В Лондоне донесения Рейли из России оценили положительно. Ознакомившись с ними, один из сотрудников русского отдела Министерства иностранных дел сделал вывод, что они «содержат множество полезных сведений о нынешней ситуации на Юге России». А в отделе политической разведки подчеркивали, что «его доклады всегда были очень интересными и надежными и… дают нам возможность ознакомиться с той политической информацией, которая нам необходима». Его информация использовалась потом в докладах Его Величеству. Но дальше положительных оценок дело не пошло.
Парижская мирная конференция, которой предстояло определить послевоенное устройство Европы, да и всего мира, открылась 18 января 1919 года. В ней участвовало 27 государств и пять доминионов Великобритании. После некоторых раздумий бывшие союзники по Антанте решили русскую делегацию в Париж не приглашать — они считали Россию «предательницей», поскольку она заключила сепаратный Брестский мир с немцами, да и режим большевиков они не признавали, поэтому приглашения Москве тоже направлено не было. Однако накануне конференции и в самые первые дни ее работы вокруг русского вопроса разгорелись горячие дискуссии.
Британский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж предложил рассмотреть три возможных способа его решения — военную интервенцию, блокаду или попытку соглашения.
Что касается интервенции, то он оценивал исходную ситуацию в России примерно так же, как и Рейли (возможно, что он опирался и на собранную им информацию) — белые без союзников победить не могут (Ллойд Джордж сказал, что надеяться на Колчака, Деникина и другие белые армии — это то же самое, что «вести строительство на сыпучем песке»), и если уж направлять туда войска, то крупные силы — миллионную армию. Только такими силами, по его словам, можно победить большевиков. А вот выводы премьер-министра кардинально отличались от тех, что сделал Рейли. Он назвал идею интервенции гибельной. «Если, — заявил Ллойд Джордж, — сейчас предложить послать для этой цели в Россию английские войска, в армии поднялся бы мятеж. То же относится и к американским частям в Сибири, и к канадским, и к французским войскам. Мысль подавить большевизм военной силой — чистое безумие». К тому же, добавил он, никто из союзников просто не может направить в Россию такие силы.
Ллойд Джордж высказался и против организации длительной блокады Советов. По его мнению, полезнее всего было бы пригласить советских представителей в Париж. Президент США Вудро Вильсон поддержал английского премьера. Против интервенции выступили также японцы, канадцы, австралийцы. Были, однако, и голоса «за»: итальянцы предлагали направить в Россию армию из добровольцев, а премьер Польши Игнацы Ян Падеревский (тот самый пианист и композитор, который приютил Рейли и Хилла в своей каюте, когда они плыли из Саутгемптона до Гавра) просил западные страны о срочной помощи против Красной армии. Французы же сначала выступили против приглашения в Париж советских представителей, но потом скрепя сердце согласились.
Уже через четыре для после начала конференции, 22 января, в печати появилось обращение президента Вильсона ко всем воюющим сторонам России прекратить боевые действия и прислать свои делегации на Принцевы острова в Мраморном море близ Стамбула для переговоров.
Владимир Ленин объяснил инициативу президента США попыткой «закрепить за собой Сибирь и часть Юга, не надеясь иначе удержать почти ничего», однако на переговоры согласился. 4 февраля советское правительство заявило по радио, что хотя оно и не получало прямого приглашения, но готово участвовать в переговорах.
Однако белые правительства категорически возражали против этой затеи. Для них идея переговоров с Советами были неприемлема. К тому же они опасались, что на переговорах красные станут восприниматься Западом как легитимная власть, ну а кроме того, рассчитывали на крупные военные успехи в наступившем 1919 году. Как раз в это время на Востоке готовилось наступление армий Колчака. Так что на белых территориях проект конференции на Принцевых островах встретили почти враждебно. В Архангельске из витрин магазинов убрали портреты президента Вильсона. Генерал Деникин отправил личный протест маршалу Фердинанду Фошу, а Колчак сказал, что, услышав о нем, он потерял сон. 16 февраля 1919 года все небольшевистские правительства одновременно сообщили о своем отказе встречаться со своими оппонентами, так что идея «мирной конференции по русским делам», едва родившись, тут же и скончалась…
В британском правительстве принципиальным противником линии Ллойд Джорджа был военный министр Уинстон Черчилль (вскоре Рейли познакомится с ним лично). Он выступал за оказание помощи белым и решительную борьбу с большевиками. Черчилль заявлял в парламенте, что англичанам важно понять, что «не мы сражались в интересах Колчака и Деникина, но что Колчак и Деникин сражались в наших интересах».
Тем не менее сторонники отправки в Россию крупных воинских контингентов потерпели поражение[57]. Англичане остановились лишь на «ограниченном вмешательстве» — предпочитая оказывать противникам большевиков помощь оружием, снаряжением и военными советниками, да и то в весьма ограниченных объемах. Такой же тактики придерживались и другие бывшие союзники России по Антанте. Антон Деникин сравнил британскую позицию с двумя руками, одна из которых дает, другая забирает.
Предупреждая Лондон о том, что без масштабной помощи союзников через год с небольшим Европа окажется лицом к лицу с набравшей силу и мощь Красной армией, Рейли оказался абсолютно прав. Летом — осенью 1920 года положение белых было уже фактически безнадежным, а Красная армия рвалась к Варшаве и дальше — на Берлин.
Жизнь шпиона тревожна и хлопотлива. Не успел Рейли передохнуть в Лондоне после бурной Одессы, как получил новое задание. Опять с приказом выезжать немедленно. И снова вместе с Хиллом. Их новая командировка была связана с конференцией в Париже. В обязанности Рейли и Хилла входил сбор информации в Париже о том, что на ней происходило (прежде всего, информации неофициальной и кулуарной) в связи с «русскими делами». «Я служил связью по русским делам между разными отделами в Лондоне и Париже», — вспоминал Рейли.
Вместе с Хиллом они поселились в Париже в отеле «Маджестик». В нем же жили и члены британской делегации. Именно здесь состоялось знакомство, которое сыграло в дальнейшей жизни Сиднея очень большую роль. Его представили 44-летнему Уинстону Черчиллю, который всего лишь полтора месяца назад занял посты военного министра и министра авиации в правительстве консерватора Ллойд Джорджа. Черчилль считал, что большевизм однозначно надо «придушить в колыбели». Хотя позиция Черчилля в то время не являлась определяющей и Ллойд Джордж ее не разделял, в лице Рейли он нашел ярого единомышленника.
Заодно Рейли познакомился с личным военным секретарем Черчилля баронетом Арчибальдом Синклером[58] и Альфредом Хармсуортом виконтом Нортклиффом, владельцем влиятельной газеты «Дейли мейл». В Париже он также познакомился еще с одним человеком, с которым будут тесно связаны несколько следующих лет его жизни и деятельности. «В этот период я, между прочим, и познакомился с Б. В. Савинковым», — писал он позже[59].
Савинков, который к этому времени уже оказался в эмиграции, готовился к масштабной вооруженной борьбе против Советов. Рейли свел его с Черчиллем. Готовность бороться с большевиками военный министр всячески приветствовал.
В отеле «Маджестик» Рейли и Хилл жили несколько дней. Затем они решили перебраться в другое место. Им казалось, при их неофициальной миссии не следует жить там же, где обитают члены официальной британской делегации. Они переехали в отель «Мерседес», где, как вспоминал Хилл, буквально купались в слухах, сопровождающих работу конференции. И многие из них давали почву для серьезных размышлений. Так, например, они услышали о том, что в Париж якобы прибывают два американца, которые должны вступить с большевиками в переговоры по вопросу их признания США.
Этими американцами были Уильям Буллит (в 1933 году он станет первым послом США в СССР) и Джозеф Линкольн Стеффенс (в будущем — известный журналист, писатель, коммунист и один из основателей направления разоблачительной журналистики, получившей название «разгребание грязи»). Якобы Буллит должен был встретиться с Ллойд Джорджем, чтобы обсудить возможность совместного признания советского правительства, но Рейли и Хилл нанесли упреждающий удар — они передали информацию о миссии американцев в «Дейли мейл» и «Таймс», которые выступили с резкими статьями против тех, кто собирается признавать «зло, именуемое большевизмом».
Хилл утверждал, что встреча Ллойд Джорджа с Буллитом в результате так и не состоялась, а британский премьер под влиянием скандала был вынужден несколько «притормозить» в вопросе о признании правительства Ленина. Ну а Буллит и Стеффенс все-таки съездили в Москву, там встречались с Лениным и Чичериным. Стеффенс потом написал: «Я видел будущее, и оно работает». Впрочем, США официально признали СССР только в 1933 году…
В свободное от своей шпионской работы время Рейли бродил по Парижу, который он всегда очень любил. Помимо всего прочего, это ведь был еще город его кумира Наполеона. Так, например, они с Хиллом встречались с чиновниками британского МИДа Гарольдом Николсоном и Уолфордом Селби в небольшом старомодном отеле на улице Сен-Рок. Разговор за завтраком, вспоминал Хилл, вертелся, в основном, вокруг личности Наполеона, и Рейли рассказывал, что в этом отеле в 1795 году как раз находился штаб Бонапарта. «Рейли, — отмечал Хилл, — обладал одной из лучших коллекций вещей, связанных с Наполеоном, а кроме того, знал практически каждый дом, который имел историческую связь с его героем».
Несколько раз он устраивал что-то вроде экскурсий по наполеоновским местам для своих знакомых англичан, и те всегда поражались глубине его знаний о наполеоновской эпохе. Рейли продолжал пополнять свою коллекцию, разыскивая в антикварных и букинистических лавках Парижа различные артефакты, связанные с личностью или временем Бонапарта.
Впрочем, как писал Робин Брюс Локкарт, величайшим героем для Рейли был все-таки Иисус Христос. Но Наполеон, а потом и Черчилль, с которым он познакомился совсем недавно, «следовали за ним, отстав всего на полшага».
Вскоре после возвращения из Парижа Хилла снова направили в Россию, а Рейли на некоторое время остался в Лондоне. Между тем его уже несколько месяцев разыскивала первая жена Маргарет. Упоминания о своем неизвестно куда исчезнувшем муже она увидела в газетах после скандала в Москве с «заговором послов». Еще в октябре 1918 года она попыталась навести справки о Рейли через британских представителей в Брюсселе, где жила.
Через месяц Маргарет обратилась уже непосредственно в Военное министерство в Лондоне с просьбой сообщить ей о судьбе Рейли. Она снова ссылалась на газеты. «Лидером этого движения, кажется, был полковник Локкарт, — отмечала она, — правой рукой которого являлся английский агент лейтенант Рейли… Я пришла к выводу, что этот агент не кто иной, как мой муж… Так как я не получала никаких известий от своего супруга с 28 июля 1914 года, то вы, господа, наверное, хорошо поймете мое беспокойство о его судьбе, жив он или нет, и желание передать ему весточку. Молю Бога, чтобы он был жив, и прошу вас дать мне ответ как можно скорее».
Она написала еще несколько запросов и писем, но никакого конкретного ответа от коллег Рейли так и не получила. Ей предложили лишь написать ему письмо, которое обещали переслать ее мужу при первом же удобном случае. Но Маргарет проявила настойчивость. Не получив из Англии ответа по почте о своем муже, она сама в феврале 1919 года приехала в Лондон и начала ходить «по инстанциям».
Сам Рейли, очевидно, знал, что его разыскивает Маргарет, но не хотел подавать о себе никаких вестей. Во-первых, из соображений секретности, а во-вторых… Во-вторых, он просто не хотел больше встречаться с ней, потому что считал, что все осталось в прошлом…
Шеф СИС Камминг не мог не знать о многоженстве Рейли. Джордж Хилл вспоминал, что он вызвал его и поручил выяснить, сколько все-таки у Рейли жен на самом деле. Хилл предложил спросить об этом у него самого — когда он вернется в Лондон. Когда Рейли вернулся, Камминг с ним долго беседовал, но о чем они говорили, никто так и не узнал — беседа велась с глазу на глаз. После нее шеф приказал Хиллу расследование о женах Рейли свернуть.
Маргарет вскоре снова уехала из Лондона в Брюссель. Позже супруги встречались еще раз, и, как она утверждала, он заплатил ей весьма солидную сумму отступного — 10 тысяч фунтов стерлингов. Вполне возможно, тем более что чуть позже мы увидим, что у Рейли вдруг начали катастрофически кончаться деньги. Не исключено, что Маргарет тоже сыграла в этом определенную роль.
Весной 1919 года из Америки в Лондон приехала и Надежда Залесская. С Рейли она увиделась впервые за последние полтора года, но вместе они провели всего лишь около двух недель. Им было очевидно, что отношения между ними подходят к концу, но в полузамороженном состоянии они продолжались еще почти год. В марте 1920 года они все же решили официально развестись. В принципе, никакой необходимости в этом разводе не было, так как их брак не мог считаться законным с юридической точки зрения, но Рейли предпочел начать бракоразводный процесс. Он должен был состояться в Париже, куда они вместе и отправились.
Вскоре после развода Надежда уехала в Америку и больше никогда не встречалась с Рейли. По некоторым сведениям, потом она вышла замуж за шведского нефтепромышленника Густава Нобеля (члена знаменитого клана Нобелей) и умерла в 1954 году в Женеве.
Весной 1919 года Рейли был, конечно, занят не только своими матримониальными делами. «В это время, — писал он несколько лет спустя, — я проводил у английского правительства очень обширный финансовый план поддержки русских торгово-промышленных кругов во главе с Яро-шинским, Барком и т. д.». Из этой фразы сложно понять, выполнял ли он очередное задание Секретной службы либо участвовал в этом «обширном плане» как частное лицо, надеясь получить по его выполнении весьма солидный куш. Рейли этого так и не объяснил.
Пятнадцатого апреля 1919 года, как пишет сам Рейли, он отплыл в Нью-Йорк на трансатлантическом лайнере «Олимпик». Как раз по делам «обширного финансового плана». Получил ли он в «конторе» отпуск или уехал, просто предупредив шефа — не совсем ясно, но, как будет видно ниже, эту поездку он сам объяснял «срочным заданием правительства».
В чем же был главный смысл плана, которым занимался Рейли? Речь в нем шла о создании огромного синдиката с участием американских и британских (а возможно, и французских) банкиров, финансистов и промышленников для многомиллионных инвестиций в Россию. Разумеется, после падения большевиков. В то время и Рейли, и многие представители политико-финансовых кругов Запада еще тешили себя мыслями, что режим большевиков вскоре может быть свергнут.
Опять же не совсем ясно, в какой мере сам Рейли был автором плана и в какой он выступал посредником между русскими торгово-промышленными кругами и западными капиталистами. Не исключено, что в данном случае он был «един в двух лицах».
Имена людей, от которых он поехал в Америку, многое значили в торгово-промышленном мире. Петр Барк (1869–1937) — последний министр финансов Российской империи, видный финансист и банкир. В 1920 году он поселится в Англии и возглавит там Лондонское отделение Объединения деятелей русских финансовых ведомств, станет он также советником управляющего Банком Англии по делам стран Восточной Европы, будет занимать руководящие посты в других банках. Барк вел финансовые дела эмигрировавших членов Императорской Фамилии, а король Георг V в 1935 году возвел его в рыцарское достоинство.
Кароль Ярошинский — крупный сахарозаводчик, банкир, финансист и миллионер, приближенный к Царской семье. Под его контролем находилось несколько крупных банков, он имел акции Восточно-Сибирской железной дороги и нефтяных компаний в Баку. Ярошинский был известным меценатом — он, к примеру, основал университет в Люблине и долго поддерживал пианиста Артура Рубинштейна. Впрочем, это не мешало ему же спускать огромные деньги в казино Монте-Карло. По некоторым данным, в 1918 году он финансировал план по устройству побега Царской семьи. Рейли хорошо знал его по довоенному Петербургу.
Пока Рейли добирался до Америки, шеф разведки Камминг размышлял над очередной «телегой», которая пришла на его агента. На этот раз — из посольства США в Лондоне, в виде секретного меморандума:
«Секретно.
11 апреля Министерство иностранных дел Великобритании запросило посольство проставить визу в паспорте лейтенанта Сиднея Джорджа Рейли, который направляется в Соединенные Штаты по срочному заданию правительства на судне “Олимпик” 14 числа этого месяца.
Это было сделано, и власти в Вашингтоне были извещены телеграммой об этом.
Сейчас же посольство получило информацию из Вашингтона, что до властей доходят сведения о нежелательной деятельности мистера Рейли. Согласно полученным данным разведки, мистер Рейли родился, как утверждается, в “русской части” Польши, жил несколько лет в России и шпионил в пользу японцев в Порт-Артуре во время русско-японской войны. Он считается богатым человеком и занимался военными контрактами. Он приехал в Соединенные штаты из Японии в 1915 году и 16 февраля того же года женился на даме, которая приехала в США вскоре после него. Ее звали мисс Надин Массино — она бывшая жена русского морского офицера по имени Залесский, с которым развелась еще в России.
Позже сообщалось, что мистер Рейли вернулся в Россию в 1916 году, и пока он был там, он бросил другую жену с двумя детьми. Мистер Рейли затем, скорее всего, возвратился в США и поступил на военную службу в Королевский летный корпус в Торонто, Канада, в декабре 1917 года. Считается, что он уехал за границу в январе 1918 года, и позже был послан в Москву, где он был прикреплен к Британскому консульству.
Как сообщается, его репутация в Москве была очень плохой, и он был связан с русскими… подозреваемыми в шпионаже [в пользу немцев. — Е. М.].
Известно, что полковник Туэйтс[60] подозрительно относился к Рейли во время его последнего пребывания в Соединенных Штатах.
Власти в Вашингтоне хотели бы как можно скорее получить точную информацию, касающуюся характера бизнеса мистера Рейли, и другие имеющиеся о нем подробности.
Лондон, 17 апреля 1919».
Вероятно, в ответ на этот «секретный меморандум» в СИС подготовили справку с биографией Рейли и следующим заключением: «Детали этого документа по состоянию дел на сегодняшний момент не должны передаваться США, ни их здешним военным атташе, но, если необходимо [подчеркнуто в документе. — Е. М.], было бы не вредно поинтересоваться у американского военного атташе, известно ли еще что-нибудь о С. Дж. Рейли или где он сейчас находится».
Как видим, «Си» по-прежнему прикрывал Рейли. Но одновременно и собирал информацию о его делах. Впрочем, слухи и подозрения, изложенные в «секретном меморандуме» и других справках и донесениях, не мешали Рейли приезжать в Америку по своим делам — ни в 1919 году, ни позже.
На этот раз он изложил местным банкирам идею своего «обширного финансового плана». Некоторые из них согласились, что он сулил большие выгоды. Ведь Россия — это огромная страна, которая после разрушительной Гражданской войны будет нуждаться практически во всем, следовательно, возможности для иностранных инвестиций на русский рынок и прибылей окажутся в недалеком будущем почти безграничными.
В конце мая 1919 года Рейли вернулся в Англию и начал переговоры с английскими банками. Однако здесь дело пошло не так быстро. Консервативные британские банкиры и чиновники погрязли в обсуждениях и размышлениях, что Рейли сильно раздражало. Обсуждение его плана затянулось аж до осени, а осенью Рейли попытался привлечь к своей идее и французских банкиров. «Французские банкиры оказались более восприимчивы, чем наши друзья из Сити», — писал он в одном из писем. Рейли оптимистически подчеркивал, что французские предоставят кредит в 400 миллионов франков для нового синдиката.
Но в октябре 1919 года Красная армия перешла в наступление, и к весне следующего года Белое движение на юге и востоке России оказалось на грани разгрома. Было понятно, что говорить о каком-то плане западных инвестиций в «Россию после большевиков» никакой серьезный человек сейчас говорить не будет. Рейли пришлось смириться с тем, что эта идея и огромные деньги, которые он мог бы заработать на его осуществлении, растаяли «как дым, как утренний туман». Но он не унывал. Рейли вообще был человеком действия и не мог долго сидеть на одном месте без дела. ри, назвав его при этом «величайшим из воинов». Точнее было бы назвать его «величайшим шпионом» (или разведчиком, кому как нравится), но факт остается фактом — Дьюкс до сих пор остается единственным человеком, которого посвятили в рыцари за успехи в области разведки.
А что же с Рейли? В этой части его биографии тоже множество неясностей.
Как мы помним, 19 октября 1917 года Рейли было присвоено звание второго лейтенанта Королевского летного корпуса. После его возвращения из России, по его просьбе, начальник агентурного отдела СИС майор Мортон составил ходатайство о присвоении ему звания майора. В нем говорилось, что Рейли выполняет особые задания, встречается с высокопоставленными военными и гражданскими людьми, а его невысокий нынешний чин является помехой для выполнения им своих обязанностей. Однако ходатайство не имело успеха. Отказ обосновали тем, что Военное министерство все равно не утвердит это повышение, так как «в случае смерти этого офицера оно должно будет платить пенсию его вдове». Да и вообще — Рейли ведь формально состоит в ВВС, почему бы не обратиться в Министерство авиации?
То есть повышение Рейли так и не состоялось. Возможно, кадровые британские офицеры из аристократов не питали никаких симпатий к человеку с такой мутной биографией, а, возможно, просто завидовали его способностям. Не исключено, что это стало следствием недовольства начальников Рейли тем, что он все время впутывается в какие-то сомнительные проекты, что не красит офицера британской разведки.
Так что майором он не стал. Как там у Высоцкого: «Я обидел его, я сказал: “Капитан, никогда ты не будешь майором”». Но вот загадка — был ли сам Рейли капитаном?
По логике вещей — должен был быть. Сложно поверить, чтобы в СИС могли всерьез рассматривать присвоение ему звания майора сразу после второго лейтенанта Летного корпуса.
Да и во многих книгах и публикация«— например, мемуарах его последней жены Пепиты Бобадильи, — он фигурирует именно в качестве капитана. Да что там книги. Даже во внутренних документах, которыми обменивались разведка, контрразведка, полиция и Военное министерство и в которых по-прежнему аккумулировались слухи и рассказы о его «темной биографии», Рейли начиная с весны 1919 года называли то лейтенантом, то капитаном. И наконец, некролог Рейли, помещенный через несколько лет в газете «Таймс», начинался словами: «Капитан Сидней Дж. Рейли…».
В чем же здесь дело?
По одной из версий, Рейли попросту «произвел» в капитаны себя сам. И представлялся именно так. Ему многие верили. Так потом и пошло. Но почему тогда в документах спецслужб Рейли фигурирует в качестве капитана? Там-то уж точно должны были знать о его настоящих и мнимых званиях.
Если уж Рейли и мог сам себя произвести в капитаны, значит, это должно было быть сделано не на пустом месте. Возможно, он невольно или сознательно воспользовался теми изменениями, которые происходили в британских ВВС во время и сразу после войны.
…В августе 1914 года Королевский летный корпус был преобразован в Королевские ВВС Великобритании. А 1 августа 1919 года в ВВС были введены новые звания. По идее, «второй лейтенант Рейли» теперь должен был именоваться «пайлот-офисер Рейли» — то есть «пилот-офицер». Следующие за этим, более высокие «авиационные» звания — «флайинг-офисер» (соответствует званию «лейтенант» в британской армии) и «флайт-лейтенант» (соответствует армейскому званию «капитан»).
О том, что ему официально присваивали звание «флайт-лейтенант», сведений нет, но Рейли мог рекомендоваться «лейтенантом ВВС», а не «вторым лейтенантом Летного корпуса» (пайлот-офисером), кем он был на самом деле. В военном мундире он не ходил, погон и знаков различия не носил, а учитывая послевоенную неразбериху, британскую неповоротливую бюрократию и авантюристическую натуру самого Рейли, можно предположить, что в результате звание «лейтенант ВВС» начали понимать, как флайт-лейтенант, то есть армейский капитан. Теперь, ходатайствуя о повышении, логично было просить присвоить себе следующее воинское звание — майор.
Интересно, что ходатайство о присвоении ему майора было подано по инициативе Рейли не по линии Министерства авиации, а по Военному министерству, в котором сведений о его настоящем звании тогда могло и не быть. Но тут Рейли не повезло — британский бюрократизм сыграл против него. Ходатайство было рекомендовано подать тому, кого оно касается напрямую — Министерству авиации, и, что примечательно, Рейли этого так и не сделал. Он наверняка понимал, что в этом случае майорское звание ему уж точно не светит, а вот различные неприятности могли бы произойти.
Майором Рейли не стал, но до капитана себя все-таки повысил. Да так, по убеждению многих его современников, им и остался.
Такое положение дел его не устраивало — он был честолюбивым и тщеславным человеком. В конце концов, он ведь тоже участвовал в важных операциях, рисковал жизнью и был награжден британским и русским орденами. Разве он не заслужил повышения? На его взгляд, более, чем заслужил.
Время со второй половины 1919-го по осень 1920 года было, наверное, одним из самых спокойных в его биографии. В том смысле, что Рейли не приходилось колесить по опасным районам в других странах. Камминг решил использовать его в Лондоне и Париже — по крайней мере, до тех пор, пока он снова не понадобится в России, где ситуация по-прежнему оставалась запутанной.
В общем, Рейли получил небольшую передышку. Робин Брюс Локкарт утверждает, что в это время он вел весьма роскошную жизнь. По его словам, он даже снял апартаменты в Олбани — знаменитом трехэтажном особняке на Пиккадилли, который всегда считался одним из самых престижных и дорогих жилых комплексов Лондона. В его 69 квартирах с огромными окнами в разное время жили такие люди, как лорд Джон Гордон Байрон, писатель Олдос Хаксли, премьер-министр Великобритании Эдуард Хит, философ Исайя Берлин и многие другие. Несколько лет назад одну из квартир в Олбани выставили на продажу за два миллиона фунтов стерлингов, и это, судя по всему, была еще не самая дорогая «жилплощадь» комплекса.
Предоставим опять слово Брюсу Локкарту-младшему. Он приводит весьма любопытные детали об образе жизни Рейли, которые мог узнать только из рассказов своего отца, не раз бывавшего у него в гостях. «Сняв апартаменты в Олбани, Рейли окружил себя экспонатами любимой “наполеоновской” коллекции и сотнями дорогих фолиантов, — пишет Локкарт. — Впервые он завел себе личного камердинера по имени Алекс Хамфрейс, который, по мнению окружающих, выглядел так же хищно, как и сам хозяин. Дюжинами он заказывал новые костюмы в элитном ателье “Дж. Дэниэлс и К°”, не скупился на шумные вечеринки в компании старых друзей — Дьюкса, Локкарта, Хилла, Бойса и Эли… Еще одним влиятельным знакомым Рейли оказался сэр Бэзил Томпсон, начальник специальной полиции Лондона, который сам решал, кто из русских беженцев может получить вид на жительство, а кого следует немедленно депортировать, как большевистского агента.
Сидней был и радушным хозяином, и остроумным собеседником. С ним было легко разговаривать не только о России и русских, но и на массу других тем — история, искусство, бизнес, религия… И все-таки главной темой бесед в его доме оставались Россия и ненависть к большевизму.
Кроме вечеринок в Олбани, Рейли получал огромное удовольствие от посещений кафе “Ройял”, где майор Эли организовал “обеденный клуб”, в который входили исключительно сотрудники СИС и МИ-5. Эти собрания не привлекали к себе внимания посторонних, поскольку члены клуба приходили в кафе пешком, оставляя такси в двух-трех кварталах».
Нужно отдать Рейли должное — в богатстве или при финансовых трудностях, в счастливой любви или уже расставшись со своими женами и подругами, он никогда не забывал о главной идее своей жизни — о борьбе с большевиками. Ненависть к ним у него была настолько сильной, что он даже в личных письмах называл их не иначе как сволочами. И ждал момента, чтобы свести с ними счеты.
В архиве Уинстона Черчилля в Кембридже хранится документ, направленный будущему знаменитому премьеру Великобритании в октябре 1919 года. Это почти 20-страничный меморандум Рейли, озаглавленный лаконично, но более чем понятно: «Русская проблема». В ней он высказывал свои мысли о том, что необходимо предпринять для свержения большевиков.
Собственно говоря, вся суть меморандума была заключена в выводах:
«1. Свержение власти большевиков только насильственное, так как других эффективных способов сделать это у нас нет или же они вообще невозможны.
2. Силы, необходимые для осуществления этой задачи, могут быть сформированы с помощью сотрудничества между русской национальной армией и армиями Финляндии, Польши и пограничных государств.
3. Для того, чтобы это сотрудничество стало возможным, Деникину необходимо прийти к соглашению с другими государствами по вопросу политических и территориальных разногласий, которые должны обсуждаться на специальном межгосударственном совещании.
4. Условиями для достижения этого соглашения… должны быть:
4.1. Подписание договора между правительствами союзнических государств о конкретных условиях, которые будут обсуждаться на межгосударственном совещании.
4.2. Готовность союзнических правительств навязать эти условия другим сторонам с помощью морального и, если необходимо, экономического давления; и, с другой стороны, немедленное оказание всей необходимой помощи сторонам, принявшим эти условия.
4.3. Некоторые изменения в составе и политике польских и деникинских властей.
5. Ликвидация вредного влияния Германии с помощью попытки достижения экономических соглашений, в которых бы учитывались интересы России. Для этого необходимо следующее:
5.1. Подготовить соответствующие настроения во Франции с тем, чтобы она не создавала препятствий этим соглашениям, а по возможности даже участвовала в них.
5.2. Убедить некоторых английских финансистов создать британо-германское объединение для осуществления контроля над акционерным капиталом русских банков.
5.3. Выполнение всех этих пунктов… необходимо для решающего права голоса Англии и Франции в этом объединении».
Это была не единственная «аналитическая записка», поданная Рейли Черчиллю. Летом 1920 года, уже после возвращения из Парижа, где они с Надеждой начали бракоразводный процесс, он написал еще два документа по русскому вопросу. В архиве Черчилля сохранилось сопроводительное письмо его помощника Арчибальда Синклера, в котором содержатся «конкретные предложения о том, какие конкретные экономические меры нужно принять, чтобы способствовать падению советского правительства и как можно скорее воспользоваться этим, чтобы получать сырье и продовольствие из Советской России».
Меры, предложенные Рейли, на этот раз сводились к следующему: найти способ убедить командование Красной армии заключить союз с Деникиным и совместными усилиями свергнуть большевиков; заручиться поддержкой Русской православной церкви; убедить петлюровцев заключить союз с Деникиным и создать единый фронт против большевиков.
О реакции Черчилля на эти предложения Рейли не известно, но, судя по всему, хода им так и не дали. Неудивительно — идеи Рейли явно не соответствовали сложившейся в России реальности. Любопытно, однако, другое: прожекты в области «большой политики», высказываемые хотя и весьма неординарным человеком, но все же всего лишь лейтенантом Королевских ВВС, рассматривались и обсуждались на самых высших этажах британского политического истеблишмента. Это было не просто необычным делом, но и нарушением субординации (впрочем, не исключено, что с молчаливого согласия Камминга, который, несмотря на все, ценил Рейли).
В британской Секретной службе, разумеется, имели место и интриги, и склоки, и зависть по отношению к более успешным коллегам и прочее, прочее. В этом смысле она мало чем отличалась от любого другого коллектива или учреждения в любой другой стране мира.
С тем же Джорджем Хиллом, после его возвращения из России в 1918 году, произошла, например, неприятная история. Перед бегством Хилла из России Роберт Брюс Локкарт разделил между ним и еще двумя англичанами-разведчиками деньги, которые предполагалось истратить на организацию переворота в Москве — «повстанческий фонд». После приезда в Лондон они должны были сдать их. Хиллу, по некоторым данным, достался примерно миллион рублями. Но если двое других офицеров сдали свои деньги, то Хилл этого не сделал. Он объяснил, что был арестован, и во время этого ареста деньги то ли отняли, то ли он сам их потерял. Доказать факт своего ареста Хилл не мог (о нем действительно ничего неизвестно), и у проверяющих сотрудников СИС возникли подозрения, что деньги он то ли присвоил себе, то ли банально потерял. Над Хиллом возникла угроза увольнения, но, по некоторым данным, за него заступились высокопоставленные знакомые, в том числе Черчилль, и Хилла вскоре снова отправили вместе с Рейли в Россию (через несколько лет ему все же было предъявлено обвинение в присвоении казенных денег, хотя доказать его так и не смогли).
Рейли тоже испытал на себе последствия подобных интриг. Камминг по-прежнему получал доносы на него и запросы о его личности. Немалое число таких запросов и донесений о Рейли шло через майора Десмонда Мортона — начальника 5-го отдела СИС, ответственного за контрразведку и борьбу со шпионажем. Мортон, связанный с Рейли несколькими годами службы, тоже, по-видимому, старался не очень-то давать ход этим «сигналам».
Третьего сентября 1920 года агенты СИС сообщили из Парижа, что «этого субъекта», то есть Рейли, «видели в Париже в мундире морского офицера, причем он явно не отличался достойным поведением. Он до сих пор работает на “Си”?». Несколько дней спустя Камминг раздраженно ответил: «На Ваше донесение сообщаю, что мистер Сидней Рейли был принят мною на службу и в настоящий момент занят выполнением чрезвычайно ответственного и конфиденциального задания. Прошу Вас связаться с Вашим информатором и попросить его дать более подробные объяснения, в каком именно недостойном поведении был замечен экс-офицер. Я уверен, что утверждение, что он носит морской мундир, не соответствует действительности, равно как и обвинение его в недостойном поведении». Шефу ответили, что информация получена от одного русского эмигранта, который якобы слышал, как Рейли хвастался своими знакомствами с высокопоставленными англичанами, в том числе и с военным министром, и на нем действительно был мундир офицера военного флота[61]. Камминг наложил на ответ резолюцию: «Этих дополнительных фактов недостаточно для обвинения».
Камминг, безусловно, знал все «темные» стороны биографии Рейли. Но его грехи и грешки, несомненно, не красящие сотрудника его ведомства, перевешивали результаты работы, информацию, которую он умел вытаскивать из самого пекла. И Камминг, и Мортон это ценили.
Тем не менее пока Рейли находился «в тылу» — между Лондоном и Парижем. Он завидовал своим друзьям по разведке, которых шеф снова отправил в «горячие точки». Джордж Хилл уже несколько месяцев был в России, в войсках Деникина. Пол Дьюкс вскоре после своего триумфального возвращения из России отправился в Польшу, практически на границу с Россией. Рейли же считал, что его отстранили от настоящего дела.
Летом 1920 года он даже написал письмо Роберту Брюсу Локкарту с просьбой помочь ему и посодействовать в том, чтобы его отправили в Россию. Он отмечал, что «имеются серьезные обстоятельства, вынуждающие меня работать и дальше в случае, если речь идет о России и большевизме».
«Абсолютно уверен в том, что не имею морального права вернуться к бизнесу, пока эти обстоятельства существуют, — продолжал Рейли. — Рискну также утверждать, что мои знания и опыт также примутся во внимание, и это позволит мне продолжить свою деятельность. Именно в деятельности подобного рода я нахожу отдых в своей непростой жизни…
Думаю, будет излишним объяснять Вам мои собственные мотивации. Я уверен, что Вы поняли их без объяснений. Если Вы сможете что-нибудь сделать для меня в сложившихся обстоятельствах, моя благодарность не будет иметь границ. Нет ничего лучше, чем служить на пользу России под Вашим началом. Я не верю, что русские смогут успешно бороться с большевизмом без нашей максимально активной помощи. Спасение России заключается в громадном потенциале, заключенном в несчетном количестве людей, верящих в нашу поддержку».
Просил ли Локкарт за Рейли или нет, но осенью 1920 года его действительно направили в более «горячее» место.