Глава 46

В которой герои наконец-то разживаются прекрасным полом.


Проснулся я от стука и невнятных возгласов. Не поленившись, встал, уже привычно намотал на себя тогу и выглянул на террасу. Вилик стучал в дверь к Раису и бормотал вполголоса:

— Там пришли к вам… Пришли к вам…

Из-за двери в ответ доносились какие-то бессвязные звуки, которые никак не могли сойти за внятные слова.

— И кто это там заявился? — спросил я Тита.

Вилик от неожиданности дёрнулся, поскольку первоначально не заметил моего появления, а потом промямлил:

— Не знаю… Шустрый такой… В тоге… Сказал, что вы его знаете…

— А зачем пришёл, не сказал? — уточнил я.

— Сказал, насчёт рабынь…

Одна из дверей распахнулась с треском, выскочил оттуда Джон при полном неглиже и с громким возгласом:

— Где он?!

— Кто? — не понял перепугавшийся вилик.

— Кто, кто! — вознегодовал Джон. — Посетитель!

— Так за воротами стоит, — робко ответил Тит.

— Быстро в дом веди! — приказал Джон.

Вилик заторопился исполнять.

Привлечённые шумом, вылезли из своих комнат остальные коллеги; одного Раиса пришлось будить насильно.

— Вроде, никого не приглашали, — с недоумением сказал Боба. — Кто там пожаловал?

— Сейчас поглядим и узнаем, — ответил Джон, торопливо обматываясь тогой вокруг пояса наподобие саронга.

— Засада это! — заявил Лёлик. — Заговор! Цезарь за нами послал, чтоб обратно захомутать и на войну!

— Всё равно надо посмотреть, — сказал Джон.

Мы пошли через перистиль в атриум. Судя по утренней свежести, было ещё рано. Солнце еле-еле поднялось над крышей. На цветах поблёскивали капли росы.

В полусумраке атриума, разглядывая статуи и прочие достопримечательности интерьера, разгуливала некая фигура. Мы подошли поближе и узнали Валерия собственной персоной.

— Ба! Какие люди! — удивлённо воскликнул Джон.

— И без конвоя! — дежурно сострил Серёга.

Валерий на эти слова ощутимо вздрогнул, нервно оглянулся, словно знал за собой массу неправедных грешков, потом заулыбался дружески, но осторожно и громко произнёс:

— Привет вам, варвары!

— И тебе привет, коли не шутишь, — солидно ответил за всех нас Джон.

— Да нет, конечно не шучу! — со всей искренностью уверил Валерий, снова не поняв шутку не своего времени.

— А ты откуда узнал: где мы живём? — подозрительно осведомился Лёлик, строго поджав губы и блестя стёклышками очков как Лаврентий Палыч.

— Так сами же сказали вчера, что на Квиринале, — удивился Валерий. — А тут уж подсказали знакомые.

— Ну да, — признал сию правоту Лёлик. — Не Рим, а деревня Пупыркино на семи холмах…

— А ты что пришёл-то? — спросил Джон с надеждою в голосе.

— Так вы вчера спросили насчёт где можно рабынь красивых купить, — скромно пояснил Валерий. — Вот я и расстарался.

— Ну!… Говори!… — поторопил Джон с горящими в предвкушении глазами.

— С Торанием уговорились. Патрон мой слово замолвил. Тораний вас прямо сейчас ждёт, — доложил римлянин.

— Так что, он нам рабынь пригожих предложит? — уточнил Лёлик недоверчиво.

— Точно так, — подтвердил Валерий.

— Здорово! Молодец! — гаркнул Джон и в порыве чувств так хлопнул римлянина по плечу, что тот едва не улетел в имплювий.

— По коням! Выступаем! — Джон принялся сновать по атриуму как ошалелый, при том подталкивая нас в спины.

— Подожди ты, успеем! — осадил его Боба.

— Кто опоздает, тот не успеет! — в сердцах выкрикнул Джон.

— Надо позавтракать! — куда как громче вскричал Раис.

— Некогда! — отрезал Джон.

— Только перекусить! — панически завопил Раис и торопливо приказал вилику, притулившемуся за колонной: — Давай быстро, хлеба, сыра, колбасы!

— Чаю! — весело гаркнул Боба.

— Какао на молоке и ватрушку! — поддержал я почин.

— Чай в Китае, какао в Америке, — кисло откомментировал Лёлик.

Мы потянулись в триклиний.

— Пойдём, Валера, съедим, что Юпитер послал! — гостеприимно пригласил Боба.

Тит обернулся быстро, и не успели мы расположиться, как эфебы поспешно притащили блюда с ломтями хлеба, нарезанным сыром, колбасой, окороком, зеленью, оливками, варёными яйцами. Напитком послужил медовый мулсум.

Валерий деликатно прилёг на ложе, стеснительно покашлял, а потом навернул так, что обогнал Раиса.

Закончив завтракать, мы по очереди умылись прямо из фонтана и поспешили по комнатам одеваться в местные, опробованные вчерашним днём, наряды. Раис с ехидцей заметил, что Лёлику сейчас придётся выбирать новые одежды — полегче его железной телогрейки. Лёлик вскипел и огрызнулся в вольных выражениях в том смысле, что он, во-первых, теперь тренированный, а во-вторых, как мужчина мужественный предпочитает предстать перед прекрасными дамами в военном облачении, а не в позорном партикулярном платье. Джон на сиё заметил, что дамы могут случиться и не совсем прекрасные, да и статус их предполагает полное послушание, делающее романтические выкаблучивания излишними. Но Лёлик упёрся и, захватив пару эфебов в помощники, побежал облачаться по собственному плану.

Сей процесс проходил, похоже, не совсем гладко, поскольку из комнаты слышались рассерженные вопли коллеги и даже звуки оплеух, словно Лёлик решил на практике испробовать метод Салтычихи. Впрочем, в то утро не только Лёлик отличился строгостью к рабскому персоналу; из Серёгиной комнаты выскочил один отрок как ошпаренный, скуля и потирая затылок.

Наконец, мы все оделись, пополнили из денежного сундука запасы наличности и поспешили на выход.

День выдался нежарким. Мощные кучевые облака то и дело закрывали солнце. Ведомые Валерием, мы быстро шагали к заведению Торания. Лёлик с полпути тяжело задышал и начал отставать, но мы ему не сочувствовали, а, наоборот, предлагали поторапливаться. Особо в понуканиях отстававшего коллеги усердствовал Раис. Он то и дело оглядывался и с видимым удовольствием рявкал:

— Шир-р-ре шаг, канал-лья!! — при том глумливо ухмыляясь.

Джон пытался в нетерпении расспрашивать Валерия о внешних прелестях ожидавшего нас товара, но тот ничего вразумительного не говорил, отделываясь общими фразами.

Наконец, мы подошли к дому работорговца. Перед домом у портика вновь никого не было, только мимо по улице ходили люди.

Валерий повёл нас за угол. Там в глухой стене, выкрашенной в жёлтый цвет, имелась солидная широкая дверь из полированного дуба с бронзовыми накладками. Валерий постучал в неё замысловато. Дверь почти тут же отворилась.

— Я сейчас, подождите, — сказал он нам и скрылся за дверью, которая за ним захлопнулась.

— Непонятно что-то, — забурчал потный с трудом переводивший дыхание Лёлик. — Что-то тут не так. С чего бы он так о нас заботился? Нашёлся тут: бюро добрых услуг по поставке подруг…

— Может, подзаработать хочет? — предположил Боба.

— Много не давать! — тут же приказал Лёлик, с омерзением глядя на Раиса.

— А я вообще ничего не дам, — ухмыльнулся тот как принципиальный сквалыга.

Дверь вновь отворилась, выглянул Валерий и поманил нас:

— Заходите, Тораний ждёт.

Мы вошли в полутёмное помещение. Там стоял знакомый нам толстомясый негр. Он принялся смотреть на нас в упор, оттопыря нижнюю губу.

— А мне надо к патрону бежать, звал он меня сегодня, — неожиданно заявил Валерий, быстро выскользнул на улицу и был таков.

— Странно, даже гонорара не попросил… — удивился Джон.

— Хозяин ждёт… — буркнул афроримлянин и повёл нас вглубь дома.

Через пару безликих помещений мы попали в атриум, вызывающе пёстрый и богатый в своей отделке. Кругом царили узорчатые мозаики, разноцветный мрамор, вычурная роспись, тяжёлые с золотым шитьём занавеси, бронзовые фигуры и бюсты, серебряные канделябры в человеческий рост. Колонн было столько, сколько деревьев в небольшой роще.

— Излишество дизайну не товарищ, — пробормотал Джон с некоторой завистью. — Нет, не товарищ…

Негр подвёл нас к одной занавеси и откинул её. За ней был кабинет-таблиниум с окном, выходившим в перистиль. В таблиниуме находился уже виденный нами жирный коротышка, расслабленно возлежавший на ложе с гнутой спинкою. Юный паренёк ритмично обмахивал его опахалом.

Тораний одет был в канареечного цвета тунику, расшитую золотой нитью. Золотые браслеты всё так же сверкали на ожирелых запястьях.

Мы вошли. Негр отпустил занавесь, и она вернулась на своё место. Работорговец окинул нас медленным взором, в котором сквозь флегму мелькнул тусклый интерес.

— Привет тебе, Тораний! — солидно изрёк Раис и строго спросил: — Не обманул? Девчонки имеются?

Тораний опешил от такого начала, крякнул растерянно, повертел головой на жирной шее и предложил сиплым голосом садиться.

В комнате имелось четыре стула. Кто успел, тот быстро уселся. Неприкаянными остались Лёлик с Раисом.

Лёлик на удивление не стал скандалить, а устало опустился прямо на пёстрый мохнатый ковёр, устилавший мраморный пол, привалился к стене, вытянул ноги, снял шелом, начал тереть слипшиеся кудряшки. Раис попробовал невзначай спихнуть Бобу, но, получив от него ответный тычок, также уселся на ковёр, скрестив ноги, отчего стал изрядно походить на бая в юрте.

В комнату впёр сопящей глыбой негр, внёс поднос размером с изрядное колесо, поставил его на стоявший у ложа столик с круглой столешницей на трёх фигуристых ножках и вышел вон. На подносе размещались блюда с разнообразными фруктами.

Лёлик, бренча доспехом, на заднице, отталкиваясь руками, придвинулся ко столу, сцапал жёлтую грушу и зачавкал, размазывая сок по подбородку.

— Куда прёшь, проглот бесстыжий!… — зашипел злым гусём Раис, сам быстро переместился к угощению и попробовал пихнуть нахала локтём, но лишь ушибся о панцирь и зашипел теперь уже от боли. Лёлик ухмыльнулся, воспитанно пристроил огрызок в середину ещё нетронутых плодов и взамен отхватил щедрую гроздь винограда. Раис от него не отстал. Они начали наперегонки поглощать фрукты, поглядывая друг на друга как конкуренты — даже с некоторой свирепостью.

Тораний почмокал губами и сказал с некоторой двусмысленностью:

— Какие у вас щегольские одежды. Не часто встретишь на улицах Рима одетых с таким вкусом молодых людей.

— Фуфло не носим! — гордо ответил Серёга.

— Верно, стоит больших денег такая одежда, — покивал головой хозяин и деликатно сложил губы трубочкой.

— Не боись, папаша, в кошельках у нас так и звенит, — спесиво заявил Раис и подбоченился настолько, насколько сумел это сделать сидя.

— А кстати, почём товар? — с тревогой спросил Джон.

Торнаний как-то странно хмыкнул, пожевал губами и объявил цену:

— По двести пятьдесят денариев… — после чего прикрыл глаза, пряча от нас блеснувшее в них непонятное веселье.

— Ну и нормально! — обрадовался Раис и побренчал денежным мешком. — Средств хватает!

— Это за штуку? Без разбора? — дотошно уточнил Джон.

— Ну да… — подтвердил Тораний.

— Что-то дёшево! — громко усомнился Лёлик, переставая пожирать виноград. — Небось, с изъянами!

Тораний как-то странно смутился и забормотал:

— Никаких изъянов… Все прелестны и прекрасны…

— Ага! — не унимался Лёлик в критическом порыве. — Мы сопляков лопоухих дороже купили, а тут прекрасный пол, понимаешь!

— А, может, тот торгаш на рынке нас надул, впендюрил втридорога? — предположил Боба.

— Ладно! — нетерпеливо оборвал дискуссию Джон и обратился к Торанию: — Давай предъявляй товар, так сказать, лицом!…

— И задницей!… — хохотнул Серёга.

— Вот, вот, товаристых хочу! — обрадованно заявил Раис.

— Ну, разумеется, товар что надо! — подтвердил Тораний и осведомился: — Пройдёмте посмотреть или сюда прикажите?

— А они у тебя чего — на складе хранятся? — вновь изволил пошутить Серёга.

— Зачем на складе? Совсем не на складе… Целые хоромы выделил… — почему-то обиделся торговец и даже поджал губы. — Холю и лелею прелестей со всеми удобствами.

— Ну ладно, — пресёк прелюдию Джон. — Сейчас будешь заводить по одной…

— Чего это по одной!? — взвопил Лёлик. — Сразу всех давай!

— Ничего не всех! — гаркнул в отместку Раис и поднялся на ноги очень даже живо. — А ну-ка, мне вот, надо такую вот!… Значит, чтоб здесь вот так, а тут вот так! А там прямо чтобы… ну вообще-е!… — невнятные слова свои Раис поспешно иллюстрировал красноречивыми округлыми жестами, будто оглаживал шикарную снежную бабу.

Лёлик, пуча глаза и наливаясь злобной краскою, утробно засипел, не имея возможности от столь беспардонной наглости говорить разборчиво.

Раис кинул на него презрительный взгляд и закончил, вновь вознамерившись усаживаться:

— Так что тащи королеву, смотреть буду…

Но мирно сесть ему не удалось. Багровый как помидор Лёлик стремительно вскочил, швырнул в Раиса огрызком, а следом налетел и сам. Он ловким тумаком сбил громко брякнувшую об пол брандмейстерскую каску и попытался схватить недруга за шевелюру, но та была не длиннее, чем у поросёнка на заднице. Посему Лёлик дёрнул Раиса за ухо, а потом с неожиданной сноровкою подбил под коленки, отчего Раис шлёпнулся на спину и заорал.

Лёлик повернулся к потрясённому хозяину, погрозил ему кулаком и открыл рот, желая говорить, но тут уже вскочивший Раис, взревев раненным быком, схватил с пола потерянную было каску, нахлобучил её до предела и кинулся на обидчика, метя макушкой в брюхо. Таран удался на славу — медная каска врезалась в железный панцирь с шикарным скрежетом. Лёлик повалился навзничь и заболтал конечностями, пытаясь влепить тумака навалившемуся сверху Раису. Композиция в целом походила на эпатажное изнасилование черепахи колобком.

На шум занавесь отодвинулась и всунулась в комнату лоснившаяся шоколадная ряшка негра, на которой глаза тут же и вытаращились в изумлении. Тораний, выглядя одновременно и испуганным, и ошеломлённым, опасливо поджал ноги на сиденье как при потопе.

Драчуны разошлись не на шутку, алкая крови. Мы кинулись их разнимать, что удалось не без труда. Раиса пришлось долго удерживать в скрученном состоянии, так как он всё порывался вырваться, приговаривая глухо: "Бабу захотел!… Щас дам бабу!…", ну а Лёлик, растопырив руки и боевито сверкая очками, хрипло вскрикивал: "Не держите меня!", хотя его никто и не держал.

— Э-э-э, мужики-и!… — презрительно скривился Джон и даже махнул рукой, словно узрел не подлежащий прощению позор. — И из-за чего?!… Из-за бабцов!…

— И вовсе не из-за бабцов! — с надрывом взвопил Раис и перестал вырываться. — А из принципа!

— Сам дурак!… — ругнулся Лёлик, но затевать новый раунд рукопашных переговоров не стал.

— Ну ладно, сами пойдём смотреть, — сказал Джон Торанию. — Где тут они у тебя?

Тораний, кивая, наконец, спустил ноги на пол, посмотрел на продолжавшую торчать из-за двери негритянскую башку и гневно гаркнул:

— Чего вылупился?! Иди открывай!

Башка молниеносно испарилась.

Следом за то и дело опасливо оглядывавшимся Торанием мы прошли через обширный перистиль в другую часть дома. Там длинный полутёмный коридор вывел нас к двери, у которой стоял негр, тут же предупредительно её распахнувший.

Тораний, обогнав нас, первым заскочил вовнутрь, с кем-то заговорил сдавленно. Мы, немного помявшись и потолкавшись, вошли следом. Перед нами открылась просторная и достаточно светлая комната. Свет проникал через окна, расположенные под самым потолком.

— Ну вот, прошу… — осторожно сказал Тораний и приглашающе повёл рукой.

В комнате находилось немало девушек; молча и настороженно они глазели на нас. Одни сидели на стульях, в изобилии расставленных по комнате, другие стояли у стен. Все рабыни были одеты в однообразные длинные столы качества ветхого и затрапезного; у каждой на плечи наброшено было что-то вроде платка-накидки.

— Ну-у, малина!… — восхищенно простонал Раис и прошёлся по комнате раскованным молодцем, пытливо кидая сальные взоры как щедрый сеятель.

Тораний выдвинулся вперёд и предупредительно спросил:

— Как изволите выбирать? — речь его сделалась осторожною как у кадрового дипломата.

— Ты бы их построил, что ли… — барственно промычал Джон и эдак махнул ручкой, словно был вальяжным сударем.

Тораний с похвальной вежливостью отдал рабыням должные распоряжения. Девицы зашевелились. По одной стали нерешительно выходить на середину, образуя некоторое подобие шеренги. Оказалось их примерно чуть больше дюжины.

Коллеги принялись вкрадчиво ходить вдоль строя, похотливо приподняв плечи. Я же, наоборот, памятуя, что значительное видится издалека, отошёл к стене и дал волю зрению.

Поначалу пытливый взор мой ловил лишь отдельные наиболее обольстительные детали, сливавшиеся в некую пёструю восхитительную палитру: золотистые локоны, губы бантиком, хрупкие точёные руки, застигнутые в изящном жесте, ресницы, трепетавшие мохнатыми бабочками, матовую бледность лица, заманчивые очертания фигуры под лёгкой тканью, голубые до прозрачности наивные глаза, чёрные до синевы кудри, алый румянец и прочие девичьи чудеса. И лишь после подобного фрагментарного ознакомления взбудораженное сознание стало улавливать цельные образы. Подумалось, что плохонькая одежонка барышень не очень-то и вяжется с их гладкой ухоженностью, местами доходившей до тщательно взлелеянной холёности.

Первым совершил выбор дамы сердца Боба. Недолго помотавшись туда-сюда, он сообразно со своими неменяющимися вкусами остановился у невысокой блондинки — столь румяной, словно вымазанной клубничным вареньем; заулыбался ей широко и добродушно, отчего девушка смущённо потупилась и зябко передернула плечиками.

— Постоянство в привязанностях — признак цельности характера, — покровительственно изрёк Джон, прокурсировавший рядом.

Боба заулыбался ещё шире, цапнул блондинку за руку, вывел её из шеренги и тут же приобнял по-хозяйски.

Раис бросил на образовавшуюся ячейку ревнивый взор и притормозил у статной полногрудой девы с глупым до неприличия выражением лица. Оглядев её критически, он подошёл поближе и рачительно потыкал пальцем в пышный бюст, отчего дева захихикала как от щекотки.

Раис отчего-то надулся и спросил обиженно:

— Чего улыбу корчишь? Вот куплю, будешь у меня знать!…

Рабыня по инерции хихикнула ещё, но затем притихла и даже, вроде, испуганно всхлипнула.

— А ну-ка… — Раис вытянул её на свет, повернул к себе задом.

— Однако, стакан ставить можно, — похвалил подошедший Серёга, разглядев боевито выпиравшую задницу.

— Зачем стакан? У нас другое мнение, — надулся спесью Раис.

— Не великоват ли размер? — пробурчал Лёлик, глядя на девицу с некоторой завистью.

— Все размеры хороши, если надо для души, — поэтически откликнулся Джон, вознамерившийся прицениться сразу к двум девицам-близняшкам, довольно-таки юным, но уже вполне аппетитным как персики. На сии плоды походили они смуглым загаром, серебристым пушком на щеках и проступавшим сквозь него вишнёвым румянцем.

Раис с превосходством хмыкнул и сказал, как отрезал:

— Куплено! — после чего хлопнул звонко рабыню по заднице.

Но аппетит его на том не иссяк. Раис прищёлкнул пальцами и показал на стоявшую невдалеке смуглянку, сверкавшую кофейными глазами и белозубой улыбкою:

— И вот эту шоколадку заверните!

Смуглянка обладала стройной гибкой фигурою и совсем не напоминала массивный идеал Раиса, отчего я позволил себе спросить:

— Друг любезный, ты не напутал? А то она арбузов за пазухой не носит.

— А я разнообразия желаю! — убедительно ответил Раис и начал внимательно присматриваться ещё к одной рабыне, но тут мрачно насупившийся Лёлик перехватил направление его взгляда, вздрогнул дико и, растопырив руки, бросился загораживать от Раиса искомую девицу.

— Не дам!! Моё!! — на пределе голосовых связок взревел он и даже потянул из ножен меч.

Раис недоумённо округлил глаза и, пожав плечами, отвёл выбранных рабынь в сторонку — подальше от вскипевшего чайником Лёлика.

— Победа досталась сильнейшему, — констатировал Джон, не переставая вдумчиво приподымать за пухлые подбородки кудрявые головы облюбованных близняшек и заглядывать внимательно в их подозрительно невинные глаза.

Лёлик, не встретив ожидаемого сопротивления, до точки кипения не дошёл и только вспотел изрядно; он повернулся к отвоёванному приобретению, протёр под очками залитые потом глаза и стал озадаченно разглядывать девицу.

Девица была довольно очаровательна тем особым балансированием черт на грани допустимого, когда всё "не слишком", но "чуть-чуть": яркий рот был не слишком большой, но чуть-чуть не слишком большой, нос был не слишком вздёрнут, но едва-едва не слишком, скулы еле-еле не слишком великоваты, а челюсть, напротив, чуть-чуть маловата, и улыбка… м-да… улыбка, коей девица наградила вздрогнувшего Лёлика, заставляла подозревать, что рот её обладает резиновыми свойствами и, при желании, может растягиваться как раз до ушей, неприлично обнажая несколько лошадиные зубы. Но, надо отметить, её серо-голубые влажно блестевшие глаза были великолепно огромными и выразительными, а пушистые ресницы хлопали весьма мило. Так что весь облик её дышал очарованием юной свежести и какой-то дикарской прелести. Едва-едва не слишком дикарской.

Ко всему девица была высокой, сутулой и заметно плоской; впрочем, ноги её, угадывавшиеся под тканью, были приятной стройности и заметной длины — чуть-чуть не слишком, чтобы барышня не напоминала голенастую цаплю.

Рядом с девицей притулилась пигалица, едва вышедшая из подросткового возраста, внешним сходством намекавшая на родственные связи; она на грани допустимого не удержалась и напоминала мордашкой любопытствовавшую обезьянку.

— Эх, хороша Маша, да не наша! Или наша?… — с издёвкой бросил Раис, облапив за бёдра свой выбор.

— Вот именно! — огрызнулся помрачневший Лёлик, сообразивший уже, что его накололи, но ещё не понявший, что наколол он себя сам.

— Так что, может, уступишь красотку? Всё равно не справишься, — гнул издевательскую линию Раис.

— Да пошёл ты…!! — ругнулся на российском диалекте Лёлик, подтащил девицу поближе к свету, стал разглядывать, несколько морщась, но не очень показательно, чтобы не уронить свой имидж знатока и гурмана.

Он, оттопырив нижнюю губу, пару раз обошёл вокруг рабыни, как взыскательный ребёнок вокруг новогодней ёлки, пытаясь выбрать наиболее удачный ракурс, ну а девица старательно вертела за потенциальным своим владельцем головой и премило улыбалась, отчего Лёлик вздрагивал с удручающим постоянством.

Мы заинтересовано наблюдали за нашим другом, попавшим впростак, но не желавшим в этом признаться; даже Джон перестал лапать за подбородки близняшек, подошёл ближе и остроумно заметил:

— Не родись Годзиллой, а родись смазливой!

Лёлик такую популярность долго терпеть не смог, притопнул кедой, выдернул из ножен меч наполовину, с треском задвинул обратно и отрывисто бросил, как прыгнул в омут:

— Беру!

— Любимой женой! — тут же добавил остряк Раис.

Лёлик открыл было рот, чтобы поставить на место наглеца и мерзавца, но тут раздалось басовитое рыдание. Обезьянистая пигалица сорвалась с места, и с криком:

— Я тоже хочу-у!!… — подбежала к девице и вцепилась в неё как помесь клеща с репьём.

— Молчи, дура!… — досадливо рявкнула та, зачем-то оглядываясь опасливо по сторонам.

— Чего это? — озадаченно затряс головой Лёлик.

— Вероятно, родственница, — предположил Джон и вновь отправился мять подбородки близняшкам, уже глядевшим на него преданно и ласково.

— Эй, слышь, чего она?… — растерянно спросил у девицы Лёлик.

— Сестра младшая… Тоже хочет… — смутно ответила девица.

— А я при чём? — насупился Лёлик, по-видимому, усматривая в этом очередной подвох.

— Жалко сиротку, — сочувственно сказал Боба.

— Возьми на вырост! — весело посоветовал Серёга, поглаживая по гибкой спине выбранную им стройную брюнетку.

Я было повернул голову в его сторону и тут внезапно заметил обращённый на меня взгляд. Невысокая хрупкая темноволосая девушка смотрела как-то странно, как смотрят дети на незнакомых взрослых. Длилось это мгновение — рабыня опустила голову, принялась теребить конец яркого пояска, не без кокетства стягивавшего на тонком стане столу.

Показалось смутно, что я её где-то уже видел.

Лёлик с компанией продолжали что-то выяснять яростно, но мне это уже было неинтересно — чужое внимание заинтриговало. С нарочитой ленцой я подошёл к барышне, остановился напротив, важно прокашлялся и, демонстрируя обладание инициативой, произнёс:

— Экая ты миленькая!

Девушка пожала плечами и опустила голову ещё ниже.

Я оглядел её тщательно. Девичья фигура была легка и воздушна, но, тем не менее, изящная женственность проявлялась в крутой округлости бёдер и в заметно холмившихся грудках, несколько приоткрытых широким прямоугольным вырезом. С тонкой шеи стекал чёрный шнурок с парой цветных бусин, равномерно ёрзавших от частого дыхания.

Я умилённо вздохнул и порекомендовал:

— Личико-то покажи.

Девушка вскинула голову и уставилась на меня пристально. От шалого её взора из-под соболиных бровей поначалу даже на миг перехватило дух. Впрочем, я не показал виду и взгляда не отвёл.

Рабыня имела редко встречающийся ярко-зелёный цвет глаз, именно зелёный — не переходивший в кошачью желтизну, а чистых оттенков изумруда. В их глубине, затенённой пушистыми ресницами, мерцали гипнотически пронзительные звёздочки.

Бледно-розовое лицо девушки отличалось изысканной формой несколько вытянутого овала, небольшой аккуратный нос был образцово прямым, а полные чёткого рисунка губы навевали поцелуйные умыслы.

Вновь посетила навязчивая мысль о том, что где-то мы всё-таки уже встречались.

— Ну ты там скоро? Тебя только ждём! — раздался повелительный призыв Джона, обращённый ко мне.

Я оглянулся. Коллеги вместе с выбранными девушками стояли ближе к выходу и все как один смотрели на меня. Тораний нервно мялся там же. Я поманил зеленоглазую за собой и подошёл к коллегам.

Раис выдвинулся вперёд и пересчитал отобранных рабынь. Получилось девять. По две отхватили Раис, Джон и Лёлик, а Серёга, Боба и я удовольствовались по одной.

— Значит, по двести пятьдесят денариев за каждую, это будет по десять ауреусов, итого девяносто, — подсчитал Раис.

Тораний согласно кивнул. Раис, зачем-то решив поторговаться, скосил глаза от предвкушения собственной наглости и заявил, что мы согласны получить скидку на десять ауреусов. Тораний неожиданно согласился с каким-то странным облегчением, словно хотел побыстрее от нас избавиться, хоть себе и в убыток.

Раис с довольным видом отсчитал деньги, при том приговаривая важно:

— Ну ты, шеф, смотри!… Если там поломка какая или, положим, вредность строптивая, так чтоб заменил без разговоров!… Мы права покупателей знаем, у нас не забалуешь!

Тораний криво ухмыльнулся и пообещал убедительно:

— Не пожалеете…

Джон одобрительно хмыкнул и, приобняв близняшек, распорядился:

— Проводи, любезный.

Тораний с готовностью замахал рукою, предлагая проследовать.

— Мы ещё придём! — как-то жалобно и болезненно промямлил Лёлик, несколько сторонившийся своих покупок, то есть навязанных злым случаем девицы и её сестрёнки-пигалицы, которые, напротив, льнули к нему с некоторым даже бесстыдством.

Загрузка...