Сакалиба (славяне) в исламском мире в раннее средневековье

Часть II Славянские поселенцы на Ближнем Востоке

Изучение проблематики поселения славян на Ближнем Востоке ставит исследователя перед необходимостью обращения к истории Византии. Славянские поселенцы, которых мы встречаем в Арабском халифате, попадали туда через византийскую Малую Азию. В Малой Азии существовали славянские поселения, и их история теснейшим образом связана с историей тех славян, которые оседали на землях Халифата. Поэтому в дальнейшем изложении будут рассматриваться не только сведения о славянах в Халифате, но и данные о переселении славян в азиатские владения Византии.

Для понимания того, каким образом происходило переселение славян в Малую Азию, уместно сделать несколько вводных замечаний. Прежде всего, переселение больших масс людей на новые места обитания было характерной чертой византийской политики. Такие переселения происходили еще до арабских завоеваний. При Юстиниане I (527–565) вандалы были поселены в восточных областях Малой Азии, готы — в Вифинии, кутригуры — во Фракии. Тиберий (578–582) переселил на Кипр десять тысяч армян; о более масштабном переселении помышлял его преемник Маврикий (582–602). Такие переселения имели двойную цель: с одной стороны, ослаблялась реальная или потенциальная угроза, которую тот или иной народ мог представлять для Византии, с другой — империя приобретала новых подданных, из которых впоследствии можно было набирать войска, в том числе и для боевых действий в Азии[119]. Переселенные в Малую Азию вандалы, например, участвовали в войнах с персами [21, с. 275–276].

В VI в. начались вторжения славян в Византию. Первые столкновения византийцев со славянами произошли еще до начала правления Юстиниана I. После 527 г. набеги славян на византийские земли заметно участились и стали более опасными. В 545 г. славяне вторглись во Фракию, в 547–548 — в Иллирию и Далматию, в 549 — опять во Фракию, в 551 — вновь в Иллирию. В 597 г. славяне осадили Салоники, но были отбиты; тем не менее в 609 г. они вновь подступали к городу. Наконец, в 626 г. славяне, подчиненные аварам, приняли участие в осаде Константинополя.

Вторжения славян влекли за собой и их массовое переселение на Балканы. В 579–583 гг. славяне впервые не стали уходить за Дунай после своих набегов, а остались на византийских землях. Интенсивное переселение славян на Балканы продолжалось на всем протяжении VII в.

Вторжениям славян в немалой степени благоприятствовало то, что значительные силы Византии были отвлечены на других фронтах. В VI — начале VII в. Византия вела борьбу с вестготами в Испании, с вандалами в Африке, с остготами в Италии, с персами на Ближнем Востоке. Для интересующей нас темы эти войны важны и еще в одном отношении: чтобы вести их, требовались военные силы, и византийские армии время от времени пополнялись «варварами», в том числе и славянами. В VI в. славян в византийских войсках можно встретить на всех уровнях, от командного состава до рядовых бойцов [446, с. 79–84]. Некоторые славяне участвовали в войнах с персами на востоке; таковы упомянутые в истории Агафия Миринейского (род. около 530 или 537 г., ум. в 582 г.) Дабрагез, командовавший конным отрядом, и Сваруна, бывший рядовым бойцом [23, т. 1, с. 294–297].

Все сказанное наводит на мысль о том, что славянские поселенцы могли появиться в Малой Азии довольно рано, возможно, еще до появления ислама[120]. От их переселения на восток Византия могла бы только выиграть: с одной стороны, натиск славян на ее балканские владения был бы несколько ослаблен, с другой — империя получила бы новых воинов, в которых весьма нуждалась ввиду начавшейся после свержения Маврикия (602) войны с персами. Прямых упоминаний о таких переселениях нет, однако славяне в Малой Азии вскоре обнаруживаются. В грузинской версии «Продолжателя Мосха» есть упоминание о славянах, которые однажды ворвались в одну из церквей провинции Асия и убили начавшего спорить с ними священника. С. А. Иванов, составивший комментарии к фрагменту, относит описанное в нем к 30–60-м гг. VII в. [23, т. 2, с. 512–513].

Другое свидетельство о славянах на Ближнем Востоке в середине VII в. дают нам арабские источники. У ал-Мас'уди, в повествовании о правлении «праведного халифа» 'Усмана Ибн 'Аффана (644–656), мы встречаем рассказ об Абу Зарре ал-Гифари, одном из сподвижников пророка Мухаммада. Абу Зарр резко критиковал стремление к стяжательству, проявившееся у арабских вождей после завоеваний, и потому считался неблагонадежным. Такой репутацией пользовался он и в Сирии, где находился вместе с ее наместником Му'авийей, будущим халифом (661–680) и основателем династии Омейядов. Опасаясь, что вокруг Абу Зарра могут начать собираться потенциальные бунтовщики, Му'авийа написал о нем 'Усману. Халиф предложил Му'авийи направить Абу Зарра в Медину. Му'авийа так и сделал, причем не упустил случая унизить Абу Зарра. Абу Зарр был посажен на верблюда с жестким деревянным седлом, о которое стер себе кожу, а в провожатые дали ему пятерых славян (сакалиба)[121], которые подгоняли животное [291, т. 1,с. 438].

Изложенные ал-Мас'уди сведения небезынтересно сопоставить с рассказом о тех же событиях у ат-Табари. Повествование ат-Табари идет практически в том же ключе, что и рассказ ал-Мас'уди, но дает некоторые новые подробности. Прежде всего, ат-Табари указывает дату происшедшего события — 30 г. х. (4 сентября 650 — 23 августа 651 г.), что немаловажно, если учесть, что у ал-Мас'уди история с Абу Зарром помещена между рассказами о событиях 35 г. х. (11 июля 655 — 29 июня 656 г.). Далее, мы узнаем, что Абу Зарр в Сирии выступал и против Му'авийи. Наконец, ат-Табари приводит (или, по крайней мере, пересказывает) текст ответного послания 'Усмана к Му'авийи. Халиф приказывает своему наместнику снабдить Абу Зарра всем необходимым и послать вместе с ним проводника и эскорт [44, сер. 1, с. 2858–2859][122]. Эти сведения существенно дополняют картину. Желание Му'авийи унизить Абу Зарра становится вполне объяснимым — наместник стремился отомстить правдолюбцу за нападки[123]. Далее рассказ ал-Мас'уди о посылке славян приобретает новое, хотя и косвенное, подтверждение: сам халиф распорядился дать Абу Зарру провожатых. Му'авийа, кажется, имел точный расчет. С одной стороны, он в точности выполнил приказание халифа, отправив Абу Зарра в Медину и дав ему эскорт. С другой стороны, он отомстил своему противнику, устроив ему крайне неприятное и мучительное путешествие. Наконец, считая Абу Зарра неблагонадежным, он отправил с ним славян, людей, с которыми сподвижник пророка не смог бы найти общего языка и которых, следовательно, никогда не убедил бы стать его союзниками.

Итак, история, рассказанная ал-Мас'уди, представляется вполне правдоподобной. Для настоящего исследования она важна в том отношении, что присутствие славян в Малой Азии в первой половине — середине VII в. находит подтверждение в источниках. Таким образом, уже в 650–651 гг. в мусульманской Сирии были славяне. Этот факт, должно быть, тесно связан со сведениями о славянских переселенцах в Асии. По-видимому, в первой половине VII в. какие-то славяне были переселены византийцами в Малую Азию, а их воинские контингенты участвовали в борьбе против арабов. Отряды эти, правда, были, скорее всего, невелики, так как ни один автор, описывающий борьбу мусульман с Византией в первой половине VII в., не упоминает о них. Некоторые из этих славян попали, очевидно, в плен и стали впоследствии служить мусульманам.

Таких было, по всей вероятности, немного. Впрочем, уже весьма скоро мы сталкиваемся с более крупным переселением. В 6156 г. от с. м.[124] (1 сентября 664 — 31 августа 665 г.), повествует византийский хронист Феофан Исповедник (род. между 752 и 760 г., ум. в 818 г.), 'Абд ар-Рахман, сын Халида, совершил поход в земли ромеев и зимовал в них. Разорению подверглись многие города; пять тысяч славян перешли во время боевых действий на сторону арабов и были впоследствии поселены ими в Сирии, в деревне Селевкоболос близ Апамеи [196, с. 48].

Сообщение Феофана небезынтересно сопоставить со сведениями арабских и сирийских источников. В мусульманском летосчислении году 6156 от см. в наибольшей степени соответствует 44 г. х. (4 апреля 664 — 24 апреля 665 г.). Под этим годом восточные авторы также упоминают о походе 'Абд ар-Рахмана, сына Халида Ибн ал-Валида, на Византию [314, т. 1, с. 191; 127, с. 285; 44, сер. 2, с. 67; 91, с. 68; 248, т. 3, с. 298]. Из процитированных авторов Халифа Ибн Хаййат (ум. в 854/55 г.), ат-Табари и Илия Нисибисский (род. в 975 г., ум. после 1050 г.) ограничиваются констатацией того факта, что 'Абд ар-Рахман с войсками провел в византийских владениях зиму (т. е. зиму 664–665); ал-Йа'куби (ум. в 897 или 905 г.) сообщает немного более подробные сведения, говоря, что 'Абд ар-Рахман во время этого похода взял Колонею. При этом ат-Табари упоминает под тем же годом и еще об одном походе против Византии, морском; командовал флотом Буер Ибн Ата.

Совершенно оригинальные сведения о походах 'Абд ар-Рахмана в Византию содержатся в так называемой «Маронитской хронике». В ней мы читаем, что 'Абд ар-Рахман совершил довольно длительный поход в византийские земли. Он взял Аморион, затем Силус[125], Пессинунт, Киос, Дпиримос (Примнесс или Пергам) и Смирну. Не исключено, что неизвестный автор хроники приписывает 'Абд ар-Рахману и другие завоевания, однако после упоминания о взятии Смирны дошедшая до нас рукопись обрывается [62, с. 56–57].

Как следует интерпретировать сведения «Маронитской хроники»? Дата, указанная в ней — 975 год по греческому летосчислению, двадцать второй год правления византийского императора Константа II (641–668), седьмой год правления Му'авийи[126]. Этот год более соответствовал бы 43 г. х. (15 апреля 663 — 3 апреля 664 г.), однако под ним ни в одном из источников нет упоминания о каком-либо походе арабов на Византию под водительством 'Абд ар-Рахмана Ибн Халида. Поход 44 г. х. — первая из кампаний 'Абд ар-Рахмана Ибн Халида, о которых мы читаем в средневековых текстах. Поэтому логично предполагать, что в хронологические расчеты маронитского автора вкралась ошибка, и в действительности описываемые им события произошли годом позже. Во всяком случае, и автор «Маронитской хроники», и Феофан представляют поход 'Абд ар-Рахмана как длительную экспедицию, в ходе которой мусульмане взяли немало византийских городов и крепостей.

Но такое описание резко контрастирует со сведениями мусульманских авторов. Все они говорят лишь о том, что 'Абд ар-Рахман с войском зимовал в землях ромеев, и только у ал-Йа'куби мы встречаем упоминание о том, что мусульмане взяли приграничную Колонею. Налицо противоречие, и в этом отношении заслуживает самого пристального внимания гипотеза, предложенная А. Н. Стратосом. Согласно Стратосу, сведения Феофана и автора «Маронитской хроники» следует рассматривать во взаимосвязи не только с данными арабских авторов о походе 'Абд ар-Рахмана в 44 г. х., но и с их рассказами о событиях следующего 45-го года хиджры (24 марта 665 — 12 марта 666 г.). Халифа Ибн Хаййат и ат-Табари сообщают, что 'Абд ар-Рахман провел в земле ромеев и зиму 45 г. х. [314, т. 1, с. 192; 44, сер. 2, с. 81][127], а у ал-Йа'куби мы читаем, что он в том году взял Антиохию [127, с. 285]. Стратос полагает, что в 44 г. х. 'Абд ар-Рахман после похода на Византию и зимовки не вернулся обратно, а остался на вражеской территории, иными словами, что все изложенные выше сведения относятся к одному длительному походу. Маршрут этого похода Стратос восстанавливает следующим образом: Колонея — Аморион — Пессинунт, Киос, Пергам — Смирна — Антиохия в Писидии [595, т. 2, с. 233–234][128]. Такая трактовка кажется вполне обоснованной. В «Сирийской хронике 819 г.» мы читаем, что Му'авийа послал против Византии полководца 'Абд ар-Рахмана, который провел в землях ромеев два года [60, с. 8].

Восстановив приблизительно картину похода, можно попытаться выяснить, какую роль в этих событиях сыграли славяне. В исторической литературе укоренилось мнение, что славяне, о которых идет речь, — пленники Константа II, взятые им в походе 658 г., о котором упоминает Феофан [378, с. 24; 430, с. 143; 595, т. 3, с. 234; 629, с. 103; 449, с. 209–211; ср.: 196, с. 46][129]. Между тем речь идет, скорее, о потенциальной возможности, чем о факте. Феофан действительно сообщает, что Констант взял в походе немало пленных, однако мы не встречаем у него указаний на то, что они были переселены в Малую Азию. В то же время войска 'Абд ар-Рахмана должны были пройти по Асии и Вифинии. В Асии в середине VII в. уже существовала славянская колония; есть некоторые основания полагать, что такие поселения были и в Вифинии. В 680 г. в источниках впервые упоминается поселение Гордосервон в Вифинии, в котором многие исследователи видят колонию сербов, основанную около середины VII в.[130] Логичнее всего предполагать, что 'Абд ар-Рахману встретились именно славяне из этих колоний. Безусловно, среди них могли оказаться и пленники Константа, если, конечно, они были переселены в Малую Азию, однако такое предположение необходимо подтвердить документально.

Славяне, сообщает Феофан, перешли к 'Абд ар-Рахману добровольно. Этот несомненно интересный факт заслуживает критического осмысления. Для того чтобы большой отряд перешел на сторону противника, необходимы переговоры, на которых были бы выработаны условия и взаимные обязательства сторон. Но как могли славяне и арабы найти между собой общий язык? Не исключено, что в таких переговорах могли помочь славяне, которые уже были у арабов, иначе говоря, те славяне, которые ранее были взяты мусульманами в плен, а затем служили им.

Численность славян, как ее определяет Феофан, составляла пять тысяч человек. О ком вдет речь — обо всех переселенцах или только о воинах, противостоявших арабам на поле брани? Свое мнение по данному вопросу определенно выразил, кажется, только Р.-Й. Лили. По его мнению, речь идет лишь о воинах; сама же колония была более людной, ибо каждая семья выставляла по одному бойцу. Семей, следовательно, было пять тысяч, но поскольку мы не знаем среднего числа членов славянской семьи того времени, все дальнейшие предположения относительно численности славян будут с неизбежностью носить спекулятивный характер [530, с. 238, прим. 134][131]. Предположение Лили кажется, однако, мало оправданным. Согласно Феофану, славяне перешли на сторону мусульман сами, как подсказывает контекст, при приближении войска 'Абд ар-Рахмана к их поселениям[132] и после переговоров. На переговорах арабы, судя по их последующим действиям, обещали поселить славян в одном месте, а не разбрасывать по разным крепостям. Если славяне сами вели переговоры и добились таких условий, очень странно было бы им оставить вдруг свои семьи на произвол судьбы и уйти с мусульманами в Малую Азию. Намного вероятнее, что славяне, собираясь уйти на новые места, взяли с собой свои семьи. Пять тысяч человек, следовательно, — численность не воинов, но всех ушедших славян вообще.

В Халифате славян поселили в Селевкоболосе недалеко от Апамеи. Б. А. Панченко предлагал отождествить Селевкоболос с современной Сукайлабиййей в Сирии [379, с. 28–29, прим. 17]; его мнение поддержали и другие ученые [6, с. 223, прим. 16; 228, т. 1, с. 8]. Сукайлабиййа находится неподалеку от Апамеи, немного южнее ее, и есть, как представляется, все основания поддержать идентификацию Панченко.

С уходом пяти тысяч славян, как справедливо отмечал П. Харанис, население славянских колоний значительно сократилось [428, с. 74], но полностью они не исчезли. Более того, в конце VII в. произошло новое крупное переселение славян в Малую Азию. О нем мы узнаем прежде всего от Феофана и его современника патриарха Никифора (род. около 758 г., ум. в 828 г.). По их сведениям, византийский император Юстиниан II (685–695 и 705–711) расторг в 6179 г. от см. (1 сентября 687 — 31 августа 688 г.) мирный договор с болгарами и стал переводить войска из Малой Азии во Фракию, желая подчинить себе болгар и славян[133]. В следующем 6180 году от с. м. (1 сентября 688 — 31 августа 689 г.) Юстиниан предпринял крупномасштабный поход против славян и болгар. Наступая в направлении Салоник, он отбросил как можно дальше встретившихся ему болгар и повел довольно успешную борьбу со славянами. Некоторые славяне были подчинены силой оружия; другие, очевидно, считая сопротивление бессмысленным, признали власть императора сами. Своих пленников Юстиниан отправил в Малую Азию; они пересекли Дарданеллы у Абидоса и были расселены затем в феме Опсикион. Вслед за этим Юстиниан двинулся назад в Константинополь, однако болгары подстерегли его в горах и нанесли чувствительное поражение. Император едва смог спастись [196, с. 62; 181, с. 92–93; 185, т. 121, с. 843][134].

Итак, славяне были переселены в Опсикион. Через несколько лет, как мы узнаем от тех же авторов, Юстиниан использовал их в борьбе против мусульман. В 6184 г. от с. м. (1 сентября 692 — 31 августа 693 г.) император отобрал из переселенных им славян тридцать тысяч бойцов, составил из них особое войско, вооружил его и поставил над ним одного из знатных славян по имени Небул. Это войско было пополнено контингентами, выставленными византийскими фемами. Собрав таким образом значительные силы, император расторг мирный договор с халифом 'Абд ал-Маликом (685–705) и отправился в поход. Мусульмане, поставленные перед необходимостью защищаться, тоже собрали войска и двинулись навстречу Юстиниану. Противники встретились у города Севастополь[135]. Первоначально мусульмане пытались уладить дело миром, напомнив Юстиниану о его договоре с халифом, но когда император отказался слушать их доводы, приняли бой. Успех склонялся на сторону византийцев, но затем арабский полководец Мухаммад подкупил вождя славян Небула, послав ему колчан или кошель, полный золотых монет, и тот с двадцатью тысячами своих воинов перешел на сторону мусульман. Славяне и арабы вместе обрушились на византийцев и разгромили их. Разгневавшись на славян, Юстиниан приказал перебить их соплеменников, остававшихся в Вифинии; они были истреблены в месте Леука(к)тэ на Никомидийском заливе [196, с. 64; 181, с. 92–95; 185, т. 121, с. 843–851][136].

Об участии славян в боевых действиях против арабов в тот период рассказывает также Михаил Сирийский (ум. в 1199 г.). По его словам, после того как Юстиниан нарушил заключенный с арабами мир, в византийские владения вторглось войско эмира Месопотамии (ал-Джазира) Мухаммада. Решающая битва произошла около Цезареи в Каппадокии. Славяне, которых было около семи тысяч, перешли на сторону арабов и после битвы удалились с ними в Сирию. Там они были поселены в Антиохии и Киросе; мусульмане наделили их припасами, отдали им часть средств, поступавших от налогов, и предоставили женщин для обзаведения семьями [173, т. 2, с. 470].

Упоминания об этих событиях можно найти и в других источниках. Илия Нисибисский пишет, что в 73 г. х. (23 мая 692 — 12 мая 693 г.) Мухаммад, сын Марвана, взял город Себастию, затем одержал победу над врагом и в радости вернулся домой [91, с. 73]. В «Сирийской хронике 1234 г.» сообщается, что халиф 'Абд ал-Малик, узнав о расторжении мирного договора, отправил Мухаммада Ибн Марвана в земли ромеев; тот разорил их и вернулся с множеством пленных и большим полоном [61, с. 230]. Согласно ат-Табари, в 73 г. х. Мухаммад Ибн Марван совершил набег на земли ромеев; тогда же 'Усман Ибн ал-Валид победил византийцев в Армении [44, сер. 2, с. 853; ср.: 248, т. 4, с. 130].

Хотя источники, казалось бы, довольно подробно освещают картину расселения славян в Опсикионе и их последующего перехода на сторону арабов, при их интерпретации мы сталкиваемся с проблемами. Так, некоторые исследователи полагали, что среди пленников Юстиниана, поселенных им в Опсикионе, были не только славяне, но и протоболгары. При этом в качестве довода обычно выдвигается идея о том, что имя вождя переселенцев Небула не славянского, а тюркского происхождения[137]. Идея основывается на сходстве имени Небула с именем протоболгарского хана Исбула, обнаруженным на одной болгарской надписи; общим у двух имен должен оказаться тюркский суффикс бул. Но придерживаются такой трактовки далеко не все ученые[138]. Понять их сомнения нетрудно. Прежде всего, сторонники тюркского происхождения имени Небул не идут дальше констатации общности суффикса, совершенно не объясняя, как следует интерпретировать начальную часть имени. Известный знаток тюркских заимствований в византийских текстах Д. Моравчик сомневался в правильности «протоболгарской» интерпретации, что выразилось в том, что в статье о Небуле в «Byzantinoturcica» он после слов bulgarischer Herkunft (болгарского происхождения) поставил вопросительный знак [557, т. 1, с. 210]. Неудовлетворенность тюркской этимологией имени Небула заставила некоторых исследователей искать иные объяснения. Ф. Малингудис предлагал интерпретировать имя как «не был», в чем видел заговор от злых духов [537, с. 27–29][139]. Точку зрения Малингудиса поддержал в вышедшей совсем недавно работе В. Зайбт, заявив, что «нет никаких оснований думать о возможном протоболгарском происхождении Небула, который, несомненно, был одним из славянских племенных вождей» [591, с. 128][140]. Далее, и Феофан, и Никифор считают Небула славянским, а не протоболгарским вождем, и вообще довольно последовательно отделяют славян от болгар во всем повествовании. Юстиниан в их изложении отбрасывает болгар как можно дальше, а затем воюет исключительно со славянами, которых берет в плен и делает бойцами перешедшего впоследствии на сторону арабов отряда. Заметим, что оба автора довольно хорошо информированы о болгарах. Михаил Сирийский вообще ни словом не упоминает о болгарах, говоря только о славянах. Поэтому гипотеза об участии болгар в походе Юстиниана представляется недостаточно аргументированной, и дальнейший анализ будет основываться на том, что в Малую Азию переселили славян.

Другой вопрос, встающий перед нами, — можно ли хотя бы приблизительно подсчитать численность ушедших к арабам славян? Задача эта непроста, если учесть, что источники дают взаимоисключающие цифры — двадцать тысяч у Феофана и Никифора, семь тысяч у Михаила Сирийского. Специалисты обычно предпочитают либо одну, либо другую из этих версий[141]. Примирить крайности попытался М. Гребнер, выдвинувший довольно оригинальную гипотезу. По его мнению, с самого начала славянских бойцов не могло быть тридцать тысяч, так как такой отряд составлял бы непропорционально большую часть византийской армии (всей, а не только того войска, с которым Юстиниан пошел в поход); отсюда она, по-видимому, представляет собой оценку численности всех переселенных славян, включая оставшихся во время похода в колонии мужчин, а также женщин и детей. Численность же отряда, участвовавшего в походе, составляла семь тысяч человек [467, с. 42–43].

Идея Гребнера имеет как достоинства, так и недостатки. Мне кажется вполне вероятным, что тридцать тысяч человек — общая численность всего войска Юстиниана, а не славянского отряда. С одной стороны, император вряд ли двинулся бы в поход с маленьким отрядом, часть которого к тому же составляли легковооруженные славянские пешие бойцы, с другой — предлагать очень большие цифры тоже вряд ли стоит. Общая численность византийских войск того времени нам неизвестна, однако при Юстиниане I, по данным источников, империя располагала ста пятьюдесятью тысячами воинов [1, с. 187]. Армия Юстиниана II была, видимо, меньшей по численности: территория империи сократилась, население поредело, некоторые местности совершенно обезлюдели. В этих условиях разгром очень большого войска (допустим, около 50–60 тыс. человек) стал бы для Византии военной катастрофой, чем мусульмане и болгары неминуемо воспользовались бы, начав новое наступление. Но ничего подобного мы не видим. Следовательно, войско Юстиниана II должно было быть достаточно сильным, чтобы император решился выступить с ним в поход, и в то же время составлять не слишком большую часть от византийской армии той эпохи. Думается, что цифра тридцать тысяч лучше других удовлетворяет этим условиям.

Обратимся теперь к цифре семь тысяч человек. Гребнер полагает, что это — численность всего славянского отряда. Но по Михаилу Сирийскому, семь тысяч было славян-перебежчиков. Между тем Феофан и Никифор сообщают, что из тридцати тысяч славян на сторону арабов перешло двадцать тысяч, то есть две трети всего отряда.

Предположение, что к арабам ушли не все славяне, кажется достаточно правдоподобным. Контингент славян был весьма неоднороден. Юстиниан, очевидно, перемещал в Опсикион целые поселения. славян (склавинии), причем отношение их вождей и народа к империи было неодинаковым: одни признали ее власть по договору, другие были покорены силой. Далее, согласно византийским хронистам, византийцы первоначально одерживали верх, и лишь затем подкуп Небула привел к уходу славян: Конечно, трудно не согласиться с Г. Г. Литавриным, полагавшим, что одним подкупом Небула объяснить переход славян на сторону мусульман нельзя, и причину случившегося следует, видимо, искать в их недовольстве условиями жизни в Малой Азии [368, с. 41]. Вместе с тем, представлять дело как взрыв недовольства вряд ли стоит: такое случается при поражении, когда этому способствует низкий боевой дух войска, но не при победе. Массовый уход славян кажется, скорее, инициативой подкупленного Небула за которым пошли другие недовольные Юстинианом славянские вожди. Но далеко не обязательно, чтобы Небул, ставший, заметим, командиром славян совсем недавно, в начале похода, смог привлечь на свою сторону всех вождей славян. Отсюда вывод, что за ним пошли не все славяне, кажется вполне оправданным.

Если совместить показания источников с гипотезой Гребнера, то к арабам ушли не семь тысяч славян, а две трети от их числа, то есть около четырех с половиной тысяч человек. Но реально ли такое предположение? Переход славян на сторону арабов, как мы узнаем из источников, внес перелом в ход сражения, после чего византийское войско было разгромлено. Но если численность войска Юстиниана составляла около тридцати тысяч человек, то уход к врагу четырех с половиной тысяч, причем, скорее всего, легковооруженных пехотинцев, вряд ли изменил бы кардинально ход сражения, так как у Императора оставалось еще достаточно сил, чтобы продолжать борьбу, а костяк византийской армии, то есть собственно византийские части, сохранился. Поэтому логичнее доверять Михаилу Сирийскому и считать, что семь тысяч человек — численность славян перебежчиков. Всего же славян в войске Юстиниана было, видимо, около десяти тысяч.

Согласно Михаилу Сирийскому, арабы расселили перешедших к ним славян в Антиохии и Киросе (арабский Курус). Отрицать достоверность этого сообщения неправомерно, однако безоговорочно принимать его на веру тоже вряд ли стоит. Мухаммад Ибн Марван был наместником Месопотамии, и славян он скорее расселил бы на подвластных ему территориях, а не в Антиохии и Киросе, относившихся к Сирии (аш-Шам). Более того, источники вскоре дают доказательство того, что по крайней мере часть славян Небула осталась с Мухаммадом. В 6186 г. от с. м. (1 сентября 694 — 31 августа 695 г.), повествует Феофан, Мухаммад вновь напал на византийские земли; с ним были славяне, хорошо знавшие военное устройство Византии [196, с. 65; см. также: 149, с. 188; 127, с 336; 44, сер. 2, с. 863]. Славяне, таким образом, были расселены и в северной Месопотамии, и, к счастью, некоторая информация на этот счет сохранилась в источниках.

В сокращении «Истории Дамаска» Ибн 'Асакира (1105–1176), составленном Ибн Манзуром (1233–1311/12), можно найти один интересный фрагмент, в котором упоминаются славяне. Для удобства анализа целесообразно привести его целиком.

«Йа'мур Ибн Мас'уд — один из сподвижников 'Умара Ибн 'Абд ал-'Азиза. Сказано со слов Йа'мура Ибн Мас'уда: «Молился я однажды вместе с 'Умаром Ибн 'Абд ал-'Азизом, и он сказал мне: «Воистину, есть у нас средства из денег, составляющих долю тех, чьи души следует привести к согласию[142], а я просил Аллаха Всевышнего о них. Решил я отправить их тем, кто находится в Мар'аше, Ра'бане и З.луле и подобных им местах из славян и тех, кто недавно принял ислам». И послал он викд[143] или два денег со мною и другим человеком из своей стражи, приказав нам разделить это между ними»» [293, с. 61].

Упоминание о 'Умаре Ибн 'Абд ал-'Азизе позволяет достаточно точно определить время, к которому относится настоящий фрагмент. 'Умар Ибн 'Абд ал-'Азиз — омейядский халиф 'Умар II (717–720). При этом 'Умар в данном фрагменте предстает именно как халиф: он распоряжается финансами государства, посылает деньги в другие города. Фрагмент, следовательно, относится к тому времени, когда 'Умар стоял у власти, т. е. к периоду 717–720 гг.

Славяне помещаются в Мар'аше, Ра'бане и З.луле. Первые из этих двух крепостей хорошо известны. Мар'аш — Германикея византийских источников, современный Караманмараш в Турции; в описываемое время он был одной из пограничных крепостей Месопотамии. Ра'бан также часто упоминается в арабских источниках; он был одной из приграничных крепостей Сирии, которые восточные авторы именуют «твердынями» ('авасим) [149, с. 132; 282, т. 2, с. 51][144]. Некоторые трудности возникают лишь с идентификацией З.лула. В исламских географических произведениях З.лул либо не упоминается вовсе, либо даются сведения о Залуле в Северной Африке [см., напр.: 282, т. 3, с. 146]. Нам остается, следовательно, либо считать, что речь идет о каком-то совершенно малоизвестном поселении, о котором не знают даже мусульманские географы, либо искать более приемлемую графическую конъектуру. Для меня наиболее вероятный вариант прочтения этого названия — Дулук. С точки зрения арабской графики, формы Дулук и З.лул стоят весьма близко друг к другу. Графема дал лишь изгибом отличается от ра' и на письме может возникнуть путаница. Ра', в свою очередь, лишь отсутствием точки отличается от зайа. В средневековых арабских рукописях точки появляются и пропадают совершенно произвольно. Именно появление лишней точки превратило, очевидно, ра' в зай, в то время как исчезновение значка над кафом сделало его неотличимым от лама. Так вместо исходного Дулук в тексте предстал З.лул.

Какие есть основания судить, что речь идет именно о Дулуке? Дулук, или византийская Долихе, был во времена 'Умара II одной из крепостей на границе Сирии и Византии. Вместе с Ра'баном Дулук входил в число «твердынь». В географическом и стратегическом отношении Дулук как никакое другое поселение подходит к контексту процитированного выше фрагмента, в котором 'Умар II посылает деньги в приграничные крепости.

Итак, перед нами Германикея, Ра'бан и, очевидно, Дулук. Каким образом могли попасть туда славяне? Все три поселения были завоеваны арабами в 639 г. По капитуляционному договору население Ра'бана и Дулука обязывалось платить подушную подать (джизйа), к чему прибавлялась еще одна особая повинность — собирать сведения о византийцах и передавать их мусульманам [149, с. 150; 248, т. 2, с. 343; 282, т. 3, с. 52]. По-другому обстояли дела в Германикее — там Халид Ибн ал-Валид обязал местных жителей покинуть город, а затем разрушил его, не желая, видимо, оставлять византийцам базу для возможных попыток отвоевать часть северной Сирии [149, с. 188; 248, т. 2, с. 344; 32, т. 1, с. 226].

Для интересующего нас отрезка времени (639–717) данные о Германикее, Ра'бане и Дулуке крайне скудны. О последних двух поселениях вообще нет никаких сведений, что можно объяснять по-разному: с одной стороны, после ухода части населения на территории, оставшиеся под контролем Византии, Ра'бан и Дулук превратились в совсем заурядные поселения, с другой — никаких значительных событий вокруг них не происходило, так как византийцы не могли и не пытались вернуть их, а во время походов арабов они просто оставались в тылу. Предполагая иное, трудно объяснить, каким образом арабы, предпринимая довольно часто походы в глубь византийской территории, проходили мимо важных крепостей, находившихся рядом с самой границей и представлявших собой отменный плацдарм для нападений. Идея о том, что в начале VIII в. Ра'бан и Дулук оставались под властью арабов, подтверждается и ал-Балазури (ум. в 892 г.), согласно которому со времен «праведных халифов» 'Умара Ибн ал-Хаттаба (634–644) и 'Усмана граница проходила по поселениям, названным впоследствии «твердынями» [149, с. 163].

Что касается Германикеи, то о ней мы располагаем некоторыми пусть не вполне подробными сведениями. В правление Му'авийи город был отстроен, и в нем появился мусульманский гарнизон. Во время смуты, последовавшей за смертью халифа Йазида I (683), нападения византийцев на Германикею участились, и мусульмане вынуждены были оставить город. Логика подсказывает, что, коль скоро мусульмане уходили сами, а не были изгнаны и не капитулировали, они вполне могли успеть разрушить крепость, чтобы не дарить византийцам важный опорный пункт. Некоторое время Германикея вновь простояла в полуразрушенном состоянии. При этом находилась она, по-видимому, под властью Византии. Так продолжалось до 75 г. х. (2 мая 694 — 20 апреля 695 г.), когда византийцы двинулись со стороны Германикеи в так называемые «Долины», или местность между Германикеей и Антиохней, которую восточные авторы именуют ал-'Амк или ал-А'мак. Византийское войско, однако, было разгромлено, после чего Германикея, судя по всему, вновь перешла к арабам. Ал-'Аббас Ибн ал-Валид Ибн 'Абд ал-Малик отстроил и укрепил город, переселил в него людей, воздвиг соборную мечеть и обязал гарнизон Киннасрина каждый год посылать туда отряд [149, с. 188–189]. К сожалению, ал-Балазури, которому мы обязаны этими сведениями, не сообщает даты. Между тем логично предполагать, что произошло это до воцарения 'Умара II, ибо в процитированном выше фрагменте халиф говорит о стоящих в Германикее и верных мусульманам войсках. При этом ал-'Аббас впервые упоминается у мусульманских историков в 88 г. х. (12 декабря 706 — 30 ноября 707 г.), когда вместе с известным полководцем Масламой Ибн 'Абд ал-Маликом совершает поход против византийцев [314, т. 1, с. 305; 127, с. 350; 44, сер. 2, с. 1191; 96, с. 3; 248, т. 4, с. 246]. Если считать эту дату началом активной деятельности ал-'Аббаса в пограничной зоне, то сведения ал-Балазури относятся к периоду 707–720 гг.

Из текста ал-Балазури следует, что гарнизон Германикеи был поставлен туда ал-'Аббасом, который переселил в город людей. Представляется вполне вероятным, что среди этих людей были и славяне. Конкретных сведений, правда, источники не дают, и поэтому можно лишь строить предположения (то же справедливо и для Ра'бана и Дулука). Возможных версий, думается, две: арабы могли или перевести в недавно отстроенную крепость славян из других поселений, или направить туда новых славянских пленников или перебежчиков. Последняя возможность обусловлена тем, что в конце VII — начале VIII в. славянские колонии в византийской Малой Азии сохранялись. Мы оставили рассмотрение их истории на том этапе, когда Юстиниан II, разъяренный изменой Небула и большей части славян, приказал казнить оставшихся переселенцев[145]. Большинство исследователей полагают, что Феофан ошибается, и страшной резни, в которой якобы погибла славянская колония в Опсикионе, не было[146]. Славяне тем самым продолжали оставаться в Малой Азии и, более того, некоторые из них по-прежнему служили в византийской армии. В 715 г. войска Масламы Ибн 'Абд ал-Малика взяли во время похода на Византию «крепость славян» (Хисн ас-сакалиба)[147]. Это — первое имеющееся у нас упоминание о Хисн ас-сакалиба в источниках, и думается, что в начале VIII в. это название еще не было лишенным реального смысла пережитком, иными словами, что славяне составляли гарнизон крепости. Славян, следовательно, направили служить на границу с арабскими землями[148]; в силу того, что на это время нам не известно ни о каких переселениях славян в Малую Азию, остается предполагать, что гарнизон крепости составляли выходцы из прежней вифинской колонии. В начале VIII в., таким образом, славяне не только не исчезли из Малой Азии, но и были переселены на восток, ближе к арабским границам. Арабы, часто предпринимавшие походы в глубь византийской территории, должны были постоянно сталкиваться со славянами, что и случилось в 715 г., когда войска Масламы Ибн 'Абд ал-Малика взяли Хисн ас-сакалиба. Отсюда, славяне Германикеи, Ра'бана и Дулука могли оказаться не только воинами Небула, но и новыми пленниками или перебежчиками.

Судьбу славян, поселенных в Германикее и Дулуке, можно, кажется, проследить и далее. Из истории Феофана мы знаем, что в 6237 г. от см. (1 сентября 745 — 31 августа 746 г.) византийский император Константин V Копроним (741–775), воспользовавшись внутренним кризисом Омейядского халифата, предпринял поход на юг и взял Германикею и Дулук; обе крепости были сданы ему без боя. Император позволил воинам из гарнизонов крепостей уйти к арабам, но без оружия. Отпустили, правда, не всех: сирийские монофизиты были задержаны и переселены во Фракию [196, с. 112]. Сообщение Феофана в отношении Германикеи подтверждает ал-Балазури, по словам которого воины с семьями ушли в Месопотамию и земли киннасринского джунда. Сама же Германикея была разрушена [149, с. 189]. Славяне, таким образом, ушли, очевидно, на земли, остававшиеся под властью арабов. Где именно они были расселены, сказать, в силу отсутствия материала, невозможно.

Вместе с тем, приблизительно в то же время мы находим в источниках некоторые новые данные о расселении славян на землях Халифата. Ал-Балазури сообщает, что халиф Марван II (745–750) расселил славян в приграничных районах [149, с. 150], а также построил город ал-Хусус и обнес его стенами с воротами и рвом [149, с. 165]. От того же автора мы немного спустя узнаем, что гарнизон ал-Хусуса состоял из персов, христиан-набатейцев и славян; всех их поселил там халиф Марван [149, с 166]. Ал-Балазури помещает ал-Хусус к востоку от реки Джейхан (Пирамос). Такие сведения исключают предлагаемую А. Я. Гаркави аналогию с ал-Хусусом близ Куфы [7, с. 37, прим. 7], известным нам по другим источникам [282, т. 2, с. 375]; намного более вероятным кажется предположение Т. Левицкого, что речь идет о древнем Иссосе [525, с. 478; 228, т. 1, с. 230]. Относительно того, каким образом славяне попали в ал-Хусус, в исторической литературе нет единого мнения. Гаркави затруднялся сказать, откуда появились в ал-Хусусе славяне, и не считал вероятной идею о том, что речь идет о пленниках, приведенных Марваном из его похода на Хазарию в 737 г. [7, с. 40][149]. Левицкий первоначально не отбрасывал эту возможность [525, с. 481], но затем признал, что мы имеем дело скорее со славянами, ранее расселенными в Малой Азии [228, т. 1, с. 230]. Мне тоже кажется более вероятным, что речь идет о славянах, живших в Малой Азии; никак нельзя исключать, что перед нами славянские воины из Германикеи. Покинув свой город, они, естественно, ожидали новых мест для поселения, и халиф вполне мог направить их в другие места на границе или выделить им вновь отстроенную крепость.

Таким образом, в период правления Омейядов славяне, перешедшие в разные годы на сторону арабов, были расселены в основном в приграничных городах и крепостях. Есть прямые указания на их присутствие в Селевкоболосе, Антиохии, Киросе, Германикее, Ра'бане и Дулуке. Мы также видели, что Мухаммад Ибн Марван должен был привести славян в Месопотамию, халиф 'Умар II говорил не только о Германикее, Ра'бане и Дулуке, но и о других «подобных им» крепостях, а Марван II поселил славян на границе. Есть, следовательно, основания полагать, что славяне в тот период жили и в других крепостях на сирийских и месопотамских границах. Роль славян заключалась, естественно, в охране границ и в участии в набегах на византийские земли. Как воины-поселенцы славяне составляли постоянное войско, всегда готовое отправиться в поход. В этом отношении интересен следующий вопрос: участвовали ли славяне в каких-либо иных боевых действиях кроме столкновений с византийцами на границе?

Ответить на этот вопрос нелегко. Там, где восточные авторы упоминают о составе мусульманских армий, они обычно пользуются общими категориями, например, ахл аш-Шам (сирийцы), ахл ал-Джазира (месопотамцы), ахл Кинпасрин (киннасринцы) и т. д. Славянские поселенцы могли входить в число людей, именуемых ахл аш-Шам или ахл ал-Джазира, но можем ли мы в каждом таком случае говорить об их присутствии? Такие утверждения были бы, разумеется, бездоказательными. Вместе с тем, у нас есть и один фрагмент, в котором говорится о славянах. Он принадлежит перу ат-Табари и относится к событиям 127 г. х. (13 октября 744 — 2 октября 745 г.), то есть ко времени, когда только что провозглашенный халифом Марван II вел борьбу за престол[150]. Главным противником Марвана стал тогда Сулайман Ибн Хишам. Потерпев поражение при 'Айн Джарре, Сулайман бежал в Дамаск и вскоре, вместе с низложенным халифом Ибрахимом (744–745), признал власть Марвана. Когда Марван покинул Дамаск, направляясь с войсками к ар-Ракке, Сулайман испросил у него позволения остаться в ар-Русафе. После ухода войск Марвана вокруг Сулаймана стали собираться его бывшие сторонники, призвавшие его вновь взяться за оружие. Сулайман объявил Марвана низложенным и двинулся с войсками к Киннасрину. Там, около селения Хусаф, произошло решающее сражение. Первыми в бой вступили передовые отряды, каждый из которых насчитывал около семи тысяч человек. Авангардом войск Марвана командовал 'Иса Ибн Муслим, их противниками — ас-Саксаки. Во время битвы командиры сошлись в единоборстве. Ас-Саксаки победил 'Ису и взял его в плен. Затем, повествует далее ат-Табари, ас-Саксаки вступил в бой с одним из всадников Антиохии, вождем славян (ка'ид ас-сакалиба) по имени С.л.сак[151], и пленил его тоже.

Успех авангарда, однако, не помог Сулайману. Его войско было разбито, а сам он вновь бежал [44, сер. 2, с. 1908–1912; см. также: 127, с. 405, 96, с. 155–156; 248, т. 5, с. 10–12; 196, с. 112; 33, с. 365]. Для настоящего исследования, однако, первостепенное значение имеет упоминание о славянах и их вожде. О них можно сделать несколько замечаний. Прежде всего. Сл.сак именуется вождем славян. Крайне маловероятно, чтобы он один из всех славян-переселенцев участвовал в сражении — в этом случае он оказался бы генералом без армии. Отсюда мы вправе предполагать, что в битве при Хусафе на стороне Марвана сражался целый славянский отряд. Сколь велик он был? С.п. сак был одним из командиров авангарда; думается, именно поэтому ас-Саксаки стремился сразиться с ним. Вместе с тем, славяне составляли лишь часть авангарда, причем меньшую, ибо всем отрядом, насчитывавшим около семи тысяч бойцов, командовал мусульманский военачальник. Отсюда славян, скорее всего, было от двух до трех тысяч человек. Далее. Сл.сак именуется одним из антиохийских всадников. В Антиохии, как мы видели, славянская община существовала с конца VII в., когда арабы поселили в этом городе перебежчиков, пришедших к ним с Небулом. Представляется вполне вероятным, что Сл.сак был одним из потомков тех славян; то же самое, кажется, можно сказать и о его соратниках или их части. Наконец, примечателен тот факт, что Сл.сак называется всадником. Славяне обычно ходили в бон пешими, и появление среди них конников указывает на усвоение ими боевых приемов мусульман. Мне кажется вполне вероятным, что антиохийские славяне за полвека службы арабам испытали на себе явное их влияние, в частности, в области военного искусства.

Особое внимание привлекает к себе имя славянского вождя. Имя С.л.сак я более нигде не обнаружил в источниках, причем на арабские или персидские имена оно совершенно не похоже. Невозможность объяснить это имя на основе арабского языка с неизбежностью наводит на мысль о том, что оно — славянское. К сожалению, о Сл.саке упоминает только ат-Табари. и мы имеем лишь один вариант написания имени, причем лишенный огласовок. Поэтому мы можем лишь строить гипотезы, представляя себе наиболее приемлемую графическую конъектуру[152]. Вместе с тем, важен уже сам факт того, что вождь славян носил славянское имя. Славяне Антиохии, следовательно, в середине VIII в. все еще не растворились в общей массе жителей Халифата и сохраняли свою культуру, свидетельство чему — обычай давать детям славянские имена.

С участием славян в междоусобных войнах в Халифате связано и следующее имеющееся у нас упоминание о них. Под 6246 г. от с. м. (I сентября 754 — 31 августа 755 г.) Феофан рассказывает о борьбе Абу Джа'фара, будущего халифа ал-Мансура (754–775), и Абу Муслима против 'Абдуллаха Ибн 'Али, провозгласившего себя халифом после смерти Абу-л-'Аббаса ас-Саффаха (754). Сирийцы, сообщает Феофан, приняли сторону 'Абдуллаха и сражались за него; персы, наоборот, выступили против. В решающем сражении при Нисибине войска 'Абдуллаха были разгромлены и понесли большие потери. Большинство воинов 'Абдуллаха составляли славяне и антиохийцы [196, с 117].

Рассказ о сражении между войсками Абу Муслима и 'Абдуллаха Ибн 'Али можно найти у многих авторов [314, с. 441; 127, с. 439; 44, сер. 2, с. 95–98; 96, с 218 и далее; 291, т. 2, с 234; 75, с. 65; 277, т. 3, с. 181–182], но никто, кроме Феофана, не упоминает о славянах. Между тем, у нас все-таки есть некоторые данные о национальном составе войска 'Абдуллаха. Прежде всего, вспомним, что 'Абдуллах Ибн 'Али был наместником Сирии[153], из чего следует, что в его войске были сирийцы; отсюда, замечание Феофана справедливо, по крайней мере, насчет антиохийцев. Далее, в июне 754 г., в момент смерти Абу-л-'Аббаса ас-Саффаха, 'Абдуллах во главе войска направлялся в поход против Византии. В его войске были воины из Хорасана, Сирии, Месопотамии и Мосула[154]. По единодушному мнению мусульманских историков, известие о смерти Абу-л-'Аббаса застало 'Абдуллаха в Дулуке [127, с. 437; 44, сер. 2, с. 91; 248, т. 5, с 102; 244, с. 57; 277, т. 3, с. 180]. За несколько лет до этих событий, как мы помним, Дулук был взят византийцами, а гарнизон покинул его. Следовательно, полагать, что славяне Феофана — бойцы гарнизона Дулука, было бы неверно. В то же время нельзя не отметить, что 'Абдуллах проходил с войском через приграничные крепости Сирии, то есть через районы, где были расселены славяне. Далее, после провозглашения 'Абдуллаха халифом национальный состав его войска начал меняться. По сообщению ат-Табари, 'Абдуллах не доверял хорасанцам (зная, очевидно, какой популярностью пользовался среди них его нынешний противник Абу Муслим) и не верил в их искренность. Семнадцать тысяч хорасанцев были казнены [44, сер. 2, с. 94; см. также: 248, т. 5, с. 103; 264, т. 10, с. 62]. На достоверности этой цифры, разумеется, невозможно настаивать; в то же время репрессии над хорасанцами не могли не оттолкнуть их от союза с 'Абдуллахом[155]. В итоге костяк войска 'Абдуллаха стали составлять сирийцы. Среди них, очевидно, были и славяне, которые, как представляется, собрались к 'Абдуллаху частью из приграничных крепостей, частью — из Антиохии, где, как мы видели, еще существовала к тому времени славянская община.

В 'аббасидское время сведений о славянских переселенцах становится гораздо меньше. Собственно говоря, за целое столетие, прошедшее после сражения при Нисибине, переселенцы появляются в арабских источниках лишь однажды. Абу Джа'фар ал-Мансур, пришедший к власти после победы над 'Абдуллахом Ибн 'Али, переселил в отстроенную Мопсуэстию (ал-Массиса) воинов, ранее составлявших гарнизон ал-Хусуса — персов, славян и набатейцев[156]. Согласно тому же ал-Балазури, как отмечалось выше, в ал-Хусусе славяне были поселены омейядским халифом Марваном II; теперь же их переводили на новые места[157]. В Мопсуэстии славяне составляли лишь часть гарнизона. Уже в ал-Хусусе гарнизон состоял из персов, славян и набатейцев; в Мопсуэстии же первоначально поселили тысячу мусульманских воинов и только затем бойцов гарнизона ал-Хусуса [149, с. 166; 248, т. 5, с. 126]. Ал-Йа'куби сообщает также, что к ним прибавились затем выпущенные на свободу узники тюрем [127, с. 466].

Насколько оправдано молчание средневековых авторов? Безусловно, отрицать сам факт присутствия славян в землях Халифата, особенно на границе, вряд ли правомерно. В то же время найти крупные поселения славян становилось все сложнее. Связано это с несколькими причинами. Прежде всего, численность славянских поселенцев в 50-е гг. VIII в., скорее всего, уменьшилась. Многие славяне погибли, сражаясь на стороне 'Абдуллаха Ибн 'Али против Абу Муслима, а возможно, и на стороне Марвана II против 'Аббасидов. Мы совершенно не слышим о новых случаях перехода славян на сторону арабов. В то же время приграничные крепости начинают заполняться новыми людьми. Для того чтобы понять, какие изменения происходили в то время, следует вновь обратиться к труду ал-Балазури. В 141 г. х. (14 мая 758 — 3 мая 759 г.) или 142 г. х. (4 мая 759 — 21 апреля 760 г.), то есть почти одновременно с Мопсуэстией, строится новый форпост, еще более выдвинутый вперед, — Адана; гарнизон крепости составляют хорасанцы и сирийцы [149, с. 168]. В 171 г. х. (22 июня 787 — 10 июня 788 г.) отстраивается Тарсус; на первых порах его защищает трехтысячный хорасанский отряд [149, с. 169][158]. В 180 г. х. (16 марта 796 — 4 марта 797 г.) по приказу Харуна ар-Рашида (786–809) отстраивается Анабарза (арабский 'Айн Зарба); ее гарнизон сформирован из хорасанцев [149, с. 171]. Подобную ситуацию видим мы и на границах Месопотамии: гарнизон отстроенной в 140 г. х. (25 мая 757 — 13 мая 758 г.) Мелитены (Малатья) состоял из четырех тысяч месопотамцев, бывших в войске ал-Мансура [149,с. 187; 248, т. 5, с. 126], гарнизон отстроенной в 169 г. х. (14 июля 785 — 2 июля 786 г.) Адаты (ал-Хадас) — из сирийцев, месопотамцев и хорасанцев [149, с. 190]. Можно заключить, что в 'аббасидскую эпоху в приграничные гарнизоны все чаще направляли уроженцев востока исламского мира, бывших опорой новой правящей династии[159]. Славяне, разумеется, не могли сравниться с ними числом и потому все больше растворялись в массе новых поселенцев.

И тем не менее утверждать, что славянский элемент полностью исчез из районов византийско-арабского пограничья, было бы неправомерно. Славянские колонии в Византии сохранялись. Более того, в середине VIII в. произошло новое крупное переселение славян в Малую Азию. Под 6254 г. от см. (1 сентября 762 — 31 августа 763 г.) Феофан записывает, что после вступления на престол болгарского хана Телеца (761?–763) многие славяне, не желавшие подчиняться ему, бежали в Византию, где их принял Константин Копроним. Император расселил их в Вифинии, на реке Артана (ныне Шиле) [196, с. 122]. Эти сведения подтверждает и Никифор, который, кроме того, указывает и численность переселившихся славян — двести восемь тысяч человек [181, с. 149]. Эта огромная цифра кажется спорной и вызывает разногласия среди ученых[160], однако нельзя не признать, что славян было довольно много. Интересен тот факт, что славян поселили в Вифинии. Весьма правдоподобную его интерпретацию дает Г. Г. Литаврин, согласно которому в Вифинии к тому времени еще оставались поселения не истребленных Юстинианом II славян, а новые поселенцы «прибывали не на пепелища бывших владельцев, подвергшихся массовой казни, а к своим уже прочно обосновавшимся соплеменникам, надеясь на их поддержку на первых порах» [368, с 44]. Славянская колония в Вифинии, видимо, продолжала существовать. Ф. Малингудис провел любопытный анализ жития св. Иоанникия, происходившего из деревни Марикато в Вифинии. Имя отца Иоанникия — в греческом написании Мюрицикий — Малингудис возводит к славянскому Мирчо [536, с. 228][161]. Еще более интересны сведения «Продолжателя Феофана», где о Фоме Славянине сообщается, что он «происходил от незнатных и бедных родителей, к тому же славян, которые нередко разветвляются на востоке» [20, с. 26][162]. Идея о славянском происхождении Фомы общепринята в литературе[163], но из его биографии можно почерпнуть и некоторые другие ценные сведения. Прежде всего, славяне «часто разветвляются на востоке»[164]. Довольно интересную трактовку этого фрагмента дал Ф. И. Успенский, согласно которому наряду с официальными переселениями (рассмотренными выше) шли и малые, стихийные миграции славян в Малую Азию [393, с. 315–316]. Несмотря на возражения некоторых специалистов[165], мнение Успенского представляется вполне обоснованным. Если тысячи славян после воцарения Телеца добровольно покинули свои земли и поселились в Византии, подобные миграции могли — пусть в меньшем масштабе — проходить и до, и после этого события. Отсюда есть основания полагать, что славянские общины Малой Азии часто пополнялись новыми переселенцами.

Другое замечание касается мест расселения славян. Сопоставление сведений «Продолжателя Феофана» с данными других источников показывает, что Фома происходил из славянской семьи, жившей в местности близ озера Газуру (фема Армениакон) [423, с. 11; 519, с. 284; 449, с. 257]. Славяне, таким образом, селились не только в Вифинии, но и в других районах Византийской империи — естественно, и на границе с Арабским халифатом. В трактате ал-Фазари (VIII — начало IX в.) мы находим высказывание имама ал-Авза'и (707–774) относительно того, как следует поступать с пленными греками и славянами [316, с. 148][166]. Сам факт, что такой вопрос был задан, свидетельствует о том, что во второй половине VIII в. (то есть тогда, когда в Византию переселились славяне из Болгарии) славяне вместе с византийцами попадали в плен к мусульманам. Ответ ал-Авза'и совершенно не случайно появился в книге ал-Фазари, который много лет прожил в Мопсуэстии и сам воевал с византийцами. Кроме того, в вопросе речь идет не только о взрослых славянах, но и о детях. Отсюда славяне, о которых говорит человек, спрашивавший совета у ал-Авза'и, — население славянских колоний, на которые совершали набеги мусульмане. Не каждый раз войска халифа достигали Вифинии, и кажется вполне вероятным, что поселения славян располагались и восточнее, ближе к границам Халифата.

С выходцами из таких колоний мы имеем дело и в последнем известном нам эпизоде с участием славянских поселенцев в Халифате. В 263 г. х. (24 сентября 876 — 12 сентября 877 г.), по сообщениям ат-Табари и Ибн ал-Асира (1160–1234), славяне, составлявшие гарнизон крепости Лулу, сдали ее византийцам [44, сер. 3,с. 1915; 248, т. 6, с. 272; см. также: 185, т. 121, с. 109][167].

Попробуем воссоздать исторический контекст данного события. Крепость Лулу находилась в горном проходе «Киликийские ворота» (Дарб ас-Салама арабских источников), между Потентосом и Гераклеей. По единодушному мнению средневековых авторов, мусульмане взяли Лулу во время похода халифа ал-Ма'муна (813–833) на Византию в 217 г. х. (7 февраля 832 — 26 января 833 г.) [127, с. 570; 96, с. 375; 248, т. 5, с. 398; 49, с. 244]. Средневековые авторы не упоминают здесь о славянах, но названная дата представляет собой важный рубеж — с того времени до сдачи крепость находилась в руках мусульман. Весьма интересные события развернулись вокруг Лулу в 859–861 гг. Когда мусульмане двинулись в очередной поход на византийские владения, защитники Лулу сначала удержали своего предводителя от участия в нем, а затем отправили посольство к императору Михаилу III (842–867), заявляя, что желают перейти к нему на службу и принять христианство. В доказательство серьезности намерений жителей Лулу их посланцы привезли с собой двух пленных арабов. Император поверил посланцам Лулу. Посол халифа ал-Мутаваккила (847–861) провел в Константинополе четыре месяца, напрасно ожидая аудиенции: император не спешил принимать его, ожидая, чем закончатся переговоры с Лулу. Одновременно посол императора находился в крепости, где вел переговоры с ее защитниками. Михаил III обещал по тысяче динаров каждому защитнику за сдачу крепости. Но события приняли неожиданный оборот: защитники Лулу захватили византийского посла в плен и выдали его мусульманам[168].

Такова предыстория интересующего нас события. Можно ли на основании имеющихся материалов воссоздать хотя бы некоторые детали истории славян в Лулу? Дж. Б. Бери исходил из того, что защитники Лулу, которые вели переговоры с Михаилом III, — славяне [423, с. 279–280]. Для такого предположения есть некоторые основания. Прежде всего, защитники Лулу заявили императору, что желают принять христианство, и послали ему двух пленных мусульман. Такие действия кажутся более естественными для немусульман: мусульмане вряд пи стали бы выдавать своих единоверцев византийцам и отказываться от ислама, так как за это им грозила бы смертная казнь. В то же время сравнительный анализ событий 859–861 и 876/77 гг. показывает, что они развивались фактически по одному и тому же сценарию. Неизвестно, что конкретно побудило защитников Лулу снарядить посольство к Михаилу III, но, по сообщению ат-Табари и Ибн ал-Асира, они взяли под стражу византийского посла тогда, когда получили причитавшееся им жалование и добились удовлетворения своих требований. Логично предположить, что недовольство бойцов гарнизона вызывала именно невыплата жалования: едва эта проблема была снята, они вернулись к союзу с мусульманами. Сходная ситуация наблюдалась и в 876/77 г. Наместник Тарсуса, тюрок Урхуз Ибн Йулуг, долгое время не посылал в подчинявшуюся ему крепость Лулу никаких денег. Славяне направили тогда в Тарсус письмо, бывшее, по сути, ультиматумом: или им выплачивают жалование, или они сдают крепость византийцам. Напуганные жители Тарсуса сами собрали пятнадцать тысяч динаров. Доставить их в Лулу взялся все тот же Урхуз, но он просто присвоил себе деньги, а славяне, не получив жалования, сдали город императору Василию I Македонянину (867–886). Использовался, тем самым, один и тот же прием: защитники крепости требовали от мусульман выплаты жалования и угрожали в противном случае перейти на сторону врага. Мне кажется вполне логичным полагать, что применяли этот прием одни и те же люди, т. е. славяне.

Итак, можно считать, что славяне служили в Лулу уже в 859–860 гг. Откуда они там появились? Стремясь ответить на этот вопрос, мы встаем перед следующей альтернативой: либо славяне сдали Лулу войскам ал-Ма'муна и остались в крепости после капитуляции, а их потомки впоследствии принимали участие в событиях 859–861 и 876/77 гг., либо гарнизон Лулу первоначально состоял из византийцев, а мусульмане, взяв крепость, поселили там славян — еще остававшихся потомков переселенцев прежних времен или новых перебежчиков и пленников. За неимением в источниках сведений на этот счет дать ответ на этот вопрос весьма сложно. В источниках мы встречаем указание на то, что 'Уджайф Ибн 'Анбаса, полководец ал-Ма'муна, взявший Лулу, поселил потом в крепости мусульман [127, с. 571; 96, с. 375], но трактовать это известие можно по-разному. Мусульмане могли как полностью обновить гарнизон, так и направить туда свежий контингент, который, с одной стороны, усилил бы защиту крепости, а с другой — смог бы в случае необходимости пресечь любые попытки прежних защитников завязать контакты с византийцами. Второе предположение кажется более правдоподобным, ибо защитники крепости, капитулируя, вероятнее всего, выговорили себе право остаться на прежнем месте, и ни о каком их истреблении в источниках не сообщается. В то же время в 859–861 и 876/77 гг. славяне Лулу кажутся, скорее, людьми, сравнительно недавно поступившими на службу к халифу: ислам еще не укоренился среди них, к мусульманам их привязывает только жалование, перейти на сторону византийцев они готовы в любой момент. Все эти соображения делают наиболее вероятной следующую картину событий: взяв Лулу в 832–833 гг., мусульмане приняли к себе на службу воинов стоявшего там славянского гарнизона, но добавили к ним некоторое число своих бойцов. Славяне (а впоследствии их потомки) пользовались, однако, большим влиянием, чем новые защитники крепости, и в конце концов начали проводить самостоятельную политику, балансируя между Халифатом и Византией. И все же, только обнаружив новые источники, можно окончательно решить данную проблему.

После эпизода со сдачей Лулу у нас нет более никаких сведений о славянских поселенцах в Арабском халифате. Дальнейшую судьбу славян определяли, вероятно, два основных фактора. Прежде всего, с течением времени славяне постепенно ассимилировались в мусульманской среде, усваивали ислам, арабский язык, местные обычаи и т. д. В то же время никак нельзя отрицать, что славянские общины на землях Халифата пополнялись перебежчиками из византийских войск или владений. Славянские поселения в византийской Малой Азии продолжали существовать. В 949 г., по сообщению Константина Багрянородного, двести двадцать бойцов-слависиан (славян) из фемы Опсикион приняли участие в походе на Крит [185, т. 112, с. 1235][169]. Община, по-видимому, существовала и далее [428, с. 80–81]. В начале XII в. к северу от Никеи находилось поселение Сагудаи [2, с. 402], которое, очевидно, связано с сагудатами, славянским племенем, жившим в окрестностях Салоник [562, с. 97; 447, с. 155]. Х. Диттен обнаружил в Вифинии топоним Гиалоба, который он связывает со славянским ялов (бесплодный) [447, с. 155]. Переселения в Малую Азию не прекращались. Ал-Мас'уди сообщает в «Китаб ат-Танбих ва-л-Ишраф», что в то время, когда он писал эту книгу, т. е. в 956/57 г., в византийские крепости восточной Анатолии направлялись русы, вместе с которыми могли быть и славяне [135, с. 141]. По сообщению армянского историка Аристакэса Ластивертци, писавшего между 1072 и 1087 г., византийский император Василий II Болгаробойца (976–1025), сокрушив Болгарское царство, направил плененных им болгар на восток [18, с. 57][170]. Представляется вполне вероятным, что именно с этими переселенцами связан расположенный неподалеку от Эфеса город Булгарион, упоминаемый в источниках XI в.[171] В 1122 г. император Иоанн II Комнин (1118–1143) совершил поход на сербов и поселил своих пленников в окрестностях Никомедни [364, с. 9].

Известны случаи, когда славяне (не обязательно переселенцы) составляли вспомогательные контингенты византийских войск, сражавшихся против арабов. Когда в 837 г. император Феофил (829–842) выступил в поход на Сосопетру, в его войске были отряды болгар, хазар и славян [135, с. 191; см. также: 127, с. 580; 44, сер. 3, с. 1235; 96, с. 389; 248, т. 6, с. 39; 49, с. 254; 20, с. 114; 185, т. 109, с. 695, 859, 1071, т. 121, с. 1014]. Приблизительно в то же время на стороне византийцев сражался против мусульман военачальник Андрей, именуемый у «Продолжателя Феофана» скифом [20, с. 120], что, возможно, следует интерпретировать как «славянин»[172]. В 954 г. хамданидский эмир СаЙф ад-Даула (945–967) разгромил большую византийскую армию, в которой были вспомогательные отряды, состоявшие, по одним сведениям, из русов, славян и армян [236, с. 143–145], по другим — из русов и болгар [248, т. 7, с. 250], а по третьим — из армян, русов, славян, болгар и хазар [190, с. 80]. Двумя столетиями позже, в 1154 г., сербский жупан обещал Византии прислать на помощь пятьсот бойцов, если в Малой Азии вспыхнут военные действия [364, с. 7]. Славяне, таким образом, продолжали жить в Малой Азии и воевать на стороне византийцев против арабов; нельзя исключать, что некоторые из них, как прежде, переходили на сторону мусульман.

Приведенные выше сведения имеют значение и еще в одном аспекте. Воюя с арабами на стороне византийцев, славяне попадали в плен и, подобно другим пленникам, обращались в рабство. О таких пленниках говорил, как было показано выше, уже имам ал-Авза'и. Сайф ад-Даула в рассмотренном выше примере взял в сражении немало пленных. Сообщается, что пленные были перебиты [236, с. 143–145], однако маловероятно, чтобы Сайф ад-Даула после триумфа устроил вдруг кровавую резню, истребив людей, продажа которых в рабство принесла бы ему немалые деньги. Войны с Византией были, следовательно, одним из каналов, по которому на Ближний Восток поступали новые славянские (сакалиба) рабы. Важность этого канала будет проанализирована ниже (см.: часть III, гл. 1).

Подведем итоги. Славянские переселенцы в Малой Азии появляются уже к середине VII в.; тогда же мы видим славян на службе у мусульман. Во второй половине VII — начале VIII в. многие славяне переходят на службу к мусульманам и расселяются в приграничных крепостях. Существование их общин можно проследить по источникам до середины VIII в. В этот период славяне занимаются в основном обороной границы, но эпизодически выставляют халифам вспомогательные отряды и для других целей. В середине VIII в., однако, происходят важные изменения. С одной стороны, в результате войн славянские переселенцы в Халифате несут большие потери (некоторые из них погибли, защищая от византийцев Германикею, многие полегли на поле брани, сражаясь против Сулаймана Ибн Хишама и Абу Муслима), с другой — пограничные крепости заселяются выходцами из восточных областей Халифата, прежде всего, хорасанцами, главной опорой 'Аббасидов. В результате после утверждения 'Аббасидов следы славянских общин в пограничных районах совершенно теряются. Тем не менее славянские общины в исламском мире пополняются иногда новыми поселенцами. Пример тому дает, видимо, история славян Лулу; подобные случаи могли иметь место и позднее.

Упоминания о славянских переселенцах в Арабском халифате весьма редки и в основном представляют собой констатацию факта их участия в каких-либо событиях. Делать выводы о культуре и духовном мире славянских поселенцев по таким скудным данным сложно. В то же время изученные материалы наводят на следующие размышления. Славяне довольно долго сохраняли собственные имена; пример тому — имя С.л.сак, которое, как отмечалось выше, представляет собой, скорее всего, искаженное арабской графикой славянское имя и, во всяком случае, не является ни арабским, ни персидским. Нескоро, насколько можно судить, укоренялся в среде славян и ислам: халиф 'Умар II не упоминает славян в числе «принявших ислам» и приравнивает их к тем, чьи сердца следует привлечь к мусульманству; славяне Лулу, будучи на службе халифа, спокойно заявляют о готовности принять христианство. Безусловно, на каком-то этапе ислам все-таки возобладал среди славян, и этот процесс шел рука об руку с процессом ассимиляции, однако некоторое время поселенцы все-таки сохраняли свою этническую и культурную самобытность. Интересен также тот факт, что во многих из рассмотренных нами случаев славяне не следуют без оглядки за византийцами или мусульманами, а наоборот, лавируют между ними, проводя самостоятельную политику и присоединяясь к тому, кто обещает лучшие условия союза. В 664–665 и 688–689 гг. славяне перешли от византийцев к мусульманам, в 876–877 гг. — от мусульман к византийцам. Полагаю, что славяне не отождествляли себя ни с одной из воюющих сторон и действовали сообразно с собственными интересами. Это тоже указывает на некоторые черты самосознания переселенцев: они считали себя особым народом, не византийцами и не мусульманами, что, в свою очередь, свидетельствует о сохранении ими в течение долгого времени своей этнической и культурной самобытности.