Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников

Бешено выл, точно сорвавшийся с цепи, ветер, с грохотом разбивались о скалистый берег мятежные волны, яркие молнии прорезали черный мрак затученной ночи; на земле и на небе царило смятение.

Коленопреклоненный Онорио молился в часовне; недвижный стонал на своем ложе в ските Ринальдо.

Неподалеку от Мальты лежит маленький необитаемый остров Лампидоза, окруженный морем, печальный и одинокий, но его надежная гавань обеспечивает морякам убежище и защиту, когда их преследуют свирепые бури. Посреди островка стоит маленькая часовенка, построенная во славу Пречистой Девы. Ни один моряк, будь то христианин или почитатель Магомета, не забывает оставить в часовне как благодарственную жертву за спасение провизию или боеприпасы. Кто в минуту бедствия испытывает в них нужду, кладет за взятое деньги, и ежегодно сюда приходят с Мальты галеры, которые отвозят денежные жертвы в Трапани на Сицилию, в церковь почитаемой всеми Богоматери.

В часовне на Лампидозе коленопреклоненный Онорио молился перед алтарем Благословенной Богоматери.

Потоки дождя с шумом низвергались из ощетинившихся туч; все громче громыхал гром; земля содрогалась.

Онорио поднял голову, протянул руки к образу Пречистой Девы.

Огненная стрела со свистом влетела в часовню, тут же последовал сильнейший удар грома. Часовня задрожала, освященные лампады бились друг о друга, а образ Богоматери, казалось, двигается.

Онорио вскочил и поспешил в скит к Ринальдо.

Но как попал Ринальдо на остров Лампидоза? Это мы сейчас расскажем.

— Меня везите в Неаполь, — сказал старец из Фронтейи, спокойно, уверенным тоном. — Я предстану перед королевским судом. Там я сумею оправдаться.

Черный монах заметно вздрогнул; неподвижным взглядом уставился офицер в спокойные глаза старца. Изумление сковало часовых.

Вне себя, вбежала в павильон Дианора.

— О, мой Ринальдо! — вскричала она, бросилась на окровавленного, покрыла его уста бесчисленными поцелуями и вызвала его отлетающий дух обратно к жизни.

Ринальдо задышал.

— Он жив! — закричала Дианора. — Он жив!

Она крепко сжала Ринальдо в объятиях.

Одно легкообъяснимое движение черного монаха быстро предупредил офицер. Он обратился к часовым, и истекающего кровью Ринальдо вырвали из объятий Дианоры. Рыдая, упала она в объятия Виоланты.

Старец следовал за раненым и солдатами. Ринальдо перевязали. И все взошли на барку.

Черный монах попытался сбежать по дороге в гавань; его связали.

Якорь подняли, поставили паруса; команда взялась за весла, и барка вылетела из гавани.

Таинственная тишина царила на судне; ярко сверкали луна и звезды на синем небе; ласково плескались темные волны о барку, громко скрипели в уключинах весла в тишине ночи.

— Корабль! Корабль! — внезапно передалось из уст в уста.

Подгоняемый свежим юго-восточным ветром, к барке быстро приближался корабль. Оттуда прозвучал приказ сдаваться. Команда схватилась за оружие. Открылись бойницы вражеского судна; серебряная луна засверкала с зеленых знамен.

— Тунисцы! — вскричал офицер. — Нас слишком мало! Мы пропали!

Заговорило орудие врага, гром прогремел над волнами. Имело ли смысл сопротивляться? Барку захватили. Чинтио, Луиджино и их люди, переодетые в турецкие одежды, перепрыгнули на барку; солдат зарубили. В Сицилию никто не вернулся.

Старец обнял друзей.

У Лампидозы они встали на якорь. Здесь Ринальдо высадили и передали на попечение Онорио.

Корабль опять вышел в море…

На Лампидозе, примерно в ста шагах от часовни, стояли три маленьких скита, много лет назад в них жили в удивительном согласии три отшельника: католик, православный и магометанин. Католик пережил своих друзей. Его, уснувшего навеки, нашел на ложе турок-пират, прочел его записи и записи его побратимов, которые он оставил, и распорядился, чтобы умершего похоронили. Записи турок-пират оставил в ските.

Все это обнаружил Онорио, когда прибыл на Лампидозу. Здесь хотел он окончить свою жизнь, посвятив ее Господу и благочестивым размышлениям. Здесь и нашел его старец из Фронтейи и оставил ему Ринальдо…

За ночь буря утихла, и, когда утром солнце улыбнулось, в гавань вошло судно со старцем из Фронтейи и бросило якорь.

Старец вскоре вошел в скит. Взгляд его был веселый, а речь — спокойной.

— Приветствую вас, друзья мои! Будьте благословенны и счастливы. Буря кончилась, солнце смеется, и корабль мой стоит в надежной гавани.

— А у тебя такая же хорошая позиция, как у твоего корабля?

— Плохой, — старец улыбнулся, — у меня никогда не было.

— Так ты очень счастлив! — воскликнул Ринальдо. — Но вспомни: ведь счастье переменчиво. Конечно, улыбнуться оно может, но удержать его удается чрезвычайно редко.

— А ты умеешь обходиться со счастьем? Если счастье хочет подсесть к тебе, так протяни ему руку; а расправит оно свои крылья, чтобы улететь, так верни ему его подарки и пусть летит. Ты же знаешь женщин, думаю, тебе они хорошо знакомы!

— Женщины, — вступил в разговор Онорио, — ценятся куда выше, чем простой мужчина!

Старец улыбнулся Онорио и продолжал:

— Счастье — тоже как женщина. Женские капризы могут доставить тебе наслаждение, но не должны тебя печалить. Есть люди, считающие себя счастливыми, ибо мнят себя мудрыми. Считай себя мудрым, если чувствуешь себя счастливым.

— Этого я никогда не смогу! — вздохнул Ринальдо.

— Человек, — возразил старец, — может все, чего он хочет. Так хочешь ли ты остаться на этом острове или ощущаешь потребность и достаточно мужества вновь поездить по белу свету? Только чуть меньше упрямства, и ты будешь чувствовать себя среди людей очень даже хорошо. В человеческом обществе быть упрямым неприлично; люди не терпят упрямства. Они или отвечают тебе тем же — при этом ты ничего не выигрываешь, или от тебя бегут — при этом ты выигрываешь еще меньше. Я знаю мир и людей. Прислушайся ко мне, моими устами говорит опыт. Я хочу доверить тебе одну тайну и тем самым открыть тебе тайну всех умных людей, тех, кто стал значительным в этом мире, и тех, кто еще станет значительным. Обязанности человеческого общества — это нескончаемый, беспрерывный обмен деяниями. Ты даешь, и ты берешь. Не принимай участия ни в каком деле, если не ждешь, что оно принесет тебе выгоду. Твой разум, твои познания и твою обходительность — все вкладывай в дело обмена, не причиняй вреда ближним твоим, уважай их; служи им, если ты можешь; оставь им их притязания и прости им их слабости. Они не останутся неблагодарными: твои расходы будут тебе всегда возвращены сторицей.

— Но среди этих людей будут и друзья, — сказал Ринальдо, — а ведь дружба требует…

— Дружбу, — прервал его старец, — считай всегда и самым прекрасным, и самым опасным подарком Небес. Ее наличие восхитительно, ее непостоянство ужасно. Постигнет твоего друга несчастный случай, а ты ничем помочь ему не можешь, так не дай боли за него одолеть тебя.

Ринальдо посмотрел на него и заметил:

— А ты не поступал так, как говоришь. Во всяком случае, по отношению ко мне!

— Ты мне больше чем друг.

— Больше? Больше чем друг? Я — тебе? И кто же я тебе?

— Я люблю тебя, — ответил старец, — как отец любит сына. Так хочет мое сердце.

После небольшой паузы Ринальдо спросил:

— Ты был, с тех пор как мы расстались, опять на Сицилии?

Довольно улыбаясь, старец ответил:

— Я был во Фронтейе. Там творились жуткие бесчинства. Священники потянули моих учеников в трибунал и круто обошлись с ними. Большая их часть попала в монастыри и обречена на вечное покаяние, а некоторые даже умерли под пытками.

— Боже правый!

— Из них хотели вытянуть признание в язычестве. Видит Бог, моим ученикам выпало то же самое, что некогда пришлось во Франции на долю невинных тамплиеров! Кстати, в Сицилии считают, что барка, на которой находились мы и королевские солдаты, либо утонула, либо ее пустил ко дну какой-то пират.

После небольшой паузы старец, улыбаясь, продолжал:

— Мои книги сейчас в руках инквизиционного трибунала… В Палермо и Мессине я прочел вывешенные повсюду объявления об отмене награды за твою голову; вот один экземпляр! Поскольку Ринальдини поглощен волнами. Но, видимо, очень скоро будут объявлены новые награды, Чинтио и Лодовико во главе большого отряда перегнули палку в Сицилии.

— Как? Чинтио? Лодовико?

— То, что проделывал ты, в сравнении с тем, что проделывают они, просто детские шалости.

— Я счастлив! А как обстоят дела с операцией на Корсике?

— Отложить дело не значит отказаться от него.

— Где живет Дианора?

— Иди в большой мир, найдешь ее.

— А чем ты сейчас занимаешься?

— Торговлей. Как купец, я плаваю на судах по морям.

Раздались два пушечных выстрела, извещавшие о прибытии корабля.

Онорио и старец вышли из скита. Но скоро вернулись, и старец сказал:

— Ринальдо, прибыл сицилианский корабль. Он пострадал от шторма, его хотят здесь ремонтировать. Капитан хочет несколько дней пробыть здесь. А мой корабль отплывает. Хочешь уехать со мной?

Онорио обнял Ринальдо и, запинаясь, пробормотал:

— Следуй за твоим другом! Оставь меня здесь одного, дай мне спокойно умереть.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать! — ответил печально Ринальдо. — Да, умирай здесь спокойно. Прощай! Я ухожу в большой мир, а из большого мира — к своим разбойникам. Старец! Я следую за тобой.

Утро было прекрасным. Корабль скользил по морю. Ринальдо стоял на палубе.

На востоке небо заливалось багрянцем. Сверкающие лучи прорезали чистый воздух и прочерчивали голубоватый свод пурпурными полосами.

Ринальдо смотрел на небо со слезами на глазах. Его чувства нашли свое выражение в безмолвной утренней молитве. Старец стоял рядом с ним.

Вокруг посветлело, ярче засверкали все краски. Тысячи золотых лучей вспыхивали в воздухе. Восток горел огнем.

И вот появилось солнце. Его сияющий диск парил над горизонтом. Какое-то мгновение казалось, что оно восседает на море, как на троне, наконец-то оно уже взошло, ясное, ослепительное, поистине — его небесное королевское величество.

Ринальдо упал на колени, воздел руки и произнес:

— Великий свет небес! Сколь часто видел ты разбойника на залитых кровью тропах, как часто твой взгляд проникал в его потаенные уголки! О, загляни в мое сердце и узри, как я страдаю!

Старец рывком поднял его и сказал:

— Посмотри-ка, друг, без подзорной трубы ты уже не увидишь Лампидозы. Остров остался далеко позади. Так в быстром беге времени исчезают деяния людей, так исчезает воспоминание о добре и зле!

Корабельный колокол прозвонил к завтраку. Матросы вышли на палубу. Капитан, который сегодня собирался праздновать именины, выставил вино. Ему дружно провозгласили здравицу. Появились гитары и скрипки. Кто-то затянул песнь, и скоро все запели:

— А теперь его нет! — сказал капитан. — Черт побери! Это был человек, о котором еще долго будут петь и говорить.

— Именно так! — подтвердил старец и улыбнулся. Капитан продолжал:

— Он, в каком-то смысле, многого достиг! Если б только обладал большим чувством чести! Его надо было помиловать, и он сослужил бы государству хорошую службу со шпагой в руке. А теперь он, наверное, в желудке какой-нибудь акулы…

Все засмеялись, и Ринальдо засмеялся вместе со всеми. Девушка и юный матрос вышли и запели:

Ринальдо незаметно ушел с палубы в каюту. Чем громче становился шум на палубе, тем с большей тоской прислушивался он к их необузданному веселью.

Сицилия осталась уже далеко позади, когда неожиданно ветер поменялся на юго-восточный. Яростно мотал он судно по бушующим волнам, которые, словно горы, обрушивались на корабль.

Наступила ночь, и тьма окутала корабль. Ничего не было видно, кроме пены яростных волн, швырявших корабль так неистово, что и самые смелые перетрусили.

Ринальдо лежал на своем ложе, ничего не страшился и спокойно ждал смерти. Он оставался в одиночестве; даже старец не пришел к нему.

Спустился густой туман, рев ветра напоминал сильнейший грохот орудий. На корабле смешались крик и рыдания. Все со страхом ждали наступления дня.

После полуночи корабль налетел на риф, треснул и пошел ко дну. Душераздирающие вопли вознеслись над волнами.

Ринальдо ухватился за какое-то бревно. Одна волна швырнула его в море, другая выбросила на берег, где он, измученный и обессиленный, ждал наступления утра.

Буря утихла. Настал день. Ринальдо лежал под деревом. Он огляделся и увидел рыбака, который шел к берегу. Ринальдо поведал рыбаку свои беды, и честный человек привел Ринальдо к себе в хижину, где по мере своих возможностей накормил и напоил его.

После этого рыбак позвал к себе соседа священника. Ринальдо выдал себя за купца из Анкона, потерпевшего кораблекрушение, имущество и документы которого при этом погибли.

— А где же я? — спросил Ринальдо.

Священник ответил:

— Этот остров зовется Аликуди. Здесь обитают примерно восемьсот жителей. Это один из Липарских островов. Если вам нужно на Липари, так вы еще сегодня можете туда попасть. Туда как раз отплывает барка.

Ринальдо воспользовался этой возможностью, отплыл на барке в Липари и пошел там в странноприимный дом монахов бернардинцев, дававших приют путешественникам.

— Как считаешь, — пробормотал Ринальдо сам себе во время одной из прогулок, — не облачиться ли тебе здесь в одежды святой простоты и не остаться ли у этих монахов?

Он приблизился к небольшому сельскому дому, стоявшему весьма романтично посреди цветника. Ринальдо подошел к дому, и ему вспомнилось его уединенное пребывание на Панталерии. Он вздохнул:

— Там я был счастлив, но мне не дано было оставаться счастливым!

Тут он услышал пение, оно доносилось из кустов. Он насторожился и услышал:

Голос раздался ближе. Из кустов вышла певица, и Ринальдо отступил назад. Она громко вскрикнула, увидев его, прислонилась к дереву и прошептала дрожащим голосом:

— Ты жив?

— Я жив, и я твой!

Он сжал ее в объятиях. Ее трепещущие руки обнимали его, а губы лепетали:

— Слава Господу и Пресвятой Деве Марии! Ты снова мой!

— Твой! Твой навеки!

Ринальдо обнял свою любимую Дианору и поспешил вместе с ней в дом.

— О Ринальдо! — воскликнула Дианора. — Ты спасся от смерти? Я оставила Панталерию, бежала и укрылась на этом тихом уединенном острове. Здесь я оплакивала тебя и здесь решила закончить свою жизнь. Виоланта, моя верная спутница и друг, поехала на Сицилию, чтобы уладить все мои дела. Но я, тем не менее, не одна здесь!

Она вышла и тут же вернулась, неся на руках мальчонку.

— Мое дитя! — воскликнул Ринальдо и заключил, целуя, ребенка вместе с матерью в объятия.

— Твое дитя! Оно тебе улыбается.

— Теперь я счастлив!

— Ты так считаешь? — вопросил грубый голос за его спиной. Ринальдо обернулся и отступил назад. Дианора с громким криком упала на диван.

Посреди комнаты стоял корсиканский капитан в облачении черных монахов и злорадно ухмылялся.

— Ты меня знаешь? — спросил он.

Ринальдо перевел дух.

— Я знаю тебя, как и ты меня знаешь. Что тебе нужно от меня? Мы оплатили свои счета. Не желаю иметь с тобой больше никакого дела.

— Никакого?

— Я подарил тебе жизнь, когда это было в моей власти.

— Я задолго до того подарил тебе твою.

— Так мы в расчете.

— Нет. Тебе знакомо это облачение, в коем я тебе предстал? Я теперь не одинок; я принадлежу к тем, кто меня послал.

— Чего хотят они от меня? Почему они преследуют меня повсюду?

— Они вершат то, что вершит твоя совесть.

— Пусть меня судит Господь Бог! А не они, не ты! Здесь моя жена, мой ребенок. Они не сделали ничего дурного. Невинно улыбается мальчонка врагу своего отца. Ты явился, чтобы погубить саму невинность.

— Мои намерения не зависят теперь от меня. Теперь для меня священны только приказы моего начальства.

— А они хотят моей смерти? Что ж, тогда пусть убьют меня здесь, на глазах моей жены и моего ребенка. Но я дорого продам свою жизнь. Ты первый, кого я убью.

Он быстро сорвал со стены пару пистолетов и преградил капитану выход из комнаты.

— Что ты делаешь? — спросил тот, ошеломленный.

— Я сражаюсь за свое достояние. Раз уж вы опять разыскали меня как атамана разбойников, так вы его, значит, нашли. А что Ринальдини умеет сражаться, вы знаете.

После небольшой паузы капитан сказал:

— Что я действую не от себя, ты знаешь. Нужда заставила меня пойти на службу к другим. И перед ними у меня есть обязательства. А чем можешь ты вознаградить меня за молчание?

— Меня ты в заблужденье не введешь! — закричал Ринальдо. — Твои примирительные речи подсказала тебе твоя беда. Ты пытаешься ускользнуть от меня… Пусть Господь смилуется над твоей душой!

— Ринальдо! Бога ради! Слушай! Дай мне помолиться!

Ринальдо испытующе посмотрел ему в глаза. Капитан упал перед ним на колени и сложил руки.

За дверью послышались шаги. Дверь распахнулась. В комнату вошли солдаты.

Капитан вскочил.

— Презренный изменник! — воскликнул офицер.

Капитан возразил:

— Вы посланы мне Господом как спасители! Моя жизнь была в руках вот этого человека, который хотел меня уничтожить, чтобы не попасть в руки правосудия.

— Что это значит? — спросил офицер.

Капитан отвечал:

— Куда бы вы меня ни отвели, как бы ни решилась моя судьба, я все равно заслуживаю награды, ибо передаю в руки правительства человека, за голову которого оно назначило большую награду. Его зовут Ринальдини.

— Что? — испуганно переспросил офицер.

— Презренный злодей! — закричал Ринальдини. — Хочешь избежать наказания новым преступлением? Хочешь спастись гнусной клеветой?

Капитан хотел уже что-то сказать, но тут с дивана вскочила Дианора:

— Это мой супруг. А что я графиня Мартаньо, подтвердит наместник, который и моего мужа знает. Этот черный злодей, заведомая ложь его…

— Синьора! — прервал ее офицер. — Что этот замаскированный тип — человек недостойный, мы знаем, и он получит кару, предназначенную ему и всему их братству. Тем не менее я обязан просить вашего супруга пройти со мной к наместнику.

— Так иди! — бросила Дианора.

Капитан хотел что-то сказать, но офицер приказал его связать и объявил:

— Что ты хочешь сообщить, сообщишь на суде. Солдаты, уведите его! А этот господин пройдет со мной к наместнику.

Ринальдо обнял Дианору, которая хотела ему что-то сказать, но офицер запретил ей. Она посылала Ринальдо красноречивые взгляды, но Ринальдо не мог правильно их истолковать. Он последовал за офицером в город.

В городе офицер препроводил Ринальдо на караульный пост и пошел к наместнику, где нашел уже и Дианору. Наместник после доклада офицера усмехнулся и сказал:

— Подумать только! Как далеко заходит злоба черных монахов! Уведите этого человека. Он не избежит меча правосудия. А супруга этой дамы приведите ко мне.

Ринальдо привели к наместнику. Он вошел в комнату и тут же, вздрогнув, отступил назад и сжал руками голову. В наместнике он опознал князя делла Рочелла. Трясущимися губами он пробормотал:

— О, князь!

Князь подошел к нему.

— Послушай! Мне конечно же незачем тебе говорить, в какое неловкое положение ставит меня твое присутствие?

— Я прошу не за себя, я прошу только за жену и ребенка!

Князь шагал по комнате взад-вперед. В конце концов он сказал:

— После долгих размышлений я пришел только к такому решению: облегчить тебе побег. Я не могу и не вправе сделать для тебя ничего больше!

— Меня сокрушает подобная доброта!

— В гавани стоит готовый к отплытию фрегат, который тебя примет. Деньги на дорогу приготовлены. У меня хранится тысяча дукатов, принадлежащих твоему Другу, старцу из Фронтейи. Счастливого тебе пути!

— А Дианора?

— Ей нельзя ехать с тобой. Она обязана так поступить ради ее ребенка.

— О, я несчастный! Ах, Дианора! Мое дитя! Мое бедное дитя!

— Оно будет моим. Какое воспитание можешь ты ему обеспечить, какие условия для его стремления к счастью и преуспеванию в жизни мог бы ты создать своему ребенку? Ты, поставленный вне закона, преследуемый, ты — человек, одно имя которого уже олицетворяет преступление? Твой сын навсегда остался бы ребенком разбойника. Это бесчестие я хочу снять с него. Я объявлю его своим сыном.

— Князь!..

— Я дам ему имя, не запятнанное ни единым преступлением, тем самым сохраню ему владения его матери. Он вырастет простодушным юношей, он станет мужчиной, его будут уважать, и он никогда не узнает, кто его отец.

Из глаз Ринальдо хлынули слезы.

— О, зачем поцелуи Дианоры вернули меня к жизни!

— Но это уже случилось. Наше знание, наши действия и наше произволение, наши силы — все это свойственно человеку. Нами управляет некая высшая сила. И что она решит, то свершится.

— А Дианора остается здесь?

— Этого… мы сами еще не знаем.

— Мне нельзя ее увидеть?

— Избавь себя и ее от прощанья. Неужели ты хочешь усугубить страдания, терзающие ее?

Вошел слуга, он передал князю письмо и вышел. Князь прочел письмо и сказал:

— Капитан корабля торопит с отплытием. Поспеши в гавань. Не теряй времени, любое промедление грозит тебе опасностью. Вот деньги, вот твой заграничный паспорт. Да хранит тебя Господь! Счастливого мути!

Он быстро удалился. Ринальдо отправился на корабль. Якоря тут же были подняты.

Корабль вошел в порт города Мелаццо. Ринальдо стоял на палубе и оглядывал богатые поля, услаждая себя зрелищем плодородных холмов, амфитеатром поднимающихся к далеким горным вершинам. К нему обратился капитан корабля, и Ринальдо сел с ним в лодку, доставившую его на берег. Он распрощался с капитаном, занялся поисками квартиры, которую нашел очень быстро.

Здесь в тиши он предавался размышлениям и строил планы. Ежедневно посещал церковь, присутствовал на мессе, а дома коротал время, читая книги и играя на гитаре.

Как-то раз он снова окунулся в воспоминания о Дианоре.

— Да! — бормотал он. — Разлучить нас могут люди и обстоятельства, но они не властны, тем не менее, помешать нам быть постоянно вместе!

В дверь постучали, она отворилась, и в комнату вошел монах.

— Да хранит вас Господь, благородный господин! Я — патер Амаро, принадлежу к ордену Святого Франциска.

— Что привело вас ко мне? — спросил Ринальдо.

— Мое сердце, что ищет общения с вами.

— Я вас не понимаю.

— Позвольте вам все объяснить! Я занимаюсь тем, что собираю у добрых и сострадательных душ подаяния; не для того, чтобы обогатиться самому или обогатить мой монастырь — ибо то, что предназначено для нашего скромного содержания, собирают наши сборщики налогов, — а для того, чтобы поддержать бедствующих, которым обстоятельства, положение или болезни не позволяют самим просить милостыню. Нужда, благородный господин, самая жестокая там, где она угнетает в полном молчании, келейно! Исполняя свой долг, что я с Божьей помощью вершу уже несколько лет весьма и весьма успешно, я стал вести записи, которые оставлю тому, кто будет моим последователем. Среди моих записей есть заметка, что чужаки более щедры как благотворители, чем местные жители. Потому-то я и обращаюсь к вам. Вот то, чего ищет мое сердце. И если я не ошибаюсь, глядя на ваше лицо, какое Господь ниспослал вам, так мой приход к вам будет благословенным.

Ринальдо положил в руку собирающего милостыню десять дукатов и сказал:

— Вы правы, отец Амаро! Тайная и замалчиваемая нужда всегда самая жестокая.

Патер душевно поблагодарил его от имени бедствующих, и Ринальдо, тронутый, сердечно пожал ему руку. Но тот дружески воскликнул:

— Не так сильно! А то вы раздавите медальон, который у меня в руке.

— Образ какого-то святого?

— Нет! Это портрет… одной женщины.

Ринальдо с улыбкой посмотрел на него и переспросил:

— Портрет женщины? В ваших руках?

Патер дружески ответил:

— А почему нет? У меня в келье большая коллекция портретов моих благотворителей.

— А медальон в вашей руке?

— Это портрет одной не имеющей себе равных благотворительницы; он тоже попадет в мою коллекцию.

Патер показал портрет, и Ринальдо спросил, пораженный:

— Как зовут эту даму?

— Виоланта де Ноли.

— Я знаком с ней. Она сейчас живет здесь, в Мелаццо?

— Уже две недели. Она ждет, когда придет корабль, чтобы отплыть на Липари.

— Проводите меня к ней!

— Я охотно покажу вам ее дом.

Ринальдо поспешно схватил шляпу и шпагу и последовал за патером.