Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников

Из соседних городов, местечек и деревень, из замков и из хижин люди потоком потекли на базар в Лиенцо.

Покупатели, продавцы, священники, паломники, аристократы, дамы, крестьяне, цыгане и жулики расхаживали по площади в пестрой сутолоке и тесноте, как на карнавале.

В одном месте покупали, в другом пили и ели, где-то звучала сардинская флейта, откуда-то доносились звуки цитры и звякал треугольник, а там страстные плясуны утаптывали башмаками землю.

В стороне располагались живописные палатки, в них проводило время высшее общество. Дальше, за ними, горели огни печек, на них стояли дымящиеся кастрюли, полные разными кушаньями, лакомыми и заманчивыми для сардинских глоток и желудков.

Дощатые бараки и зеленые хижины были заполнены пирующими, а в часовне Святой Клаудии читали мессы, раздавали освященные цветы и грамоты об отпущении грехов.

На деревянных подмостках стоял врач-шарлатан, продавал травы, мази и масла, а его фигляр занимал покупателей грубыми шутками и рассказывал, как чудесно исцелял больных его господин и как хорошо платили ему все короли Европы.

Пронзительно горланили свои баллады балаганные певцы, а поблизости от них францисканский монах, смахивающий на скелет, выпрашивал хоть какую-нибудь малость на панихиды по нечестивым.

Короче говоря, пестрая картина живого мира являла себя в миниатюре на этой площади.

Люди Ринальдо пришли вовремя, и едва они появились на площади, как уже кое-кто из посетителей рынка не досчитался своего кошелька. Санардо, словно нищий, хромал, опираясь на костыли, и даже попросил подаяния у своего атамана — тот как раз собрался зайти в одну из палаток — и получил от него денежки, так и оставшись неузнанным. Чему Санардо от всего сердца порадовался.

Ринальдо заказал вина и разговорился с одним молодым человеком в форме, которому знаком был здешний высший свет. От него Ринальдо узнал имена аристократов и их дам, а потом молодой человек показал ему и баронессу Моньерми и ее дочь. С ними Ринальдо и хотел познакомиться. И теперь уже не сводил с них глаз.

Ринальдо прошелся по ряду торговых палаток и увидел в одной крестьянскую девушку, с которой говорил накануне. Он дернул ее за рукав и спросил:

— Разве я не сдержал слово?

Лиана глянула на него, окинула взглядом с головы до ног и сказала улыбаясь:

— Я же так и думала, что господин не обыкновенный егерь!

— Бывают и благородные егеря.

— О да!

— Я здесь, чтобы сдержать слово и тебе что-то купить. А твой милый близко?

— Нет! Он с охранниками, что поддерживают порядок на площади. Но после полудня его сменят, и тогда он будет со мной.

— Выбери себе что-нибудь. Что бы тебе хотелось?

— Вот эти шелковые платки мне нравятся.

— Лучший — твой. Какой тебе нравится?

— Этот.

Ринальдо купил платок и вручил девушке. Лиана взяла его, осмотрела и сказала:

— Платок очень красив, но… чем вас отблагодарить?

— Ты уж что-нибудь придумаешь!

— Ладно, за часовней я поблагодарю вас.

Она накинула платок и пошла. Ринальдо последовал за ней. За часовней Лиана взяла его руку, поцеловала ее и сказала:

— Я выполняю свое обещание и благодарю за прекрасный платок.

Ринальдо, улыбаясь, пожал ей руку, притянул к себе и поцеловал в щеку.

Подошел капуцин и погрозил им пальцем.

Лиана воскликнула:

— Так я и знала!

И помчалась прочь.

— Ай-ай-ай! И такое — за спиной святой, имя которой носит эта часовня! Просто недопустимо!

— Всего-то один раз! — ответил, улыбаясь, Ринальдо.

— Так положите хотя бы искупительный грош в кружку для пожертвований.

— Что надо, то надо.

— И… больше так не поступай.

— Она же ушла.

— Сын мой! Довольствуйся малым. Повторное наслаждение рождает раскаяние и отвращение.

Монах ушел, а Ринальдо вошел в часовню. Прослушав мессу, он вспомнил о церковной кружке, а потом, выйдя, огляделся вокруг. Но не нашел ни капуцина, ни, что было бы ему куда приятней, лукавой Лианы.

Нашел Ринальдо ее в конце концов у будки зазывалы. Он тихо подошел к ней и легонько ущипнул. Красотка оглянулась и засмеялась. А потом вышла из толпы, и он нашел ее опять в конце площади. Она огляделась и спросила:

— А нет ли поблизости какого почтенного господина?

— Я не вижу никого, кроме себя самого.

— Я очень испугалась, когда нас застали врасплох. Здесь мы беседовать больше не будем. Но если не поленитесь и придете на то место, где видели меня вчера, так, пожалуй, найдете меня. Но прежде скажите мне, кто вы?

— Я здесь человек чужой и долго в этих местах не останусь.

Она молча сняла с груди букет и посмотрела на него, вздыхая, потом сказала:

— Вздох мой относится к вашему отъезду. Будьте здоровы!

С этими словами она поспешно ушла и затерялась в толпе.

Внезапно поднялся шум. Одного из молодцов Ринальдо схватили на месте преступления, когда он хотел уже выкрасть кошелек. Его держали крепко. Подоспела охрана и забрала его. Санардо захромал за ними и подал знак одному из своих молодцов. Подошли и другие, толчея усилилась. Охранников прижали к арестанту, и не успел тот оглянуться, как в него так ловко запустили кинжал, что арестант мертвым рухнул на землю. Кругом кричали, шумели, колотили друг друга, но малый был мертв, охрана унесла труп.

Трубы оповестили о начале шествия. Святую Клаудию, сидящую на высоком помосте, обнесли вокруг всей площади. Восторженные девушки бросали под ноги шествующим цветы, в воздухе курился ладан, освященные свечи горели, в честь святой все распевали гимны.

Зрители стояли по обе стороны шествия, и среди них баронесса Моньерми, ее дочь Эрминия и рядом с ними Ринальдо.

Девушек, бросающих цветы, толпа подбадривала одобрительными возгласами.

— Девушки приносят счастье! — заметил Ринальдо.

— Они завораживают своей работой, своими цветами и собой, — сказала Эрминия. — Посмотрите, как красивы некоторые из этих девушек!

— Близость, — тихо возразил Ринальдо, — затуманивает даль.

Эрминия опустила очи долу и сказала еще тише, чем Ринальдо:

— Близость не так опасна, как даль.

— Она не обманывает.

— Близость остается близостью, это не ее заслуга.

— Она верна себе во всем ее пленительном очаровании.

— А мы здесь в сельской местности.

— Где природа блистает своим прекрасным, безыскусным изобилием!

Эрминия вдруг быстро показала на какого-то старика и воскликнула:

— О, какое прекрасное, истинно апостольское лицо! Была бы я живописцем, это лицо сегодня же было бы на полотне.

— А я, — добавил Ринальдо, — будучи живописцем, нашел бы и свою мадонну.

— Художник не смеет быть льстецом!

Эрминия что-то сказала матери. Шествие прошло, зрители разошлись.

В палатках высшего общества накрыли столы. Ринальдо не терял из виду свою красавицу. Все сели за столы. Эрминия оглянулась. Ринальдо стоял за ней. Она взяла стул, села; Ринальдо — рядом с ней; она — рядом с матерью.

За столом другие обедающие оживленно разговаривали. Эрминия говорила мало, еще меньше ее сосед. Подали десерт.

— Мы тут много чего услышали, — заметила Эрминия.

— А мне, — ответил Ринальдо, — выпало счастье слушать глазами.

Она промолчала. Обед кончился. Общество разошлось. Эрминия подошла к лотерейному павильону, Ринальдо последовал за ней и туда. Она улыбнулась:

— Мне в игре не везет, и все-таки я отважусь попытать счастья.

Они купили по лотерейному билету. Эрминия выиграла два пистолета. Ринальдо — красивый веер.

— Как странно! — улыбаясь, сказала она.

Ринальдо предложил обмен, который они тотчас и совершили.

— Чтобы ранить человека, — сказал он, — вам нет надобности в пистолете. Пенорожденная тоже не вооружена, а ей послушен весь белый свет. Я беру эти пистолеты и посвящаю их вашей защите.

— Большое спасибо, благородный рыцарь! Но я надеюсь, что они для этого не понадобятся.

— Я держу слово!

— Но я должна знать, кто мой рыцарь. Вы не житель этого острова?..

— Я римлянин.

— И рыцарь?

— Да, так. Меня зовут Остиала.

— И давно вы у нас на острове?

— Месяц-другой.

— По делам?

— Путешествую.

— Но вы, надо думать, много живали при дворах? О том, по крайней мере, свидетельствуют ваши манеры…

— Я люблю сельскую местность, природу и преклоняюсь перед красотой.

На том разговор кончился. Начало смеркаться.

Санардо дал Ринальдо себя узнать и прошептал:

— Паломники готовы.

Ринальдо назначил место, где они должны были собраться, показал карету и тех особ, за которыми надо было следить.

Лодовико и Фьяметта тоже подошли. Филиппо ругался с какими-то бродягами.

Санардо собрал своих людей. Они пошли к горам, Лодовико и Фьяметта шли за ними, как приказал Ринальдо…

Карета была готова, лошади запряжены. Баронесса и Эрминия сели в карету. Ринальдо не показывался. Карета уже исчезла из его глаз, тут он вскочил на коня и помчался. У леса он нагнал карету.

Стемнело. Эрминия услышала стук копыт. Она выглянула из кареты. Ринальдо подъехал к правой стороне кареты.

— Ах, смотрите, мама, мой рыцарь.

— Я держу слово, — сказал Ринальдо. — Лес большой, темнеет, а мои и ваши пистолеты заряжены.

Мать и дочь вежливо поблагодарили, и дочь продолжала:

— А я уж думала, что вы исчезли.

Раздался свист.

Дамы испуганно вздрогнули. Ринальдо же услышал знакомый ему сигнал. Он знал теперь, что его люди готовы его поддержать.

— Что это? — со страхом спросила Эрминия.

— Может, бродяга, — сказал Ринальдо, — их тут немало таких.

— О нет! Этот звук ужасен для уха любого бродяги.

— Не бойтесь ничего!

Послышался какой-то шум. Сухие листья на земле шуршали под ногами людей. Показались два молодчика. Они приближались к карете.

— Бросай оружие! — крикнул им Ринальдо и, выхватив пистолет, поскакал к ним.

Один из молодчиков попытался выстрелить. Но пистолет дал осечку. Ринальдо же попал. Молодчик как подкошенный упал на землю. Другой умоляюще пал на колени.

Ринальдо приказал его связать и посадить на козлы. Своим товарищам в лесу он подал знак, что они свободны.

Карета вскоре остановилась перед замком барона Моньерми. Все вышли из кареты.

Дамы поведали барону о постигшей их беде и представили ему своего спасителя.

Барон сердечно приветствовал его, а Ринальдо скромно выслушивал хвалу, что ему воздавали.

Привели связанного молодчика. Он сознался, что замышлялось похищение, и его отвели в темницу при замке.

Ко сну все отошли очень поздно и на другое утро встали тоже поздно.

Ринальдо нашел барона, его супругу и дочь за завтраком в садовом павильоне.

Барон его приветствовал:

— Господин рыцарь, изъявляя вам еще раз свою благодарность, не могу не высказать вам, в каком я затруднении, ибо остаюсь вашим должником и не знаю, чем…

— Никаких затруднений, барон! Каждый человек чести сделал бы то же самое, что сделал я. Путешествующий должен всегда памятовать о возможности подобных неприятных оказий.

— Но вы рисковали жизнью ради незнакомой дамы, которая… — сказала Эрминия.

— Сражаться ради дамы обязанность рыцаря.

— Вы путешествуете, мы, быть может, никогда более не увидимся, но мое сердце будет всегда с благодарностью помнить моего спасителя! — призналась Эрминия.

— Мать и отец благодарят вас — вы спасли их единственное дитя! — сказала баронесса.

Они прогуливались по саду, и едва Ринальдо оказался с Эрминией наедине, как они разговорились.

— И еще есть у меня к вам просьба, милая барышня!

— Ко мне? Пожалуйста!

— Представьте меня тому, для кого я вас спас.

— Мое сердце еще мое, как и моя рука.

— Если вы когда-нибудь преподнесете эти драгоценные залоги вашей любви, то…

— Вы уезжаете?

— Милая барышня! То, что я хотел сказать, я, как…

Подошла мать Эрминии. Ринальдо вынул часы и заговорил об отъезде.

— А мы надеялись, — сказала баронесса, — что будем несколько дней ухаживать за нашим гостем.

— Мне нужно вернуться к багажу, к моим людям. Но в удовольствии пробыть среди столь милых людей дольше я себе отказать не могу. Мы увидимся. Я вернусь.

Он должен был обещать, что вернется. Когда он уже сидел на коне, просьбы и обещания повторились, и Эрминия даже назначила время встречи…

Ринальдо прискакал к своим товарищам. Базар принес им кое-какой доход. Дележ произвели, как всегда, по совести. Несколько дней прошли спокойно.

Теперь атаман опять вспомнил Лиану. Он пустился в путь, чтобы с ней поговорить, и, действительно, обнаружил ее там, где нашел в первый раз. Она улыбнулась ему.

— Вот мы и свиделись!

Лиана заговорила о базаре и заметила:

— Я видела, как вы разговаривали с красивой барышней. Она конечно же получила от вас чуть больше, чем я?

— Даже шелкового платка не получила!

— Меня вы не обманете! Я думаю…

— Что ты думаешь?

— Она, думаю я, сделает с вами то, что сделаю я со своим Николо.

— Что же?

— Я сделаю его своим мужем.

— А что ты сделаешь со мной?

— Вас я сделаю, если вы еще будете к тому времени в наших краях, гостем на моей свадьбе.

Она поднялась, взяла свою корзину и хотела идти. Но один вопрос готов был сорваться с ее уст, который она, однако, явно подавила. И наконец сказала:

— Через год об эту пору посмотрим, как будут обстоять наши дела.

Ринальдо вздохнул.

Лиана улыбнулась:

— Куда же полетел этот вздох?

— К тебе.

— Я беру его с собой и даю вам за него другой.

Она быстро ушла, но дважды останавливалась и оглядывалась.

Ринальдо растянулся на траве, а фантазия унесла его к прекрасной Эрминии. Он долго пробыл у нее и с неудовольствием сказал себе наконец:

— Что собираешься ты делать? Хочешь увидеть ее? Хочешь ее обмануть?

Он вскочил. Медленно пошел к развалинам.

Его встретила Фьяметта в мужской одежде.

— О тебе спрашивают, тебя повсюду ищут, — сказала она.

Подошел Джордано.

— Атаман, — сказал он, — мы ищем тебя!

— Что случилось?

— Многое может случиться.

— Как так?

— Переодетый нищим, я пробрался в Ористанью, и там узнал…

— Что?

— Прибыл корабль и выгрузил три бочки с деньгами. Эти деньги завтра утром доставят к наместнику в Кальяри. И вот я спрашиваю тебя от своего имени и от имени твоих людей — должен ли наместник получить эти бочки с деньгами? Что касается нас, так мы все считаем, что он их получить не должен.

— Вы, стало быть, хотите сами натравить на себя собак?

— Рано или поздно они нас опять выследят.

— Так забирайте деньги.

Джордано созвал своих товарищей, и под вечер они выступили к виноградникам у Мармиллы.

А когда наступил день, они подобрались к шоссе. И спрятались все в кусты и канавы.

Сопровождаемые двадцатью конниками, подъехали повозки с деньгами.

Джордано выскочил из кустов. Завязался жаркий бой. В конце концов разбойники победили и повели повозки в горы.

Этот дерзкий поступок всколыхнул Ористанью и Кальяри. Наместник приказал выступить солдатам, и все жители Ористаньи поспешно вооружались.

На третий день горы были заняты тремястами солдат и пятьюстами волонтерами. Этим силам Ринальдо мог противопоставить едва восемьдесят человек.

Солдаты продвинулись к горным проходам. Они встретили сопротивление, какого встретить и не предполагали, но решило все их оружие, и проходы они захватили. Теперь воинские части двинулись в горы, а люди Ринальдини бежали в свои пещеры.

Ринальдо понял, что не выстоит. Он дал Фьяметте деньги и драгоценности. Она бежала, одетая паломником. В порту Аоде она надеялась застать корабль. Мальта была тем местом, где она должна была ждать Ринальдо…

В маленькой долине посреди гор Ринальдо собрал горстку своих людей. Его атаковали. Три часа длилась битва, и ему пришлось отступить, он бежал с двадцатью разбойниками в свое прибежище.

Здесь он разделил все ценное, что еще можно было разделить, чтобы вдохнуть в них мужество, ибо тогда они сражались бы за свои сокровища. Он объявил, что решил защищаться до последнего вздоха. Все поклялись ему — с ним жить и умереть. Но можно ли было рассчитывать на людей, которые самим себе не могли верить, сами себе не соблюдали верность?

Ринальдо, видимо, тоже так думал, ибо был весьма осторожен и внимательно наблюдал за соратниками.

Однажды вечером Ринальдо пробрался в потаенный подземный коридор, который был тайной для всех оставшихся с ним, здесь Ринальдо хранил свои сокровища и своего коня. Он хотел задать ему корм. Когда он возвращался, то уловил приглушенный разговор, доносившийся из-за кучи щебня во дворе замка. Он спрятался за стеной и услышал странные речи кое-кого из своих товарищей.

— Я вам сейчас все коротко изложу, — сказал один из них. — Чему могут послужить все наши приготовления к обороне? Нашу мусорную кучу солдаты вот-вот захватят, и все мы попадем на колеса. Атаману конец. Нам надо самим подумать о своем спасении. Проведем переговоры: атамана выдадим и получим за это свободу и прощенье. Тогда мы сможем употребить наши деньги на что захотим и наилучшим образом избежим виселицы.

Разбойники прикинули все «за» и «против» и в конце концов согласились с этим предложением.

Ринальдо спустился в подземный коридор, взял оседланного коня, собрал все драгоценности и ускакал. Предателей он предоставил их судьбе.

Мы опять встречаем спасшегося бегством в замке барона Моньерми, где его хорошо приняли, любезно обихаживали и где он проводил время в обществе прекрасной Эрминии, которая вынуждена была признать, что она охотно была в его обществе.

Вскоре до них дошло сообщение, что в одной из разрушенных крепостей наконец-то схватили Ринальдини с оставшимися у него людьми и отвели в Ористанью.

— Я сочувствую, — сказал барон, — этому Ринальдини. Он был человеком щедрым и добрым с бедняками. Вот что нравилось мне в нем!

— Люди бывают очень любезными, если сумеешь поддержать их предупредительность, — сказала Эрминия.

Барон рассказал:

— Мой отец был флорентийцем, и ему пришлось покинуть свое отечество. Поэтому мне надо было во Флоренции приводить в порядок семейные дела. Когда я туда ехал, я свел удивительное знакомство в Апеннинах с отшельником, которого звали Донато. Он хорошо знал Ринальдини и много мне о нем рассказывал. Эти сведения очень и очень, не стану этого отрицать, расположили меня к атаману разбойников. Я даже желал с ним познакомиться, если бы мог увидеть его одного, без его соратников… Здесь, поблизости, его будто бы видели, но в мои владения он не забредал.

После обеда разговор зашел о госте, которого здесь ждали, и прежде еще, чем Ринальдо узнал имя ожидаемого гостя, тот сам вошел в комнату. Это был маркиз Реали. В замешательстве он сделал шаг назад, но тут же взял себя в руки, подошел к Ринальдо и сказал:

— Вот мы где встретились.

— Господа знакомы? — спросил барон.

— Да, — ответил, улыбаясь, маркиз и завел разговор с дамами.

Барон пристально посмотрел на мнимого рыцаря Остиала, тот был несколько смущен.

Маркиз поздравил Эрминию с освобождением и рассказал, что маркиз Ломаньери покинул остров.

— Это была, — продолжал маркиз, — действительно затея, которая дорого обойдется маркизу Ломаньери. Он, говорят, отправился в Турин, дабы там просить у короля пощады.

— Мои извещения дойдут до короля раньше, чем прибудет он. Я требую удовлетворения и надеюсь его получить, — сказал барон.

Эрминия вставила:

— Без храброй помощи этого господина, которого вы знаете…

— Этого господина? — переспросил маркиз.

— …эта ужасная затея наверняка увенчалась бы успехом.

— О, она не могла бы увенчаться успехом! Небеса всегда держат под защитой красоту и добродетель, — возразил маркиз.

Он подошел к окну. Ринальдо быстро шагнул к нему. Дамы отошли. Но глаза Эрминии были прикованы к разговаривающим. Барон задумался.

— Господин маркиз! — сказал Ринальдо. — Вы меня знаете, вам известно, кто я. Здесь меня знают как спасителя дочери барона и называют рыцарем Остиала. В вашей власти открыть им мое истинное имя. Я не имею ничего против этого, поскольку хотел сам сделать это при отъезде. Но то, что я сделал для барона, дает мне право на его благодарность. Вы же мне ничем не обязаны. Но я прошу вас не ставить нас всех в затруднительное положение. Мои люди здесь поблизости, и нужда могла бы заставить нас сделать то, о чем мы потом пожалеем.

— У меня есть обязанности по отношению к государству, — возразил маркиз, — которые я должен исполнять, если не хочу сам стать виновником. Самое малое, что я могу сделать, это сказать барону, кто его гость.

— Стало быть, вы хотите поставить его в затруднительное положение?

— А известны вам приказы правительства?

— Они предписывают вам арестовать меня?

— Именно так.

— А вы не опасаетесь за свою жизнь? Я не буду с вами шутить, если вы серьезно намерены так поступить. Вы падете первым.

— И вы осмеливаетесь мне это говорить? — вскричал маркиз и схватился за шпагу.

— Нужда заставляет меня так поступить!

К ним подошел барон.

— Надеюсь, — сказал он, — между вами не возникло недоразумение…

Маркиз тут же возразил:

— Никакого недоразумения! Мы знаем друг друга, и моя обязанность предписывает мне…

Ринальдо оборвал его:

— Что моя обязанность, поскольку дело зашло так далеко, мне предписывает, так это назвать вам мое настоящее имя.

— Вы ввели нас в заблуждение?

— Вы не рыцарь Остиала? — поспешно спросила Эрминия.

— Вы назвались фальшивым именем?

— Оно не первое. Но, возможно, последнее.

— Маркиз, я обязана этому человеку…

— Ну, незачем более прибегать к уверткам. Я — Ринальдини.

Дочь барона упала на диван, баронесса громко вскрикнула. Барон, пораженный, отступил назад.

— Маркиз! Вы оказали нам скверную услугу.

— А вам известны приказы правительства? — спросил маркиз. — Я их тоже знаю и знаю, что обязан делать.

— Делайте, что обязаны, — сказал Ринальдо.

— Маркиз! В какое же затруднительное положение ставите вы всех нас! Моя благодарность борется с обязанностью передать спасителя моей дочери властям, — сказал барон.

— Господин барон! Я только силой могу вывести вас из вашего затруднения. Я открываю это окно. Выстрел, и мои люди ворвутся в замок. Мою жизнь я продам за дорогую цену. Маркиз умрет, если хоть кто-нибудь ко мне приблизится. Страха я не знаю, а теперь нужда заставляет меня убивать! — ответил ему Ринальдо.

— Маркиз! Только вы можете нас всех спасти!

— Как могу я это сделать?

— Все остается между нами. Вы даете честное слово никогда не говорить об этом несчастном случае. Кто может нас продать?

— Дайте слово, маркиз! — взмолилась Эрминия.

Ринальдо вопрошающе взглянул на маркиза. Тот заявил, что даст слово, если Ринальдо тоже даст слово не мстить ему или его имениям.

— Он не будет этого делать! — заметила Эрминия.

— Я даю вам то, что вы требуете. Я никогда не буду мстить вам или вашим имениям, пока вы будете молчать, — сказал Ринальдо. — Но если вы захотите…

— Я еще никогда не нарушил своего слова. Все остается между нами, — торжественно заявил маркиз.

— Господин барон! Прикажите подать моего коня. Я уезжаю от вас с теплым чувством. Вы же помните, что говорили обо мне, еще не зная меня. Ах, что почувствовал я, когда услышал, что вы говорите! У атамана разбойников есть сердце, и он умеет быть благодарным. Всего доброго! Моя несчастная судьба гонит меня из всех прекрасных мест, от всего миролюбивого. Увы! Там, где пребывают прекрасные, благородные души, я могу быть только в мечтах. Но таким образом я всегда с вами. Пожалейте меня, но не проклинайте! Подарите мне, если смеете, вашу дружбу и прощайте!

Со слезами на глазах вышел Ринальдо из комнаты. За ним следовал барон.

В лесочке за замком стреляли. Показались драгуны.

— Правый флигель моего замка, — сказал барон, — пристроен к старому зданию, которое я по многим причинам не приказал снести. Туда я вас провожу. Там вы в безопасности. А я буду все разузнавать и позабочусь о вашем питании. Когда маркиз уедет, а солдаты покинут наши места, тогда вы сможете уехать.

Ринальдо поблагодарил барона и взглядом и пожатием руки и последовал за ним через двор. Они вошли в старое здание. Барон запер двери и вернулся к себе.

Маркиз, очень раздосадованный, повторил свое обещание и распрощался. Эрминия велела отнести себя в постель. Баронесса жаловалась на головную боль.

Ринальдо находился в комнате, стены которой, обшитые панелями, украшала позолоченная резьба, но мебели было мало. В нескольких настенных светильниках стояли восковые свечи, время, пока ими не пользовались, окрасило их в коричневый цвет. Боковая дверь вела в зал, стены которого были увешаны портретами членов этой семьи.

Ринальдо как раз рассматривал портреты, когда в зал опять вошел барон.

— В этом зале, — сказал он, — я бываю часто. Это портреты моих предков. Я умру, не оставив сына. Четыреста лет процветал мой род, и при республике, и при герцогах флорентийских. Отец уехал из отчизны со своими богатствами, купил этот замок и повесил здесь портреты родных. Вот этот сражался как флорентийский генерал против венецианцев, этот служил под началом Дориа у Лепанто. А вот это мой отец. По обе стороны портрета висят портреты двух его жен. Первая подарила ему дочь и сына, которого уже нет на свете, вторая родила меня. Некогда здесь жило теперь уже вымершее семейство Сестино. Вот тут их домашняя капелла.

Барон открыл дверь. За шелковым занавесом послышался шорох. Ринальдо взглянул на барона. Тот взял его за руку, и они вернулись в зал.

Оттуда оба молча прошли в комнату. Барон ушел, но быстро возвратился, неся корзину с кушаньями и вином.

Они присели. Барон начал свой рассказ:

— Шорох в капелле привлек ваше внимание?

— А в капелле живут?

— В комнатах за капеллой. Но не беспокойтесь! Там живет создание, коего вам опасаться не надо. И прошу вас ее не беспокоить. Там живет моя несчастная сестра.

— Ваша сестра?

— Тайна, о которой даже моя жена и дочь не знают. Сестра Изотта должна была стать по обету матери монахиней, но у нее к тому не было расположения. Она познакомилась с одним князем, и знакомство это имело последствия. Ее брат по приказанию матери разыскал любовника сестры. Напрасны были его заклинания и просьбы, брат требовал крови. Князь должен был с ним сразиться и, к своему несчастью, заколол противника. Мать их скончалась, отец женился во второй раз и покинул Флоренцию. Изотту привезли сюда, а сына она никогда больше не видела. Он воспитывался в деревне, и мы так никогда и не смогли узнать, что было с ним дальше.

— А отец его?

— Нашел, как говорят, свою могилу в странах восходящего солнца. Я сердечно люблю несчастную Изотту. Случилось так, что вы очень похожи на мою сестру. Я не думаю сейчас о том, что вы Ринальдини. Я вижу в вашем лице только чужака, спасшего мою дочь. Где вы родились?

— В Остиале. Я сын крестьянина. Отшельник в тех местах, где я пас коз, был моим учителем. Ему я обязан теми познаниями, которые получил. Родился бы я в благородном семействе, кто знает, какую роль я бы играл…

Барон задумался. Потом пошел к сестре и долго там оставался…

Солнце рано разбудило спящего, который задремал лишь под утро. Ринальдо встал, пошел в зал, открыл окно и стал смотреть вдаль. Туман поднимался к вершинам гор, а в долине сверкало бриллиантовое море. Взволнованный, упал Ринальдо у открытого окна на колени. Подняв глаза к небу, он воскликнул:

— О, как прекрасно светит Божье солнце! И я тоже наслаждаюсь его нежными лучами, и все-таки ни единый луч радости не проникает в это бьющееся сердце!

— Не жалуйся! — раздался голос за ним.

Ринальдо обернулся, вскочил. Дверь капеллы была открыта, и перед ним стояла дама вся в черном. Он смущенно посмотрел на нее. Она подняла руку и, прикрыв глаза, произнесла:

— Почти тридцать лет не наблюдала я столь приятной картины. Мои глаза видят меня самое. В тебе видит себя Изотта. Оставайся на месте! Я так редко разговариваю с кем-то, а на такое лицо, как твое, я еще никогда не смотрела… У меня был сын… Он улыбался мне всего несколько часов! Ему было бы столько же лет, сколько теперь тебе… Сердце мое обманывает меня! Нет! Я же знаю, что ты не мой сын. Брат сказал мне, что ты путешественник. Несчастливый поединок заставил тебя укрыться здесь. Ах, мой брат тоже пал однажды жертвой поединка! Пока ты будешь жить здесь, ты должен много, очень много разговаривать со мной. Когда ты уедешь, я опять буду одна, разговаривать буду только иной раз с братом и отшельником, что живет неподалеку на горе, он приходит ко мне по подземному ходу дважды в неделю.

Ринальдо взял ее руку и, омочив слезами, поцеловал.

— Ты плачешь? — удивилась она.

— Мое сердце! Мое сердце! — простонал Ринальдо.

— Я раньше много плакала. Теперь больше не в силах. У меня нет больше слез, которые облегчают сердечную боль. Мне остались только вздохи. Я напрасно шлю их моей могиле!

— И я тоже! — сказал Ринальдо.

— Так тебе счастье не улыбалось?

— Никогда!

— Мне жаль тебя. Я тоже очень несчастна и не смогу никогда быть счастливой. Мой супруг, мой сын, мое несчастье! Но твой взгляд! Ах, не надо этих взглядов! Но ты пожимаешь мне руку… Боже правый!

— Что с тобой?

— Я не ошиблась? Нет! Я вижу… О Боже!..

— Говори же! — приказал Ринальдо.

— На твоей правой руке… родимое пятно…

— Я пришел с ним в этот мир.

— Эта своеобразная родинка… была и у моего сына на правой руке. А второе родимое пятно было у моего ребенка на левом колене.

— Вот это родимое пятно!

— О, Пресвятая Дева! Ты знаешь наверняка, кто была твоя мать?

— Она была крестьянка. Мне никогда не говорили о другой.

— Нет! Она не твоя мать. Ты был в этом мире всего два дня, когда тебя отняли у меня и увезли… Ты мой сын! Не только эти родимые пятна, но и сердце мне говорит это, и даже громче! Обними меня! Ты мой сын…

Вошел барон. Был поражен, увидев их объятья, остановился, не в силах слова вымолвить.

Изотта с трудом молвила:

— Бог мой! У меня опять потекли слезы! Ты их причина, этих слез радости! Матери ты возвращаешь все, и слезы, и… тебя самого! Тебя самого!

— Сестра! — простонал барон.

— Мой сын! — торжественно объявила Изотта.

— Моя мать! — ликовал Ринальдо.

— Великий Боже! — вздохнул барон.

— Это он! — сказала Изотта. — Да, это он! Он точная моя копия, мое сердце бьется ради него.

Изотта упала в обморок. Они хлопотали вокруг нее и привели ее в чувство. Теперь она пожелала отдохнуть в своей комнате. Ее перенесли туда.

Барон и Ринальдо вернулись в зал. Ринальдо, потрясенный, упал на диван. И простонал:

— О, каково же мне!

Барон молча шагал взад-вперед и наконец сказал сдавленным голосом:

— Я должен собраться с мыслями. Через некоторое время я вернусь.

Он ушел. Ринальдо громко рыдал.

Барон, вернувшись, радостно подошел к Ринальдо, взял его руку и сказал:

— За мной следует человек, который тебя тоже знает и хочет поговорить с тобой.

Вошел Онорио. Это и был тот отшельник, который посещал Изотту.

Ринальдо подлетел к нему. Онорио обнял его.

— Ты счастлив? — спросил Онорио.

— Я нашел свою мать, — ликовал Ринальдо.

Онорио сказал:

— Это она. Крестьянка, которая тебя воспитывала, не была твоей матерью. Это она сама сказала мне однажды. Тебя принесли к ней на воспитанье из-за гор. Твои приемные родители, люди бедные, вынуждены были обратить драгоценности, которые находились при тебе, в деньги. Но побоялись дознаний и бежали в Остиалу, когда тебе было два года. Так твоя настоящая мать ничего не могла больше о тебе узнать. Ты стал сыном бедного человека, он из нужды покусился на твою собственность и не осмеливался в том признаться. Я узнал об этом слишком поздно. Испытав огорчение, я ушел из того скита, в котором с тобой занимался.

— А моего отца ты не знаешь?

— Я надеюсь, тебе посчастливится обрести его.

— Ты не хотел остаться на Лампидозе?

— Я хотел, но не вышло. Варвары чинили помехи моему покою, и я избегал их преследований, подвергаясь серьезной опасности. Вот что побудило Меня покинуть Лампидозу. Корабль доставил меня к этому острову, а случай привел к скиту, в котором я все еще живу… Барон мой друг. Он почтил меня своим доверием, Изотта тоже доверяет мне.

— Добрые люди! Ах, среди вас стоит разбойник… — застонал Ринальдо.

— Изотта не должна этого узнать. Побереги мать! — посоветовал барон.

— Побереги мать, всех нас и себя самого. Мы не водим дружбу с разбойником. Мы любим нашего друга и ничего знать не знаем о его жизни, — сказал Онорио.

— Твоя мать считает, что ты в бегах из-за поединка, и поэтому же, думает она, ты должен покинуть остров. Она хочет уйти с тобой, — продолжал барон.

— Куда? — удивился Ринальдо.

— Вечная весна улыбается всем на счастливых Канарских островах, — сказал барон.

— Туда, туда! О, хоть бы мы уже были на море! Чтобы я с драгоценным грузом в своих объятиях радостно спрыгнул на берег и воскликнул: «О, райская обитель, счастливый сын ведет к тебе свою мать!..» Далеко за мной осталось бы место моих преступлений, и новая жизнь возродила бы меня для нового мира…

Онорио и барон на следующий день все обсудили с Изоттой. Она с радостью согласилась покинуть Сардинию с сыном. Поединок оставался предлогом, который Ринальдини должен был выставить. Изотта тоже оделась паломницей, и они делали вид, что хотят предпринять паломничество к чудотворной иконе Святой Девы Спасительницы в Бабато на Мальте.

Барон позаботился об одежде и пополнил кошелек сестры. И вот он уже нашел корабль, и день отплытия был установлен. Скорбным было расставание брата и сестры. Тусклые глаза Онорио блестели от слез. Все громко всхлипывали и не находили слов, кроме глухого «прощайте!»…

— Счастливого плаванья! — кричал барон, вырываясь из рук, его обнимающих.

— Счастливого плаванья! — повторил Онорио.

— Прощайте! — всхлипнула Изотта.

— Прощайте! — простонал Ринальдо.