках шмайссер, и что-то зубоскалисто нам кричал, гримасничая. Мы орали в ответ всякую ерунду, но вряд ли кто-то из нас друг друга слышал.

На арену выскочил служитель. Он что-то сказал гладиаторам, потом помахал рукой лихоимцам, после чего все они вместе торопливо ушли. На арене Большого Цирка в гордом одиночестве остался один лишь Серёга. Впрочем, это одиночество длилось недолго.

На арену выбежало целое львиное семейство. Впереди, мотая гривастой башкой, скакал матёрый самец, в кильватере целеустремлённо следовали две львицы. Подскочив к разделительной стенке, звери остановились, покрутили головами и хором утробно заревели. Трибуны ахнули в предвкушении.

— Ну чо, нам тоже стрелять? — нервно прокричал Раис, наконец-то сменивший топорик на автомат.

— Сам справится! — рявкнул Джон.

Серёга, углядев хищников, попятился к ограде. Львы поначалу покрутились туда-сюда, потом самец встал передними лапами на стенку, увидел Серёгу, грозно зарычал и споро через стенку перелез. Львицы дружно последовали за ним.

Хищники стали медленно приближаться к Серёге. Тот опустился на одно колено и, вскинув автомат, приготовился.

Самец, нехорошо рыкнув и задрав хвост, бросился первым. Хлёстко ударили две очереди; лев вскинулся на задние лапы, грохнулся на бок и замер. Львицы нервно отпрыгнули назад, взволнованно забегали кругами и вдруг рванулись к Серёге одновременно. Серёга с хладнокровной сноровкою профессионального стрелка по тарелочкам завалил их двумя очередями, причём последняя львица ткнулась мордой в песок в каком-то метре от нашего героя. Серёга пружинисто вскочил с колена, поставил ногу на львиную башку и, замолотив себя кулаком в грудь, попытался издать победный вопль Тарзана, но как назло публика вновь бесновато завопила, и нам оставалось лишь оценить по достоинству то, насколько широко Серёга может разевать рот.

А вопли с трибун уже имели несколько иной оттенок, чем прежде — явственно стали слышаться в них интонации восторга и восхищения, и многие зрители затыкали по местному обычаю большими пальцами в небо, рекомендуя начальству подарить бравому громовержцу полноценную свободу. Но официальные лица, пребывавшие в вип-ложе, решили, видно, не торопиться с поспешными выводами.

После некоторой паузы многозначительно заскрипели самые большие ворота, заставляя трибуны притихнуть испуганно. В тёмной глубине неясно нарисовалась громадная фигура. Повозившись немного, фигура выскочила тяжёлой рысью наружу и оказалась носорогом, по размеру бывшим чуть меньше железнодорожной цистерны. Ни на миг не останавливаясь, носорог стал хаотично скакать по арене, тяжело топоча тумбообразными ногами.

В своих метаниях гигант обогнул разделительную стенку и стал неотвратимо сближаться с Серёгой.

— Готовсь!… — судорожно просипел Джон и взял автомат на изготовку.

Мы сделали то же.

Серёга притаился возле ограды, норовя казаться отсутствующим. Но носорог вдруг затормозил прямо напротив Серёги, шумно засопел, принюхиваясь, закосил налитым кровью глазом и стал медленно разворачиваться, нацеливаясь рогом на подвернувшуюся мишень. Рог внушал уважение — был он почти что в Серёгин рост и поблескивал хищно как хорошо отточенная сабля, покрытая для особого шика чёрным китайским лаком.

Зверь противно замычал и попятился назад, готовя место для разбега. Серёга заметно занервничал и попытался в носорога как следует пульнуть, но то ли затвор заело у изделия немецких оружейников, то патроны кончились, только из всей стрельбы получилась лишь одна захлебнувшаяся очередь, подстегнувшая зверюгу почище кнута.

Носорог подпрыгнул, наклонил башку к земле и, свирепо фырча, на всех парах понёсся на Серёгу.

— А-а-а!… — кто-то из коллег заорал истерически, и тут же началась оглушительная пальба из всех видов нашего арсенала, в которой среди сухой трескотни автоматов солидно выделялся басовитый грохот Бобиного пулемёта. Кисло завоняло сгоревшим порохом, заложило уши; зрители в панике хлынули прочь от нас. А носорог лишь слегка умерил под свинцовым градом свой пыл и продолжал нестись вперёд, приноравливаясь нанизать нашего друга на рог как мотылька на булавку.

Серёга отшвырнул прочь шмайссер, с ловкостью обезьяны влетел на самую верхушку ограды, и тут же в эту самую ограду со всего маху врезался обезумевший зверь.

От могучего удара Серёга кубарем слетел вниз, прямо на спину носорогу, распластался там, вцепившись в толстые складки грубой шкуры и раскорячив шпагатно ноги в безуспешной попытке оседлать зверюгу по всем правилам верховой езды. Но это уже было излишне, так как носорог, дёрнувшись пару раз, осел на передние ноги, нелепо задрав башку из-за застрявшего в изуродованной ограде рога, и мирно затих.

Но отнюдь не затихли трибуны. Новый шквал повального экстаза взлетел над Цирком; все повскакивали со своих мест — то ли чтобы лучше видеть, то ли чтобы сподручнее орать. Серёга неуверенно посмотрел по сторонам, сел твёрже, затем, убедившись в полной победе, влез на носорога с ногами и попробовал воспроизвести пару па из чечётки, но от этого убиенное тело стало медленно заваливаться на бок.

Наш друг, видно решив, что вся эта недвижимость была коварным притворством, переменился в лице, кузнечиком сиганул на землю и кинулся улепётывать, но на бегу оглянулся, оценил ложность своих опасений и не без находчивости плавно сменил пошлое драпанье на ленивую пробежку свежеиспечённого чемпиона.

Мы же, подхватив своё имущество, стали спускаться вниз. Ближние зрители, толкаясь беспорядочно, шарахались в стороны, те, что подальше, глазели на нас неотрывно; остальные же, не определившись с природой произошедшего, вопили кто во что горазд и всё настойчивей требовали свободы для нашего непобедимого героя.

Мы спустились к началу рядов; с обратной стороны решётки подбежал завершивший малый круг почёта Серёга. Был он возбуждён и весел, глаза его лихорадочно блестели, и вообще вид его как нельзя более подходил человеку, только что избежавшему несомненного летального исхода.

Завязался между нами и Серёгой жаркий диалог. Но поскольку из-за неутихавшей стихии Цирка на слова особой надежды не было, то общение происходило в лучших традициях лишённых дара речи, то есть при помощи разнообразных и хитроумных жестов.

Всех превосходил Раис: своими гримасами, ужимками, всяческими составляемыми при помощи хлопотливых рук фигурами, топотанием ног, выкатыванием глаз и прочими кренделями он умудрялся выразить и радость по поводу благополучного исхода, и критику некоторых аспектов Серёгиных действий на ристалище, и воодушевление от состоявшегося зрелища, и негодование в адрес безрассудных молодчиков, позволяющих себе дурацкие поступки по утру, а также множество иных эмоциональных нюансов и тонкостей, которым, пожалуй, и вовсе не найти аналогов в словесных выражениях.

А тем временем властные структуры, наконец-то, сделали должные выводы и пришли к единственно правильному и гуманному решению. Напористо задудели трубы, исполнив нечто вроде: "Слушайте все". Установилась приличествовавшая случаю тишина. С вип-балкона некий субъект в белой тоге громогласно и чётко проинформировал публику о том, что великий Цезарь милостиво дарует герою и победителю жизнь и свободу.

Тут же на трибунах разразился очередной массовый приступ голосового недержания, причём такой мощности, что показалось, будто прямо над Цирком принялись кружить реактивные транспортники, гружённые железными бочками, слегка заполненными болтами и гайками.

Серёга рачительно отыскал в песке рогатку, потом подхватил с земли шмайссер, взял его на ремень, шустро перелез через ограду, воспользовавшись тушей носорога как подставкой, протянул нам руки, за которые мы его подхватили и дружно втянули наверх.

Какой-то особо пытливый римлянин подобрался к нам вплотную и даже попробовал Серёгу потрогать, но тот вдруг скорчил дурацкую гримасу и игриво ткнул дулом любопытного в живот, отчего тот мертвецки побледнел и повалился в обмороке.

Серёга было собрался насладиться столь уморительным результатом милой своей проделки, но не смог, так как немедля попал в новый оборот, представший в виде дружеских тумаков, костоправных объятий и всякого рода тычков, ибо как раз мы принялись с должной горячностью приветствовать нашего заблудшего друга. Зрелище это пришлось по вкусу римскому народу, и зеваки стали быстро скапливаться вокруг, с удовольствием глазея на то, как группка престранно одетых громовержцев приятельски поколачивает героя арены. При этом задние старательно напирали на передних, отчего для нас наглядно и убедительно проявилась реальная тенденция к тому, чтобы быть вскоре изрядно помятыми, а, может, и несколько затоптанными.

Из толпы кое-как вытиснулись два раба. Один из них, весьма дюжий, расталкивал зевак, а другой тащил в охапке Серёгину одежду.

Серёга, обрадовавшись поводу прервать серию товарищеских тумаков, вырвался из нашего круга, схватил своё обмундирование, оглядел его придирчиво и стал сноровисто и с особым удовольствием одеваться. Когда в конце процесса он взялся было прилаживать кепочку, оттуда со звоном выпала массивная золотая цепь со здоровенною бляхою. Серёга молниеносно поднял её, повертел придирчиво, особенно интересуясь бляхой, украшенной крупными сапфирами.

— А камушки-то на моей красненькие были! — недовольно заметил Серёга. — Туфту подсунули! — но, тем не менее, цепь не без самодовольства нацепил и грудь с ней старательно выпятил.

К тому моменту всё продолжавшая накапливаться вокруг толпа благополучно миновала критический рубеж и приняла по отношению к нам ту самую позицию, что и стенки чемодана к плотно упакованным в нём вещам, то есть — на более доступном читателям языке — стиснула нас как следует, жарко дыша и бесцеремонно толкаясь.

— Ну никого порядка! — искренне расстроился Боба, с трудом отпихнул от себя наиболее назойливых и, подняв пулемёт дулом вверх, долбанул короткой очередью.

Незамедлительно произошла серьёзная паника; зеваки, работая локтями и падая, ринулись удирать. Через пару мгновений изрядное пространство вокруг оказалось совершенно пустынным.

— Однако, пора и честь знать, — с намёком возвестил Джон, расслабленно потряхивая притомившимися в ходе дружеских приветствий руками.

— Да чего там, давай позырим! Вы то смотрели представление, а я то нет! — возразил Серёга, с любознательностью поглядывая на арену, куда к тому времени распорядители выпустили шутов гороховых с их ужимками, кривляниями и акробатическими номерами.

— Ну ты совсем дурак! — возмутился Лёлик, опасливо вертя по сторонам головой. — Устроили тут, понимаешь, из-за тебя стрельбище натуральное, пальбу неприкрытую, засветились как могли, того гляди, набегут фараоны местные, скрутят мальчишечку юного!… — закончил он с надрывом, явно подразумевая под мальчишечкой самого себя.

Серёга насупился, но более возражать не стал.

Дружной кучкою мы направились к выходу. Римляне торопливо освобождали нам дорогу, предупредительно разбегаясь в стороны. По пустой лестнице мы поднялись наверх, вошли под арку и безо всяких препятствий вышли на площадь.