Социологический роман

-- Да не кокетничай, подруга. Уж с этим ты справишься. Линка вообще не пошла учиться, я тоже никто. И только ты у нас! А как Саша? Ведь ты его никогда всерьез и не принимала. Вот видишь. А он-то сам приедет? -- Да, Саша сейчас приехать не смог, но он прилетит позже, чтоб нас забрать...

x x x

Инга крепко сжала в руках сумку, словно боясь, что ее диплом, свидетельствующий, что она закончила университет с присвоением ей квалификации юриста, куда-то исчезнет и все ее усилия, все трудности, через которые она прошла на пути к нему, будут напрасны. Рядом сидел Саша, боясь шелохнуться, чтоб не разбудить уснувшую Анюту. В самолете зажглось световое табло, сообщающее о необходимости пристегнуть ремни в связи со снижением, а у Инги было ощущение, что она не в самолете, а на собственных крыльях возносится куда-то в безоблачную высь. Иллюминатор слился с солнцем, озаряя все вокруг радостью и оптимизмом.

Глава 4. Город солнца

Солнце жгло сквозь окна плацкартного вагона и уси ливало запах немытых потных человеческих тел, нестиранной одежды и прокисшей пищи. Девочка трех с половиной лет с синезелеными глазами и черными густыми коротко остриженными волосами сидела на руках у мамы на нижней полке и, разглядывая в окне очертания приближающегося города спрашивала: -- Мамочка, а куда я приехала? -- Ингуля, -- прижала мать к себе дочку со слезами на глазах: -- Мы возвращаемся в наш любимый город! -- А почему он любимый? -- Потому что это теплый город, в нем всегда живет солнце. -- А почему я оттуда уезжала? -- Ну ты, оттуда не уезжала. Ты родилась в другом городе, где мы спасались от войны. Впоследствии, уже будучи взрослой, Инга узнала подробно эту историю, ставшую семейной легендой. Когда началась война Мире было четыре года. Отца с первых дней призвали на фронт, и через две недели мама почувствовала, что беременна. Нужно было эвакуироваться. Вся семья -- и со стороны папы и со стороны мамы -- уже была на ногах. А тут такое... беременность. Мама пошла к бабкезнахарке добыть какое-то средство, чтоб прервать беременность. Бабка, пощупав живот, сказала подавленной своей неуместной беременностью молодой женщине: "Если в твоем чреве сыннаследник, то твой муж не вернется, независимо от того выносишь ты этот плод или выкинешь. Если же у тебя дочь и ты плод сохранишь, твой муж вернется живым.

И мама все тяготы эвакуации несла вместе с созревающим в ней ребенком. А через восемь месяцев уже где-то у берегов Волги молоденькая врач Инга Генриховна, принимая роды, сказала: -- Поздравляю с дочкой! -- Я назову ее вашим именем, -- сказала мама, разрыдавшись от счастья. -- И что, мы теперь всегда будем жить в Городе солнца, где никогда не будет войны? -- не унималась Инга с вопросами. -- Да, доченька, мы теперь всегда будем жить в "Городе солнца", как ты его назвала. И нас ждет счастье и радость, потому что у нас есть ты и Мира, -- мама левой рукой прижала к себе и поцеловала сидящую рядом восьмилетнюю девочку, -- потому что наш папа живой и вся наша семья соберется вместе. Инга захлопала в ладоши и обняла мать. x x x

Весеннее солнце манило на улицу. Инга услышала со двора: -- Ну, Инга, выбегай скорей, -- кричали одноклассницыпервоклашки Линка и Нонка, жившие в соседних дворах. Инга, воспользовавшись тем, что мама на нее не обращает внимания, выскочила во двор. Подружки приглашали играть в "цуцика". Инга не отличалась успехами в этой игре, но очень любила ее. Вот и сейчас она вся мокрая, с растрепавшимися непослушными Из-за своей толщины косичками моталась между Линкой и Нонкой, пытаясь поймать мяч, который все пролетал над головой. И вдруг этот мяч, вылетевший из рук Нонки, перехватил пробегавший мимо соседский мальчишка, десятилетний Левка, и, когда Инга подскочила к нему, чтоб вырвать мяч, он забросил его поверх Ингиной головы к Линке. Мяч вместо того, чтобы попасть ей в руки, почему-то свернул и залетел в окно одноэтажного флигеля, в квартиру Петра Ивановича. Петр Иванович вмещал в себе все возможные противоречия, как во внешнем облике, так и в поведении. У него была стройная, спортивная фигура молодого человека и испещренное глубокими морщинами лицо старца. Когда он был трезв, то постоянно что-то приносил в свое, как почти у всех в этом дворе, убогое, без всяких удобств жилье, обустраивая его. Однако, выпив -- а случалось это нередко, -- он рушил все созданное его же руками. В трезвом состоянии он каялся перед женой и двумя маленькими детьми, часто вечерами, сидя на крыльце, играл на гармошке и пел самые задушевные романсы и песни. Пьяным -ругался самым площадным матом, оскорблял каждого из соседей, попадавшегося ему на глаза, а отрезвев плакал, извинялся и предлагал свои услуги по бесплатному ремонту всего, что требовалось в доме. Отношение соседей к нему было таким же противоречивым. Они его любили и жалели, когда он был трезв, и ненавидели и проклинали, когда он буянил. И тут, когда мяч залетел к нему в квартиру, он, высунувшись из окна и обращаясь к Левке, заорал: -- Ах, шпана паршивая! Ах ты жидовское отродье, прямо в бутылку угодил! Вот я вам покажу! Вот жидок пархатый, всех вас жидов задушу.

В это время из окна противоположного флигеля высунулась соседка, тетя Мура. -- Петр Иванович, -- крикнула она с мольбой в голосе, -- да успокойтесь. Нельзя же так, это же дети. -- А ты, румынская шлюха, вообще заткнись! Твой номер восемь, если надо будет спросим, -- огрызнулся Петр Иванович и скрылся за занавеской окна. Левка, весь дрожа, выбежал за ворота и где-то спрятался. Инга, испуганная побежала к бабушке, которая с тетей жила в другом конце двора. -- Что с тобой, Ингуля? -- спросила испуганно бабушка, отойдя от примуса, который она усердно накачивала.

-- Бабушка! Левка нечаянно попал в окно Петру Ивановичу мячом. И, наверное, опрокинул бутылку с водкой. И он так заругался. Он назвал Левку "жидом пархатым". И сказал, что всех жидов задушит. А что, это правда, что Левка плохой, что он жидок? -- Ой, -- глубоко вздохнула бабушка, -- какие глупости может сказать пьяный! -- А что, это очень плохое слово? -- не унималась Инга. -- Ну, понимаешь, просто плохие или неграмотные люди так называют евреев. -- А кто такие евреи, бабушка? Аа? -- Евреи -- это национальность. В нашей семье в основном все евреи, кроме дети Клавы, дяди Алеши и Миши. И ты еврейка. -- А почему ты меня называешь еврейкой, бабушка. Я не хочу быть еврейкой, -- сказала Инга, обиженно надув губы. -- Ну, Ингуля, когда вырастешь, ты поймешь, что национальность не выбирают. И вообще, национальность не имеет никакого значения для отношений между людьми. Вот смотри, твои подружки: Лина -- русская, у Нонны мама наполовину цыганка, а папа армянин или грузин, не знаю точно. Ну чем вы отличаетесь друг от друга? -- Ничем, -- быстро ответила Инга. -- Национальность -- это, ну, как тебе сказать, -- это история каждого народа. Все люди на Земле делятся на народы, ну на большие группы. Как у вас в школе: всех детей много, а они разделены по классам. Каждый народ имеет свою историю: где этот народ появился, с кем дружил, с кем воевал, на каком языке он говорит, -это есть история народа. -- Но ведь мы же говорим порусски? -- не унималась Инга. -- Это правильно, мы говорим порусски, потому что мы живем в России, где говорят порусски. -- Значит, мы уже стали русскими? -- Знаешь, Ингуля, не ломай себе голову над этим. Когда ты станешь старше, ты все поймешь. А главное -- не то, какой ты национальности, а то, какой ты человек. Ну разве Катю из соседнего класса ты не любишь? -- Люблю. -- Ну вот видишь, значит, это неважно, что она в другом классе. Точно так же и с национальностью. Надо любить человека за то, что он хороший, а не за то, какой он национальности. Поняла? -- Да, -- ответила Инга, о чем-то задумавшись.

-- Вот лучше сбегай за керосином, -- бабушка дала внучке алюминиевую банку и монеты. -- А на сдачу возьми семечек у бабы Мани. Инга, повеселев, взяла баночку и повернулась к двери. Потом остановилась.

-- Бабушка, но если я еврейка, значит, Петр Иванович и меня хочет задушить? -- Ингуля, выбрось из головы эти глупости. Просто Петр Иванович был пьяный. Сегодня он сказал так про евреев, завтра скажет про русских. А евреи ли, русские ли -- все одинаковые люди. Просто у них как бы разные имена: русский, украинец, еврей, француз... Вот представь, что всех девочек бы звали только Ингами или Ноннами. Инге почему-то от этого стало очень смешно, и она, расхохотавшись, побежала за покупками. x x x

Первые лучи весеннего солнца, преодолевая все препятствия, все же проникали сквозь полуподвальное окно, не доставляя, однако, никакой радости в этот траурный день. Инга сидела в темной комнате и ела. Ее едой была щепотка сахара, насыпанная горкой на блюдце и кусочек хлеба, который она макала в сахар, запивая чаем. Мама с бабушкой находились во второй комнате. Мама рыдала... Бабушка сидела на диване и утирала слезы. -- Боже, что с нами будет! Теперь снова будет война... Наша страна и мы все погибнем без Сталина, -- шептала мама, заламывая руки. -- Ну, мамочка, -- сочувственно сказала Инга, оставив еду и подойдя к маме, -- мамочка, а Веркина бабушка говорила, что когда человек умирает, он улетает на небо и там продолжает жить. И, значит, Сталин о нас будет думать и не будет никакой войны. Мама продолжала плакать, не обращая внимания на детский лепет. -- А Любка сказала, что она слышала, как ее папа говорил, что Сталин не любил евреев... Бабушка вся затряслась от этих слов, и впервые в жизни Инга получила удар по губам от добрых ласковых ее рук. -- Инга, -- сказала бабушка испуганно, -забудь навсегда то, что ты сказала. В нашей стране все люди равны. Сталин любил всех людей в нашей стране. Запомни! Ты еще маленькая, но ты уже достаточно большая, чтоб это запомнить. Никогда не говори плохо ни про Сталина, ни про когонибудь, кто будет вместо него, ни про нашу страну. Наша страна -- самая лучшая на свете. Если ты будешь говорить плохо про нашу страну, тебя и нас всех посадят в тюрьму. Ты поняла?! -- Да, -- сказала Инга, сильно испугавшись при слове "тюрьма". У ее одноклассницы Беллы год назад папу посадили в тюрьму. Она считалась богатой -- у нее была очень дорогая форма, красивые коричневые американские туфли с большой пряжкой, кожаный коричневый портфель и предмет всеобщей зависти -- пенал с двенадцатью (!) цветными карандашами. А после того, как папу посадили в тюрьму, девочка всегда ходила грустной, иногда плакала и говорила, что ее папа за решеткой, как звери в зоопарке. И сейчас, когда бабушка сказала про тюрьму, Ингу охватил страх.

-- Ты должна знать и всегда говорить, -- продолжала бабушка, утерев вновь накатившиеся слезы, -- наша страна -- самая лучшая. Это ее враги говорят о ней плохо. А сейчас, когда наш вождь умер, мы должны особенно подчеркивать, что мы любим свою страну, чтоб не было войны. Ты хорошо запомнила? Ты поняла? -- Да, бабушка, -- сказала Инга, не все поняв, но запомнив слова бабушки на всю жизнь.

x x x

Инга сидела на табуретке с опущенной головой, и ее длинные мокрые волосы спускались почти до пола. Мама, вытерев их полотенцем, стала втирать в них керосин. Девочка каждый раз тихо вскрикивала от боли, когда затягивался волос. -- Ничего, ничего, потерпи, -- говорила мама с нежностью, -- вот через неделю в школу и, когда будет медосмотр, у тебя не найдут ни одной гнидки. Ты ведь уже будешь семиклассницей. А помнишь, как в прошлом году у вас одну девочку остригли. А твои волосы -- это богатство. Мы их будем беречь. Вот благодаря керосину у тебя ни разу не нашли ничего в голове. Помнишь, как ты мечтала иметь длинные косы, когда тебя обрили во время фурункулеза? Ты все лето напяливала на себя какие-то шапки, к которым привязывала веревки и болтала головой, словно у тебя длинные косы. Вот тебе награда за то, что ты хорошая девочка, за то, что ты хорошо учишься, -- у тебя такие роскошные волосы, и их нужно беречь. -- Да, я знаю. Но такой ужасный запах. -- Ну, вопервых, не у тебя одной такой запах, а вовторых, все знают, даже учителя, что так нужно делать, иначе заведутся вши, а ты у нас чистюля.

-- Левка будет опять смеяться на весь двор. -- А на Левку ты вообще не обращай внимания, у него, кроме голубятни, ничего в голове нет. -- Да, мамочка, я вообще его обхожу стороной после того, как такое... случилось с Майкой Из-за него. Ведь она действительно хотела умереть. -- Если б она была хорошая девочка, она бы не пошла с ним в подвал... Я всегда удивлялась, что мама не запрещала ей допоздна гулять на улице с мальчишками.

-- Я часто видела, когда шла в уборную вечером, что они целовались под деревом... -- Вот Майя и доцеловалась. Теперь ни один хороший мальчик с ней дружить не будет и не женится никогда. -- А Левка? -- Да Левка еще сопляк. Ему еще армию отслужить. Но что нам о них говорить... -- Мама подняла водопад струящихся волос и, наклонившись, поцеловала дочку в лоб. -- Ты у нас совсем другая. Ты не будешь целоваться с мальчишками под деревом. Всему свое время и, когда ты кончишь школу, поступишь в институт, твой принц появится. Он приплывет на белом корабле, а мы будем стоять на берегу моря и его встречать... x x x

Море в этот день было веселым и словно баловалось с людьми своими поющими волнами. Солнце, как будто играя с отдыхающими в прятки, то заходило за тучки, то вновь выглядывало.

-- Дети, вы уже час в воде. Вы же простудитесь, -- кричала мама, стоя на песке у самой воды. -- Ну, мамочка, ведь жара, ничего не случится! Это последний папин выходной перед началом школы, -- крикнула Инга и тут же с сестрой Мирой погрузилась в воду, которая, как им казалось, была особенно ласковой в конце лета. Это был их любимый летний день -- понедельник, когда у папы был выходной и он не ходил на хлебозавод, где ему было тяжело работать Из-за ранения в ногу, которое давало о себе знать. С первых дней возвращения в Одессу после войны было решено, что мама работать не будет, вопервых, потому что у нее были больные почки, а вовторых, чтоб следить за девочками, дабы не отдать их на произвол улицы. Именно потому что мама не работала, она могла шить, каждый день ходить на Привоз, выискивая там все самое дешевое, чтоб кормить и как-то одевать семью и чтоб девочки были "не хуже" других. Летом они не имели возможности снимать дачу, а в пионерские лагеря детей не отправляли, боясь, что девочкам они ничего хорошего дать не могут. Поэтому почти все каникулы они проводили во дворе, лишь изредка отправляясь на пляж, когда мама выбирала для этого время и когда у нее были силы. Мира, завершив образование восьмью классами, уже работала на трикотажной фабрике, а Ингу без взрослых мама на море не отпускала.

Поэтому в папин выходной родители старались компенсировать детям праздник. Мира даже договаривалась на работе, чтоб по понедельникам при возможности и ей позволяли брать выходной в счет отпуска либо с последующей отработкой. Обычно накануне, в воскресенье, мама целый день готовила провиант, набивая им большую хозяйственную сумку и авоськи. В понедельник утром папа, вопреки маминым увещеваниям, что у них нет денег раъезжать на такси, выходил за ворота и умелым жестом останавливал машину. "Без необходимого прожить можно, а без не необходимого нельзя", -- повторял он изречение, не зная, кому оно принадлежало. Женщины усаживались на заднее сиденье, а сам отец разваливался на переднем и, выставив локоть в открытое окно, с достоинством говорил водителю: -- В Аркадию. Когда в другие редкие дни девочки выбирались на пляж с мамой или с Мириными друзьями и тряслись, зажатые потными телами пассажиров в всегда переполненном пятом трамвае, они знали, что наступит понедельник, когда папа подарит им это кусочек красивой жизни. -- Инга, привет, -- раздался вдруг голос неожиданно появившейся подружки. -- Привет, Нонка, -- сказала Инга, подпрыгивая вместе с волной. -Ну вот, лето кончилось. Через семь дней в школу. Я слышала, -- засмеялась Нонна кокетливо, -- что у нас появятся новые учителямужчины по основным предметам. -- Да, да. Я тоже слышала. -- А тебе сшили новую форму? -спросила Нонна, присев, чтоб погрузиться до подбородка в воду. -- Нет, в этом году я буду в старой. Мама мне ее удлинила, и она неплохо смотрится. Родители сказали, что в следующем году, в десятом классе мне сошьют новую хорошую шерстяную форму, так чтоб потом ее можно было переделать в платье, в котором я смогу ходить в институт, если поступлю, конечно. -- А мне все новое в этом году сшили: и платье, и черный передник, и белый -- все новое. Платье -- прелесть. Темнокоричневое, из тонкой шерсти, в густую, густую складку. Ну ты увидишь. -- А ты когда с дачи приехала. Почему не зашла? -Да вчера только. С Линкой мы уже виделись, а к тебе я собиралась завтра. Я же знаю, что понедельник у вас святой день. Мне не терпится тебе рассказать про свой роман с одним мальчишкой, соседом по даче. Представляешь, мы поцеловались! -- шепнула Нонна подружке на ухо. Ну пока! Меня уже мама потеряла. Нонна легла на воду и бысто поплыла вдоль берега. Побыв в воде еще несколько минут, Инга с Мирой вышли на берег и стали помогать маме доставать еду из огромной сумки. Так уж повелось, что мама, хоть и сопротивлялась папиному "транжирству" на такси, сама делала все, чтоб этот папин выходной на пляже был подлинным праздником. Поэтому в остальные дни недели она, как могла, экономила, чтоб в понедельник на пляже было изобилие: и жареные котлеты, и огурчики, разрезанные пополам и посыпанные солью, и помидоры, и вареные яйца, и брынза, и фрукты. Мама регулировала процесс трапезы так, чтоб всем все досталось поровну, а фрукты -- в основном девочкам. Предавшись радостному гурманству, вся семья сидела на подстилке -- старом одеяле -обычно около часу. После чего папа, окунувшись в море, ложился загорать прямо на песке, мама тоже окунувшись, садилась читать Драйзера, которого брала у соседки, а дочки снова надолго шли в воду. Обычно на пляже проводили целый день, и с наступле нием сумерек уставшие, перегретые на солнце, они возвращались домой и сразу укладывались спать. Мира спала на диване в десятиметровой "гостиной", освещенной окном, лишь наполовину проглядывающим изпод полуподвала. Когда сестра укладывалась, мама расставляла Ингину раскладушку рядом с диваном, и если Мире ночью нужно было вставать по естественным надобностям, то, чтоб выйти во двор, она с трудом протискивалась между своим диваном и раскладушкой сестры. Кроме того, для выхода во двор нужно было пройти через двенадцатиметровую темную, без окон комнату, которая была одновременно спальней родителей и кухней. Отцу дали это жилье взамен разрушенного бомбежкой, как только он, демобилизованный, найдя семью, вернулся в Одессу после войны. Семья с радостью вселилась в убогое, без всяких удобств жилище, -- всем тогда казалось, что это ненадолго. К тому же по удачному стечению обстоятельств оно располагалось в одном из флигелей двора, куда вернулись в довоенную квартиру мамина сестра и мамина мама.

Сейчас после пляжа папа, как всегда, стонал маясь от солнечных ожогов. Мама мазала ему спину кефиром, который не помогал. Тогда она настаивала на безотказном средстве, которое папа категорически отвергал, но неизменно применял, потому что никогда не слушал маминых советов: остерегаться солнечных лучей. Он неохотно и смущенно шел во двор в уборную и там, набрав в баночку мочи, приносил маме, которая смазывала ею его спину. Это было крайннее, но единственное средство, снимавшее ожоги и позволявшее всем уснуть спокойно. x x x

Жилье Лины с мамой было таким же убогим, как у Инги, и находилось в соседнем дворе на втором этаже одного из двухэтажных флигелей. Лина была плодом любви медсестры и врача госпиталя. Врач погиб на фронте, так и не узнав о предполагаемом появлении у него ребенка, и мама, перенеся все тяготы войны, всю свою нежность и нереализованную любовь вкладывала в дочку, которая родилась точь в точь в отца, красавицей. Лина была белокожей блондинкой с огромными карими глазами, осиной талией, которая особенно подчеркивалась округлыми бедрами. Поскольку у них никого из родни не было, то Лина с самого детства бывала одна целые дни дома под присмотром дворовых старушек, которых мама старалась стимулировать особым вниманием и фруктами, покупаемыми на скудную зарплату медсестры. Родители Инги очень любили эту девочку, которая прилежно училась и излучала доброжелательность к людям. Они всячески поощряли приход Лины к ним, совместное выполнение уроков, жалея девочку за то, что у нее нет отца, о которым со слов матери она знала все и гордилась его подвигами по спасению раненых на войне. За день до начала занятий в школе Лина зашла за Ингой, и они отправились к Нонне, чтоб всем вместе пойти в комнату смеха в парке Ильча. Они очень любили этот аттракцион, и с тех пор как им разрешили родители туда ходить самим без взрослых, не упукали случая, чтоб не посмотреть на себя в самых невероятных зеркальных искажениях. Нонна была одна дома. Ее огромные миндалевидные карие глаза распухли, а длинные черные ресницы слиплись от слез. -- Что с тобой, Нонка? -- спросили девочки в один голос. -- Ой, девчонки, у нас дома горе. В понедельник вечером, после пляжа, когда мы приехали домой, мама получила анонимное письмо, где какой-то "доброжелатель" ей сообщал, что у папы есть другая женщина. Мама прос-то потеряла себя. Она не знает, что делать. Она рассказала все мне. Ведь ей не с кем поделиться. У нее все родственники погибли во время войны. Но она буквально почернела за эту неделю. Папа действительно часто задерживается, но он говорит, что занят на работе в артели. Если б я встретила этого человека, который написал эту анонимку, я бы его убила. Зачем он отравил маме жизнь?! Ведь мы живем материально лучше других, папа дома очень ласков, заботлив, внимателен. Кто знает, может, он нас и обманывает в чемто. Но лучше бы нам не знать, особенно маме. Я боюсь за нее... Этот бандит или бандитка, которые послали эту анонимку разрушили мир и покой в нашей семье и теперь себе разгуливают безнаказанно.

-- Вот, хорошо бы их в тюрьму посадить, -- сказала Инга. -- Если б я была судьей... -- А ты стань судьей, -- сказал Лина. -- Для этого нужно быть юристом. -- А что, может, и стоит подумать, -- Инга с состраданием посмотрела на Нонну и сказала: -- Нонночка, не страдай. Может, это все неправда.

-- Да, может, неправда. Может быть, нам кто-то позавидовал и решил отравить жизнь. Но, как вселить теперь в мамино сердце покой, доверие. Она ведь безумно любит папу. За ней столько мужчин увивалось всю жизнь, я сама видела. И вот тебе... Что делать. Я вижу, что она потеряла доверие к каждому папиному слову, ко всему, что он делает. В комнату смеха подруги не пошли, и Инга с Линой, выйдя от Нонны, разошлись по свои дворам. Инга шла домой подавленная. "Ноннина мама такая красавица, такая добрая, -- рассуждала она. -- Зачем же ее папе нужна другая женщина? И как он может потом обнимать тетю Азу, что он часто делает даже в нашем присутствии, когда он приходит от другой женщины. А тетя Аза -- это же не только его жена, но и мама Нонны. Значит, когда он с этой женщиной, он не думает и о Нонне, своей дочке, которая его так любит и гордится им за то, что он обеспечивает им такую благополучную жизнь: хорошую квартиру с коврами и красивой мебелью, пианино, -- Нонна посещает музыкальную школу. У Нонны всегда красивые платья и туфли и форма дорогая... А вдруг он их оставит и уйдет к этой женщине?". Инге стало очень жаль подругу. С этими тяжелыми мыслями она вошла во двор и тут же оказалась охвачена гулом и восторгом, которым сопровождался приход нелепого человечка, которого называли "Мишка режет кабана". Это был один из героев одесских улиц, среди которых выделялись такие знаменитости, как Жорапрофессор, Карузо и другие.

Мишка режет кабана, Мишка задается, А собака без хвоста бегает, смеется! -- кричала весело ребятня, так реагируя на приход этого юродивого с всегда улыбающимся лицом, в какойто странной шапкеушанке даже в жару, в военных галифе, белых портянках и лаптях. Он был олицетворением, с одной стороны, какой-то неприкрытой печали, разрушенных войной судеб, а с другой -- объективной человеческой доброты, любви к жизни, тяги людей друг к другу. "Мишка режет кабана" бродил по улицам Одессы со своей балалайкой, переходя из одного двора в другой, и уходил так же внезапно, как появлялся. Трагически загадочный, он вызывал любовь взрослых и детей, и никому не хотелось отгадывать, что именно скрывалось за его загадочностью, потому что именно Из-за этой загадочности его любили взрослые и дети.

x x x

Для Инги, Лины и Нонны, которые с первого класса были вместе, начало учебного года было трудным. По каким-то причинам в школе произвели перераспределение учащихся, и они оказались в разных классах. Лина и Нонна были довольны учителями и классными руководителями, которые им достались в девятом классе. А Инге, как она считала, не повезло, потому что у них классным руководителем стал один из новых учителей -- Макар Иванович. Он преподавал психологию и украинскую литературу. Это был лет тридцати восьми огромный мужчина. Мягкость его лицу придавали синие большие глаза, а строгость большой лоб, открытый, с зачесанными наверх темными волосами. С первых дней его появления в школе он вызывал трепетный страх у девчонок, вопервых, Из-за его высоченного роста и вообще Из-за того, что он мужчина, каких в этой, еще несколько лет назад в женской школе, почти не было, за исключением двух стареньких учителей: по ботанике и географии. В отношении Макара Ивановича к ученикам новшеством было то, что ко всем девчонкам он обращался на "вы", что задавало какую-то сверхобыденную дистанцию между ним и ученицами. Поскольку он жил в центре города, то ему составили расписание так, что сюда, на Молдаванку, он приезжал три раза в неделю. И в те дни, когда его не было, все чувствовали себя свободнее.

На своих уроках по украинской литературе он проникновенно читал стихи Тараса Шевченко или Леси Украинки и становился тогда совсем другим человеком. Его голос излучал такую задушевность, что класс замирал, не отрывая от него глаз. Но это не снижало общего трепета перед учителем всех девятиклассников. И вот буквально в первую неделю занятий, когда он только начал свои поэтические чтения, во время произносимого им: Як умру, то поховайте мэнэ на могыли, Серед степу шырокого на Вкраини Мылий", -- в классе раздался смешок. Макар Иванович, резко оборвал чтение и посмотрел в ту сторону, откуда раздался смешок. По испуганному лицу, еще сохранившему следы смешливой мимики Лиды Проценко, он понял, кто позволил себе нарушение дисциплины. Лида вместе с Ингой, Нонной и Линой, по единодушному мнению девятиклассников, была зачислена в самые красивые девочки среди старших классов. Однако, будучи самой кокетливой среди школьных красавиц, она всегда пользовалась наибольшим вниманием мальчишек. Это совсем кружило ей голову. Она только то и делала, что говорила о мальчишках, старалась все больше привлекать их внимание и даже подражать им. Сейчас, она стыдливо стояла за партой и смотрела на учителя, молча прося пощады. -- Прошу вас немедленно оставить класс, -- услышала она, не терпящий возражений приказ Макара Ивановича. -- Извините, -- сказала Лида, оглядываясь по сторонам. Все выдавало, что она стыдится не содеянного, а унижения перед мальчишками.

-- Разве вы не слышали, что я сказал? -- еще громче повторил учитель, глядя на нее. Лида с опущенной головой вышла из класса. Эта история быстро распространилась по школе и все, особенно девчонки, стали бояться "Макара", как они между собой называли учителя, как огня. В октябре наступило время выборов в комсомольские органы. Инга с самых младших классов (под влиянием бабушки, простой швеи, но активного члена КПСС) очень любила общественную работу, потому всегда была рада, когда ее избирали, -- от звеньевой до старосты в младших классах и до члена классного комсомольского бюро с седьмого класса (когда она вступила в комсомол). Она любила комсомольские собрания, как классные, так и общешкольные, и всегда ждала их с нетерпением. До объявленной даты классного комсомольского собрания Макар Иванович вдруг решил устроить странный классный час, на который пригласил одних девочек. Девчонки гадали, что бы это значило, и с волнением в положенное время после уроков сидели, ожидая учителя.

Учитель, вопреки всем ожиданиям, очень тепло, подружески и проникновенно начал говорить с девочками о том, как важно девушке чтить чувство собственного достоинства, как плохо стремится подражать мальчишкам в худших сторонах их поведения -- употреблении плохих слов, неаккуратности, хулиганистости.

-- Сейчас, -- сказал Макар Иванович, -- я хочу вам привести пример, как должна себя вести девушка. Несколько дней назад я был невольным свидетелем такой ситуации. Девушка стояла в коридоре на перемене и что-то читала. В это время подскочил юноша и вытащил у нее носовой платочек, выглядывающий из кармана передника. Девушка посмотрела на юношу и серьезно сказала: "Прошу тебя извиниться и вернуть мне платок". Мальчик сначала растерялся. Он ожидал другой реакции, например, того, что девушка, как часто бывает, побежит за ним, либо начнет его умолять, ссориться и тому подобное. Проявленное ею чувство собственного достоинства застало его врасплох, и он должен был сменить всю тактику поведения. Он подошел к ней и, извинившись, вернул платочек. И я уверен, что ни один мальчик с тех пор не позволит себе поступить с этой девушкой либо в ее присутствии недостойно. -- После небольшой паузы учитель завершил: -- А зовут эту девушку Инга Веселовская.

Когда Макар Иванович начал рассказывать эту историю, Инга вспомнила что-то подобное, происшедшее с ней. Однако, не допуская мысли, что речь идет о ней, она, как и все, слушалала учителя затаив дыхание. Когда же учитель назвал ее имя и все девчонки со всех парт посмотрели на нее, она не знала, как себя вести, и только смущенно улыбнулась, опустив голову. Вскоре все разошлись. Линка с Нонкой, с которыми она обычно шла домой после школы, не стали ждать, пока у Инги кончится классный час, и потому она шла домой одна. Пройдя уже более половины пути к дому, она вдруг услышала обращенный к ней вопрос: -- Вы живете здесь, на этой улице? Инга подняла голову и увидела Макара Ивановича.

-- Почти. Вон там за углом ворота нашего двора.

-- Я живу на улице Толстого, так что иду к трамвайной остановке. Поездка в школу отнимает немало времени, но я сейчас работаю над диссертаци ей, посвященной психологии детей переходного возраста, и поэтому работа в школе мне очень полезна. -- Инга впервые услышала слово "диссертация" и совершенно не знала, как отреагировать на то, что говорит учитель. В это время мимо них прошла женщина с собачкой -- небольшим красивым черным пуделем. Эта женщина была объектом внимания и любопытства обитателей улицы, потому что дорого и экстравагантно одевалась и всегда гуляла одна либо с собачкой.

-- Дама с собачкой, -- сказала Инга чисто автоматически, когда женщина опередила их. -- О, это великое произведение. Горький сказал, что на "Даме с собачкой" кончается реализм. -- Извините, Макар Иванович, сказала Инга, не поняв, о чем говорит учитель, -- я сказала так об этой женщине, потому что она всегда с собакой. Ее так все называют на нашей улице. -- Да?! -рассмеялся Макар Иванович. -- Но я имел в виду чеховскую "Даму с собачкой", вы ведь читали Чехова? Инге было стыдно признаться, что она мало читала Чехова и что она вообще не так уж много читает.

-- Честно говоря, -- решила она все же сказать правду, -- я Чехова мало читала.

-- Это вы зря. Чехов должен сопровождать человека всю жизнь. Чехова нужно читать всегда.

-- А вот я и пришла, -- сказала Инга, обрадовавшись концу своего стыда и остановившись у ворот. -- Инга, -- сказал вдруг Макар Иванович, -- у нас на педсовете принято решение, согласно которому всем классным руководителям рекомендовано посетить квартиры своих учеников, чтоб посмотреть, в каких условиях они живут. Если вы не возражаете, я начну с вас. Инга содрогнулась от этого предложения. Она ходит в школу всегда аккуратной, всегда с белоснежными манжетами и воротничком, всегда с большим бантом над косой. Форма, хоть и не шерстяная, а кашемировая, но все же хорошо сшита и к тому же украшена красивым сатиновым передником с большой пелериной, который сшила мама сама, поэтому Макар Иванович может и не представлять, в каких убогих условиях она живет. К тому же вчера мама кипятком морила клопов и этот клопиный запах еще, наверное, не выветрился... Макар Иванович не мог не увидеть смущения Инги, и именно это определило его желание не отступать. У него возник чисто профессиональный, педагогический интерес к тому, в каких условиях могла сформироваться эта необычная среди сверстниц, умная, воспитанная, даже с аристократическими манерами девушка. -- Сюда, не так ли? -- спросил учитель, указывая на ворота и отняв у Инги возможность влиять на его решение. Они проходили двор сквозь стрелы любопытных взглядов сидящих на лавочках соседей. -- Ингуля, что ты сегодня получила в школе? -- крикнула со второго этажа старенькая, уже почти выжившая из ума тетя Феня, которая всегда всех спрашивала об оценках, делала замечания, если у кого-то не почищены туфли, либо помяты банты. Инга к этому привыкла, но сейчас почувствовала даже ненависть к ее простоте и беспардонности. Однако перед учителем нельзя было поступать неуважительно по отнрошению к старухе, потому, подняв голову к балкону, она ответила: -- Сегодня никаких, тетя Феня. -- Такие девочки, как ты, -- не унималась соседка, не обращая внимания на то, что Инга не одна, -- должны учиться, чтоб иметь возможность иметь дома свою уборную, а не ходить в эту будку и чтоб ходить на работу с портфелем, а не с половой тряпкой, как Манькасцыкуха.

Инге казалось, что этот двор, который она исходила сотни тысяч раз вдоль и поперк, стал безразмерным и этот стыд никогда не кончится.

Дома была только мама. -- Добрый день, -- сказал Макар Иванович, -протянув руку маме. -- Я классный руководитель.

-- А что случилось? -- испуганно спросила мама. -- Моя Инга -- девочка очень серьезная... -- Не беспокойтесь, -- ответил учитель, немного пригнувшись, так как его голова почти упиралась в потолок. -- Я начинаю изучать, в каких условиях живут мои подопечные. Так решил наш педсовет, чтобы понять, в чем нуждаются наши дети. -- Пожалуйста, присаживайтесь, -сказала мама, указывая на диван, -- какие тут могут быть условия... вы сами видите, даже уроки делать негде. Мой муж прошел всю войну, вернулся с ранением. Дом, в котором была наша квартира до войны, разрушен был полностью. Вот мы согласились на это, потому что вообще жить негде было, когда вернулись с эвакуации в Одессу. Инга у нас пошла в школу позже Из-за того, что негде было жить. Думали на несколько месяцев, ну на год. И вот до сих пор живем и конца не видно. Дочки уже подросли... старшая не имеет даже, куда молодого человека в дом привести.

-- Ну ладно, мамочка, -- перебила Инга маму, боясь, что она сейчас начнет все семейные проблемы вываливать на учителя, -- ведь в нашем дворе большинство так живет. В это время вошла довольная и возбужденная Мира. -Здрасьте, -- сказала она незнакомому мужчине и, обращаясь к маме, громко затараторила: -- наша шарага сегодня нас погнала раньше домой! Там что-то у них сломалось в оборудовании, конвейер остановился, и нас всех отпустили. -Мира, -- перебила старшую дочку мать, -- это Ингочкин классный руководитель.

-- А что случилось? -- встрепенулась сестра. Макар Иванович ничего не ответил, лишь улыбнулся, а мама сказала: -- Ничего не случилось, школа приняла решение изучить, как живут дети. -- Вы знаете, -- сказа Мира, обращаясь к учителю, -- наша Инга не вставала б Из-за стола, если б он у нее был. Она очень любит учиться. А у нее даже нет места. Вот я сплю на этом диване, а она здесь же на раскладушке. Ей даже негде сесть почитать. -Мира, я тебя умоляю, -- взмолилась Инга, уже теряя контроль над собой Из-за стыда перед учителем. -- Ну, мне пора, -- поднялся Макар Иванович. -- Я вас провожу, Макар Иванович, -- сказала Инга и вышла с учителем. Они подошли к трамвайной остановке одновременно с трамваем. Макар Иванович протянул ей, как взрослой, на прощанье руку и, участливо, продолжительно посмотрев в ее грустные синезеленые глаза, вошел в вагон. x x x

Наступил день классного комсомольского собрания, на котором единогласно избрали Ингу, поскольку ее и без того высокий авторитет в классе, еще более возрос, после того как она как член комсомольского бюро класса, вступила в спор с учительницей. "Шпала", как они называли худую высокую неэмоциональную математичку, поставила тройку Люсе Мироновой только за то, что она отвечала у доски очень тихо. Люся была не виновата, поскольку это была естественная особенность ее голоса. Тогда Ингой руководило только одно -- свойственное ей обостренное чувство справедливости. Вступившись за одноклассницу, она не могла предположить, что Шпала, которая у них будет до окончания школы, сделает все, чтоб Инга не получила медаль. Спустя две недели после собрания, Инга, оставшись одна в классе после уроков, начала готовить свое выступление на общешкольном комсомольском собрании, которое ей было поручено новым составом комитета комсомола. В классе было не очень тепло и у нее мерзли руки. Чтоб согреться, она переодически складывала ладони и вдувала в них теплый воздух, таким образом расслабляя пальцы, чтоб легче было писать. Тут дверь отворилась и вошел Макар Иванович, держа в руках свой большой портфель. Инга смутилась, что заняла учительское место, и быстро стала собирать бумаги. -- Нет, нет, сидите, Инга, -- остановил Макар Иванович ученицу, -- и втиснулся за первую парту, напротив нее. -- Может, вам нужна моя помощь? Ведь это очень ответственно выступать на общешкольном собрании, -- сказал он серьезно. -- Спасибо, Макар Иванович. Я тут уже коечто написала. И я бы хотела, чтоб вы посмотрели введение. Я хочу выразить то, какую роль комсомол играет в жизни учащихся и в моей лично. Макар Иванович взял у нее из рук исписанные листки. Инга, как только отдала учителю бумаги, автоматически снова стала греть руки. -- Ты, что замерзла? -- спросил учитель, обратившись к ней на "ты", и взял в свои огромные ладони ее нежные обледенелые пальцы. -- Да. Я вообще мерзлячка, но ничего страшного, -сказала смущенно засмеявшись Инга. Согрев ее руки, Макар Иванович принялся внимательно читать то, что она написала, затем одобрил текст, дал несколько советов и встал. -- Инга, я вот тебе принес томик Чехова. Почитай. Познакомившись с ним поближе, ты полюбишь этого писателя навсегда. -Большое спасибо, Макар Иванович, -- сказала она растроганно.

Учитель улыбнулся ей в ответ и вышел. Она снова осталась одна в классе и, закончив писать, открыла томик Чехова и принялась читать "Даму с собачкой". Эта история любви молодой женщины и старшего, опытного мужчины настолько захватила ее, что она не могла оторваться. "...Ложась спать, он вспоминал, что она еще так недавно была институткой, училась все равно как теперь его дочь..." -- читала Инга с волнением. И далее: "Должно быть, это первый раз в жизни она была одна, в такой обстановке, когда за ней ходят, когда на нее смотрят, а говорят с ней только с одной тайною целью, о которой она не может не догадываться..."

Уже совсем замерзнув, Инга закрыла книгу и стала энергично дуть в ладони, чтоб разогреть руки. Но тут в руках ее "воспроизвелось" тепло рук Макара Ивановича, которые, как ей стало казаться, вырастают до размеров теплого большого одеяла, согревающего все ее тело. Она словно застыла, охваченная каким-то новым чувством, которое ранее никогда не испытывала. Со школы домой она шла в состоянии неведомого ранее томления, и ей хотелось думать только о Макаре Ивановиче и ощущать тепло его больших рук. -- Инга, Инга! -- позвал ее ктото. Она повернула голову и увидела бегущего ей навстречу Сашку, -- мальчишку с соседней улицы, с которым она познакомилась на дне рождения у Нонны еще два года назад. Тогда он показался ей долговязым парнем с смешным чубом непокорных вьющихся волос. Он был старше Инги всего на год, но, поскольку она поступила в школу на год позже положенного, то была еще в 9м классе, а Саша уже учился на первом курсе Технологического института. С первого же знакомства Саша постоянно пытался обратить внимание Инги на себя: то и дело оказывался то у ее школы, то у ворот. Два раза приглашал к себе на день рождения, куда Инга ни разу не пришла. Но его стремление завоевать Ингу не охладевало, и он продолжал за ней "бегать". После окончания школы Саша, оформившись, стал интересным молодым человеком, и все девчонки считали его привлека тельным, умным, веселым. А Инга так и осталась к нему равнодушна. Она остановилась, чувствуя раздражение к этому некстати явившемуся поклоннику. -- Инга, -- говорил он, заикаясь от волнения, -- у нас в институте будет вечер в пятницу. Можно тебя пригласить? Эти слова прозвучали каким-то оскорблением тому, чем была наполнена вся ее душа сейчас.

-- Саша, -- сказала она с нескрываемым раздражением, -- я не пойду к тебе на вечер, я занята. До свиданья. Сказав это, Инга перешла на другую сторону улицы и снова погрузилась в воспоминания о Макаре Ивановиче. Дома она быстро поела и села за уроки. Но делать ничего не могла, все мысли ее были об учителе. Однако она заставила себя выполнить все задания, потому что одна мысль, что она может получить плохую оценку при Макаре Ивановиче приводила ее в ужас... С этого дня школа для нее обрела иной смысл. Она вышла в лучшие ученицы, одновременно все более занимаясь общественной работой, чтоб только заслужить похвалу учителя и иметь возможность общаться с ним после уроков. Она вставала на час раньше, чтоб прийти в школу безукоризненно аккуратной и подготовленной. А Макар Иванович, не подозревая о ее подлинных чувствах, проявлял все больше отеческой заботы о ней и не скрывал своего покровительства. Инга даже стала меньше общаться со своими подружками Нонной и Линой. Каждую свободную минуту она старалась больше читать, чтоб не было стыдно перед Макаром Ивановичем. Он приносил ей все новые и новые книги, обсуждал прочитанное, объясняя замысел автора, рассказывая о жизни писателей и поэтов. Инга чувствовала, что за эту зиму она словно прошла целый университет, получив огромный багаж знаний, обретя неведомую потребность в духовной жизни. x x x

Наступил день новогоднего бала. На основании гарантийного письма директора школы участницам литературного кружка удалось в театре Оперы и балета взять старые театральные костюмы для спектакля "Доходное место" по пьесе Островского, который они готовили к этому празднику. Инга играла Поленьку, и костюм, который она надела, ей очень шел. Девчонки соорудили высокую прическу, и она действительно впервые задумалась над тем, что красива. Макар Иванович во время спектакля сидел где-то в заднем ряду, но Инга четко видела его глаза и ориентировалась только на них.

Танцевать на балу разрешали только бальные танцы, но Инге танцевать ни с кем не хотелось, она стояла возле Макара Ивановича и слушала его рассказы об Островском, о его пьесах и их героях. Она не переставала восхищаться его знанием русской и украинской литературы и количеству стихотворений, которые были у него в памяти. Он по любому поводу мог вставить четверостишие кого-то из любимых им поэтов. Учитель был для нее волшебным миром, и все меркло рядом с ним. Макар Иванович, постояв немного с учениками, покинул бал, и Инге показалось, что в зале стало темно, и она, сославшись на головную боль, ушла раньше всех домой. x x x

Как-то весной, когда Инга шла со школы, а Макар Иванович к своей трамвайной остановке, он спросил ее: -- А ты уже задумывалась о том, кем хочешь быть, Инга? -- Я не знаю еще точно, но я хочу быть юристом, мне бы хотелось заниматься такой работой, которая бы помогла людям избавиться от несправедливости, клеветы. Ведь так бывает, что невиновные оказываются наказанными, а виновные живут безнаказанно.

-- Я думаю, что из тебя получится хороший юрист, -- сказал Макар Иванович серьезно. -- Ты прекрасно выступаешь на собраниях, то есть хороший оратор и, главное, ты умненькая, и у тебя очень развито логическое мышление. Я посмотрю коекакую литературу по юриспруденции и постараюсь тебе принести. А вот и мой трамвай... Учитель вошел в вагон и, усевшись на свободное место, улыбнулся Инге в окно. x x x

Инга вышла из трамвая, зажмурив глаза от яркого весеннего солнца, и быстро пошла к университету. Холл университета с колоннами показался ей сказочным замком. Она ходила, рассматривая его, мечтая и почему-то боясь увидеть Макара Ивановича. Приобщение к этому событию ей сейчас казалось чем-то сверхдозволенным. Через полчаса у него должна была начаться защита диссертации. Инга была преисполнена ощущением важности происходящего и благодарности учителю за то, что он пригласил ее. Волнение все больше овладевало ею, и она решила войти в конференцзал. Там сидело множество людей, все были торжественно одеты и громко разговаривали друг с другом. Вскоре в зал вошел Макар Иванович. В строгом черном костюме он казался еще выше, а его голубые глаза более яркими и глубокими. Он сел в первом ряду. Думая о нем, Инга не слышала, о чем говорил ученый секретарь, открывая ученый совет, она вообще ничего не слышала до тех пор, пока за кафедрой не появился Макар Иванович. Инга замирала от восторга, слушая его доклад, затем выступления оппонентов, зачитывание отзывов. Ей казалось, что все, что происходит, имеет самое непосредственное отношение к ней, и все переполняло ее подлинным счастьем. Когда объявили перерыв, она оцепенела, не зная, что делать. Все было так значительно, высоко, что ей казалось, выйди она из этого зала, все рухнет, обернется пробуждением от прекрасного сна, и потому она весь перерыв просидела в своем уголке. Макар Иванович был все время в окружении людей, потому Инга так и не поняла, видел он ее или нет. После объявления итогов голосования, все сидящие в зале бросились к Макару Ивановичу, а Инга быстро вышла и пошла к остановке трамвая. Ее любовь к учителю словно расширилась еще новой гранью -- осознанием его высоты, превосходства перед всеми учителями в школе и собственной причастностью к внешкольной, самой главной стороне его жизни. Кроме этого, ею овладело сознание какой-то новой жизненной творческой перспективы. Она никогда до этого не представляла себе, что такое диссертация, ее защита, и сейчас все виденное и слышанное приводило в такой восторг, что, сидя в трамвае, она сама себе твердила: "И я буду защищать диссертацию. Я обязательно буду защищать диссертацию"...

x x x

Спустя несколько дней на перемене к ней подошла Лина и сказала: -Инга, Инга, ты себе не представляешь, что я узнала. Я узнала, что Лида распространяет сплетни о том, что у тебя роман с Макаром! Она говорит, что кто-то видел, как вы целовались! Представляешь?!

Инга вся затряслаь от услышанного. И испугало ее не содержание сплетни, а сам факт ее как сигнал того, что кто-то подбирается к самому сокровенному и секретному в ее душе. -- А как ты это узнала?! -- Да об этом все говорят. Прозвенел звонок, и Инга, потерянная, вошла в класс. "А вдруг об этом узнает Макар Иванович? Он может уйти из школы", -- с ужасом подумала она, глянув с презрением на Лиду, сидящую за соседней партой. Был урок истории, который вела добродушная Елизавета Давыдовна, и Инга попросила разрешения выйти на минутку из класса, сославшись на то, что ей якобы нужно отдать бумаги в комитет комсомола, а во время перемены там никого не было. Сегодня был "день Макара", как называли учащиеся дни, когда Макар Иванович был в школе, но она его ни разу не видела. Может, он уже покинул школу, -- мелькнуло в голове? Она помчалась почти бегом по коридору, чтоб заглянуть в учительскую, но тут буквально столнулась с ним. -- Здравствуйте, Макар Иванович, -- сказала она, с трудом скрывая волнение. -- Здравствуй, Инга, что с тобой? -- спросил он. -- Да нет, ничего... Мне нужно в комитет... -- Ну беги, беги, -- сказал учитель, дотронувшись до ее плеча, как бы подталкивая.

Инга смотрела на него, не желая отходить. Еще миг, и она, не владея собой, сказала б ему о своей любви, но тут появился директор школы и, совершенно не обращая внимания на ученицу, стал о чем-то говорить с учителем. x x x

-- Лида, ну ты должна была раньше сказать. Ведь ты же всех подведешь. Сегодня вся программа построена на тебе. Мы же готовились к этому столько времени. Это наш первый опыт проведения совместного собрания с классом "А" на тему: "Кем быть". Придут приглашенные специалисты. Ты -- ведущая, у тебя все тексты, все имена. Ты же сама напрашивалась. Ну, извинишься перед мамой, что забыла ее предупредить... Она поймет. Пойдешь на примерку позже на день. -- Какая ты жестокая, Инга. Ты только думаешь о себе. -- Лида фыркнула и вышла из класса. x x x

Прошло несколько дней после собрания, которое имело резонанс по всей школе. Ингу упоминали на педсовете и учительском партсобрании, ей объявили благодарность от школьного комитетеа ВЛКСМ за творческий подход к комсомольской работе. Весь класс был воодушевлен этим успехом, и авторитет Инги был поднят на небывалую высоту. И только Лида и окружающая ее группа из нескольких девчонок и мальчишек демонстрировали враждебность к ней. К последнему в учебном году классному комсомольскому собранию Инга готовилась с особым вдохновением. Все свидетельствовало о том, что ей как комсоргу будет дана самая высокая оценка. Макар Иванович сидел на последней парте, а Инга за учительским столом. После короткого выступления об итогах работы комсомольской организации по повышению успеваемости, Инга предложила открыть прения.

Слово взяла Лида. -- Я считаю, -- говорила она, смотря на Макара Ивановича, -- что нашу работу нельзя назвать удовлетворительной. Наш комсорг Веселовская вела себя эгоистично, и ее не интересовали нужды рядовых комсомольцев. Кроме того, в этом году у нас почти не было работы с отстающими. И вообще, Инга возомнила себя любимой ученицей классного руководителя и потому считает себя выше всех, умнее всех. -- И красивей всех, -- выкрикнул кто-то Из-запарты. Инга, слушая это, боялась взглянуть на Макара Ивановича, ей было ужасно стыдно перед ним. Вслед за Лидой выступил Сеня Копиленко, один из ее поклонников, и, отбрасывая все время рукой чуб, заикаясь, экая и мекая повторил почти точь в точь то, что говорила Лида. Когда Инга, едва владея собой, предложила выступить следующему, в классе воцарилось напряженное молчание, и Инге показалаось, что ее все ненавидят и сейчас начнут унижать перед Макаром. Но тут к всеобщему удивлению слово взяла всегда молчаливая отличница Галя Плинкая. У Гали отец был капитан, плавал в загранку, и у нее всегда были очень красивые вещи. Когда она поступила в эту школу, они тоже жили на Молдаванке, но потом переехали в один из первых в Одессе новых благоустроенных домов. И хоть этот дом уже был в другом микрорайоне, Гале как отличнице разрешили учиться в этой, одной из лучших школ города. Ее всегда приводила в школу и встречала очень модная и холеная мама, которая делала все, чтоб оградить дочку от соучеников, которые были в большинстве из бедных и простых семей. Галя никогда ни к кому не ходила на дни рождения и не приглашала к себе, в классе вела себя довольно обособленно, никогда на комсомольских собраниях не выступала, не проявляя никакой заинтересованности в общественной работе. И класс, привыкший к тому, что она всегда получает только отличные оценки, проявлял к ней такое же равнодушие, как и она к классу. Галя вышла к столу: -- Я считаю, что то, что сейчас было сказано, совершенно несправедливо по отношению к Инге. Наоборот, у нас никогда еще не было такой интересной комсомольской работы. Для меня, например, -- говорила она серьезно и сосредоточенно, как при ответе на уроке, -- очень полезным было собрание "Кем быть", где выступали врачи, инженеры, военные, строители, ученые, преподаватели вузов. Сколько нового мы узнали о профессиях.

Я никогла раньше не любила ходить на комсомольские собрания, а в этом году я их ждала с нетерпением. А то, что не было работы с отстающими, так ведь мы же в девятом классе. Если кто-то из нас не взялся за ум, дойдя до девятого класса, так кто ж ему поможет? И кроме того, у кого из нас, -- я имею в виду тех, кто стремится хорошо учиться, -- сейчас есть время заниматься с отстающим? В заключение я хочу искренне поблагодарить Ингу за то, что она столько сделала для нашего класса. После Гали желающих выступить не оказалось, и слово взял Макар Иванович. Перечислив все заслуги Инги на поприще комсомолькой работы за год, он завершил:

-- Вот вы Лида, сказали, что Инга возомнила себя любимой ученицей классного руководителя. Так вот смею заметить, что Инга -- действительно одна из моих любимых учениц, потому что она более чем кто-либо усваивала знания, которые я стремился внедрить в каждого из вас. И для каждого учителя такой ученик не может не быть любимым. Я очень сожалею, что в связи с переездом в другой город не смогу больше работать в вашей школе, потому что для учителя иметь такую ученицу, как Инга, -- это тоже стимул для самосовершенствования.

Макар Иванович, посмотрев на Ингу, уловил изменение в ее лице и пожалел тут же, что не ей первой сообщил, что вчера дал согласие на переезд в Киев. Но что-то исправить уже было поздно, тем более, что он торопился в университет. Предложив Инге довести собрание до конца самой, учитель вышел из класса. Без него начался шум и споры между сторонниками и недоброжелателями косморга. Когда все уставшие стали расходиться по домам, к Инге подошла Галя и сказала: -- Инга, хоть мы и не дружим с тобой, но я чувствую огромное твое влияние на меня. У меня нет подруги, но я мечтаю иметь такую, как ты. Мы уже с мамой договорились, что если ты не откажешься прийти ко мне в гости, то в субботу мы пойдем к нам домой вместе. -Спасибо, -- сказала Инга, слабо понимая, о чем говорит Галя, и слезы ручьем катились у нее из глаз. Галя думала, что одноклассница растрогана ее словами. Она не знала, как не знал никто на свете, что Инга плачет по своей первой любви, по утраченным грезам... x x x

-- Ну в какой юридический ты поступишь с нашей национальностью и с нашим нищенством, когда всюду блат и деньги, -- говорил дядя Витя, обращаясь к Инге, сидя напротив нее за праздничным столом, который устроила бабушка в честь блестящего окончания внучкой десятого класса. -- А я больше никем не хочу быть. Я хочу быть юристом, -- говорила самоуверенно Инга. -- Смотри, упустишь время, останешься без специальности и пойдешь в маникюрши со всеми своими амбициями и витаниями в облаках, -- не унимался дядя. -- Ну ладно, давайте сейчас не будем об этом говорить, -- встала с бокалом шампанского Мира. -- Инга, я как твоя старшая сестра желаю тебе, чтоб ты не следовала моему примеру, а выучилась и работала на такой работе, которой ты достойна. Родственники, хорошо выпив и закусив, разошлись по домам. Было еще не поздно, и Инга побежала к Лине. Там уже была Нонна.

x x x

-- Ну что делать будем, девчонки? -- сказала Нонна.

-- Буду юристом, -- сказала Инга твердо. -- А может, и мне с тобой за компанию? -- сказала Лина. -- Давайте все вместе, девчонки, станем юристами -- сказала Инга возбужденно.

-- Нет, я нет. Я буду в музыкальное училище поступать. Ведь не зря же над гаммами столько лет корпела, -- сказала Нонна. -- Моя мама очень хочет, чтоб я поступила в музыкальное училище. Ей сделали операцию, и никто не знает что это даст. Врачи говорят, что у нее метастазы пошли. Я думаю, что ее погубила эта анонимка проклятая. Мама с тех пор просто сломалась. Вот будешь юристом, Инга, в первую очередь возьмись за анонимщиков. Вот этот проклятый "доброжелатель" где-то ходит, может, рядом и видит наше горе, и никто его не накажет, в тюрьму не посадит. И он ходит невиновным. -- Я тоже буду юристом, -- вдруг решительно сказала Лина. В десять утра на следующий день девочки уже были в университете. Там они узнали, что в Одесском университете есть только вечерний факультет, куда принимают в основном тех, кто работает в правоохранительных органах (суд, прокуратура, милиция), либо у кого работа как-то связана с будущей специальностью (в нотариальных конторах, в юридических консультациях, в юридических отделах на предприятиях -- секретари, референты, консультанты, кодификаторы). Девушки, расстроенные, поехали домой и всю дорогу думали о том, что делать. -- Я буду искать работу, Лина, и я буду юристом, -- сказала Инга, попрощавшись с подругой, когда они подошли к воротам ее двора. x x x

Этот январский день выдался необычно холодным. Инга шла вдоль двора к расположенной на соседней улице за углом конторе, где ей разрешали звонить по телефону. Сегодняшний звонок в народный суд -- очередная попытка найти работу. Она уже начала терять надежу устроиться в правоохранительные органы и стала думать о том, чтоб найти хоть какуюнибудь работу -- ей было стыдно перед родственниками и родителями, что уже полгода она сидит без дела. К тому же денег в семье не хватало даже на самое необходимое, а ей после школы уже хотелось что-то одеть "повзрослее". Держа в руке несколько двухкопеечных монет, она почти подошла к воротам, когда ее окликнула тетя Ася, соседка. -Инга, сделай одолжение, помоги мне понять один документ. Инга не любила эту семью Из-за их сына Алика (ее ровесника). Алька был самым красивым мальчиком в их дворе. Но насколько красивым, настолько же и плохим в ее глазах: плохо учился в школе, пренебрегал общественной работой, насмехался над девчонками. А после того как он, закончив школу, пошел работать на Привозе мясником, она и вовсе стала относиться к нему с презрением, избегала даже здороваться с его мамой. Но сейчас отказать ей в просьбе, изложенной в такой молящей форме, Инга не решилась и последовала за тетей Асей в их квартиру. -Деточка, садись, -- сказала тетя Ася, подобострастно заглядывая ей в глаза. На столе стояла огромная хрустальная корзина с дорогими конфетами. -- Инга, -- начала тетя Ася, -- я очень тебе сочувствую, что ты не поступила в институт. Но что поделать. Это все не для нас. Мы маленькие люди, а институты -- это для других. Но так устроена жизнь. Но я смотрю на тебя, ты такая красавица, такая порядочная девушка. Но что тебя ждет в этой бедности, в которой вы живете? Дружи с моим Аликом, и ты будешь иметь все. Не дав соседке договорить, Инга встала и, не сказав ни слова, быстро направилась к двери. -- Подумаешь, принцесса! -- говорила ей вслед тетя Ася, -- Можно подумать... Строит из себя... Ты еще сама прибежишь! Инга без оглядки помчалась к воротам и, выйдя на улицу, замедлила шаг, чтоб отдышаться. Успокоившись, она пошла к конторе. -- Здравствуйте, -- сказала Инга, услышав женский голос в телефонной трубке, -- меня зовут Инга Веселовская.

-- Здравствуйте, Инга Веселовская, -- ответил голос, -- завтра в десять утра с вами будет разговаривать наш судья. -- Спасибо, -- ответила она, не помня себя от радости.

x x x

Хоть был январь, но приемная народного суда была вся озарена солнцем. Инга сидела в ожидании вызова на беседу с судьей и осматривала все вокруг. Все казалось загадочным, волнующим, а главное -- связанным с таинством правосудия. Зашедший в приемную мужчина среднего роста, худощавый, очень живой, проницательно посмотрев на Ингу, сказал: -- Заходи. Инга зашла в небольшой заваленный бумагами кабинет и села на указанное судьей рядом со столом место. -- Итак, ты хочешь быть юристом? -- Да, очень. -- У нас есть место делопроизводителя. Знаешь, что это значит? -- Нет, не очень. -- Нет? Или не очень? -- Нет. -- Вот так лучше. Запомни юрист должен быть точным и честным, потому что, если юрист хоть однажды будет уличен в нечестности, его карьера будет кончена раз и навсегда. Запомнила? Так вот, как делопроизводитель ты будешь следить за тем, чтоб все дела в архиве были в порядке и аккуратно расставлены по местам, с тем, чтоб в любой момент любое дело было найдено немедленно. Кроме того, ты будешь рассылать повестки и иногда помогать секретарю судебного заседания вести протоколы, если она занята либо заболела. После последних слов судьи Инга почувстввола, что у нее начинает кружиться голова от восторга. -- Тебе такая работа будет нравиться? -- спросил судья, внимательно глядя ей в глаза. -- Да, очень, -Ну что ж, -- а теперь главное: я тебе еще не сказал, что мы тебя примем на работу после того, как ты покажешь свой аттестат зрелости. Он у тебя с собой? -- Нет, -- заволновалась Инга. -- Это не беда, принесешь завтра. Твой аттестат зрелости -- это самая точная твоя характеристика. Больше ничего не нужно. И завтра же получишь ответ. x x x

На следующий день в это же время Инга сидела на том же месте и старалась отвлечь свои мысли, пока судья рассматривает ее аттестат зрелости, где по всем предметам, кроме украинского и алгебры, были пятерки. Затем, положив аттестат на стол перед собой, он сказал с доброжелательной улыбкой: -- Ну что ж, неплохо. Почему ж ты не получила медаль, раз у тебя две четверки? -- А нужно было, чтоб эти две четверки были либо по двум языкам, либо по двум математикам. А у меня по одной математике и по одному языку. -Да, да, мои дети уже взрослые, потому я все забыл. -- А почему ж ты не дотянула по алгебре? -- Да, так получилось. Был конфликт с учительницей...

-- Так ты конфликтная или принципиальная?

-- Не знаю, но в этом конфликте было дело принципа. Я была членом комсомольского бюро и... -- Ну ладно, -- прервал ее судья. -- Пиши заявление, и завтра на работу. x x x

Инга уже работала в суде несколько месяцев и все еще не могла поверить в это счастье. Она обожала всех работников суда, прокуратуры, милиции. Секретарь судебного заседания Пелагея Степановна отнеслась к Инге вначале настороженно и строго. Это была одинокая женщина лет пятидесяти, бывшая фронтовичка, очень худая, с житкими короткими, неопределенного цвета волосами. Одевалась она бедно, и любая одежда на ней смотрелась как военная форма. Судья всегда подсмеивался над ее военными привычками и бесконечными воспоминаниями о войне. Она не обижалась, так как знала, что он ее высоко ценит и относится к ней с симпатией. Однако уже через несколько дней Пелагея Степановна, видя сколь увлеченно и добросовестно Инга выполняет поручения, сменила тон и стала ее опекать как дочь. Както, когда они были одни в приемной, она, угощая Ингу принесенным из дома завтраком, сказала: -- Тебе повезло, что ты к нам попала. Богдан Валерьевич -- человек замечательный. Он тоже фронтовик. Он в городе известен как самый хороший судья. А сколько в нем юмора. Адвокатов он не очень жалует. Он человек строгий и больше симпатизирует прокурорам. Но это не мешает ему быть очень объективным и справедливым. Его уважают и те и другие. А если б ты слышала, как он ведет судебные заседания! Да ты услышишь. Если будешь справляться со своими обязанностями, я тебя буду приглашать на судебные заседания. Это хорошо, что ты стремишься учиться. Вот до тебя у нас была, кстати, Инна -- имя почти, как у тебя, и тоже красотка. Так у нее в голове были только мужчины и тряпки. Она тут со всеми адвокатами кокетничала, и Богдан ее выгнал. Инге так нравился судья, что она тут же переняла его концепцию. Она с равнодушием относилась к адвокатам, зато с трепетом к прокурору их района. Это был человек лет сорока пяти, коренастый, очень умный и всегда серьезный. Он единственный имел высшее юридическое образование, в то время как многие работники органов суда, прокуратуры и милиции пришли на эту работу прямо с фронта, занимались во Всесоюзном юридическом заочном институте по многу лет, не имея времени на подготовку к сдаче зачетов и экзаменов. Сергей Михайлович, как звали прокурора, вызывал у Инги робость и любопытство. Когда он обращался к ней с каким-то канцелярским вопросом, она трепетала от чести иметь возможность хоть слово сказать прокурору. Както, когда они снова оказались с Пелагеей Степановной одни в приемной, секретарь судебных заседаний, сказала Инге: -- Знаешь, меня спрашивал о тебе Сергей Михайлович, узнавал, как ты сюда попала, как работаешь, какие у тебя планы... Я даже удивилась. Он очень строгий. Может, ты где-то что-то не так сделала? Инга вся задрожала от испуга, не зная, что сказать. В это время в приемную вошли двое мужчин. Это были звезды одесской адвокатуры. Розенгауз -- пожилой статный красавец, аристократ, и Маниович -- высокий худощавый, но с румянцем на лице, как у девушки. -- Это Инга, -- наш новый делопроизводитель, -представила Ингу Пелагея Степановна. -- Она мечтает поступать на юрфак, чтоб стать юристом. Розенгауз подошел к Инге, провел рукой по ее длинной, спускающейся вдоль всей спины косе, и спросил с легкой улыбкой: -- Ты хочешь быть адвокатом? -- Нет, я хочу быть судьей. -- Интересно, почему именно судьей? -- Мне нравится, что на судье больше всего ответственности. Это интересно выслушать прения сторон, а затем принимать решение. Вот я хочу выучить уголовный кодекс... Впоследствии Инга всегда улыбалась, вспоминая это глупое, наивное свое зявление: "выучу уголовный кодекс". Но Розенгауз, очевидно не желая охладить ее пыл, позвал стоящего недалеко Маниовича и сказал: -- Эта девушка хочет изучить уголовный кодекс. -- Для начала неплохо, -- сказал Маниович с иронией понятной только Розенгаузу. -- А скажите, пожалуйста, как поступает адвокат, если он точно знает все о совершенном преступлении своего подопечного. Он все же должен скрывать это или рассказать суду всю правду? -- спросила Инга. -- О милейшая, -- сказал Розенгауз, -- для начала это действительно неплохо. Вопрос очень серьезный. Вот в пятницу у нас в коллегии адвокатов будет семинар, как раз на эту тему. Приходите. Я лично приглашаю вас. x x x

Инга сидела на семинаре адвоктов и не верила, что это не сон, -- сидеть здесь, среди этих людей, и иметь возможность слушать их споры, дискуссии. Когда семинар кончился, она уже собралась уходить, как к ней подошел адвокат Потихонский, который часто бывал у них в суде: -- Инга, тебе интересно это все? -- Очень интерсно, -- ответила она, светясь радостью. -- Ну что ж, приходи к нам на семинары. А замуж ты не собираешься? Как такую красавицу еще никто не выхватил? -- Нет, не собираюсь. Мне нужно сначала выучиться. Я хочу быть юристом. -- Ты хочешь быть адвокатом? -- В общем-то я мечтала стать юристом, чтоб работать судьей. Но сейчас я узнала о работе прокуратуры, адвокатуры -- это все интересно.

-- Ну судьей тебе не быть никогда! Это выборная должность... А вот на прокуратуру, а еще более -- адвокатуру наш брат "француз" вполне может рассчитывать. Там более лояльные требования, хотя тоже не все просто. Так что главное -- сумей себя хорошо зарекомендовать. А вообще, тебе нужно поскорее замуж выходить. Впрочем, ты такая красивая, что и замуж выйдя, все равно будешь в окружении мужчин и вряд ли устоишь, чтоб мужу не изменять... Увидев недоумение на лице Инги, он, похлопав ее по плечу, дружелюбно сказал: -- Ты не оскорбляйся. Я так говорю потому, что у меня есть горький опыт... Ну желаю... Инга вышла на улицу, растревоженная репликой Потихонского. "Почему он такое сказал мне? Может, я как-то не так себя повела, может, оделась не так. И зачем я надела этот облегающий свитер? Еще не хватает получить репутацию легкомысленной девицы и потерять эту работу, как моя предшественница", -- упрекала себя Инга. На следующий день, заняв у Нонны денег, которые обещала вернуть в три зарплаты, она купила строгий костюм, блузку с юбкой и с тех пор приходила на работу в очень строгой одежде и с туго завязанными в узел волосами.

x x x

Была весна. Свежая листва деревьев, освещенная предвечерним солнцем, напоминала зеленые кружева, разбросанные на голубом небе. Инга, отправив все повестки, вышла на улицу и решила пойти пешком домой, несмотря на то что собиралась к Лине на день рождения. Сейчас Инга встречалась со своими школьными друзьями без энтузиазма. На фоне общения с цветом юридической общественности города все казалось примитивным, неинтересном.

Поскольку телефонов ни у кого не было, не было общей школьной жизни, то общались они все меньше и меньше знали о жизни друг друга.

На этот раз среди гостей Лины было двое незнакомых Инге парней. Лина тут же подвела к ней молодого человека -- спортивного вида блондина, на которого она смотрела с обожанием. -- Инга, познакомься, это Олег, -сказала Лина. -- Он в этом году заканчивает физфак университета.

-- Инга, -- протянула она руку. -- Очень приятно, -- сказал Олег, судя по всему, чувствовавший себя здесь своим. -- Я много о вас слышал от Лины. -- Ну вы еще наговоритесь, -- сказала Лина и, взяв за руку подругу, подвела ее к другому гостю. Он был шатеном с яркими светлокарими очень живыми глазами, выше среднего роста, но со свойственной высоким мужчинам сутулостью. -- Инга, я хочу познакомить тебя с нашим новым соседом, -сказала Лина, он студент первого курса Холодильного, недавно поселился в нашем дворе. -- Борис, -- сказал парень. -- Меня зовут Инга, -- сказала она и отошла к стоящей недалеко Нонне. Тут же к ним присоединилась Лина. -Лина, пока я еще ничего не нашла для тебя, -- оправдывалась Инга перед подругой. -- Но я продолжаю этим заниматься. И мне обещали найти тебе работу гденибудь в суде или прокуратуре. -- Спасибо, Инга, -- сказала Лина, видимо, сейчас менее всего думающая о работе. К концу застолья пришел еще один гость, и Инга сразу догадалась, что это Марат, о котором ей говорила Нонна. -- Если мужчины так поступают с женщинами, как мой папа, -- говорила Нонна, то нужно делать все, чтоб пользоваться ими и брать все, что только можно. Ну и что, что он старше меня? Зато богат, и я буду жить припеваючи. И главное, я не хочу оставаться с папой. Я его ненавижу и никогда ему не прощу болезнь мамы. Никогда. Несмотря на то что Марат был старше всех, он старался вести себя на равных с молодежью, чему Нонна была очень рада. Выйдя Из-за стола, гости быстро придвинули его к стенке и включили радиолу. Борис подошел к Инге и пригласил ее на быстрый танец, который у них никак не получался. Парень все время наступал ей на ноги, усердно извиняясь. После вечеринки, когда все расходилсь по домам, он проводил Ингу до ее ворот и сказал: -Инга, а можно я какнибудь приглашу тебя в кино? -- Можно, -- засмеявшись ответила Инга, дав понять, что, если их совместный поход в кино и состоится, то он будет чисто дружеским. x x x

Инга стояла у полок архивного, маленького, заставленного стеллажами с папками дел помещения. Вошла Пелагея Степановна и сказала, что с ней хочет поговорить прокурор. Инга с волнением тут же пошла в приемную. -- Садитесь! -- сказал Сергей Михайлович. В отличие от всех он обратился к ней на "вы". -- Дело в том, что я увольняю нашего секретаря прокуратуры и мне нужен человек. Я бы хотел пригласить вас. Я за вами наблюдаю, и мне нравится, как вы работаете. Я знаю, что вы хотите поступать на юрфак. Мы с Богданом Валерьевичем вам напишем характеристику и ходатайство, и вы уже в этом году сможете пуступать. Обычно, чтоб поступить на дневное отделение, нужно иметь двухгодичный стаж работы, как вы, очевидно, знаете. А у вас будет преимущество -- вы уже в этом году, то есть через год после школы, сможете учиться. И вы станете настоящим юристом, потому что ни один студент дневного отделения не получит столько знаний о работе юриста, как вы, работая в прокуратуре и одновременно учась на вечернем отделении. Инга слушала, не веря, что это происходит с ней. -- В прокуратуре у вас будет самостоятельный участок работы, -- продолжал прокурор, -- и как только вы станете студенткой, мы будем привлекать вас к участию в допросах и очных ставках, вообще к оперативной работе. С Богданом Валерьевичем я этот вопрос уже согласовал. Если вы согласны, то в понедельник приступайте к работе. Вернувшись, Инга тут же рассказала все Пелагее Степановне и попросила поддержать ее ходатайство, чтоб Лину приняли на ее место. x x x

Инга шла домой, воспроизводя в памяти каждое слово прокурора. У нее кружилась голова. -- Здравствуй, Инга! -- услышала она приветствие неивестно откуда появившегося перед ней Бориса. -- Ну как ты поживаешь? -- Очень хорошо. А ты? -- Вот хочу тебя пригласить к нам в институт на капустник.

Весь облик Бориса напоминал типичного "стилягу": большой набриалиненный кок, туфли на толстом каучуке. Инге все это ужасно не нравилось, и ей хотелось поскорее расстаться с Борисом. -- Нет, Борис, спасибо, я занята и очень тороплюсь, -- сказала она.

-- Может, тебя смущает мой вид? Так это маскарад. -- Борис громко рассмеялся. -- Забавно, -- сказала Инга с иронией и, еще раз попрощавшись, ушла. Она зашла к Лине и рассказала ей все новости. Однако, когда Инга сказала подруге о том, что просила, чтоб Лину приняли на ее место в народный суд, Лина, несколько смутившись, сказала: -- Извини, Ингуля, что я тебе не сказала об этом первой. Но я замоталась, знаешь, все так неожиданно. Олег сделал мне предложение, и мы подали заявление в загс. -- Лина! -- Инга бросилась на шею подруге, -- о чем ты говоришь! Какие могут быть извинения. Я счастлива за тебя. А свадьбу будешь устраивать?

-- Свадьбу устраивать не будем. Ну как без Нонны, а она после похорон мамы не пойдет никуда, сама понимаешь. Да и мне самой очень больно за тетю Азу. Такая была красавица и добрая. В общем, грустно. Но свадьбу мы устраивать не будем еще и потому, что на нам нужны деньги на обустройсто. Мы едем в Сибирь. Олег распределился в Томск. Я, честно говоря, рада уехать из Одессы. Что нас здесь ждет с нашей бедностью. А там новая жизнь. Может, поступлю на дневной юрфак. Олега там ждут головокружительные перспективы.

-- Лина -- это же здорово. Конечно ты там поступишь. Там, говорят все чище, нет блата. x x x

Было начало сентября, а солнце еще жарило полетнему. Инга обвернула зачетную книжку в пергаментную бумагу, словно боясь, что она расплавится на солнце, и спрятала в сумку. В прокуратуре ее все уже ждали. Прокурор, следователь и помощник прокурора вручили ей цветы. -- Теперь, Инга, -сказал Сергей Михайлович, -- ты на прямой дороге. Ты уже студентка юрфака. А года через три мы тебя переведем в следователи или в помощники прокурора, если, конечно, не разбалуешься и будешь такой же усердной, как сейчас. -Или вдруг да замуж выскочишь и оставишь нас, -- сказал следователь Иван Иванович. -- Пока я планов на замужество не имею, -- сказала Инга, испытывая какую-то дочернюю любовь ко всем этим мужчинам. x x x

Возвращаясь с работы домой, у ворот она увидела ожидающего ее Бориса. На сей раз он был одет обычно, не вычурно, в светлых брюках и в легкой ковбойке. -- Инга, -- сказал он, волнуясь, -- у меня есть билеты на новый фильм. Пойдем? -- Пойдем, -- сказала Инга. -- У меня сегодня праздник, я получила зачетку, почему это не отметить.

Она забежала домой, освежила лицо и, поднимаясь по лестнице полуподвала к ожидавшему ее у ворот Борису, встретилась с возвращающейся откуда-то Мирой. -- Мира, скажешь родителям, что я пошла в кино. Пусть не волнуются. -- А ты с кем идешь, с Линой? -- поинтересовалась Мира. -- Нет, с одним парнем знакомым. -- Ну, слава богу, что тебя хоть кто-то заинтересовал. Сегодня опять твой Саша заходил, вот цветы тебе оставил. x x x

Занятия в университете кружили голову. Обновлялось все законодательство в связи с очищением правовой системы от наследства Вышинского и всего, что было связано с периодом культа личности Сталина. Профессорскопреподавательский состав на лекциях и семинарах не переставал подчеркивать, что им, студентам (большинство которых были не молодежь, а умудренные опытом работники правоохранительных органов), выпало большое счастье быть свидетелями и участвовать в этом процессе обновления законодателства, возвращения ему демократических принципов и, прежде всего, основного принципа права -- презумпции невиновности. Во всех отраслях права вводились в действие "Основы законодательства...", закрепляющие новые принципы в правовой системе. А на лекциях, семинарах, в курсовых работах все эти новшества подробно анализировались и обсуждались.

Помимо всех нагрузок, Инга еще взвалила на себя работу над докладом на студенческой конференции. Подготовка этого доклада была делом совершенно добровольным, но Инга чувствовала, что у нее все более развивается интерес к исследовательской работе, к исследованию документов, чему способствовали и те поручения, которые ей давали работники прокуратуры. По иронии судьбы, на первой сессии зимой она, как и многие из их группы, провалила экзамен по истории государства и права. Это был насыщенный датами и фактами курс, который осилить было непросто при вечерней учебе и ограниченном времени. Сейчас, сидя в библиотеке, она с улыбкой вспоминала, как они оправдывались перед преподавателем, молодым доцентом Львом Евгеньевичем Красновым, который их отчитывал за то, что они плохо подготовились. Некоторые из студентов были его ровесники, а многие старше, прошли войну, имели большой опыт работы в правоохранительных органах. И, конечно, он, выпускник дневного отделения одного из престижных юридических факультетов страны, понимал, как непросто им всем совмещать работу с учебой, ибо в университете к знаниям предъявлялись очень высокие требования и на "халтуру" ничто не проходило. Особенно доставалось молодым, которые поступили на этот факультет лишь спустя небольшой срок после окончания школы. -- Мы всю ночь не спали: учили, учили, -- твердила Галка Ильина, получая из рук преподавателя зачетку с неудовлетворительной оценкой. -- Ах, не спали?! -- сказал Краснов, подойдя в ней и вытащив из ее густых черных завитых волос гусиное перо от подушки. И вот сейчас у Инги пробудился подлинный, осознанный интерес ко всему, что связано с становлением и развитием права и его роли в обществе. Из предложенных преподавателем тем она выбрала: "Государство Русь IX--X1 вв.". План доклада состоял из следующих пунктов: 1. Образование Киевского государства

2. Общественный строй 3. Высшие органы власти 4. Местные органы власти. По гарантийному письму, подписанному прокурором, Инга получила доступ к архивным материалам библиоте ки университета, к древним летописям. С трепетом листая эти книги, она ощущала себя вовлеченной в волнующую связь времен. Она читала и перечитывала работы историков: Ф. Успенского "Русь и Византия в Х веке. Речь, произнесенная 11 мая 1888 года в память 900летия крещения Руси", Н. Чаева "Наша старина по летописи и устному преданию" (изд. 1862 года), П. Щебальского "Начало Руси" (изд. 1865 года), Н. Костомарова "Лекции по русской истории" (изд. 1861 года) и другие книги. Она сидела в библиотеке вечерами, после работы, когда не было занятий в университете и, преисполненная творческим порывом, писала реферат, выбирая из книжек то, что ей казалось наиболее увлекательным и иллюстративным. "Вопрос и происхождение Руси и русского государства, -- начала она писать, -- является одним из трудных вопросов в исторической науке"... Более всего в этой работе Инге нравились ссылки на летописи и цитирование их. "Чужеземная власть и дань, которую требовали варяги не понравилась славянам, они поднялись однажды против непрошенных гостей и прогнали их, -- строчила Инга, -- но, сделавшись свободными, они не умели справиться со свободою. Опять начались раздоры и разногласия. Видя беспорядки и неурядицы, народ послал за море варягам сказать: "Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет"... Идите володети и княжити нами", -- выписывала она ссылки на летопись Нестора "Откуда есть пошла русская земля, кто в Киеве нача первое княжити и откуда русская земля стала есть"... Особый интерес у нее вызвал анализ материалов, связанных с зарождением первых "очагов" юрисдикции, как бы выводящих к самым истокам выбранной ею профессии. Несмотря на превышенный объем реферата, она все же уложилась в срок и принялась печатать текст. x x x

После того как Краснов посмотрел реферат, он пригласил Ингу к себе домой. По дороге к преподавателю она вся тряслась от страха. Зная строгость и саркастичность Льва Евгеньевича, Инга готовила себя ко всему. Квартира Краснова была не очень большой, но все здесь свидетельствовало о почтении к знаниям и книге. Жена преподавателя, открыв дверь, поздоровалась со студенткой и проводила в кабинет мужа. Кабинет Краснова представлял собой крошечную комнатку, которая вмещала только письменный стол и стеллаж с книгами и бумагами. Лев Евгеньевич, поприветствовав студентку, достал с полки что-то вроде журнала в дерматиновом переплете и дал Инге. -- Знаешь, что это? -- спросил он. -- Это твой доклад. Мы его переплели в трех экземплярах. Один тебе, один мне, один на кафедру. Ты молодец. Я даже не ожидал. У тебя исследовательский талант. Ты должна учиться в аспирантуре.

Преподаватель угостил студентку чаем, расспросил ее о семье, о планах на будущее и после еще недолгого разговора об университетских делах проводил до дверей подъезда. Инга вышла на Дерибасовскую и пошла вдоль этой прекрасной, освещенной солнцем и устремленной к морю улице. Ей казалось, что она на старте какого-то полета в неведомые дали, и все было как бы подготовкой к этому полету. x x x

Время летело, наполненное работой и учебой. Если б Ингу спросили, что она больше любит сейчас работу или учебу, она бы затруднялась ответить. Она чувствовала себя счастливой на работе, среди работников прокуратуры, милиции и суда. Это были честные самоотверженные люди, порой рискующие жизнью, и она обожала их всех и хотела, чем могла, помочь. А они ценили это и все больше привлекали ее к оперативной работе, порой приглашая на допросы, очные ставки, беря с собой на место происшествия.

Как-то к ней в приемную пришел следователь из отдела уголовного розыска милиции, которая находилась с прокуратурой в одном здании. Его звали Сергей Медведев. Он не отличался красивой внешностью, но был человеком остроумным, веселым и слыл эрудитом. Ингу с ним связывала совместная работа в стенной газете "Чекист", которую они очень любили и старались делать интересной и злободневной. Они обсуждали очередную передовицу. И следователя вдруг вызвали срочно по телефону. -- Инга, извини, -- сказал он, -- мне нужно в морг. -- В морг, это же страшно, как вы можете? -- спросила она вся съежившись. -- Инга, дорогая, ты собираешься быть юристом, и тебе не обойтись без посещения морга и тюрьмы -- Он лукаво подмигнул ей и выскочил за дверь. x x x

Инга направилась к остановке трамвая, чтоб поехать в областную прокуратуру. В это время сидящий в "газике" Медведев окликнул ее. -- Инга, садись, мы тебя подвезем. Она с радостью согласилась, так как день был дождливый. Сев в машину, девушка погрузилась в свои мысли, и, когда, машина остановилась у какого-то здания, она обнаружила, что это вовсе не областная прокуратура. -- Инга, пошли, не удивляйся. Это морг. Ты должна там побывать до того, как начнешь работать. Если ты настроишься, что это работа, что это нужно, тебе не будет страшно. Медведев с еще одним следователем взяли Ингу за руки, как школьницу, и повели в морг. Там в ее присутствии они проделали все операции (обследование трупа, снятие отпечатков пальцев и т. п.) по делу, которое расследовали в это время. Однажды, придя на работу, Инга увидела портрет Медведева в черной рамке. Она не могла понять, в чем дело. -- Вот ночью погиб на месте происшествия от пули бандита, -- сказал прокурор скорбно. -- Да, Инга, для них, работников милиции, война никогда не кончается... x x x

Саша и Борис попрежнему одолевали Ингу попытками завоевать ее сердце. Она же хоть изредка и удостаивала их положительным ответом пойти в кино или театр, но ни разу ничем не подавала им повода надеяться, что это более чем дружеское отношение с ее стороны. Она хорошо относилась к этим парням, ценила их стремление к знаниям, но они не были героями ее романа. Ее героем должен был быть тот, кто хоть дальним отголоском будет вызывать у нее такой восторг и преклонение, который она испытывала к Макару Ивановичу... Был конец весны. Сдав последний экзамен летней сессии за второй курс, Инга шла домой и у ворот увидела Сашу. Он выглядел торжественным и взволнованным.

-- Привет, Саша, -- сказала Инга весело. -- Инга, если ты не возражаешь, пройдем в парк Ильча, немного погуляем. -- Не возражаю, -сказала она игриво. Как только они оказались в парке, Саша остановился и сказал, заикаясь от волнения: -- Инга, я распределился в Новосибирск. Там голова кружится от перспектив... Там новая жизнь. Мне обещают жилье... -- Ну что ж, я рада за тебя, -- сказала Инга. -- Но, Инга, -- он подошел к ней и взял за плечи, -- Инга я хочу тебе предложить поехать со мной! Инга резко отстранилась и жестко сказала: -- Саша, я тебя не люблю, понимаешь? Я тебя уважаю как друга, как человека, но этого недостаточно, чтоб стать твоей женой. Поезжай, в Сибирь сейчас устремляется самая лучшая молодежь. Ты там встретишь самую замечательную девушку... -- Но, Инга, -- говорил Саша, волнуясь, -- я тебя люблю больше всего на свете. Я сделаю все, чтоб ты меня полюбила. -- Но, Сашенька, извини, мне ничего от тебя не нужно. Мы можем остаться только друзьями. Да, кстати, там же где-то недалеко Лина живет. Вот приеду к ней в гости и встретимся, может, ты уже женишься и я подружусь с твоей женой. Желаю тебе всего доброго. -- Инга быстро поцеловала его в лоб и повернула к выходу из парка. Она пришла домой, и мама ей вручила записку от Нонны, в которой та сообщала, что решила дать согласие на предложение Марата и просит Ингу зайти к ней. На следующий день после работы, Инга была у подруги. -- Инга, все. Я больше не могу. Я хочу уйти отсюда хоть куда. Из всех, кто за мной бегает, только Марат может меня увезти отсюда. Папу своего я видеть не могу. Он еле выдержал год после смерти мамы, и у него уже другая женщина. Я его видела несколько раз с ней, хотя он не знает об этом. Если б я могла уехать кудато. Но куда! Ты же получаешь письма от Лины. Там очень холодно. А холод я не выношу. Да и куда ехать. Лина с мужем. Жаль, конечно, что она сразу родила. Теперь когда она выучится? Но это ее дело. А мне что. Я не могу сказать, что люблю Марата, но неприязни и раздражения он не вызывает. Он сказал, что сделает для меня все, что я захочу. В общем, короче: мы подали документы. Свадьбу я никакую устраивать не буду, конечно. Какая свадьба без мамы. Но мы поедем в круиз по КрымскоКавказскому побережью. Так что наше бракосочетание мы отметим только с тобой в ресторане "Украина", ладно? -- Тебе виднее, -- сказала Инга, поцеловала подругу и подумала с грустью, что у них все меньше и меньше остается общего. x x x

С собрания комсомольцев суда, прокуратуры и милиции Инга шла как на крыльях. Когда ее кандидатуру выдвинули делегатом отчетновыборной районной комсомольской конференции, она впервые увидела, сколь дружелюбно и уважительно к ней относятся окружающие ее по работе люди. Она шла домой с каким-то обостренным чувством долга перед ними и желанием сделать что-то очень значительное, чтоб оправдать этот аванс. Дома никого не было. До начала занятий в университете еще оставалось четыре часа, и Инга решила подготовиться к семинару по политэкономии. Как только она разложила на столе книги и конспекты, в дверь кто-то постучал, и, не дождавшись приглашения войти, на пороге появилась тетя Ася. Сразу бросалось в глаза, что она осунулась и выглядит несчастной.

-- Инга, извини, -- начала соседка жалобным голосом, -- я тогда вела себя не очень хорошо... Но что вспоминать старое. Сейчас ты -- большой человек, скоро будешь прокурором. И вот у меня к тебе дело. -- Какое еще дело, -- насторожилась Инга, испытывая неприязнь к соседке, с которой она с тех пор, как та зазвала ее к себе домой с оскорбительным предложением, никогда не здоровалась и вообще обходила стороной. -- Понимаешь, -- тетя Ася заплакала, -- моего Алика посадили. И его дело находится у вас в прокуратуре. Инга, -- взмолилась соседка, -- сделай чтонибудь. Я не пожалею никаких денег... -- Я прошу вас немедленно выйти, -- сказала Инга громко, жестко. Соседка с нескрываемой ненавистью посмотрела на Ингу и, приближаясь к двери, затараторила:

-- Ах ты антисемитка вонючая. Ах ты гадина жестокая. Вы посмотрите на нее, что она строит из себя, эта нищенка! Тоже мне: "Из ИванаПан". -- Прошу вас немедленно выйти, -- повторила Инга холодным голосом. -- Да кому ты нужна, -- продолжала ругаться соседка, выйдя за дверь, -- да, мне противно лишнюю минуту быть в этом темном сарае! Она еще меня выгоняет, эта дрянь. Да, чтоб ты не знала, что такое быть матерью, жестокая, гадина...

x x x

Этот один из последних дней ноября выдался холодным и ветреным. Инга вся продрогла, пока добежала от трамвайной остановки к Дворцу культуры, где проводилась районная комсомольская конференция. Уже зайдя в зал, она почувствовала атмосферу торжественности и осознание приобщенности к чему-то очень значительному переполнило ее. К ней подошел секретарь райкома партии, грузный мужчина лет сорока пяти.

-- Здравствуй, Инга! Должен тебе сказать по секрету, -- начал он лукаво, -- что Сергей Михайлович тебя очень ценит. Если ты будешь продолжать в таком же духе, то к четвертому курсу мы поддержим твою кандидатуру в помощники прокурора. Учишься ты, насколько мне говорили, хорошо. В перспективе намечено расширять кадровый состав вашей прокуратуры, так что не подведи, -- он похлопал ее по плечу, затем добавил: -- Вот я смотрю на тебя и думаю: откуда ты такая получилась. Ведь ты ровесница моей дочке, а она какаято непутевая, не знает, чего хочет в этой жизни. Да что там говорить, -- он махнул рукой и, оставив Ингу, быстро пошел в президиум, где пустовало его место в центре. Там же в президиуме Инга увидела и Сергея Михайловича.

x x x

По завершении конференции Инга, окрыленная успехом, которого даже не ожидала, направилась к выходу, но в это время кто-то тронул ее за рукав пальто. Это был представитель обкома комсомола Сергей Геращенко.

-- Инга, -- сказал он с пафосом, -- вопервых, поздравляю с избранием тебя председателем ревизионной комиссии райкома комсомола. -- Большое спасибо, -- сказала Инга, смущенно улыбнувшись.

-- А сейчас позволь тебя пригласить на наш банкет. Там будет весь состав вновь избранного райкома комсомола -- представители обкома комсомола и районное начальство, в том числе твой прокурор. -- Я право, не знаю, -сказала Инга растерянно. -- А здесь и знать ничего не нужно, просто пошли и все. Инга никогда в жизни не видела такого изобилия закусок, которые заполняли банкетный стол. Казалось, что здесь все лилось рекой. Районное начальство выглядело более раскованно, чем в своих кабинетах, однако достаточно сдержанно. Произносилось много тостов в честь партии, комсомола, наиболее ярких представителей районной партийной и комсомольской организаций. Торжественная трапеза продолжалась часа три, после чего начались танцы. Танцевала в основном молодежь. Сергей Геращенко пригласил Ингу и во время танца рассказывал, как наилучшим образом организовать работу ревизионной комиссии. -- Главное, побольше ездить в первичные организации, -- говорил он, -- особенно на промышленные предприятия, разъяснять им задачи партии и комсомола... Инга слушала все это, буквально задыхаясь от ощущения важности своего нового комсомольского статуса. Когда музыка затихла, она вернулась за стол, чтоб выпить лимонада. К ней подсел изрядно подвыпивший директор предприятия, которому принадлежал дом культуры. Он поздравил ее с избранием и стал подробно спрашивать о планах на будущее, о семье, об учебе. Когда вновь заиграла музыка, он пригласил ее на танец. Излишний вес и абсолютное неумение танцевать обусловили немало неловкостей в их "танцевальном дуэте". Когда наконец зазвучали заключительные аккорды, уставший директор, слегка прижав ее хрупкую фигурку к своему выпирающему животу, сказал: -- Инга, ты замечательная девушка. Хоть ты и еврейка, но тебя все районное начальство любит. Инга, тщательно скрыв растерянность от сказанного, состроила искусственную улыбку и вернулась к столу. Уже было за полночь, когда она уютно устроилась у окна автобуса, который должен был ее, как и других участников банкета, не имеющих персональной машины, развезти по домам. Все впечатления этого счастливого, необыкновенного, самого возвышенного дня в ее жизни воскресали в памяти, наслаиваясь одно на другое. Все было радостным, приятным. Но... что-то все же просачивалось темным среди этого яркого красочного фейерверка событий. И когда память вернула ее к танцу с директором завода, она поняла: эта реплика: "Хоть ты и еврейка...". Но почему, почему это "хоть", -- размышляла она. -- Почему? Почему я должна нести на себе этот крест отрицательной особенности? -- стучало в висках. Почему меня должны любить, несмотря на... Но тут нерадостные мысли сменились осознанием того, что в ее жизнь вошло новое, интересное, значительное, и это вернуло ощущение счастья и удовлетворенности.

x x x

Был январь, а солнце светило в окно, озаряя приемную. Инга сидела за своим рабочим столом, когда к ней подошел помощник прокурора Евсей Степанович. Своим двухметровым ростом он возвышался над всеми. В особо жаркие дни он любил шутить: "Да, вам хорошо там, внизу, там-то прохладней". В прокуратуру он пришел прямо с войны и считался талантливым работником, хотя особой грамотностью в русском языке не отличался. Поэтому, когда он давал Инге печатать свои тексты, она внимательно стремилась исправлять ошибки. Он был очень благодарен ей за это и охотно посвящал в оперативную работу. -- Да, Инга, ты не передумала поработать с этим материалом? -спросил он, протягивая ей папку. -- Конечно нет, Евсей Степанович, вы же знаете, как мне нравится эта работа. -- Ну, тогда возьмись. Желательно побыстрее. Это очень срочно. Уже истекают все сроки. Готовься, готовься. Ты уже третьекурсница и, думаю, что в следующем году ты будешь следователем или вторым помощником прокурора. Нас вроде бы расширять будут. -- Я только об этом и мечтаю, -- сказала Инга, не скрывая радости. -- А Сергей Михайлович уже у себя? -- Да, он только что пришел. Евсей Степанович вошел в кабинет прокурора. Инга была счастлива тем, что ее все более стали привлекать к оперативной работе и потому за честь принимала любое поручение подобного рода. В таких случаях она должна была изучить все документы проведенного расследования по жалобе и попытаться написать проект ответа. Потом этот проект помощник прокурора внимательно перечитывал. Если Инга с работой справилась по существу, то он вносил лишь правку и возвращал ей, чтоб она отпечатала. Сейчас, глядя на папку, которую ей оставил Евсей Степанович, она прочитала такие слова: "Расследование по заявлению гражданки Никоноровой о том, что ее сосед по коммунальной квартире занимается мужеложеством".

Инга никогда ранее не встречалась с этим словом и не знала, что оно означает. -- Евсей Степанович, -- войдя в кабинет, обратилась она, прервав беседу двух начальников, -- я не понимаю, что означает вот это слово: "мужеложество".

Мужчины многозначительно переглянулись, затем прокурор, повернувшись к стеллажу, достал книжку и, найдя нужную страницу, сказал: -- Вот здесь вы все прочтете, Инга. Ей показалось странным, что Сергей Михайлович не ответил на ее вопрос, как обычно. Межу тем, выйдя из кабинета, еще не дойдя до своего стола, она открыла книжку: "Мужеложество, -- прочитала она, -извращение, заключающееся в половых сношениях мужчины с мужчиной (обычно при гомосексуализме, реже ситуационные). Советское уголовное право устанавливает уголовную ответственность за мужеложество, которое относится к числу преступлений против личности". Инга, принялась изучать документы, содержащиеся в папке, и ее не покидала мысль о том, как неловко ей будет теперь смотреть в глаза своим начальникаммужчинам.

Через некоторое время прокурор и его помощник вышли из кабинета и, видя смущение Инги, Сергей Михайлович сказал: -- Инга, вы не должны испытывать никакой неловкости. Мы, юристы, как врачи, сталкиваемся с самыми интимными сторонами жизни человека, порой в их негативном, извращенном и даже криминальном варианте. Причем врач по поводу этих интимных сторон имеет конфиденциальные отношения с пациентом и со своими коллегами. А мы, юристы, порой должны обсуждать эти "интимные" стороны публично, копаясь на виду у всех в самых непристойных ситуациях и сферах жизни. Но такова наша профессия. И здесь нельзя становиться циником, но и не следует быть ханжой, а нужно смотреть правде в глаза. Так что будьте готовы к этому, если хотите быть юристом. Вот завтра, например, у нас будет очная ставка между отцом и дочерьми, которых он, согласно заявлению матери преступника, изнасиловал -всех четверых, каждую в разном возрасте, и дочери это скрывали, потому что он их запугивал. А попался он на самой младшей десятилетней, которая пожаловалась бабушке, даже толком не поняв, что отец с ней сделал. И нам, смею заверить, придется такое выслушивать... Так что будьте готовы... -Сергей Михайлович рассмеялся и добавил: -- А сейчас мы пошли на обед, затем в областную прокуратуру. Если меня будут спрашивать, вернусь часа через полтора -- два. Когда они вышли, Инга тут же принялась за работу, которую ей поручил Евсей Степанович. Через некоторое время зашел следователь Прокопенко. Это был новый человек в их небольшом коллективе. Инге он не очень нравился Из-за суетливости, придирчивости и слишком официального отношения к ней. Она привыкла к хорошему уважительному отношению со стороны сотрудников прокураты, и если ей кто-то из них делал замечание, то не для того, чтоб обидеть, а чтоб она в следующий раз не повторяла ошибок. А этот новый следователь Прокопенко не упускал случая, чтоб унизить ее даже при любой найденной им опечатке. -- Инга, мне нужно срочно отпечатать это обвинительное заключение, -- сказал он ей приказным тоном. -- Хорошо, -сказала Инга, закрывая папку с жалобой.

-- Только приступите немедленно. Это обвинительное заключение! Вы понимаете, что к этому документу я должен приложить справку о сроках проведения расследования. Потому все бросьте и приступайте!

-- Хорошо, -- сказала Инга, вся съежившись от унижающего ее тона следователя, -- я постараюсь.

-- Меня не устраивает такой ответ: "Постараюсь". Вы должны все отложить. "Исходящие" и "входящие" подождут. А что это вы листали? -- Это жалоба, на которую я попробую написать ответ. -- Какой еще такой ответ на жалобу?! С каких это пор секретарши пишут ответы на жалобу? -- Он глянул на папку, лежащую у нее на столе и с издевкой изрек: -- За какие это заслуги вам поручают такую работу? Может, за красивые глаза? В общем так: садитесь немедленно за машинку! Бросив ей на стол рукопись, следователь вышел. Перепуганная Инга села за машинку. Она уже заканчивала первую страницу обвинительного заключения, когда вернулся Сергей Михайлович.

Проходя мимо Инги, сидящей за машинкой, он машинально глянул на текст, который она печатала, и вдруг, остановившись, впервые повысил голос: -- Вы почему так долго держали у себя этот документ? Кто вам позволил две недели держать неотпечатанным обвинительное заключение! Может, мы поторопились, привлекая вас к оперативной работе, если вы с основными своими обязанностями не справляетесь?! -- Сергей Михайлович, -- сказала Инга растерявшись, -- мне этот документ Петр Петрович дал минут двадцать назад... -- Как это двадцать минут назад? А почему здесь стоит дата за его подписью двухнедельной давности? -- Я не знаю, -- сказала Инга, побледнев от испуга. -- Я не задумывалась о том, что эта дата может означать день, когда он отдал мне печатать. Кроме того, это уже не первый случай. Я замечала, что стоят какие-то даты, но никогда не задумывалась, зачем. Прокурор внимательно, с "прокурорской пронзительностью" посмотрел на секретаря и сказал, понизив голос, будто раздумывая о чем-то своем: -- Это что-то новое и, очевидно, очень серьезное. Инга, запомните: о нашем разговоре никто не должен знать. Никто! С этого дня вы будете мне докладывать обо всех таких случаях. Вы поняли? А сейчас садитесь и напечатайте документ Прокопенко в первую очередь и сразу же отдайте ему. Заведите журнал и записывайте даты поступления к вам для перепечатки всех материалов от всех сотрудников, в том числе и от меня. -- Хорошо, Сергей Михайлович, -- сказала Инга, опустив голову, чтоб скрыть слезы. -- Ну, ну! Не обижайтесь, -- сказал прокурор, поотечески снисходительно.-- Не обижайтесь. Как говорится: "жизнь прожить, не поле перейти". Всякое бывает в жизни. Так что не обижайтесь. Мне тоже сегодня от прокурора области досталось за то, что мало профилактикой преступности в районе занимаемся. И я думаю, что он прав, хотя сами видите, как мы перегружены. Вот все надежды на вас! Когда вы тоже начнете делить с нами все тяготы, но... -- улыбнулся он, -- и радости прокурорской жизни. Ведь по выражению, кажется, Петра Великого, прокурор -- это "око государево"... После того разговора прошло два месяца, в течение которых Инга несколько раз сталкивалась с подобными подтасовками со стороны следователя Прокопенко. Она делала вид, что не обращает внимания на проставленные им даты, и тут же сообщала об этом прокурору. Сергей Михайлович выслушивал ее, никак не комментируя. Прокопенко ни о чем не догадывался, но проявлял все большую недоброжелательность и раздражительность по отношению к Инге. Наступили первые весенние дни. Инга, выполнив все срочные дела, попросила Сергея Михайловича разрешить ей уйти после обеда с работы, так как в этот день было запланировано посещение комсомольского собрания на одном из предприятий района. -- Я не возражаю, -- ответил прокурор, -- более того, я даже могу вас подвезти туда, поскольку еду в том же направлении.

-- Большое спасибо, -- обрадовалась она. -- Инга, -- сказал Сергей Михайлович, -- вы можете садиться в машину и скажите, пожалуйста, Ивану, что я выйду через несколько минут. Когда Инга, передав водителю то о, чем просил прокурор, усаживалась на заднее сиденье машины, к ней подошел невесть откуда взявшийся следователь Прокопенко. -- У вас что, уже персональная машина? -спросил он ехидно. Она не успела ответить, как к машине подошел Сергей Михайлович. Поздоровавшись со следователем за руку, он сел на переднее сиденье, и машина тронулась с места. x x x

В этом году, чувствуя, себя уже на пороге новой должности в прокуратуре, Инга впервые решила пойти на первомайский вечер, который проводился ежегодно в областной прокуратуре. Красивый, величественный конференцзал был торжественно наряден и напоминал театр, где был дан большой концерт с участием популярных одесских артистов. Сидя в одном из передних рядов, Инга, как жжение лазерного луча, постоянно чувствовала на себе взгляд сидящего наискосок от нее нового следователя областной прокуратуры Геннадия Слесарева. О нем сразу заговорили как о восходящей звезде в правоохранительных органах. Кроме того, он был мастером спорта по шахматам и автором нескольких рассказов. К тому же обладал очень привлекательной внешностью. Среднего роста, спортивно подтянут и красиво сложен, с отточенными чертами лица, обрамленными ежиком подстриженных светлых волос, он выглядел классическим киношным детективом. Но как только он улыбался, удлиненные ямочки на щеках преображали, делали теплым, мягким, казалось, не только лицо, но и весь его облик. Поскольку он не был женат, все молодые сотрудницы органов прокуратуры и суда, независимо от занимаемой должности, проявляли к нему повышенный интерес. Когда начались танцы, Геннадий тут же пригласил Ингу танцевать, и весь вечер ухаживал за ней. В одиннадцать танцы закончились, и она начала собираться домой. Геннадий предложил проводить ее. Они вышли на Пушкинскую. Теплый майский вечер, озвученный шелестом свежей листвы, возбуждаемой приморским теплым ветерком, манил своей свежестью и красотой. -- Не возражаешь пройтись к бульвару? -- спросил Геннадий, -- взяв Ингу под руку. -- Нет, не возражаю, -- не раздумывая, весело сказала Инга, отметив про себя, что ей вовсе не хочется так скоро с ним расставаться.

Они погуляли немного, рассказывая другу другу о себе, затем вышли на Дерибасовскую, и Геннадий, ловко поймав такси, отвез Ингу домой. У ворот, поблагодарив ее за компанию, он сказал, что рано утром уезжает в командировку недели на две и когда вернется, сразу же позвонит ей, если она не возражает. Инга всю ночь не могла уснуть, думая о новом знакомом. Все в нем ей нравилось: интеллигентный, образованный, умный, сдержанный, а глаза излучают доброту и дружелюбие. Сейчас она уже знала, что эти две недели будет напряженно ждать звонка Геннадия. Но две недели прошли, а звонка не было. Инга сидела на своем рабочем месте и поглядывала на телефон, словно упрекая его за молчание. В это время из своего кабинета вышел Сергей Михайлович и сказал, чтоб она вызвала к нему всех сотрудников прокуратуры на совещание, во время которого просил его не беспокоить ни по каким вопросам. Совещание продолжалось несколько часов, а когда закончилось, первым выскочил из кабинета прокурора Прокопенко. Его лицо было красным от возбуждения. Проходя мимо стола, где сидела Инга, он бросил на нее взгяд полный ненависти и презрения. Когда все вышли из кабинета прокурора, Сергей Михайлович пригласил к себе секретаря. -- Инга, -- сказал он, -- вы должны знать, что Прокопенко скоро, вероятно, будет отлучен от органов за взятки и прочие злоупотребления. Но до окончательного заключения комиссии из Киева, которая этим сейчас занимается, он еще будет продолжать работать. Поэтому никаких документов ему не давайте без моего разрешения. Более того, следите, чтоб ничего из архивов не пропало. Все, что он будет давать вам печатать, показывайте мне. И запомните, что это строго конфиденциально. -- Сказав это, Сергей Михайлович добавил, что его не будет до конца дня, поскольку он едет в областную прокуратуру. Как только Инга осталась одна, в приемной раздался звонок. Это звонил Геннадий. Инга чувствовала, что сердце у нее вылетает, когда она услышала его голос. Геннадий сказал, что только сегодня приехал и приглашает ее в Зеленый театр, где будет эстрадный концерт, на который он уже приобрел билеты. Он предложил заехать за ней домой, но Инга, постыдившись бедности их жилья, что-то придумала, чтоб встретиться с ним непосредственно у театра. Концерт был разнообразный и длинный, но Инга почти ничего не воспринимала. Все ее существо "воплотилось" в пальцах, которые Геннадий держал в своей руке. После концерта они гуляли по Дерибасовской и по Городскому парку. Ей было хорошо и интересно с Геннадием. Любую тему он легко подхватывал, наполнял каким-то новым неожиданным содержанием. Они без конца о чем-то говорили, смеялись, наполненные радостью и эмоциональным подъемом. До Ингиного дома они шли пешком. Проходя через маленький садик уже в районе Молдаванки, Геннадий предложил Инге сесть на скамейку, чтоб дать ей отдохнуть, потому что она была на высоких "шпильках". Скамейка стояла под деревом, Из-за чего казалась уединенной. Когда Инга развернулась, чтоб сесть, то задела головой наполненную весенней упругостью ветку, Из-за чего прическа развалилась и вдоль всей спины рассыпались ее волосы. Она тут же хотела их скрутить в пучек, но Геннадий остановил ее, крепко схватив обе ладони, обнял за плечи и прижал к себе страстным поцелуем. -- Инга, я люблю тебя, -- сказал он, заглядывая ей в глаза. У нее закружилась голова, и ей захотелось плакать от охватившего ее ощущения, которого она никогда ранее не испытывала. Казалось, что она совсем не чувствует своего тела, а только бьющееся сердце Геннадия, которое сообщает ей неведомое тепло, нежность и волнение. Ей захотелось, чтоб это "прекрасное мгновенье" остановилось и никогда не кончалось. Однако все же по законам никем не познанной женской логики она, отстранившись, сказала: -- Уже поздно, мне пора домой. Геннадий стал напротив нее и, взяв ее за руку, чтоб задержать, тихо говорил: -- Инга, я люблю тебя. Я не хотел тебе звонить, когда был в отъезде, потому что должен был проверить свои чувства. Знаешь, мне уже почти тридцать лет. Я вволю нагулялся с девчонками всех мастей. Теперь я настроен на серьезные отношения. Мои родители очень строги к моему выбору, но, я уверен, что ты их очаруешь. Инга ничего не отвечала, но ощущала себя полностью во власти охватившей ее влюбленности. Повидимому, Геннадию понравилось, что она торопится домой. Это значило, что она девушка строгих нравов, и он, не переча, взял ее за руку и направился к дороге, чтоб поймать такси. Когда очередная машина с шашечками наконец остановилась, они сели на заднее сиденье и Геннадий, обняв ее, говорил: -- Завтра, к сожалению мы не сможем увидеться, потому что я участвую в турнире по шахматам, а послезавтра уезжаю в Киев по делам одного расследования. Когда приеду, я познакомлю тебя с родителями. Я уверен, что и ты их полюбишь. Они очень хорошие. Мой папа военный, а мама преподает английский в школе. Они хотели, чтоб я стал юристом, и я очень счастлив своей работой. Еще я люблю писать. Вот наработаем с тобой интересных историй, а потом будем писать вместе душераздирающие детективы. Согласна? -- Он крепко прижал ее и на ухо шепнул: -- И еще, когда я приеду, ты поведешь меня к своим родителям и я им скажу, что люблю тебя, и сделаю официальное предложение...

x x x

Растянувшись на своей раскладушке, Инга мысленно перебирала все детали прошедшего вечера. "Первый поцелуй, -- говорила она себе. -- Я поклялась, что разрешу себя поцеловать только своему жениху. Но ведь я и не нарушила клятву. Геннадий сегодня по существу сделал мне предложение"... Голова кружилась от всепоглощающего чувства влюбленности, не давая уснуть. Геннадий звонил Инге почти каждый день, и каждый звонок внушал радость и счастье. В своих мечтах о нем она строила проекты их будущей жизни, наполненной радостью совместной, столь любимой обоими работы. Он мечтает поступить в аспирантуру, и она тоже будет поступать в аспирантуру, и в один день они будут защищать диссертации. Они вместе будут писать книги. "Вот один отрицательный герой уже есть, -- улыбнулась она про себя -- следователь Прокопенко". В этих ее мечтах даже не было места для детей. Все было наполнено картинами их любви и партнерства в работе. x x x

Инга шла с работы, вдыхая в себя все благоухание уличной растительности, которая окрепнув к концу весны, готовилась вступать в пору своей шедрой ароматами зрелости. Оставалось несколько дней до приезда Геннадия, и она считала каждый час. Сейчас нужно было только сдать летнюю сессию за третий курс, а потом безоблачное свободное лето с Геннадием... Когда она подходила к воротам своего двора, то увидела ожидающего ее Бориса, которого давно не видела, и решила, что он понял ее полное безразличие к нему и уже встречается с другой девушкой. -- Инга, -- ты можешь мне уделить несколько минут, -- спросил он робко. -- Я тебя слушаю. -- Да нет, здесь неудобно. Пройдем к парку Ильича, если ты не возражаешь. -- Хорошо, -ответила она равнодушно. Они зашли в парк и сели на первую попавшуюся скамейку. -- Инга, -- сказал Борис, опустив голову, чтоб скрыть волнение. -Инга, я распределился в Новосибирск.

Она и сейчас, как все предыдущие ожидания встречи с Геннадием, преисполненная внутренней радостью и восторгом, услышав эти слова Бориса, неожиданно для самой себя неуместно громко расхохоталась.

-- Что это со всеми вами? Что это вы все в Сибирь подались? И Лина, и Саша... Борис, скрывая обиду Из-за такой неадекватной реакции девушки на его слова, все же продолжал: -- Инга, я хочу тебе сделать предложение. Я хочу, чтоб мы поженились и чтоб ты поехала со мной. Инга встала со скамейки и, повернувшись лицом к Борису, погладила его, как ребенка, по голове и сказала: -- Милый Борис. Ты очень хороший парень. Но я люблю другого и потому не могу выйти за тебя замуж. x x x

На следующее утро она пришла на работу и, сев за стол, уставилась на телефон, ожидая звонка Геннадия. Из окна она увидела, что приехал прокурор и расстроилась, что Геннадий может позвонить как раз тогда, когда она будет занята. Сергей Михайлович не поздоровался, как обычно, а сразу сказал: -Инга, зайдите ко мне, пожалуйста, и скрылся за дверью своего кабинета. -Садитесь, -- произнес прокурор, когда она зашла через несколько минут, как обычно, дав ему возможность расположиться за своим столом. -- Инга, -- начал он пониженным тоном, -- произошло нечто ужасное. В областную прокуратуру пришла анонимка о том, что мы с вами состоим в интимных отношениях. Я настаивал, чтоб провели почерковедческую экспертизу этого пасквиля. Но у меня нет сомнения в том, что это дело рук Прокопенко. Однако отмыться от этого будет очень тяжело и мне и вам, даже если удастся доподлинно установить, что это его рук дело. Если б вы видели, что он только там написал. И о том, что мы с вами в рабочее время, используя служебную машину разъезжаем для любовных утех и что за это я вас готовлю в помощники прокурора и поручаю ответственные задания. Он даже додумался написать о каких-то роковых чарах, которыми обладают еврейские женщины и во власть которых вы меня заманили.