Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

Теперь он должен был собрать информацию о деятельности своего знакомого — Бориса Савинкова. В Польше. Там Савинков развил бурную деятельность. Он формировал вооруженные отряды и готовил «поход на Кремль». Естественно, в Лондоне хотели бы побольше узнать и об этих планах, и о самом Савинкове от надежного источника. В качестве такового и был выбран Рейли. В Польше уже работал такой выдающийся разведчик, как Пол Дьюкс, но Лондону, очевидно, этого не хватало.

К концу 1920 года, особенно после эвакуации Русской армии барона Врангеля из Крыма, отряды Савинкова остались одними из последних реальных сил сопротивления большевикам, по крайней мере в Европейской России. Савинков, несомненно, интересовал британскую разведку. Помимо всего прочего и потому, что он пытался предложить (или навязать с помощью военных средств) России некий «третий путь», который бы отличался и от большевизма, и от «диктатуры реакционных белых генералов». По вполне справедливому выводу Савинкова, в народе, особенно среди крестьянства, последние популярностью не пользуются, поэтому делать ставку на них бессмысленно.

Рейли никак не мог сказать, что его отправляют на малозначительный участок работы.

После знакомства с Савинковым к концу 1919 года между ним и Рейли уже шла переписка. Но, видимо, тогда они были еще не слишком знакомы, и Савинков путал имя и отчество Рейли, который в письме от 15 декабря 1919 года деликатно напоминал ему: «Кстати, мое имя отчество Сидней Георгиевич».

Савинков жил в эмиграции и не переставал вынашивать различные планы свержения большевиков. В этом они были похожи с Рейли. Как, впрочем, и в личной жизни: Савинков тоже не был похож на человека, который бы свято чтил заповеди «не прелюбодействуй» или «не возжелай жены ближнего своего». Уже два с лишним года у него был роман с женой его ближайшего помощника и советника Александра Дикгоф-Деренталя Любовью Ефимовной. Теперь их жизнь всегда проходила фактически втроем. Александр Дикгоф-Деренталь стал советником Савинкова по международным делам, а Любовь Ефимовна — секретаршей и любовницей.

Рейли с Савинковым быстро сошлись в главном — оба считали первостепенной задачей решительную и бескомпромиссную борьбу со «сволочами-большевиками». Рейли пытался вывести своего нового друга на Черчилля и убедить последнего, что Савинков — именно тот человек, на которого можно делать ставку в этой борьбе. 26 февраля 1920 года Рейли писал Савинкову из Лондона:

«Дорогой Борис Викторович!

Получил сегодня Ваше письмо с примечанием для Ч[ерчилля] и немедленно отнес его, причем случилось так, что я единовременно с Черчиллем] вошел в подъезд Министерства и тут же вручил ему Ваше письмо.

Я видел, как он поднимался по лестнице, открыл конверт и начал читать письмо.

За два дня моего пребывания здесь я видел всех моих друзей, причастных к русским делам, и у всех нашел самое удрученное состояние духа. Все сознают надвигающуюся опасность, но все в один голос заявляют о своем бессилии что-либо сделать. Все считают, что Польша под влиянием великих держав должна [здесь и далее подчеркивание самого Рейли. — Е. М.] будет заключить мир, и одинаково все полагают, что и переговоры Англии с большевиками в конце концов выльются в формальный мир, признание и т. д. Пресса, в общем, индифферентна…

Общее внимание поглощено домашними вопросами. Даже в парламенте не слышно сколько-нибудь сильного протеста против решения конференции[62]. Понятно, что в такой атмосфере всякий голос за Деникина будет голосом вопиющего в пустыне. Только какие-нибудь новые факты могут пробудить или даже изменить общественное мнение. Такими фактами могут быть какая-нибудь значительная победа Деникина или отказ Польши от мирных переговоров. Но, вроде, ни одно, ни другое не особенно вероятно.

Особая комиссия Высшего Экономического Совета обсуждает способы установления торговых сношений с Советской Россией и пока что составила весьма пессимистический доклад.

Не откажите уведомить меня за несколько дней до отпуска о Вашем решении поехать в Польшу. Возможно, что я тоже поеду, т. к. сегодня мне было сделано предложение (Министерством) поехать на пару недель, чтобы осветить настоящее положение в Польше.

Приятно было бы поехать вместе.

Прошу Вас также сообщить мне ответ Черчилля] на Ваше письмо…

Всегда готовый к услугам, весь Ваш, С. Рейли».

Сделаем на этом месте небольшое отступление.

В ГА РФ хранятся более сотни писем Рейли Савинкову за 1919–1924 годы. Они написаны от руки перьевой ручкой или карандашом. Интересная особенность — почерк Рейли часто менялся, вероятно от его настроения и душевного состояния. Иногда он был почти каллиграфическим, а иногда походил на настоящие каракули, для того чтобы понять, о чем он писал, приходилось даже пользоваться лупой. К тому же Рейли использовал старые, дореволюционные нормы правописания — с твердым знаком, ятем, буквой «Ь и не очень утруждал себя правилами. Знаки препинания он ставил наобум, а иногда вообще полностью игнорировал их, писал «помоему», «незабудьте», «какбудто» и т. д. Но, впрочем, это частности.

Главное в другом. По этим письмам хорошо видно, что Савинков на ближайшие четыре года стал для Рейли стал самым близким человеком. Не только политически, но и лично. Не случайно он подписывал письма: «Весь Ваш, Сидней Рейли». Более того, в посланиях Савинкову то и дело звучит некая экзальтированность, которая вряд ли бы удивила кого-нибудь в письмах гимназисток или барышень, но в отношениях между двумя взрослыми, безусловно, мужественными и решительными мужчинами, да и к тому же политическими деятелями, она смотрится, пожалуй, странновато:

«Каждое утро с замиранием сердца живу с желанием увидеться… Господи, как это было бы кстати теперь».

«Не могу Вам сказать, как я Вам благодарен за Ваши два письма. Я знаю, что значит, когда Вы говорите, что смотрите на меня как на брата и любите меня. Вы знаете, что Вы для меня — на жизнь и на смерть».

«Нечего говорить Вам, как я жажду Вас видеть». «Тоскую по нашим беседам длинными вечерами».

«Я знаю одно средство, которое меня хоть временно утешить — это проведение нескольких дней с Вами».

И наконец: «Вы говорите, что ждете меня как любимую женщину, а я говорю Вам, что я никогда не хотел видеть любимую женщину с таким нетерпением, как хочу видеть Вас».

Почему их так тянуло друг к другу? Ни один, ни другой не объясняли этого. Ну а почему одни люди становятся друзьями на всю жизнь, а другие нет? Вероятно, причина была в какой-то «химии» человеческих отношений. Рейли, безусловно, видел в Савинкове близкого себе по духу человека, столько же решительно и непримиримо настроенного по отношению к большевикам, как и он сам. И это его привлекало. К тому же на фоне большинства рассуждающих и рефлексирующих эмигрантов Савинков действительно казался человеком дела, он как раз готовил план вторжения в Советскую Россию.

С другой стороны, трудно до конца рационально объяснить, почему Рейли увидел в Савинкове именно того человека, с которым можно связывать надежды на свержение большевиков и «возрождение новой России». Он же наверняка знал его биографию и склонность Савинкова к различного рода «комбинированию».

Хорошо знавший Савинкова Роберт Брюс Локкарт писал о нем: «Я никак не могу понять, почему из Савинкова пытаются сделать человека действия, почти героя. Он был еще более рьяный прожектер, чем большинство его земляков, мог просиживать целые ночи за бутылкой брэнди и вырабатывать планы на следующий день только для того, чтобы по наступлению его поручить осуществление этих планов другим лицам. Я не отрицаю его талантов. Он написал пару прекрасных романов, лучше всех постиг темперамент революционеров и мастерски умел на нем играть… Как и многие русские, он был пламенный оратор, умеющий магнетизировать своих слушателей. Мельком ему удалось ослепить даже Черчилля, который узрел в нем русского Бонапарта. К сомнительным чертам его характера относилась жажда наслаждений, которой он подчас подчинял даже свое огромное честолюбие».

Если в этой характеристике заменить фамилию Савинков на фамилию Рейли, то, в общем, получится весьма похожий портрет нашего главного героя. Тут вам и прожектерство, и личное мужество, и связи с Черчиллем. И даже Бонапарт, кумир Рейли, тоже не забыт.

Но Рейли все-таки решил, что Савинков и есть именно этот человек, с которым можно связать все свои надежды на будущее. И не только связал их, но и фактически поставил на Савинкова все, что имел. На ближайшие четыре года он превратился в ближайшего партнера, советника и лоббиста Бориса Викторовича, который всячески рекламировал и «продвигал» его в различных европейских столицах, искал для него средства и помогал собственными деньгами. Странный поступок человека, который, как принято считать, пытался «делать жизнь» с Наполеона.

Рейли, конечно, не подозревал, чем для него закончится это поистине роковое увлечение Савинковым. Оно во многом и погубило его.

«Русский поход»

В январе 1920 года Савинкова пригласил в Польшу его старый знакомый, бывший социалист-террорист Юзеф Пилсудский, ставший теперь «начальником Польского государства». Вероятно, он понимал, что вскоре Польше в очередной раз придется столкнуться с Советской Россией и что Савинков в этот момент может быть полезен ему.

Двадцать пятого апреля 1920 года Войско Польское перешло в наступление по всей протяженности границы с Советами на Украине. 7 мая польские части заняли Киев. Но уже 9 мая в «Правде» появилось знаменитое обращение. Почти что белые стихи:

Наступление Красной армии началось 4 июля, 23 июля был сформирован Временный революционный комитет Польши, 26 июля советские войска вступили на польскую территорию. Ну а затем было знаменитое «чудо на Висле», когда поляки при военной помощи стран Антанты нанесли мощный контрудар под Варшавой. Красная армия так же стремительно покатилась на Восток и на Украине, и в Белоруссии. 12 октября поляки заняли Минск. Поход на Запад и «революция в Европе» на штыках Красной армии не получились. Разочарованный Ворошилов тогда писал: «Мы ждали от польских рабочих и крестьян восстаний и революции, а получили шовинизм и тупую ненависть к “русским”».

Но и поляки выдохлись почти полностью. 12 октября 1920 года представители Польши, РСФСР и Украинской ССР подписали в Риге договор о перемирии.

Во время советско-польской войны Савинков не сидел без дела. В Варшаве он создал Русский политический комитет, в который вошли его старые соратники: Дмитрий Философов, Александр Дикгоф-Деренталь, его брат Виктор Савинков и др. Известные литераторы Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус руководили службой пропаганды.

Савинков начал формировать в Польше и армию. В нее вошли русские части, которые уже воевали на стороне Войска Польского под началом недавнего атамана, а теперь генерала Станислава Булак-Балаховича, интернированные остатки Северо-Западной армии Юденича и группы генерала Николая Бредова, военнопленные красноармейцы.

Главным лозунгом новой армии стал призыв «За Учредительное собрание!». Савинков просил поддержки у Черчилля, которому послал несколько писем. «Насколько бы наша задача была легче, если бы те, кто богат, уделили бы нам хоть малую часть ненужного им теперь своего или германского оружия, — писал он. — Я не смею, однако, рассчитывать на это. В Европе дует ветер безумия. Большевики умело пользуются им».

Пытался Савинков установить контакт и с Врангелем. 27 августа 1920 года он направил генералу телеграмму: «Я заявляю, что признаю Вашу власть и готов Вам подчиниться». 2 сентября Савинков и другие члены Русского политического комитета подписали уже официальную декларацию о своем подчинении Врангелю. Но барон готовности сотрудничать с Савинковым не проявил, хотя против формирования русских отрядов в Польше прямо не возражал. Однако он призывал солдат и офицеров всех русских формирований эвакуироваться в Крым, под его командование. Из Польши в Крым в итоге было переброшено около 4500 человек под командованием генерала Льва Бобошко.

Но пока в Польше создавали русскую армию (она получила название Русской народной добровольческой), война с Советами закончилась, и, по условиям перемирия, отряды Савинкова подлежали эвакуации из страны. Однако их руководители приняли решение — не эвакуироваться, а выступить в свой собственный поход против Советской России. Поляки и французы этот план молчаливо одобрили.

В октябре 1920 года Русская народная добровольческая армия выступила. 3 ноября Савинков в телеграмме Пилсудскому и Врангелю сообщал, что она «перешла границу, установленную прелиминарным миром». Наступление шло по двум направлениям. Бывшие белогвардейцы под командованием генерала Бориса Пермикина двинулись на Украину, на Черкассы, а части Булак-Балаховича — в Белоруссию, на Мозырь и Гомель.

К началу этого похода в Польшу как раз и прибыл Сидней Рейли. 29 октября он направил из Варшавы в Лондон телеграмму. Она касалась недавно заключенного соглашения о перемирия в Риге. Перемирие, писал Рейли, «следует рассматривать в настоящий момент всего лишь как прекращение боевых действий до 7 ноября. Оно не содержит ни военных ограничений, ни политических условий. Оно фактически явилось следствием инициативы, проявленной командирами некоторых большевистских дивизий, нуждающихся в передышке».

Рейли обладал ценным для разведчика свойством — умение вовремя оказываться на месте событий. Так произошло и на этот раз. «В конце 1920 г. я, сойдясь довольно близко с Савинковым, выехал в Варшаву, где он тогда организовывал экспедицию в Белоруссию, — вспоминал он позже. — Я участвовал в этой экспедиции. Я был на территории Советской России». Кстати, в этом походе участвовал и Пол Дьюкс. Он выступал в роли корреспондента газеты «Таймс».

«Поход» сопровождался террором со стороны савин-ковцев — особенно там, где оперировали обладавшие низкой дисциплиной отряды Булак-Балаховича. Грабежи, самосуды, еврейские погромы были весьма частым явлением, хотя Савинков категорически отрицал, что они имели место. Но известен такой эпизод — когда в занятом Балахо-вичем Мозыре он писал очередное опровержение «клеветы на народную армию», его соратники принесли в подарок «дорогому вождю» шубу, снятую с местного зажиточного еврея. Еврею, в общем-то, еще повезло.

О том, что делал в этом походе Сидней Рейли, как он там себя вел и участвовал ли он в нем с оружием в руках — не сохранилось никаких сведений. В известных документах и воспоминаниях, в том числе в показаниях Савинкова и его соратников, захваченных позже чекистами, о нем не упоминается. Судя по всему, на советской территории Рейли пробыл не так уж и долго. «Получив приказание вернуться, я выехал в Лондон», — сообщал он.

Другими словами, его попросту отозвали. Почему? Скорее всего, руководителям СИС не понравилось, что Рейли слишком много на себя берет и проявляет чрезмерно большую активность. Вряд ли у него имелись полномочия участвовать в «русском походе» Савинкова и переходить на советскую территорию.

Ну а «поход» сначала развивался успешно. Булак-Балахович взял Мозырь, где было провозглашено создание Белорусской народной республики. Были также взяты Речицы, Гомель, Проскуров. Однако вскоре Красная армия нанесла мощный ответный удар. Русская народная добровольческая армия начала отступать на Запад и к декабрю опять оказалась в Польше. Там она была разоружена и интернирована: от 15 до 20 тысяч бойцов Савинкова оказались в лагерях, даже он сам был ненадолго арестован, Русский политический комитет распущен поляками. Впрочем, Савинков тут же учредил Русский эвакуационный комитет почти в том же составе. Теперь он старался привлечь внимание своих союзников в европейских столицах к положению интернированных и собирал деньги, продовольствие, теплое белье и т. д. Но Савинков не был бы Савинковым, если бы добровольно ограничился только этим. Рейли сразу же оказался в курсе его планов.

Наполеоновская коллекция и суд

Весной 1921 года Рейли крайне нуждался в деньгах. Он наверняка задавался вопросом: куда все делось? Куда исчезли деньги? А действительно, куда? Наверное, сказалось все: и деньги, которые он выплатил Маргарет, и шикарная жизнь, и не очень удачные коммерческие проекты Рейли в последние месяцы. На зарплату сотрудника разведки не очень-то пошикуешь. К тому же Рейли охватила настоящая «савинковская лихорадка».

«В 21 г. я продолжал деятельно поддерживать Савинкова…» — признавал потом Рейли. Точнее сказать, в конце 1920-го — начале 1921-го он только начал его «деятельно поддерживать». Но деньги на него уже тратил.

О том, в каком финансовом состоянии находился Рейли весной 1921 года, свидетельствует хотя бы такой факт: он решился даже на очень тяжелый для себя шаг и объявил о продаже в Нью-Йорке с аукциона своей знаменитой коллекции предметов, связанных с именем Наполеона Бонапарта. В конце апреля — начале мая 1921 года в газете «Нью-Йорк таймс» неоднократно появлялись рекламные объявления о том, что Рейли распродает свою коллекцию. Газета отмечала: «Великолепная коллекция жителя Лондона и Нью-Йорка Сиднея Дж. Рейли, в которую входят литературные, художественные и исторические ценности, связанные с жизнью Наполеона Бонапарта, выставляется на продажу в Американской галерее искусств 4 и 5 мая. Это одно из редчайших частных собраний, продающихся в настоящее время в Америке. Оно располагает важнейшими материалами, которые иллюстрируют жизнь и эпоху великого императора со времени его первых свершений в качестве выдающегося полководца и расцвета его карьеры, до заката и смерти на острове Святой Елены».

Это был тот случай, когда реклама не врала. «Наполеоновская коллекция» Рейли считалась одним из ценнейших частных собраний в области мировой наполеонистики. Весной 1921 года в Нью-Йорке был выпущен «Иллюстрированный каталог коллекции мистера Сиднея Дж. Рейли, жителя Нью-Йорка и Лондона» — Рейли распорядился напечатать его специально к началу торгов. Достаточно полистать его, чтобы убедиться, какие ценности он смог собрать и с чем ему теперь приходилось расставаться.

В каталоге значится 1049 (!) различных предметов — от картин и портретов до автографов самого Наполеона и документов его эпохи, с подробными описаниями и иллюстрациями. Среди них были серебряные и бронзовые бюсты Наполеона, редкие портреты и рисунки, изображавшие французского императора (в том числе и прижизненные), портреты наполеоновских маршалов, книги из личной библиотеки Бонапарта, рукописные документы с его пометками и подписями и многое, многое другое. Сам каталог, кстати, сразу же стал библиографической редкостью и сегодня тоже представляет немалую ценность.

Торги начались, как и объявлялось, 4 мая. А 5 мая газета «Нью-Йорк трибюн» сообщила о результатах их первого дня: «625 долларов за скульптуру Наполеона. Первый день торгов принес 11 985 долларов». Далее перечислялись самые интересные покупки. Некий Э. Л. Боэновентура приобрел сразу несколько лотов, в том числе ту самую скульптуру, изображающую Наполеона во время войны против Пруссии, еще одну (Наполеон во время похода в Египет) за 280 долларов и т. д. Другой покупатель, мистер Уилли-конде, купил за 475 долларов бюст Наполеона — первого консула Республики, а за 220 долларов шесть ножей с серебряными ручками из тех предметов, которыми Наполеон пользовался на острове Святой Елены. Рейли оценивал свою коллекцию примерно в 200 тысяч долларов, но от продажи выручил чуть больше 100 тысяч. Тоже весьма солидная сумма, однако для него явно недостаточная.

У Рейли была еще одна надежда раздобыть деньги, а именно отсудить значительную сумму у американской паровозостроительной компании «Болдуин Локомотив уоркс» — Baldwin Locomotive Works (BLW).

Еще 26 февраля 1920 года влиятельная американская газета «Уолл-стрит джорнэл» в разделе «Хроника» напечатала коротенькое сообщение о том, что Лев Троцкий «повторил утверждения Ленина о том, что Россия стремится к миру и рассчитывает закупить в США и Великобритании железнодорожные моторы, рельсы и другие товары, в которых она крайне нуждается». Россия, сказал Троцкий, это единственная подлинно миролюбивая страна в мире. А прямо под этой заметкой была помещена другая — о том, что отставной британский офицер Сидней Джордж Рейли подает иск в Верховный суд против компании «Болдуин Локомотив уоркс», ее президента Самуэля Ваклейна и акционера Эндрю Флетчера.

Дело было сложным и запутанным. Как говорилось выше, еще находясь в США во время войны, Рейли организовал с «Болдуином» на поставку в Россию винтовок и военного снаряжения. Оплата поставок должна была производиться в счет английских займов русскому правительству. По контракту компания «Болдуин» (или «Балдвин», как ее тогда называли в России) должна была выплатить Рейли 542 825 долларов комиссионных. Но дотошные и экономные англичане согласились оплатить его при условии, что сумма комиссионных будет урезана на треть.

Дальше произошло следующее. По версии Рейли, Ваклейн и Флетчер, которые тогда испытывали финансовые трудности, попросили его официально расторгнуть контракт в той части, которая касалась выплаты комиссионных, а взамен обещали выплатить их сами, безо всяких бумаг. Поверив им, Рейли согласился и порвал соглашение о комиссионных. Но выплата комиссионных затягивалась. Сначала перед Рейли несколько раз извинялись за эти задержки, потом извиняться перестали, а потом и вовсе отказались ему платить. После чего он и нанял адвокатов и подал иск в суд.

Подать-то он его подал, но вполне осознавал, что слушания по его делу начнутся еще не скоро. И даже если ему выплатят деньги — а в этом Рейли был совершенно уверен, — то этого нужно будет ждать еще не меньше года, а то и больше (в итоге все растянулось более чем на четыре года). А деньги ему нужны были сейчас. Тем более что вырученные после продажи наполеоновской коллекции средства быстро разошлись.

Значительную их часть «съела» поддержка Бориса Савинкова.

Информация в «Нью-Йорк таймс» о распродаже «наполеоновской коллекции» Сиднея Рейли.

5 мая 1921 г.

«Третья Россия» Бориса Савинкова

Русский эвакуационный комитет с самого начала работал и как политическая организация. В начале января 1921 года Савинков рассказывал полякам, что он стремится сохранить свои вооруженные силы и в то же время старается поднять восстание в России. Комитет, по его словам, контролирует действующую в Москве террористическую организацию, агентов в Москве, Петрограде и в Красной армии, старается объединить «зеленые» партизанские отряды и армию атамана Махно и поддерживает постоянную связь с многочисленными отрядами в различных районах России.

В январе Савинков приступил к созданию новой партии — Народного союза защиты Родины и Свободы (в некоторых документах он также именуется Национальным). Организация провозглашала следующие цели: Россия — республика, но с «твердой властью», решительная борьба с «монархистами и теми помещиками, которые хотят отобрать землю у крестьян». Савинков считал, что будущая Россия должна управляться союзом трех партий: «крестьянско-казачьей», «социалистическо-рабочей» и «буржуазной», причем основную роль должна была играть «крестьянско-казачья» партия, защищающая интересы мелких хозяев.

Союз начал готовить и специальные диверсионные добровольческие вооруженные отряды и перебрасывать их в СССР. Под руководство Савинкова перешли различные отряды — от казаков, которые служили в польской погранохране и украинских крестьян-повстанцев до офицеров из армий Врангеля и Юденича. Эти отряды получили название «Народная армия вторжения».

Каждый вступивший в Союз принимал присягу: «Клянусь и обещаю, не щадя сил своих и жизни своей везде и всюду распространять идеи Народного союза защиты Родины и Свободы, воодушевлять недовольных и непокорных советской власти, объединять их в революционное общество. Разрушать советское правление и уничтожать опору власти коммунистов, действуя, где можно, открыто, с оружием в руках, где нельзя — тайно, хитростью и лукавством».

События весны 1921 года внушали Савинкову и Рейли оптимизм. В конце февраля началось восстание моряков в Кронштадте. Лозунг восставших «Советы без коммунистов!» был близок к политическим установкам Савинкова. Весной — летом в Тамбовской губернии полыхала настоящая крестьянская война, 20 мая там была провозглашена Временная демократическая республика Тамбовского партизанского края.

В английских газетах время от времени появлялись сообщения о том, что в Петрограде началось восстание, что он уже захвачен повстанцами, о том, что над Кремлем вывесили белый флаг, а Ленин уже сбежал из Москвы. Конечно, многие понимали, что это лишь выдумки газетчиков, но подобные статьи все равно внушали некоторую надежду.

В это время и сам Савинков вынашивал поистине наполеоновские планы. Его организация сумела создать подпольные центры в Белоруссии и на Украине, а «Народная армия вторжения» должна была перейти советскую границу, чтобы подтолкнуть «всеобщее восстание в России». Но выступления в Кронштадте, а потом и в Тамбовской губернии были подавлены Красной армией. Это заставило Савинкова на время отложить вторжение.

Несомненно, деньги Рейли играли не последнюю роль в подготовке этого вторжения. Вскоре их потребовалось еще больше. На июнь в Варшаве было запланировано открытие учредительного съезда Народного союза, на котором должны были присутствовать и военные представители стран Антанты. Буквально накануне съезда, 13 июня 1921 года, Савинков переслал главе французской военной миссии в Польше бригадному генералу Анри Нисселю секретный доклад о его, савинковской, организации, составленный неким британским агентом. В предисловии к докладу Савинков писал, что он «случайно попал» к нему в руки, и что, несмотря на «неточности и даже ошибки», этот документ кажется ему интересным «как доказательство внимания, уделяемого британскими агентами делу, которому я служу». Имя автора доклада нигде названо не было. Однако представляется, что в его составлении как минимум участвовал и Сидней Рейли. Дальнейшее развитие событий подтверждает это предположение.

В докладе содержалось достаточно благожелательное описание деятельности Савинкова в Польше, излагается его политическая программа. «Среди русских антибольшевистских начальников, — говорилось в документе, — Савинков был первым, который признал право на самоопределение народов, отделенных от русской старой империи, и который защищал признание их независимости. Широта политических взглядов является доказательством способности Савинкова суметь оценить “политическую обстановку”».

И еще одно любопытное место. О деньгах. Вопрос, очень интересовавший Рейли. Савинков, отмечалось в докладе, «наиболее экономный» среди других антибольшевистских вождей, а его организация — единственная, которая может дать точный отчет по финансовым вопросам. Приводились и конкретные цифры. Помощь польского правительства с июня 1920-го по апрель 1921 года, не считая вооружения и снаряжения, составила около 100 тысяч фунтов. Еще 25 тысяч франков он получил от частных лиц. При этом жалованье самого Савинкова составляло 40 тысяч польских марок (14 фунтов) в месяц. Зато результаты впечатлили автора — на эти средства, писал он, Савинков создал 25-тысячную армию, новую партию, завербовал «сотни агентов», выпускал ежедневную газету «За Свободу!» и пропагандистскую литературу и имел своих представителей во многих важных центрах.

Другими словами, в докладе «британского агента» явно ощущался посыл — если поможете Савинкову, то не пожалеете. Очень даже в духе Рейли.

Съезд открылся в Варшаве 13 июня 1921 года в отеле «Бристоль». На нем присутствовало около 140 человек, причем примерно 50 из них нелегально прибыли из России. Савинков предложил почтить память погибших соратников в борьбе с большевиками. Делегаты спели старинную революционную песню «Вы жертвою пали в борьбе роковой». Затем — гимн Народного союза на мотив революционной песни «Смело, товарищи, в ногу…»:

Савинков выступил с главным докладом: «Международная и политическая обстановка. Возникновение союза, ориентация союза и основы программы». Он заявил, что Петроград может вскоре восстать, и поэтому Исполнительный комитет Союза, возможно, даст сигнал о начале всеобщего выступления, чтобы поддержать восставших. Представители Украины, Белоруссии и Кубани заявили о своей солидарности с Союзом при условии признания их самоопределения.

Что же касается положения в России, то было заявлено:

«1.Что возвращение к старой царской России невозможно.

2. Что все завоевания революции должны быть сохранены, не исключая и тех народов, которые входили в старую русскую империю.

3. Что будущее России должно базироваться на мирном сотрудничестве русского народа со своими соседями». Союз, подчеркивалось в резолюции съезда, «без устали» борется за создание «третьей новой России» и отвергает всякое сотрудничество с «реакционными русскими эмигрантами» и призывает всех эмигрантов сплотиться вокруг него для «борьбы русского народа с реакцией черной, красной во имя новой третьей России».

«Мысль моя была такова, — рассказывал Савинков, — чтобы попытаться придать более или менее организованную форму зеленому движению, попытаться вызвать большое массовое крестьянское восстание, посылать в Россию людей именно с этими задачами». В особом пункте резолюции указывалось, что Союз «отказывается от всякого соглашения с Врангелем, бывшим, настоящим и будущим» на основании того, что военная диктатура генералов «носила реакционный характер и вела к установлению полицейского режима и привилегий помещиков, угрожая завоеваниям Великой русской революции и не имея поддержки со стороны крестьян, рабочих и интеллигенции».

Съезд избрал Всероссийский комитет Народного союза (или ЦК) во главе с Савинковым. В него также вошли Философов, Дикгоф-Деренталь и др.

Восстание было намечено на середину августа 1921 года. К этому времени подпольные центры в России должны были подготовить местные повстанческие отряды. «Народная армия вторжения» тремя группами по сигналу должна была начать наступление из Польши на Петроград, Москву и Орел, а союзные украинские части — на Киев. К началу наступления подпольщики в России организовали бы серию терактов против видных коммунистов и важных военно-стратегических объектов.

Летом 1921 года на советскую территорию были переправлены несколько отрядов и диверсионных групп. Действовали и дерзко, и жестоко, применяя все возможные средства. 4 августа отряд полковника Сергея Павловского (с ним мы еще не раз встретимся) ограбил и пустил под откос в районе Полоцка пассажирский поезд. При нападении на местечко Любань были убиты 20 его жителей. В Пухови-чах расстреляно 15 евреев, а жителей заставили заплатить «контрибуцию».

Савинков утверждал, что об этих «эксцессах» он не знал. Но, скорее всего, это не так. В ГА РФ хранится, к примеру, доклад капитана Овсянникова, одного из участников похода на советскую территорию, направленный именно Савинкову. Он сообщает о фактах «из деятельности работающих в советской Белоруссии отрядов»: отряд полковника Павловского напал на мельницу вблизи деревни Ракошичи, ограбил ее, а жену хозяина изнасиловали. Потом взяли в плен красноармейца и тут же его повесили. До этого было повешено шесть крестьян-проводников якобы для того, «чтобы они не донесли красным войскам о движении отряда».

Боевая работа савинковцев не сводилась только к диверсионным операциям. В Советскую Россию забрасывались и террористы-одиночки. Подполковник Виктор Свежевский, к примеру, получил от Савинкова задание убить Ленина. Были и другие попытки. Савинков, впрочем, пояснял: «Ни один акт не был приведен в исполнение. Попытки слабые были. Был случай, когда Свежевский сказал, что он хочет убить Ленина. Я не верил этому Свежевскому. Он сказал: “Я еду”. Я ответил: “Поезжай”. Понятно, ничего из этого не вышло. Это была попытка с негодными средствами. Разве можно сделать террор при таком разложении?.. На террор люди идут только тогда и только потому, когда они знают точно, что народ с ними, и именно потому, когда стоишь лицом к лицу с виселицей и когда знаешь, что своему народу послужил, то идешь. Это совершенно необходимо. Только при этих условиях может быть террор, потому что террор требует огромного напряжения душевных сил. А вот этого и нет…»

Участвовал ли Рейли в работе съезда Народного союза? По некоторым сведениям, да. О том, что он там все-таки был, можно судить по косвенным упоминаниям о поездке в Варшаву в письмах Рейли. Но то, что он помогал его проведению деньгами и своими связями — это наверняка. «В этом же [1921] году я устроил Савинкову тайный полет в Варшаву», — рассказывал сам Рейли позже.

Деньги по-прежнему оставались главной проблемой Савинкова. Он пытался найти их как среди эмигрантов, так и у Союзников. Савинков писал Черчиллю, что единственной антибольшевистской силой, не сложившей оружие, является крестьянское повстанчество — «зеленое движение», которому остается только придать «организованную форму».

«Россия ни в коем случае не исчерпывается двумя враждующими лагерями (красными и белыми), — отмечал он. — Огромное большинство России — крестьянская демократия. Пока вооруженная борьба с большевиками не будет опираться на крестьянские массы… пока патриотическая армия не поставит себе целью защиту интересов крестьянской демократии и только ее, большевизм не может быть побежден в России».

Но средств явно не хватало. Вскоре после съезда редактор газеты «За Свободу!» и ближайший помощник Савинкова Дмитрий Философов сообщал Рейли: «Признаюсь Вам честно, что мне было стыдно общаться с людьми, которые приехали на этот съезд и поедут обратно в Россию полные надежды и рискующие ради дела своими жизнями, тогда как мы не в состоянии оказать им никакой помощи в продолжении этой борьбы.

Я повторяю в десятый раз, что все упирается в деньги. Пресса готова, крестьяне ждут своего освобождения, но без тщательно планируемой организации эта затея безнадежна… Это особенно относится к Петрограду, откуда мы получили подробные сведения (уже после Вашего отъезда)[63]. Из них мы можем заключить, что восстания можно ожидать в любой момент, и, если его не поддержать, оно будет подавлено. Даже Борис Савинков не имеет возможности поехать туда ввиду недостаточности финансовых средств. Другими словами — деньги, деньги, деньги!»

Но Рейли и сам это превосходно понимал.

«Я возил Савинкова в Прагу»

Летом 1921 года Рейли побывал еще не так уж далеко от Варшавы — в Праге. Его поездка в столицу Чехословакии преследовала сразу несколько целей — политических, и лично-коммерческих (о них чуть ниже) и просто личных.

В то время в Праге работал Роберт Брюс Локкарт. Он занимал должность атташе по торговле в британской миссии, а потом, с 1923 года, стал одним из директоров Англо-австрийского международного банка. По возвращении из Москвы его обвиняли чуть ли не в сговоре с большевиками, «непростительных ошибках». Раздавались даже призывы арестовать его, а правые депутаты парламента (в том числе и Черчилль) требовали расследования его деятельности.

Друзья посоветовали Локкарту «лечь на дно» и переждать, пока скандал стихнет. Он согласился и сначала отправился на родину, в Шотландию, а потом уехал в Чехословакию на весьма скромную должность атташе. В 1920 году у него родился сын Робин Брюс — будущий биограф Рейли, а вскоре после его рождения Локкарт разошелся с женой и жил в Праге вдвоем с сыном.

В 1921 году в Прагу приехал Рейли. Да не один, а с Борисом Савинковым. Локкарт, разумеется, встречался с ними. «Они оба, — вспоминал он, — были полны идей по организации крестьянского восстания в России. Но теперь их роли изменились. Рейли, который раньше был страстным обожателем Савинкова, превратился в настоящего лидера. Сам же Савинков представлял из себя комок нервов. Иногда, под влиянием бренди, огонь, как и раньше, зажигался в его глазах и он, возможно, как и раньше, чувствовал приливы энергии, но его дух был уже сломлен».

«Я возил Савинкова в Прагу, где познакомил его с руководящими сферами», — рассказывал Рейли. «Руководящие сферы» были представлены президентом Чехословакии То-машом Масариком и премьер-министром Эдвардом Бенешем. Опять же, не совсем понятно, делал ли он это только по собственной инициативе или по заданию руководства Секретной службы? Или же действовал самостоятельно, но согласовывал свои «операции» с Лондоном?

Говоря о том, что именно он познакомил Савинкова с «руководящими сферами» в Чехословакии, Рейли все-таки немного приврал. Савинков познакомился с Масариком еще в 1917 году в Лондоне. Будущий президент очень ценил его повесть «Конь бледный», которую он считал самым глубоким анализом атеизма и кризиса революционности. Масарик поддерживал Февральскую революцию 1917 года в России, был одним из организаторов Чехословацкого легиона. В марте 1918 года он выехал из России через Владивосток в США и перед отъездом в Москве еще раз виделся с Савинковым.

Масарик хорошо понимал, к чему призывал Савинков. Так что устроить встречу между ним и бывшим русским знаменитым террористом-писателем Рейли удалось быстро. В сентябре 1921 года Масарик принял Савинкова и Рейли в своей пражской резиденции и пообещал финансово помочь Народному союзу защиты Родины и Свободы. Он действительно помог, но получилось так, что от него потребовалась уже несколько иная помощь.

В Праге Рейли попытался также свести Савинкова с его бывшим и непосредственным начальником — Александром Керенским. Но он связываться с Савинковым явно не захотел, сказав Рейли, что тот слишком неосторожен и доверчив по отношению к Борису Викторовичу. Керенский настолько не хотел иметь дела с Савинковым, что даже перестал отвечать на письма Рейли. В одном из последних посланий бывшему министру-председателю Временного правительства, которое Рейли написал 21 июля 1921 года в пражском отеле «Пассаж», британский агент попытался добиться от Керенского, в чем, собственно, причины такого поведения с его стороны:

«Дорогой Александр Федорович!

Очень надеялся встретиться с Вами сегодня, поэтому хотел бы узнать причины, по которым Вы не ответили на мое послание. Помнится, Вы обвинили меня в неосторожности. В интересах нашей работы, пожалуйста, объясните мне предпосылки подобного заявления…

Буду крайне обеспокоен, если в результате нашего недолгого общения Вы воздержитесь от поиска путей исполнения предложенного мной плана… Обязательно встречусь с Вами после моего приезда из Варшавы. Надеюсь, что и Вы взаимно будете ожидать этой встречи.

Полагаю, что Вам понятны мотивы, по которым мне пришлось написать это письмо.

С уважением,

Сидней Рейли».

Но Керенский не ответил, и из идеи привлечь его к делу Савинкова так ничего и не вышло. Впрочем, вряд ли от Керенского была бы большая польза — к этому времени он не имел среди эмигрантов и десятой части той популярности, какой мог похвастаться весной — летом 1917 года.

Сын Локкарта Робин Брюс писал, что Рейли не раз приезжал потом в Прагу, и он запомнил, как в пятилетием возрасте «видел его живьем». Сам он, конечно, не мог помнить, что там делал Рейли, но, вероятно, со слов своего отца все же рассказал одну деликатную историю.

По его словам, Рейли в 1921 году «закрутил» в Праге новый бурный роман. «Поскольку к тому времени отношения Рейли с Надин окончательно подошли к логическому финалу, у него возник очередной пылкий роман, — писал он. — В свои сорок семь лет он все еще производил неотразимое впечатление на женщин, как на молодых, так и на старых. Двадцатитрехлетняя парижская актриса не стала исключением. Роман был полон огня и страсти. Молодая женщина, не только красивая, но интеллигентная и прекрасно образованная, не скрывала, что хотела бы видеть Рейли своим мужем.

Смущенный агент, формально уже имевший двух жен — Маргарет и Надин, ответил отказом и, как ни странно, был правильно понят. Однако, забеременев, любовница, обливаясь слезами, снова начала настаивать на замужестве. Рейли вновь отказал, оплатив молодой женщине аборт.

Утонченная натура француженки явно не вписывалась в привычную модель его отношений с женщинами, и им пришлось расстаться. Кстати, через несколько лет эта актриса, имевшая шанс быть миссис Рейли-третьей, стала звездой сцены, и ее имя гремело по всей Франции».

Кем была эта женщина — осталось тайной. Если, конечно, все это правда, а не просто слухи. Хотя, с другой стороны, что в этой истории невероятного?

Положение Савинкова и его организации в Польше между тем становилось все сложнее. 16 марта 1921 года между РСФСР и Второй Речью Посполитой был подписан Рижский мирный договор[64]. Одновременно с этим советская власть начала постепенно отходить от ненавистной для крестьян продразверстки и заменять ее налогом. В стране начинался НЭП, и многие недавние недовольные комиссарами и большевиками увидели в этом шанс на то, что наконец-то наступает нормальная жизнь. Уставшие от войны люди хотели только одного — спокойствия.

Удобный момент для вторжения отрядов Савинкова и начала восстания к концу лета 1921 года был уже упущен. Да и чекисты тоже не сидели сложа руки. Были ликвидированы Западный и Черноморский областные комитеты Народного союза защиты Родины и Свободы, развернута массированная пропаганда против Савинкова. Только в 1921–1922 годах выловили около 500 агентов Народного союза.

Москва не раз требовала от Варшавы пресечь деятельность организации Савинкова и формально была права. Присутствие на польской территории антисоветских вооруженных формирований противоречило мирному договору. Наконец 7 октября 1921 года, после очередной ноты протеста со стороны РСФСР, польское правительство, чтобы не осложнять отношений с Советской Россией, потребовало от Савинкова и руководства Народного союза защиты Родины и Свободы покинуть пределы Польши в течение двадцати дней.

Савинков был возмущен и обижен на поляков. Совсем недавно на съезде его Союза звучали овации в честь Польши. Позже, на своем процессе, он говорил о том, какие чувства обуревали его в момент отъезда: «Я садился в поезд, и сердце мое радовалось. Слава Богу, я уезжаю из этой проклятой страны, я радовался, что вы меня выкинули вон».

Сотрудничество Савинкова с поляками, конечно, не прервалось. В Варшаве теперь работал якобы благотворительный Русский попечительский комитет, под крышей которого резиденты Савинкова координировали деятельность его агентов и осуществляли связь с польской разведкой. Представителем ЦК Народного союза в Варшаве оставался Дмитрий Философов, в Вильно — Иван Фомичев. Еще в 1922 году савинковские отряды совершали рейды на советскую территорию.

Но самому Савинкову и ЦК Союза пришлось выбирать себе другое место постоянного жительства и работы. Сначала они обосновались в Праге. Тут-то и пригодились связи Рейли в «руководящих сферах» Чехословакии и встречи с президентом Масариком. Он по старой памяти помог Савинкову, и Прага на некоторое время стала штаб-квартирой его движения.

Позже Савинков перебрался в Париж, но немало его сторонников по-прежнему жили и работали в столице Чехословакии. Были среди них и сестра «вождя» Вера Викторовна и ее муж Александр Мягков, геолог и инженер, возглавлявший Пражское отделение Народного союза. Они были хорошо знакомы с Рейли, и он пытался использовать их в своих планах.

Между тем до вождей русской эмиграции и западных разведок из Советской России начали доходить сенсационные слухи. Вдруг выяснилось, что там, в глубоком подполье, действует мощная монархическая организация, которая в скором времени рассчитывает осуществить переворот и возвести на русский трон законного монарха. Первые сведения об этой организации осенью 1921 года привез в Европу сотрудник Наркомата путей сообщения и бывший действительный статский советник Александр Александрович Якушев. Этот скромный на вид человек в пенсне вскоре сыграет роковую роль в судьбе Рейли. Да и к печальному будущему Савинкова тоже будет иметь отношение.