Советник Аида

9

Ольга постояла немного ошарашенной в коридоре и прошла на кухню. Что за человек этот Илья, он вечно против. Нет, не против, он всегда поступает по-своему, у него всегда свое мнение, решение. Как можно посадить Эдика, это совершенно не реально. Пришел, приготовил ужин и ушел… не понимаю. Это же его квартира, хотел поесть, но пришлось куда-то спешить.

На тарелке уже остывала свининка на косточке с картофельным пюре. Ольга ополоснула руки и села за стол, включив телевизор. У нее в деревне у родителей до сих пор телевизора не было, а здесь на кухне, в зале и спальне. Богатый человек Илья, ничего не скажешь. Она ела мясо и картофель, удивляясь его способностям. Где он так научился готовить? А-а, понятно, он же живет один, без жены, папы и мамы. Может быть его родители тоже в деревне живут?

По телевизору передавали новости. Диктор заявил: «Теперь переходим к криминальным новостям. Сегодня задержан и арестован очень опасный преступник, которому долгое время удавалось скрываться и вводить в заблуждение следствие благодаря своим связям в полиции и даже следственном комитете. Это Эдуард Домбровский, подозреваемый в насилии, вымогательствах и убийстве. Если кто-то пострадал от действий этого гражданина — просим позвонить по телефону…».

Ольга всплеснула руками и удивленно ужаснулась. Не может быть — Эдик присел на нары?! Не может быть… Но как? Илья обещал, что разберется. Кто он, этот Илья? Он действует, не спрашивая, все слова сбываются…

Ольга вспоминала все события, начиная с поездки на машине с загородной трассы, купание чуть ли не силком в ванне. Но он же был прав и меня необходимо было согреть. А я все время не верю и возражаю ему… До нее наконец-то дошло, что живет она у него в квартире, он дает ей деньги и даже готовит ужин, разбирается с ее проблемами. Он хочет, чтобы я сама пришла к нему в постель? А мои бы подружки сказали, что он влюбился. В постель к такому очередь может стоять. Влюбился… А если правда влюбился? Что делать?

Она впервые подумала о Илье, как о мужчине. До этого мужской образ затмевался благими делами. Он не был ей противен и даже выглядел симпатичным, но воспитание не позволяло ей вольных отношений, близости без любви и свадьбы.

Илья опять исчез на несколько дней, но теперь Ольга постоянно думала о нем, ждала его и позвонить не решалась. Подружки радовались за нее, провидение покарало Эдика, а Ольга иногда все же сомневалась. Вдруг это случайное совпадение и Илья не причастен к аресту. Иногда подружки спрашивали о нем, видели его один раз и почему-то были уверены, что у них закручены отношения.

Но надо было думать и об учебе, оставалось несколько месяцев до экзаменов и диплома. Десятку лучших студентов обещали направить на послевузовскую стажировку за границу. Практически все бесплатно, но деньги все равно требовались, и родители Ольги готовы были продать корову на мясо. Но претенденты занимались индивидуально с репетиторами, улучшая свое произношение. Перевод, чтение и грамотность отодвигались на второй план. Свободное общение, наименьший акцент — вот условия победы. Необходим хотя бы небольшой навык общения, непосредственного разговора с иностранцем. Французом, немцем, итальянцем, англичанином, испанцем. И опять все упиралось в деньги.

Илья дал двадцать тысяч на еду, может быть их потратить на репетиторство? А что кушать самой, опять забирать последнее у папы с мамой? Но у них пока тоже нет денег, они не пенсионеры еще и работы в деревне нет. Подрастет бычок, забьют осенью, тогда и небольшая наличность появится, но поздно уже. Может быть попросить у Ильи? Ольга почему-то была уверена, что он не откажет. После стажировки предоставлялось неплохое место работы, и она свободно могла вернуть долг позже.

Громов появился в квартире снова внезапно для Ольги, хотя она и ждала его постоянно. Как-то задумалась над ситуацией о поездке, о конкурсе и вздрогнула с его приходом. Он, как всегда, зашел, поздоровался, снял верхнюю одежду, ополоснул руки и сразу же прошел на кухню.

— Извини, Оля, ты не против, если я у тебя побуду в качестве народного контроля?

— Это как? — не поняла она.

— Ну… не по чистоте, она и без контроля видна. Завтрак и обед я проследить не могу, а с ужином точно не все в порядке, им почему-то даже не пахнет. Соседи потом спросят меня и станут укорять, что жиличка совсем ничего не ела, а это значит, что я ей ничего не платил. Заставил работать, империалист такой-сякой и не платил ничего.

Ольга улыбнулась и покраснела.

— Вы, Илья, постоянно обо мне заботитесь, прямо как папа с мамой.

— Ты, Оленька, можешь не стараться, я все равно не обижусь, — ответил он.

— Разве я хотела обидеть вас? — удивленно спросила Ольга.

— Я знаю, что не хотела, поэтому и воспринимаю все нормально. Папа, мама… Разве я такой старый? Забочусь, как старший брат, разве это плохо?

— Извините, Илья, — стушевалась Ольга, — я не возраст имела ввиду, а заботу. Лучше родительской заботы разве есть что-то на свете?

— Будем считать один-один, — ответил с улыбкой Илья, — я тебя хоть как-то разговорил. А то ты все меня боялась и замыкалась в себе. Как в университете дела?

— Нормально, — ответила она, несколько удивленная таким вниманием, — скоро конкурс свободного общения будет, выберут десять человек для стажировки за границей. Тех, у кого меньший акцент.

— Каковы твои шансы стать лауреатом?

— Практически никаких, — вздохнула она, — подруги нанимают репетиторов иностранцев…

— Ясно, у тебя на иностранцев денег нет. Но в жизни всякие ребусы-казусы бывают. Я, например, умею гадать по руке, могу сказать — поедешь ты за границу или нет. Садись поближе и давай руку.

Гадать по руке… Она не верила в такие гадания, как и в цыганок в этом плане тоже. Но все же руку протянула. Илья взял ее кисть левой рукой, демонстративно подул на ладонь, погладил и произнес:

— Что ж, мадам, линии судьбы говорят о многом. Верите вы или не верите, но побываете во Франции, Италии, Испании и даже на Филиппинах. В конкурсе участвовать станете и победите, но на стажировку не поедете. В этих странах ты будешь отдыхать, Оля, а не работать. Таковы линии твоей жизни.

Она произнесла со вздохом и сожалением:

— Линии линиями, а жизнь свои коррективы вносит. Чтобы победить на конкурсе необходимы разговорные тренировки с иностранцами. Поэтому о какой победе может идти речь, Илья?

Ольга словно упрекала его за самонадеянность и заведомо невыполнимое предсказание. А он ответил ей просто:

— О реальной победе, Оленька, о реальной. Я помню, что ты говорила об английском, французском языках и факультативных занятиях испанским, итальянским и немецким. Английский — международный язык, но ты бы выбрала для стажировки французский. Я угадал?

— Угадал.

— Тогда у тебя будет репетитор французского языка. Русский язык богат и к тому же точен. Ты говорила о иностранце, имея ввиду человека, говорящего на французском без акцента, национальность на самом деле здесь не важна. Начнем репетицию?

— Какую репетицию? — не поняла Ольга.

Он заговорил с ней на чистом французском:

— Обыкновенную репетицию. Я не француз, но говорю на языке свободно и без акцента. Итак, мадемуазель, начнем. Может вы предложите мне кружечку хорошего чая?

Ольга оторопела посмотрела на Илью, ответила с запозданием:

— Да, конечно, сейчас поставлю чайник.

— Не торопись с чайником, Оля, сначала слушай внимательно и повторяй за мной слова правильно, а потом и чайник поставишь.

На русском языке они уже не говорили… Пили чай, смеялись и она часто повторяла слова, которые медленно выговаривал ее негаданный учитель, стараясь говорить практически без акцента. Илья ушел поздно вечером, пообещав прийти завтра снова. Ольга легла в кровать и заснуть не смогла очень долго. Задремала под утро, но Илья пришел к ней в эротическом сне. Целуя, лаская груди и даже несколько больше. Она проснулась с учащенным дыханием и сердцебиением. Вот оно — неутоленное чувство душевной и телесной близости. Она мечтала и хотела его…

Илья чувствовал изменение отношения к нему Ольги. Она буквально поедала его глазами, когда он смотрел немного в сторону, отводила прямой взгляд, краснея, а иногда смотрела, не отрываясь, дышала часто, словно ждала чего-то или хотела сказать. Но Илья всегда был терпеливым и даже сейчас не торопил события. Нет, он не ждал признания в любви от нее первой. Он все-таки мужчина и должен сам сделать шаг.

В конце дня, как обычно в последние дни, он встретил Ольгу, говоря на французском, и посетовал, что сегодня занятий не будет. Появилась срочная работенка, одному человеку необходимо дать финансовую консультацию. Илья ушел, оставив огорченную девушку одну. Она хотела, но не успела произнести, что можно позаниматься и поздно вечером. А там, глядишь, он бы и остался ночевать… все-таки это его квартира.

Илья вошел в ресторан и заметил, что зал практически пуст — середина недели и еще довольно-таки рано, шесть вечера. Человек десять за разными столиками. Он подсел к изможденному каким-то недугом мужчине, который находился за угловым столиком в конце зала. Горе и безысходность читались на его лице и во взгляде, которые явно старили лет на десять. Согбенный кручиной человек произнес, не сомневаясь, что обращается именно к нужному мужчине:

— Меня зовут Безруков Яков Вениаминович, мне посоветовали обратиться к вам, господин Громов. В этом портфеле, — он поставил его к ноге Ильи, — вы найдете все необходимое. Материалы, пояснения, номер телефона для связи, если потребуется. Пятьдесят тысяч рублей, больше, к сожалению, я собрать не смог. На похороны я оставил себе и деньги в портфеле мне уже не понадобятся. Жить мне осталось две недели и хочется умереть отмщенным. Вы моя последняя надежда и очень не хочется умирать без веры в справедливость, пусть она и будет крайней.

Безруков покинул зал первым. Илья выпил чашечку кофе, взял портфель и тоже ушел. В коттедже он просматривал содержимое — пятьдесят тысяч рублей, фотографии, выписки из уголовного дела, приговор суда, пояснительное письмо и более ничего.

Ознакомившись с содержимым внимательно и подробно, Илья задумался. Не крайне редкая ситуация в правоохранительных органах, когда притянутое за уши раскрытие преступления успешно проходит в суде. Никого не волнует судьба подозреваемого, обвиняемого, потом подсудимого и осужденного.

Пятнадцать лет назад Безруков шел поздним вечером по улице. Прохожих практически нет, и он обнаружил на асфальте тело с ножом в груди. Вызвал полицию, тогда еще милицию, его и задержали самого, как подозреваемого. Следователь сразу сообразил, что дело тухлое и глухарем пахнет, но из положения вышел, на его взгляд, достойно. Представил все так, что мужчину взяли над трупом с поличным. Отпечатков на ноже нет — был в перчатках. Суд не принял во внимание, что обвиняемый и убитый не были знакомы и никогда не встречались, что перчатки непонятным образом ушли с места преступления, а их хозяин почему-то остался. Мотив преступления банальный — ограбление, но опять же обвиняемый куда-то спрятал похищенные деньги, видимо, в асфальт закатал. Прокурор и судья прекрасно понимали, что обвиняемый не убийца, но никто не решился вернуть дело на новое расследование, а следствие изначально не искало настоящего преступника, но шило дело крепкими белыми нитками.

Безруков писал в своем пояснительном письме: «Следователю было наплевать — убивал я или кто-то другой. Он работал на статистику, поощрения и звездочки на погонах, до меня никому никакого дела не было. Прокурору и судье тоже было все равно кого судить — настоящего убийцу или невиновного, все работали на показатели. Лишь бы доказательства были. Но из доказательств существовали одни предположения, но и их хватило, чтобы я сел на пятнадцать лет.

В ходе судебного заседания адвокат пытался доказать, что нет на ноже моих отпечатков пальцев, нет похищенных денег и драгоценностей, что я сам вызвал милицию. Но суд принял сфабрикованную версию следователя и прокурора — перчатки выкинул, деньги и драгоценности спрятал, а потом вернулся к трупу и позвонил в милицию, чтобы запутать дело.

Отсидев пятнадцать лет, я снова понадеялся на справедливость — писал в полицию, прокуратуру, следственный комитет, в суды различной инстанции. Где-то вообще отписались, а где-то сочли прежний приговор законным, никто его не отменил и новым расследованием заниматься не стал. Настоящий преступник так и остался на свободе. Но пусть его поисками занимаются родственники убитого, если захотят, а меня незаконно лишили всего. Пятнадцать лет меня лишали свободы, унижали и оскорбляли, поломали всю жизнь, лишили семьи и светлого будущего. Я даже не мог освободиться условно-досрочно, так как не встал на путь исправления. Нет, я не нарушал режим содержания в колонии, я не признавал свою вину, а это означало одно — вину не осознал, не исправился. Не знаю — смешно это или глупо, но даже зэки твердили одно: признай вину и отсидишь не пятнадцать лет, а только десять. Никто твои жалобы и через пятнадцать лет объективно рассматривать не станет. Так и получилось. В тюрьме я потерял здоровье, жить мне осталось совсем немного. Знаю, что пятидесяти тысяч рублей мало, но больше денег у меня нет. Если вы возьметесь за эту сумму, то пусть перед смертью следователь, прокурор и судья знают, что это я осудил их, а вы лишь привели моральный приговор в исполнение. Это бездушные нелюди и на земле им нет места».

Илья повертел фотографии в руках, просмотрел анкетные данные. Он знал немало историй, когда избивали задержанных в полиции, когда осуждали невиновных, когда отпускали на свободу заведомо виновных. Многое знал и не только он один.

Первым непонятным образом исчез следователь. Ушел утром на работу и не появился больше нигде. Как всегда в такой ситуации в полиции выжидали — загулял, выпил, подруга сладкая попалась, да мало ли что там случилось, подождать надо денек, другой. Следующим утром пропал прокурор, а за ним и судья. Тут уже жареный петух клюнул всех, всполошились и разрабатывали версии одну за другой. Жили эти трое пропавших в разных районах города и пока в областном центре еще не успели объединить розыскные дела в одно. Искали каждого по отдельности на районных уровнях.

А в одном из подвалов пригорода разыгрывалась совершенно иная картина. Следователь, прикованный цепью к стене, изнемогал от голода, неудобного положения и усталости. Он давно уже сидел на бетонном полу и успел обгадиться, в туалет его, естественно, никто не водил. Сутки он провел у этой стены, а на вторые привезли прокурора и тоже пристегнули к цепи. Следователю дали напиться воды.

Оставшись одни, они кричали, звали на помощь, обсуждали ситуацию, выдвигали версии, но ни разу истины так и не коснулись. Они продолжали считать до последнего, что их похитили из-за денег. Преступник не скрывает своего лица, а это означало одно — родственники заплатят и их убьют. Неужели жены пойдут на условия похитителя и не заявят в полицию? Только этот вопрос сейчас волновал обоих. Если обратятся жены или дети в полицию, то есть шанс спастись.

На третий день утром привезли судью и пристегнули к той же цепи. Чуть позже выводили по одному и укладывали на большой целлофан в багажнике автомобиля прямо друг на друга. Глаз не завязывали, но рты заклеили, чтоб не кричали. Комфортности никто не обещал, уложив двоих на пол, а третьего прямо сверху на живые тела. Они ехали, тряслись, матерились мысленно, следователю удалось сорвать наклейку со рта о пуговицу судьи, и он начал плевать во все стороны. Его положили сверху на судью и прокурора, плевки попадали не только на целлофан, но и на них. Судья с прокурором мычали заклеенными ртами то ли желая обругать следователя, то ли пожаловаться на судьбу. А он пояснял коллегам:

— Не на вас плюю, не переживайте — надо, чтобы в машине остались наши биологические следы. Пусть кто-нибудь из вас обоссытся внизу, а то мне на вас неудобно сверху.

Машина остановилась через полтора часа, сразу же открылся багажник, проветривая вонь обгадившихся. Их вывалили прямо на чистый лесной снег, потом поднимали по одному и уводили в глубину леса, пристегивая наручниками к соснам.

— Вот и вся компания в сборе, — проговорил Илья, срывая наклейки со ртов. — Итак, ваши мысли, господа, по поводу нахождения в этом месте. Первое слово вам, гражданин следователь.

Судья начал активно возмущаться и кричать на весь лес, что всех посадит пожизненно, требовал немедленного освобождения и что он неприкосновенен. Илья ударил его в солнечное сплетение и произнес со злостью:

— Считайте, что это зал судебного заседания, и вы здесь все подсудимые. Еще одно слово без разрешения и я удалю вас из зала суда… на тот свет, естественно. Провидение не считает нужным освободить вас, никто не ищет вас в лесу и оправдательного приговора не будет. Еще раз вякнешь и пойдешь в ад в муках, а не сразу. Слушаю тебя, — он посмотрел на следователя.

— Вам нужны деньги. Если жена не верит, то я могу убедить ее по телефону или написать письмо.

Следователь решил тянуть время до последнего, их наверняка ищут и время сейчас является главным, основным фактором их освобождения.

— Придурок, — гневно бросил Илья, — даже сейчас думаешь только о деньгах.

Он глянул на прокурора и тот тоже заговорил о деньгах. Судья предложил выкуп в миллион рублей, а потом сразу в три.

— Вас привезли сюда не из-за выкупа, а вспомнить все сфабрикованные уголовные дела, все необоснованно вынесенные приговоры. Вспоминайте, рассказывайте на видео и умрете быстро. Иначе я стану вас по одной косточке рвать, по одной жилке тянуть, по одному лоскутку живого мяса сдирать.

— Не-е-е-е-т, — закричали-завыли они практически враз, — мы заплатим, много заплатим, мы никого зря не садили.

Громов смотрел на этих жалких людишек, которые настолько привыкли нарушать закон, что даже не осознавали содеянного. Не помнят, как расследовали уголовное дело в отношении Безрукова по убийству, не помнят, как осудили его без единой прямой улики? Нет, скорее всего подобных дел было не мало, и они не знают с чего начинать рассказывать.

— Какие же вы все-таки гниды, — с издевкой произнес Илья, — даже сейчас деньги затмевают вам глаза. Пятнадцать лет назад следователь возбудил уголовное дело по убийству, прокурор поддержал обвинение, а судья влепил невиновному пятнадцать лет. Нет, не пытайтесь вспомнить то дело, глядя на мое лицо. Безруков Яков Вениаминович тогда обнаружил тело и вызвал милицию. Но зачем искать настоящего убийцу, которого можно и не найти совсем? Не проще ли повесить все на того лоха, который обнаружил тело и вызвал милицию. Так следователь и поступил. Прокурор утвердил, а судья рассмотрел. Вы же прекрасно видели, что в уголовном деле нет ни одной прямой улики, даже косвенных улик нет — одни домыслы следователя. Как же вы решились осудить невиновного, господин судья? Или вам показатели важнее человеческой судьбы?

Судья пришел в себя и решил показать настоящую власть:

— Немедленно отпускаете всех, и я даю вам слово, что сядете только на пять лет — там по статье до двенадцати. Слышите меня — немедленно или я засажу вас… на всю катушку. Пожизненно сядешь, раком станешь всю жизнь ходить. Я тебя, суку, за изнасилование малолетних посажу, — распалялся судья, — там тебя опустят и все дно в красках покажут. Снимай наручники, сволочь, и проси прощения, если не хочешь петухом стать. Быстро снимай.

— Придурок, — цинично бросил прокурор, понимая, что судья вредит не только себе.

Илья усмехнулся, ответил не спеша:

— Конечно, я всех отпущу, но вас, судья, последним. Даже мучать никого не стану, находиться с вами рядом противно.

Он подошел к следователю со спины, со стороны дерева. Взмах, блеск стали и кровь фонтаном брызнула из перерезанного горла. Илья расстегнул наручники и тело свалилось на бок, продолжая агонировать.

— Первый, — произнес Илья, — окропил снежок кровушкой, одного отпустил к дьяволу, господин судья, вы это только что видели собственными глазами. Черти уже наверняка встречают его с раскаленной сковородой в аду.

Судья с прокурором враз поняли все и запричитали наперебой:

— Мужчина, миленький, как вас там, не надо нас убивать, не надо. Это все следователь натворил, он все сделал, мы все исправим, все исправим. Денег вам дадим. Много денег, сколько хотите…

Прокурор замолчал, хлюпая фонтаном крови из горла, за ним затих и судья. Громов не стал долго возиться с этими нелюдями, которым до настоящих людей не было дела. Он вытер снегом кровь с ножа, прополоскал его и руки привезенной с собой перекисью водорода — теперь ни одна экспертиза не определит ни капельки крови.

Тишина в лесу и даже казалось умолкли птицы. А снег все шел и шел, засыпая красные пятна и три тела, лежащие на снегу.

Безруков просмотрел видеозапись, потом произнес тихо:

— Теперь я смогу умереть спокойно. Я заявлю в полиции, что лично перерезал им горло и покажу место, надеюсь — найду по вашему описанию. Посадить меня не успеют, я раньше умру, но пусть все знают, что эти сволочи сдохли не просто так, а за дело. Пусть меня хоть мертвого реабилитируют, живым все равно не успеют. Врачи говорят, что месяц мне жить, не больше.

Безруков до полиции не дошел, его увезли на скорой. Яков Вениаминович умер через неделю, успев рассказать все следователям под протокол. Тела оперативники отыскали сами по описанию местонахождения. Уголовное дело закрыли за смертью обвиняемого. Его реабилитацией так никто и не стал заниматься. Надо было искать настоящего убийцу по уголовному делу пятнадцатилетней давности. А кому это надо? Разве одно дело лежало в долгих ящиках следственных столов?

Ольга, проводив Илью и оставшись одна, чуть не заплакала. Ударила кулачком по дверному косяку, всхлипнула несколько раз и прошла к дивану, упала на него всем неконтролируемом телом. Она вспомнила, как он купал ее в ванной, не желая оставлять одну. Могла ли она тогда утонуть, забывшись на секунду?.. Но местами от теплой воды тело покалывало словно мелкими иголками — то возвращалось полноценное кровообращение, питая замерзшие участки. Вот бы сейчас он покупал ее!..

Первое время Ольга воспринимала его, как занозу, а потом вдруг резко все изменилось. Она влюбилась и не поняла почему так быстро все перевернулась наоборот. Она осознавала, что полюбить было за что, но в ее сознании представлялись свидания, цветы, чтение стихов, вечерние неторопливые прогулки. А тут ничего этого нет и любовь, готовая выплеснуться через край.

Она долго думала и решилась переговорить с Ильей о чувствах именно сегодня. Будь что будет, она девушка сильная и вынесет все. Не ответит Илья взаимностью — ничего не поделаешь. Но ей легче станет, не надо строить голубые мосты и планы, мечтать о несбыточном, проще будет настроиться на одиночество. Стиснуть зубы, сжать кулачки и терпеть. Если она выиграет конкурс, то поедет на стажировку в Париж и потом ей предоставят неплохое место работы. Престижная служба и деньги реально повысят ее шанс на удачу и встречу со своей судьбой. Но моя судьба здесь и уже найдена. Здесь… да не твоя.

Кто этот Илья? Он говорил, что консультирует богатых людей, финансовый консультант. Никогда не слышала о такой должности. Какая-то разовая работа на подачках? Ничего себе подачки — огромная квартира, в которой он даже не живет постоянно, двухэтажный коттедж за городом. Интересно — сколько у него денег в кошельке? Тогда он запросто отстегнул мне двадцать тысяч, словно какую-то мелочь отдал. Неужели так хорошо платят финансовым консультантам? Чего это я его деньги считаю? Не деньги, а выясняю кто он. Мысли наплывали одна на другую и она подытожила, что нельзя делать вывод без информации, а информации у нее нет.

Илья заглянул к ней вечером следующего дня буквально на минутку, спросил об учебе и настроении. Из вежливости, конечно. Сказал, что через несколько дней возместит потерянные репетиции и не только. Чего не только?

Прошло еще три дня и на четвертый они встретились случайно в подъезде. Ольга возвращалась с занятий, а он шел в квартиру с цветами и несколькими большими пакетами.

— Здравствуй, Оля, — радостно произнес Илья.

— Здравствуйте, — ответила она сдержанно и в тоже время радостно-недоуменно.

— Вот, немного временем ошибся, посчитал, что ты уже дома. Хотел торжественно вручить тебе букет цветов в квартире, встав на одно колено, как настоящий мушкетер в Париже. — Он говорил на французском и внезапно перешел на русский. — Но, ежели не случилось задуманного, то перейдем к действенному. Эти розы я дарю тебе, Оленька, — Илья протянул ей огромный букет цветов.

— Мне?! — радостно и возбужденно воскликнула она, — у нас какой-то праздник или что?

Ольга взяла розы, аккуратно уткнулась в них лицом, ощущая волнующий запах.

— Тебе, Оленька, тебе, — ответил загадочно Илья, — разве для цветов нужен какой-то праздник?

Руки у Ильи были заняты пакетами и дверь отмыкала Ольга. Илья поставил пакеты на пол, помог раздеться девушке и только потом снял куртку с себя. Поухаживал, так сказать, немного. На кухне Илья произнес:

— Я свои неотложные дела завершил, Оля, и теперь свободен. Прикупил в магазине немного продуктов, чтобы приготовить прекрасный ужин и отметить маленькое мероприятие. Но, можно ничего не готовить и пойти в ресторан. Что предпочтешь ты, Оля?

— Отметить маленькое мероприятие — это что? — естественно спросила она.

— Пока секрет, скоро узнаешь. Так где мне озвучить этот секрет — здесь или в ресторане?

Ольга ответила, не задумываясь:

— Здесь.

— Прелестно! — воскликнул Илья и стал выкладывать содержимое пакетов на стол.

Несколько кусков свиного мяса на косточке, картофель, огурцы, помидоры, баночка красной икры, белое и красное вино, коньяк, две килограммовые банки нарезанного мяса для шашлыка в соусе…

— А может быть отправим к чертям все эти городские потуги и махнем ко мне в коттедж? — внезапно произнес Илья. — Что может быть прекраснее шашлыка, приготовленного самим на улице, столика с водкой к шашлыку прямо с шампура? Едем?

Ольгу начало немного потряхивать от волнения. Коттедж, шашлыки, водка… Сегодня суббота, завтра не на занятия, и Илья меня вечером обратно не повезет, места в его двухэтажном доме много. Да гори оно все огнем…

— Едем, — твердо ответила она, даже сама не ожидая того.

В коттедже он дал ей теплую куртку типа телогрейки и валенки. Выросшая в деревне, она понимала, что городские сапожки и кожаная дубленка не предназначены для подобных мероприятий. Илья ушел разводить мангал, а Ольга осталась дома нарезать огурцы, помидорчики, хлеб. Шашлык на углях готовили вместе, Ольга накрывала стол прямо на улице в большом волнении. Что задумал Илья, что за праздник или событие? И почему только водка, а не вино для меня? Он хочет меня напоить и уложить в постель? Так я и сама рада, зачем же меня поить? Но он то этого не знает. Нет, что-то задумал Илья непонятное и необычное.

Илья снял шампура с мангала, заявив, что не станем отдаляться от природы и будем кушать, как в древности, отрывая мясо зубами. Он налил две рюмки водки.

— Может я лучше буду вино? — робко произнесла Ольга.

— Нет, — твердо ответил он, — первая рюмка до дна только водки. Потом можно вино или совсем не пить, если хочешь. — Илья взял в одну руку шампур с шашлыком, в другую рюмку. — Прежде, чем я выпью эту водку и оторву зубами кусок мяса, я должен сказать, Оля, что люблю тебя и предлагаю стать хозяйкой в этом доме. Ты согласна?

Не ожидавшая такого поворота событий, Ольга оторопела, глаза налились слезами, а губы стали мелко подрагивать. Она выронила из рук рюмку водки и шашлык прямо в снег, кинулась к Илье на шею. Шептала, всхлипывая сквозь слезы:

— Миленький мой, родненький, конечно согласна. Дура я, наверное, дура — влюбилась без памяти в незнакомого человека. Как же так, Илюшенька, мой Илюшенька?!..

Она прижалась к нему всей грудью, зависая на его плече, и смахивала одной рукой все еще бегущие слезы. Потом произнесла тихо:

— Ты не смотри на меня, я сейчас…

Утром она встала с постели первой, все еще сомневаясь чуть-чуть, что Илья сделал ей предложение руки и сердца. Он сказал, что они поживут вместе пару месяцев и перед ее дипломом поженятся, чтобы документ о высшем образовании был выписан уже на фамилию мужа. Ольга Громова — непривычно, но звучит красиво, приятно.

После завтрака Илья предложил ей освоиться в доме, осмотреться в качестве хозяйки и определиться в следующих вопросах. Как она станет выбираться в город и в университет на занятия? Например, ежедневно вызывать такси, купить автомобиль и ездить самой, купить автомобиль и нанять водителя-охранника. В дом приходит два раза в неделю уборщица. Можно убираться самой, нанять другую или оставить прежнюю. Наверное, в дом необходимо нанять повара. Привыкай, что ты теперь богатая женщина и не мелочись в покупках.

— Богатая женщина… Это как? — неопределенно спросила Ольга.

— Это так, что ты не можешь, а должна ездить на хорошей машине. Ты можешь ходить в простом ситцевом платье за пятьсот рублей и иметь несколько шуб за сто тысяч каждая. Это твой выбор. Впрочем, нет, я не прав, — он улыбнулся, — ты можешь ездить хоть на чем, хоть на личном автобусе, я куплю его тебе без вопросов, хоть на малюсенькой машине. Ты можешь участвовать в университетском конкурсе, но мы вместе поедем в Париж отдыхать, а не стажироваться. Пусть конкурс выиграет кто-то другой, кто не имеет средств на поездки. У твоих ног весь мир, Оля.

— Ты миллионер?

— Смотря о какой валюте идет речь, — ответил Илья, — если о долларах, то я миллионер, если о рублях, то миллиардер. Как видишь — все в жизни относительно. В понедельник мы с тобой сходим в банк, там тебе изготовят платиновую карточку для карманных расходов, и я положу на нее пока немного, миллионов десять, чтобы купить машину и на хозяйство немного потратиться. Уборщицу нанять, повара, может еще что-то захочешь. Я бы рекомендовал тебе приобрести Мерседес S-класса, седан, он будет стоить миллионов около семи, отличный комфортабельный салон. Пару миллионов на одежду, косметику и прочее, миллион на прислугу — уборщицу, повара, шофера. Ну и на всякую мелочь еще останется.

Ольга как-то с непривычки погрустнела немного и снова спросила:

— Ты не подумал, Илья, что мне это сложно все переварить сразу?

— Я думал об этом, Оленька, но решил, что ты поймешь. Для олигархов я человек бедный, для простых граждан очень богатый. Поэтому и ты у меня нечто средненькое, но самое дорогое и любимое. Что для меня десять миллионов рублей? Это как десятка для твоих подружек студенток. Десятка… на нее только и можно что два коробка спичек купить. Ты просто не стесняйся и советуйся со мной почаще. Мы теперь одна семья и должны решать все вопросы вместе. Вот купишь себе машину и повезешь меня знакомиться с родителями на выходные.

— У меня есть права, но машину я вожу кое-как…

— Это ничего, недельку со мной покатаешься и научишься. Все будет нормально.

Ольга подъехала к университету на своем личном авто. За месяц она научилась повторно сносно водить, правила вроде бы помнила и старалась ездить аккуратно. Наверняка ее многие водители за рулем поругивали, дескать, наберут крутых иномарок и тащатся на них сорок километров в час. Но опыт приходит со временем и с каждым днем она чувствовала себя на дороге увереннее.

Оставив машину на неохраняемой парковке, Ольга вошла в здание университета. Вошла не прежняя девушка, а уверенная в себе дама, воспринимающая мир несколько по-иному. Деньги… они позволяют своему владельцу чувствовать себя тверже, значительнее и смотреть на окружающую среду, не пресмыкаясь.

А на парковке двое молодых людей, косящих под студентов, на всякий случай зафиксировали сканером код сигнализации автомобиля Mercedes-Benz S-класса 4.7 4MATIC AT 500, цвет синий кавансит. Кавансит — это такой камень синего или сине-зеленого цвета. Но, в данном случае, цвет синий. Такой Мерседес был в городе редкостью и стоил он довольно прилично — семь миллионов шестьсот тысяч рублей. Полный привод, четыреста пятьдесят пять лошадей под капотом… комфортная зверь-машина.

Парни из фирмы «Автосигнал», код и так знали, они сами ставили сигнализацию на эту машину, но на всякий случай все же заново считали информацию — вдруг что-то поменялось. Андрей глянул на часы — лекции уже начались в университете и можно начинать работать.

— Давай, — сказал он, кивнув головой Виктору.

— Что ж, начнем, пожалуй.

Виктор нажал кнопку сканера, но ничего не случилось, Мерседес не мигнул фарами, не пикнул — сканированный код не сработал.

— Что за хрень! — удивленно воскликнул Виктор, — быть такого не может.

— Может-не может, — забеспокоился Андрей, — давай первоначальный код врубай, вдруг он двери откроет.

— Врубаю, но толку-то — ни хрена не работает, — возмущенно стукнул ладонью Виктор прямо по сканеру, — быть такого не может, но не работает же. Почему?

— Это ты меня спрашиваешь, электронщик чертов? — распалился Андрей, — я мастер по движкам и водила, кто должен мне двери открыть и сигнализацию вырубить?

— Да не ори ты, водила нашелся, как сирена завыл. Не знаю я, не могу понять. Сканер код считал, а ввести не может.

— Может новая какая сигнализация? — спросил Андрей.

— Ты совсем головой тронулся? Какая новая — я ее сам ставил. Новая, конечно, но не настолько, чтобы на сканер не реагировать.

— И что делать будем?

— Что делать?.. На работу погнали — сканер заодно проверим и думать станем, — ответил Виктор, — поехали, чего застыл? Нам здесь лишний раз светиться ни к чему.

В фирме Виктор долго возился со сканером, считывал разные коды, вводил их и снова считывал. Разобрал сканер почти полностью, что-то там паял заново и наконец произнес:

— Фу, повозиться пришлось, но нашел причину. Теперь легко сможем все сделать завтра.

— И что там?

— Тебе какая разница, Андрюха, ты все равно в электронике ничего не рубишь.

— Умница нашлась хренова, — сплюнул по блатному прямо на пол Андрей, — ты в двигателе че-нибудь понимаешь, какой он у Мерина знаешь?

— V-образный, придурок, — ответил Виктор, — не кипятись, завтра хорошую денежку заработаем и сигналку я новую поставлю, ключи мы с тобой заранее сделали.

— А директору че скажем? Он же не дурак и сразу поймет, что это наших рук дело. Вдруг полицаям сдаст?

— Че он может сдать? Свои фантазии. За два часа я меняю сигнализацию, покупатель забирает машину и отдает нам денежки налом, по два ляма каждому, и мы не при делах. Сработаем чисто, не ссы.

— Не сдаст ментам, но с работы точно выпрет, — возразил Андрей.

— А ты работу себе не найдешь? Такого моториста, как ты, с руками и ногами оторвут. Да и я не заваляюсь на диване, хорошие электронщики везде нужны.

Утром следующего дня Андрей с Виктором заняли место на своей машине рядом с автомобилем Ольги, дождались, когда начнутся занятия в университете и включили сканер. Фары Мерседеса так и не мигнули, сирена не среагировала, но в крестец каждого угонщика словно укололо что-то. Впопыхах они не обратили на это внимания, начиная понимать, что их план не сработал, сигнализация снова не отключилась. Ругаться и кричать друг на друга на месте совершения преступления бессмысленно, оба понимали это отлично, и Виктор произнес:

— Заводи, поехали.

Андрей завел, но автомобиль стоял, не двигаясь с места.

— Ну, че встал, поехали, — поторопил его Виктор.

— Не могу — ноги не слушаются, я их не чувствую совсем, — взволнованно ответил он.

— Дай я сам, а ты сюда перелазь, — предложил Виктор.

Но теперь и он понял, что ног тоже не чувствует. Руки, туловище, голова — все в порядке, а ноги не чувствуют боли, прикосновения, они ничего не чувствуют и не слушаются. В ужасе Виктор и Андрей уставились друг на друга. Радиоприемник вдруг заговорил: «Угон автомобиля с целью хищения, статья сто пятьдесят восьмая уголовного кодекса Российской Федерации, два года лишения свободы. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит». Угонщики тупо смотрели на выключенный радиоприемник и не понимали пока ничего. Смутно до них стало доходить, что ноги отказали на два года, если верить диктору радио.

Директор регионального Мерседес-центра Ветровский Борис Яковлевич примчался к Домбровскому сразу же, как только узнал о случившемся. После протокольных приветствий начал сразу же:

— Константин Павлович, вы понимаете, что Громов купил у меня машину, а некоторые мои козлы посчитали, что приобретает ее молодая баба. Ума-то с горошину и не дотумкали, что у такой молодой девки денег быть не может на крутой Мерседес. Значит, надо на спонсора ориентироваться, а не на девку. Мне-то чего теперь делать? Громов меня с потрохами сожрет или тоже без ног оставит. Мои сотрудники ему сигналку ставили, мои и угнать пытались. Ты же не первый год знаешь Громова, что мне делать теперь?

— Че-то ты, Боренька, засуетился не по делу, ко мне прибежал, хотя знаешь, что я Громова с некоторых пор ненавижу и не скрываю этого, и жив до сих пор, и здоров, как видишь, — с издевкой произнес Домбровский.

Ветровский мгновенно осознал, что Константин Павлович издевается и тешит себя самолюбием, что пострадал не он один. К нему пришли за советом, а он потешается чужим беспокойством. Неправильно это, не по понятиям.

— Ты сам знаешь, Костя, что не прав, твой сын законно наказан и, как все утверждают в городе, мягко. Но это право Громова — судить и миловать в данном случае. Хотя нет, миловать он не вправе, за такие дела я бы лично твоему сынку яйца с мясом вырвал. Зря я к тебе пришел, — Ветровский встал, — а ты живи и помни, что теперь ты изгой, а не смотрящий. И лишнего не болтай, а то можно и опустить, за это каждый проставится.

Ветровский ехал к себе и размышлял об одном — как расценивает его действия Громов? Вернее, никаких действий не было — одно бездействие, но и оно часто преступно. Если Громов решит, что я виновен, то без наказания он меня не оставит, это железно. Чего мучиться вопросами — необходимо поехать и все выяснить. Но куда поехать? У Громова нет офиса, а домой его никто не приглашал. Но можно позвонить, сообразил Ветровский.

— Алло, Илья Антонович…

— Здравствуй, Борис Яковлевич, — перебил его Громов, — ты ошибся в одном — если бы я считал тебя виновным, то ты бы уже был наказан и не размышлял сейчас ни о чем. И Домбровского в покое оставь, не надо о нем говорить с братвой, пусть старик доживает свой век в своих грезах.

В трубке запикало и Ветровский ошарашенно посмотрел на нее. Громов — он что, провидец?