Советник Аида

8

Утром Илья поджарил глазунью, перекусил с колбаской, чаем и хлебом, все-таки пожалев, что рядом нет постоянной женщины. Будет все время присутствовать, мелькать туда-сюда, но все-таки положительных моментов больше. Да и род свой пора бы продолжить.

Он наметил план сегодняшних действий. Из рассказа и переданных ему Перегудовым документов выходило, что некий человек, называвший себя Пересмешником, звонит и заказывает броневик на определенное место и время. Обыкновенный уазик-таблетка с виду, но бронированный и с усиленными рессорами оставляется в обусловленном месте. Другой водитель забирает машину и загоняет ее во двор банка. Сумма наличности россыпью пересчитывается, упаковывается и вновь загружается в бронеавтомобиль без всякой охраны за минусом пяти процентов. Они отходят Перегудову в качестве гонорара. Броневик оставляется в условленном месте, где его забирают люди Пересмешника. Неплохая конспирация — никто никого, якобы, не видит и не знает. Но в прошлый раз водитель не доехал до назначенного места и сгорел вместе с машиной. А это означало одно — деньги не переданы и числятся за банком. Пересмешник позвонил и дал Перегудову неделю на сбор суммы и передачи ее по известной схеме.

Из пояснительной записки банкира исходило, что фактами он не располагал, но был уверен, что деньги собираются с территории от Урала до Тихого океана и уже в банковской упаковке чартером отправляются в Москву, где используются оппозицией на разные, скорее всего нелицеприятные, нужды. Например, на Болотной и прочей далеко не ерунде.

В свое время Перегудова подсадили на крючок из-за женщины, а потом понеслось-покатилось. И он уже не мог отказаться — сидеть в тюрьме не хотелось. Иногда сам успокаивал себя, что ничего особо плохого не делает. В чем его преступление? Он никого не убил и не ограбил, он всего лишь пересчитал деньги и упаковал их. Даже банковскую ленту использовал ненастоящую, ксерил ее на цветном принтере, чтобы потом отказаться от упаковки в случае чего.

Его могли взять только с поличным в хранилище банка, а это очень и очень непросто. Но он банкир и понимал, что к нему могут применить статью по легализации, незаконной банковской деятельности, но это спорные статьи и сроки там небольшие. А вот статья за неправомерный оборот средств платежей может посулить и семь лет. Но и этого он боялся косвенно — люди Пересмешника убьют его и семью без всякого суда.

Громов поудобнее устроился в кресле и сосредоточился, прикрыв веки и включая головной компьютер. Собственно, это нельзя назвать компьютером, скорее это явление или даже великолепная и необъяснимая способность, выявленная еще в детстве. Почему она появилась, откуда — этого не знал никто. Появилась и всё. Илья пользовался способностями, не афишируя их и не злоупотребляя. Может быть поэтому они и не исчезали, а развивались.

Невидимые волны полетели в стороны, быстро найдя отключенный от сети телефон, по которому Пересмешник звонил Перегудову. Окружили владельца вниманием, отсылая информацию хозяину. «Так вот ты какой Пересмешник, — тихо произнес Илья, разглядывая фотографию и читая его досье, — ловко устроился господин полковник Иевлев, но смеяться в этот раз последним станешь не ты. Начальник технического отдела МВД области — неплохо, совсем неплохо. Вся прослушка через тебя проходит, и ты знаешь все. Слышишь и видишь всех, оставаясь в тени».

Волны проникли в голову, сортируя и отсылая из нее требуемую информацию. Громов понял, что Иевлев не верил в сгоревшие деньги при ДТП и считал, что банкир их элементарно присвоил. Через недельку он бы похитил Перегудова и пытал с применением спецсредств безрезультатно.

Банкиру самому не верилось, что деньги сгорели, и он считал, что Пересмешник похитил доллары, прикрываясь подстроенным ДТП. Каждый в уверенности думал друг на друга, а денежки тем временем испарились и неизвестно где сконденсировались. Кто-то третий переиграл банкира и Пересмешника и сейчас станет взирать на их драку со стороны. Как обезьянка на дереве, смотрящая на дерущихся тигров внизу.

Но, невозможно утаить информацию, которую могли запомнить не только люди, но и вода, стены, деревья, птицы, звери, дома, предметы. Другой вопрос — как ее прочитать? А для Ильи это как раз не вопрос.

Волны переместились в банк, здесь в последний раз видели доллары перед погрузкой в бронеавтомобиль. Касса… хранилище и отдельная комнатка в кассовом узле, ключ от которой был только у заведующей кассой. Она единственная могла войти сюда и выйти.

О-о-о-о! Элементарная эврика! Доллары-то, оказывается, и не покидали эту отдельную комнатку. Специальные волны снимали со стен информацию и выводили ее на экран монитора. Все деньги посчитаны и упакованы соответствующим образом. Заведующая кассой приносит в большой сумке тонкий картон определенного размера и начинает склеивать из него коробочки. Двадцать пять изготовленных коробочек помещаются в банковские мешки для перевозки наличности. Что внутри — доллары или картонная пустота? Этого не видно и загружает мешки в бронеавтомобиль сама заведующая кассой. Кто-то другой сразу бы понял, что вес не тот. Несколько пластиковых пакетов с бензином и своеобразный воспламенитель. Бензин вспыхнул мгновенно, охватив весь автомобиль, врезавшийся от внезапного пожара во встречный. Потом взрыв… и ничего не осталось, если не делать специальных экспертиз. А кому нужна лишняя работа — никто экспертиз и не назначал. Итак, все ясно — ДТП, пожар, виновник сгорел, заявлений от граждан или организаций не поступало.

Но пятьдесят миллионов просто так в кейсе из кассы не вынесешь. И заведующая переносила каждый обед и вечер по миллиону в своей дамской сумочке и специально сшитом поясе. В просторной дубленке никто и не замечал ее внезапной искусственной полноты. Шесть миллионов долларов уже перекочевали в ее квартиру пока Пересмешник предъявлял требования Перегудову. Рискованно и на заведующую кассой даже никто не подумал. Месяц… и она бы уволилась, вообще уехав из города. Три миллиарда по курсу в рублях ей бы хватило на двести пятьдесят лет, если тратить по миллиону в месяц. Сумасшедшие деньги для тетки, она хотела и почти их имела.

Просто, как все гениальное, опасно и круто. Решиться на такое мог человек, не представляющий истинной опасности. Не сразу, но кассиршу все равно бы нашли. И тогда неизвестно — жарили бы ее живьем, резали на ремни, дробили косточку за косточкой или делали что-то другое, еще более извращенное и жестокое. На что рассчитывал человек, затуманенный алчной безрассудностью?

Громов обдумывал возникшую ситуацию. Она не укладывалась ни в какие его изначальные планы. Заведующая кассой… кто бы мог подумать? Узнает Пересмешник или Перегудов — женщину убьют однозначно. Она заслуживает наказания, но не смерти, считал Илья.

А сам Домбровский… Этот понимал и осознавал последствия, но все же отправил следить своих проституток и мамочек, именно они потеряли его тогда в ресторане. Неплохая легенда — девочкам понравился парень и они клеят его глазками, ходят за ним, чтобы он обратил внимание. Старо, как мир — узнавать информацию через постель. Домбровскому очень хотелось знать, каким образом Громов найдет и вернет деньги. Потом по ситуации можно вмешаться и хапнуть банкирские денежки. Но ничего, всем воздастся по заслугам.

Громов приехал в банк и Перегудов организовал ему беспрепятственный пропуск в хранилище и тайную комнатку кассирши. Заведующая кассой с трудом удержалась на ногах, получив приказ о полном допуске Ильи в свои пенаты. Хотелось бежать из банка немедленно, но ноги не слушались и Илье пришлось вмешаться, успокаивая ее нервную систему.

Илья произвел устный расчет. Сто долларовая купюра имеет размеры 15,6х6,7х1,27. Это означает, что объем в литрах пятидесяти миллионов составит 663,5. Вес будет около 500 килограмм. Вполне вместимо в его Крузак.

Пока заведующая кассой отдыхала, приходя в себя, Илья укладывал деньги в большую хозяйственную сумку и высыпал ее содержимое прямо на заднее сиденье и пол своей тонированной до переднебоковых стекол машины. Непосредственная укладка денег в багажник была бы замечена посторонними. За десять ходок все денежки перекочевали в автомобиль. Громов усадил заведующую в машину, отвез домой, где забрал еще шесть миллионов долларов.

События развивались в нескольких ипостасях одновременно. Бронированная машина выехала и направилась в назначенное Пересмешником место. Водитель по приезду вышел и, как обычно, отправился на трехчасовую прогулку. Другой водитель отогнал транспорт, но здесь привычный сценарий не сработал. Деньги просто не стали перегружать, Пересмешник сам сел за руль и уехал в неизвестном направлении под недоуменные взгляды своих подельников. Пустую машину потом нашли через два дня, а Пересмешник-Иевлев исчез навсегда. Никто не сомневался, что он исчез с деньгами, которых на самом деле в бронеавтомобиле не было. Подозрение с банка сняты, банкир деньги вернул, а заведующая кассой по непонятным причинам ограбила продуктовый киоск. Ее взяли с поличным и дали два года общего режима.

Перегудов выплатил непонятные комиссионные в сумме пяти миллионов долларов и остался работать дальше. А вот с Гвоздем… Гвоздя Громов не стал наказывать физически за организацию слежки. В испуганной ярости тот заплатил за свою жизнь три миллиона долларов. Злился больше на самого себя, чем на Громова. Знал же, прекрасно знал, что подобные шутки с ним не проходят. Хорошо, что он сделал исключение и подарил жизнь, хотя и обошлась она совсем не дешево. Но о сумме уже речь не шла. Илья не забрал все, оставив кое-что на развитие и последующее пополнение. А это означало одно — в будущем Гвоздь еще мог пригодиться.

Громов поработал неплохо, забив свою тайную комнатку деньгами. Он все-таки не правоохранительная система, чтобы выявлять всю эту паучью сеть и наказывать. Но деньги оппозиция не получит, а значит Родине он помог. Знакомые отзывались о нем по-разному. Кто-то считал его коммунистом, прекрасно зная, что в этой или какой-либо другой партии он не состоял. Кто-то считал консерватором, человеком устаревших взглядов. Например, при обсуждении темы гей парадов, он говорил однозначно и жестко: «Хотят — пусть проводят, но с обязательным осиновым колом в заднице. Нам посмеяться и им удовольствие». Всех этих Ходорковских и Навальных тоже на кол — это его личное мнение, если уж развели тут демократию. Распустили вседозволенность и прикрываются демократией — так считал Илья и мнение свое менять не собирался.

Зима, как время года, нравилась не всем жителям. В детстве Громов не любил зиму в целом из-за того, что надо ходить в школу. Позже из-за того, что холодно. Сейчас о любви или не любви он говорить бы не стал, все-таки предпочитая лето другим временам года. У каждого периода есть свои плюсы и минусы, например, лучший праздник в году — зимой.

Однако, зима уже доживала свои последние деньки и, видимо, поэтому особенно злилась ночами. Днем температура на солнышке походила к плюсу, а ночью опускалась до минус двадцати. Снег на обочинах улиц становился уже не темно-серым, а абсолютно черным из-за пригревающего солнца, растопившего тонкий поверхностный слой и увеличившего концентрацию сажи.

В такое время Илья всегда выезжал за город, где у него было любимое местечко. Широкая обочина на дороге, позволяющая останавливаться и парковать автомобиль без особого риска для себя и проезжающих мимо машин. Немного углубиться в лес и найти небольшую полянку с уже не пухлым снегом, а начинающим слеживаться перед превращением в наст. Но все равно белым и кое-где слегка засыпанным слетевшими с деревьев иголками. Особенный сосновый воздух проникал в легкие, наполняя весь организм свежестью и здоровьем. Красота, чистота, птички… что еще надо человеку для счастья?

Обычно Громов приезжал в это место два раза — по первому устойчивому снегу и в конце зимы или начале весны. Побродить, подышать, налюбоваться великолепной природой зимнего пейзажа. Летом предпочитал отдых в тихих местах у водоема.

Через час Илья вернулся к машине, отряхнул ноги от снега, постукивая их друг о друга, сидя на сиденье автомобиля. Дорога просматривалась отлично в оба конца, и он развернулся в обратный путь, не создавая помех для других машин. Ехал, наслаждаясь прелестным видом заснеженных деревьев по обеим сторонам дороги. Впереди увидел стоявший на обочине автомобиль ГИБДД и чертыхнулся: «Опять вышли на дорогу за бабками»… Но на этот раз он ошибся, хотя его и остановили. Подошедший лейтенант представился и произнес:

— Добрый день, мы девушку подобрали на дороге без верхней одежды. Нам в другую сторону, а вы не могли бы доставить ее в город?

— Девушку? — удивленно переспросил Муромец.

— Да, — согласно кивнул полицейский, — она утверждает, что поссорилась со своим парнем, тот психанул и случайно увез ее шубу с собой пока она выскочила из салона на минутку.

— Конечно, не беспокойтесь, доставлю девушку до дома в лучшем виде, — ответил Илья, — давайте ее сюда.

Полицейский махнул рукой своему напарнику, дверца открылась и через дорогу побежала дамочка в одном платьице, быстро нырнула в салон автомобиля. Илья сразу понял, что она промерзла насквозь и еще не успела согреться в автомобиле ДПС или там было не очень тепло. Он первым делом добавил количество и качество подаваемого воздуха в салон своего джипа. Можно было сидеть внутри в одной рубашке, но промерзшему человеку и в бане первое время кажется холодно. Полицейский откозырял, и Громов включил передачу, машина тронулась.

— Меня зовут Илья, — представился он.

— Ольга, — все еще клацая зубами ответила девушка.

Громов разглядывал ее через зеркало заднего вида. Замечательную фигурку он оценил еще, когда она бежала от автомобиля ГИБДД. Вроде бы все при ней — и глаза, и уши… Илья улыбнулся, произнес:

— В салоне плюс тридцать, но вы сильно промерзли и вам кажется, что холодно. Согреетесь не сразу, не раньше, чем через полчаса. Дома надо будет укутаться в плед, выпить горячего чая с малиной, показаться врачу — вдруг где-то обморожения есть. Вы где живете, куда ехать в городе?

Он видел, что она находилась на сиденье чуть ли не в позе эмбриона. Скрючилась, поджала под себя ноги, а после вопроса как-то помрачнела. Возможно, это ему показалось.

— Я в общежитии живу на Лермонтова, общежитие университета, Лермонтова…

— Да, я знаю, — перебил ее Илья, не дав назвать номер, — значит студентка. Общежитие — не дом, там особо ухаживать некому. Предлагаю поехать ко мне. Отогреетесь, куплю вам что-нибудь из верхней одежды и уже потом доставлю в общежитие. Наверняка лишней шубки или зимней куртки не имеется.

Пока Ольга обдумывала его предложение, еще плохо соображая от мороза, он свернул с трассы, не доезжая нескольких километров до города. В зеркало он заметил ее испуганное лицо, пояснил:

— Я живу недалеко и с вами ничего плохого не случится. Да, мне можно не верить, вы меня совсем не знаете, но у вас есть гаранты, Оля. Это сотрудники ГИБДД, которые знают, что вы сели в мою машину. А это означает, что я должен вас хранить и оберегать, ничего плохого не делать, иначе мне каюк.

Она вроде бы успокоилась, так ничего и не ответив. Илья въехал в собственный двор, провел Ольгу на второй этаж, усадил в кресло, укутав пледом, и разжег камин. Вскипятив чайник, он налил чайку с малиновым вареньем.

Несмотря на выпитый чай, теплый плед, горевший камин, Ольгу продолжало знобить, кожа стала «гусиной» и даже говорила она как-то не так, словно с трудом. Илья измерил температуру — 33 градуса. Общее переохлаждение, понял он, и ушки-лопушки, обморожение первой степени или где-то около второй, не больше. Уши ладно — опухнут, поболят немного и все пройдет, а вот общее переохлаждение может вылиться в простуду, воспаление легких или еще какую-нибудь ерунду.

— Вот что, Оля, — произнес Илья, — ушки ты отморозила, но это не страшно — опухнут, поболят и не отвалятся. А вот общее переохлаждение может сказаться на вторичной инфекции или каких-то других пакостях. Поэтому сейчас будем купаться. Я налью ванну, ты в нее ляжешь прямо в бюсике и плавочках, будем считать, что это купальник и постепенно станем повышать температуру воды до нормы, то есть до 36–37 градусов. Извини, но оставить тебя одну не смогу — вдруг воды хлебнешь, а мне потом сидеть за тебя. На следующий день к утру доставлю тебя в общежитие и мои действия не обсуждаются. Пошел наливать ванну, нужна температура изначально в 24–25 градусов. Я не врач, но в интернете именно эти мероприятия рекомендуются при обморожении и переохлаждении.

Ольга лежала в теплой кровати на чистой простыне под теплым одеялом абсолютно голой. Она наконец-то согрелась и перестала бояться. И даже вряд ли бы оттолкнула Илью, если бы он пришел к ней ночью. Было стыдно, что он, неизвестный совсем человек, ухаживал за ней, купал, словно младенца в ванной, согревал чаем и ни разу не дал дурного повода. Много разных дум лезло в голову. Ее парень оказался сволочью. Все его ухаживания и небольшие подарки делались для единственной цели — секса. Он так и заявил ей прямо в машине: «Я за тобой ухаживал, кормил, поил в ресторанах, делал подарки и теперь ты мне должна. Хочешь ты этого или не хочешь, но свое я возьму». Он полез ей под платье, Ольга выскочила из машины без шубы и шапки. «Дура», — крикнул он обозленно и уехал.

Машины не часто, но проезжали мимо — никто не желал останавливаться и подбирать девушку без верхней одежды. Или проститутка, или здесь замешано какое-то преступление, влазить в которое совсем никому не хотелось. Или того хуже — где-нибудь за деревцом поджидает мужик с ножом или пистолетом. Остановишься и окажешься в канаве без машины. Долго пришлось топтаться на обочине, пока не остановились гаишники… Сама виновата, поехала с этим подонком вместо лекции на природу, чего-то он ей там особенного хотел показать. Поверила… дура. Она заснула только под утро.

Ольга проснулась, глянула на часы и обомлела — одиннадцать. Чувствовала себя отдохнувшей, согревшейся, немножко только некомфортно ощущались опухшие и покрасневшие уши. Она огляделась. Комната в двадцать квадратов показалось ей для спальни большой. Платяной шкаф, пара тумбочек у изголовья двуспальной широкой кровати и никакого присутствия женщины. Зеркало, правда, имело место быть, но без всяких аксессуаров типа лаков, кремов, помады, духов и прочего. Она заметила стул, на котором находились ее высохшие плавочки, бюстгальтер, мужской халат и тапочки внизу на полу. Оделась, запахнувшись в халат, подошла к окну. Территория двора огорожена шлакоблоками высотой метра в два или больше, сразу за забором сосновый лес, запорошенный снегом. Полутораметровой ширины тропинка, очищенная от снега, вела к калитке. Рядом укатанная автомобильная дорожка. Внезапно ворота открылись и внутрь въехал автомобиль. Она узнала вышедшего из него Илью с какими-то магазинскими пакетами. Люди с утра работают, что-то делают, а ты спишь, упрекнула она себя. Словно встрепенувшись от спячки, она быстро убрала постель и убежала в ванную. В ванной тоже не было никаких женских принадлежностей, в стаканчике стояла зубная щетка в упаковке и записочка: «Это тебе, Оля». Она покраснела немного, вымыла лицо, почистила зубки и поправила пятерней волосы. Мужская расческа с частыми и мелкими зубьями ей не подходила для густого и длинного волоса. Она глянула на ванну, где отогревалась прошлым днем, вспомнила, как Илья подал ей простыню в конце и произнес: «Женского белья у меня нет. Поэтому снимай свои трусики и бюстгальтер, заворачивайся в простыню и скажи, когда я могу повернуться к тебе». Потом он схватил ее на руки и понес, словно куль на плече, в спальню. Она что-то кричала, тюкала его по спине кулачками и успокоилась только оставшись одна.

Ольга помнила все и корила себя, что встала так поздно. Ей было стыдно, она стеснялась выходить в зал, где уже наверняка находился хозяин. Выглянула, слегка приоткрыв дверь, не заметила никого и проскользнула быстро в спальню. Надо переодеться. Она не нашла на двери никакой защелки, загородила ее стулом и скинула халат. Торопилась, надевая быстро колготки, рейтузы, платье — более ничего при себе не имелось. Вздохнув, вышла в зал, где действительно уже поджидал ее Илья.

— Доброе утро, — произнесла она и покраснела сразу же, поправилась: — скорее уже добрый день.

— Здравствуй, Оля, — ответил Илья, — пойдем завтракать. Кухня на первом этаже, — он указал рукой вниз. — Домик этот строился по моей личной схеме — ничего лишнего. Поэтому площадь небольшая, всего двести сорок квадратов, не заблудишься.

Она пока не поняла — то ли он издевается над ней своей площадью, то ли действительно считает, что это немного? Самые громадные квартиры в городе были квадратов на сто пятьдесят, считала она. А тут двести сорок…

На кухонном столе никаких изысков — глазунья на двух тарелочках и все. У такого богатого должно быть что-то иное — красная икра, осетрина, вино разных сортов, салаты, мясо…

— Прошу отведать, что Бог послал, — произнес Илья, — а после завтрака поговорим, обсудим дальнейшие действия.

Ольга проголодалась и проглотила приготовленную глазунью, наверняка съела и еще чего-нибудь, но пришлось довольствоваться только чаем. Илья заметил, что после его слов она разволновалась. Боится, что потребую оплаты услуг… зря.

— Я, — начал Илья, — не лезу в чужую жизнь без приглашения. Но считаю, что кое на что все-таки имею полное право. Не потребовать, а именно попросить рассказать немного о себе. Уже понял, что учитесь вы в университете, живете в общежитии, но, например, какую специальность вы, Оля, получите после обучения?

— Я изучаю английский, французский языки, факультативно испанский, итальянский и немецкий. Много, но говорят, что у меня к языкам способность. Пятый курс, в этом году заканчиваю обучение.

Она помолчала немного, Илья не торопил ее, давая возможность сосредоточиться, обдумать свои слова.

— Подружилась с парнем из так называемой «золотой молодежи», быстро надоела ему, и он потребовал интима за походы в ресторан, бижутерию… Осталась на дороге практически голой — сама виновата, не маленькая, должна была догадаться, чего эта сволочь хочет. А ведь мне говорили, что он такое проделывал не раз. Не верила, дура… Но ничего, вам спасибо. Я напишу домой и мне пришлют деньги, сколько я вам должна за приют и заботу?

Илья нахмурился и ничего не ответил. Ольга заволновалась — неужели опять потребует секса? Но этот хоть не противный и что делать? Почему все мужики на сексе помешаны?

Илья заговорил тихо, словно подбирая каждое слово:

— Я, Оля, не «золотая молодежь» и умею ценить настоящие отношения, дружбу, принимать и оказывать действенную помощь. Бог — он все видит и всем воздаст по заслугам. Я не хожу в церковь, но Бога не отрицаю, может быть и мне когда-нибудь его помощь через третьих лиц потребуется. Вы хороший человек, Оля, если Бог вам через меня помог. Скажите, разве плохо помочь нуждающемуся человеку, если есть такая возможность, если это не в тягость? Разве это не доставляет радости? А вы про деньги — не стыдно?

Ольга покраснела, не ожидая услышать подобного, и пока не находила слов для ответа. А Илья заговорил снова:

— Ладно, проехали… Я тут в магазин успел съездить, купил тебе верхнюю одежду — не в платье же тебя вести в общежитие. О деньгах даже не думай, отдашь, когда университет окончишь и зарплату станешь получать. А лучше совсем ничего не отдавать. Я лет на восемь старше тебя, а значит состарюсь быстрее — вот в старости мне и поможешь, чем сможешь. Бери пакеты и иди в зал на второй этаж, там зеркало большое. Оденешься и спускайся, скажешь — подошло ли, понравилось?

Оторопевшая Ольга в нерешительности взяла покупки и поспешила наверх. Она уже второй день обманывалась и почему-то постоянно думала об Илье плохо. Нет, не думала плохо — теперь боялась, что все мужики такие, как ее гадкий парень. Но он не мой парень и никогда им не был. Не был, а чего же тогда уделяла ему внимание? Мысли расслаивались, кувыркались в голове, не находя ответа.

Она развязала большой пакет и ахнула — дубленка из натуральной кожи, отделанная норкой. Быстро накинула ее и закрутилась перед зеркалом — сидела, как влитая или сшитая на заказ. Во втором пакете норковая шапка и тоже размер угадан. Она смотрела на куколку в зеркале и восхищалась сама собой — такой одежды у нее никогда не было. По всем прикидкам выходило, что дубленка стоила тысяч пятьдесят рублей, не меньше, и шапка тысяч десять.

И что теперь делать? Он уже настыдил ее за предложенные деньги, а такие она действительно сможет отдать только после нескольких зарплат, когда устроится на работу. Очень хотелось походить в этой одежде, свести с ума подружек, но ведь бесплатно только птички поют. Она вспомнила эту поговорку и слова о бескорыстной помощи как-то сами собой улетучились в ее сознании. Хуже того — она сравнила Илью со своим парнем. Он тоже стал приставать к ней не сразу. Но даже он не дарил ей таких дорогих подарков, вроде бы друг, а этот совсем никто.

Ольга вздохнула и упаковала все обратно, спустилась вниз.

— Извините, Илья, спасибо, но такую одежду я принять не смогу. Буду очень обязана вам, если вы отвезете меня к общежитию. В платье я не замерзну в вашей машине и от нее до подъезда добегу, не замерзну.

Илья молчал, а Ольга стояла столбом, все больше и больше краснея. Наконец он резко стукнул рукой по подлокотнику кресла. Ольга вздрогнула, словно выходя из ступора.

— Пятый курс университета, целый пятый курс и никаких мозгов. Как можно учиться пять лет без мозгов — не понимаю. А-а-а, ясно, происходило ежедневное одурманивание наркотическим действием скотских мыслей собственного друга, способного оставить беззащитную девушку зимой одну на дороге. В одежде никто не оставит, а уж без верхней одежды тем более. Даже у подопытной собачки Павлова на мужиков появится непроизвольное слюноотделение в таком случае. Где уж мне тут говорить о бескорыстности, о помощи, о сочувствии, когда ей долговременно наркотик гадостей вводили. Теперь каждый мужик, Оля, в ваших глазах подлец и насильник. Тут уж ничего не поделаешь, но эта одежда мне по размеру и полу не подойдет. Так что берите и выбрасывайте ее сами. Пятый курс… целый пятый курс… — Илья усмехнулся и добавил: — забирай шмотки и пошли, доброшу тебя к общежитию.

— Я не хотела вас обидеть, Илья, — слезы потекли из ее глаз, — я не знаю, что мне делать…

— Ну вот, — произнес Илья огорченно, — только мне здесь еще соплей не хватало. У меня к вам будет небольшое предложение.

— Предложение? — испуганно повторила Ольга и отшатнулась.

— Да не бойся ты, дурашка, — ласково произнес Илья, — ни секса, ни руки и сердца — успокойся. У меня есть квартира в городе, я там бываю редко, ночую, может быть, раза два в год. Но убирать ее все равно приходится. Два раза в неделю приходит уборщица, все моет и пылесосит, я плачу ей тридцать тысяч в месяц. В основном за аккуратность и честность. Ты бы могла жить в этой квартире и убираться после занятий, а я бы экономил тридцать тысяч в счет купленной одежды. По-моему, неплохой вариант для обеих сторон.

— И жить там? — переспросила Ольга.

— Конечно, чего бегать туда-сюда. Вот и отработаешь дубленку с шапкой.

— Не знаю… а квартира большая?

— Нормальная, не справишься с уборкой?

— Справлюсь, это для меня не работа. Только не понимаю, за что вы тридцать тысяч платили?

Илья улыбнулся, ответил со смехом:

— Я же уже говорил — за честность. Что не ворует, никого в дом не приводит. Но ты, если станешь жить, можешь приводить подружек, только никаких пьянок-гулянок.

— Вы олигарх, Илья?

— Нет, я финансовый консультант для крупных бизнесменов. Разрабатываю для них определенные программы вложения финансов. Иногда в месяц получаю копейки, а иногда и миллионы зараз, если удается пристроить денежку выгодно. Собственник получает миллионов сто и мне десяточку отстегнет.

— Ничего себе — десять миллионов сразу. Не обманывают?

— Нет, это им не выгодно, в следующий раз я могу обмануть миллионов на сто и вложить деньги не туда, куда надо. Некоторые из бизнесменов думают собственной головой и редко, но все-таки пользуются моими услугами, скорее моими связями и быстродействием. Время — это тоже деньги. Так что, Оля, согласны?

— А можно квартиру посмотреть?

— Конечно, — довольно ответил Илья, — одевайся и поехали.

Ольга осматривала квартиру, которая казалось ей огромной и богатой. А Илья с удовольствием смотрел на нее, на эту удивительно красивую девушку. Не зря тот парень запал на нее, но она была бедной и деревенской и почему-то не клюнула на деньги. Дура — стала бы любовницей и имела все. Квартиру, машину, хоть собственную семью, если бы муж не мешал им спать. Но, это уже кому как…

— Сколько раз надо мыть, вы говорили два раза в неделю? — спросила Ольга непонятно зачем.

— Вы дома мыли по графику или когда пол загрязнится? Сами станете определять уровень чистоты. Кухню, где будете готовить себе еду, и коридор станете мыть чаще, зал реже. Сама определишься, Оля. Согласна жить здесь и убираться бесплатно?

— Согласна, — обрадовалась она.

— Тогда поедем в общагу и сразу перевезем твои вещи сюда, — предложил Илья.

— Так сразу? — почему-то засомневалась Ольга.

— Чего резину тянуть — переезжай и живи. Сегодня день все равно для занятий потерянный, а завтра тебе на занятия надо, университет рядом.

— Да, он даже ближе, чем из общаги, — согласилась Ольга, — переезжаем.

В общежитии ее потеряли, а она вернулась через сутки в фирменной одежде, стала собирать вещи и сказала, что переезжает немедленно.

— Замуж что ли вышла? — спрашивали подружки, — тут твой приходил, одежду принес и матерился по чем зря.

— Сволочь он обыкновенная, гад паршивый, — ответила Ольга, — замуж не вышла — работу нашла с проживанием. Все, девочки, удачи, некогда мне, в университете пообщаемся.

Девчонки помогли ей донести пару сумок и оценили водителя серебристого Круизера. Зашептались между собой, что тут не работой, а дружбой попахивает, отношениями.

Громов не торопился и считал, что отношения должны прежде всего складываться сами. Но полностью на самотек их тоже пускать нельзя, необходимо аккуратно направлять в определенное русло, где-то подталкивать или наоборот тормозить.

Женщин он повидал немало на своем небольшом веку. Симпатичный и неплохо сложенный мужчина нравился многим, со многими он имел отношения. Женщины однодневки, недельки и даже существовали те, с которыми он общался около года.

Но на Ольгу он запал сразу и бесповоротно. Почему и как это произошло — ни один ученый этого не объяснит. Есть в каждой женщине, как и мужчине, что-то особенное, понятное лишь одному из многих. Взять любую даму и провести мимо нее тысячу мужиков. Кто-то скажет красивая, кто-то — так себе, кто-то обзовет лахудрой, кто-то симпатичной, индифферентной, чувственной, фигуристой… Но лишь один побледнеет, заколотится сердечко и распахнется душа сразу — пропал человек… влюбился. А почему? Кто ж это знает? Смотрели все, а влюбился безвозвратно один. Может быть души вошли в резонанс и взорвались чувствами. Всякие люди есть — хорошие и не очень хорошие. А эту хотелось прижать к груди, носить на руках и не отпускать никогда.

Илья появился на собственной квартире через неделю, когда по его расчетам Ольга должна прийти из университета, помыться и покушать. Он не стал открывать дверь своим ключом, позвонил и стоял, волнуясь, как ребенок. На вопрос: «Кто»? Ответил кратко: «Илья». Замок щелкнул, дверь немного приоткрылась, но никто не встречал его. Ольга ушла внутрь, предоставив ему возможность зайти самому. Громов вошел, начиная тревожиться, снял верхнюю одежду и нашел Ольгу в дальней комнате, отвернувшуюся и забившуюся в угол. Естественный вопрос: «Что случилось»? — остался без ответа. Она продолжала молча сидеть к нему спиной, уткнувшись в стену.

Илья подошел ближе, глянул на ее лицо сбоку — нормально. Чего она отворачивается? Зашел с другой стороны и придержал немного голову, пытавшуюся скрыть определенную половину. Ужаснулся и спросил пока всего лишь одно:

— Опять тот парень?

Она кивнула головой и заплакала, закрывая лицо руками. Неприятная картина — разбитые губы и кровоподтек под левым глазом. Илья нахмурился, непроизвольно сжал кулаки и произнес:

— Не сомневайся, Оля, он будет наказан. Что ты предпочтешь — посадить его в тюрьму, наказать физически, сделать то и другое или что-то третье?

Ольга повернулась немного к Илье здоровым боком, произнесла сквозь слезы:

— Он из тех, кто неприкосаем. Полиция его слушается, преподаватели ставят зачеты, денег у него немерено. Его отморозки из охраны вас покалечат или убьют. — Ольга вновь зарыдала с новой силой, потом продолжила: — Он сказал мне лечиться, приводить лицо в порядок, а после этого или к нему в постель добровольно или все равно к нему, но потом к его гориллам по кругу. Я жить не хочу…

— Ну, ну, ну, — похлопал ее Илья по плечу, — жить она не хочет… Будешь жить и радоваться будешь, и смеяться. Не волшебник, не смогу тебя в будущее перенести, что бы ты оттуда на настоящее взглянула и успокоилась. Решу я твою проблему, решу, не сомневайся. А сейчас пойдем на кухню, посмотрим, что там у тебя в холодильнике есть, что поесть можно.

Он приподнял ее практически силой, увел из комнаты.

— У-у-у-у, — продолжил Илья, — у тебя в холодильнике шаром покати. Надо было сказать, я бы тебе немного денег подкинул взаймы — есть-то все равно надо. Ну да ладно, пока чайку попьем и придется тебя взять, Оленька, под полное опекунство. Как имя и фамилия того парня?

Ожидая ответа, Илья налил воды в чайник, поставил кипятиться, бросил чай в запарник. Ольга вздохнула, ответила, стараясь держаться здоровой стороной лица к хозяину квартиры.

— Имя и фамилия ничего не даст. В прошлом году он изнасиловал одну из моих приятельниц, а она не деревенская, как я, и папа у нее полицейский, сразу же вмешался и сел в тюрьму. За то, что рассказала родителям, за то, что папочка полицейский вмешался — он изнасиловал ее младшую сестру, школьницу. Отца полицейского сразу же избили, напоили силой и подсунули наркотики. Десять лет строгого режима, сидит теперь папочка, вот так он заступился. У меня нет сестры, но могут сжечь родительский дом в деревне, вас также избить и посадить лет на десять. Извините, Илья, вы хороший и добрый человек, но я не назову этого отморозка. Мне не только вас жалко — неизвестно, что со мной потом будет и с моими родителями. Надо было сразу этой сволочи отдаться, переспит раз-два и станет искать новую жертву. Разве у меня есть дугой выход?

— Есть выход, — мгновенно ответил Илья, ударяя кулаком по столу, — сам вопрос решу. Видимо, судьба у меня такая — получать отрицательные ответы на благие дела. В коттедж ко мне ехать боялись, принять ванну, как медицинскую процедуру, и согреться после охлаждения — боялись. Сказать имя отморозка — боитесь. Но ничего страшного — так звезды сложились. Прошу запомнить только одно — если я говорю, то делаю. И никакие отморозки на моем пути встать не смогут. Это вам на еду, лекарства, — он оставил на столе двадцать тысяч рублей, — и даже не вздумайте пикать в возражениях. Все ваши проблемы решаться еще до утра.

Илья вышел в коридор, оделся и ушел. Ольга осталась одна в недоумении. Хороший человек Илья, но что он сможет сделать с этим сынком олигарха, у которого повязана вся полиция? Даже опер, старший офицер не смог ничего решить и сам сел. Но что-то же делать надо! Надо попросить, что бы не трогали Илью, пусть возьмет меня этот подонок в любое время. Ольга заплакала, уткнувшись в собственные руки на кухонном столе.

Утром она купила темные очки, шарфиком укутала рот, оставляя открытым нос — вполне приличная дама без каких-либо изъянов. Не видно разбитой губы, синяка под глазом и отечных от слез глаз. Ольга стояла перед корпусом университета в том месте, куда обычно приезжал на автомобилях ее обидчик со своими гориллами телохранителями, друзьями или приятелями. Они не учились и постоянно ошивались рядом, готовые прийти на помощь своему гласному или негласному шефу. Обыкновенные спортсмены недоучки, присосавшиеся к богатому сынку олигарха, жирующие и пирующие за его счет, бряцающие мускулами и готовностью применения по любому движению пальца.

Девять часов… Эдик Домбровский всегда уже был здесь ранее — начинались занятия и он, обычно, не опаздывал. Математикой, физикой или химией он не интересовался, но часто бывал за границей, а потому языки изучал все-таки прилежно. Ольга вздрогнула, внезапно увидев подходящего Илью.

— Здравствуй, Оля, ты зря ждешь здесь кого-то. Плохо, что он не извинился, но вы больше не встретитесь. Жду после занятий — отпразднуем нашу маленькую победу. Я все сам куплю и приготовлю. Ты иди — занятия-то уже идут, не стоит опаздывать еще больше.

Он повернулся и ушел, а она даже не успела поздороваться. Странно — Эдика нет, победа какая-то… Он так и не появился даже к концу занятий. Прошел слушок, что Домбровского арестовали, и он уже сидит. Но как это возможно, у него вся полиция повязана? Наверняка поехал куда-нибудь развлекаться, решила она и успокоилась. Вернется — пойду на поклон.

После занятий подруги окружили Ольгу, выражая сочувствие. Они понимали, почему, от кого и за что она получила эти синяки на лице. Помня инцидент год назад с однокурсницей, даже боялись спросить о дальнейшем. Никто не обратил внимания, что Эдика нет на лекциях. Ольга молчала и подруги внутренне скорбели вместе с ней. А ей хотелось уйти побыстрее. Надеть очки, закутаться в шарф и бежать. Что будет, когда Эдик вернется? Думать об этом не хотелось сейчас совершенно. Бежать, бежать и бежать… Но куда?..

Ольга вспомнила, что ее после занятий ждет Илья, собирается праздновать какую-то победу. Он человек добрый, слов нет, но сейчас точно не до него и хочется побыть одной. Но придется идти — живу-то я у него, зачем же обижать хорошего человека своим невниманием. Каждый свое горе должен пережить и перенести сам.

Она шла в раздумьях по улице, словно на автопилоте… вошла в квартиру, чувствуя запах свежеприготовленной еды. Илья встретил ее, одеваясь.

— Я там приготовил тебе покушать, а то ты так совсем с голоду шататься начнешь. Да… и не беспокойся, ты не называла имен, но Эдик Домбровский уже сидит в тюрьме, пришлось все самому выяснять. Скоро начнутся аресты его друзей-подельников, полицейских оборотней. Отца вашей однокурсницы освободят из колонии, как незаконно осужденного, но это процесс не одного дня. Так что все твои проблемы, Оля, позади, как я и обещал. Кушай, отдыхай, набирайся сил и учись, а мне домой пора.

Он ушел, закрыв за собой дверь. Ольга еще не успела ничего понять и сообразить. Эдика посадили… как это возможно? Но его действительно сегодня не видел никто в университете.

Николай Абросимов после ужина прилег на койку и задумался. Уже почти год он думал только об одном — как отомстить? Следствие закончилось, он ознакомился с делом, его осудили на десять лет за хранение и сбыт наркотиков. Ладно бы за хранение, которого не было на самом деле, но и за сбыт. Нашли двух подставных лиц и впаяли десятку.

Адвокат обжаловал приговор, но и так было понятно, что никто и ничего не отменит. Задача сейчас одна — отсидеть большую часть срока, выйти условно-досрочно и там уже разобраться с ментами и следствием, но в первую очередь с Эдиком Домбровским. Именно он изнасиловал двух его дочерей и самого определил в тюрьму.

Он мысленно перебирал всевозможные пытки — медленное отрезание пальцев или крошение суставов пассатижами, зажимание яичек в тисках, поджаривание их на раскаленной плитке. Все-таки выбрал особенный вариант — поставить раком и связать, купить секс-машинку и пристроить ее, чтобы работала круглые сутки. А в это время сдавливать ему яйца и дробить суставы пальцев пассатижами. Пусть почувствует полное удовольствие. Приводить в себя после потери сознания и снова иметь по полной программе пока кишки в заднице не лопнут от осинового кола вместо искусственного резинового фаллоса. Нет справедливости на свете, менты и следователи куплены, значит действовать ему самому, а там будь что будет. Но бежать нельзя, придется сидеть, иначе не выследить Домбровского, не наказать полицейских и следователя, подставных свидетелей.

Словно что-то толкнуло Абросимова, и он открыл глаза. У дверей в камере стоял Эдик Домбровский. Николай не поверил, протер глаза, ущипнул себя за руку, но нет — никакого видения.

Эдик тоже словно очнулся и не понял куда попал — обстановка похожа на тюремную камеру. Толкнул несколько раз дверь сзади — закрыто.

— Что за херня, — произнес он, — вы кто такие, зэки что ли?

— Ты паренек какой-то невежливый, здесь я задаю вопросы, — раздался голос от противоположной стены.

— Кто это там вякает, что за козел? — угрожающе спросил Эдик, все еще не понимая, что на самом деле попал в камеру СИЗО и это не розыгрыш друзей, и не шутка.

— Извини, Рябой, — вмешался сразу же Абросимов, — отдай его мне. Это он моих девочек изнасиловал, одна совсем еще маленькая была, в школе училась. Отдай его мне, Рябой…

Рябой, старший по камере, долго не думал, дал команду помочь Абросимову.

На утренней поверке сотрудники СИЗО обнаружили в камере лишнего зэка, тихо лежащего у параши. Вроде бы дышит и пульс есть, на столе чистосердечное признание на трех листах.

Ажиотаж возник страшный, никто ничего не понимал. Дежурная смена напрочь отрицала, что кого-то впустила в камеру, все в один голос утверждали, что видит этого зэка впервые. Осужденные в камере все твердили одинаково и однозначно: «Дверь открылась, и он вошел, положил на стол исписанные листы, попросил передать их прокурору, потом прилег на пол и уснул — свободной койки у нас нет, вы это знаете».

Неизвестного поместили в санчасть — перевязанная еще с вечера мошонка уже начала отмирать. «Здесь требуется хирург, — пояснил доктор, — яйца уже не спасти и врут сокамерники, что он спал, они всю ночь его насиловали. Но, судя по его чистухе, он того заслужил. Я бы такого вообще удавил, а не только яйца перевязал накрепко».

Начальник СИЗО собрал у себя экстренное совещание. Главным сейчас был вопрос что делать, а не тот — как он сюда попал, почему и так далее. Просто так теперь этого сынка олигарха из СИЗО не выкинуть — слишком много людей его видело, слишком много читало его признание и вдобавок ему хирург требуется. После нескольких никчемных предложений и ответов полковник пожалел, что собрал своих людей у себя. Он объявил следующее:

— Режим у нас ни к черту, насильник несовершеннолетних оказывается в одной камере с отцом изнасилованных девушек. Наверное, это морально оправдано, но мы служим закону и допускать подобного не имеем права. Понятно, что будет внешняя проверка, которая каждому воздаст по заслугам и советую держать язык за зубами, не сплетничать с прессой и знакомыми. Все свободны.

Ни для кого не было секретом, что зэки иногда перемещаются по камерам без официальной воли администрации. Кому-то приводят девочек, кто-то выясняет отношения. Никто не удивился и не считал неправильным привод насильника в нужную камеру, где его опустили. Большинство сотрудников посчитало, что счет не сошелся по причине невозврата зэка в свою камеру. Именно этого и добивался начальник СИЗО. Он вызвал к себе начальника санчасти и позвонил в следственный комитет. Спросил у врача:

— Ты сможешь ему яйца отчикать сам, там ничего нельзя сделать, чтобы их сохранить?

— Слишком долго они были перевязаны, кровь к ним не поступала, а отрезать смогу, это не сложно, — ответил доктор.

— Иди и отрежь этой сволочи все, что надо, в больницу не повезем, скандал будет большой. Свободен.

Начальник СИЗО дождался полковника Красноярова Вадима Петровича из следственного комитета, которого знал давно и дружил с ним не первый год. Изложил свою версию произошедшего:

— «Золотая молодежь» решила повеселиться, немножко поэкстремалить, так сказать, — начал рассказывать он. — Провести пять минут в камере с зэками и вернуться обратно. Понятно, что за большие деньги провели одного в камеру. И никто не знал, что он обыкновенный насильник, а в камеру его привели к отцу изнасилованных дочерей. Понятно, что его всю ночь имели и к тому же перевязали мошонку, сейчас наш доктор ее отрезает. Это известный всему городу Эдик Домбровский, он оказался насильником, вымогателем и убийцей.

— Нас же его папаша с дерьмом сожрет, он полглавка сюда направит, чтобы сынка выгородить и нас в дерьме измарать. Ладно, от меня ты чего хочешь?

— Ты оформишь его вчерашним числом в СИЗО и начнешь следствие. С судом, надеюсь, сам договоришься.

— Извини, — Краснояров встал, — даже не подумаю. Сам запустил в камеру сыночка, сам и разбирайся. Тем более, что его папаша тебе точно яйца отрежет без всякого хирурга.

Ладно, — злорадно усмехнулся начальник СИЗО, — за несколько дней меня не успеют со службы турнуть, а тебя точно посадят и камерку я тебе подберу со вкусом, чтобы попа зря не чесалась. Чистеньким он хочет остаться — нако, выкуси, — он показал большую фигу. — Это меня уволят на пенсию, а ты срок будешь мотать. Это ведь ты незаконно засадил сюда Абросимова по наркоте и знал заранее, что он невиновен. Это его дочерей изнасиловал этот поганец и разобрался он с ним в камере, как положено, как мужик и отец, по справедливости, а не по закону, который ты, Вадим, попрал начисто. Эдик Домбровский собственноручно все написал — где, когда, как и кого насиловал, вымогал деньги, убивал. Как тебе лично платил деньги за сфабрикованные уголовные дела. Он не просто все написал, он всех свидетелей указал, подробности и где пленки лежат с записью — он практически все записывал. Так что не дергайся, Вадик, и оформляй все задним числом без суеты, пыли и лишней освещенности. В СИЗО я все утрясу, чистосердечное признание, написанное Домбровским, исчезнет, когда ты своего следака посадишь, который лично дело Абросимова вел по твоему указанию, рот мы ему здесь заткнем, чтобы лишнего не болтал. На вот сам почитай и подумай, как все эти преступления выявить самому. Эдику будет по барабану, что ты там не досмотрел, а Абросимову главное, чтобы Домбровский сел и самого выпустили.

Начальник СИЗО, полковник Дубровин Алексей Андреевич, внимательно и с усмешкой наблюдал за Краснояровым, который читал копию чистосердечного признания. Он не отдал ему оригинал — мало ли что, дружба дружбой, а свобода все-таки врозь. Вадим вспотел после первых же строк, постоянно вытирал платком лицо и шею. Закончил чтение бледным и без сил. Дубровин налил и предложил ему чай. Заговорил снова:

— Надеюсь, что ты все понял, Вадим. Рапорт кто-то из полицейских напишет или ты там по-другому все это оформишь для возбуждения уголовного дела — мне без разницы. У меня к обеду должно быть постановление на содержание Домбровского в СИЗО или я передаю его признание в ФСБ.

Краснояров скрипнул зубами, ответил кратко:

— Будет у тебя постановление.

Он понимал прекрасно, что Дубровин прикрывает свой зад и не желает вылететь на пенсию. Сволочь, сделал из СИЗО проходной двор и качает теперь права. А что он скажет папаше Домбровскому? Надо сказать, что сынок и на него написал, так что пусть помалкивает.