Советские полководцы и военачальники

А. ОРЛОВ
Иван Степанович КОНЕВ ★

Шел Парад Победы. Москва победоносная чествовала своих героев. Шагали сводные полки фронтов, четко отбивая шаг по брусчатке Красной площади. Колонну 1-го Украинского фронта возглавлял Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев.

О чем мог думать прославленный полководец Великой Отечественной войны в эти минуты? Скорее всего в его памяти вставали картины огненных лет, беспримерной по ожесточенности войны, войны за свет против тьмы, за добро против зла, за счастье людей всего мира. Да, ему было, что вспомнить! В годы войны он возглавлял Западный, Калининский, Северо-Западный, Степной, 2-й и 1-й Украинские фронты. Сотни боев, десятки сражений, оборонительных и наступательных операций.

Многое, очень многое могло встать перед мысленным взором полководца: контрудар 19-й армии в районе Ярцево — Духовщина летом 1941 года, когда советские воины впервые остановили победный до тех пор марш вермахта. Оборонительное сражение под Москвой… Калининская наступательная операция, закончившаяся разгромом левого фланга огромной группировки, созданной Гитлером для захвата Москвы. Мощный рывок частей Калининского фронта в ходе наступления Советской Армии зимой 1941/42 года. Курская битва. Освобождение Белгорода, проведенное совместно с войсками Воронежского фронта… Харьковская операция… Стремительное наступление к Днепру, освобождение Полтавы, Кременчуга… Форсирование Днепра с ходу на широком фронте… Прорыв немецкого «Восточного вала» на Днепровском правобережье… Освобождение Пятихатки, Кировограда, Знаменки, Александрии… Окружение и разгром мощной неприятельской корсунь-шевченковской группировки… Уманская операция… Выход на советскую государственную границу и перенесение огня войны на землю врага. Рывок, проведенный в районе Броды. Освобождение Львова, Станислова… Захват Сандомирского плацдарма… Спасение древнего Кракова, обреченного гитлеровцами на разрушение… Охват Верхней Силезии и сохранение для Польши Силезского промышленного района… Операция войск фронта, проведенная в поддержку Словацкого восстания, знаменитые бои у Дуклинского перевала… Гигантская, совместно с войсками 1-го Белорусского фронта, операция по окружению и взятию Берлина… И наконец, стремительный марш-маневр двух танковых и трех общевойсковых армий через чешские Рудные горы на помощь восставшей Праге, разгром группировки Шернера и освобождение столицы Чехословакии…

Да, ему было, что вспомнить. Если герой книги «Как закалялась сталь» Павел Корчагин гордился тем, что «на багряном знамени революции есть и его несколько капель крови», то маршал Конев мог смело сказать о себе, что в великую победу над фашизмом вложено немало и его, Конева, мысли, воли, умения, энергии.

Иван Степанович Конев родился 28 декабря 1897 года в деревне Лодейно Вологодской губернии (ныне Подосиновского района Кировской области) в бедной крестьянской семье. После окончания трехклассной школы в Лодейно и земского училища в селе Пушма юноша работал табельщиком на лесоповалах Архангельской и Вологодской губерний. В мае 1916 года Конева призвали в армию и направили в унтер-офицерскую школу, затем он служил в тяжелой артиллерийской бригаде, дислоцировавшейся в Москве. После Февральской революции Конев сблизился с большевиками, всем сердцем поверил в дело Ленина.

Вернувшись после демобилизации в родные края, в начале 1918 года Конев вступил в партию коммунистов, был избран членом уездного исполкома, а затем назначен уездным военным комиссаром Никольского уезда. Во главе боевого революционного отряда Иван Степанович участвовал в подавлении контрреволюционного эсеровского мятежа. В острой классовой борьбе Конев приобретал командирские и комиссарские навыки, умение не только управлять боем, но и влиять на людей, привлекать на свою сторону колеблющихся, убеждать сомневающихся.

Со свойственной ему настойчивостью Конев добивался отправки в действующую армию. В конце концов военный комиссар Ярославского военного округа М. В. Фрунзе удовлетворил его просьбу. В вологодской газете «Плуг и молот» в те дни сообщалось: «…из города Никольска отправился на фронт добровольцем один из лучших, честных, всей душой преданных революции организаторов ячейки коммунистов, военком, дорогой товарищ Конев И. С.».

В боях и сражениях против войск Колчака, банд Семенова и Дидерикса, японских оккупантов проявились незаурядные способности молодого, энергичного командира. Коммунист Конев — комиссар бронепоезда, стрелковой бригады, дивизии. В марте 1921 года, будучи делегатом X съезда РКП (б), принимал участие в подавлении Кронштадтского мятежа. В 1921–1922 годах Иван Степанович был комиссаром штаба Народно-революционной армии Дальневосточной республики, в 1923–1924 годах — комиссаром 17-го Приморского стрелкового корпуса. В огне сражений с белогвардейцами и интервентами закалялась воля, креп организаторский талант будущего полководца. В 1928 году в аттестации на командира 50-го стрелкового полка 17-й стрелковой дивизии И. С. Конева отмечалось: «Инициативный, энергичный и решительный командир. Требователен и настойчив. Пользуется деловым авторитетом у подчиненных».

В 1934 году Иван Степанович окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. Выпускная комиссия в своем заключении отметила, что И. С. Конев «академический курс усвоил отлично и достоин выдвижения на должность командира и комиссара стрелкового корпуса».

В 1934–1941 годах Конев последовательно командовал стрелковой дивизией, корпусом, особой группой советских войск в МНР, войсками 2-й отдельной Краснознаменной Дальневосточной армией, Забайкальского и Северо-Кавказского военных округов. В июне 1940 года ему было присвоено звание генерал-лейтенанта.

В мае 1941 года в Северо-Кавказском военном округе была сформирована 19-я армия, которую в начале июня возглавил И. С. Конев. С нею, когда началась Великая Отечественная война, он двинулся на фронт. Уже в начале июля армию, переданную в состав Западного фронта, выдвинули на витебское направление. К фронту приближались медленно: авиация противника бомбила эшелоны. Приходилось восстанавливать взорванные пути. Задержки раздражали командарма: ему хотелось быстрее ввести армию в сражение. Как только головной эшелон прибыл к месту назначения, оторвавшись от последующих эшелонов, Конев, не дожидаясь выгрузки, пересел в машину и поехал разыскивать штаб фронта.

Путь оказался не из легких. «Мессершмитты» на бреющем полете рыскали над дорогами, подвергая обстрелу и бомбежке все, что попадалось. Часто приходилось пережидать налеты вражеской авиации, укрываясь в овражках или кюветах. А дальше пошло еще хуже. Осколок авиабомбы пробил бак: машина загорелась, был контужен адъютант, сгорел портфель с картами. И все же командарм разыскал штаб фронта. И тут же получил приказ: развернуть армию и, отбросив противника, наступавшего на Витебск, на запад, организовать оборону города. Но как решать эту задачу, если связь с Витебском прервана и никто не знает, какая там обстановка? И Конев решил лично выехать в Витебск.

На первых же километрах пути от Рудни к Витебску командарм-19 понял, что положение на этом участке крайне тяжелое. Воинские части, упорно обороняясь, отходили на восток. В массе отступающих двигались обозы вперемежку с артиллерией. Попадались и танки.

Но недаром за плечами генерала были годы гражданской войны. Не раз приходилось тогда комиссару Коневу останавливать панически отступающие части, лично вести бойцов в атаку. Он знал, что стоило хотя бы ненадолго остановить этот поток, организовать элементарное управление, и из этой отступающей массы на глазах начнет создаваться боевая часть, начнут собираться боеспособные войска.

Витебск был уже недалеко, Но обстановка в городе оставалась неясной. Встречные давали самые противоречивые свидетельства. Одни говорили, что в городе немцы, другие — что бои идут на окраинах, третьи утверждали, что немецкие танки уже за рекой и вот-вот здесь появятся.

Нужно было действовать. И Конев принял решение. Он вышел из машины, снял плащ, чтобы видны были знаки различия на петлицах, начал останавливать отступавших. Говорил спокойно, приказы отдавал вполголоса, но уверенно и властно. И это помогло. Его целеустремленная воля подчиняла растерявшихся людей. Его приказания выполнялись охотно, даже с какой-то радостью. Это и понятно. Отступавшие почувствовали, что этот генерал сможет превратить беспорядочно отступающую толпу в организованную силу, способную противостоять врагу. К Витебску Конев прибыл не один. За его вездеходом двигалось подразделение пехотинцев, артиллерийская батарея, три тяжелых танка КВ.

С этими силами он и вступил в город, оказавшийся пустым. Не было ни наших, ни немцев. Город уже эвакуировался. В разных местах полыхали пожары — последствия бомбежек.

На центральной площади у здания обкома партии Конев увидел майора и нескольких бойцов. Они оказались из 37-й стрелковой дивизии, которой когда-то командовал именно он, Конев. Назвав себя, он узнал, что бойцы дивизии оказались тут, отступая с боем от границы. Здесь, в Витебске, майор принял под командование роту Осоавиахима и рабочее ополчение.

— Оружие старое, учебное. И патронов мало, — доложил майор.

— Ваши действия одобряю, — ответил Конев. — Держитесь до утра. Придут подкрепления.

Он оставил в распоряжение майора приведенных с собой пехотинцев и танки, а сам пошел на батарею, которая уже обосновалась у реки на высотке, что господствовала над городом.

Как он и ожидал, немецкая авиация с рассвета возобновила атаки на Витебск. Возникли новые пожары. А потом крупная вражеская часть на мотоциклах, в сопровождении танков внезапно вырвалась с запада и направилась прямо к мосту, возле которого окопались майор и его бойцы. Тут неприятелю был нанесен удар. Забрасывали вражеские танки бутылками с горючей смесью. Сам же командарм, обосновавшись на артиллерийской батарее, руководил ее огнем по противнику до тех пор, пока одна из дивизий 19-й армии не подошла к городу. К этому времени ему уже было ясно, как строить оборону Витебска.

В те дни здесь, под Витебском, начинало развертываться историческое Смоленское сражение, в котором впервые с начала второй мировой войны отборные войска вермахта, наступавшие на Москву, были ослаблены, остановлены и вынуждены перейти к обороне. Но это было позднее, а тогда, 10 июля, подходившие к фронту дивизии 19-й и 20-й армий грудью встретили наступавшие танковые армады фашистов, имевшие задачу овладеть районом Орша — Смоленск — Витебск и открыть себе кратчайший путь на Москву. Силы были неравны. 11 июля фашисты захватили Витебск. Используя превосходство в силах, немецкие 2-я и 3-я танковые группы и передовые дивизии 9-й и 2-й армий врага прорвали оборону Западного фронта. 19-я армия и соседние 16-я и 20-я армии оказались в окружении. Но и в этой тяжелейшей обстановке советские войска продолжали сражаться.

Конев не знал нормального сна, забыл об отдыхе. Он почти все время находился в войсках, его волей дивизии продолжали биться с врагом, остановили его продвижение на Рудню и Сураж. 30 июля противник на западном направлении перешел к обороне. Вражеское командование, пораженное огромными потерями войск и боясь отрыва танковых армий от пехоты, приняло решение отложить наступление на Москву. Весь август продолжались ожесточенные бои под Смоленском. Армия Конева героически дралась под Ярцевом и Духовщиной. В начале сентября она вместе с 30, 16, 20-й армиями перешла в наступление. И хотя в полосе армии наступление не получило большого развития, но, сковав противостоявшие войска противника, она способствовала успеху соседей. Смоленское сражение, развернувшееся на фронте в 650 километров, сорвало расчеты гитлеровских стратегов на безостановочное движение к Москве, заставило немецкие войска на главном направлении перейти к обороне. Советское командование выиграло время для подготовки обороны столицы и последующего разгрома врага в битве под Москвой.

В Смоленском сражении Конев проявил себя как талантливый военачальник. 11 сентября Ивану Степановичу было присвоено звание генерал-полковника, а на следующий день решением Ставки он был назначен командующим Западным фронтом. «Я принял это назначение с благодарностью, но и с ощущением огромной ответственности, — вспоминал маршал. — Ведь тогда как раз гитлеровская ставка разработала операцию «Тайфун». Так Гитлер именовал замысленное им грандиозное наступление на Москву. Операцию, которую он намеревался завершить к зиме 1941 года. Для этого гитлеровское командование стянуло в район Смоленска большую и самую лучшую часть своих дивизий. Создало небывалый по мощи кулак, сосредоточило все отборное, самое боеспособное, что было в гитлеровской армии».

Действительно, к тому времени противник, произведя перегруппировку сил на московское направление, превосходил противостоящие ему советские войска по людям в 1,25 раза, по танкам — в 2,2, по орудиям и минометам — в 2,1 и по самолетам — в 1,7 раза.

К началу наступления немецко-фашистских войск на московском направлении (условное наименование «Тайфун») на дальних подступах к столице оборонялись три наших фронта: Западный (командующий — генерал-полковник И. С. Конев), Резервный (командующий — Маршал Советского Союза С. М. Буденный) и Брянский (командующий — генерал-лейтенант А. И. Еременко). Всего в их составе в конце сентября насчитывалось около 800 тысяч активных бойцов, 782 танка и 6808 орудий и минометов, 545 самолетов. Наибольшее количество сил и средств было в составе Западного фронта.

Наступление немецких войск началось 30 сентября ударом танковой группы Гудериана и 2-й немецкой армии по войскам Брянского фронта на участке Жуковка — Шостка. 2 октября противник нанес мощные удары по войскам Западного и Резервного фронтов.

По приказу Конева был нанесен контрудар по обходящей войска фронта северной группировке вражеских войск. Однако силы были неравны. К исходу 6 октября значительная часть войск Западного и Резервного фронтов была окружена западнее Вязьмы.

7 октября в штаб фронта прибыл генерал армии Г. К. Жуков. Докладывая ему обстановку, Конев чувствовал себя виноватым в том, что часть войск фронта попала в окружение. Конечно, противник имел превосходство и в живой силе, и в технике. И все же, все же. Он казнил себя жестоко. Да, нужно было своевременно, более правильно определить направление главных ударов противника и сосредоточить против них основные силы и средства за счет пассивных участков. Этого сделано не было. Образовались зияющие бреши, которые закрыть было нечем, так как никаких резервов в руках командования не оставалось. Вот как характеризовал сложившееся положение Г. К. Жуков: «В 2 часа 30 минут ночи 8 октября я позвонил И. В. Сталину. Он еще работал. Доложив обстановку на Западном фронте, я сказал:

— Главная опасность сейчас заключается в слабом прикрытии на можайской липни. Бронетанковые войска противника могут поэтому внезапно появиться под Москвой. Надо быстрее стягивать войска откуда только можно на можайскую линию обороны.

И. В. Сталин спросил:

— Где сейчас 19, 20-я армии и группа Болдина Западного фронта, где 24-я и 32-я армии Резервного фронта?

— В окружении западнее и северо-западнее Вязьмы, — ответил Я».

Затем Жуков отбыл в штаб Резервного фронта. Вскоре туда поступила телефонограмма начальника Генерального штаба, в которой по указанию Верховного Главнокомандующего предлагалось Жукову 10 октября возвратиться в штаб Западного фронта. В тот же день Жукову позвонил Сталин:

— Ставка решила назначить вас командующим Западным фронтом. Конев остается вашим заместителем. Вы не возражаете?

— Нет, — ответил Жуков, — какие же могут быть возражения! Коневу, я думаю, следует поручить руководство группой войск на калининском направлении. Это направление слишком удалено, и там нужно иметь вспомогательное управление фронта.

— Хорошо, — согласился Сталин. — В ваше распоряжение поступают оставшиеся части Резервного фронта, части, находящиеся на можайской линии. Берите скорее все в свои руки и действуйте.

«Обсудив обстановку с И. С. Коневым, — вспоминал Жуков, — мы прежде всего решили отвести штаб фронта в Алабино; И. С. Коневу взять с собой необходимые средства управления, группу командиров и выехать для координации действий группы войск на калининское направление».

Под Калинином положение было очень сложным. В городе почти не было войск, ПВО была организована слабо. Командование войсками в городе осуществлял военком, но и он плохо знал, что творилось на фронте. А на город волнами плыли слухи, один страшней другого. Говорили, что Калинин отрезан от Москвы немецким воздушным десантом, что железнодорожное сообщение прервано, что в городе полно вражеских диверсантов.

Конев с двумя офицерами, шифровальщиком и радиостанцией прибыл в Калинин 12 октября. Выяснилось, что немецкие танки прошли город Зубцов и следуют на Калинин. Оценив обстановку, Конев понял, что у него на организацию имелось не более 2–3 дней. Надо было действовать решительно. И прежде всего прекратить панические настроения в городе. Что-то надо было сделать, чтобы внушить спокойствие жителям, толпившимся во дворе военкомата. И он придумал.

— Прикажите принести койку в ваш кабинет, хочу отдохнуть с дороги, — сказал он военкому.

А когда койку принесли, снял сапоги, не раздеваясь, прилег на нее, укрылся шинелью.

Сразу стало известно, что заместитель командующего фронтом отдыхает. Спит. Хитрость эта удалась: ну, уж раз заместитель комфронта лег спать, значит волноваться нечего. Все разошлись по домам и рассказали об этом в городе. Конев действовал стремительно. Немедленно был остановлен эшелон, в котором следовали к фронту части одной из дивизий. Им было приказано занять оборону западнее и юго-западнее Калинина. Чтобы не позволить противнику вклиниться в стык между Западным и Северо-Западным фронтами, Конев приказал командующему армией Юшкевичу одной дивизией оборонять подступы к Калинину с северо-востока, а остальные выдвинуть к Торжку, чтобы предотвратить поворот фланга противника к городу Бежецку. Прибыв в Ржев, Конев приказал командующему армией И. И. Масленникову ударить через Волгу по тылам противника, наступающего на Калинин.

Однако времени уже не хватало: город удержать не удалось. Но не зря Конев выдвинул срочно дивизию Горячева из армии Юшкевича на северо-восточную окраину Калинина. Там противник был остановлен, фронт стабилизировался. Одновременно прибывшая с Валдая танковая бригада полковника П. А. Ротмистрова, за сутки проделавшая труднейший марш-маневр, с ходу приняла на Ленинградском шоссе встречной бой с авангардом танковой группы генерала Гота, разбила его и заставила откатиться за Волгу. Всем этим был сорван намечавшийся по плану «Тайфун» удар на Бежецк и Бологое.

Так в эти решающие дни в кратчайшие сроки вокруг Калинина была сосредоточена значительная группа войск. В Ставку было доложено: авангарды Гота на отрезке шоссе Калинин — Медное разгромлены. Северо-восточнее города организован сплошной стабильный фронт.

Свою штаб-квартиру Конев расположил в деревеньке Змиево. Оттуда он передал в Генштаб очередное донесение и попросил вызвать к проводу начальника Генерального штаба.

— Обождите, — ответно зазвучал телеграф. — У аппарата Сталин.

Аппарат продолжал стучать, на полу завивалась лента. Взволнованный телеграфист докладывал: «Заслушав ваше сообщение, Ставка решила образовать Калининский фронт в составе 30, 31, 29 и 22-й армий и отдельных дивизий, расположенных на этом направлении. Командующим фронтом назначен генерал-полковник Конев. Желаем успеха. Сталин. Шапошников».

Со всей свойственной ему энергией Конев принялся за дело. А дело оказалось очень непростым. Напряженность обстановки под Москвой все нарастала. За месяц ожесточенных, кровопролитных боев противнику удалось продвинуться на 230–250 километров. Однако план гитлеровского командования, рассчитывавшего взять Москву к середине октября, был сорван, силы врага были серьезно истощены, его ударные группировки растянуты. К концу октября на главном направлении, где оборонялся Западный фронт, наступление было остановлено на фронте Тургиново — Волоколамск — Дорохове — Наро-Фоминск, западнее Серпухова, Алексина.

Огромными усилиями командующего Калининским фронтом, его штаба, политорганов удалось стабилизировать оборону и в районе Калинина. Войска фронта прочно удерживали занятые рубежи, проявляя невиданную стойкость и массовый героизм. Противник превосходил войска фронта по пехоте в 2 раза, по танкам — в 3,5 раза, в артиллерии и пулеметах — более чем в 3 раза. И все же армии Калининского фронта сумели нанести поражения вражеской группировке, прорвавшейся от Калинина в направлении Торжка. Попытка крупной группировки немцев 24 октября прорваться от Ржева на Торжок тоже окончилась неудачей. Активной обороной и наступательными действиями войска фронта сковали 13 пехотных дивизий противника, не дав немецкому командованию возможности перебросить их на главное, московское направление. Кроме того, Конев сумел так развернуть войска, что они заняли охватывающее положение по отношению к северному флангу группы армий «Центр». Это постоянно держало командование противника в напряжении, отвлекало его войска, в частности, под Калинином находился моторизованный корпус, который ранее планировалось бросить на Москву.

Не достигнув цели в октябрьском наступлении, фашистское командование срочно пополняло войска, производило их перегруппировку с тем, чтобы в новом наступлении овладеть Москвой. Советское командование Донимало это и готовилось не только отразить натиск врага, но и разгромить его на подступах: к Москве, перейти в решительное наступление.

Оборона Западного и Калининского фронтов энергично совершенствовалась. На угрожаемых участках строилась глубоко эшелонированная противотанковая оборона. Войска пополнялись личным составом, вооружением, боеприпасами, имуществом связи, инженерными и материально-техническими средствами.

Ставка передавала фронтам из своих резервов, сформированных в глубине страны, дополнительные соединения стрелковых и танковых войск, которые сосредоточивались на наиболее опасных направлениях.

Новый этап наступления на Москву по плану «Тайфун» немецкое командование начало 15 ноября ударом по 30-й армии Калининского фронта, которая оборонялась южнее Волжского водохранилища. Противник против нее бросил более 300 танков, тогда как армия имела всего 56 легковых танков. И все-таки дивизии вермахта с большим трудом прорвали здесь нашу оборону и начали наступать на Клин.

Врагу удалось прорваться на ряде участков Западного фронта.

Особенно тяжелый характер приобрели бои 16–18 ноября. Не считаясь с огромными потерями, враг лез напролом, стремясь любой ценой прорваться к Москве.

Именно в те дни произошел известный разговор Сталина с Жуковым. Вот как вспоминал его прославленный полководец.

«Не помню точно какого числа — это было вскоре после тактического прорыва немцев на участке 30-й армии Калининского фронта и на правом фланге 16-й армии — мне позвонил И. В. Сталин и спросил:

— Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас это с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.

— Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя бы двести танков.

— Это неплохо, что у вас такая уверенность, — сказал И. В. Сталин. — Позвоните в Генштаб и договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите. Они будут готовы в конце ноября, но танков пока мы дать не сможем».

Напряженность боев нарастала на всем протяжении Западного и Калпнинского фронтов. Линия нашей обороны выгибалась, казалось, противник вот-вот прорвется.

К 5 декабря немецкое наступление на Москву было все же повсеместно остановлено.

5 декабря мощным ударом Калининского фронта началось советское контрнаступление под Москвой. Момент перехода в контрнаступление был выбран не случайно. В начале декабря настал момент, когда вражеские войска выдохлись: их наступательные возможности исчерпались. Но к обороне противник еще не перешел — не было приказа Гитлера. Именно в это время и началось контрнаступление фронта, а за ним Западного. Враг был застигнут врасплох. Приказ на переход к обороне группа армий «Центр» получила лишь 8 декабря.

Начав наступление, войска Калининского фронта форсировали Волгу и повели наступление на стыке вражеских групп армий «Центр» и «Север». Бешеное сопротивление, оказанное противником на рубеже Волги, было сломлено. Начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Гальдер так писал в те дни о начале наступления Калининского фронта: «5 декабря: Противник прорвал наш фронт в районе восточнее Калинина… Фон Бок сообщает: силы иссякли.

8 декабря:…Северо-западнее Москвы начала действовать 20-я русская армия…»

Гальдер не ошибся. Через неделю, 16 декабря, Калинин был освобожден. Разгромив противостоявшую фронту 9-ю армию противника, войска Калининского фронта продвинулись на 70—120 километров на запад, нанесли противнику большой урон, захватили богатые трофеи. Операция по освобождению Калинина была одной из первых наступательных операций советских войск. Причем проведена она была при отсутствии превосходства в силах над противником — сказалось полководческое искусство Конева, четкая целенаправленная работа его штаба.

Освобождение Калинина имело большое стратегическое значение — была восстановлена прямая связь между западным и северо-западным стратегическими направлениями советских войск и обеспечено взаимодействие Западного, Калининского и Северо-Западного фронтов.

В ходе зимнего наступления Конева все время не покидала мысль овладеть Ржевом, который противник превратил в центр сильно укрепленного района. В начале января 1942 года, когда войска Калининского фронта вышли на подступы к Ржеву, Конев решил с ходу прорвать вражескую оборону западнее города ударом одной (39-й) армии, а главной группировкой, наступавшей на Сычевку, Вязьму, перерезать основные коммуникации группы армий «Центр». Однако на выполнение этого дерзкого замысла не хватило сил: продвинувшись в начале на 80–90 километров, наступавшие армии в дальнейшем успеха не имели. Это и понятно. В тот период (январь — февраль 1942 г.) наша армия испытывала острейший недостаток в боеприпасах. Промышленность, перебазированная на восток, еще не развернулась на полную мощность и не могла дать фронту необходимое количество боеприпасов. Вот как описывал этот период Г. К. Жуков: «Вероятно, трудно будет поверить, но нам приходилось устанавливать норму расхода боеприпасов — 1–2 выстрела на орудие в сутки». И это, заметьте, в период наступления! В донесении фронта на имя Верховного Главнокомандующего от 14 февраля 1942 года говорилось: «Как показал опыт боев, недостаток снарядов не дает возможности проводить артиллерийское наступление. В результате система огня противника не уничтожается, и наши части, атакуя малоподавленную оборону противника, несут очень большие потери, не добившись надлежащего успеха».

Действительно, переутомленным и ослабленным войскам становилось все труднее преодолевать сопротивление врага. Противник значительно усилил свою вяземскую группировку и, опираясь на заранее укрепленные позиции, начал активные действия против войск Западного и Калининского фронтов. В середине апреля советские войска закрепились на достигнутых рубежах и перешли к обороне. К этому времени Калининский фронт продвинулся на запад на 250 километров.

Начались затяжные бои «местного значения» в районе Ржев — Селижарово — Зубцов. Они томили Конева. Его характер, полководческие качества требовали широкого и стремительного маневра, оперативного простора. Мысль о новом наступлении, хотя бы частном, не покидала его.

Но шел 1942 год, главные события разворачивались на юге: там кипела грандиозная Сталинградская битва. Однако в августе Ставка организовала наступательную операцию Западного и Калининского фронтов с целью сковать значительные силы противника и лишить его возможности перебрасывать отсюда резервы на юг. Войска Конева наносили удар на Ржев и Зубцов. С энтузиазмом принялся Конев за подготовку наступательной операции. Была проведена перегруппировка войск, созданы сильные ударные группировки на направлениях главного удара.

30 июля Калининский фронт перешел в наступление. Вначале дело не ладилось, но во второй половине августа две армии вышли на подступы к Ржеву, в эти же дни с помощью 31-й армии Западного фронта был освобожден город Зубцов. Хотя Ржев взять так и не удалось, активные действия советских войск на западном направлении приковали к себе крупные силы противника, вынудили немецкое командование перебросить сюда 12 дивизий, в том числе с юга.

26 августа 1942 года Г. К. Жуков был назначен 1-м заместителем Верховного Главнокомандующего, Западный фронт принял от него И. С. Конев. Он командовал этим фронтом до марта 1943 года, а затем, до июня 1943 года, — Северо-Западным. Однако в тот период эти фронты не вели активных действий, главные стратегические операции, об участии в которых мечтал Конев, шли в сталинградских степях, на Дону, в предгорьях Кавказа. Но вот в июле 1943 года его час настал: Конев был назначен командующим Степным фронтом. В это время началась развернувшаяся на огромных пространствах Курская битва — одна из величайших битв второй мировой войны. Степному фронту суждено было сыграть в этой битве выдающуюся роль.

По своему целевому назначению Степной фронт являлся, по существу, вторым оперативным эшелоном, расположенным на тыловых рубежах Центрального и Воронежского фронтов. Он сосредоточивался в готовности для парирования случайностей и в качестве мощной фронтовой группировки для перехода в общее контрнаступление. В состав Степного фронта были включены 5-я гвардейская общевойсковая армия генерала А. С. Жадова, 27, 57, 47-я общевойсковые армии, 5-я гвардейская танковая армии, а также корпуса: стрелковый, три механизированных, три танковых и три кавалерийских. С воздуха Степной фронт поддерживался 5-й воздушной армией.

Такая мощная группировка в тылу советских войск первого эшелона создавалась не случайно. Дело в том, что к весне 1943 года Советская Армия была уже достаточно сильна, чтобы самой перейти в наступление в летне-осенней кампании. Слаженное военное хозяйство страны, образовавшееся уже к середине 1942 года, позволило снабжать армию и флот всем необходимым для успешного ведения наступательных действий.

Но в апреле 1943 года стало известно, что противник тоже готовит мощное наступление. Поэтому Ставка по предложению Г. К. Жукова приняла решение дать возможность фашистскому командованию начать стратегическое наступление, непреодолимой обороной выбить танки противника — его главную силу и, перейдя в контрнаступление, разгромить основные группировки врага, особенно их ядро — танковые войска и развернуть стремительное наступление к Днепру.

Поэтому-то и нужен был такой мощный эшелон развития успеха, каким являлся Степной фронт, и такой командующий, как решительный, опытный, волевой, хорошо видящий поле сражения Иван Степанович Конев. Перед выездом к новому месту назначения его вызвали в Ставку. Там Верховный Главнокомандующий подчеркнул в разговоре с членами Государственного комитета обороны важную роль, которую должен был сыграть Степной фронт в предстоящем контрнаступлении. Как вспоминал Конев, обращаясь к нему, Сталин сказал: «Вы понимаете, товарищ Конев, какое назначение Вы получаете в связи с обстановкой, которая складывается на южном направлении? Противник, видимо, создаст очень сильные группировки для того, чтобы срезать Курский выступ. Ваш фронт, расположенный за Центральным и Воронежским фронтами, должен быть в готовности, если прорвется противник, отразить его удары и не допустить развития прорыва в восточном направлении, как на орловском, так и на белгородском направлении. Поэтому полосу, занимаемую фронтом, надо хорошо подготовить в оборонительном отношении, а в тылу по рекам Воронеж и Дон подготовить государственный рубеж обороны».

Так оно и получилось на деле. Не успел Конев принять фронт, как обстановка потребовала ввести часть его войск в сражение.

Наступление немецко-фашистских войск началось утром 5 июля. В районах южнее Орла и севернее Белгорода разгорелись наиболее ожесточенные сражения. Советские войска стойкой обороной и мощными контратаками с первых же дней затормозили яростный натиск вражеских танковых клиньев. По свидетельству западногерманского историка Гейма, атакующие немецкие группировки «уже через несколько дней оказались перед несомненным провалом, хотя войска отдавали все до последней крайности. Наступающие соединения, двигавшиеся с боями и растущими потерями через глубокую систему с позиций противника, начиная уже с 7 июля отбрасывались все более крупными советскими танковыми силами». К 9 июля ударная группировка группы армий «Центр», продвинувшись всего лишь на 10–12 километров, была остановлена и обескровлена войсками Центрального фронта.

Тяжелые бон шли и южнее Курска, где действовала немецкая группа армий «Юг». Гвардейцы 6-й и 1-й танковых армий Воронежского фронта стойко сражались с противником. Фашисты ввели в действие резервы. В этот критический момент Ставка приняла решение передать Воронежскому фронту 5-ю гвардейскую и 5-ю гвардейскую танковую армии из состава Степного фронта.

Это были лучшие армии Степного фронта. Их возглавляли смелые, талантливые генералы А. С. Жадов и П. А. Ротмистров. Кроме того, это были сильнейшие армии. Только армия Ротмистрова имела 800 танков Т-34 и САУ. 12 июля эти армии вступили в сражение с противником под Прохоровкой. Со стороны противника на Прохоровку шла 4-я танковая армия, имевшая 700 танков.

Конев, получив задачу, тут же вылетел на командные пункты передаваемых армий, лично поставил задачи командармам, затем с воздуха на самолете проконтролировал марш войск к местам сосредоточения. И хотя лично он был противником того, чтобы его фронт — мощный ударный кулак — вводили в сражение по частям, он сделал все, чтобы обеспечить успех переданным армиям.

Одной из сложных задач, которую пришлось решать командованию Воронежского и Степного фронтов, было определение времени перехода к контрнаступлению. Надо было уловить момент, когда наступательные возможности противника будут израсходованы, силы ударных группировок истощены, резервы втянуты в сражение. К 11 июля на обоянском направлении противник вклинился в нашу оборону на 35 километров. Дальше он продвинуться не смог. Ударные группировки врага, рвавшиеся к Обояни, были измотаны. Наступила пора действовать.

Однако противник был еще очень силен. Поэтому, когда под Прохоровкой столкнулись две танковые армады, вопрос: кто кого? — еще не был решен. В течение 12 июля на прохоровском направлении шла величайшая битва танкистов, артиллеристов, стрелков и летчиков. С обеих сторон в ней участвовало 1200 танков. Немецко-фашистские войска в этом сражении были разбиты и перешли к обороне. В тот же день войска Западного и Брянского фронтов перешли в мощное наступление, успешно прорвали оборону врага и продвинулись за день на 25 километров. Началось контрнаступление советских войск на Курской дуге.

18 июля Конев получил директиву Ставки о вводе в сражение войск фронта. Степной фронт совместно с Воронежским перешел к преследованию противника, к исходу 23 июля они восстановили то положение, которое советские войска занимали до начала оборонительного сражения.

С 24 июля по 2 августа войска Степного и Воронежского фронтов усиленно и основательно готовились к прорыву вражеской обороны и к переходу в решительное контрнаступление. Им предстояло прорвать оборону врага на белгородско-харьковском направлении, раздробить его группировку на изолированные части и разбить их.

А силы, противостоящие обоим фронтам, были немалые: 15 пехотных и 3 танковые дивизии. Они занимали глубоко эшелонированную оборону, тактическая зона которой была общей глубиной до 18 километров. Населенные пункты противник подготовил для круговой обороны. Вокруг Харькова было оборудовано два мощных обвода. Белгород также был хорошо защищен оборонительными сооружениями, опорными пунктами с множеством огневых точек, несколькими рядами колючей проволоки, с огромным количеством минных полей. Каменные постройки были превращены в маленькие крепости, меловые горы Белгорода использованы для прикрытия войск.

Не случайно вражеское командование придавало белгородско-харьковскому плацдарму важное стратегическое значение. Он был наиболее сильным бастионом немецкой обороны на востоке, воротами, запиравшими нашим войскам путь на Украину. На территории этого плацдарма располагался один из важнейших экономических и политических центров Советского Союза, вторая столица Украины — Харьков, а также Белгород, Сумы, Ахтырка, Лебедин, Богодухов, Чугуев и другие города.

Особое положение занимал в обороне противника Харьков, который расценивался Гитлером как «восточные ворота» Украины. И это понятно: Харьков — крупнейший железнодорожный узел на путях из Москвы в Донбасс, Крым, Кавказ, важнейший узел шоссейных дорог и авиалиний, город машиностроения, металлообработки, химической, легкой и пищевой промышленности. Гитлер требовал от своих генералов удержать Харьков любой ценой.

Сильно пересеченная местность в сочетании с прочной обороной врага затрудняла наступательные действия советских войск. Для успешного выполнения поставленных задач Конев решил максимально использовать артиллерию. На направлениях главных ударов 5-й гвардейской и 53-й армий, действовавших в главной полосе основного удара, плотность артиллерийского насыщения доходила до 230 стволов на 1 километр фронта. По тем временам это была огромная плотность.

На рассвете 3 августа мощной артиллерийской и авиационной подготовкой началось контрнаступление на белгородско-харьковском направлении. На передний край обороны врага обрушилась лавина снарядов. Это создало такой огневой удар, который ошеломил противника. По свидетельству пленных, немало уцелевших в этом сражении немецких солдат лишились рассудка. Вся система вражеского огня была подавлена. Неподавленные огневые точки были уничтожены повторным артиллерийским налетом и авиацией 5-й воздушной армии. В первой половине дня оборона врага была прорвана.

5 августа войска Степного фронта штурмом овладели Белгородом. В этот же день после напряженных боев был освобожден Орел. Москва отметила эти победы артиллерийским салютом. Это был первый артиллерийский салют в Великой Отечественной войне в честь боевой доблести советских войск. С тех пор салюты в Москве в ознаменование побед Красной Армии стали славной традицией.

К 11 августа войска Степного фронта, преодолевая ожесточенное сопротивление противника, подошли к внешнему обводу харьковских оборонительных линий. Для обороны Харькова немецкое командование сосредоточило сильную группировку в составе восьми пехотных, двух танковых дивизий, артиллерийских частей, многих отрядов CG, полиции и других подразделений, сосредоточив их в основном на северном и восточном фасах внешнего оборонительного обвода при значительном эшелонировании войск в глубину.

Оборона противника состояла из системы дзотов с перекрытием в два-три наката и железобетонных сооружений. Все каменные строения на окраинах города были превращены в доты, нижние этажи домов использовались в качестве огневых позиций для артиллерии, верхние занимали автоматчики, пулеметчики и гранатометчики. Въезды в город и улицы на окраинах были заминированы и перекрыты баррикадами. Внутренние кварталы города также были подготовлены к обороне и борьбе с танками.

Со свойственной ему тщательностью начал готовиться Конев к штурму Харькова. Он выезжал на КП командармов, изучал подступы к городу. В рекогносцировках Ивана Степановича сопровождали ведущие специалисты родов войск — артиллеристы, танкисты, летчики, а также командующие армиями, в полосах которых он изучал обстановку. Много работал Конев и над картой у себя в штабе, располагавшемся в деревеньке Малые Проходы. Непритязательный в быту, командующий фронтом занимал обыкновенную украинскую хату. Рабочим кабинетом служила чисто выбеленная комната. Вот как описывает ее Борис Полевой, побывавший в те дни у Конева: «Все хозяйское оставалось на месте. Иконы в углу, обрамленные, по здешнему обычаю, богато вышитыми рушниками, пожелтевшие венчальные свечи возле них и даже пучок вербы, посиневший от времени. Выгоревшие базарные олеографии с лебедями и беседками и Иисус Христос, писаный красавец, шагающий по водам. Фотографии хозяев в черных рамках, рассыпанные по белейшим стенам. Все это как бы подчеркивало временность этого бивачного жилья, которое ничем не отражало характера и вкуса человека, в нем теперь обитающего.

Своего у командующего было здесь разве что раскладной походный стол, будто скатертью, накрытый картой, исчерканной синими и красными овалами и стрелами. Два таких же походных стула. Телефоны — один в деревянном футляре, полевой, другой — белый, блещущий полировкой и никелем, — высокочастотный, по которому командующий связывался с командармами и со Ставкой. Тут же, с правой стороны, остро отточенные карандаши, торчащие из стакана, лупа, большие роговые очки оглобельками вверх. На стене деревянная, тоже складная, полка, на которой я успел различить корешки военных и литературных журналов. Томик генерала Драгомирова о Суворове. Книга Карла Клаузевица «О войне». Я взял ее и стал листать, чтобы не мешать разговору командующего по телефону. Книга оказалась читанной. На полях пометки, некоторые фразы подчеркнуты.

Дверь слева вела в личную комнату генерала. Собственно, это была не дверь, а проем. Жилье обставлено с солдатским аскетизмом. Узенькая койка, застланная шерстяным шершавым одеялом, обеденный столик, покрытый накрахмаленной скатертью, радиоприемник — единственная дорогая здесь вещь».

В этой комнате, склонившись над картой, Конев продолжал работу, начатую непосредственно на местности. Оценивая местность, характер укреплений противника, он внутренним взором прикидывал, где произвести маневр войсками, где целесообразно сосредоточить главную ударную силу артиллерии, удобнее нанести танковый удар, куда нацелить авиацию. Это был сложный процесс. Требовалось учесть все положительное и отрицательное, найти верный ключ к успеху. И он находил. Объезжая войска, он изучал, откуда вести штурм города. Вначале ему казалось, что выгоднее всего атаковать армией генерала М. С. Шумилова. Его 7-й гвардейской армии удалось выйти на окраину Харьковского тракторного завода. Вот откуда брать город удобнее всего. Но при этом варианте, рассуждал Конев, потребуется больше артиллерии, так как необходимо пробить нашим войскам путь через железобетонные заводские сооружения. Причинять такие большие разрушения крупнейшему предприятию города Коневу не хотелось. Да и кроме того, здесь будут затруднены действия танковой армии П. А. Ротмистрова, которой потребуется значительная перегруппировка сил. Лучше, если армия генерала М. С. Шумилова будет брать штурмом отдельные здания завода и вести уличные бои.

Бывая то в одной, то в другой армии, Конев мучительно выбирал направление главного удара. Наконец, решил: главный удар будет наносить 53-я армия генерала И. М. Манагарова. Теперь надо было решить вопрос обеспечения удара этой армии со стороны Люботина, откуда непрерывно контратаковали танковые дивизии противника. Танкам надо противопоставить танки и вести наступление на город с этого направления двумя армиями: 53-й армией и танковой армией П. А. Ротмистрова. Правда, в ней насчитывалось только 160 танков и самоходных орудий. Однако и эти силы могли значительно облегчить фронту решение главной задачи.

Так, в раздумьях и сомнениях, рождался окончательный вариант взятия Харькова, вырабатывалась идея операции.

10 августа Конев отдал директиву на овладение Харьковом. Суть ее состояла в том. чтобы оборонявшуюся в районе Харькова группировку противника разгромить на подступах к Харькову, в поле. Конев понимал, что борьба в городе, который тщательно подготовлен к обороне, потребует от войск очень больших усилий, будет чревата значительными потерями и может принять затяжной характер. Кроме того, бои в городе могли привести к ненужным жертвам среди населения, а также к разрушениям жилых зданий и уцелевших промышленных предприятий.

Разбить противника в поле, не допустить жертв и разрушений, неизбежных при боях в городе, — этим руководствовался Конев, организуя освобождение Харькова. И в дальнейшем этот коневский принцип был положен в основу многих операций по взятию городов и промышленных районов.

Прорвав оборонительные обводы врага, войска фронта в напряженных боях 12–13 августа вплотную подошли к Харькову и завязали бои на его окраинах. Но чтобы сохранить город от разрушений, нужно было ускорить операцию. Конев отдал приказ сосредоточить 5-ю гвардейскую танковую армию, чтобы она могла перерезать противнику пути отхода из Харькова на запад и юго-запад, заставить фашистов бежать из города. Используя наведенные ночью переправы и проходы через железнодорожную насыпь, танковая армия Ротмистрова перешла в наступление и охватила группировку врага в районе Харькова с запада и юго-запада, а 57-я армия — с юго-востока.

В распоряжении врага остались лишь одна железная и одна шоссейная дороги, да и они были под постоянными ударами 5-й воздушной армии. Во второй половине 22 августа противник начал отход из города. Войска Степного фронта ночью бросились на штурм города. К 11 часам утра город был полностью освобожден.

Вечером Москва салютовала воинам Степного фронта, освободившим Харьков. 20 залпов из 224 орудий потрясли московское небо. Полководческое дарование Конева получило новое признание. Ему было присвоено воинское звание — генерал армии.

Победа в Курской битве, завершившейся взятием Харькова, продемонстрировала перед всем миром возросшее могущество Вооруженных Сил Советского Союза, превосходство советского военного искусства. Попытка немецко-фашистского командования вырвать стратегическую инициативу потерпела сокрушительный провал. После разгрома войск вермахта под Курском стратегическая инициатива окончательно закрепилась за Советскими Вооруженными Силами.

Это было доказано в стремительном наступлении советских войск к Днепру и его форсированием. Степной фронт, как и соседние фронтовые объединения, после освобождения Харькова развивал наступление на запад. Главное, говорил Конев, не дать врагу закрепиться, безостановочно гнать его, не давать передышки. И освободительная волна советских армий неудержимо катилась по Левобережной Украине.

В начале сентября основные силы войск Воронежского и Степного фронтов сосредоточивались на киевском и кременчугском направлениях. Попытки немецко-фашистских войск остановить советское наступление на заранее подготовленных оборонительных рубежах по рекам Ворскле, Пселу, Хоролу потерпели неудачу.

15 сентября Гитлер принял решение об отводе войск за Днепр. Нужно было сорвать немецкий план организованного отступления и самое важное — захватить переправы через реку. Немецко-фашистское командование всеми силами старалось выиграть время и поэтому оказывало упорное сопротивление нашим войскам на промежуточных рубежах. Противник двигался к постоянным переправам у Киева, Канева, Кременчуга, Черкасс, Днепропетровска.

20 сентября 1943 года Конев принял решение разгромить отходящие немецкие войска на кременчугском и днепродзержинском направлениях, на плечах противника с ходу форсировать Днепр и овладеть плацдармами на правом берегу. 23 сентября войска Степного фронта овладели Полтавой и вышли к Днепру юго-восточнее Кременчуга.

План дальнейших действий фронта заключался в том, чтобы форсировать Днепр с ходу на широком фронте. Причем, свою основную задачу Конев видел не только в том, чтобы форсировать Днепр и захватить плацдармы на его правом берегу, но и в том, чтобы всемерно развивать безостановочное наступление в глубь Правобережной Украины. Но для этого прежде всего нужны были плацдармы, плацдармы и еще раз плацдармы.

По мере приближения к Днепру командование фронтом прилагало все усилия, чтобы штатные переправочные средства были своевременно доставлены к реке. И все же они опаздывали. Однако это не сорвало установку Конева форсировать Днепр с ходу.

Он лично выехал к Днепру: хотел сам видеть, как лучше организовать форсирование. 23 сентября он с командующим 7-й гвардейской армией М. С. Шумиловым и инженером армии В. Я. Пляскиным встретился у Нового Орлика. «Мы прошли вдоль берега, осмотрели подступы, примерно определили ширину реки в 700–800 м, осмотрели в бинокли противоположный берег, и установили, что оборона противника на том берегу пока не сплошная, — вспоминал Конев. — Все это побуждало нас, не теряя времени, начать форсирование реки и действовать решительно. Но, к сожалению, переправочных средств почти не было, не считая нескольких надувных лодок. Местность степная, леса нет и, следовательно, негде взять вспомогательных материалов для постройки плотов и мостов. Кроме лозняка, ивы, на берегу ничего не было. Правда, некоторые предусмотрительные командиры по пути собирали лодки, бочки, доски от разрушенных домов, и все, конечно, пригодилось. Но для армии этого было мало. Мы приняли решение: все, что есть в ближайших населенных пунктах (деревянные сараи, двери, крыши, бочки, плетни), использовать для плотов». В этом весь Конев: действовать, не ждать, не надеяться ни на кого, кроме себя.

В ночь на 25 сентября части 7-й гвардейской армии форсировали Днепр и зацепились на том берегу сначала за маленький клочок земли у села Домоткань. Это и было началом форсирования крупной водной преграды войсками Степного фронта.

Трудности в таком деле огромны. И нужно, чтобы войска были уверены в победе. И эту веру должны вселить в них командиры. Поэтому Конев приказал командирам частей переправиться на ту сторону Днепра с передовыми отрядами. Это тоже было его характерной чертой. Доверие к людям, близость к бойцам — эту истину он усвоил еще в 20-е годы, когда пять лет командовал полком. И сейчас, при форсировании Днепра, он приказал командирам быть с передовыми отрядами, потому что знал: это придаст уверенности солдатам, поднимет их доверие к командирам, усилит наступательный порыв. Он всегда говорил, что именно взаимное доверие имеет особую цену, потому что оно не ограничивается отношениями двух человек, а как бы по цепочке передается вниз, подчиненным. Атмосфера, при которой в войсках складывается ощущение: в нас верят, на нас надеются — на наш полк, на нашу дивизию, на наш корпус, на нашу армию, — это атмосфера, крайне необходимая на войне, влияющая на ход военных действий.

«У меня, — писал Конев, — всегда возникало чувство внутреннего протеста, когда в моем присутствии кто-нибудь из старших начальников ставил задачи своим подчиненным формально, как сухарь, не сознающий, что перед ним сидят живые люди, и не понимающий этих людей. Такой начальник обычно диктует, даже не глядя людям в глаза: «Первый пункт — о противнике… Второй пункт — о наших войсках… Третий — ваша задача… Приказываю вам…». И так далее и тому подобное. Формально все вроде верно, а души нет, контакта со своими подчиненными нет…». Сам Конев во всех случаях стремился как можно чаще бывать в боевых порядках, знать лично состояние частей, настроение их личного состава. Этого же он требовал и от подчиненных.

В конце сентября — октябре на земле и в воздухе, на всем фронте за Днепром развернулись ожесточенные бои. Вот как писал о тех днях противостоявший Коневу гитлеровский фельдмаршал Манштейн в книге «Утерянные победы»: «В течение всего октября Степной фронт, командование которого было, вероятно, наиболее энергичным, перебрасывал все новые силы на плацдарм, захваченный им южнее Днепра на стыке между 1-й танковой и 8-й армиями. К концу октября он расположил здесь не менее пяти армий (в том числе одну танковую армию), в составе которых находились 61 стрелковая дивизия и 7 танковых и механизированных корпусов, насчитывавших свыше 900 танков. Перед таким превосходством сит внутренние фланги обеих армий не могли устоять и начали отход соответственно на восток и запад. Между армиями образовался широкий проход. Перед противником был открыт путь в глубину Днепровской дуги на Кривой Рог и тем самым на Никополь, обладание которым Гитлер с военно-экономической точки зрения считал исключительно важным».

Оставим на совести Манштейна подсчеты соотношения сил. Гитлеровский фельдмаршал значительно преувеличил численность советских войск. Но в главном он прав: действия советских войск действительно были энергичными и напористыми, хотя из-за раскисших дорог они испытывали неимоверные трудности с доставкой войскам боеприпасов и горючего.

В ходе битвы за Днепр советские фронты, наступавшие в Белоруссии и на Украине, были переименованы 20 октября в Белорусские и Украинские. Степной фронт стал именоваться 2-м Украинским фронтом. Он продолжал успешное наступление.

В битве за Днепр Конев приобрел богатый опыт ведения крупных наступательных операций, стал мастером высокоманевренных действий. Почерк Конева как полководца уже хорошо знали и советские войска, и фашистское командование. В период боев за Правобережную Украину его военное дарование ярко проявилось в Корсунь-Шевченковской операции.

К началу 1944 года в среднем течении Днепра в районе Канева противнику удалось удержаться и образовать так называемый Корсунь-Шевченковский выступ. Оборонявшиеся немецкие войска, используя благоприятную местность, удержались в стыке между 1-м и 2-м Украинскими фронтами, нависли над смежными флангами фронтов и сковывали свободу их маневра. Фашистское командование стремилось во что бы то ни стало удержать Корсунь-Шевченковский выступ, рассчитывая использовать его в качестве плацдарма для восстановления линии фронта по западному берегу Днепра.

Ставка Гитлера и командование группы армий «Юг» надеялись, что в связи с началом распутицы советские войска не смогут развернуть широкое наступление в ближайшее время и вермахт получит передышку на южном участке своего восточного фронта. В этот период противник все еще полагал, что ему удастся сильными ударами отбросить наши войска к Днепру, сохранить за собой богатые промышленные и сельскохозяйственные районы Правобережной Украины и установить сухопутную связь с крымской группировкой своих войск.

Гитлеровцы торопились создать в районе Корсунь-Шевченковского выступа устойчивую оборону, которая могла бы обеспечить удержание всего плацдарма и служила бы исходным пунктом на случай развертывания наступательных операции. Местность в том районе благоприятствовала обороне. Многочисленные реки, ручьи, овраги с крутыми склонами, большое число крупных населенных пунктов способствовали созданию оборонительных рубежей и отсечных позиций. Высоты, особенно многочисленные в районе Канева, позволяли хорошо организовать наблюдение.

Верховное Главнокомандование своевременно разгадало замыслы противника. Оно хорошо понимало, что Корсунь-Шевченковскпй выступ надо ликвидировать как можно быстрее. 12 января Ставка ВГК поставила задачу 1-му и 2-му Украинским фронтам встречными ударами под основание Корсунь-Шевченковского выступа окружить и уничтожить группировку противника. Начало наступления 1-го Украинского фронта было определено на 26 января, а 2-го Украинского — на 25 января.

Оценив обстановку, Конев принял решение главный удар нанести севернее Кировограда силами 14 стрелковых дивизий из состава двух армий при поддержке авиации фронта. После прорыва обороны противника на 19-километровом участке эти армии должны были развивать наступление на Шполу, Звенигородку, чтобы окружить крупную вражескую группировку.

Операция проходила в крайне неблагоприятных погодных условиях. В тот год на Украине выдалась чрезвычайно теплая зима. Маршал Советского Союза А. М. Василевский так вспоминал то время: «Много я повидал на своем веку распутиц. Но такой грязи л такого бездорожья, как зимой и весной 1944 г., не встречал ни раньше, ни позже. Буксовали даже тракторы и тягачи. Артиллеристы тащили пушки на себе. Бойцы с помощью местного населения переносили на руках снаряды и патроны от позиции к позиции за десятки километров». И несмотря на эти неимоверно трудные условия, наступление продолжалось.

28 января 20-й гвардейский танковый корпус 5-й гвардейской танковой армии, стремительно наступая двумя своими бригадами, достиг Звенигородки. Навстречу ему с запада прорвались передовые части 6-й танковой армии 1-го Украинского фронта. В тот же день окружение противника было завершено. 8 февраля советское командование во избежание ненужного кровопролития предъявило окруженным войскам ультиматум с предложением сложить оружие. Гитлеровские генералы отклонили это гуманное предложение, и бои возобновились с новой силой.

Подтянув к внешнему фронту окружения восемь танковых и шесть пехотных дивизий и меняя направление ударов, Манштейн, учитывая свой неудачный опыт деблокирования окруженной армии Паулюса под Сталинградом, попытался осуществить прорыв в узкой (14 км) полосе фронта четырьмя танковыми и двумя пехотными дивизиями в направлении на Лпсянку. Генерал Штеммерман, командовавший окруженной группировкой, человек решительный и инициативный, создал внутри кольца мощную ударную группировку, усилил ее танковой дивизией СС «Викинг», отборным мотополком «Германия» и моторизованной бригадой СС «Валония». Эту группу он бросил на свой правый фланг, нацелив на 27-ю армию 1-го Украинского фронта. Ценою немалых жертв ему удалось прорвать оборону внутреннего кольца и занять села Хилки, Шандеровку и Ново-Буды. Расстояние между окруженной и деблокирующей группировками противника сократилось здесь до двенадцати километров, создалась прямая угроза прорыва кольца окружения.

И тут проявилась еще одна полководческая черта Конева: умение идти на обоснованный риск для быстрейшего достижения успеха. 10 февраля он вывел 5-ю гвардейскую танковую армию с внешнего фронта окружения в коридор прорыва к району Лисянки с задачей не допустить выхода окруженной группировки из котла и соединения ее с танковой группировкой врага, наступающей с внешнего фронта.

К этому времени массированные танковые атаки противника на внешнем фронте все больше усиливались. И снять танковую армию в этот момент было риском огромным. И все яге Конев пошел на него. Чтобы не ослабить внешнего фронта на участке, где действовала танковая армия, он оставил стрелковые дивизии, усиленные большим количеством артиллерии и средствами инженерных заграждений. Войскам при этом была поставлена задача прочно оборонять занимаемые рубежи и не допустить прорыва фронта танковой группировкой противника. Кроме того, в ходе предшествующих боев наступающие танковые дивизии противника имели средний темп продвижения по грязи и бездорожью 4 километра в сутки. Расстояние же между внутренним и внешним фронтами на участке, откуда снималась 5-я гвардейская танковая армия, было 40 километров. Поэтому Конев полагал, что если даже наши войска не сдержат наступления противника на внешнем фронте, то, чтобы соединиться с окруженной группировкой, ему потребуется минимум 10 суток напряженных боев. За это время, конечно, войска фронта сумели бы полностью разбить и пленить окруженную группировку противника, направив для этой цели танковые соединения, имевшиеся во фронте. Теперь же главным было не дать окруженному противнику прорваться. Эти расчеты делали маневр 5-й гвардейской танковой армии обоснованным. И действительно, он был успешно осуществлен.

В ходе операции часть войск 2-го Украинского фронта вступила в полосу наступления 1-го Украинского фронта без согласования со Ставкой и соседом. Но события развивались настолько стремительно, что Конев принял это решение самостоятельно. Как оказалось потом, оно было обоснованным и своевременным.

12 февраля 1944 года около 12 часов Конева по ВЧ вызвал Верховный Главнокомандующий. Он сказал, что в Ставке есть данные, что окруженная группировка прорвала фронт 27-й армии 1-го Украинского фронта и уходит к своим, и спросил: «Что вы знаете об обстановке на фронте у соседа?» Дальше произошел очень важный для Конева разговор, который он так описал в своих воспоминаниях: «…По интонации его голоса, резкости, с которой он разговаривал, я понял, что Верховный Главнокомандующий встревожен, и, как видно, причина этого — чей-то не совсем точный доклад. Я доложил:

— Не беспокойтесь, товарищ Сталин, окруженный противник не уйдет. Наш фронт принял меры. Для обеспечения стыка с 1-м Украинским фронтом и для того, чтобы загнать противника обратно в котел, мною в район образовавшегося прорыва врага были выдвинуты войска 5-й гвардейской танковой армии и 5-й кавалерийский корпус. Задачу они выполняют успешно.

Сталин спросил:

— Это вы сделали по своей инициативе? Ведь это за разграничительной линией фронта.

Я ответил:

— Да, по своей, товарищ Сталин.

Сталин сказал:

— Это очень хорошо. Мы посоветуемся в Ставке, и я вам позвоню.

Действительно, через 10–15 минут Сталин позвонил вновь:

— Нельзя ли все войска, действующие против окруженной группировки, в том числе и 1-го Украинского фронта (27-ю армию), подчинить вам и возложить на вас руководство уничтожением окруженной группировки?

Такого предложения я не ожидал, но ответил без паузы:

— Товарищ Сталин, сейчас очень трудно провести переподчинение 27-й армии 1-го Украинского фронта мне. 27-я армия действует с обратной стороны кольца окружения, то есть с противоположной стороны по отношению наших войск, с другого операционного направления. Весь тыл армии и связи ее со штабом 1-го Украинского фронта идут через Белую Церковь и Киев. Поэтому управлять армией мне будет очень трудно, сложно вести связь по окружности всего кольца через Кременчуг, Киев, Белую Церковь; пока в коридоре идет бой, напрямую установить связь с 27-й армией невозможно. Армия очень слабая, растянута на широком фронте. Она не сможет удержать окруженного противника, тогда как на ее правом фланге также создается угроза танкового удара противника с внешнего фронта окружения в направлении Лисянки.

На это Сталин сказал, что Ставка обяжет штаб 1-го Украинского фронта передавать все мои приказы и распоряжения 27-й армии и оставит ее на снабжении в 1-м Украинском фронте». Так и было сделано.

Наступал решающий момент операции. Конев, который всегда в такие моменты старался быть ближе к войскам, решил установить свой наблюдательный пункт в деревне Толстое, находившейся в центре боев. Но как туда добраться? Распутица. Колесным транспортом двигаться было невозможно. Даже танки буксовали. Самолетом? Но как вылететь? Подняться с фронтового летного поля самолет еще мог, а вот приземлиться казалось невозможным: подтаявший снег слишком глубок, не примет ни колеса, ни лыжи.

Но Конев со времен гражданской войны знал, что люди, если они знают, что в них верят, на них надеются, могут творить чудеса. Помнил он случай, когда был комиссаром бронепоезда «Грозный». Тогда отступавшие белогвардейцы взорвали железнодорожный мост через Иртыш. А на фронте, на другом берегу реки, куда паши войска перешли по льду, создалась сложная обстановка и позарез потребовалась ударная мощь бронепоезда. Как быть? Мост быстро не восстановишь. И вот решено было попробовать перевести бронепоезд на другой берег… по льду. Даже опытным железнодорожникам такой замысел поначалу показался нелепым. Поезд бронирован толстыми плитами стали. Вместе с тяжелыми орудиями, боеприпасами эта махина представляла огромный груз.

Но люди, увлекаемые комиссаром, совершили небывалое дело. Конев поднял всех железнодорожников и крестьян окрестных деревень. Лопатами, кирками они дробили крутые прибрежные откосы, делая пологие съезды. Возили на лед бревна, наводили на них настил. На нем укрепляли шпалы, выкладывали рельсовый путь. И по этому пути переправили-таки через реку ручной тягой сначала паровоз, потом одну за другой и его бронированные площадки. Самым невероятным было то, что вся работа завершилась за сутки.

Так и теперь. Он был уверен, что выход будет найден. Конев вызвал к себе наиболее опытных летчиков эскадрильи связи. И те нашли выход: выложить место посадки для лыж соломой, чтобы самолет не провалился в снег. Был отдан соответствующий приказ. Два самолета поднялись в воздух и взяли курс на деревню Толстое. По пути они были атакованы «мессершмиттами». Самолет, на котором летел адъютант, был подбит и сделал вынужденную посадку. Самолет командующего ушел от преследования в облака и благополучно приземлился на участке, выложенном соломой.

Продолжая напряженные бои, войска 2-го Украинского фронта к исходу 16 февраля сжали кольцо окружения до предела. По приказу Конева авиация всеми наличными силами, несмотря на начавшуюся метель, атаковала с воздуха и проутюжила вражеские колонны на дорогах. Потом на заре в бой были введены артиллерийские соединения, они били по скоплениям врага в оврагах и балках. Танки генерала Ротмистрова в буквальном смысле утюжили неприятельские колонны, находившиеся на марше. Кавалеристы, действуя без дорог, по снежной целине, прочесывали овраги, балки, уничтожая или забирая в плен тех, кто небольшими группками старался уйти малозаметными тропами.

Когда наступит рассвет, немцы, увидев всю безнадежность своего положения, большими группами начали сдаваться в плен. В течение всей этой схватки Конев несколько раз разговаривал с командирами дивизий, которые занимали позиции на внешнем фронте окружения, внимательно следил за действиями войск, донесениями и докладами, словом, держал руку на пульсе событий. Утром 17 февраля Коневу доложили, что среди убитых обнаружен труп генерала Штеммермана. «Где обнаружен, — спросил Конев, — с тылами пли в боевых порядках?» — «Шел пешком вместе с солдатами, которых вел на прорыв». Конев разрешил немецким военнопленным похоронить своего генерала с надлежащими почестями по законам военного времени.

В финале Корсунь-Шевченковского сражения с особой ясностью проявилось умение Конева почувствовать или, точнее, определить критический момент сражения, умение, которое в сочетании с его настойчивостью и волей и на этот раз привело к победе. По официальным данным, в ходе боев противник потерял 55 тысяч солдат и офицеров убитыми и ранеными, более 18 тысяч пленными. а также большое количество боевой техники и вооружения.

В результате победы советских войск в Корсунь-Шевченковской операции немецко-фашистские войска, действовавшие на Правобережной Украине, были сильно ослаблены и деморализованы. Создавались благоприятные условия для развертывания дальнейшего наступления к Южному Бугу и Днестру.

Корсунь-Шевченковская операция вошла в историю как образец операций на окружение. Она показала возросшее боевое мастерство советских войск, полководческий талант Конева засиял новыми гранями. В ознаменование его заслуг ему было присвоено звание Маршала Советского Союза.

Он узнал об этом глубокой ночью, находясь все еще в деревне Толстое, где после доклада в Москву о разгроме Корсунь-Шевченковской группировки спал на соломенном тюфяке, не снимая мокрого комбинезона. В решающие моменты сражения он не раз выезжал на танке в те населенные пункты, где назревали особенно острые ситуации. Когда возвратился, не было сил стащить с себя комбинезон, и, только сбросив сапоги, свалился на койку.

Неожиданно позвонил Сталин. Вот отрывок из разговора, который тогда произошел:

«Сталин. Поздравляю с успехом. У правительства есть мнение присвоить вам звание Маршала Советского Союза. Как вы на это смотрите, не возражаете? Можно вас поздравить?

Конев. Благодарю, товарищ Сталин».

На следующее утро самолет доставил на фронт из Москвы свежие газеты. Там был приказ Верховного Главнокомандующего от 18 февраля, посвященный победному сражению у Корсуни. В нем, в частности, говорилось:

«…За отличные боевые действия объявляю благодарность всем войскам 2-го Украинского фронта, участвовавшим в боях под Корсунью, а также лично генералу армии Коневу, руководившему операцией по ликвидации окруженных немецких войск».

В тот же день радио передало Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Ивану Степановичу Коневу звания Маршала Советского Союза.

…Вечером из Москвы прилетел самолет. С ним заместитель Верховного Главнокомандующего Жуков прислал Коневу в подарок новенькие маршальские погоны.

Требовалось в короткие сроки скрытно подготовить новую операцию, пока фашисты не оправились от разгрома под Корсунь-Шевченковским и не успели построить прочную оборону. И это нужно было сделать в условиях, когда войска 2-го Украинского фронта были крайне измотаны в предыдущих жестоких боях, а весеннее бездорожье сделало непроходимыми поля Украины. Прпэтом войска фронта не имели численного преимущества над противником и могли рассчитывать на успех только создав сильные ударные группировки на главных направлениях за счет ослабления других участков фронта. На подготовку операции было отведено две неделп. А нужно было произвести перегруппировку, подтянуть тылы, обеспечить войска всем необходимым для успешного продвижения вперед, разработать план операции (позже она была названа Уманско-Ботошанской) и довести его до войск и т. д., и т. д. Конев, его штаб, все службы фронта и армий работали, не считаясь ни с погодой, ни со временем суток, ни с усталостью.

Конев хорошо помнил слова из директивы Ставки: перейти в наступление как можно быстрее, «дабы не дать возможности противнику организовать на р. Южный Буг оборону». И он добился своего — фронт был готов к наступлению 5 марта, на день раньше срока, указанного Ставкой.

К началу наступления командованию 2-го Украинского фронта удалось обеспечить сосредоточение сил на направлении главного удара. Да какое! На 25-километровом участке прорыва при общей протяженности линии 305 километров было сосредоточено 55 процентов пехоты, 71 процент артиллерии, 92 процента танков и вся авиация фронта. На направлении вспомогательного удара — ширина 18 километров — было сосредоточено 17 процентов пехоты, 22 процента артиллерии и все оставшиеся танки. Остальные войска были растянуты на 268-километровом фронте.

В условиях бездорожья и непролазной грязи противник, конечно, не ожидал крупного наступления советских войск. На это и рассчитывал Конев. Нужно было обеспечить внезапность и быстроту прорыва вражеской обороны.

5 марта в 6 часов 54 минуты началось артиллерийское наступление на направлении главного удара. Погода в этот день была теплой. Утренний туман резко ухудшил видимость. Конев, как всегда, был в войсках. Верный своей привычке все видеть самому, он на этот раз выбрал себе наблюдательный пункт 52-й армии генерала К. А. Коротеева. Туман был настолько плотным, что местность просматривалась не далее, чем на 100 метров. Не видны были даже свои войска, и тем более расположение противника. Туман, с одной стороны, мешал, с другой — способствовал тактической внезапности прорыва обороны. Так как действия авиации были исключены, основная тяжесть подготовки прорыва и поддержки атаки пехоты и танков легла на артиллерию. Артиллерийская подготовка атаки длилась 56 минут. Как подтвердилось в ходе наступления, результат ее вполне обеспечил успех атаки.

Главная ударная группировка фронта в составе пяти общевойсковых и двух танковых армий перешла в наступление. Удар оказался неожиданным для противника. Полная внезапность обеспечила намеченный прорыв. В первый же день оборона врага была прорвана на протяжении 30–35 километров.

В те дни газета «Правда» писала: «Какого высочайшего накала должен быть наступательный порыв, чтобы ежедневно, в любую погоду, и днем и ночью, без отдыха идти с боями по грязи, преследовать врага, когда он бежит, ломать его оборону, когда он сопротивляется, и гнать его. Гнать прочь с нашей земли до Буга, за Буг, за Днестр, до конца. Для такого наступательного порыва одного вдохновения и энтузиазма мало. Надо волю иметь большевистскую. Надо силу иметь богатырскую!».

Действительно, советские войска, в том числе и 2-й Украинский фронт, неудержимо двигались на запад. Сам командующий фронтом был неутомим. Каким-то шестым чувством он всегда определял, где происходят ре-тающие события, немедленно появлялся там и своим умением, настойчивостью, волей вел войска к победе. Он не считался с опасностью, когда этого требовала обстановка, и не раз попадал в критические ситуации. Во время Уманско-Ботошанской операции произошел случай, который показывает характер Конева, его стремление всегда все знать самому, не считаясь с опасностью. Когда войска форсировали Южный Буг, Конев выехал к реке посмотреть, как наведены переправы. По дороге он и его спутники попали под удар вражеской авиации. Вот как описывает Конев это происшествие: «Выехали с КП фронта, находившемся тогда в населенном пункте Поташ. Двигались по грязи медленно, на первой скорости, не более 3–4 км в час. Когда мы подъезжали к переправе, наступила ночь. Темнота и непролазная грязь заставили пренебречь светомаскировкой и включить фары. В трех километрах от переправы мы подверглись налету вражеской авиации. Моя группа состояла из четырех машин. Впереди меня шел «виллис» с адъютантом, далее моя машина. Я сидел на первом сиденье, рядом с водителем. В кузове — постель и подушка. За мной шла машина «додж» с охраной, а далее — бронетранспортер. Все машины, преодолевая грязь и глубокие колеи, проделанные танкистами, шлп на первой скорости. Рев наших моторов заглушал все, и мы не слышали шума самолетов. Неожиданно вокруг наших машин на площади примерно 50 на 100 м все озарилось пламенем, раздались взрывы бомб и свист осколков. Я приказал шоферу выключить свет фар, но впереди идущий «виллис» остановился и загородил дорогу. Моя машина наехала на него, от толчка опять включился свет, и шофер не мог его погасить. Проходит минута, две. Мы слышим второй заход самолета, и новая серия бомб рассыпалась возле наших машин. Наконец свет фар погас. Все четыре машины остановились. Самолетов в ночном небе уже не было слышно. Осмотрев машины, мы увидели, что у моей «эмки» пробиты мелкими осколками оба ветровых стекла. На крыше несколько пробоин, одна значительных размеров. «На память» в кузове машины оказался большой осколок бомбы (около 500 г), который ударился о подушку и одеяло и застрял».

Стремление маршала Конева находиться в нужный момент на месте, где решалась судьба той или иной операции, вызывалось чувством ответственности за порученное дело. Безрассудно храбрых командиров, которые ехали на передний крап и оставались там надолго, теряя управление своими соединениями, он сурово предупреждал. Член Военного совета 1-го Украинского фронта, которым Конев командовал в 1944–1945 годах, генерал-полковник К. В. Крайнюков вспоминает в своей книге: «Иван Степанович, будучи по натуре вспыльчивым человеком, порой круто обходился с провинившимися; мог накричать, допустить резкость, по поводу которой сам же потом очень сожалел. Но я не помню случая, чтобы он, поддавшись минутному настроению, смещал бы офицеров с должностей или же ходатайствовал об их замене. Если командующий убеждался, что провинившийся не потерянный человек и может исправиться, то он горой стоял за подчиненного. А вот безвольных, трусливых людей он терпеть не мог…».

Так и в Уманско-Ботошанской операции, о которой идет речь, он жестко указывал командармам на их ошибки, укорял их за любое снижение темпов наступления. В телеграмме от 15 марта, направленной Коневым командующим 5-й и 7-й гвардейскими армиями, указывалось: «Преследование противника вашими армиями идет медленно. Поймите, что противник бежит. Наши войска фронта уже ведут бой за Вапнярку. Вы оттягиваете левое крыло фронта, идете по сравнению с правым крылом фронта на 200 км сзади. Основной причиной медленных темпов преследования является:

1. Ведете войска равномерно по всему фронту и как гребенкой прочесываете всю местность. Нет смелого маневра с выходом на пути отхода противника. Нет кулака для уничтожения противника при его сопротивлении на основных направлениях. В связи с этим вы даете противнику уводить его живую силу и технику.

2. Отрыв управления армий, корпусов, дивизий от войск. Особо отстают тылы. Войска всегда требуют твердого управления. Крепкое управление обеспечивает высокие темпы, и войска делают чудеса».

Конев был весьма требовательным к подчиненным ему генералам и офицерам, но он отмечал и их успехи, продвигал по службе талантливых, щедро награждал отличившихся.

В зимней кампании 1944 года войска Советской Армии, действовавшие на Украине, форсировали Днестр, на широком фронте вышли на пограничную реку Прут и, с ходу форсировав ее, вступили в пределы Румынии. На юге советские войска в период с 18 марта по 12 апреля форсировали Южный Буг, освободили города Николаев, Одессу, форсировали Днестр и захватили несколько плацдармов на его правом берегу.

17 апреля 1944 года наступление Советской Армии на Правобережной Украине завершилось разгромом всего южного крыла восточного фронта фашистской Германии (за исключением блокированной в Крыму 17-й армии вермахта). В ходе наступления 10 вражеских дивизий были уничтожены, 59 потеряли боеспособность. Советские войска продвинулись на 250–450 километров к предгорьям Карпат, рассекли южное крыло стратегического фронта Германии.

Для восстановления своего разгромленного южного крыла гитлеровское командование было вынуждено в январе — мае 1944 года перебросить из Германии и Франции 40 дивизий и 4 бригады на советско-германский фронт. В результате немецко-фашистская группировка в Западной Европе оказалась значительно ослабленной, что обеспечило благоприятную обстановку для англо-американских войск перед высадкой союзников в Нормандии.

Победа советских войск на юге страны имела важное политическое и стратегическое значение. Советская Армия полностью освободила Южную Украину, значительную часть Советской Молдавии, вышла на государственную границу с Румынией и Чехословакией и перенесла боевые действия на территорию врага. Фронт, возглавляемый Маршалом Советского Союза II. С. Коневым, внес в эту большую победу выдающийся вклад.

После окончания зимней кампании 1944 года в командовании фронтов Советской Армии произошли значительные перестановки. Конев был назначен командующим 1-м Украинским фронтом. Поскольку события должны были развернуться на центральном участке советско-германского фронта, где действовал 1-й Украинский фронт, то назначение Конева его командующим отражало высокое доверие, которое ему оказывало Верховное Главнокомандование.

Приняв командование фронтом и изучив обстановку, Конев наметил себе план знакомства с войсками, рассчитал время выезда в армии. Как всегда, он считал, что личные встречи с командующими армиями, посещение войск, изучение характера обороны противника на месте — все это создаст более ясную картину, чем обычные доклады командующих и донесения, присланные в штаб.

Фронту предстояло осуществить крупную наступательную операцию, чтобы разгромить противостоявшую его войскам группу армий «Северная Украина», завершить освобождение Западной Украины и начать освобождение Польши.

Конев решил перед началом подготовки операции собрать командующих армиями, командиров соединений, поделиться с ними опытом проведенных операций, изложить свои взгляды на ведение современной войны. Вот некоторые из его мыслей, которые были изложены в прочитанных им лекциях на сборах командармов. «Боевые порядки наших войск в наступлении, — говорил маршал, — должны соответствовать обороне, созданной противником. Чем глубже оборона противника, тем глубже должно быть оперативное построение наших войск. Сейчас оборона противника, как никогда раньше, имеет несколько оборонительных полос, поэтому надо разведать, как эти полосы насыщены войсками, и в зависимости от этого строить свой осевой порядок. Атака должна быть организована так, чтобы танки и пехота при непрерывной поддержке артиллерии прорывали вражескую оборону на всю ее глубину. Короче, весь боевой порядок должен осуществить сквозную атаку…

Бросок в атаку должен быть стремительным. В первом эшелоне должен двигаться штурмовой батальон, которому необходимо придать танки, орудия, саперов и др. Пехота ни в коем случае не должна залегать под минометным огнем, а продвигаться перебежками и переползанием. Для маскировки широко применять дымы.

Основой успеха артиллерийского наступления является хорошее знание противника и непрерывное сопровождение огнем пехоты и танков в глубине. Надо улучшить артиллерийскую разведку и наблюдение. В бою не ждать заявки на огонь от командиров стрелковых и танковых подразделений, а самим нести ответственность за результаты боя».

Эти взгляды, изложенные Коневым на сборах, как нельзя лучше иллюстрируют уровень его полководческого мышления, подкрепленного опытом военных лет.

Начались напряженные будни подготовки к наступлению, которое впоследствии стало известно как Львовско-Сандомирская стратегическая операция. Для полководца это был творческий, но в то же время мучительный процесс выработки решения на операцию. Это был огромного напряжения умственный и физический труд командующего войсками фронта, его штаба и всех начальников родов войск. Нужно было очень внимательно и тщательно изучить противника, сравнить и сопоставить все разноречивые сведения, взвесить все «за» и «против», неоднократно побывать на местности, установить позиции противника, наиболее выгодные места для наступления наших войск, места их сосредоточения, словом, изучить все основательно и лишь после этого принять соответствующие решения.

Решение Конева предусматривало рассечение группы армий «Северная Украина», разгром ее по частям.

Верный своему правилу никогда не действовать по шаблону, Конев, оценив обстановку, пришел к выводу, что лучше всего при имеющихся на фронте силах нанести два мощных удара и прорвать фронт противника на двух направлениях, отстоящих одно от другого на расстоянии 60–70 километров. Первый удар намечалось нанести из района западнее Луцка в общем направлении на Рава-Русская и второй удар — на Львов с задачей разгромить львовскую группировку немцев и овладеть мощным узлом обороны Львовом и крепостью Перемышль. Как и в прежних операциях, он массировал войска на главных направлениях. В Луцкой ударной группировке на участке прорыва шириной 12 километров намечалось сосредоточить 14 стрелковых дивизий, 2 танковые, механизированный, кавалерийский корпуса и 2 артиллерийские дивизии прорыва. На львовском направлении на 14-километровом участке прорыва должны были нанести удар 15 стрелковых дивизий, 4 танковые, 2 механизированных и кавалерийский корпуса и 2 артиллерийские дивизии прорыва.

Это был обстоятельно подготовленный и продуманный план, но в то же время план необычайно смелый, дерзкий. Однако он вызвал возражения со стороны Верховного Главнокомандующего, считавшего нанесение фронтом двух ударов нецелесообразным. Сталин считал, что надо вместо двух ударов наносить один — на львовском направлении. Однако Конев рассчитал все и сумел убедить Верховного Главнокомандующего в необходимости нанесения именно двух ударов. Как показали ход и исход операции, Конев оказался прав.

Львовско-Сандомирская операция отличалась большим размахом, разнообразием боевых действий, широким применением самых различных форм оперативного маневра. При окружении крупной группировки противника под Бродами Конев умело осуществил маневр бронетанковыми и механизированными войсками, общевойсковыми соединениями, артиллерией и инженерными войсками.

Разгром крупной группировки немцев в районе Брод дал возможность командованию 1-го Украинского фронта двинуть в обход Львова с севера и северо-запада танковую армию П. С. Рыбалко. Этот обходной марш-маневр имел целью отрезать путь отхода львовской группировки на реке Сан и захватить Перемышль, а ударом с запада содействовать 38, 60 и 4-й танковой армиям в овладении Львовом. В это время войска правого крыла фронта успешно продолжали наступление в общем направлении на Сандомир.

Вот как описывает Маршал Советского Союза Г. К. Жуков обстановку тех дней: «22 июля в разговоре с И. С. Коневым мы согласились, что захват 3-й танковой армией тыловых путей на реке Сап заставит противника оставить Львов. По существу, мы оба пришли к выводу, что сдача немцами Львова — дело почти решенное, вопрос лишь во времени — днем позже, днем раньше.

Однако на рассвете 23 июля мне позвонил И. С. Конев и сказал:

— Мне только что звонил Верховный. Что, говорит, вы там с Жуковым затеяли с Сандомиром? Надо прежде взять Львов, а потом думать о Сандомире.

— Ну, а вы, Иван Степанович, что ответили?

— Я доложил, что 3-я танковая армия брошена нами для удара с тыла по львовской группировке и Львов скоро будет взят.

Мы договорились с И. С. Коневым, что днем я позвоню Верховному, а войскам фронта надо продолжать действовать в заданных направлениях.

Получив данные об освобождении Люблина 2-п танковой армией 1-го Белорусского фронта, я позвонил Верховному. Он был еще у себя на квартире и уже знал об этом.

Выслушав мой доклад о действиях 1-го Украинского фронта, Верховный спросил:

— Когда, по вашим расчетам, будет взят Львов?

— Думаю, не позже, чем через два-три дня, — ответил я.

И. В. Сталин сказал:

— Звонил Хрущев, он не согласен с задачей армии Рыбалко. Армия отвлеклась от участия в наступлении на Львов, и это, по его мнению, может затянуть дело. Вы с Коневым стремитесь захватить раньше Вислу. Она от нас никуда не уйдет. Кончайте скорее дело со Львовом.

Мне ничего не оставалось делать, как доложить Верховному о том, что Львов будет занят раньше, чем войска выйдут на Вислу. И. С. Конева я не стал расстраивать подробностями этого разговора.

В результате блестящего обходного 120-километрового марш-маневра танковой армии генерала П. С. Рыбалко и нажима с востока 38, 60-й и с юга 4-й танковой армией противник отошел от Львова на Самбор. 27 июля Львов был занят советскими войсками».

И здесь вновь проявилась свойственная Коневу стремительность. Уже на другой день после взятия Львова он, чтобы не дать врагу опомниться, поставил задачу 3-й гвардейской армии стремительным броском к исходу дня выйти к Висле и с ходу захватить плацдарм, а затем овладеть Сандомиром. 13-й армии Н. П. Пухова было приказано выйти на участок Сандомир — устье реки Вислоки и захватить плацдарм на западном берегу Вислы.

На сандомирское направление подтягивалась и 5-я гвардейская армия, которой командовал генерал-лейтенант А. С. Жадов.

«Нельзя не отметить, — пишет Г. К. Жуков, — исключительную смелость, инициативность и хорошую слаженность взаимодействия всех родов войск 1-го Украинского фронта при форсировании такой сложной и многоводной реки, как Висла. Самому мне, к сожалению, не довелось наблюдать эту операцию, но то, что рассказывали офицеры и генералы, произвело на меня сильное впечатление. Особенно отличились своей организованностью и мужеством инженерные части армии и фронта».

Немецкое командование, израсходовав свои резервы в Белорусской операции, а затем в Львовско-Сандомирской, не могло во время форсирования Вислы оказать 1-му Украинскому фронту надлежащего сопротивления. Его войска твердо встали на сандомирском плацдарме.

В полном блеске раскрылось военное дарование Конева в завершающих операциях Великой Отечественной войны — Висло-Одерской, Берлинской и Пражской.

1945 год начался для Советской Армии грандиозным зимним наступлением. Начало Висло-Одерской операции, в которой должен был участвовать 1-й Украинский фронт, планировалось на 20 января. Однако 6 января премьер-министр Англии У. Черчилль обратился к И. В. Сталину с посланием, в котором просил как можно скорее начать советское наступление. Это объяснялось тем, что к тому времени союзные войска оказались в очень тяжелом положении в связи с наступлением вермахта в Арденнах, начавшегося с середины декабря 1944 года. Идя навстречу союзникам, Верховное Главнокомандование перенесло сроки начала Висло-Одерской операции для 1-го Украинского фронта на 12 января. А это означало, что всю подготовку к сложнейшей операции надо было сжать до предела. Штабы, тылы, войска фронта в срочном порядке заканчивали приготовления к операции. Командующий фронтом, казалось, был одновременно везде. Он не знал усталости, работал и днем и ночью. К назначенному сроку фронт был готов наступать.

Своеобразие Висло-Одерской операции для 1-го Украинского фронта состояло в том, что противостоявшие ему фашистские войска (группа армий «А», с 26 января 1945 г. — «Центр») располагали значительным количеством танков и моторизованных частей. Поэтому план, разработанный по указанию Конева штабом фронта, был рассчитан на то, чтобы не допустить контрударов подвижных войск противника.

Для этого требовалось в крайне сжатые сроки прорвать оборону и ввести в прорыв танковые и механизированные войска до того, как подвижные соединения противника изготовятся для контрудара. Тщательно спланированный прорыв обороны, куда Конев, его штаб, командармы вложили весь свой опыт и умение, а войска — свое возросшее воинское мастерство и неудержимый наступательный порыв, обеспечил успех. К моменту, когда вражеские танковые и моторизованные дивизии изготовились для удара, в зоне их расположения появились передовые части наших танковых армий. Ввод танковых армий в огромные, пробитые для них ворота проходил спокойно и организованно. И противник, пытавшийся нанести контрудар своими танковыми войсками из района южнее Кельце, напоролся на наши танки. Вот что пишет об этом бывший фашистский генерал К. Типпельскирх: «Удар был столь сильным, что опрокинул не только дивизии первого эшелона, но и довольно крупные подвижные резервы, подтянутые по категорическому приказу Гитлера совсем близко к фронту. Последние понесли потери уже от артиллерийской подготовки русских, а в дальнейшем в результате общего отступления их вообще не удалось использовать согласно плану. Глубокие вклинения в немецкий фронт были столь многочисленны, что ликвидировать их или хотя бы ограничить оказалось невозможным. Фронт 4-й танковой армии был разорван на части, и уже не оставалось никакой возможности сдержать наступление русских войск. Последние немедленно ввели в пробитые бреши свои танковые соединения, которые главными силами начали продвигаться к реке Нида, предприняв в то же время северным крылом охватывающий маневр на Кельце».

Одна из особенностей этой операции состояла в том, что Конев приказал войскам безостановочно двигаться вперед, не обращая внимания на остававшиеся в тылу группировки врага. В конце войны советские полководцы уже не стремились во что бы то ни стало создавать двойной — внешний и внутренний — фронт вокруг каждой окруженной вражеской группировки. Опыт показывал, что если наступление развивается в стремительном темпе, то отрезанные и оставшиеся в нашем тылу, пусто довольно серьезные, силы врага уже не могли повлиять на ход военных действий. Рано или поздно они уничтожались вторыми эшелонами наших войск. С этой целью еще до начала Висло-Одерской операции Конев оставил в резерве фронта 7-й гвардейский механизированный корпус генерал-лейтенанта И. П. Корчагина, который двигался от рубежа к рубежу за наступающими войсками. С ним командующий фронтом все время поддерживал связь и мог использовать его для решения внезапно возникавших задач.

В Висло-Одерской операции наступление войск 1-го Украинского фронта было столь стремительным, что к рубежам рек, текших перпендикулярно движению советских армий, они успевали выходить раньше отступавших фашистских войск. Этому Конев придавал первостепенное значение, так как выход к водным рубежам наших войск не позволял противнику занять заранее подготовленные позиции, а тем более рубежи с такими естественными препятствиями, как реки.

Особое внимание Конев обращал на то, чтобы в ходе боевых действий по возможности сохранять от разрушений города и промышленные объекты. Нужно сказать, что и в течение всей войны он стремился, если было можно, выгонять противника из городов, избегать уличных боев, чтобы сократить число разрушений гражданских объектов и жертв среди населения. Он предпочитал бить врага в полевых условиях. Так было в 1941 году при освобождении Калинина, в 1943 году при овладении Харьковом. Теперь же фронту предстояло освобождать Силезский промышленный район — исконную землю Польши. По выпуску продукции этот район занимал у фашистов второе место после Рура. И от того, насколько удастся сохранить его от разрушений, во многом зависело послевоенное восстановление дружественной Польши.

Очень важным было также добиться быстроты действий войск, участвовавших в наступлении на Краков — гордость Польши, ее древнюю столицу. Поэтому Конев запретил удары артиллерии и авиации по Кракову. Но зато укрепленные подступы к городу, на которые опиралась вражеская оборона, были подвергнуты сильнейшему артиллерийскому огню. И здесь, как и в других операциях по освобождению городов, Конев не ставил себе задачи перерезать последний путь отхода вражеских войск. Окружение их в городской черте привело бы к затяжным боям, и город был бы разрушен.

Осуществляя военные действия так, чтобы сохранять города и промышленные объекты, Конев нередко отступал от своих полководческих принципов. «Нелегко было мне, — писал он, — военному профессионалу, воспитанному в духе стремления при всех случаях окружать противника, выходить на его пути сообщения, не выпускать из кольца, громить, — вдруг вместо всего этого пойти вопреки сложившейся доктрине, твердо установившимся взглядам. Взглядам, которые я и сам исповедовал».

Конев понимал, что оставить ворота для выталкивания противника из кольца окружения надо. Но нужно было убедить в этом и подчиненных, того же Рыбалко, чья танковая армия стремительно двигалась вперед, чтобы завершить окружение. Конечно, можно было бы и приказать. Но Конев считал, что в иных случаях лучше убедить подчиненного. В своих воспоминаниях он писал: «Как это важно, когда, взваливая на плечи подчиненному порой нелегкую ношу, говоришь с ним при этом не приказным языком, а доверительно, по-человечески. «Товарищ Петров, ваша задача такая-то. Это, мы знаем, нелегкая и ответственная задача. Но я надеюсь, товарищ Петров, что именно вы эту задачу выполните, я знаю вас, я с вами не первый день и не первый год воюю. Ну, а кроме того, помните, что вы можете всегда в трудную минуту рассчитывать на мою поддержку. Хотя я уверен, что вы справитесь и без этой поддержки. Вы должны к исходу дня выйти туда-то и овладеть тем-то. Справа от вас будет действовать Николай Павлович, а слева — Алексей Семенович. Это люди, которые вас не подведут, вы это знаете». Так было и на этот раз. Конев объяснил Рыбалко свои соображения, и тот вовремя повернул 3-ю гвардейскую танковую армию на другое направление.

Решение отказаться от окружения силезской группировки врага дало свой эффект. Под сильным натиском советских войск с фронта, опасаясь глубокого обхода, противник вынужден был поспешно ретироваться через оставленные для этого советскими войсками ворота. К 29 января весь Силезский промышленный район был очищен от противника и захвачен неразрушенным. Многие предприятия, когда советские солдаты ворвались туда, работали на полную мощь.

Спасен был и Краков. Поставив противника перед реальной угрозой охвата, наши войска выбили его из города ударом пехоты и танков. Немцы заложили огромное количество мин под основными сооружениями, многими историческими зданиями города. Но взорвать уже их не смогли. Не успели сработать самовзрывающиеся мины замедленного действия. Первые сутки после освобождения Кракова советские саперы трудились буквально не покладая рук. Красавец город был спасен от разрушения.

В ходе Висло-Одерской операции войска 1-го Украинского фронта очистили от врага Южную Польшу с ее древней столицей Краковом, овладели Силезским промышленным районом и, захватив на западном берегу Одера оперативные плацдармы, создали благоприятные условия для нанесения последующих ударов по врагу на берлинском и дрезденском направлениях.

Теперь на очереди был Берлин, «логово фашистского зверя», как тогда называли в Советском Союзе столицу гитлеровской Германии. Подготовка к Берлинской операции развернулась с февраля 1945 года, сразу же по окончании Висло-Одерской операции.

По первоначальному замыслу Берлин должен был брать 1-й Белорусский фронт. Это и понятно: ведь его отделяло от Берлина 60 километров. Правое крыло 1-го Украинского фронта, на котором сосредоточивалась его главная ударная группировка, должно было наступать в непосредственной близости от Берлина, южнее его. Кто мог тогда сказать, как будет развертываться операция, с какими неожиданностями могут столкнуться советские войска на разных направлениях и какие новые решения или коррективы к прежним решениям придется принимать по ходу дела? Во всяком случае, Конев допускал такое стечение обстоятельств, когда при успешном продвижении войск правого крыла 1-го Украинского фронта они могут оказаться в выгодном положении для маневра и удара по Берлину с юга. Он еще более укрепился в этом мнении, когда их с Г. К. Жуковым вызвали в Москву для обсуждения планов предстоящего наступления. Утверждая состав группировок и направление ударов, Сталин стал отмечать карандашом по карте разграничительную линию между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами и вдруг оборвал ее на городе Люббене, находившемся примерно в шестидесяти километрах к юго-востоку от Берлина, и дальше не повел. Разграничительная линия была оборвана примерно там, куда оба фронта должны были выйти к третьему дню операции. Обращаясь к Коневу, Сталин сказал: «В случае упорного сопротивления противника на восточных подступах к Берлину, что наверняка произойдет, и возможной задержки наступления 1-го Белорусского фронта 1-му Украинскому фронту быть готовым нанести удар танковыми армиями с юга на Берлин». Поэтому при планировании фронтовой операции Конев учитывал вероятность такой обстановки, когда ему придется повернуть часть войск с юга на вражескую столицу.

Планируя эту крупнейшую стратегическую операцию, советское командование правильно оценивало силу сопротивления врага. Противник сосредоточил войска для обороны имперской столицы и подступов к ней крупные силы, подготовил глубоко эшелонированную оборону с целой системой укреплений и всякого рода препятствий и на Одерском рубеже, и на рубеже Шпрее, и на всех подступах к Берлину — с востока, юго-востока, юга и севера. Обороне благоприятствовал и характер местности вокруг Берлина. Леса, болота, множество рек, озер и каналов являлись труднопреодолимыми естественными препятствиями. Гитлеровское командование рассчитывало на затяжку действий. Для того чтобы сорвать расчеты врага, надо было наступать с предельной быстротой.

Оценивая перспективы предстоящей операции, Ставка считала, что после успешного и стремительного прорыва 1-й Украинский фронт будет иметь более благоприятные условия для широкого маневрирования, чем 1-й Белорусский фронт, наступавший прямо на Берлин. Поэтому повторяя в плане первый пункт директивы Ставки: «Не позднее 10–12 дня операции овладеть рубежом Беелптц — Виттенберг и далее река Эльба до Дрездена» — Конев добавил: «Иметь в виду частью сил правого крыла фронта содействовать войскам Первого Белорусского фронта в овладении городом Берлин».

Ход боевых действий во время битвы за Берлин полностью подтвердил его предположения, и на Берлин были повернуты несколько армий — 3-я и 4-я гвардейские танковые, 28-я, а также отдельные части 3-й гвардейской и 13-й армий. Но все это было потом, в период развития операции. А в начале надо было обеспечить стремительность прорыва. Чтобы успешно форсировать реку Нейсе и прорвать главную полосу обороны противника на противоположном ее берегу, надо было действовать как можно более скрытно. Поэтому решено было «удлинить» ночь — поставив дымовую завесу, под покровом темноты форсировать реку. Артиллерийская подготовка должна была длиться два часа тридцать пять минут, из них час сорок давалось на обеспечение форсирования и еще сорок пять минут — на подготовку атаки уже на западном берегу Нейсе.

За это время командование фронтом рассчитывало подавить всю систему управления и наблюдения врага, его артиллерийские и минометные позиции. Авиация же, действуя на еще большую глубину, должна была довершить разгром противника, концентрируя удары по его резервам.

Войска 1-го Украинского фронта утром 16 апреля успешно форсировали реку Нейсе, в первый же день прорвали главную полосу обороны противника и вклинились на один-полтора километра во вторую полосу его обороны.

17 апреля они уже подошли к Шпрее, реке, на которой расположен Берлин. Командующий фронтом в тот день был уже в 3-й гвардейской танковой армии. «Я вызвал к себе Рыбалко, и мы вместе с ним вслед за передовым отрядом подъехали к самой реке, — вспоминал Конев, — мне показалось, чуть ниже того места, где мы очутились, по всем приметам, был раньше брод. Рыбалко был того же мнения. Желание во что бы то ни стало выиграть время продиктовало нам решение: не ждать наводки мостов, попробовать форсировать реку прямо на танках, тем более что они защищены от автоматного и пулеметного огня, который вели немцы с западного берега. Выбрали в передовом отряде лучший экипаж, самый смелый и технически подготовленный, и приказали ему: «Прямо с ходу — вброд — на ту сторону!» Танкисты смело рванулись вперед. Задача была выполнена.

Полководческая интуиция Конева в отношении того, что могут сложиться условия, когда часть войск 1-го Украинского фронта придется повернуть на Берлин, не обманула его. Уже в первые дни Берлинской операции войска 1-го Белорусского фронта, в чью задачу входило овладение Берлином, встретились с ожесточенным сопротивлением врага. В то же время 1-й Украинский фронт успешно продвигался вперед. При этом он имел сильную группировку на стыке с войсками 1-го Белорусского фронта и был в готовности, если потребует обстановка, наступать с юга на столицу третьего рейха.

Задержка в прорыве вражеской обороны 1-м Белорусским фронтом беспокоила Ставку. А продвижение войск Конева наталкивало на мысль использовать этот успех для быстрейшего окружения Берлинской группировки врага. 17 апреля состоялся очередной доклад Конева в Ставку об обстановке на его фронте. В книге И. С. Конева «Сорок пятый» так описывается состоявшийся тогда разговор:

«Когда я уже заканчивал доклад, Сталин вдруг прервал меня и сказал:

— А дела у Жукова идут пока трудно. До сих пор прорывает оборону.

Сказав это, Сталин замолчал. Я тоже молчал и ждал, что будет дальше. Вдруг Сталин спросил:

— Нельзя ли, перебросив подвижные войска Жукова, пустить их через образовавшийся прорыв на участке вашего фронта на Берлин?

Выслушав вопрос Сталина, я доложил свое мнение:

— Товарищ Сталин, это займет много времени и внесет большое замешательство. Перебрасывать в осуществленный нами прорыв танковые войска с 1-го Белорусского фронта нет необходимости. События у нас развиваются благоприятно, сил достаточно, и мы в состоянии повернуть обе наши танковые армии на Берлин.

Сказав это, я уточнил направление, куда будут повернуты наши танковые армии, и назвал как ориентир Цоссен — городок в двадцати пяти километрах южнее Берлина, известный нам как место пребывания ставки немецко-фашистского генерального штаба.

— Вы по какой карте докладываете? — спросил Сталин.

— По двухсоттысячной.

После короткой паузы, во время которой он, очевидно, искал на карте Цоссен, Сталин ответил:

— Очень хорошо. Вы знаете, что в Цоссене ставка гитлеровского генерального штаба?

— Да, знаю.

— Очень хорошо, — повторил он. — Я согласен. Поверните танковые армии на Берлин».

Конев сразу же отдал приказ двум танковым армиям — 3-й и 4-й гвардейским — повернуть на Берлин и 20–21 апреля ворваться в него с юга. В приказе говорилось: «Требую твердо понять, что успех танковых армий зависит от смелого маневра и стремительности в действиях». Однако вступить в город и с юга оказалось не так-то просто.

Чем ближе подходили войска к Берлину, тем плотнее и плотнее становилась оборона противника, тем больше средств усиления получала его пехота — и артиллерию, и танки, большое количество фаустпатронов.

Ставка, учитывая сложившееся положение, установила соответствующую ему разграничительную линию. Она делила Берлин приблизительно пополам.

Одновременно с этим Ставка потребовала от маршала Жукова и маршала Конева не позднее 24 апреля завершить окружение франкфуртско-губенской группировки южнее Берлина и ни в коем случае не допустить ее прорыва ни на Берлин, ни в западном или юго-западном направлении.

Продолжая наступление, армии 1-го Украинского фронта 22 апреля подошли к Тельтов-каналу.

Конев решил форсировать канал одновременно тремя корпусами на широком фронте. Но для успешного прорыва нужно было на главном направлении создать мощный артиллерийский таран, способный пробить наверняка все, что противостояло наступавшим войскам. Только так можно было открыть дорогу прямо в Берлин. Поэтому Конев еще раньше перебросил на направление главного удара артиллерийский корпус прорыва, две артиллерийские дивизии. 3-ю гвардейскую танковую армию поддерживал истребительный авиакорпус. В результате на главном участке прорыва протяженностью четыре с половиной километра было сосредоточено около трех тысяч орудий, минометов и самоходных установок. Шестьсот пятьдесят стволов на километр фронта! Такого еще не было за всю войну.

Конев лично прибыл на КП Рыбалко, чтобы своими глазами наблюдать за форсированием Тельтов-канала. С крыши восьмиэтажного дома хорошо был виден Берлин. Конев прикидывал в уме, как скажется впереди лежавшая местность на действиях войск: массивные здания, превращенные в опорные пункты, каналы, реки и речки, пересекающие Берлин в разных направлениях.

Форсирование прошло успешно, и уже в 10.30 утра танкисты завязали бои в берлинских пригородах, а вскоре войска 1-го Украинского фронта соединились с передовыми частями 1-го Белорусского фронта. К вечеру 24 апреля Берлин был полностью окружен советскими войсками. Начался штурм столицы гитлеровского рейха.

В те дни — перед непосредственным штурмом Берлина — Конев часто бывал в войсках, но все же большую часть времени проводил на своем передовом командном пункте.

Особенно большая работа была связана с докладами командиров, которые обычно начинались с двадцати одного часа и продолжались почти до двух часов ночи. А в промежутках между докладами надо было давать указания штабу, выслушать итоговый доклад начальника штаба фронта генерала армии И. Е. Петрова, прочесть, скорректировать и подписать донесение в Ставку, которое должно было быть готовым к двум часам ночи. Спал маршал с 2 часов ночи до 6 утра. Много времени отнимали вопросы, связанные с действиями авиации. Как правило, командующий фронтом ежедневно ставил авиации задачи на следующий день, исходя из общего плана операции и из тех корректив, которые за день вносила обстановка, какие-то цели отменив, а какие-то добавив.

Вспоминая об этих днях, Конев писал: «Память, в том числе и зрительная, была у меня настолько обострена, что все основные направления, все географические и даже главные топографические пункты всегда как бы стояли перед глазами. Я мог принимать доклад без карты; начальник оперативного отдела, докладывая, называл пункты, а я мысленно видел, где и что происходит. Мы оба не тратили время на рассматривание карты; он лишь называл цифры, связанные с упоминаемыми им пунктами, — нам обоим было все ясно.

Конечно, эта ясность от крайнего напряжения памяти, но такой порядок докладов настолько отработался в нашей боевой практике, что лично я этого напряжения даже не замечал».

3-я гвардейская танковая армия и один из корпусов вошедшей в состав фронта 28-й армии 25 апреля начали ожесточенные бои в самом Берлине — в его южной части. На долю танкистов выпала необычная для них задача — штурмовать укрепленный город, брать дом за домом, улицу за улицей. Здесь пригодился опыт Сталинграда, и вообще боев в городах. Сопротивление врага было упорнейшим. Пришлось брать с бою каждый дом, да еще в условиях, когда фашисты были обильно вооружены таким опасным для танков оружием, как фаустпатроны.

Новые условия требовали и новой техники. И здесь снова Конев использовал опыт, накопленный ранее. Были созданы штурмовые отряды. В каждый такой отряд входило от взвода до роты пехоты, три-четыре танка, две-три самоходки, две-три установки тяжелой реактивной артиллерии, группа саперов с мощными подрывными средствами и несколько орудий артиллерии сопровождения для стрельбы прямой наводкой. Квартал за кварталом отбивали у врага советские воины. Навстречу им шли все увеличивающиеся потоки освобожденных из неволи людей. Шли русские, французские, английские, американские, итальянские, норвежские военнопленные, угнанные из разных стран мужчины, женщины, подростки: изможденные, усталые, полураздетые. Шли со своими наспех сделанными национальными флагами, тащили свой скарб, свои немудреные пожитки. Они радостно приветствовали советских солдат, встречные машины, кричали что-то каждый на своем языке.

Невдалеке от Берлина танкисты 4-й гвардейской танковой армии освободили бывшего премьер-министра Франции Эдуарда Эррио — человека, который еще в двадцатые годы был одним из первых сторонников франко-советского сближения. Узнав об этом, Конев, несмотря на все напряжение тех дней, сумел выкроить время для встречи с Эррио. «Когда его привезли на наш командный пункт, — вспоминал Конев, — я прежде всего постарался доставить ему то элементарное удовольствие, в котором особенно нуждается человек, только что вышедший из немецкого концлагеря: приказал подготовить походную баню и подыскать всю необходимую экипировку, чтобы он мог переодеться, перед тем как отправиться дальше в Москву.

Эррпо был сильно истощен, но, несмотря на все пережитые испытания, в нем, далеко уже не молодом человеке, чувствовались внутренняя сила, бодрость и энергия. Он был счастлив и в разговоре со мной, не скрывая, радовался тому, что его освободили именно русские войска, подчеркнув при этом, что для него это лишнее подтверждение того, насколько он был прав, делая ставку на союз с Россией». После краткого отдыха Эррио специальным самолетом был отправлен в Москву.

Бои за Берлин близились к концу.

На Эльбе советские войска прочно соединились с американцами. Южнее, на дрезденском направлении, все контратаки противника были отбиты. В самом Дрездене велись поиски шедевров Дрезденской галереи, спрятанных фашистами. Конев принимал в этом самое непосредственное участие, фактически руководил розысками. Город был сильно разрушен американскими бомбардировщиками в феврале 1945 года. Дворец Цвингер, где размещалась галерея, превратился в груду развалин. Когда фронтовые разведчики доложили об этом командующему фронтом, первый вопрос его был:

— А Дрезденская галерея?

— Она была эвакуирована и спрятана, по слухам, где-то в горах, — ответил командир разведгруппы, ходившей в город. — Никто не знает, где. Говорят, что те, кто ее прятал, были потом уничтожены.

Конев тотчас же вызвал к телефону командующего 5-й гвардейской армией, в полосу которой входили Дрезден и ближайшие его окрестности, и приказал энергично заняться розысками исчезнувшей галереи. На следующий день ему доложили, что группа людей во главе с московским искусствоведом майором Л. Н. Рабиновичем приступила к розыску картин.

Время было горячее. Все армии фронта находились в наступлении. Но маршал вызвал к себе майора для личного доклада.

— Самое страшное то, что сокровища могут погибнуть от случайной бомбы или снаряда. Тогда человечество не простит нам, — с пафосом, чуть не плача, докладывал майор. — Там Рафаэль, Рубенс, там Брейгель, Дюрер, Кранах.

— У человечества нам не придется просить прощения, — остановил его маршал. — Не мы были в этом повинны. Однако мы должны сделать все возможное и невозможное, чтобы предотвратить гибель картин.

Прошло несколько дней. Прилетели специалисты во главе с искусствоведом Натальей Соколовой. Вскоре шедевры Дрезденской галереи были разысканы и направлены на реставрацию.

Берлинская операция близилась к концу. Основные вражеские группировки были разгромлены и только на юге оставалась последняя, еще не разбитая крупная немецко-фашистская группировка — группа армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала Шернера и группа «Австрия», по-прежнему занимавшая часть Саксонии и большую часть Чехословакии и Австрии.

И вот настал день 2 мая, когда остатки берлинского гарнизона капитулировали. Последнее в Берлинской операции донесение Конева в Ставку гласило: «Войска фронта сегодня, 2 мая 1945 года, после девятидневных уличных боев, полностью овладели Юго-Западными и Центральными районами города Берлин (в пределах установленной для фронта разграничительной линии) и совместно с войсками Первого Белорусского фронта овладели городом Берлин».

Но мысли Конева в те дни уже были заняты другим. Предстояло освободить столицу Чехословакии Прагу. Вдохновленное победами Советской Армии и близким окончанием войны с фашизмом оставшееся под пятой врага население еще не освобожденных районов Чехословакии бурлило. В первых числах мая в Чехии вспыхнуло восстание. С особенной силой оно разгорелось в Праге. Шернер отдал своим войскам приказ: «Восстание в Праге должно быть подавлено всеми средствами». К Праге с трех сторон двинулись немецкие войска. Прага нуждалась в немедленной помощи, и оказать эту помощь могли только советские войска.

Конева в то время беспокоило не столько сопротивление мощной группировки противника, и даже не прочность его укреплений, сколько сочетание всего этого с горным рельефом местности. Ведь операция была рассчитана на быстроту. Именно высокий темп наступления лежал в основе всех его расчетов, и надо было стремительным маршем преодолеть Рудные горы. Это был единственный путь к тому, чтобы как можно скорее разгромить засевшую в Чехословакии миллионную группировку Шернера, взять Прагу, спасти город от разрушении, а жителей Праги, да и не только Праги, от гибели. Но преодолевать горы надо было одновременно обеспечив свободу маневра для танковых и механизированных войск.

Надо было также предусмотреть все, чтобы не дать немцам возможности задержать наше наступление на перевалах. Поэтому командующий фронтом принял все меры к тому, чтобы передовые отряды обладали внушительной пробойной силой. В них включались подразделения всех родов войск. Они, кроме того, должны были располагать всеми необходимыми инженерными средствами для подрыва и уничтожения оборонительных сооружений, которые могли оказаться на пути войск фронта в Рудных горах.

Овладение Прагой планировалось в самые сжатые сроки. Высокие темпы наступления требовались от всех армий. Но главная особенность состояла в том, что сначала общевойсковые и танковые армии совместными усилиями осуществляли прорыв обороны противника, а затем подвижные танковые и механизрованные корпуса смело вырывались вперед и на максимально возможных скоростях двигались к Праге. Их задача сводилась к одному: с ходу овладеть Прагой, отрезать врагу пути отхода для соединения с основными силами группировки Шернера. Вслед за ними наступали общевойсковые армии, которые должны были закрепить успех.

Ставя задачу командармам на Пражскую операцию, Конев требовал от них стремительных и безостановочных действий. При этом он подчеркнул, что, хотя противостоящая группировка врага имеет большую численность и значительное вооружение, ее моральное состояние подавлено. Действительно, к тому времени вражеские штабы были уже не в состоянии оценивать происходящее с той точностью, с которой они обычно это делали. Поэтому смелые и дерзкие решения наших командиров, их быстрое выполнение еще более дезорганизовывали противника. Как всегда, Конев дал специальное указание не допускать разрушения городов, заводов, населенных пунктов, помнить, что советские войска вступают на территорию дружественной союзной страны.

Приказ командующего фронтом не ввязываться в бои за населенные пункты там, где только это возможно, не только обеспечивал стремительность продвижения войск, но и позволял избежать жертв среди мирного населения. Конев стремился избегать по возможности и жертв среди вражеских войск. Он приказал по возможности выходить на фланги и тылы частей и соединений противника, стремительно окружать их, расчленять и предъявлять ультиматумы о сдаче в плен.

Так действовал Конев в последние дни войны. Используя весь свой опыт, а также благоприятную обстановку, он сделал все, чтобы освобождение Праги обошлось как можно меньшей кровью, меньшими разрушениями, меньшими жертвами среди гражданского населения.

Как известно, стремительно проведенная Пражская операция закончилась полным триумфом советских войск. К десяти утра 9 мая Прага была полностью занята войсками 1-го Украинского фронта, В тринадцать часов навстречу им вышли войска 2-го Украинского фронта, а к вечеру подошли и основные силы 4-го Украинского фронта. В гигантском котле оказалось более полумиллиона солдат и офицеров из дезорганизованных и потерявших управление войск группы армий Шернера. И хотя отдельные стычки продолжались в разных местах еще почти неделю, основная вражеская группировка сдалась в плен.

В те дни частями 1-го Украинского фронта был захвачен изменник родины Власов. Случилось это в сорока километрах юго-восточнее Пльзени. Войсками 25-го отдельного танкового корпуса генерала Фоминых была пленена одна из власовских дивизий. Когда танкисты стали разоружать ее, то выяснилось, что в одной из легковых машин сидит закутанный в два одеяла Власов. Обнаружить предателя помог его собственный шофер. Танкисты вместе с этим шофером вытащили прятавшегося Власова, погрузили на танк и тут же направили прямо в штаб 13-й армии, а оттуда в Дрезден, на командный пункт Конева, который сразу же отправил предателя в Москву.

Салют в Москве в честь освобождения Праги был предпоследним салютом войны, а через несколько часов после него прозвучал салют Победы. Конев слушал победные залпы, находясь на своем командном пункте.

«Радость от победы, — писал он, — была, конечно, большая, огромная, но все-таки всей меры ее в тот первый момент мы еще даже не почувствовали. И скажу честно, одним из первых и самых сильных желаний этого дня было желание выспаться, и мысль, что наконец это, видимо, будет возможно, если не сегодня, то хотя бы вскоре». Да, тогда, в первые минуты мира историческое значение момента еще не доходило до сознания. Кроме того, надо было ликвидировать остатки группировки Шерпера, решать другие неотложные дела, связанные с освобождением Праги и окончанием войны. Полное ощущение величия содеянного, огромную радость Победы он почувствовал, когда во главе сводного полка 1-го Украинского фронта чеканил шаг по брусчатке Красной площади во время Парада Победы 24 июня 1945 года.

П. С. Конев по праву стоит в первой шеренге советских полководцев. Маршал Советского Союза А. М. Василевский в книге «Цель жизни» дает ему такую оценку: «Пожалуй, близкий к Жуковскому по настойчивости и силе воли был характер у другого выдающегося полководца Великой Отечественной войны — Маршала Советского Союза Ивана Степановича Конева… Зная его по работе на фронте, должен прежде всего сказать, что си любил много бывать в войсках. Обычно, как только примет решение на проведение операции, тотчас же отправляется в армии, корпуса и дивизии и там, используя свой богатейший опыт, готовит войска к боевым действиям».

Писатель Александр Фадеев, друживший с Коневым со времен гражданской войны, говорил о нем фронтовым корреспондентам в годы войны Отечественной; «Если вы хотите узнать, что такое военная косточка, смотрите на командующего — настоящая военная косточка… Советская военная косточка…»

Генерал армии Иван Ефимович Петров, бывший в последние месяцы войны начальником штаба 1-го Украинского фронта, говорил: «Со стороны можно подумать, что наш маршал, как азартный игрок, вгорячах бросает на стол все свои козыри. А вдруг неприятель контрударом залатает прорыв, и танки окажутся, как изволят выражаться наши противники, в мешке? Так это, может быть, и выглядит, если смотреть со стороны. Но мы-то видим не только сцену, мы, штабники, видим кулисы, мы знаем, что происходит за сценой до того, как поднимается занавес. Тут Иван Степанович работает как бухгалтер. Умело и точно все подсчитывает. Все как есть. И возможности транспорта и снабжения, учитывает даже характер своих командиров и командиров противника. Только когда все рассчитано, расставлено, подвезено, тогда и отдается приказ о наступлении… И заметьте, что ни на 2-м, ни на 1-м Украинских фронтах он при таких рискованных маневрах ни разу не засадил в окружение ни одного корпуса, ни одной дивизии».

А вот что говорил прославленный маршал сам о себе в мае 1945 года, беседуя с советскими и иностранными журналистами. Борис Полевой, участвовавший в этой беседе, так описывает эту импровизированную пресс-конференцию:

«Со стороны наших западных коллег посыпались странные вопросы.

— Господин маршал, правда ли, что вы были кадровым офицером старой русской армии?

— Вы участвовали в известном прорыве генерала Брусилова? В каком звании? Чем вы тогда командовали?

— В каком царском военном училище вы получили специальное образование?

— Кем был ваш отец? Как велики были его поместья?

И наконец:

— Чем вы, господни маршал, объясняете столь убедительные успехи ваших войск, в особенности в последний год войны?

Мы, советские военные корреспонденты, с интересом смотрели на маршала. Как он ответит? Рассердится? Высмеет? Пошлет ко всем чертям?

— Позвольте мне, господа, — сказал Конев, — ответить на все ваши вопросы сразу. Боюсь, что я вас разочарую. Я сын бедного крестьянина и принадлежу к тому поколению русских людей, которые встретили Октябрьскую революцию в свои молодые годы и навсегда связали с ней свою судьбу. Военное образование у меня наше, советское, а следовательно, неплохое. Успехи фронтов, которыми мне посчастливилось командовать, неотделимы от общих успехов Красной Армии. А эти ее успехи я объясняю, в свою очередь, тем, что мы, советские люди, идя через нечеловеческие испытания и трудности, познали ни с чем не сравнимое счастье бороться за дело Ленина, беззаветно служить социалистической Родине и Коммунистической партии».

В послевоенное время Конев занимал ряд крупных постов в Советских Вооруженных Силах. С осени 1945 года он был главнокомандующим Центральной группой советских войск и верховным комиссаром по Австрии. Эта новая должность требовала от него быть одновременно и военачальником, и дипломатом, и хозяйственным руководителем. Массу времени отнимали заботы по налаживанию взаимоотношений с местными властями, оказанию помощи в восстановлении национальной экономики, культурной жизни страны. Через год Конев был назначен Главнокомандующим Сухопутными войсками и заместителем министра Вооруженных Сил СССР. Пять лет, в течение которых он находился на этом посту, были годами организационных изменений, технического переоснащения Советской Армии. Предъявлялись повышенные требования к кадрам, необходимо было улучшать методы боевой подготовки, учебной и воспитательной работы, нс — левой выучки войск. Немало времени уделял Конев подготовке новых уставов и наставлений. В 1950–1951 гс-дах Конев — главный инспектор Советской Армии, заместитель военного министра СССР, а через год его назначили командующим войсками Прикарпатского военного округа.

«Холодная война», сгустившая тучи военной угрозы над Европой и всем миром, созданные империалистам военные блоки привели нашу страну, страны народно г демократии к необходимости объединиться в оборонительном союзе. 14 мая 1955 года был заключен Варшавский Договор. Созданное в соответствии с ним Объединенное командование вооруженных сил возглавил И. С. Конез. Он стал первым Главнокомандующим Объединенными вооруженными силами Варшавского Договора, председателем Военного совета. Этот пост он занимал до 1960 года. Именно в этот период при активнейшем участии Конева и под его руководством были определены единые принципы, формы и методы в комплектовании соединений и частей, создавалась система управления войсками, решались проблемы их технического оснащения, вырабатывались совместные взгляды на перспективы развития боевого содружества братских армий. Конев вложил много труда в становление основных направлений взаимодействия вооруженных сил стран Варшавского Договора — таких, как координация планов развития армий и флотов; совместные мероприятия по боевой, политической и оперативной подготовке; взаимная помощь в подготовке квалифицированных военных кадров. В эти годы были решены многие крупные военно-политические проблемы, значительно укрепилась обороноспособность стран Варшавского Договора, повысилась боевая готовность их вооруженных сил.

В 1960 году И. С. Конев — генеральный инспектор группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. Однако когда летом 1961 года происками империалистических держав был спровоцирован так называемый «Берлинский кризис», Конев был назначен главнокомандующим Группой советских войск в Германии. Опыт прославленного полководца Великой Отечественной войны пригодился для преодоления кризисной ситуации.

Выполняя ответственные задания партии и Советского правительства, Конев принимал активное участие в общественной жизни страны.

Он был делегатом ряда партийных съездов, неоднократно избирался в состав ЦК КПСС, был депутатом Верховного Совета СССР всех созывов. Конев вел большую работу по военно-патриотическому воспитанию советских людей, особенно молодежи. «Будущее страны и будущее армии, — говорил он, — в руках молодежи». И добавлял: «Хороший урожай начинается с семян». В помещении Центрального Комитета комсомола у него был свой постоянный кабинет. Он был бессменным руководителем штаба патриотических комсомольских походов, в которых сам принимал участие. И само его имя, овеянное боевой славой, служило весьма существенным фактором в военно-патриотическом воспитании советских юношей и девушек.

Писатель Борис Полевой, работавший корреспондентом на фронте у Конева в годы войны, а затем поддерживавший с ним связь долгие годы, в своей книге «Полководец», посвященной Коневу, писал: «Однажды мне довелось побывать у него сразу же после того, как он вернулся из одного такого комсомольского похода. Я ожидал увидеть усталого, утомленного человека. Шутка ли, в такие годы отгрохать на вездеходе по бездорожью сотни две километров, участвовать в разборах, целыми днями иметь дело с шумной, любопытной, задиристой публикой!

Ничуть не бывало. Я увидел перед собой загорелого, бодрого человека с молодым блеском в глазах.

— Вот кое-кто ворчит — молодежь, молодежь. Такая-то она и эдакая-то. Не в нас, мол, растет, не то у нее на уме. Слышали такое брюзжание? Некоторые литераторы тоже вокруг этой темы изрядно понатоптали. Старшее поколение, что там греха таить, любит поворчать. Мы-де другими в эти годы были, не то что наши сыновья да внуки. Чепуха! Мы, солдаты гражданской и Великой Отечественной войн, с гордостью можем сказать, что смена у нас растет замечательная и что есть у нас кому передавать дела. Вот я сейчас недолго в их походе побыл и будто живой воды хлебнул, ей-богу, с ними просто молодеешь».

Выступая перед молодыми офицерами, он всегда подчеркивал роль командира, особенно командира полка, ссылался на свой опыт командования полком: «Я с радостью вспоминаю то время, — говорил маршал, — Там, в полку, я приобрел все, что так пригодилось мне потом и в дни мира, и в дни войны. Можно сказать, в полку я набирался сил и находил самого себя. Вообще командование полком — основа военного опыта. Больше того, смею утверждать, что без практики командования полком нельзя стать настоящим полководцем».

Высокие партийные и деловые качества Ивана Степановича, беспримерное мужество и героизм в борьбе с врагами пашей Родины были высоко оценены Советским государством. Он дважды удостоен звания Героя Советского Союза, награжден орденом «Победа», многими другими орденами и медалями Советского Союза, ряда социалистических стран и других государств. И. С. Конев удостоен также звания Героя ЧССР и Героя МНР.

21 мая 1973 года И. С. Конев ушел из жизни. Урна с его прахом установлена в Кремлевской стене на Красной площади.

Жизнь Маршала Советского Союза Ивана Степановича Конева, полководца, патриота, коммуниста — яркий пример для советской молодежи. Для юношей, связавших свою жизнь со служением Родине в рядах Вооруженных Сил, — это вдохновляющий образец «делать жизнь с кого». Память о прославленном маршале жива в названиях улиц и кораблей, школ и военных учебных заведений. Имя его золотыми буквами вписано в историю Советских Вооруженных Сил. в историю Великой Отечественной войны нашего народа.