Silentium! (СИ)

Глава 3 Как сердцу высказать себя?

Мне понадобилось меньше минуты, чтобы с уже привычной для себя быстротой напечатать в заметке краткий текст о своём заболевании. На телефоне было сохранено заранее заготовленное сообщение, которое я показывал людям, когда мне требовалось вступить в разговор, однако в нём я не пояснял причину своей немоты, просто указывая, что не мог говорить. Очевидно, чтобы удовлетворить собеседника и не огрести, стоило разъяснить мою ситуацию более подробно, поэтому я написал новый текст.

Вопреки моим ожиданиям, прочитав моё объяснение, Макс сохранил спокойствие и лишь нахмурил лоб.

— Ты психушник, выходит. Но разве подобные штуки не корректируются в детстве? С хуя ли у такого здорового лба проблемы с тем, чтобы говорить с незнакомыми людьми?

Надо признать, для необразованного отброса Макс демонстрировал довольно неплохую осведомлённость в вопросе. Я не знал, было ли это связано с тем, что он изучал тему немоты из-за того, что его собственная мать была глухонемой, или с чем-то другим, но он с ходу смог вникнуть в суть изначальной проблемы.

«Родители не верили, что я болен, поэтому не считали должным что-то с этим делать», — написал я.

— Идиоты. Никогда не понимал такой хуйни.

«…?»

— Есть дети, которыми никто не занимается, потому что у них вообще нет семьи, но какого чёрта подобное случается и с теми, кто живёт с родителями? Нахуя вообще заводить ребёнка, если не собираешься нормально о нём заботиться?

Я пожал плечами. Хоть я и не питал особо тёплых чувств по отношению к своим родителям, всё же не держал на них зла. Я настолько привык быть безмолвным, что был готов прожить таким всю оставшуюся жизнь и нисколько не думал об альтернативной версии прошлого, в котором меня вполне могли бы вылечить.

Макс будто прочитал мои мысли и с некоторой издёвкой спросил:

— А сам чего?

Я покачал головой. Мне не хотелось обсуждать своё нежелание контактировать с кем бы то ни было с человеком, который сам по себе представлял яркий пример того, почему мне претило какое-либо общение. Не говоря уже о том, что как раз от таких, как он, я больше всего натерпелся в школе и упоминать в его присутствии о своей слабости было всё равно что размахивать красной тряпкой перед быком.

Наверное, я, сам того не замечая, одарил парня слишком презрительным взглядом, из-за чего Макс хмыкнул.

— Поганая же, должно быть, была у тебя жизнь, раз ты даже не рвёшься становиться полноценным членом общества.

Я напрягся, подумав, что меня снова отметелят за неприкрытую неприязнь, когда после своих слов Макс сдвинулся с диванной подушки в мою сторону. Но парень лишь наклонился и нащупал под диваном валяющуюся на полу пачку сигарет. Чувствуя, что уже сам весь насквозь пропитался запахом табака, я решил не дожидаться, пока Макс опять закурит, поэтому, пользуясь тем, что он ещё был адекватным, начал печатать свою просьбу о том, чтобы мне вернули микросхему и деньги. Не успел я написать и нескольких слов, как парень сказал:

— Мне тоже не нравится большинство людей. Да и что уж скрывать, я сам такой же отвратительный человек, как и многие. Но всё существующее вокруг нас дерьмо не стоит того, чтобы отгораживаться абсолютно от всего мира. Если раньше тебе попадались одни подонки, это не значит, что ты из-за них должен провести всю свою жизнь в молчании. Дело твоё, конечно, но, как по мне, это откровенная херня.

Мой палец замер над сенсорной клавиатурой. Я бы усмехнулся, но не хотел лишний раз тревожить разбитые губы. Тому, кто не был скован какими-либо нравственными нормами и сам являлся тем, кто мог унижать и подавлять других, невероятно просто было рассуждать об убогости человеческой природы. Я сомневался, что Макс когда-либо мог сталкиваться с теми оскорблениями и унижениями, через которые довелось пройти мне, чтобы учить меня вере в хороших людей.

Видя отразившийся на моём лице скептицизм, Макс бросил:

— Ну, ты точно как Подлец. На ебале написано, что ты бы мне сейчас с радостью погрыз кроссовки. Можешь в них ещё и нассать, но я знаю, о чём говорю, потому что вырос в детдоме. Если бы я оборачивался на свою жизнь там, то уже гнил бы за решёткой, как мой папаша.

Я вскинул брови.

— Ага, — парень всё-таки выудил из пачки очередную сигарету. Покручивая её в пальцах, Макс равнодушным голосом пояснил: — До двенадцати лет я жил с родителями. Пусть моя мать и была глухонемой и с ней бывало сложновато, жили мы неплохо, если не брать в расчёт, что она родила меня от конченого ублюдка-алкоголика. Не знаю, как она могла терпеть его столько лет, потому что ему всегда нужны были только деньги на бухло и бесплатный секс. Походу просто пыталась сохранить семью. В конечном счёте во время одной из своих попоек отец допился до того, что даже перестал соображать, что мама его не слышала, и разбил ей голову о батарею, потому что она якобы отказалась дать ему деньги на водку. После этого отца посадили, а меня упекли в детдом. И, знаешь, может, там было и несладко и мне не удалось вырасти таким, каким меня бы хотела видеть мама, но мне есть ради чего стараться полюбить людей, потому что я точно не хочу кончить, как отец.

Макс наконец зажёг сигарету и, зажав её в зубах, пробормотал:

— И зачем я только тебе всё это говорю, всё равно ж ответить ни черта нормально не сможешь. Да и вообще явно хочешь смотаться как можно быстрее.

Я сглотнул. Такая внезапная откровенность действительно ввела меня в некоторый ступор. Судя по тому, что мне когда-либо доводилось слышать о жизни в детских домах, в которых дети чаще всего были предоставлены сами себе и были лишены какой-либо любви, я мог представить, почему оттуда можно было выйти во взрослую жизнь с поломанной психикой. Но это не отменяло того факта, что, несмотря на одиночество и сложное детство, некоторым все-таки удавалось сохранить в себе человеческое. Макс сам прекрасно осознавал, что он едва ли мог входить в их число, поэтому почему я должен был после его рассказа считать иначе?

Задумавшись, я написал только одну фразу: «Мне жаль, что с твоей матерью случилось подобное».

— Засунь в жопу своё неискреннее сочувствие, оно мне не нужно, — затянувшись, хохотнул Макс. — Я всего лишь хотел сказать, что не стоит ставить крест абсолютно на всех. Я вот вышел из прогнившей богадельни, когда мне исполнилось восемнадцать, и, наконец-то выбравшись в нормальное общество, решил попробовать пересмотреть своё отношение к людям. Как оказалось, отморозками действительно являются далеко не все, хотя раньше я считал иначе. Может, и ты когда-нибудь к этому придёшь.

Я еле сдержался, чтобы не закатить глаза. Неужто под нормальным обществом он подразумевал тех больных мразей, с которыми общался? Это было нелепо и до омерзения смешно. Я больше не хотел слушать его байки, поэтому стёр написанное ранее и снова принялся печатать про то, что хочу уйти.

Когда Макс увидел моё сообщение, он нисколько не был удивлён. Он потёр лоб и сказал, что я мог взять микросхему и деньги со стола и валить на все четыре стороны. Я вновь посмотрел на стол и не без досады понял, что мне придётся покопаться в хламе, чтобы найти свои вещи. Впрочем, это было лучше, чем уйти с пустыми руками.

Я поднялся с дивана и встал спиной к Максу. Блуждая взглядом по заваленной столешнице, я под грудой бумаг и каких-то тетрадей заметил закрытый ноутбук. Он был подключён к сети, и индикатор на боковой панели сигнализировал, что устройство было заряжено. Я дотронулся до корпуса и нахмурился. Учитывая количество всего, что лежало на ноутбуке, и высокую температуру нагретого пластика, на зарядке компьютер стоял уже довольно долго. Я не выносил подобного халатного отношения к технике и смахнул с крышки сваленную на неё стопку.

Диван позади скрипнул.

— Оборзел?

Моё ухо обдало прокуренным дыханием. Я почувствовал, как чужая грудь упёрлась в мою спину, но не обратил на это внимания. Выдрав из ноутбука шнур зарядки, я повернулся и сунул его парню. Макс, на лице которого отражалась крайняя степень недовольства, непонимающе уставился на провод, а затем поднял глаза на меня. Я кивнул на шнур и покачал головой, показывая, что нельзя надолго оставлять ноутбук, воткнутым в сеть. После этого я потряс перед парнем бумажной стопкой и откинул её в сторону, чтобы он больше ничего не клал на компьютер.

Макс какое-то время молча стоял, сжимая в руке провод, и смотрел на меня как на душевнобольного, пока неожиданно не спросил:

— Ты шаришь за компы?

Я неуверенно кивнул, не зная, зачем ему была нужна эта информация.

— Хм, — Макс окинул меня оценивающим взглядом. — Если это так, наверное, могу подкинуть тебе работу, раз тебя уволили.

Я скрестил руки на груди. Мне не нужна была помощь такого типа, не говоря уже о том, что мне слабо верилось, что он сможет предложить что-то стоящее. Но я решил выслушать, что он скажет, потому что никогда не было плохо иметь план Б.

— Нам в шарагу нужен сисадмин. Ничего сложного, в основном заниматься настройкой проекторов в аудиториях и иногда втыкать в розетки принтеры для забывчивых бабок из бухгалтерии. Понимаю, что ты, скорее всего, привык работать удалённо, но никаких проблем возникнуть не должно. У нас в медицинском училище в целом все понимающие, никто не должен доёбываться.

Я опустил руки и неверяще вытаращился на парня.

— Да-да, прикинь, я в этой жизни не только по улицам шатаюсь, — Макс с усмешкой покосился на мою забинтованную руку. — Я учусь на лечебном деле и подрабатываю медбратом в травматологическом.

Это уже совсем ни в какие ворота не шло. Он меня за идиота держал?

— Мне нет резона наёбывать тебя, поэтому, если тебе нужна работа, напиши мне, как можно с тобой связаться, я передам куратору. И съеби уже, мне выходить на смену через несколько часов, а я ещё хотел поспать и перед работой нужно выгулять Подлеца.

Не знаю, какой контакт отошёл в моей голове, но я написал парню своё имя, телефон и почту на одной из валяющихся на столе бумажек.

Бегло пробежавшись по написанному, Макс ухмыльнулся:

— Артур… В детском доме тебя бы уже за одно твоё пафосное имечко зачмырили. Твои родители были фанатами историй о рыцарях круглого стола?

«Очень остроумно», — подумал я и всё-таки закатил глаза.

Макс прыснул. Показалось мне или нет, но смех парня вовсе не был злобным. По крайней мере звучал он точно намного приятнее крякающего гогота его отбитых товарищей.

Я до последнего надеялся, что смогу найти работу сам. Тем не менее, ни через день, ни спустя неделю мне так и не подвернулся ни один подходящий вариант. Пусть я и был соискателем на удалённую работу, все работодатели без исключения всё равно хотели созвониться для того, чтобы пообщаться лично и в случае, если моя кандидатура им действительно подходит, обсудить детали трудоустройства.

Я по несколько часов в день листал страницы различных рекрутинговых сайтов, но поиски в конечном итоге так и не увенчались успехом. Зато уже через пару дней после того, как я оставил Максу свои контактные данные, он прислал мне в СМС номер телефона и сделал приписку о том, что я должен был написать на него, чтобы договориться о встрече.

Мои сбережения за неделю истощились до нескольких жалких сотен, поэтому мне уже не приходилось выбирать. В сложившейся ситуации было бы глупо пренебрегать сделанным мне предложением, поэтому я решил попытать удачу.

Я всегда нервничал, если мне приходилось идти в какое-либо новое место. А когда я в оговорённый день зашёл в здание небольшого медицинского училища, по виду очень напоминавшего мою школу, я вовсе испытал сильнейшее желание развернуться назад и убежать.

Было почти девять утра, поэтому повсюду шныряли торопящиеся на пары студенты. Я поёжился от такого большого количества людей и шума, но, напомнив себе, что нельзя было упускать приплывшую в руки возможность, всё же протянул сидящему у входа охраннику телефон.

Прочитав, что я пришёл устраиваться сисадмином, охранник внимательно посмотрел на меня, немного задержав взгляд на моих не до конца заживших щеке и губах. В этот момент я порадовался тому, что догадался снять с руки бинты. С некоторой заминкой мужчина всё-таки пропустил меня и сообщил, что меня уже ждут в преподавательской.

В преподавательской меня действительно ждали и, к сожалению, заместитель директора училища была не одна. Женщина в строгом костюме, с которой я до этого переписывался, сидела за большим письменным столом, а возле него, засунув руки в карманы спортивных штанов, стоял Макс с висевшей через плечо сумкой. «Он ещё что здесь делает?» — я добродушно кивнул женщине, стараясь не смотреть на парня.

— Доброе утро, Артур. Ваш друг сказал, что вы можете помочь нам. Вакансия уже давно открыта, однако зарплата не сказать, что высокая, поэтому желающих задержаться у нас не так много. Если вас устроит шестидневная рабочая неделя с восьмичасовым рабочим днём за пятьдесят тысяч в месяц, мы с радостью вас возьмём.

Зарплата едва ли была ниже, чем на моём прошлом месте работы. При этом неоспоримым минусом было то, что нужно было кучу времени торчать вне дома, но за неимением каких-либо альтернатив я был вынужден согласиться и на такое. В конце концов, в любой момент можно было уволиться, если я пойму, что не справляюсь.

Из-за того, что я задумался и не выказал никакой реакции, женщина смущённо улыбнулась:

— Макс рассказал мне о вашей проблеме. Не стоит об этом переживать. Я понадеялась, что вы останетесь у нас, и уже предупредила персонал. На студентов вообще можете не обращать внимания, у них своих забот полно.

Я утвердительно кивнул, подтверждая, что согласен на работу.

— Отлично. Если есть такая возможность, можете приступить уже сегодня.

Я снова кивнул.

Женщина провела краткий инструктаж. Работёнка в самом деле была непыльной, потому что заключалась исключительно в том, чтобы я до начала каждой пары приносил в нужные аудитории ноутбуки и подключал их к проектору для демонстрации презентаций, а после занятий забирал оборудование в инвентарную, где хранилась вся техника. Также в сферу моих обязанностей входила обработка запросов от преподавателей и другого персонала о случающихся неполадках или поломках, которые в общем-то редко бывали серьёзнее, чем не воткнутые в розетки принтеры, как мне уже говорил Макс. В остальное время я мог ничего не делать и спокойно сидеть в инвентарной. Вот это уже было довольно неплохой новостью, потому что до того, как мне сказали об этом, я боялся, что у меня не будет своего угла и придётся торчать в какой-нибудь преподавательской вместе со всеми.

Дождавшись подтверждения, что я всё понял, женщина вновь улыбнулась:

— Хорошо, если вдруг появятся какие-то вопросы, напишите мне. А сейчас можете оставить мне свои документы, я их отсканирую и напечатаю трудовой договор для подписи. Подойдите через минут пятнадцать. Макс как раз вам пока всё покажет.

Парень, молча слушавший наш почти что односторонний диалог, наконец-то вытащил руки из карманов и, направившись к двери, махнул мне рукой.

— Пошли.

Я поблагодарил заместителя директора, ещё раз кивнув ей, и нехотя пошёл за Максом.

Стоило нам выйти из кабинета, как парень фыркнул:

— Уморительно. Сколько тебе? Восемнадцать? Двадцать? Впрочем, похер, но очень угарно, что мы, считай, ровесники, а при этом к тебе обращаются на вы, будто ты какая-то важная шишка. Да и киваешь ты как пустоголовый болванчик.

Ничего смешного я в этом не видел и лишь выжидающе посмотрел на Макса, чтобы он провёл мне экскурсию по училищу. Не сказать, что я не был ему благодарен за то, что он помог мне с работой, но, если задуматься, если бы не его друзья-отморозки, с которыми, как ни крути, он прочно у меня ассоциировался, мне бы и не понадобилось искать новое место. В силу этого я, хоть в целом и стал относиться к парню с меньшим пренебрежением, всё же не набивался ему в приятели и тем более не видел ничего забавного в своей манере общения.

Пятнадцати минут вполне хватило, чтобы показать инвентарную и вахтёрскую, где я должен был брать ключи от аудиторий по заранее заверенному списку преподавателей, оставлявших заявку на аренду оборудования. Также Макс кратко расписал мне план здания, чтобы я легко мог находить кабинеты. Надо было отдать ему должное, пусть он и матерился через фразу, рассказывал всё чётко и преимущественно по делу. Однако, когда мы вернулись к преподавательской, Макс совсем не к месту сказал:

— С 12:20 до часу у нас большой перерыв. Я зайду за тобой в инвентарную, сходим в столовку пожрём вместе, а то вряд ли ты там сам сможешь себе что-то купить, кивающая башка.

Он проигнорировал мой несогласный взгляд и ушёл на занятие, на которое и так уже порядочно опоздал.