Семья волшебников. Том 2

Глава 20

Закончилась луна Вепря, прошла луна Скорпиона и началась луна Осьминога. Задули промозглые осенние ветра, все чаще лили дожди. Вероника держала слово и вела себя хорошо, никого не призывала и не изгоняла.

Астрид это капельку даже огорчало, потому что она не могла испытать новое Ме, так что она иногда немножко обижала сестру, но совсем немножко, потому что Вероника маленькая и беззащитная, особенно теперь, когда злая мама пригрозила заковать ее в короний. Раньше она хотя бы изгнать Астрид могла, а теперь кир ей.

Думая об этом, Астрид испытывала заслуженное превосходительство.

— Чо, шмакодявка, как заключение? — спросила Астрид, влезая в окно. — Теперь это тебе не дом. Теперь это тюрячка.

И тут в глазах потемнело. Астрид услышала звонкий шлепок, и поняла, что у окна подстерегала мама с леечкой. Она уже несколько раз предупреждала, чтобы Астрид не лазила в это окно, потому что здесь кадка с фиалками… но именно поэтому здесь и было так удобно залезать! Ведь кадка играла роль ступеньки!

— Хватит топтать мои фиалки и обижать сестру, — наставительно сказала мама, когда Астрид проморгалась. — Поверить не могу. Я такая прекрасная мать — как у меня могло вырасти такое дерьмо?

— Деймо, — с удовольствием повторила Вероника.

— Не повторяй за мамой такие слова, Вероника, — сказала Астрид. — А то вырастешь… дерьмом!

Она увернулась от брошенной лейки и с хохотом удрала.

— Ну вот что мне с этим делать? — вздохнула Лахджа, усаживаясь на диван.

— Она демон, — сказал муж, читая газету. — Ты тоже.

— Значит, ничего.

— Она стала лучше учиться хотя бы. В этом году классная наставница ей довольна. Она меньше задирает Веронику и сверстников. У нее появились настоящие друзья… темный эльф и гоблин, правда, но это уже прогресс.

— Какая разница, кто они? — пожала плечами Лахджа. — Друлион странный, но неплохой. А Зубрила вообще хороший мальчик, очень умненький.

Вероника немного раздраженно обернулась к родителям. Они мешали. Она сидела у камина и слушала вечернюю сказку попугая, потому что согласно режиму дня после ужина она один час играет, потом слушает сказку, потом чистит зубы, посещает горшок, переодевается в пижаму и ложится спать.

Режим — это важно. И Матти уже заканчивал сегодняшнюю сказку… возможно, уже бы закончил, если бы все время не отвлекали.

— …И вот тогда злой великан зар-резал добр-рую… — говорил он.

— А тё такое «зайезал»? — перебила Вероника.

— Кр-ра-а!.. Понимаешь, Вер-роника, когда взр-рослые дядя и тетя или даже двое дядь очень сильно ненавидят др-руг др-руга…

— Ты чему ее тут учишь?! — аж уронил газету папа.

— Жизни, кр-ра-а!.. Жизнь полна боли и смер-рти! Этому нас учат сказки!

— Особенно сказки Андерсена, — согласилась Лахджа.

Вероника засопела и утопала чистить зубы, не дослушав сказку. Все время отвлекают, и она пропустила правильное время. Теперь придется не дослушать, потому что иначе она ляжет позже и не выспится.

Взрослые не понимают. И Астрид не понимает. Она, вон, залезла на крышу и орет оттуда что-то. Кажется, опять бросает вызов Космодану… ну да, гроза же начинается.

— Кажется, наша дочь немного особенная, — грустно сказала Лахджа, проводив взглядом Веронику.

— Из чего это следует? — не понял Майно.

— Так строго придерживаться распорядка дня нетипично для трехлетней девочки. И ты видел ее комнату? Я недавно в ней убиралась… и там нечего убирать.

— Там енот убирается.

— Там нечего убирать, — подтвердил Ихалайнен, подкидывая дров в камин. — Разве только пыль стирать с верхних полок.

— Она расставляет книги по размерам и цветам, — сказала Лахджа.

— Любит порядок. Мой отец тоже их так расставлял… и всегда делал замечания, когда его порядок нарушали.

— В самом деле? — заинтересовалась Лахджа. — Он был болезненно чистоплотен?

— Его фамиллиаром был рой шершней. Сама как думаешь?

— А что, они нечистоплотные? Это всего лишь говорит о том, что он не боялся насекомых.

Лахджа задумалась, не сводить ли Веронику к Тауване. Возможно, хороший психозритель станет решением всех проблем… но не сделает ли он хуже? При ее-то удивительных способностях — не опасно ли залезать к ней в голову?

Ладно, пока что о задержке в развитии говорить не приходится. Вероника растет во всех отношениях необычной девочкой, но психических отклонений не заметно… серьезных, во всяком случае. Да, очень аккуратная и пунктуальная, но это не смертельно.

И все-таки Лахдже взгрустнулось. Что если это аутизм? Совсем легкий, конечно, но все равно неприятно.

— Интер-ресный факт! Всякого р-рода пр-ричуды для волшебников совер-ршенно нор-рмальны! — подал голос Матти. — Больше пр-ричуд — больше волшебства! Чудачество и чудотвор-рство — однокор-ренные слова! Выдающийся волшебный дар-р часто сопр-ровождается легкими и даже кр-рупными ненор-рмалиями, а порой доходит и до сумасшествия!

— Тогда еще хорошо, что она просто немного… в себе, — успокоил жену Майно. — Представляешь, если бы со своими способностями она была бы, например, клептоманкой?

— Еще не вечер, она еще не выросла, — заметил Ихалайнен, сметая пыль с каминной полки.

— Вы все вгоняете меня в уныние, — нахохлилась Лахджа. — Да еще и дождь начался…

— Давай закутаемся в пледик и посидим на веранде с какао, — предложил Майно.

— Это меня утешит, но не развеселит… — вздохнула Лахджа, распахивая дверь.

Сразу стало шумно, дом наполнился звуками дождя. Ливень усиливался, уже гремел гром, полыхали молнии…

— …Иди сюда, храк бородатый!.. — донеслось с крыши. — Вздумал ко мне лезть?! Иди сюда, я тебе жопу-то надеру!..

— Астрид, спускайся! — крикнула Лахджа.

Астрид даже виду не подала, что слышит. Она скакала на крыше и размахивала деревянным мечом. Хорошо хоть не настоящим, а то бы точно молнию словила.

— Думаешь, у тебя есть Цепная Молния, а у меня нет?! — кричала она в небо. — Думаешь, можешь задаваться?!

— Ладно, у младшенькой-то всего лишь, возможно, аутизм, а вот старшенькая-то умственно отсталая, — вздохнула Лахджа, садясь в кресло.

— Ничего, вырастим и такую, — уселся рядом Майно.

Гроза разбушевалась не на шутку, но на веранде было очень уютно. Волшебник и демоница закутались в пледы, пили горячее какао и слушали, как грозит небесам их дочь.

— Во беснуется-то… — пробормотал Майно. — Дурь прет…

— Астрид, спускайся!.. — не выдержав, рявкнула Лахджа, вытянув в окно руку и отрастив на ней вторую голову. — Еще молнией шибанет!

— Хватит игнорировать авангард паргоронской армии, трус!.. — орала Астрид, рассекая тучу Лучом Солары. — Совершенная Меткость, попади в Космодана!

И тут молния ударила совсем рядом. Шарахнула в старую яблоню, расщепив ее надвое. Воздух запах озоном, у Астрид поднялись дыбом волосы, и она уставилась на горящее дерево.

— Ладно, первый раунд за тобой! — крикнула она, поспешно спускаясь.

Когти шкрябали по мокрой черепице. Под самый конец Астрид все-таки поскользнулась, выронила меч и шмякнулась на землю. Та еще не очень размокла, но все равно Астрид проехалась попой и вся перемазалась.

Папа раздраженно откинул плед и пошел тушить яблоню. Его дочь взбесила Космодана, подумать только. Хорошо еще, по ее душу не явилось небесное воинство во главе с Энзирисом.

Астрид — не царь обезьян, долго не продержится.

— Хорошо, что ты не мартышка, — сказал он, когда Астрид подошла поближе к яблоне и заглянула внутрь. — Вот что ты устроила?

— Смотри, там огненные гиены! — ответила Астрид, суя руку в горящую труху.

— Да-а-а, знатно горит, — согласился папа, отвешивая Астрид затрещину. — Не зли богов.

— Ты не веришь в богов, ты ктотамовец! — возмутилась дочь.

— Я знаю, что они есть. Зачем тебе вообще драться с Космоданом?

— А чо Вероника может призывать кого хочет, я, может, тоже хочу призвать и победить, тогда все поймут, что я кудеснее!!! — заорала Астрид, пиная тлеющий ствол.

— Тебе не нужно призывать кого хочешь, чтобы быть кудесной, — устало объяснил папа.

Вероника недовольно таращилась на этот бардак из окошка. Она сделала все дела, переоделась в пижаму-кигуруми и собиралась уснуть, но разве уснешь, когда снаружи такое творится?

К тому же Вероника боялась грозы. При каждом раскате она вздрагивала и сжималась. Тем более, еще и Матти рассказал сегодня страшную сказку про злого великана, а Вероника ее еще даже и не дослушала, сказка закончилась на том, как великан собрал по кусочкам свой скелет и все стало особенно жутенько. Наверное, там дальше счастливый конец, но Вероника же не дослушала и точно не знает.

А вдруг конец плохой?

Она какое-то время сидела под одеялом и боялась. Но потом не выдержала, достала из-под подушки светильную чашку, подула в нее и опасливо высунула нос за дверь.

Там был длинный коридор. Днем в нем горят волшебные светильники, но на ночь они гаснут, чтобы не светить под дверь. Взрослые могут их зажигать и гасить, и Астрид тоже, наверное, но Вероника не может.

Она попрыгала, пытаясь дотянуться до хотя бы одного, но не дотянулась. Светя себе чашкой, она прокралась мимо комнаты сестры и поскреблась в спальню родителей.

Те еще не спали. Из-за двери слышались возня и хихиканье. Вероника приоткрыла дверь и обомлела — мама с папой, пока не видят дети, занимались совершенно не мамо-папскими вещами!

Они… дрались подушками!

— Уйди, Майно, я в печали!.. — передразнивал маму папа. — Коварный демон!

— Ты подставился! — метко ударила подушкой мама… но тут же сама повалилась от тяжелого удара!

— Кто еще подставился!.. ах-ха, попалась… ой, Вероника.

Родители тут же опустили подушки и пристыженно замерли. Мама поправила лямку камисоли и позвала Веронику:

— Ты что, боишься грозы?

— Дя, — опустила взгляд девочка..

— Отлично, — вздохнул папа. — Ну давай к нам.

Вероника торопливо залезла в кровать и прижалась к маме. Та погладила ее по голове и начала объяснять, что бояться грозы совершенно незачем, это просто электричество в небе грохочет. Ничего плохого оно не сделает.

— Яблоня сгоела, — напомнила Вероника.

— Молнии иногда попадают в деревья. Но у нас есть громоотвод… есть же?..

— Что такое «громоотвод»? — спросил Майно.

— Ну… железный штырь… чтобы молнии… только не говори, что у нас его нет!

— А-а-а, ловец молний! — догадался муж. — Он на шпиле. Чары, правда, староваты уже, надо будет подновить… кстати, объясняет, почему молния попала в яблоню…

Вероника прижалась к маме еще крепче, снова вспомнила страшную сказку попугая и тяжко вздохнула. Сейчас ей, конечно, ничего не было страшно, потому что когда мама с папой рядом, то пусть гроза хоть за самим окошком грохочет.

Главное, чтобы они были рядом всегда.

— Ма-ам, а все одназьды умьют, да? — с беспокойством спросила она.

— Ну… да, однажды, — признала мама.

— И вы с папой?

— Когда-нибудь… очень нескоро.

— И я тозе?

— И ты, но ты еще больше нескоро, ты совсем маленькая.

— То есть я умъю позе остальных?

— Ну да.

— Позе всех?

— Возможно.

Вероника как следует обдумала новую информацию, а потом скуксилась и захныкала.

— Что случилось?! — заволновалась мама.

— А когда все умьют, и я одна останусь, с кем мне игьять тогда?! Я совсем одна буду, тё ли?!

Лахджа принялась жалеть дочь, переживающую свой первый экзистенциальный кризис. И она поспешила объяснить, что новые люди и другие существа тоже появляются.

— Как? — требовательно спросила Вероника.

— Так же, как и ты появилась. Вот, у тебя братик или сестричка будет, — похлопала себя по животу Лахджа. — Их рожают мамы.

— Новые люди ястут внутьи стаых людей?! — изумилась Вероника.

— Иногда снаружи, вылупляются из яиц, — добавила мама.

Вероника переменилась в лице. А Лахджа запоздало поняла, что теперь ее дочь может перестать есть яйца.

— Больших яиц! — торопливо поправилась она. — Особых! Не таких, какие мы едим! Драконы, хомендарги, кобрины… а, ты не понимаешь, ты их не видела… А куриные яички можно есть, из них никто не вылупится.

— А затем их тогда куице? — с подозрением спросила Вероника.

— Потому что они нас очень любят и хотят, чтобы нам было что покушать, — на голубом глазу соврала Лахджа.

А свинки нас еще сильнее любят, да, Лахджа?

Конечно. Очень самоотверженно.

Майно подпер голову кулаком. У него были другие планы на этот час.

— А если новые люди внутьи стаых… тибя язойвет? — допытывалась Вероника.

— Нет, — терпеливо отвечала мама. — После вас с Астрид же не разорвало. Он просто родится и вылезет наружу.

Вероника напряженно задумалась, откуда вылезет. Можно тоже спросить у мамы, но тогда она будет выглядеть совсем глупой, потому что это наверняка очевидно.

Так, ну изо рта не может, в рот едят. Попа тоже совсем для другого, и пися.

Наверняка из пупка. Вот пупок какой-то бесполезный, и он на животе, на самом видном месте. Наверное, из него вылезают дети.

Так, но у папы тоже есть пупок.

— А папы могут язять детей? — спросила Вероника.

— Да-а-а, они участвуют…

Помогите!

Нет. Сама заварила кашу, сама и расхлебывай.

Ничего я не заваривала!

Вероника задумчиво кивнула. Значит, папы тоже могут.

— А Астить папа ядил или ты? — спросила она.

— Папы не рожают детей, они только… помогают.

— А патиму?

— Ну…

— А если б меня папа ядил, я бы с баядой была? — догадалась Вероника.

— Нет, с восемью ногами, — улыбнулась мама.

— И-и!.. Мам, а када я ядилась, откуда вы узнали, сьто я Вияника? Это я вам так сказала, или вы сами догадались?

— Сами догадались, — улыбнулась мама еще шире.

— Мам, а ты када маинькая была, ты была мальтик или девотька?

— Девочка, — уверенно ответила мама.

— А папа?

— Папа мальчик.

— А патиму?

— Потому что он дядя, а я — тетя.

— А я када выясту, то буду дядя или тетя?

— Тетя.

— А патиму?

— Потому что ты девочка.

— А я тозе буду детей язять?

— Если захочешь.

— А как это делать?

Теперь задумались уже все. Майно размышлял, не рассказать ли просто дочери все как есть… можно, конечно, но она пока просто не поймет. Астрид вот все сама как-то постепенно уразумела… хотя вроде еще не до конца.

— Вероника, мы тебе завтра все подробно расскажем, — предложила мама шепотом. — А сейчас… давай обманем папу!

— Давай! — обрадовалась Вероника. — А как?

— Пойдем, ты ляжешь в свою кроватку, и спать не будешь, но притворишься, что спишь. Закрой глаза и лежи тихо. Папа будет думать, что ты спишь… а ты не спишь!

— О-о-о!.. — восхитилась Вероника, коварно глядя на отвернувшегося папу. — Давай!

Майно с трудом сдерживал смех.

Вероника обманывала папу долго. Наверное, минут пять. Дальше пяти она пока считать не умела. А потом она моргнула… и на часах поднялась та цифра ночной дуги, которая сразу после пяти.

Ух ты, какая рань. Вероника еще никогда не вставала так рано. Наверное, у нее режим дня сбился из-за того, что поздно легла. Это неправильно.

За окошком было еще совсем темно. И дождь даже не думал прекращаться. Хлестало, как из ведра, по-прежнему гремел гром и сверкали молнии. Наверное, боги разозлились на глупую Астрид и теперь утопят весь мир.

Веронике стало еще страшнее, чем перед засыпанием. Она закопалась в одеяльный кокон и выстроила подушечную крепость, но продолжала бояться. А папа с мамой спят, и Астрид спит, и фамиллиары спят.

А призывать никого нельзя. Правда, мама не говорила, что нельзя оживлять. Если сделать обикталя, то это не призыв, потому что обикталь прямо здесь, правильно?

— Обикталь, — пискнула Вероника, высунувшись из одеяльного кокона. — Обикталь. Обикталь.

Плюшевые зайчик, котенок и опоссум поднялись на ноги. В этот раз Вероника оживила их не просто так, а чтобы они ее охраняли от грозы, поэтому объектали получились серьезные и целеустремленные. Зайчик и котенок встали по обе стороны от подушечной крепости, а опоссум тихонько сбегал на кухню и принес всем ножи и вилки.

Теперь Веронику охраняла вооруженная стража. Маленькая, но надежная. И казалось бы, теперь можно и уснуть, потому что они наверняка защитят ее и от грозы, и от молний, и от Астрид, но уснуть не получалось, потому что зато Веронике стало интересно играть.

— Надо иссе тиво-нибудь, — сказала она, вылезая из кокона и раскрывая книжку дяди Фурундарока.

Запрещено призывать. Мама запретила. На Веронику наденут кандалы, если она не послушается, Астрид все время про это напоминает и дразнится. Говорит, что Вероника теперь тю-рем-но-зак-лю-чен-ная. И если она будет не слушаться, то совершит пере-сту-пле-ние и станет магиозом, а тогда ее посадят в Карцерику и будут мучать.

— Мы дользны безять, — сказала она, выглядывая в коридор.

Нет, туда нельзя. Там родители и Астрид. И фамиллиары, они тоже если увидят, то не выпустят.

Но и на улицу нельзя. Там дождик, и окошко.

И тогда Вероника решила убежать в шкаф. Она вспомнила, как котя Соня показал, что всякие места могут быть где угодно, и можно даже открыть любую дверцу, и за ней будет всякое неожиданное.

А Вероника часто представляла, что за дверцей шкафа есть какое-то особенное место.

— Охьяняйте, — велела она объекталям, затворяя за собой дверь.

Шкаф был большим, а Вероника маленькой. Одетая в любимую пижамку-кигуруми, она пошла наощупь, все глубже и глубже, поначалу натыкаясь на разную одежду, а потом — на ветки деревьев. Хотя нет, ветки деревьев — это как-то неприятно, и они сырые. Зачем ей в лес? Там дождь. Надо куда-то, где уютно, весело и безопасно.

Вероника повернула, и ветки закончились. Заиграла музыка, наверху стало светло, а по ногам поплыл густой туман. Рядом проскакала огромная лягушка, а из ее спины торчали головы сотни маленьких лягушат… а, нет, не лягушат. Это гномики.

Или нет. Не такие гномики, как… гномы. Просто очень маленькие человечки. Меньше Вероники.

Ее это обрадовало. Приятно для разнообразия почувствовать себя большой.

Ой. Ее накрыло огромной тенью, и рядом шагнула нога… нет, ножища… ножишащища! Вероника зачарованно уставилась на громадную дядететю (она не поняла, кто это) и снова грустно ощутила свою маленькость.

— Ты кто? — пискнула она.

Тень как будто посмотрела на нее, а затем заклубилась, рассеялась и снова возникла дальше, в другом месте. Она словно шагала одновременно и тут, и где-то еще, очень высоко, среди облаков.

— Лядна, — поняла Вероника.

Она шла туда, откуда доносилась музыка. К большому, но маленькому домику со смешной крышей, загнутой во все стороны. Там в воздухе плескались огни, все было каким-то разноцветным и очень вкусно пахло.

Дорожки никакой не было, и Вероника поминутно спотыкалась. Жалко, что она не взяла свой посох… а, хотя нет, взяла. Вот же он.

Она в очередной раз споткнулась, пнула собачий череп и сказала:

— Далековато…

Домик почему-то совсем не приближался. Вероника уже, наверное, целый час топала, а он все оставался на том же месте. Тогда она отвернулась и пошла спиной вперед, потому что это разумно и так сделал бы любой, кто старше двух лет. И идя так, она очень скоро наткнулась пятками на деревяшку и плюхнулась попой на крылечко.

— Ай.

Ладно, она не все продумала.

А еще она не смогла дотянуться до ручки двери. Та была слишком высоко. Вероника вздохнула и жалобно попросила:

— Двеитька, двеитька, отвоись, позялюста.

Дверь сразу же отворилась. Мама говорит, что вежливость города покоряет. Вероника вошла внутрь и поняла, что попала в какое-то хорошее место, потому что тут было очень много всяких существ, и все они смеялись, пели и танцевали.

А у самой двери стоял большой проволочный человечек. Вместо головы у него был олений череп, он наклонился к Веронике и проскрипел:

— Привет, девочка, а что ты тут делаешь? Ты потерялась, малышка?

— Неть, я гуляю, — честно ответила Вероника.

— Не стоит гулять тут одной, без родителей. Может, ты спишь?

— Неть, я в ськафу.

— Хм-м… может, Фобози забыл запереть?.. Ты боялась спать ночью?

Вероника неопределенно помотала головой. Пусть не думает, что она чего-то там боится.

— Мне нельзя пьизывать, поэтому я усьла, — объяснила она.

— Лучше уж призывать, чем бродить где попало, — объяснил проволочный человечек.

— Пьявда?! — обрадовалась Вероника.

— Да. А кого ты призываешь? У тебя есть знакомый дух?

— Дя. Ты. Как тебя зовут?

— Я Эдвиаль Окклюменто Кьянтеркобелико.

Вероника с грустью поняла, что не запомнит и не выговорит такое имя.

— А ты мальтик или девотька? — спросила она.

— Я Сторож Пространства Между.

— А тё такое пьястанство мезьду? — спросила она.

— Я не смогу объяснить так, чтобы ты поняла, — с сожалением произнес проволочный человечек. — Тем более, что за тобой уже пришли…

— …Вероника!.. — донеслось откуда-то издали. — Вероника!..

Вероника испугалась, что это мама, и ее накажут, но это оказалась Астрид. В воздухе распахнулись двери… двери шкафа!.. и Астрид рассерженно сказала:

— Мама, она в шкафу спит!..

Вероника моргнула. Да, вокруг уже не было ни домика с танцующими существами, ни музыки Пространства Между, ни проволочного сторожа Кобелики. Только шкаф с кучей одежды, на которой Вероника… уснула, наверное.

— Ну вот куда тебя все время несет? — сердито спросила Астрид, помогая сестре выбраться. — Нельзя сидеть в шкафу, там утащит Фобози. Знаешь, какие у него когти? Здоровенный, черный, у него огромные когти, и он любит есть детей!

Вероника задрожала, глядя на одежду в шкафу.

— Хватит ее запугивать, — сказал папа, входя в детскую. — Нету никакого Фобози, это детские страшилки.

— А тё такое Эдвия Оклюмия Кьянтей-кобелика?.. — спросила Вероника.

Папа вздрогнул. Он пристально посмотрел на девочку и сказал:

— Это… злой дух. Где ты про него услышала?

— Там… пьиснился.

Папа выдохнул, взял Веронику на руки и понес вниз, умываться и завтракать. По дороге он размышлял, не позеркалить ли Тауване, не попросить ли… чего-нибудь. В последнее время младшая дочь пугала его до усрачки.

Астрид, даже будучи демоном, не вызывала такого глубинного ужаса. Ну да, в совсем раннем детстве она пыталась убить отчима, да и потом порой проявляла всякое… демоническое, но у нее не было настолько непредсказуемых способностей.

— Наша дочь увидела во сне Кьянтеркобелико, — доложил он Лахдже, пока Вероника мыла ручки.

— Что это за дерьмо и почему оно должно меня волновать? — осведомилась жена.

— Ты же демон. И в астрал ходишь. Ты о нем не слышала?

— Не-а.

— Ну, надеюсь, и не услышишь.

А Вероника тем временем ябедничала Астрид, что папа с мамой, пока они спят, дерутся подушками. Она сама видела.

— Я знала! — засопела Астрид. — Я давно знала! Они играют без нас!

Она даже не домыла руки. Вбежала в столовую и торжествующе закричала:

— Вот вы и попались!

— Ты помыла руки? — строго спросила мама.

— Не меняй тему! — топнула ногой девочка. — У тебя больше нет надо мной власти!

— Это еще почему?!

— Я… я не знаю! Потому что! Вечно у вас какие-то секреты! Думаете, что мы маленькие и тупые!..

— А какие вы? — сухо спросила мама.

— А-а-а-а!.. — распахнула рот Астрид, залезая на стол с ногами. — Вот так, значит?! Вот так, да?!

— Слезь со стола! — рванула ее вниз за хвост мама.

Папа невозмутимо ел овсяную кашу. Вероника тоже уселась за стол, погрузила ложку в мисочку и, слушая, как ругаются мама и Астрид, думала, что теперь ей все понятно.

Лучше призывать, чем бродить где попало, так сторож Кобелика сказал. А Веронике и самой хотелось это делать, так что… ну… причина слабая, но это оправдание. Да?.. Тогда ведь ей не придется уходить, а это главное.

И она будет осторожно. Она будет призывать так, что никто не узнает. А если никто не узнает, тогда и мама не узнает, а если мама не узнает, то и не считается, потому что никто не будет ругать.