Советник Аида

10

Лисовские беспокоились еще с вечера — позвонила дочь и сказала, что завтра приедет вместе с женихом. На тебе — молчала и сразу жених. Ну, это ничего, рассуждали они, пора уже — университет заканчивает через пару месяцев. Пора… Только вот человек был бы хороший.

Утром Мария Антоновна доила корову и даже самой казалось, что как-то не так дергает за сиськи. Ее волнение передалось корове, которая начала махать хвостом. Подоив кое-как, она процедила молоко через марлю и прошла к мужу в свинарник, заглянула. Егор Данилович уже увозил на тележке последний навоз с соломой вперемежку. Ему еще убираться в коровнике, там теленок и его мамаша. Она прошла в курятник, насыпала зерна курам, налила свежей воды. Пошла в дом, где с вечера согревалась в ведрах ледяная колодезная вода — корову и теленка напоить надо теплой водой, свиньям тоже плеснуть. Комбикорм, сено, кормежка — здесь не забалуешь и больничный не возьмешь.

Часам к восьми Лисовские управились и вздохнули немного — к девяти подойдет автобус из города. Правда он в Покровку не заходит и высаживает пассажиров на отвороте с трассы. А там всего-то до их деревни два километра пешочком. Раньше прямо в Покровку ходила маршрутка, но со временем люди поразбежались в город и маршрут стал нерентабельным. В деревне осталось дворов тридцать, не более. В Покровку приехать легче — сел на автобус и все. А вот уехать сложнее, все автобусы проходящие и практически всегда мест нет. Но это никого особенно не пугает — до города пятьдесят километров, можно и постоять в проходе.

Мария Антоновна устроилась за зеркалом. Честно сказать — забыла, когда и красилась. Глазки слегка подвела, реснички тушью, немного помады на губы. Егор Данилович просто надел чистые брюки и рубашку, накинул куртку. Середина апреля, еще не лето и лучше накинуть легкую курточку, тем более утром.

Деревня… там информация разносится быстрее телефонной связи. В каждом доме уже знали, что приедет дочка Лисовских с женихом. Из каждого окна, из каждой дырочки в воротах дворов уже смотрели чьи-то глаза — всем хотелось видеть жениха Ольги. Минуло девять и десять — никто не появился на грунтовой дороге с трассы. Деревня словно приуныла и из окон уже не глазел никто. Следующий автобус будет только в семь вечера, до этого времени нечего зря глаза портить.

— Почему же Оленька не едет? — забеспокоилась мать, — может позвонить ей?

— Как позвонить? У нас тобой денег на телефоне нет. Звонки принимать можем, а самим не позвонить. Забыла, что ли? — спросил Егор Данилович.

Он присел на крыльцо, задумался, потом вспомнил и заговорил быстро:

— Сегодня же суббота, у Ольги занятия в университете, значит, на вечернем приедут. Так что не беспокойся и жди после семи, Машенька.

Лисовские немного расслабились, занялись делами, которых в деревне всегда непочатый край. В пять вечера услышали автомобильный гудок, переглянулись. Ольга уже вошла во двор.

— И что это нас никто не встречает? — с улыбкой произнесла она.

Мать кинулась обниматься, отец обнял сразу обеих.

— Ладно, папа, мама, хватит, позже пообнимаемся — ворота открывайте, пусть Илья во двор заедет, а то итак уже из-под каждой подворотни глаза торчат.

Мерседес въехал во двор и ворота захлопнулись. Внутри соседних дворов обсуждалось событие. Впрочем, жениха никто не видел, а машину обсасывали со всех сторон — цвет приятный, но посадка низкая. Не для деревни машина.

Илья вышел из салона, Ольга познакомила его с родителями. Вместе доставали все из багажника и заносили в дом. Продукты показала матери, и они вместе рассовывали все в холодильник. Остальные сумки оставили в углу. «Там вам подарки, позже разберем», — пояснила Ольга.

Она помогала матери накрывать на стол, мужики молчали. Егор Данилович заговорил первым:

— Хорошая у вас машина, Илья, городская, в лес на ней не поедешь, но до нас добраться легко.

— Это не моя машина, Егор Данилович, у меня джип Ленд Круизер, на нем можно и в лес, — ответил Илья и посмотрел на улыбающуюся Ольгу, — это Олина машина, она на ней ездит, я только во двор заехал.

— Олина? — удивленно переспросил отец.

— Да, папа, — подтвердила Ольга, — Илья купил мне ее в начале февраля. Я на ней в университет езжу.

— Почему не на автобусе? — спросила мать.

— Мама, зачем ездить на автобусе, если есть собственная машина? И потом — мы с Ильей живем за городом, в двухэтажном коттедже, там автобусы не ходят.

— В деревне что ли? — поинтересовалась мать.

— Нет, мама, не в деревне, а в коттеджном поселке прямо в сосновом бору. Это пять километров от города, близко и воздух чище. Я понимаю, родители, что вам хочется все узнать быстрее, поэтому начну рассказывать сама. Потом Илья что-нибудь уточнит или вы сами у него спросите. Илья Громов, — она произнесла с улыбкой, — мой жених. Тридцать лет, образование высшее, работает финансовым консультантом, не миллионер, а миллиардер, в городе имеет четырехкомнатную квартиру. Про коттедж я уже говорила. Женат никогда не был, детей не имеет. Вот, — она немного помолчала, — больше, вроде бы, и рассказывать нечего, сами спрашивайте. Да-а, главное забыла сказать, двадцатого апреля у нас свадьба. Так что на день вам придется из Покровки уехать.

— Это же через неделю, — воскликнул отец, — и как мы уедем, на кого скотину оставим?

— Все продумано, папа. Мы с Ильей регистрацию заказали на двенадцать часов. Все хотят попозже, а мы пораньше. Утром скотину покормите, и мы за вами машину отправим, вас прямо в ЗАГС привезут. Свадьбу мы крутую не желаем, гостей не будет, только вы. У Ильи родителей нет. Диплом получу, и мы уедем отдыхать в Париж. Да-а, а вас ближе к полуночи доставят прямо в Покровку. Так что дом наш посмотреть успеете.

На следующий день вечером молодые уехали, оставив родителей со своими мыслями и ощущениями. Илья им понравился. Вроде бы неплохой парень, богатый и состоявшийся, старше дочери на восемь лет, но это нормально, не старый перечник за пятьдесят. Что могла видеть в жизни деревенская Ольга? Пусть хоть теперь поживет нормально, мир посмотрит.

Константин Домбровский сидел в кресле, укутавшись в плед. Постаревшие косточки предпочитали тепло и отсутствие сквозняка. Центральное отопление отключили поздней весной и дом еще не прогрелся солнышком в начале лета. Но под пледом тепло и старый Домбровский, прикрыв веки, словно спал в уютном кресле, вспоминая прожитую жизнь и более подробно отдельные ее кусочки.

Молодость, молодость, где она теперь эта молодость? Убежала, скрылась в небытие, оставаясь в воспоминаниях. Студенческие годы, спорт, работа, уверенные шаги судьбы и вера в счастливое будущее. Иногда не хватало мелочей — чего-нибудь из одежды, которую все равно доставали, продукты питания по талонам, но в холодильнике всегда что-то было. Было главное — уверенность в настоящем и вера в будущее. Это то, чего нет сейчас. Есть шмотки, продукты и нет главного — уверенности в ближайшем будущем. Устроишься ли ты после института на работу по специальности, будешь ли работать завтра? Если заболеешь, то как лечиться? В поликлиниках неопытная молодежь и те, кто в силу своей профнепригодности не смог устроиться в частную клинику. К тому же все равно требуют деньги и хамят в придачу. Развалил Горбачев мировую державу, окунул ее Ельцин в беспредел девяностых. Бился спортсмен Домбровский на стрелках, сколачивал собственную группировку и начал одним из первых бандитов легализовываться, занимаясь бизнесом. Теперь он не лидер ОПГ, а уважаемый бизнесмен, серый кардинал города, держащий невидимые нити правления в своих кровавых руках.

Только сынок доставлял ему иногда неприятности своими буйными похождениями и оргиями. Но не видел ничего страшного в этом Домбровский старший, не сотрется дырочка у девчонки, если ее сынок поимеет. Психика у баб от этого нарушается — так пусть нервы лечат, а Эдик то здесь причем? А если и убил кого-то — так пусть под руку не лезут, сами виноваты. Что позволено Юпитеру — не позволено Быку. Так считал Домбровский старший и успешно прикрывал сынка от полиции и следственного комитета. Убийц других находили и изнасилованным девчонкам рот затыкали прочно. Непонимающие исчезали или превращались в овощей в психушке. Все было ровно, пока не объявилась на горизонте эта стерва Ольга Лисовская… Теперь он больше не увидит своего любимого Эдика.

Домбровский сжал кулаки и напряг все жилы от ненависти. Что мог сделать пожилой человек в такой ситуации? Другой бы ничего, а Домбровский кипел от ярости. Он не успел, не успел… Ольга Громова для него всегда оставалась Лисовской и сейчас укатила с мужем в Париж. Он не успел, но это ничего не значит.

Троих киллеров нанимал Домбровский, и все отказывались сразу же, как только узнавали чья Ольга женщина. Никто ни за какие деньги не хотел связываться с Громовым. Громов… его нынешнее проклятие. А когда-то они общались, не дружили, но понимали друг друга и не теряли контакта. Для законников и авторитетов, бизнесменов, руководителей правоохранительных органов Громов слыл своеобразной легендой. Но не как прототип богатыря, а современным объектом неприкасаемости. Простой народ совершенно ничего не знал о современном Громове, но в мозгах каждого значимого лица сидело наваждение — Громов неприкосаем. Главное никто не задумывался и не знал, откуда появилась такая мысль у них в голове. Домбровский даже пытался узнать в свое время истину, но так ничего и не понял. Кто-то говорил, что есть решение сходняка не трогать Громова, бизнесмены элементарно тыкали пальцем вверх, а правоохранители ссылались на министров.

Домбровский понял свою главную ошибку — никто в области не пойдет против Громова. Здесь все знают, что безнаказанности у него не бывает. Но ведь есть киллеры из других областей, из дальних регионов России. Как раз такой прибывал завтра из Приморья. Домбровский знал тамошнего смотрящего и попросил его об услуге.

Они встретились в заранее обговоренном месте. Киллер, именуемый в определенных кругах Ростом, первое время помалкивал и слушал. Рост… ничего особенного, связанного с ростом, Домбровский в нем не нашел. Дали кликуху и дали, чего теперь об этом раздумывать.

— Это ключи от квартиры и адрес на бумажке. Проходной двор и неплохие пути отхода на всякий случай. Хозяйка постоянно сдает хату, приплачивает участковому, так что туда никто свой нос не сует. Инструментом мы тебя обеспечим, — продолжал говорить Домбровский, — здесь все об объекте, — он передал Росту пакет. — Главное женщина, ее муж меня не интересует, жив он или мертв — мне все равно, но лучше мертв. Ваша цена?

— Я слышал, что местные отказались работать. Почему? — спросил Рост.

— Она никто, муж у нее влиятельный человек, его боятся даже люди вашей профессии. Его уважают воры, бизнесмены, чиновники. Даю полный ответ, чтобы не было никаких иллюзий.

Рост написал на листочке сумму. Домбровский вздохнул — многовато, но ничего не поделаешь. Рост произнес внезапно:

— Это сейчас и столько же после дела.

Домбровский чуть не задохнулся от такой наглости, но у него не оставалось выбора.

— Хорошо, — ответил он хрипло, — вам завтра утром доставят посылку на дом. Объект прилетает из Франции через три дня и у вас есть возможность осмотреться без хозяйских глаз в квартире, коттедже, аэропорту, познакомиться с городом.

Рост, внешне ничем не примечательная личность, в первом же газетном киоске купил карту города. Немного отошел в сторону и огляделся, развернул карту. Нашел на ней свое местоположение и адрес съемной квартиры. Пешочком топать минут тридцать, не меньше. Он сел в автобус нужного направления и проехал пять остановок, вышел. Получилось, что угадал, квартира рядом. Старинной постройки дом выходил подъездом на одну улицу и вторым выходом на другую. Жильцы пользовались тем и другим, в зависимости от надобности. Первый этаж, на окнах решетки, но они отмыкались изнутри и можно покинуть квартиру через окно на торец здания. Это окно не просматривается ни с парадного, ни с черного хода. Прелестно!

Рост осмотрелся в квартире. Сразу и не скажешь, что она съемная и здесь постоянно проживали чужие люди. Нераздолбанная мебель и ухоженная плита, холодильник, телевизор… Холодильник, естественно, пустой и Рост решил лишний раз не светиться в столовых или ресторанах. Он сходил в ближайший магазин и закупил необходимые продукты. Колбасу, буженину, яйца, хлеб, молоко, пельмени, котлеты… Слава Богу, не Советское время и есть что покушать на прилавках магазинов в свободной продаже.

Рост поставил варить пельмени и углубился в чтение. Действительно, время немного упущено, Ольга была привязана занятиями к университету, а теперь она в свободном полете и может появиться где угодно. Станет искать работу или заниматься неизвестно чем. Деньги, похоже, ей зарабатывать не надо. А ее муж? К сожалению, в досье не указана его работа, но, видимо, он тоже постоянно нигде не работает. Дает консультации, выступает третейским судьей… Рост усмехнулся — в авторитете, короче, и лохов разводит за их же бабки. Зацепок никаких, кроме квартиры и коттеджа.

Он съел тарелку пельменей и не стал ждать утра, отправившись на разведку. Квартиру Громова нашел быстро и сейчас раздумывал — войти в нее или нет, есть ли охранная сигнализация? Что полезного даст вход внутрь квартиры, если отключить сигнализацию? Ничего полезного, если не устанавливать внутри взрывное устройство. Нет — взрыв в квартире не актуален. Ольга может находиться в момент взрыва в другой комнате, а мощное устройство разнесет все, пострадают невинные соседи.

Рост проехал к коттеджу и по описанию быстро нашел его. Сразу же обратил внимание на то, что дом не соответствует статусу его клиента. Качественный забор, который без спецсредств не преодолеть, нормальная территория по площади, но сам двухэтажный домик несколько маловат размерами. Квадратов двести пятьдесят, а рядом дома по четыреста и пятьсот. Неплохо устроился Громов даже в этом небольшом домике, двор которого стоял на высотке и непосредственно примыкал к сосняку — с соседних зданий ничего не просматривалось.

Рост влез на сосну напротив ворот. Асфальтовая дорожка вела прямо к крыльцу и поворачивала затем к пристроенному гаражу. Наверняка машина Громова остановится здесь, и хозяева выйдут на улицу, чтобы войти в здание. На гаражных воротах с внешней стороны нет никаких замков, значит, они замыкаются изнутри. Отсюда надо валить Ольгу, с этой сосны по приезду, а заодно и ее муженька, чтобы не поднимал шум раньше времени. Найдут тела через день-два, а его и в области даже уже не будет.

Самолет набрал высоту и равномерно гудел двигателями, взяв курс на Москву. Илья смотрел на рядом сидящую светскую даму и с нежностью сравнивал ее с прежней Ольгой, когда впервые увидел ее. В чем-то огромная разница, а какие-то моменты не изменились совсем. Взгляд добрых глаз, обаятельная улыбка и душевность, незначительное количество косметики так и остались прежними. Но появилась статность, уверенность и осанка герцогини, а не деревенской девчонки. Он просто млел от счастья, когда она с ласковой улыбкой прикасалась к нему доброй рукой.

А Ольга вспоминала проведенные дни в Париже. Вот они… были еще сегодня. Эйфелева башня, великолепнейшее строение, которое французы изначально не полюбили. Странные они, эти французы — то не любят, то любят, то обсуждают аксиому и приходят к выводу через столетие. Через сто тридцать два года, если быть точным, с Александром Дюма (отцом), перезахороненным в Пантеоне. Виктор Гюго, поселившись в Пантеоне в 1885 году, успокоил все возникающие тогда прения. А парижане более ста лет выясняли гениальность Дюма. Да, Ольга не была француженкой и в таланте писателя не сомневалась никогда. Впрочем, в момент перезахоронения в 2002 году она еще была маленькой.

Лувр… Его замечательная Мона Лиза работы Леонардо да Винчи. Венера Милосская и Ника Самофракийская.═Триумфальная арка, построенная по приказу Наполеона. Версаль — резиденция французских монархов.

За десять дней осмотреть Париж невозможно. Мозг отказывается от достойного восприятия поступающего великолепия. Ольга взяла Илью за руку и улыбнулась, не открывая веки. Как ей повезло с ним, и она частенько вспоминала с улыбкой и смехом, как боялась его в ванне с водой в первый день нежданного знакомства.

Новый рейс из Москвы и вот они в своем родном городе. Джип Ильи успешно дождался их на стоянке аэропорта. Париж, Париж… а дома все равно лучше. Родной город, родные улицы и соснячок за городом.

Илья вел машину в поднятом настроении. Рядом любимая жена, куча впечатлений, положенных на родные виды, но что-то вдруг обеспокоило его. Он ехал и его лицо мрачнело все более и более. Ольга заметила и спросила тревожно:

— Что-то случилось?

— Ничего, родная, все в порядке, — он остановил машину на обочине метров за двести до дома, — ты посиди, я прогуляюсь ненадолго.

— В туалет захотел что ли — дом же рядом? — непонимающе возразила Ольга.

— Просто посиди в машине и подожди меня, — снова попросил Илья.

— Чего я стану ждать, я пешком быстрее до дома дойду, а ты подъедешь потом.

У Ильи не было времени на объяснения, и он заговорил отчетливо, выделяя каждое слово:

— Просто тупо посиди в машине и дождись меня. Пять минут. Тупо сиди и не выходи, — повторил Громов, захлопнув дверцу автомобиля.

Ольга, не понимая ничего, чуть не заплакала. Никогда Илья не разговаривал с ней подобным образом. Что-то случилось среди полного благополучия и веселого настроения, и она не понимала что. Сидела и металась постоянно — то ли выскочить за мужем, то ли остаться в машине? Тупо сиди и жди… И она ждала, волнуясь, беспокоясь, переживая.

Илья сразу заметил стрелка на сосне. Он почувствовал неладное еще в автомобиле, шел настороженно и внимательно осматриваясь. Ловко устроился, сволочь, с комфортом, доску постелил между толстыми ветками для удобства. Илья подошел ближе, встал у комля и вытянул руку вверх, имитируя пистолет, крикнул громко:

— Эй, на сосне, не дергайся, а то пристрелю.

Рост вздрогнул, не ожидая окрика, глянул вниз и увидел Громова, направившего на него пистолет. Как он мог здесь оказаться, неужели Домбровский, сука, сдал? Мысли прервал новый окрик Громова:

— Медленно, медленно поворачиваем винтовочку стволом вверх и разжимаем пальчики, пусть она падает вниз. Так… хорошо, медленно достаем пистолет, медленно и тоже бросаем его вниз. Так, хорошо, теперь сам спускайся.

Илья сразу же ударил спустившегося в солнечное сплетение в качестве профилактики сопротивления и связал его руки ремнем за более тонкой сосной рядом, вызвал полицию. Он вернулся к машине.

— Оленька, извини, теперь могу тебе все объяснить. Бывает, когда невтерпеж, бегу к сосенке, а там киллер сидит, нас поджидает. Пришлось у него винтовочку с пистолетом забрать, самого связать и полицию вызвать.

Ольга внимательно посмотрела на него.

— Это версия для полиции, а мне что расскажешь?

— Ух ты! — удивился Илья, — так я тебе и рассказываю. Зачем мне несколько версий — я же не преступник. Ты иди пешочком в дом, а я дождусь здесь полицию, киллера им сдам и потом машину во двор загоню.

— Если в дом заедем, то полиция тебе не поверит? — спросила Ольга.

— Ты права, Оленька, едем, я им и так все объясню.

Илья как раз закончил выгрузку вещей, когда приехала полиция. Он повел их к сосне, рассказывая случившееся в подробностях. Рост не отрицал ничего и удивлялся сам себе. Почему он выложил ментам все на блюдечке, как это могло произойти? Не по понятиям он заложил ментам Домбровского, хотя и был уверен, что именно он сдал его Громову. Громову, но не ментам же… Много у него появилось вопросов и сомнений, никогда такого не было, а тут взял и поплыл после первой же встречи с полицией.

Уже вечером в новостях передали, что на месте преступления взят с поличным киллер, приехавший из Приморья. Он не успел совершить злодеяние по независящим от него причинам и назвал имя заказчика убийства, который также задержан и арестован. Фамилии не назывались, но в городе все знали о ком идет речь, кроме Роста, естественно. Домбровский покусился на Громова… Видимо точно из-за своего сволочного сынка умом тронулся.

Ольга, наверняка единственная жительница города, до которой не доходили определенные слухи. Кто может покусится на неприкасаемого Громова? Даже не самоубийца, а только психически ненормальный. Кто может сейчас тронуть ее и не получить в ответ сторицей?

Ольга вечером все же достала Илью и допыталась о многом.

— Ты не веришь, что я просто так остановился, не доехав до дома? Не знаю, мне почудился запах пороховых газов, которого не было, появилась внутренняя напряженность и озабоченность, ноги сами понесли меня к той сосне. Я сам не могу этого объяснить. Как объяснить необъяснимые способности?

— Необъяснимые способности? — переспросила Ольга.

— Ну да, — ответил Илья, — в жизни многое невозможно объяснить. Например, старая римская легенда гласит, что ранее существовало гибкое стекло. Стекло изготавливали еще в третьем тысячелетии до нашей эры, очень давно, очень. О стекле писали Плиний Младший, Петроний, Дион Кассий. Они утверждали, что создателем гибкого стекла был алхимик, которого доставили к императору Тиберию. Алхимик передал императору чашу и тот попытался ее разбить. Но чаша не разбилась, а только помялась. Представляешь, Оля, мнущееся стекло! Но мастер не раскрыл своего секрета и его казнили. До сих пор никто не может воссоздать и раскрыть секрет гибкого стекла.

Ольга поняла, что легенда неплохая и она о ней ни разу не слышала. Может оно и так, но это ничего не объясняет. Было гибкое стекло или не было — еще неизвестно. Илья снова пытается уйти от ответа. И сейчас ее больше волновали не сами необычные способности, а почему он об этом не хочет говорить?

— Илья, этот не ответ. Было стекло, не было, причем здесь стекло?

— Стекло действительно ни при чем, — с улыбкой ответил Илья, — я говорил о необъяснимых фактах. Хорошо, стекла, может быть, и не было, но есть римский цемент. Из него строили акведуки, дороги, храмы, гавани, которые море пытается разрушить более двух тысяч лет. Все до сих пор цело. У нас дороги иногда квартала не выдерживают, а уж через год точно кое-где подлежат ремонту, а тут две тысячи лет. Римский цемент не легенда и современный с ним даже рядом не стоял. Высокие технологии, а цемент низкого качества. Кто это может объяснить? Пока никто. Древние люди до нашей эры делали, а мы не можем. И таких примеров, Оля, я могу привести массу. Наши предки, которых мы называем отсталыми и необразованными, владели величайшими тайнами. Например, секрет Дамасской стали, который мы потеряли в начале восемнадцатого века. Клинком из нее можно было танки рубить, волос на лету, а сейчас волос на лету только ниндзя рубят и то в кино. Архимед Сиракузы спас, направив на корабли неприятеля луч от многих зеркал. Сгорели корабли на воде прямо, и никто этот опыт не может повторить сейчас. Современные зеркала, ученые мужи, а мощности луча не хватает даже утлое суденышко зажечь. Тот же род Страдивари делал скрипки в восьми поколениях. Великолепные скрипки, равных которым нет. Но Антонио был последним и унес с собой секрет в могилу. У нас есть всякие там приборы, спектроскопы и так далее, но секрет скрипок Страдивари так и остается тайной. Как ты считаешь, почему все эти проблемы, вопросы, я имею ввиду знания, которыми владели предки, не могут разгадать наши академики? Академики, у которых есть современные технологии и аппаратура. Создатель атомного оружия обнародовал свои материалы, а Тесла не захотел, чтобы о его луче смерти знало общество. А ведь он еще в прошлом веке изобрел луч направленной энергии, которым можно сбивать самолеты. Ищут его луч и найти не могут, нет чертежей, уничтожил свои основные открытия Тесла. В прошлом веке он смог создать, а академики в этом не могут. Есть ли единый ответ на все вопросы? В том числе и по моим способностям, Оля?

Ольга решила схитрить немного и ответить вопросом.

— Ты сам знаешь ответ?

— Да, я знаю ответ на главное почему, но не на детали. Любой анатом скажет, что внешний вид головного мозга у людей одинаков и разнится лишь в весе. Но бывают люди с меньшим весом умницами, а с большим тупоголовыми. И наоборот, и по-разному, не в весе и объеме дело. Один математик, другой музыкант, третий сказочник, как я сейчас, например, — Илья усмехнулся, — из этого следует, что в человеческом мозге все есть. Все необходимое для музыканта, математика и сказочника. Только у одного что-то включено, а что-то выключено. И кто этим тумблером руководит — господь Бог? Сидит он, образно говоря, и включает одному литературу, другому химию, третьему спорт, четвертому математику, физику, астрономию и стихосложение, пятому химию, биологию и геологию. Каждому одну, две или три науки, большинству вообще ничего из талантов, а гениальности тем более. Кто-то другой говорит, что это умение вбирать в себя определенную энергию космоса. То есть у кого-то включена кнопочка или пробиты межнейронные связи — это уж, как хотите. Способности у всех есть, но у каждого включен свой раздел и свой уровень. Я, например, могу предвидеть, предчувствовать какие-то значимые события. Нас с тобой чуть не застрелили сегодня. Сработала интуиция и потащила меня к той сосне. Стреляет кто-то в меня, например, а интуиция заставляет голову на долю секунды раньше отдернуть и пролетела пулька мимо. Кто-то скажет о быстроте реакции, а я говорю об интуиции. Вот тебе и ответ на все вопросы. Но как изготавливают римский цемент — я тебе не скажу, у меня этот раздел мозга не включен.

Ольга поняла, что ее муж мог стать абсолютным чемпионом мира по боксу. И это немалые деньги вдобавок. Но вдруг осознала, что не узнала главного — зачем, почему и кто их хотел убить? Она сразу же спросила об этом Илью, и он ответил:

— Убить, Оленька, хотели прежде всего тебя, а меня так уж, прицепом, чтобы шум не поднял и дал уйти тихо. Домбровский старший счел неправильным, что его сынок, насильник и убийца, сидит в тюрьме, да еще на правах опущенного. Он нанял киллера из Приморья, местные категорически отказались, они знают, что со мной шутки плохи. Приезжий посчитал, что профессионал и может все. В результате в тюрьму сел и Домбровского активно сдал. У него, кстати, счета имеются и фирм достаточно много, — намекнул Илья.

— Зачем мне его счета и фирмы? Он, гад, за своего сынка хотел рассчитаться. Сволочь…

— Согласен, — кивнул головой Илья, — но наследников у него нет, счета и фирмы раздербанят такие же отморозки, как и он сам. Не хочешь заниматься бизнесом — продай эти фирмы. Деньги можно детям-сиротам отдать. Все будет лучше, чем некоторые станут богаче и от этого еще говнистее.

Ольга натянуто улыбнулась сравнению и вздохнула, ответила неопределенно:

— Теоретически ты прав, Илья, если нет наследников, то все отойдет государству. Путь оно и решает, куда потом деньги пристроить.

— Радость ты моя, святая наивность и простота, — Илья подошел и обнял жену, — какое государство, о чем ты? Уже сейчас явно на Гвоздя наезжают. Гвоздь — это кличка и он вор в законе. Но к нему много претензий у братвы. Воры живут по понятиям, это своеобразный воровской кодекс. Вор не должен иметь детей, а тем более насильников. Ему предложат то, отчего отказаться очень сложно. Генеральная доверенность в обмен на спокойную жизнь. Его развенчают и станет он жить обыкновенным мужиком на зоне. Не подпишет — его опустят и смерть ему станет казаться райским событием.

— Опущенный — это куда их опускают? — спросила наивная Ольга.

Громов подавил в себе невольный смех и ответил серьезно:

— Опущенный или петух, так их еще называют, это человек, которого зэки используют, как падшую женщину.

— Ужас какой! — воскликнула Ольга, — кошмар. Куда администрация смотрит?

— Оля, — вздохнул Илья, — ты словно ребенок. Администрация колоний, тюрем и СИЗО знает об этом и десятки лет палец о палец не ударяет. У Гвоздя-Домбровского выхода не будет, он все подпишет.

— Так, наверное, уже подписал, — высказалась Ольга.

— Понимаешь, Оля, — в задумчивости произнес Илья, — я еще ничего не решил.

Гвоздь надел корону в легендарные девяностые и сумел обойтись без уголовных наказаний. Вор нового времени, свежих веяний и перекраивания неписанного воровского закона. Легализовавшись и обрастая имуществом, Гвоздь никогда не видел камер милицейско-полицейских отделов, изоляторов временного содержания, СИЗО, колоний и тюрем. Но, теперь он познал сразу все, включительно по СИЗО. (Следственный изолятор).

Тигрятник или обезьянник, именно так чаще называется камера в полицейском отделе. В ней он пробыл всего полдня и был переведен в ИВС. ИВС — это тоже не СИЗО, в котором все по-другому. Спать на деревянных крашенных досках Гвоздю не приходилось. Жестковато — было для него еще не то слово. С бывалыми сокамерниками у него отношения не сложились. Вернее, и не возникало никаких отношений. Законник не знал, как вести себя в камере, а его, как вора, никто не трогал.

Но в СИЗО его уже ждали с большой тревогой. Два вора в одном изоляторе — это не частый показатель, и кто-то должен покориться другому. Война не нужна никому и в первую очередь администрации.

Слон, смотрящий по следственному изолятору, преждевременных выводов не делал. Представляя реальную картину сложившейся ситуации, он понимал все последствия необдуманных шагов. Бросил своим приближенным: «Будет день — будет пища». Они мало что поняли и было неясно — боится Слон Гвоздя или нет? А Слон присматривался и делал выводы.

Полковник Дубровин Алексей Андреевич, начальник СИЗО, нервничал больше всех. Ему-то, вроде бы, чего беспокоиться? Он лишь исполняет волю суда, примет Гвоздя-Домбровского и продержит положенный, опять же не им отмеренный, срок. Но есть начальники, которые всего боятся — вышестоящего руководства, своих подчиненных, как бы лишнего нигде не сказали, принятия решений и так далее.

Гвоздь — положенец области и его статус пошатнулся в последнее время. Собственный сынок сильно подгадил папаше и дал урок, сам того не желая. Кто же писает против ветра? А Домбровские решили попробовать. Заелись, зарвались, зажирели. Отморозок Домбровский младший свое уже получил — его здесь опустили и благополучно отправили на этап к месту пожизненного заключения. Теперь станет не баб портить, а рачком дохаживать оставшиеся денечки.

Никто не знал истинного источника информации, откуда подул этот ветер знаний, но каждый знал подсознательно, что Громова необходимо уважать и слушаться. Поистине, невероятное и очевидное входило в подкорку каждого, кто хоть раз слышал где-то об этом человеке. Многие понятия рождались в голове в неизвестные сроки и требовали уважения, исполнения определенных мероприятий. Родина… В каком возрасте она впивалась в подкорку и подсознательно требовала своеобразного отношения? Уважение и почитание родителей… Все руководители разных уровней подсознательно ведали и интуитивно считали Громова правым всегда. Разве такое возможно? И хватит ли странички для перечня невозможного, но реально произошедшего в нашем удивительном мире?

Дубровин мучился пока единственным вопросом — куда, в какую камеру посадить Гвоздя? В одиночку, к уголовникам, к бывшим сотрудникам, выделить нечто особенное, как у Слона?.. Определился в самое последнее время, отведя камеру на троих. Там уже сидел врач за криминальный аборт и бухгалтер, похитивший у своей фирмы некоторою сумму денег. Он лично побеседовал с каждым из них, рассчитывая в будущем на осведомленность камерной атмосферы. Никого не беспокоила и не волновала судьба Гвоздя. Сын осужден на пожизненный срок, других наследников нет и кому достанутся бизнес и деньги папаши? Отойдут государству? Кто же позволит случиться законному отторжению? Бизнес элита уже ищет определенные пути, небольшой кусочек хочется урвать и Дубровину. Почему бы не получить доверенность на право управления и последующей продажи, например, какой-нибудь гостиницы или даже двух-трех?

Гвоздь вошел в камеру с матрацем под мышкой. Дверь за ним захлопнулась, он осмотрелся, пока не проходя дальше внутрь и продолжая держать матрац. Четыре глаза уставились на него в упор со своих шконок. Здесь каждый считался лишним, ибо камера частично проветривалась, когда открывалось небольшое оконце для обеденных тарелок, на шмоне между дежурными сменами. А в остальное время писать, какать и пукать — всё в камере без форточек и проветриваний. Спертый тюремный воздух сразу шибанул в нос, хотя настоящего с куревом и множеством потных тел Гвоздь так и не почувствует никогда.

Домбровский понял, что здесь он обоснуется надолго. Возможно, на год и больше. Следствие, суд… никто торопиться не станет. Он уперся взглядом в сорокалетнего крепкого мужчину в углу у окна.

— Теперь это мое место, вали отсюда, — властно произнес Гвоздь.

Мужичек ухмыльнулся, взглянув на дряхлого старичка за шестьдесят лет. Ничего не ответил, отвернувшись.

Его игнорируют — такого Гвоздь позволить не мог. Он бросил свернутый матрац на свободную койку и быстро направился в угол к окну. Мужчина повернулся к нему, видимо, желая урезонить старичка, но тот внезапно схватил его за нижнюю губу. Что за прием такой необычный? Обезумевшие глаза мужика смотрели на новенького, руки метались, то хватая, то отпуская старческую кисть, вцепившуюся мертвой хваткой в губу двумя пальцами и готовую отделить ее от кости. Старик водил его за губу, словно собаку за поводок, и мужчина, повинуясь каждому движению, уже мычал что-то нечленораздельное, но понятное. Он повиновался и был готов переместиться хоть на парашу.

Гвоздь скинул на пол матрац и покрывало доктора, а это был именно он, прикрикнул для острастки:

— Быстро смотался отсюда, иначе следующей станет не губа, а яйца, — он махнул рукой и добавил: — постель мою уложи сюда, гнида, и затухни надолго.

Заняв угол у окна, самое престижное место в камере, Домбровский прилег на шконку и задумался. Пожизненного не будет, но лет десять дадут точно за заказ Громова и его бабы. Десять лет колонии в его возрасте — это конец. Может и выйдет овощем, но кому такая жизнь нужна? Значит, ему предложат свободу за всё движимое и недвижимое имущество, мелочиться не станут. Предложит кто? Станут предлагать многие — полиция, ФСБ, следственный комитет и даже ГУФСИН. Но он понимал, что никто из вышеперечисленных настоящей властью не обладает и пальцем не шевельнет для освобождения — отдай он им всё. Адвокат… это будет его собственный адвокат, который предложит ему небольшой домик в деревне. Домик в деревне… Зачем он мне? Колоть дрова, топить печку… Нет, надо просить хотя бы однушку в городе, пусть в другом городе, это даже лучше. Мысли прервались в связи с открывшейся дверью. Вошедший коридорный крикнул:

— Домбровский, на выход.

«Лицом к стене, вперед, направо, налево, лицом к стене, вперед»… Шли долго, выполняя эти непривычные команды, пока его не ввели в большой кабинет. Привели к хозяину, понял Домбровский. Полковник показал рукой на стул и Гвоздь присел, не представляясь, как положено зэку.

— Не я тебя посадил, Константин Павлович, — начал без предисловий полковник, — не мне тебе и срок отмерять. Годик ты здесь точно пробудешь или что-то около этого. Потом на этап и в колонию срок свой досиживать. Но этот годик здесь можно по-разному провести. В камере с урками, где тебя если не опустят, то офоршмачат точно. И станешь ты не петухом, но и не мужиком. Так… нечто средненькое и поганенькое между ними. Можно тебя напрямую к петухам посадить и выйдешь ты оттуда таким же. Можно все оставить по-прежнему, как сейчас — хорошая коечка в углу у окна и народ рядом интеллигентный. Можно к тубикам бросить, а потом в карцер холодный. Все у нас можно и все по правилам. Правдой или неправдой, но люди найдутся, кто все твое имущество к рукам приберет, а мне многого не надо — подпишешь генеральную доверенность на три гостиницы в центре и живи спокойно. Так куда тебя возвращать — к уркам или туда, где был?

Гвоздь-Домбровский смотрел на полковника с презрением и свысока, не скрывая своего взгляда. Казалось, что он сейчас сплюнет на пол сквозь зубы и произнесет что-то блатное-обидное. Но ответ по форме прозвучал вполне интеллигентно:

— Да, полковник, не ты меня посадил — не тебе и судьбу мою решать. Поставлен ты на эту должность закон соблюдать, а ты откровенным вымогательством занялся, попирая законность. Значит, и я могу в отношении тебя этот закон нарушить, не я первый начал. За хамство, дерзость, наглость и подлость твою пришлось принять соответствующие меры. Жену твою уже имеют сейчас по полной программе три мужика одновременно, но дочек пока не трогают. Ты можешь позвонить супруге и удостовериться лично — потом и дальше поговорим.

Полковник побагровел от ярости, сжал кулаки и вскочил с кресла.

— Да я тебя, сволочь…

Гвоздь перебил его мгновенно, закричав тоже:

— Заткнись, иначе займутся твоей дочкой старшей. Ей двадцать и от нее не убудет, а вот младшенькой, которой всего десять, дяденьки могут не понравиться. Заткнись, сука тюремная, позвони жене и слушай дальше. Гостиницы он захотел… урод долбанный…

Полковник с трудом набрал трясущимися руками номер телефона своей жены. Ответ поверг его в ужас. Жена кричала истошно, что ее насилуют омоновцы и просила помощи. Домбровский налил воды в стакан и подал полковнику, но он разлил половину, сумев сделать всего лишь глоток.

— Омоновцы ряженые, конечно, сам понимаешь, а жена пострадала за подлую жадность твою, полковник, дочек пока никто не трогал. Их всех сейчас отпустят домой, а ты, надеюсь, сделал уже правильный вывод. Но хочу напомнить тебе, гнида, что при попытке отомстить мне лет так через надцать — девочек твоих поимеют во все дырки обязательно и бесповоротно. Занимайся своими делами, дядя, а мое имущество и без тебя успешно пристроят.

Домбровский встал и направился к двери. Уже на койке он недоуменно размышлял — откуда он мог знать о полковничьей жене и дочках? Откуда в его голове появились все эти мысли и уверенность в происходящих событиях? Но вопросы возникали где-то в глубине подкорки и особо не волновали — Громов решал еще и не такие проблемы. Он вдруг вспомнил Экклезиаста и понял, что тот был не прав, сказав однажды: «Что было, то и будет, и что творилось, то творится». Громов не древняя легенда — он из будущего и его воспринимают беспрекословно и неосознанно. Так должно быть и все на этом. Экклезиаст… есть ли такой на самом деле? Ведь это царь Соломон назвал себя в ветхозаветной книге Экклезиастом.

Долго еще Домбровский рассуждал о Громове, Экклезиасте, царе Соломоне, о книге, написанной мусульманином и принимаемой христианской церковью в Ветхом Завете. И пришел к выводу, что не стоит мудрить. Сам Экклезиаст разочаровался в смысле мудрости и говорил, что единственно достойная жизненная позиция═- не пытаться усовершенствовать мир и общество, а получать удовольствие от самого процесса жизни.

«Да-а-а, хорошенькое дело получать удовольствие в камере», — вздохнул Домбровский. Но он уже знал уготовленную Громовым участь. Забытая Богом деревенька и созидательный труд. Сбор ягод, грибов, рыбалка, охота — прокорми себя сам и не мешай более никому.

Кресло-качалка на веранде практически не шевелилась, изредка все-таки слегка покачиваясь вперед-назад. Ольга Громова в тени крыши и ближайшей сосны отдыхала с закрытыми веками. Нет, она не спала и ее мысли плавно кружились около дома, мужа, поездки в Париж и предстоящей работы.

В квартире и коттедже она убиралась без напряга, варила супы, жарила котлетки и готовила другую еду. Все делалось не в тягость и с удовольствием, но она не желала всю жизнь называться домохозяйкой. Ходить в салоны красоты, фитнес-клубы, отдыхать на природе и за границей — это прелестно, но чем-то необходимо заняться и для души. Не для салатов и супов она заканчивала университет.

Необходимо обзвонить все турфирмы, работающие с иностранцами, где-то побывать лично и переговорить. Ей подойдет любая должность, связанная с речевым переводом — менеджер по связям с зарубежными партнерами, гид, переводчик или нечто подобное. По диплому она являлась преподавателем-переводчиком английского и французских языков, но при этом свободно разговаривала на испанском, итальянском и немецком.

Ольга часто задумывалась — откуда Илья так хорошо знает языки? Он учил ее французскому, а в Париже они встретились с англичанами и те долго не верили, что Илья русский, считая его своим. Она боготворила мужа и умилялась его обширным познаниям. Он мог ответить на любой вопрос, отгадать кроссворд, всегда правильно называл ответы в игре по телевизору «Кто хочет стать миллионером».

Совсем недавно Илья предложил ей зарегистрировать благотворительный фонд помощи детям сиротам, инвалидам, талантливым и бедным детям. Она выполнила просьбу не вполне осознавая ее, и только теперь поняла, что муж смотрел намного дальше вперед.

Сегодня адвокат Домбровского передал ей доверенность, по которой вновь созданный фонд «Содействие» имеет полное право управления всеми фирмами бывшего серого кардинала области с правом продажи. И вторую доверенность уже на имя Ольги Егоровны Громовой, согласно которой она может распоряжаться банковскими счетами Домбровского и всем его недвижимым имуществом.

Так вот почему Илья попросил зарегистрировать благотворительный фонд. Он заранее знал, что все имущество Домбровского перейдет к ней, а управлять десятками крупнейших фирм она не сумеет и не захочет. Деньги с личных счетов перейдут на ее счета, а фирмы фонд продаст и окажет действенную помощь детям.

На веранду вошел Илья.

— Ты заранее знал, что Домбровский отпишет мне все свое движимое и недвижимое имущество? — спросила его Ольга.

— Откуда я мог знать заранее? — ответил Илья, — но предполагал, что он это сделает.

— Из-за сынка-отморозка, доставившего мне много неприятностей или он чем-то другим руководствовался? Почему он мне доверенность выдал, а не кому-то другому?

— Оля, — ответил с огорчением Илья, — ты так ничего и не поняла? Домбровский не считал и не считает сынка виновным, он фирмы и счета отдал за свою свободу.

— За свободу? — удивилась Ольга, — разве я судья? Вообще причем здесь я?

— У Домбровского нет наследников, сынок сел пожизненно. Ты единственная, Оля, кто может распорядиться его имуществом по совести. Не захапать себе все, а оказать действенную помощь нуждающимся детям, инвалидам и другим лицам. Для этого ты и создала благотворительный фонд «Содействие».

— Откуда он мог знать про фонд в СИЗО? А ты все заранее просчитал, все вычислил и разложил по полочкам. На все не ответные вопросы у тебя есть объяснения. Ты страшный человек, Илья, тебя можно или любить, сломя голову, или дрожать всю жизнь от страха.

— Вот как!.. Но ведь ты меня не боишься, я это знаю.

— Не боюсь, а в начале очень боялась, — Ольга улыбнулась, — наверное ты и про мою любовь знал заранее. Знал? — переспросила она.

— Оленька, ты приписываешь мне какие-то магические силы…

Ольга не дала договорить:

— Только не ври, что у тебя их нет.

— Оля, — враз посерьезнел Илья, — магические силы — это понятие растяжимое. Был такой Нострадамус в древности, Ванга, Вольф Мессинг, монах Авель, Григорий Распутин и ряд других людей, которые предвидели некоторые события. Мне до них далеко, но кое-что я тоже чувствую и могу предугадать. Я никогда никому не говорил об этом, сама понимаешь, что об этом даре лучше помалкивать, иначе журналисты сделают из говна гамзульку. Наплетут того, чего нет и не было, в этом они мастера. Кто-то станет возносить, кто-то порочить и каждый станет высасывать из пальца свою сенсацию. Тебе как раз необходимо чем-то заняться, Оля, вот и разберись с фирмами Домбровского, с его счетами, с детскими домами и домами престарелых. Не забудь и про то, что твой труд тоже должен быть оплачен. Ты, как хозяйка, должна руководить, поэтому подбери управляющего или директора в фонд, юриста, главбуха. Пусть они работают, а ты контролируй и направляй.

Ольга уже по-другому посмотрела на Илью. Иметь личного предсказателя ей еще не доводилось.

Домбровский оставил достаточно много офисных площадей в центре города и на окраинах. Но выбрать быстро помещение для своего фонда Ольга не смогла. Одно казалось маленьким, другое большим, третье некомфортным. Наконец, она выбрала и собиралась сказать об этом Илье, но тот, вроде бы случайно, произнес фразу: «Офис нужно подобрать с запасом из нескольких комнат. Через годик-два штат фонда увеличится, будет где разместить персонал». Пришлось ей вновь пересмотреть свой выбор и остановиться на другом. Впрочем, Илья похвалил ее недвусмысленно: «Ты, Оленька, молодец! Подобрала уютное тихое местечко в центре города. Остановки рядом и машину припарковать можно свободно».

Многие фирмы Домбровского продавались по рыночной стоимости, но офисные и жилые помещения реализации не подлежали. Есть-пить они постоянно не просили, капитальный ремонт большинству не требовался, а текущий производили сами арендаторы. От аренды набегала достаточно солидная сумма в месяц, а в год тем более.