Шеф Пьер

Глава 5

Холли

Сегодня последний вечер моего обучения, и с завтрашнего дня я сама по себе.

Это значит, что Ангус в основном будет находиться в своем кабинете, пока я управляю залом.

Сегодня неспокойный вечер. У нас несколько больших компаний, некоторые из них уже приехали, а некоторые должны приехать через полчаса. Наш список бронирования забит до отказа, и нервы у всех сегодня на пределе.

Я иду к столу для раздачи, чтобы убедиться, что все заказы собираются быстро, и вижу огромное пятно соуса, небрежно растекшееся по тарелке.

— Шеф, — я пытаюсь незаметно позвать Пьера.

Он поворачивается и смотрит на меня, приподняв бровь и продолжая жевать что-то за щекой.

— Oui (фр. да), — говорит он.

— Эта тарелка не в порядке, — я двигаю тарелку к нему по столу.

— Это невозможно, я сам все проверяю, — ворчит он, вызывающе скрещивая руки на груди.

— Пожалуйста, проверьте еще раз, шеф. Похоже, эту вы пропустили.

— Я не буду проверять.

— А я не позволю своему персоналу подавать еду в таком виде. Это значит, что все остынет, а вам придется переделывать блюдо.

Я расправляю плечи и смотрю на него. Я мать семилетнего ребенка. Если он хочет поиграть в игру на упрямство, я чертовски уверена, что выиграю.

— Моя работа готовить еду, а работа твоих людей — подавать ее. Теперь иди, будь хорошей маленькой официанточкой и отнеси еду, — огрызается он.

— После того как вы посмотрите тарелку и приведете ее в порядок.

— Ты просто придираешься.

— Хорошо, шеф, я отнесу эту тарелку с едой. Однако на кону ваша репутация, а не моя. Очевидно, вы не хотите вернуть звезду, — я беру тарелку и ухожу, чтобы передать ее Мэдди.

— Подожди! — кричит он мне.

— Да? — я оглядываюсь на него через плечо.

— Поставь тарелку, — говорит он, его французский акцент проявляется сильнее, когда он зол.

Я ставлю тарелку на стол для раздачи, повернув так, чтобы капля соуса была хорошо видна, и он делает несколько медленных шагов к столешнице.

Его руки все еще скрещены на груди, одна бровь вздернута, и он мельком смотрит на тарелку.

Лицо шефа определенно точно выражает то, о чем он думает. Он резко вздыхает и прищуривается, пока рассматривает тарелку.

— Смешно! Я осматривал тарелку сам. Ты это сделала, — кричит он достаточно громко, чтобы услышали те посетители, что сидят близко к кухне.

— Вы понизите свой тон и протрете эту проклятую тарелку, — говорю я сквозь стиснутые зубы, пока мое тело дрожит от гнева.

— Мои тарелки так никогда не выглядят, ты это сделала, чтобы выставить меня в дурном свете.

— Мне ничего не нужно делать, чтобы выставить вас высокомерной задницей, которой вы и являетесь. Вы сами великолепно выполняете эту работу. Теперь блюдо остыло, как и остальные на столе. Не могли бы вы их переделать? — мой голос твердый и низкий.

— Невыносимая женщина, — бормочет он, хватая тарелку и выбрасывая ее содержимое в мусорное ведро.

Что, черт возьми, он делает? Он мог бы упаковать бракованную еду и жертвовать ее в «ОзХарвест» — благотворительный фонд, который забирает остатки еды, чтобы накормить бездомных.

— Вы что, просто выбросили еду?

— Да, теперь уходи, я буду готовить все заново.

Он машет мне рукой, отпуская меня, будто я пустое место.

— Придурок, — говорю я, не покидая своего места за раздаточным столом.

— Уходи, невыносимая женщина.

Должно быть, это его любимое слово — «невыносимая».

— Нет, я буду стоять здесь и ждать, просто чтобы убедиться, что во второй раз ты все сделаешь правильно.

Упс, похоже, я перегнула палку. Он прекращает готовить блюда и переводит тяжелый взгляд своих серых глаз на меня.

— Я не «придурок», а перфекционист.

Ты, должно быть, издеваешься надо мной.

— Нет, я абсолютно уверена, что ты заносчивый придурок. Потому что если бы ты был перфекционистом, то не позволил бы блюду так выглядеть.

— Уходи, — кричит он на меня.

— Нет, только когда ты все исправишь.

— Эй, не дави на него. Он действительно может быть монстром, когда захочет, — шепчет мне на ухо Кэтрин. — Его слышит половина ресторана, уже шеи посворачивали, чтобы увидеть, что происходит.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Я действительно не хочу, чтобы такое происходило в ресторане, пока я отвечаю за него. Если Ангус узнает, то будет злиться и уволит нас обоих. Хотя мне и не нужны деньги, я хочу попробовать двигаться вперед. Эта работа — мой первый шаг к исцелению, к тому, чтобы снова почувствовать себя нормальной.

Мне нужно взять себя в руки и попытаться сделать эти рабочие отношения более жизнеспособными и менее взрывоопасными.

— Пьер, — зову я мягким спокойным голосом. Он только кивает головой. — Прости, я погорячилась. Кэтрин сейчас здесь, и она подождет блюда.

— Да, уходи, убирай стол, — говорит он, вытирая посуду.

Дыши глубже, Холли, дыши глубже.

Я ничего не говорю. Не реагирую. Просто ухожу. Хотя все еще злюсь и готова стереть эту нахальную улыбку с его чертового лица.

Со злостью я ухожу, пытаясь отвлечься и отдышаться, прежде чем сделаю что-либо глупое — прибью его или уволюсь.

— Эй, ты в порядке? — спрашивает Ангус, вырывая меня из ярости, заполняющей мою голову. Я даже не понимала, что шла прямо к нему.

— Все хорошо, спасибо, — отвечаю я, стараясь избежать его вопросов.

— Пьер? — спрашивает он сочувствующим тоном.

— Я в порядке, просто немного подавлена, вот и все. Можно мне несколько минут?

— Да, конечно. Но если Пьер создает проблемы, я должен поговорить с ним.

— Нет-нет, пожалуйста. Я в порядке.

Я делаю шаг в сторону от Ангуса, но он ловит своей рукой мою и большим пальцем нежно гладит мою кожу.

Мурашки бегут по моей коже, а волосы на затылке встают дыбом, но не в хорошем смысле.

— Я могу тебе помочь, — говорит он тихим голосом.

— Что вы делаете? — я выдергиваю свою руку как можно быстрее, пытаясь не раздувать проблему.

— Ничего. Конечно.

Ангус разворачивается и уходит, направляясь в сторону кухни.

С ним я должна держать ухо востро, и убедиться, что он держит свои грязные руки при себе.

Я вхожу в дамскую комнату и на мгновение расслабляюсь. Туалет такой же роскошный, как и ресторан. Открываешь дверь дамской комнаты и следуешь в другую комнату, где находятся туалеты. Еще здесь есть диван и туалетный столик с тремя отдельными зеркалами и комфортными креслами для леди, чтобы поправить макияж, если им это понадобится.

Сегодня тяжело. Ситуация с Пьером только все ухудшила.

Закрыв глаза, я представляю себе Эмму, которая сидит на полу в своей комнате и играет с плюшевым медведем, которого отец подарил ей перед смертью.

Я делаю это для нее и для себя. Чтобы показать ей, что даже после огромной потери жизнь продолжается, и она прекрасна. Иногда может показаться, что время остановилось, и мир погряз в безнадежном мраке. Но, в конце концов, этот мрак перестает ощущаться чем-то нормальным. Прежде чем мы осознаем это, мы жаждем прикосновения солнца и ощущения тепла, согревающего нашу кожу и душу.

Я здесь, пытаюсь двигаться вперед и исцелиться. Отчаянно пытаюсь вновь обрести красоту и смысл в жизни.

— Холли, с тобой все в порядке? — голос Кэтрин вытягивает меня из моего момента здравомыслия, или, возможно, безумия, смотря как на это посмотреть.

— Да, я в порядке. Просто мне нужна была минутка, чтобы собраться с мыслями.

Она заходит в дамскую комнату и садится рядом со мной на маленький диванчик. Поднимает руку и обнимает меня за плечи в утешительном жесте.

— Он может быть настоящей задницей, но он очень талантлив на кухне.

Я улыбаюсь, потому что если бы он был так талантлив, то заметил бы грязную тарелку и все исправил бы до того, как поставить ее на раздачу.

— Все хорошо, — говорю я, стараясь предать голосу позитива. — Просто была тяжелая неделя.

— Ну, по крайней мере, ты пришла к нам из другого ресторана, поэтому ты уже привыкла к таким, как наш шеф.

Я не стала поправлять ее относительно моего прошлого, потому как это не ее дело. Я находилась здесь меньше недели и не собиралась открываться и рассказывать кому-либо что-то о себе. Это никого не касается.

— Честно говоря, мне просто нужна была минута, — я мягко улыбаюсь Кэтрин.

— Пьер переделал блюда, и я все подала. Он спросил, куда ты ушла, — сказала она.

Высокомерный придурок, наверное, думает, что я собралась и ушла. К черту его. Он не лучше меня.

Сделав глубокий вдох, я на секунду закрываю глаза, чтобы сосредоточится на самом важном в своей жизни. Эмма. Я открываю глаза и встаю, поправляя свой пиджак и юбку.

— Спасибо, что навестила меня. Я выйду через минуту, — говорю я Кэтрин, надеясь, что она поняла намек и уйдет.

— Конечно, Холли, — она встает и идет к двери, затем останавливается, оборачивается и смотрит на меня, прежде чем выйти. — Раньше он никогда ни о ком не спрашивал, — говорит она, склонив голову набок и нахмурившись.

Какое мне дело до того, что он спрашивал обо мне? Может быть, он просто оправдывается перед собой, чтобы не чувствовать себя идиотом, потому что не послушал меня с самого начала.