Рожок зовет Богатыря

19

Три всадника спешили вниз по берегу ручья. Но вскоре они заметили, что никаких следов по пути не встречается. Если прошли пятеро, то след останется — помятая трава, сломанный сук… Не летели же они, как птицы, по воздуху!

— Вернемся к дереву, которое через реку лежит, — сказал Андрей Михалыч и повернул коня.

Спутники молча последовали за ним. Вот и переправа. Всадники остановились. Неужели ребята все-таки перешли на ту сторону?

Поток уже обмелел. Вода схлынула, прокатилась бурным валом и теперь оседала, оставляя на склонах распадка сломанные ветки и вырванные корни, которые принесла с верховьев.

Всадники внимательно оглядывали кусты и деревья, растущие по берегу, — нет ли где свежесломанной ветки, не содрана ли где кора…

— А что это там? — Зоркие глаза Андрея Михалыча различили какой-то голубой комочек на ветке орешины, далеко вправо от упавшего дерева.

Серебряков тронул коня, Алеша и Иван Васильич последовали за ним. Первым подскакал к орешине Алеша.

— Ура! — закричал Алеша. — Голубой носок!

— Имущество, значит, начали по деревьям развешивать! — усмехнулся Иван Васильич.

— Это носок той беленькой девочки, что у Мироновых, — сказал Андрей Михалыч, взяв в руки скомканный, засохший от грязи носок. — Значит, они по берегу тронулись…

— Значит, так, — согласился Иван Васильич. — Только вот зачем же им сюда по берегу-то идти?

— А им разве не все равно куда? — спросил Алеша. — Что вправо, что влево! Раз тропу потеряли…

— Да ведь совсем дураками надо быть, чтобы вверх по течению идти! — вспылил Андрей Михалыч. — Неужели догадки нет, что к морю выходить надо! А что им там делать, в сопках-то?

— У них какие-то свои соображения, — возразил Алеша. — Мы же ведь не знаем. А вам бы, Андрей Михалыч, только браниться, честное слово!

— «Соображения, соображения!» — сердито повторил Серебряков. — Было бы у них соображение, мы бы не путались за ними по чащобам! Нет, вижу — зря я своего парня по тайге водил! Верхогляд и пустозвон!

— Ну, хоть и то ладно, что на след напали, — примиряюще сказал Иван Васильич. — Видите, и на траве следы есть. Ясно — шел кто-то. Не сапоги же с подковками тут шли, если голубой нот сок на дереве висит!

— След есть, — согласился Андрей Михалыч. — Ну что ж, пойдем по следу.

Всадники ехали шагом, боясь потерять след. След был отчетливый — смятая, еще не совсем поднявшаяся трава, сломанная головка высокорослого соцветия «царской свечи», сломанная, незагоревшаяся спичка…

След уводил их все выше и выше. Толстые деревья пропадали, начинался подлесок. А дальше густой еловый стланик преградил дорогу…

— Куда же они девались? — в недоумении пробормотал Алеша. — Свернули куда-то… Вот непонятные люди, честное слово…

— К реке свернули, — сказал Андрей Михалыч, — следы на песке.

— Ну и глаза у тебя! — покачал головой Иван Васильич. — Эва откуда увидал!

Лес на том берегу реки еще стоял освещенный солнцем. А здесь, под сопкой, на берег и отмель уже легли сумерки. Однако на песке действительно виднелись какие-то следы.

Андрей Михалыч соскочил с лошади; осторожно ступая, спустился на отмель, наклонился к следам… И вдруг выпрямился, безнадежно опустив руки.

— Что, ай на тот берег двинулись? — спросил Иван Васильич.

— Да, двинулись, — ответил Андрей Михалыч, криво усмехаясь. — Только не ребята, а сапоги с подковами.

Он хлестнул по песку плетью и вышел на берег.

— Эге, — сказал Иван Васильич, — кто-то наш след шибко путает.

— Хотел бы я это знать! — Андрей Михалыч сорвал ветку крушины и, машинально растерзав ее, бросил в траву.

— Вот ведь вы какой, честное слово! — с упреком сказал Алеша. — Люди по своим делам по тайге ходят. Попался им голубой носок по дороге, подняли, на дерево повесили — может, хозяйка искать будет, так на дереве лучше увидит… А откуда им знать, что мы по их следу побредем?

— Так что же, значит, опять к переправе? — спросил Серебряков.

Но Крылатов задумчиво оглядел темнеющие кусты, косые темно-зеленые тени, мягко расчертившие берег, и покачал головой.

— Вроде как не стоит сейчас ходить, Андрей Михалыч. Спутаем все, следы собьем. Лучше завтра с зарей. А сейчас зажжем костер, посидим тут, где наши ребята сидели… А?

— Это верно, — сказал Алеша. — И лошади отдохнут, попасутся — здесь трава хорошая.

Рано утром всадники снова стояли у переправы, у кривого дерева, лежащего через речку.

— Стойте, товарищи! — Алеша Ермолин, вытянув шею, вглядывался в воду. — Что-то, кажись, блестит на дне…

Он слез с лошади и, войдя в воду в своих высоких сапогах, пригляделся еще раз:

— Чудеса, товарищи! Честное слово!

Он снял пиджак, засучил рукав рубашки и вытащил со дна столовый мельхиоровый нож с узорной ручкой. Нож торчал среди камней, и вода не смогла утащить его.

— Видали?

— Все ясно, — кивнул головой объездчик. — Ни геолог, ни биолог, ни ботаник такого ножа в экспедицию не возьмут. Это, конечно, наши горе-герои. Ну что ж, поищем броду…

Всадники переправились на ту сторону и сразу поняли, что теперь-то напали на настоящий след. Вскоре нашли место, где был костер и ребята обедали.

— Смотрите, рыбу ели! — усмехнулся Иван Васильич, дотрагиваясь концом плети до рыбьих костей, оставшихся в золе. — Чем же они ее ловили — руками, что ли?

— Изобрели что-нибудь, — сказал Андрей Михалыч. — Голод заставил.

— От костра должен быть след, — сказал Алеша. — Давайте поищем, куда они дальше двинулись. Тут сапог с подковками нету. Ох, уж эти сапоги, честное слово!