В замок приезжали гонцы с письмами, посланные старцем, который, однако, никогда не писал, где он в этот момент находится.
Ринальдо, будучи в одиночестве, пребывал в весьма неприятном положении.
Смотритель замка производил впечатление человека замкнутого, с ним Ринальдо был тоже очень сдержан. Но у Маргализы он надеялся мало-помалу выведать больше, поэтому вел себя с ней весьма учтиво, что было совсем не трудно, ибо она и правда была красивая девушка, которой к тому же уединенность замка придавала двойное очарование. Он весьма щедро одарил ее ожерельем и кольцом. Подарки были приняты с тем же удовольствием, с каким их вручали, и Ринальдо видел по тому вниманию, с каким ему прислуживали, что золотая цепочка крепко-накрепко связывает одариваемую с ним.
Уже прожив несколько недель в замке, он однажды отправил старцу с гонцом письмо, в котором настоятельно просил его дать ему какое-либо занятие. И еще он попросил прислать к нему Лодовико.
Маргализа становилась все более и более доверчивой, а его дружеская предупредительность подвигла прямодушную девушку в конце концов увидеть в дружелюбном господине больше, чем только дружелюбного господина. Его подарки и его одиночество тоже сделали свое дело, вот так и случилось, что господину рыцарю преподносили прекрасные часы с приятностью и втридешево. Это было по сердцу девице и по сердцу господину рыцарю. Вот они и были довольны друг другом.
Однажды, когда Маргализа сидела у него, в обстановке весьма интимной, она спросила улыбаясь:
— Какая я по счету из тех, кого вы уже любили?
Ринальдо благоразумно избежал ответа на этот вопрос встречным вопросом:
— А каким по счету среди тех, кто тебя любил, буду я?
Тут милая девица забыла свой вопрос, покраснела еще больше, опустила глаза и поправила свой нагрудный платок.
— Вы уже третий, но единственный, кого я целовала.
Она замолчала, но тут же, внезапно вскочив, спросила едва ли не сердито:
— Вы этому не верите?
— Я не только верю тебе, — невозмутимо ответил Ринальдо, — но даже уверен в этом.
— Вам эти слова внушили Небеса! — воскликнула она и сунула что-то обратно под нагрудный платок.
— Что это? — Ринальдо вскочил и, чуть поборовшись с ней, вытащил из-за ее нагрудного платка кинжал.
— Маргализа!
— Я дала вам то, что не смогу дать больше ни одному мужчине. Если бы вы были столь дерзки и стали бы отрекаться от этого подарка, так я навсегда замкнула бы вам рот!
Ринальдо понял, что имеет дело с девицей, решительность которой уравновешивает его дерзость. Он быстро приноровился к своей роли, обнял ее, крепко поцеловал и сказал:
— Маргализа! Теперь я люблю тебя еще сильнее!
Она молчала, но из глаз ее хлынули слезы. В конце концов она сказала, едва ли не упрямо:
— Что я несчастна, я знаю! Но знаю также, что и вы будете несчастны со мной, если забудете, что вы тот, кто сделал меня несчастной.
Ринальдо еще никогда не слышал, чтобы девушка так разговаривала. Его женщины плакали, но с кинжалом его не встречала ни одна. Он быстро взял себя в руки, нежно поцеловал ее и сказал:
— Будь спокойна, Маргализа! Я никогда не забуду, чем обязан тебе.
Тут они услышали в запертом зале, что примыкал к комнате, в которой сидели они, сильный грохот.
— Что это? — удивился Ринальдо.
Маргализа вскочила и закричала:
— Это же Зал несчастий!
Она поспешно выбежала из комнаты.
Ринальдо, озадаченный, остался. Он прислушался, но ничего не мог уловить. Прижал ухо к двери в зал. Ни звука не доносилось оттуда.
Ринальдо вышел из замка и с час побродил окрест, наслаждаясь изумительным зрелищем заходящего солнца, зрелищем, которое всегда оставляло в его душе грустные чувства. Он медленно взобрался по горе наверх и вернулся в замок.
У подъемного моста он еще раз посмотрел вниз, в долину, погруженную уже полностью в вечерние сумерки.
— Было время, я загонял моих коз, когда вечерние сумерки опускались на долины, в наш небольшой дом. Тогда я радовался, бывал весел. Теперь я смотрю на долины из гордых замков, и пелена вечерних сумерек окутывает мою душу печалью.
Он пошел в замок, в свою одинокую комнату. Там уже был накрыт стол, и вскорости Маргализа принесла ужин.
Он выпил бутылку вина и позвонил, чтобы принесли вторую. Маргализа принесла ему вторую бутылку.
— Ты должна выпить со мной, — сказал он. — И останься со мной. Мне так одиноко, я удручен…
— Вот закончу свою работу и приду к вам. Но вы должны будете мне что-нибудь спеть. Вы поете такие прекрасные песни. Несколько я уже у вас выучила: о девушке-рыбачке и о печальном рыцаре в скалистой долине… Через час я вернусь к вам.
Она ушла. Через час вернулась. Села со своим вязаньем на диван, а Ринальдо, наигрывая на гитаре, ходил взад-вперед по комнате.
— А что, — спросила непринужденно Маргализа, — графиня вам писала? Мой брат полагает, что она вот-вот приедет. Вы ведь ее ждете?
— Нет. Принадлежат деревни вокруг замка графине?
— Две. Деревня, что у лесочка, и та, справа, у большого пруда.
— А поблизости есть монастыри?
— В часе ходьбы отсюда есть женский монастырь ордена Святой Клары; а в двух часах — монастырь капуцинов. В женском монастыре привратницей моя сестра.
— Ты же навещаешь ее время от времени?
— Обычно три раза в год, по большим праздникам. Мне бы понравилось там, в монастыре. Ведь бедной девушке обычно не остается ничего другого, как идти в монастырь, если она не выходит замуж.
— Ты-то, уж конечно, выйдешь.
Они замолчали.
Потом Маргализа сказала:
— Что вы наигрываете? Спойте же. Вы мне обещали.
Он подсел к ней, заиграл и запел известную ей балладу:
Пронзительный ветер протяжно гудел,
На башнях флажки он со скрипом вертел.
Дрожали, качались верхушки
В пустынном лесу потрясенных дерев,
И волны врывались в дома, озверев,
И елей ломались макушки.
Свод неба затянут был пасмурной мглой,
И молнией высь озарялась порой,
И гром под землей отзывался;
В пустынное поле поток притекал,
Кряж горный, как стадо овец, трепетал,
К которому волк приближался.
И, молний сиянием весь озарен
И слушая ветра пронзительный стон,
Наездник скакал что есть мочи.
Вот-вот упадет его загнанный конь,
Но в замке зажегся приветный огонь —
Защита от яростной ночи.
Смотритель любезный подходит к вратам,
Наездника он провожает к дверям,
Коня истомленного холит.
А в замке уж кто-то постель разостлал,
Смотритель же гостю покой показал —
Пусть там почивать он изволит.
Но только лишь рыцарь остался один,
Едва лишь коснулся пуховых перин —
Чу, кто-то стучит ему в стену,
Звон слышен оконный и скрежет дверной…
Гость штору отдернул — и зрит пред собой
Зловещую, жуткую сцену.
Вот шестеро парами входят тремя,
Все в черном, прошли, каблуками гремя,
И каждый с зажженной свечою,
А следом скелеты, и тоже их шесть, —
Все вместе за стол собираются сесть,
Увенчанный чашей большою.
И слуги, их ровно двенадцать числом,
Светильники вносят торжественно в дом,
Двум дамам нарядно одетым
Места за столом предлагают занять,
Два рыцаря с ними, а следом опять
Чредою скелет за скелетом.
Расселись и пир начинают они:
В светильниках вспыхнули ярко огни
И кубки в руках засверкали.
Знак подали дамы — и вот за столом
Возник виночерпий с жемчужным вином
В хрустальном высоком бокале.
Потом виночерпий хрустальный бокал
Стремглав со стола с возлияньями взял
И ставит пред гостем на ложе.
И рыцарь пригубить собрался — но вдруг
Хор страшных стенаний раздался вокруг —
И сразу отпрянул он в дрожи.
«Пей, рыцарь, жемчужное это питье,
Пей, рыцарь, погибель и небытие,
Огонь на огонь помножая.
Мы все его пили — и смертью взяты,
В застолии нашем воссядешь и ты,
И ужас и боль забывая».
И гости кричали: «Смелее, до дна!»,
И дамы шептали: «Отведай вина,
Чтоб счастье в душе воцарилось,
Тут с нами твой тесть и покойный твой брат…»
В сей миг пробудился он, счастлив и рад,
Что все это впрямь не случилось.
— Я и правда очень рада, — сказала Маргализа, — что все это было только сном. Нет! Не пойте таких страшных песен, когда наступает ночь. Я и без того всего боюсь…
— Тогда я спою тебе песенку, — улыбнулся Ринальдо.
— Так пойте!
Ринальдо подумал минуту-другую, взял несколько аккордов и запел:
Маргализа, милая,
Ты одна желанна мне.
— Вы сами сочинили эту песенку? — спросила его Маргализа.
— Я сочиняю во время пения.
— Ага! А знаете ли вы, что говорится в песне, которую вы тоже часто поете? Там вот что говорится:
Если в верности клянутся,
Вымыслам не предаются.
Те, что бойко сочиняют,
Часто девам изменяют.
Ринальдо засмеялся, отложил гитару, обнял и расцеловал Маргализу.
— Этим я хочу сказать правду: я тебя люблю!
Она вздохнула:
— Но долго ли будете любить?
Они услышали чьи-то шаги. Маргализа вскочила и села на стул. Ринальдо взял гитару и стал ее настраивать. В комнату вошел смотритель.
— Я хотел вас спросить, нет ли у вас поручений к господину Никанору?
Ринальдо написал несколько строк, в которых повторил просьбы своего последнего письма. Маргализа, которая тем временем вышла вместе с братом из комнаты, вернулась, когда Ринальдо позвонил. Он вручил ей письмо и попросил потом прийти к нему.
— Брат сегодня ночью пойдет сам с гонцом к старому господину. Когда он уйдет, я приду.
Она ушла, а Ринальдо, который уже не мог обойтись без ее общества, ждал ее возвращения с огромным нетерпением.
В полночь Ринальдо подошел к окну и посмотрел вниз, в долину. Луна освещала окрестности. Ринальдо обнаружил у подножия горы повозку, запряженную несколькими лошадьми, и увидел, как несколько человек поднимались по горе к замку. Когда же они стали спускаться, то несли каждый по небольшому бочонку. Они еще раз поднялись в замок и вышли из него, так же нагруженные.
Смотритель шел с ними и вел за собой с горы коня, на которого в долине сел.
Бочонки погрузили на повозку, и процессия двинулась по долине вправо. Сопровождающие повозку были вооружены.
Сразу же после того в комнату вошла Маргализа.
— Твой брат уехал? — спросил Ринальдо.
— Да, уехал.
— А что было в бочонках, которые снесли вниз?
— Я не знаю.
— Ты не искренна!
— Потому что я искренна, я и говорю, что я не знаю. Брат не рассказывает нам о своих делах. Такие бочонки увозят отсюда довольно часто. Я не знаю, ни откуда они берутся, ни что в них. Они очень тяжелые. Я едва могу оторвать от земли самый маленький бочонок.
— Странно!
— Да! В нашем замке происходят, пожалуй, довольно странные вещи. Брат ведет себя очень таинственно, и мы, женщины, не узнаем ничего о его тайнах.
— Значит, у него есть тайны?
— Так я думаю!
— Я не любопытен, но эти бочонки меня все-таки интересуют.
— Меня они уже давно интересуют. Особенно потому, что я не знаю, откуда они. Я не вижу, как их приносят в замок, а они все-таки здесь и их увозят.
Ринальдо откинулся на канапе. Маргализа подсела к нему и стала играть его локонами.
— Вы размышляете об этих таинственных случаях? Я тоже об этом размышляла… частенько!.. Но не нашла им объяснения… — сказала она.
— А о тайнах Зала несчастий ты тоже ничего не знаешь?
— Брат никогда не говорит, почему он так крепко запирает зал. Там, в этом зале, что-то нечисто.
— Ты веришь в привидения? — спросил, улыбаясь, Ринальдо.
— В нашем краю, к сожалению, хватает и привидений и ведьм!
— И ведьм?
— Да! Рассказать вам, что пережил и что видел здесь один францисканский монах?
— И что же? — с любопытством спросил Ринальдо.
— Один молодой человек попал в руки к ведьмам, они вынули у него, пока он спал, сердце, чтобы, поджарив его, съесть и насладиться. Молодой человек не заметил своей пропажи, потому что, как я сказала, он спал. Но когда он проснулся, то почувствовал боль и в конце концов обнаружил, что у него нет сердца. Францисканец, который лежал в той же келье, но не спал, все видел и знал, что совершили эти фурии; он не мог, однако, этого предотвратить, потому что ведьмы его заколдовали. Наконец, когда тот несчастный проснулся, колдовство потеряло силу. Ведьмы натерлись маслом и улетели. Францисканец взял зажаренное сердце юноши со сковороды и дал его юноше съесть, и тот, с Божьей помощью, выздоровел…
— Жуткая история! — сказал Ринальдо. — Сколь долго будет отсутствовать твой брат?
— Два дня.
— Не могла бы ты раздобыть мне ключи от зала?
— Нет! Вашему несчастью не хочу способствовать.
— А твой брат заходит в зал?
— Думаю, что да!
— И с ним ничего не случается? Так со мной тоже ничего не случится.
— Нет! Я не дам вам эти ключи! Если бы с вами случилось несчастье, я не знала бы, что мне следует делать. Но если бы я даже хотела дать вам ключи, так ведь я не знаю, куда запирает их брат.
Тут до них донесся какой-то шум. Они прислушались и поняли, что шум доносится из зала. Маргализа, дрожа, прижалась к Ринальдо. Тот подал ей знак — молчать.
Он медленно поднялся, подкрался к двери в зал и прислушался. Все было спокойно.
Он вернулся. Маргализа сказала со страхом, что в эту ночь ни за что не выйдет из комнаты. Ринальдо усмехнулся и вышел вместе с ней из комнаты. Они прошли и вторую и третью комнаты, и теперь Маргализа успокоилась, словно бы она благодаря удаленности от зала находилась в большей безопасности. Но тем не менее он все-таки должен был проводить ее по лестнице вниз, до самой ее комнатки в нижнем этаже замка.
Когда он вернулся в свою комнату, взгляд его упал на небольшую шкатулку. Он сразу же вспомнил, что хранит в ней очень добротные отмычки. Он вынул инструменты и решил расследовать тайны Зала несчастий.
Ринальдо взял свое ружье и подошел с двумя зажженными свечами к двери в зал.
Совершенство его инструментов доказала первая же попытка. Замки отомкнулись, и дверь открылась.
В зале было тихо и темно. Окна занавешены гардинами, которые не прорезывал даже самый острый луч луны.
Ринальдо вошел в зал, который оказался совершенно пустым. Справа была двустворчатая дверь. Она быстро поддалась уже опытному Ринальдо. Через нее он прошел в длинную галерею, стены которой были увешаны картинами, оснащены светильниками. В светильниках торчали полуобгоревшие свечи.
— Стало быть, — пробормотал Ринальдо, — здесь бывают люди! Ибо духам в свечах нет надобности!
Осторожно ступая, он двинулся дальше. В конце галереи он оказался у еще одной запертой двери. Он отпер ее и вошел в небольшой зал, на стенах которого тоже висели картины и были укреплены светильники. Отсюда незапертая дверь вела в комнату, обставленную мебелью, все указывало на то, что здесь бывают люди.
Теперь Ринальдо еще осторожнее двинулся дальше и попал в узкий темный сводчатый проход.
Здесь он в нерешительности остановился, раздумывая, не отложить ли ему свои исследования до завтра. После некоторых колебаний он медленно пошел вперед, и, когда внезапно наступил на что-то податливое, раздался громкий колокольный звон, а сам он медленно стал опускаться на крышке люка вниз.
Когда он почувствовал под ногами твердую почву, то увидел, что находится в большом подвале, слабо освещенном двумя-тремя висячими лампами, и что крышка люка опять медленно поползла вверх. Таким образом, о возвращении назад нечего было и думать.
Он прислушался и уловил вдалеке какой-то шум. Была ли это дробилка? Или зубчатый механизм, приводимый в действие водой?
Ринальдо взял лампы в левую руку, в правую заряженный пистолет и пошел дальше. Шум нарастал.
Очередная дверь преградила ему дорогу. Он решительно распахнул ее и вошел во второй, ярче освещенный, с низким потолком подвал, в котором тотчас заметил человека, а тот, завидя Ринальдо, громко крикнул:
— Тревога!
И убежал.
Теперь Ринальдо остановился, обеспечил себе безопасность с тыла, поставил лампы на землю и стал ждать, что последует.
Одетый во все черное человек, с седыми волосами и седой бородой, подошел к нему и закричал:
— Как ты посмел?! Кто ты? Чего тебе надобно тут?
Ринальдо спокойно ответил:
— Это я спрашиваю тебя, кто ты. После твоего ответа последует мой.
Старик помолчал минуту-другую и опять спросил:
— Ты здесь один?
— Сейчас узнаешь, — закричал Ринальдо, подскочил к нему, схватил его, притиснул к стене и приставил пистолет к его груди.
Старик весь дрожал, но молчал. Ринальдо опять спросил:
— Кто ты?
Старик не ответил. Ринальдо встряхнул его и крикнул:
— Отвечай, или я пристрелю тебя!
— Я, правда, вижу, что имею дело с отважным, решительным человеком, но все-таки я тебя не боюсь.
— Ты дрожишь!
Ринальдо отпустил его. Старик уже хотел было говорить, как увидел, что к нему идут три здоровенных парня с саблями наголо.
— Хватайте, — крикнул старик, — хватайте этого безрассудного человека!
— Если ты можешь держать ответ за это приказанье перед графиней Вентимилья, ведь я ее брат, — откликнулся Ринальдо, — так повели меня изрубить на куски. Но я стану защищаться, пока хоть пальцем буду в силах шевельнуть. Если они ко мне приблизятся, я пристрелю тебя первого.
— Стой! — крикнул один из трех парней. — Этот голос мне знаком. Провалиться мне на этом месте, если ты не мой восставший из могилы атаман Ринальдини.
— Как зовут тебя? — спросил Ринальдо.
— Неро.
— Неро? Ты?
— Неужели это вы?
— Это я. Я твой атаман и приказываю тебе и твоим товарищам сложить оружие.
— Друзья! — крикнул Неро. — Слушайте приказ моего атамана, отнеситесь к нему с должным почтением и опустите ваше оружие. Перед нами достославный Ринальдини, и он говорит с вами.
— Молчи! — гаркнул старик.
— Что вы сказали? Я выступаю на стороне моего атамана, я буду сражаться рядом с ним и умру вместе с ним.
— Пусть они подойдут, Неро, — сказал Ринальдо, — мы их встретим как подобает! Мои люди в замке будут меня искать, и вскоре мы получим подкрепление.
— Закройте опускные двери! — крикнул старик.
— Бесполезная предосторожность! — прервал его Ринальдо. — Для моих людей нет крепких запоров.
— Это мы еще поглядим, — сказал старик.
Но тут из подвала, через который Ринальдо проник сюда, выбежали несколько человек с криком:
— Тревога! Тревога! Замок захвачен, его заняли солдаты! Мы преданы и погибли!
— Спасайтесь! — закричал старик и кинулся вслед за бегущими.
Неро взял Ринальдо за руку и сказал:
— Следуйте за мной! Нас они не схватят.
В подземелье всеобщее смятение. Крики, вопли, проклятья; Ринальдо казалось, что он слышит женские голоса и детский плач. Не зная, как объяснить все, что происходило вокруг, Ринальдо спокойно следовал за Неро.
Они миновали несколько подвалов и через какую-то нору поднялись наверх. Только тут, наверху, Неро тихо произнес:
— Эту дорогу знаю один я. Случай открыл мне ее, а я это утаил, потому что давно понял, что тутошнему хозяйству однажды придет ужасный конец… А теперь нам придется ползти на четвереньках!
Так проползли они через устье скальной пещеры, выход из которой вел в дикую горную местность. Они подкатили осколок скалы к устью пещеры и перебрались в другую пещеру, усыпанную ветками кустарника, и уже в ней присели отдохнуть.
Неро поцеловал руки своему атаману и начал рассказывать:
— Черт побери! Как я рад, что вижу тебя наконец-то, атаман! О том, что лекари тебя вернули к жизни, я уже знал, но говорили, — не знаю, кто пустил этот глупый слух, — будто ты ушел в монастырь. Этому я не поверил. Но раз я ничего о тебе не слышал и тебя не видел, то в конце концов решил: что ж, может, он сменил саблю на четки, чтобы себя и нас всех примирить с Небом. Я снова взялся за свое старое ремесло, но много на нем не заработаешь. В конце концов я вернулся к нашему Чинтио, тут дела пошли лучше. Мы проводили вполне пристойные операции и частенько выкидывали отчаянные фортели. Ты же знаешь, как это бывает!
— Однако, — спросил Ринальдо, — как ты попал в замок графини Вентимилья?
— Так слушай! Мы расположились у Сарсони, отсюда Чинтио послал меня с письмом в Марсалу. «Господину Флорио, коммерсанту из Корфу, в настоящее время проживающему в Марсале» — значилось на конверте. Я вручил письмо и — надо же! — коммерсантом Флорио из Корфу оказался… наш дорогой почтенный господин из Фронтейи. У него проживала и синьора Олимпия…
— Олимпия?
— Она самая. Правда, чуть старше, но по-прежнему столь же обворожительная. Она, узнал я, заарканила одного старого, влюбленного в нее глупца и отдала ему свою руку…
— Олимпия замужем?
— …и стала тем самым графиней Вентимилья.
— Что ты говоришь? Олимпия и есть графиня Вентимилья?
— Да, она самая. Старый господин, ее супруг, был с ней очень даже счастлив. Ни единая мысль о корсиканском капитане, об атамане разбойников, о наместнике в Низетто, о всех добрых друзьях чародея из Фронтейи, о… — кто знает, о ком еще до и после того! — не омрачила его покоя. Он осушал бокал, который Олимпия ему наполняла, con amore[16] и лежал senza dolore[17] в упоении в ее объятьях всякий раз, когда ему было дозволено, и был безмерно доволен.
— Желаю ему всяческого благополучия!
— И я того же желаю. Воображение и вера — это два изумительных подарка Небес нам, бедным, жалким существам!
— А как жилось тебе в Марсале?
— В доме графини я жил прекрасно, просто припеваючи, и не думал о том, чтобы уезжать. Но вот графиня с господином Флорио собрались ехать в замок. Она взяла меня с собой, они осыпали меня похвалами и уймой обещаний заманили в подвал, где вы меня и нашли.
— Ив этом подвале?..
— Мы чеканили монеты.
— Фальшивые?
— Они, правда, были не так хороши, как должны бы, хотя по весу тяжелее фальшивых. Мы серьезно намеревались весь остров заполнить нашими золотыми и серебряными монетами, если деньги не переправлять дальше…
— Я поражен!
— Но гербы и портрет короля Обеих Сицилий, равно как и Его Святейшество, мы уважали. На своих монетах мы изображали только республиканские гербы и печати. Мы отправили великое множество бочонков с нашим золотом и серебром. Смотритель замка, Торонеро, обычно сам принимал их и переправлял дальше.
Теперь Ринальдо мог внести ясность в ту ночную сцену, которую наблюдал из окна замка и которую Маргализа не могла ему объяснить.
Неро продолжал:
— В эту ночь такая партия груза опять ушла.
— Я видел, как груз уходил, но не мог догадаться, что было в бочонках.
— Вся эта партия, видимо, попала в руки непрошеных гостей. Теперь два-три десятка голов сидят не так крепко, как раньше. И еще — что будет с нашей дорогой графиней?
Ринальдо молча уставился в одну точку. Он так погрузился в раздумье, что Неро словно разбудил его ото сна, когда крикнул:
— Останемся здесь или пойдем дальше?
Они спустились вниз и подошли к долине. Здесь им навстречу из кустарника вылез человек, знаками показывая им, чтобы они подошли ближе. Они последовали за ним в пещеру, где он сбросил с себя плащ. Перед ними стоял Лодовико.
— Графиня и старец послали меня известить вас об их приезде завтра или послезавтра. Я поспешил, чтобы встретиться с вами, и приехал как раз, когда солдаты задержали партию какого-то груза. Я прослышал, что это фальшивые монеты из замка. И еще говорили, что в замке находится Ринальдини. Я поспешил убраться, дрожал за вас и счастлив, что вижу вас живым и здоровым.
Лодовико передал Ринальдо небольшой пакет. В нем были драгоценности, деньги и векселя. Олимпия и старец писали ему о прекрасных перспективах и радовались, что смогут вскоре поведать ему об этом лично. Он прочел, обдумал свое положение и решился.
Лодовико и Неро он послал разведать, что слышно о старце и его приятельнице. Встретиться они могут в Масколи, как он им сказал.
Ринальдо оделся паломником и пошел, хромая словно дряхлый странник, в направлении к Таормине. Он изменился до неузнаваемости, так что мог идти спокойно.
В Таормине он нашел в гавани готовое к отплытию судно из Сардинии и поднялся на него, жалобно бормоча об обете совершить паломничество к чудотворному образу в Саорсе на Сардинии.
Капитан похвалил его благочестивое решение и охотно принял на судно.
Якоря были подняты, фелюга вылетела в море и благополучно достигла своей цели.
Ринальдо сбросил рясу паломника и поспешил в хорошо знакомый ему Кальяри. Здесь он снял квартиру и привел свой гардероб в блестящее состояние.
Он посещал церкви, гулял по бульварам и в общественных парках, но везде видел лишь чужие лица и имел мало возможностей для бесед.
Однажды он, как обычно, прогуливался вокруг садовых павильонов города; наступил вечер, и он вознамерился было уже вернуться к себе, но тут неожиданно оказался возле сада, калитка которого была отворена. Из сада доносилось пение и игра на гитаре.
Ринальдо прошел через калитку и углубился в сад. Музыка и пение как раз смолкли. Из беседки выскользнула женская фигура — незнакомка заторопилась по аллее в павильон.
Ринальдо собрался было покинуть сад, когда вдруг увидел у клумбы девушку. Он спросил, не продает ли она цветы.
— О да! — ответила девушка. — Сейчас я вас обслужу.
Она собрала прекрасный букет, за который ей хорошо заплатили. Девушка поблагодарила, но, видя, что щедрый покупатель не торопится уходить, спросила:
— Вы еще что-нибудь желаете?
— Я видел минуту-другую назад, как из беседки в дом ушла какая-то дама. Этот сад принадлежит ей?
— Да. Это синьора Фьяметта.
— Она замужем?
— Нет.
— Богата?
— О да!
— Есть у нее родители, сестры, братья, возлюбленный?
— Этого я не знаю. Я дочь ее садовника, но не ее подруга…
И девушка, сказав ему: «С Богом!» — пошла дальше.
Ринальдо тоже решил уйти, но тут в сад вошел, бросая вокруг себя мрачные взгляды, старик. Приветствие Ринальдо он принял весьма холодно, глянул на него пронзительно и прошел мимо, к павильону. На полпути он обернулся и спросил:
— Господин что-то здесь ищет?
— Что я ищу, я уже нашел.
Ринальдо показал на свой букет.
Старик хотел, казалось, спросить еще о чем-то, но воздержался и пошел дальше.
Ринальдо медленно зашагал к калитке.
Перед калиткой опустились носилки, которые несли два арапа. Из них вышла дама. Она отбросила вуаль, и Ринальдо взглянул ей в глаза, которые… но кто же в состоянии описать подобные глаза?
Ринальдо, пораженный, отступил на несколько шагов, сорвал шляпу с головы и поклонился. Дама улыбнулась, опустила, приветствуя Ринальдо, свой веер и не столько пошла, сколько полетела по аллее. Ее шелковые белые одежды шелестели; на бегу она потеряла один из нагрудных бантов. Ринальдо поднял его, поспешил было за дамой, но передумал, сунул бант в карман и покинул сад.
Придя домой, Ринальдо вынул находку из кармана.
Это был светло-голубой бант, из которого, когда Ринальдо стал внимательно его рассматривать, выпал маленький, скатанный в трубочку, исписанный листок.
Ринальдо раскатал листок и нашел… охранную грамоту, какие он, будучи атаманом разбойников, давал путникам, чтобы его люди их не ограбили.
Он все еще рассматривал этот своеобразный паспорт, когда в дверь к нему постучали. Он спрятал грамоту и открыл дверь.