Солдат двух фронтов

Глава VII. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Мелкие капельки моросящего дождя покрывают лицо, скатываются на грудь, собираются на фуражке, стекают на плечи, попадают за ворот парадного мундира. Утро 24 июня 1945 года выдалось хмурым, но этого никто не замечает. Всеобщее ликование делает его счастливым, неповторимым, незабываемым.

Гвардии старший сержант Байрамдурдыев, правофланговый в ряду, стоит с шашкой наголо в развернутом фронтом к Мавзолею кавалерийском полку.

Таган видит, как трибуны Красной площади заполняются нарядными, счастливыми людьми, знает, что такие же ликующие толпы запрудили центр и все прилегающие к нему улицы. За месяц — он жил и готовился к параду в Военной академии имени Ворошилова — Байрамдурдыев познакомился с москвичами, узнал их доброту и хлебосольство.

Сейчас пробьют куранты, и на площади появится прославленный полководец земли Советской — маршал Георгий Жуков. «Не в пешем строю и не на танке — на коне», — думает Таган. Другой знаменитый полководец, маршал Константин Рокоссовский — «Мой командующий! Сейчас проедет совсем близко!» — отдаст рапорт, и сводные полки победоносных фронтов с развёрнутыми боевыми знаменами начнут торжественный Парад Победы на Красной площади. На той самой, с которой соединения — участники ноябрьского парада 1941 года — уходили прямо на передовую.

Чеканят шаг роты и батальоны сводных полков, несут перед собой 360 победоносных знамен. Рядом с Таганом в тесном строю шагают люди разных национальностей, коммунисты и комсомольцы.

Под бурные аплодисменты трибун оставляют Красную площадь последние шеренги моряков, по традиции вот уже двадцать восемь лет замыкающих парадные шествия, и гигант оркестр смолкает. Над площадью повисает короткая, наполненная ожиданием чего-то особенно значительного тишина. Трибуны, освещенные на миг пробившимся сквозь тучи солнцем, затихают. Внезапно тишину взрывает барабанный бой. На Красную площадь вступает специальная рота. В руках каждого солдата склоненное долу знамя поверженного врага. Концы полотнищ скользят по мокрой брусчатке, по следам, только что оставленным на ней победителем.

Таган это знает, он видел роту на генеральной репетиции. И сейчас, удаляясь от храма Василия Блаженного к Москве-реке, он каждым нервом ощущает, как замирают в волнении трибуны.

Но среди победителей нет Кулиева, нет Мурада, нет Арзуманова, Репина, Клименко, Ломакина, Кондакова, Романенко, нет совсем еще юного, только начавшего жить Кости. «Они — цена нашей Победы», — думает Таган.

Тем временем специальная рота равняется с Мавзолеем. Четкий поворот направо — и герои войны, шеренга за шеренгой, на камни, к подножию Мавзолея, швыряют захваченные в боях знамена поверженных полков и частей.

Среди знамен — личный штандарт Гитлера. Акт символичен — что еще так точно и выразительно могло подвести итог второй мировой войны?!

По мере приближения поезда к станции Геок-Тепе старший сержант Байрамдурдыев, получивший после Парада Победы двухмесячный отпуск, волновался все заметнее.

В Москве, да и в пути, парадный мундир, специально для него сшитый особым портным, и сверкающая Золотая Звезда были причиной того, что Таган постоянно оказывался в центре внимания. И потому держался степенно и с достоинством. Но когда за окнами вагона замелькали знакомые поля, Таган забегал по вагону, как мальчишка.

О своем приезде он не сообщил, и поэтому на станции его никто не ждал. Байрамдурдыев сошел на перрон с чемоданом в руках. Он поворачивался к людям так, чтобы меньше было видно Золотую Звезду. Не успел он осмотреться, как услышал сзади чей-то голос:

— Вай, вай! Смотрите, Герой! Из наших? Ты не узнаешь?

— Нет. Что-то не припоминаю, — ответил старческий голос, настолько похожий на голос отца, что Таган невольно обернулся.

— Эс-салам-алейкум, всем вам!

— Алейкум-салам! — ответил яшули, почтенный старик. Остальные закивали. — Ты откуда будешь, славный джигит?

— Мне кажется, я узнаю его, — сказал, не ожидая ответа Тагана, работник райкома партии. — Он из колхоза «Большевик».

— Вот теперь и я узнал. — Добрая улыбка озарила лицо седобородого яшули. — Ты сын Байрама Дурды.

Таган и не заметил, как вокруг него собралась толпа. Посыпались вопросы. Яшули спросил:

— А в Берлине ты был, сынок?

— В Берлине был только после Победы. Наша часть окружала его с северо-запада. Мы на конях от Сталинграда до немецкого города Ратенова прошли, — рассказывал Таган.

В это время все руководство райкома уже собралось на станции. Даже совсем незнакомые люди приглашали Тагана в гости. Он отказывался — ему так хотелось как можно скорее попасть домой, увидеть свою Алтынджемал, но его не отпустили. По дороге зашли в райисполком.

Домой Таган попал лишь к заходу солнца. Его подвезли на райкомовской автомашине. На этот раз вопреки пословице «Дурные вести крылья имеют, а хорошие ногами ходят» в родном ауле каждый уже знал о его приезде. Мальчишки, караулившие на бугре, еще издали увидели машину и с криками помчались по домам предупредить старших.

Таган сразу же заметил, как в нескольких домах одновременно задымились тамдыры[15], выбрасывая вверх высокие столбы пламени и огненных искр, тут же превращавшихся в легкий дым.

Подъехав к дому, он не узнал его. Все было убрано по-праздничному. От самой дороги до порога дома разложены ковры, кругом уже собирался народ, разодетый, как в день новруза — новогоднего праздника. Все горячо жали Тагану руки, обнимали его, поздравляли с высоким званием Героя, с возвращением домой.

Алтынджемал вышла навстречу с мокрыми от слез счастья глазами. Одета она была в платье из красной кетени и пуренджик[16] без украшений. Таган обнял жену, и тогда из глаз Алтынджемал неудержимо, как весной вода в арыке Секизяп, полились радостные слезы.

Той, устроенный колхозниками, длился до позднего вечера, и Таган снова и снова рассказывал о Победе. Было очень шумно и весело. Один только раз наступило замешательство. Дальний сосед, родом из аула, но ушедший из колхоза работать в Геок-Тепе, хитро прищурившись, неожиданно спросил:

— Таган-джан, а скажи нам, какие трофеи ты привез с собой из Германии? Чем Алтынджемал порадовал?

— Безопасную бритву, — ответил Таган просто, еще не подозревая подвоха в заданном ему вопросе.

— Вах, вах! Что я слышу? С войны одну бритву привез?

— Подарки привез, но все в Москве купил. А в Германии мне только бритва понравилась. — И, переменив тон, строго сказал: — Я ведь не какой-нибудь аламанщик[17]. Я — советский солдат, который богатство любит своими руками делать.

…За время отпуска вместе с партийными и советскими руководителями Таган побывал во всех тридцати двух колхозах района. Он рассказывал о том, как воевал, как получил Звезду Героя, о Параде Победы, о Москве. Во время этих поездок Таган понял, сколько надо еще сделать, чтобы колхозы, которые война лишила мужских рук, встали на ноги, обрели прежнее благополучие.

Вот отчего старший сержант Байрамдурдыев после демобилизации отклонил лестные предложения остаться работать в Ашхабаде.

— Из колхоза на войну ушло сто пятьдесят пять мужчин, вернулось около сорока, и многие инвалидами, — объяснил он свой отказ в ЦК. — Я думаю, долг каждого из нас помнить о погибших и работать в колхозах так, чтобы их родным жилось хорошо.

«Молва изо рта в рот, как ветер идет». Поэтому, как только Таган возвратился домой, колхозники решили в тот же вечер сойтись на общее собрание. Таган не успел и глазом моргнуть, как его единогласно избрали башлыком — главой колхоза.

«Нелегкое дело легло на плечи. Собирался работать обыкновенным колхозником, а стал председателем. Колхоз за время войны здорово обеднял. В домах мало что осталось: драгоценности, украшения, ковры сданы в фонд Победы. Шерсть ушла на носки, валенки, варежки для солдат», — думал Таган в ту ночь. Он знал, что на той, устроенный по случаю его возвращения, люди приносили кто курицу, кто петуха, кто фунт муки, а кто и последнюю миску риса.

Просидев несколько дней подряд с бухгалтером, изучив документы, познакомившись с несложным хозяйством колхоза, поговорив с яшули аула, Байрамдурдыев принял первое решение.

Возвращающиеся с работы домой колхозники увидели председателя, бухгалтера и счетовода… в фартуках у дымящихся котлов. Вспоминая эскадронного повара Гришу с его неизменным «раз, раз — следующий», Таган пригласил к котлам людей и объявил, что отныне и до лучших времен каждый, кто выйдет на работу, будет получать за счет колхоза пиалу пшеничной каши.

Затем на общем собрании колхозники узнали о втором решении нового председателя — сократить посевную площадь под зерновыми и на освободившихся землях выращивать овощи. Все понимали, как это было выгодно. Но с еще большей радостью колхозники приняли предложение председателя временно использовать приусадебные участки, где когда-то рос вырубленный за эти годы на топливо виноград, под пшеницу. Осенью в каждом доме появился хлеб.

Председатель Байрамдурдыев вместе со всеми работал в бригадах, ходил по полям. Знакомая с детства земля заставляла Тагана сейчас думать о ней совсем по-другому. На юге, как и прежде, лежали темные громады гор Эрек-даг, Улидене, Гиё-уджик, увенчанные белыми тельпеками[18], на востоке и севере тянулись барханы Аралык и Эмин-кумов, между ними простирались колхозные угодья. Все, как и прежде, до войны, кроме дум — думы были новыми, они волновали, увлекали. Таган искал, как можно заставить ту же землю родить лучше, приносить людям больше пользы.

Еще дули холодные ветры, на дворе стоял февраль первого послевоенного года, а новый председатель колхоза «Большевик» отправился в Ашхабад к агрономам и ученым, чтобы получить у них подтверждение своим мыслям. Ученые посмотрели земельные карты, посовещались и решили: да, на землях колхоза «Большевик» выгоднее выращивать овощи. Не без труда Байрамдурдыеву удалось получить для колхоза первый грузовик, а вскоре и трактор.

Колхозники воспряли духом. В короткий срок они восстановили скотный двор, подняли парники для рассады — и количество трудодней сразу возросло.

Первая же осень принесла колхозникам успех и доходы. К новому году на скотном дворе появились коровы, овцы, козы, верблюды. На отчетном собрании Байрамдурдыев сумел убедить своих односельчан насадить вдоль арыков аула тутовые деревья и заняться разведением шелковичного червя.

Имя нового председателя колхоза «Большевик» все чаще стало упоминаться на совещаниях и слетах колхозников района. Через год трудящиеся Геок-Тепе выдвинули и избрали Героя Советского Союза Тагана Байрамдурдыева депутатом Верховного Совета Туркменской ССР.

Урожай второго года закрепил первый успех, и теперь уже не было никаких сомнений в том, что профиль колхоза найден верно. Байрамдурдыев попросил руководителей района направить его на годичные курсы в республиканскую школу овощеводов. Председатель колхоза «Большевик» стал просто учеником Таганом, который получал одну пятерку за другой.

Но вот страшное бедствие обрушивается на республику. В ночь на 6 октября 1948 года огромной силы землетрясение превращает столицу Туркмении в руины. Разрушены многие села и аулы вокруг.

Таган, высвободившись из-под обрушившегося потолка, заспешил в родной аул. Он бежал, шел, снова бежал и снова шел, не останавливаясь ни на минуту. Кругом чернела ночь, а от Багира, где была школа, до дому было не менее сорока пяти километров. В войну он столько проходил за день на коне.

Мучила жажда, силы покидали Тагана, но он шел, как на войне, неумолимо шел вперед. К дому добрался лишь с рассветом. На деревянном топчане во дворе, где летом так приятно было отдыхать и пить чай, лежала с перебитой ключицей его Алтынджемал и старший сын Джумадуры, которого сильно придавило упавшим бревном. Чуть поодаль он увидел прикрытые кошмой тела. То были сестра и мачеха. Из-под обломков дома еще надо вытащить двух сыновей и старшего брата.

Таган бросился разбирать завал, откидывать кирпичи, сбрасывать саманную штукатурку, растаскивать доски. Из-под ногтей его сочилась кровь, горло драло от пыли, мучила жажда, но Таган не останавливался и, наконец, из-под обломков извлек раненого сына Мухамеддурды и тела брата Реджепа и младшего сына Аннадурды.

Громадное несчастье обрушилось на колхоз, многие семьи оплакивали погибших. Большинство глинобитных построек было разрушено, оба трактора основательно помяты. Уже на другой день обнаружилось, что в арыке стало заметно меньше воды.

Но именно в те тяжелые дни Тагану помог опыт войны. Похоронив родных, успокоив односельчан, Таган возвратился на курсы. В октябре того же года он приехал домой со справкой об окончании курсов с отличием. Была зима, но Байрамдурдыев тут же принялся за дело.

Надо было наладить контакт с агротехническими организациями и машинно-тракторными станциями района, заручиться их поддержкой, раздобыть хорошие семена овощей, собрать и вывезти на поля естественные удобрения.

Чтобы со всем этим справиться, Байрамдурдыев обратился за помощью к коммунистам. На собрании рассказал о своих планах. Закончил доклад словами:

— Я так считаю и призываю вас разделить со мной это мнение: если колхозник богат — значит, богат и колхоз, если колхоз богат — богата его республика, а республика богата — значит, богата и наша Родина. К этому именно мы и должны устремить все наши помыслы.

К концу 1949 года о колхозе «Большевик» заговорили за пределами района. Колхоз попал на доску Почета, а его председатель за высокие урожаи сортовых семян овощей и бахчевых культур был награжден значком «Отличник социалистического сельского хозяйства».

В это время по всей стране выдвигали народных кандидатов в депутаты высшего органа власти. Был образован и Геок-Тепинский избирательный округ.

— Нашему колхозу выпала большая честь, — открыл собрание колхозников секретарь партийной организации Меджанов, — выдвинуть кандидатов в депутаты Верховного Совета.

Под бурные аплодисменты собравшихся Меджанов назвал имена руководителей партии и Советского правительства. А когда аплодисменты стихли, слово попросил Пиркули Бегмурадов.

— Я предлагаю также выдвинуть кандидатом в депутаты Совета национальностей по нашему избирательному округу башлыка нашего колхоза Героя Советского Союза Тагана Байрамдурдыева. Он очень достойный человек.

Таган волновался, слушая, как по-доброму говорили о нем колхозники. Волновался и думал: «Надо сеять хлопок. Это даст еще больший доход. Сразу вдвое трудодень повысится. Вот тогда и говорить можно будет с людьми о расширении посевных площадей, и об освоении песков, и о выгоне отар на зиму в Каракумы…»

Через несколько дней, 27 февраля 1950 года, под вечер, по дорогам и тропам к новому клубу сельхозартели имени Куйбышева на автомашинах, группами и в одиночку, пешком и на велосипедах двигались колхозники. Нарядное здание было празднично украшено портретами вождей, лозунгами, коврами. Над входом белыми буквами на красном полотнище выведены слова: «В Советском Союзе, меж равными равный, свободен и счастлив туркменский народ».

Избиратели встретились со своим кандидатом. Выступлений было много, потом слово попросил Таган. Кавалерийскую кубанку из черного каракуля он оставил на стуле, оправил солдатскую гимнастерку, на которой красовалась Золотая Звезда, ордена, медали, и твердым шагом вышел на трибуну. Гладко выбритая голова, высокий лоб, ясные глаза на крупном, со шрамом через правую щеку лице, небольшие черные усы и молодцеватая выправка сразу привлекали внимание. Таган поблагодарил всех за оказанное доверие и вынул из нагрудного кармана лист бумаги.

— Дорогие товарищи, в конце выступления я хочу прочесть вам стихи нашего прославленного поэта Якуба Насырли.