Советские полководцы и военачальники

Г. МИХАЙЛОВСКИЙ
Павел Иванович БАТОВ ★

В кабинете командующего 65-й армией генерал-полковника Батова раздался телефонный звонок. «Звонят по ВЧ, — определил он, — скорее всего Москва или штаб фронта». Поднял трубку и услышал знакомый голос К. К. Рокоссовского:

— Здравствуй, Павел Иванович! Седьмого мая были мы в Висмаре у Монтгомери. Пригласили его к нам с ответным визитом. Имеешь желание видеть заморского гостя?

Через несколько дней Батов вместе с членом Военного совета армии генералом Н. А. Радецким выехали в Ной Клосте в 70-ю армию, где происходила эта встреча. Машина ходко шла по брусчатой дороге, обрамленной могучими буками. Иногда их кроны почти смыкались, и казалось, что путь проходит по тоннелю. Проезжали военные городки, где временно размещались и приводили себя в порядок войска. Командарм просил ехать потише, иногда останавливал машину и выходил. Он видел оживленные, ликующие лица солдат, вместе с ними радовался великой Победе.

Английский фельдмаршал прибыл точно. В почетном карауле застыли кубанцы 3-го гвардейского кавкорпуса. Рокоссовский вел гостя вдоль строя генералов и офицеров, приглашенных на встречу. Остановился против Павла Ивановича Батова.

— Вот генерал, армия которого открыла нам ворота через Одер.

Фельдмаршал поздоровался, пристально посмотрел в его глаза, перевел взгляд на орденские планки, среди которых заметил знак Ордена Британской империи.

Слова К. К. Рокоссовского до глубины души взволновали Павла Ивановича. Он прежде всего отнес их к шестьдесят пятой армии, прошедшей героический боевой путь от сталинградских степей до суровых вод Балтики, путь протяженностью более 3500 километров, путь, на котором было с боями преодолено около 80 водных преград, в том числе Дон, Сан, Десна, Днепр, Висла, Нарев, Одер.

Прием прошел с русским гостеприимством и хлебосольством. Монти, как за глаза называли английского фельдмаршала, восхищенно говорил о нашей совместной победе. Дух Эльбы был еще силен, хотя в Лондоне отставной премьер-министр Черчилль уже начинал плести паутину «холодной войны». Обращаясь ко всем присутствующим, Монтгомери сказал:

— Вы с войной на Западе покончили, а у нас еще Япония. Хорошо бы драться против нее плечом к плечу.

Шестьдесят пятая армия… Она вошла в историю Великой Отечественной войны как армия первого эшелона, армия решающих ударов. Историки будут тщетно искать в архивах документы о выводе ее на доукомплектование или переформирование. Она всегда была на острие ударов, всегда впереди. 27 раз Москва салютовала в честь ее побед, 39 ее соединений и частей удостоены почетных наименований за освобождение и взятие городов, 323 Героя Советского Союза украсили биографию армии, 120 тысяч ее воинов награждены орденами и медалями, многие государственные награды сияли на знаменах частей и соединений. И тут следует отметить, что из всех общевойсковых армий, сражавшихся на советско-германском фронте в годы войны, шестьдесят пятая армия была единственной, которая от начала до конца возглавлялась одним командармом. Им был Павел Иванович Батов. И успехи армии — это живое воплощение незаурядного дарования ее бессменного командарма, его организаторских способностей, неукротимой воли к победе.

70 лет отдал Павел Иванович Батов службе военной и до конца своей жизни был в строю. Он прошел через огонь пяти войн — двух мировых, двух гражданских и одной локальной.

А начался этот долгий и нелегкий ратный путь в ноябре 1915 года, когда младший приказчик торгового дома купцов первой гильдии братьев Леоновых в Петрограде Павел Батов получил повестку — явиться на призывной пункт.

До этого было детство в маленькой деревушке Верхнего Поволжья Фелисово, где 1 июня 1897 года в бедняцкой крестьянской семье родился третий сын, нареченный Павлом. Потом появились еще два младших брата. Детство оказалось коротким и быстро сменилось тяжелым крестьянским трудом. Родители, как писал сам Павел Иванович, были «бедными среди бедных», но хотели видеть своих сыновей среди счастливчиков, убегавших с холщовыми сумками за плечами на другой берег реки Черемухи, где в деревне Сретенье была земская средняя школа. Много времени отводилось заучиванию изречений из Библии, но ученики получали знания и по грамматике, арифметике и даже начаткам алгебры, геометрии и географии. Учение давалось Павлу легко, и окончил он сретенскую школу одним из первых. На его способности обратил внимание учитель Суходольский. Он приложил много усилий, чтобы пристроить смышленого паренька в гимназию на казенный счет, но все его попытки были тщетны. Павлу оставалось только одно — идти в люди. В торговый дом Леоновых он попал тринадцати лет по «большой протекции», за которую бывший петербургский приказчик из соседней деревни получил от его родителей изрядный куш. В качестве «мальчика» на побегушках, Павел работал только за харчи и одежду. Несмотря на 16—17-часовой рабочий день, юноша тянулся к знаниям, использовал каждую свободную минуту для чтения. Сначала это было случайно попадавшиеся книжки. Но свет не без добрых людей… В доме «из милости» жил студент — племянник Леонова. Он заметил тягу Павла к знаниям.

— Ты учись, парень. Я помогу, вот сдашь за курс реального училища — уже образование!

И действительно помог, давал книги, объяснял непонятнее. Павел настойчиво изучал русскую литературу и историю, математику, физику и химию. И все больше ночью, при свечном огарке. Только исключительной природной одаренностью и трудолюбием можно объяснить то, что в течение трех лет он сумел выдержать экстерном экзамены за шесть классов реального училища.

1 августа 1914 года Германия объявила войну России. Для 17-летнего Павла Батова начало первой мировой войны ознаменовалось переводом из «мальчиков» в младшие приказчики. По мобилизации часть служащих торгового дома была призвана в армию. Но вновь испеченного приказчика неудержимо тянуло к военной службе. Конечно, по молодости он еще не понимал подлинного характера развернувшейся войны. Газеты пестрели громкими призывами «защиты веры, царя и отечества», журналы «Нива» и «Панорама» печатали сообщения с фронта, помещали рассказы о подвигах, портреты георгиевских кавалеров, не скупились на обещания грядущих блистательных побед русского оружия. Была даже попытка сбежать на фронт, но она закончилась на Варшавском вокзале, откуда жандарм доставил Павла к хозяину.

И все-таки военная биография Павла Батова началась. Осенью 1915 года он был призван в армию, и тут сказалось имевшееся образование, отличавшее его от многих совершенно неграмотных солдат. Батова зачислили в полковую учебную команду 3-го лейб-гвардейского полка, а в конце 1916 года, получив звание ефрейтора, с маршевой ротой Павел отбыл на фронт. Он был назначен командиром стрелкового отделения, в котором почти всем солдатам было за тридцать. Батов потом вспоминал, что он чувствовал себя мальчишкой среди солдат-бородачей. Здесь в окопах произошла встреча, надолго запомнившаяся Павлу Батову. Однажды подойдя к группе солдат, он услышал негромкую беседу. Рядовой Алексей Савков говорил, что война не нужна рабочим и крестьянам, и на ней наживаются капиталисты и помещики, натравливая один народ на другой. Солдаты быстро разошлись, но Савков не побоялся вступить в разговор с отделенным командиром, сказал, что не хочет скрывать от него правды, многое поведал ему об империалистической войне, впервые Павел услышал о Российской социал-демократической рабочей партии, о Ленине…

— Ну, а если вы, господин отделенный командир, посчитаете нужным доложить обо мне начальству — дело ваше. Только не думаю, что крестьянский сын пойдет против солдат.

Ничего никому не сказал Павел, а знакомство с Савковым вскоре перешло в дружбу. Надолго запомнил Павел Иванович первую атаку, в которой он участвовал. В автобиографии он рассказывал: «Не знаю, каким усилием воли я заставил себя перевалиться через бруствер окопа. Вскочил на ноги, винтовку — наперевес и бросился вперед… Очнулся, когда бывалый солдат положил мне на плечо руку и сказал: «Господин отделенный командир, будет! Атака-то кончилась!» Это был первый экзамен на солдатскую прочность. Постепенно приходила уверенность, накапливался опыт. Его отделение стало отличаться смелостью и дерзостью в боях, умелыми действиями в разведке. Георгиевская медаль украсила грудь ефрейтора Батова. В одной из вылазок за «языком» он был тяжело ранен. Придя в себя, Павел узнал, что спас его Алексей Савков.

— Плохо дело, — сказал фельдшер, — большая потеря крови…

Георгиевская награда давала право лечиться унтер-офицерам и солдатам в офицерских госпиталях, и Батов в тяжелом состоянии в санитарном поезде был доставлен в Петергоф. В госпитале было достаточно времени, чтобы обдумать окопные беседы с большевиком Савковым, разобраться в подлинном характере империалистической войны, о которой говорил Алексей Савков.

В конце февраля размеренную жизнь госпиталя нарушила весть о массовых забастовках и демонстрациях в Петрограде, о выступлениях питерского пролетариата. Раненые собирались в палатах и оживленно обсуждали развертывающиеся революционные события. И вдруг ошеломляющая новость — царизм свергнут… По-разному она была воспринята в привилегированном офицерском госпитале. Здесь же, в госпитале, П. И. Батова застала Великая Октябрьская социалистическая революция. Но к этому времени он уже твердо знал, что именно этой революции, народу он должен отдать свои силы, и горько сетовал на судьбу, приковавшую его к госпитальной койке. Раны залечивались медленно, и только в начале 1918 года Павел предстал перед медицинской комиссией.

— Что же делать, дорогой, — сказал ему председатель комиссии, — ранение у вас тяжелое… Нельзя вам служить в армии…

Но все же просьбы помогли. Батову был предоставлен трехмесячный отпуск с пребыванием в Рыбинске в распоряжении гарнизонного начальника. В конце февраля 1918 года прозвучал ленинский призыв «Социалистическое Отечество в опасности!». Со стен кричали плакаты: «Ты записался добровольцем?» И Батов пошел в военкомат, где сначала получил отказ: рана еще не совсем зажила. Еще несколько раз побывал он у рыбинского военкома. В конце концов он помог Батову определиться на должность помкомвзвода в 1-й Рыбинский стрелковый полк.

— Только имей в виду, Батов, на фронт пока не пустим. Человек ты грамотный, воевавший, будешь готовить маршевые пополнения. Впрочем, и здесь, возможно, придется понюхать пороху. У нас, сам знаешь, тут неспокойно.

И действительно Батову пришлось не только обучать пополнения, но и вместе с ними участвовать в подавлении белогвардейских и кулацких мятежей, которые вспыхивали в Ярославле, Рыбинске, Мологе, Пошехонье.

К концу гражданской войны Батов командовал ротой. Дальнейший путь для него был ясен — служить в Красной Армии, учиться и овладевать сложной военной наукой. Мечта об учебе осуществилась только в 1925 году, когда Батов был направлен на стрелково-тактические курсы усовершенствования комсостава РККА, которые сокращенно называли курсами «Выстрел». Они были созданы в конце 1918 года на базе старой офицерской стрелковой школы в Ораниенбауме под Петроградом, осенью 1922-го — переведены в Москву в здание бывшего 1-го Московского кадетского корпуса в Лефортове. К 1926 году курсы «Выстрел» стали авторитетнейшим учебным заведением Красной Армии, их с уважением называли «Полевой академией».

Батов был зачислен на курсы среднего командного состава. В это же время на курсах старшего комсостава, куда направлялись командиры полков и батальонов, учились будущий Маршал Советского Союза А. М. Василевский, многие другие командиры, ставшие впоследствии видными советскими военачальниками. С увлечением Павел Иванович изучал тактику, стрелковое дело, методику обучения войск, обществоведение. В рамках общей тактики на курсах давались неплохие знания по артиллерии, военно-инженерному делу, связи, топографии, устройству тыла. С разрешения командования Батов посещал лекции по основам стратегии и военной администрации, которые читались на курсах старшего комсостава. Перед личным составом часто выступали С. С. Каменев, А. И. Егоров, М. Н. Тухачевский, Б. М. Шапошников и другие военачальники. Вспоминая те дни, Батов не раз говорил:

— Несмотря на сравнительно короткий срок обучения, курсы много мне дали и в теории, а главное, в области решения практических задач воинского обучения и воспитания.

После окончания в 1927 году курсов Батов служил начальником полковой школы, командиром батальона в 1-й Московской Пролетарской стрелковой дивизии. Военная судьба на много лет связала его с этой дивизией. Он всегда считал службу в ней большой для себя школой жизни. В 1929 году Павел Иванович был принят в ряды Коммунистической партии. В 1931 году его назначили начальником штаба, а в 1933 году командиром 3-го стрелкового полка. О его службе того периода говорит аттестация, написанная в 1936 году комдивом Л. Г. Петровским: «Тов. Батов командует полком в течение трех с лишним лет. В течение этого времени полк занимает первое место в дивизии по всем разделам боевой и политической подготовки… У меня есть вера в 3-й с. п. и уверенность в командире 3-го с. п. тов. Батове, что будет сделано все, чтобы выполнить приказ…»

Военное дело быстро развивалось, новая, более совершенная военная техника оказывала решающее воздействие на способы ведения военных действий, на развитие военного искусства. А это требовало от командиров постоянного повышения своих знаний. Павел Иванович понимал, что только самообразования для этого недостаточно. Поэтому, несмотря на огромную служебную нагрузку, он учился заочно и в 1936 году окончил командный факультет Военной академии имени М. В. Фрунзе. В 1935 году, когда в Советских Вооруженных Силах были введены воинские звания, Батову было присвоено звание полковника.

Но вернемся к аттестации… Она датирована 20 ноября 1936 года. В это время Батова уже не было в Советском Союзе. А в Испании на стороне республиканцев действовал доброволец свободы Фриц Пабло. Так круто повернулась жизнь Павла Ивановича.

А началось это теплым августовским днем. В 1-м батальоне шли занятия по строевой подготовке. Присутствие командира полка, любившего хороший строй, подтягивало красноармейцев и командиров. Дежурный по полку быстрым шагом подошел к Батову.

— Товарищ полковник! Вам телефонограмма пз Наркомата обороны.

Придя в кабинет, Павел Иванович задумался: почему такой срочный вызов? В полку вроде все в порядке. Недавно за умелое обучение и воспитание личного состава он был награжден орденом «Знак Почета». Позвонил комдиву.

— Леонид Григорьевич, на четырнадцать часов вызывают в наркомат. Ума не приложу, в чем причина.

Комдива связывали с Батовым теплые дружеские отношения. Он усмехнулся:

— Не догадываешься, значит, Павел Иванович? А ты поразмысли… Не кажется ли тебе странным, что кое-кто из наших с тобой общих знакомых исчез с горизонта?

Блеснула догадка… Испания… Батов внимательно следил за событиями в этой стране, в его кабинете давно висела карта Испании. Еще в феврале 1936 года на выборах в кортесы победили демократические силы, объединенные в Народный фронт. Было создано республиканское правительство. Однако испанская реакция, опираясь на старших фашистских партнеров — Гитлера и Муссолини, организовала военный заговор против Республики. Во главе контрреволюции стоял генерал Санкурхо, а после его гибели в авиационной катастрофе — генерал Франсиско Франко. Военный мятеж начался в испанском Марокко 17 июля, в него быстро были вовлечены и многие гарнизоны континентальной Испании. Фашистским заговорщикам удалось привлечь на свою сторону 100 тысяч человек из 145-тысячной армии Испании. И все же испанские трудящиеся не дрогнули, не покорились контрреволюции. Народные массы, прежде всего рабочий класс, по призыву Коммунистической партии Испании поднялись на защиту Республики. Отряды народной милиции и оставшиеся верными Республике войска в упорных боях разгромили восставшие гарнизоны в Мадриде, Барселоне, Валенсии, Картахене, Малаге, Бильбао и других крупных городах. Но республиканское правительство не сумело использовать возможности для полного разгрома мятежников. Уже в августе в испанские порты стали прибывать транспорты с оружием, военным снаряжением из Германии и Италии, шла помощь и по сухопутью из Португалии. Вскоре на стороне мятежников уже сражались германские и итальянские авиационные части, начали прибывать соединения сухопутных войск. Враждебную политику по отношению к законному испанскому правительству, прикрытую «невмешательством», заняли США, Англия, Франция.

Батов знал и о том, что Советский Союз открыто заявил о помощи испанскому народу. Комдив был прав, сказав об «исчезновении» некоторых общих знакомых — летчиков, танкистов, моряков. У Батова самого не раз возникала мысль о возможности быть там, где происходит первая открытая схватка с фашизмом.

Вот и знакомая улица Фрунзе. В Наркомате обороны Батова принял начальник управления кадров дивизионный комиссар Булин. Поздоровавшись, он без какого-либо предисловия сразу спросил:

— Товарищ Батов! Как вы смотрите на направление вас военным советником в испанскую республиканскую армию?

— Предложение для меня неожиданное, но если мне доверят столь ответственное задание, то приложу все силы, чтобы с честью его выполнить.

— Поймите, дело это добровольное, и вы можете подумать.

— Есть дела, которые не требуют раздумий. Хватило бы только знаний и уменья.

Через несколько дней, более детально познакомившись в Генеральном штабе с обстановкой в Испании, Батов, с документами на имя Фрица Пабло, вылетел в Париж, а затем через Тулузу — единственный французский город, откуда еще летали самолеты на Мадрид — попытался добраться туда. После посадки в Барселоне самолет взял курс на испанскую столицу, но часа через два приземлился на запасной посадочной площадке. Вдалеке слышалась артиллерийская канонада. На попятной машине Батов добрался до Мадрида и вечером был тепло встречен сотрудниками советского посольства, размещавшегося в отеле «Палас».

Боевое крещение на земле Испании Батов получил в 1-й бригаде республиканской армии, которой командовал Энрике Листер. Вспоминая об этом замечательном человеке, Батов впоследствии писал: «Я слышал о нем многое еще до поездки в Испанию. Его называли испанским Чапаевым. Листер не был кадровым военным. Он был кадровым рабочим в Галисии, потом активным участником восстания в Астурии. Во время вынужденной эмиграции он находился в Советском Союзе и работал проходчиком на строительстве Московского метрополитена…»

Начало работы Батова в качестве военного советника сопровождалось немалыми трудностями. Он быстро понял, что в бригаде Листера, да и в деятельности самого командира бригады, много партизанщины, нет твердой воинской дисциплины, организованности, плохо выполняет свои задачи штаб, не уделяется внимания боевой и политической подготовке личного состава. Выбрав удобный момент, Батов откровенно высказал Листеру свое мнение. Командир бригады нахмурился и ответил по-русски, которым неплохо овладел, находясь в эмиграции в Советском Союзе:

— Ты не учитываешь, что мы ведем гражданскую войну. В бригаде большая часть командиров и бойцов — добровольцы, антифашисты. Они слабо знают военное дело, да и сам я тоже. Но они сильны ненавистью к врагу, революционным энтузиазмом, душевным подъемом, смелостью и отвагой. Они способны пожертвовать жизнью в борьбе за республиканскую Испанию. В этом — наша сила.

— То, что ты говоришь, Энрике, очень правильно, но решать задачи в современной войне только революционным энтузиазмом и личным героизмом нельзя. Нужно учиться военному делу, знать хотя бы основы тактики, в совершенстве владеть оружием. Без этого поражения неминуемы. И еще нужна железная дисциплина и высокая политическая бдительность, и особенно в гражданской войне. Ведь против нас воюют хорошо подготовленные кадровые войска, а не партизанские формирования.

Разговор был долгим и нелегким. Батову удалось убедить Листера в своей правоте. В бригаде была введена боевая подготовка, стали проводиться политические занятия, улучшилась работа штаба, изживалась партизанщина и укреплялась дисциплина. Проведенная работа быстро сказалась.

После тяжелого, но успешного боя под Сесеньей Листер подошел к Батову.

— Ты был прав, Пабло! Не только храбрость и отвага наших бойцов помогают добиваться побед, но и организованность, порядок, дисциплина.

Вскоре Павел Иванович расстался с Листером, так как был направлен в район Альбасете, где началось формирование интернациональных бригад. Всего создавалось семь интербригад из числа антифашистов, прибывших в Испанию из 54 стран. Эти бригады сыграли большую роль в ходе национально-революционной войны.

Батов был назначен военным советником в 12-ю интернациональную бригаду имени Гарибальди, которой командовал писатель Мате Залка, носивший в Испании имя генерала Лукача. Он тоже прибыл из Советского Союза. Участник первой мировой войны венгр Мате Зал-ка в 1916 году попал в Россию как военнопленный и обрел здесь свою вторую Родину. Участвовал в Октябрьской революции, вступил в Красную Армию добровольцем, воевал в легендарной Первой Конной, был награжден орденом Красного Знамени. С 1924 года Мате Залка начал свою писательскую деятельность. Он одним из первых среди добровольцев приехал в Испанию, и имя генерала Лукача скоро стало символом доблести и геройства для всей республиканской армии. В своих книгах Батов часто упоминал об этом удивительном человеке.

Деятельность Батова не ограничивалась обязанностями военного советника 12-й интербригады, он оказывал большую помощь в становлении других интернациональных бригад, да и ряда соединений регулярной республиканской армии. К этой работе Батов привлекался по указанию главного военного советника комкора Г. М. Штерна. В Испанию приехало 42 тысячи добровольцев-антифашистов из разных стран. Среди них были рабочие, крестьяне, писатели, художники, актеры, журналисты и многие другие люди, весьма далекие от военного дела, придерживавшиеся различных политических убеждений. Чтобы создать из них слаженные воинские подразделения и части, нужен был титанический труд. К тому же искусство ведения современной войны интербригадам и многим частям и соединениям регулярной армии пришлось постигать сразу на практике. В ходе боевых действий Батов учил командиров принимать решения и настойчиво проводить их в жизнь, управлять войсками, организовывать их взаимодействие, направлять работу штабов. Его участие в планировании боевых действий и руководстве частями бригады было настолько велико, что Мате Залка часто говорил:

— Ты не только советник, ты — мой начальник штаба, и я не знаю, что бы я без тебя мог сделать.

В марте 1937 года была проведена Гвадалахарская операция, целью которой являлся разгром итальянского экспедиционного корпуса, стремившегося пробиться к Мадриду из района Гвадалахары. Замысел и план Гвадалахарской операции разрабатывался генералом Мерецковым, который привлек к этой ответственной работе Батова. В операции вместе с республиканскими регулярными войсками участвовали две интернациональные бригады под общим командованием генерала Лукача. Отразив начавшееся наступление итальянцев, республиканские войска перешли в контрнаступление и нанесли 40-тысячному итальянскому корпусу сокрушительное поражение. В Гвадалахарской операции Батову пришлось решать задачи, значительно выходящие за рамки тактики. И бывший командир полка показал высокие организаторские способности при планировании, подготовке и ведении боевых действий крупной группировки республиканских войск. Вместе с генералом Лукачем он руководил двумя интернациональными бригадами, которые в тяжелых оборонительных боях измотали итальянские войска и обеспечили мощный контрудар силами 4-го армейского корпуса. В контрударе приняли участие и интербригады. Авторитет Батова поднялся еще выше. По просьбе испанского правительства он был назначен советником на Тэруэльский фронт.

Предстояла разлука, и друзьям было грустно. Сложившееся за время совместной работы между Мате Валкой и Павлом Ивановичем Батоьым взаимное доверие переросло в большую дружбу. Два талантливых человека замечательно дополняли друг друга. Немало задушевных бесед вели они о России, Венгрии, которую Мате Залка мечтал видеть свободной и независимой, о близких и дорогих людях.

Утром 11 июня 1937 года Мате Залка пришел к Батову.

— Павел Иванович! Проедем вдоль фронта, пока тихо, в частях побываем. В боях за Бриуэгу потери большие, надо людей подбодрить.

Шофер генерала Лукача Эмилио уверенно вел машину. Впереди был уже виден небольшой городок Уэска. Сидя на заднем сиденье, Лукач и Батов обсуждали предстоящие дела.

Снаряд разорвался внезапно у самой машины и сбросил ее с дороги. Очнувшись, Павел Иванович увидел стоявших около него людей.

— Срочно врача генералу!

Но врач уже не мог помочь смертельно раненному Лукачу… Тяжело раненного П. И. Батова доставили в Валенсию, потом он лечился в госпитале в Барселоне, откуда был отправлен на Родину.

Здоровье возвращалось медленно. Но Павел Иванович — человек действия — не мог мириться с вынужденным отдыхом: в начале декабря он отправился в управление кадров Наркомата обороны.

— Здравствуйте, товарищ Фриц Пабло, — улыбаясь, приветствовал его начальник управления кадров. — На днях сам хотел вас повидать. Как здоровье?

— Дело идет на поправку, скорее хочется в родной стрелковый…

— В стрелковый-то в стрелковый, но только не в полк, а в корпус. Вы назначены командиром десятого стрелкового корпуса.

Батов растерялся:

— Но ведь у меня нет опыта командования корпусом, да и звание мое вряд ли позволяет занять этот пост.

— А вот товарищ Сталин думает иначе.

Булин рассказал Батову, что еще осенью 1936 года прибывший из Испании комкор Штерн докладывал Политбюро о деятельности наших добровольцев, сообщил мнение о них правительства Испании. Названы были фамилии и среди них и фамилия Батова. Сталин, прервав докладчика, сказал: «Мне жалуются, что нет военных кадров. Вот вам кадры!..»

— Но ведь десятым стрелковым корпусом командует…

— Нет, товарищ Батов, — прервал Булин, — в этом корпусе нет командира.

Вскоре Батов узнал, что не только корпуса, но и многие дивизии и полки оказались без командиров, сменилось руководство почти всех военных округов и флотов, армий, флотилий. А тогда что-то в выражении лица Булина помешало Батову спросить, куда девался командир корпуса.

Булин достал из сейфа папку и показал Батову приказ наркома обороны. Из него Павел Иванович узнал, что ему присвоено звание комбрига. В этот же день он был в Кремле и взволнованно услышал тихий голос Михаила Ивановича Калинина:

— Орденами Ленина и Красного Знамени награждается комбриг Батов.

В конце декабря 1937 года Павел Иванович Батов вступил в командование 10-м стрелковым корпусом. Командиру полка нелегко было на новой должности. Работать пришлось с большим напряжением, осваивая высшее тактическое звено, каким в то время был корпус. Дела постепенно налаживались, но осенью 1938 года судьба Батова вновь изменилась. В связи со значительным увеличением численности. войск в Белорусском особом военном округе, прикрывавшем важнейшее, западное стратегическое направление, Батов был переведен в этот округ на должность командира 3-го стрелкового корпуса. Среди командиров соединений и командующих объединениями округа было немало людей, получивших боев и опыт в Испании. Павел Иванович вспоминал, что судьба этих людей сложилась по-разному. Многие из них сразу были назначены на высокие командные посты, и им приходилось осваивать новые масштабы, новые обязанности, что далеко не всем было под силу. Но в то же время этих людей отличало то, что они уже имели опыт современной войны, знали фашизм в лицо, понимали ту огромную опасность, которую он несет. Для Батова первым серьезным испытанием в качестве командира 3-го стрелкового корпуса был освободительный поход в западные области Белоруссии в сентябре — октябре 1939 года, показавший высокую подготовку личного состава, слаженность в работе командиров, политорганов, штабов и служб.

Поздней осенью резко обострилась обстановка на наших северо-западных границах, особенно в районе Ленинграда. Правящие реакционные круги Финляндии с помощью империалистических государств превратили территорию страны в плацдарм для нападения на СССР. При участии немецких, английских, французских, бельгийских военных специалистов и щедрой материальней помощи США в 1939 году было завершено строительство системы долговременных укреплений на Карельском перешейке, всего в 32 километрах от Ленинграда, получивших название «линии Маннергейма». Летом 1939 года эти укрепления осмотрел начальник генерального штаба германской армии генерал Гальдер и сделал недвусмысленный вывод: «Финляндия готова к войне».

К концу ноября 1939 года у советских границ была развернута 600-тысячная группировка белофинских войск. Когда все попытки мирного урегулирования отношений с Финляндией были исчерпаны, Советское правительство утром 30 ноября приняло вынужденное решение — дать решительный отпор белофинской военщине и отбросить противника от Ленинграда.

На одной из традиционных встреч ветеранов 65-й армии Павла Ивановича попросили рассказать о его участии в советско-финляндской войне. Он рассказал:

— Для меня было большой неожиданностью решение о срочней передаче управления Третьего стрелкового корпуса с частями обеспечения в состав Тринадцатой армии Ленинградского военного округа. На передислокацию и освоение нового для меня и очень сложного театра военных действий выделялось крайне ограниченное время. Уже седьмого января 1940 года Тринадцатая армия вошла в состав Северо-Западного фронта и заняла полосу правее Седьмой армии на Карельском перешейке. Третий стрелковый корпус в составе двух дивизий готовился к наступлению на Кексгольмском направлении. Это был вспомогательный удар — главный наносил Пятнадцатый стрелковый корпус. Наступление началось одиннадцатого февраля. За три дня мы сумели прорвать главную полосу «линии Маннергейма». Мне впервые пришлось командовать войсками при прорыве мощного укрепленного района. Это было очень сложно, особенно в условиях суровой зимы, бездорожья. Был проявлен величайший героизм бойцов и командиров. Пришлось впервые организовывать штурмовые группы для борьбы за долговременные огневые сооружения. Боевые действия корпус вел до двенадцатого марта. В снегах Финляндии я гораздо больше, чем в Испании, понял сложность современной войны, получил большой опыт в организации и ведении военных действий оперативного масштаба. Этот опыт мне очень помог в годы Великой Отечественной войны.

В 1940 году Батов был назначен заместителем командующего войсками Закавказского военного округа, в начале июня 1941 года пришло сообщение и о присвоении ему нового звания — он стал генерал-лейтенантом. 17 июня 1941 года, вернувшись в Тбилиси с окружных учений, Павел Иванович был сразу же приглашен к командующему округом Д. Т. Козлову.

— Вас срочно вызывают в Москву. Зачем? Не знаю. На всякий случай захватите с собой доклад о положении на южных границах и справку о нуждах округа.

Утром 20 июня Батова принял нарком обороны маршал С. К. Тимошенко. Выглядел он уставшим и, показалось Павлу Ивановичу, выслушал его доклад рассеянно.

Проведя рукой по гладко выбритой голове, Тимошенко сказал:

— Оставьте мне ваш доклад и справки. Округом мы займемся. А вы, товарищ Батов, назначены на должность командующего сухопутными войсками Крыма и одновременно командиром Девятого отдельного стрелкового корпуса. Немедленно вылетайте в Симферополь.

Днем 21 июня Батов прибыл к новому месту службы. В самолете он мучительно думал о своем новом назначении. Многое было неясно. Батов знал, что в Крыму в составе 9-го корпуса находятся 156-я и 106-я стрелковые дивизии. Что же еще входит в «сухопутные войска Крыма», которыми ему предстояло командовать? Какие взаимоотношения должны быть с Черноморским флотом? Было и еще немало вопросов, на которые Батов пока не мог найти ответа.

Прилетев в Симферополь, он сразу же приступил к делам. Положение оказалось гораздо серьезнее, чем предполагал Батов: обе стрелковые дивизии были недоукомплектованы, корпус не имел артиллерии, танков, средств связи.

Уже поздним вечером Павел Иванович лег отдохнуть, но заснуть не мог. Привыкший к точным расчетам, он старался понять, сколько времени понадобится на реализацию запланированных им мероприятий.

Но времени на это вообще не оказалось. На рассвете в комнату вошел начальник штаба корпуса полковник Баримов и, стараясь быть спокойным, сказал:

— Немецкая авиация нанесла бомбовые удары по городам Украины и Крыма.

Началась Великая Отечественная война…

Из научных трудов по военной истории можно узнать, что с 18 октября по 16 ноября 1941 года была проведена Крымская оборонительная операция. В этих трудах подробно излагаются ее замысел, ход и исход, делаются соответствующие выводы. Но, видимо, никакое научное исследование не может отразить те трагические и вместе с тем героические события, которые потрясли Крым во второй половине грозного 1941 года. В эти события были втянуты судьбы сотен тысяч людей и в их числе судьба Павла Ивановича Батова. Именно в Крыму, который был первой страницей его деятельности в годы Великой Отечественной войны, проявились многие характерные черты Батова как военачальника, способного решать сложные задачи в невероятно трудной обстановке.

С началом войны Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед сухопутными силами Крыма задачу на противодесантную оборону побережья. В книге «В походах и боях» Батов писал: «Однажды в конце июня 1941 года, при переговорах с Москвой, маршал Б. М. Шапошников мне говорил:

— Вы понимаете, голубчик мой, что успех немецкого десанта в Крыму до крайности обострил бы положение не только на Южном фронте. Из Крыма один шаг на Тамань и к кавказской нефти. Принимайте все меры противодесантной защиты…»

Решение Ставки было воспринято Батовым как вполне обоснованное и логичное. Вражеские войска уже имели опыт крупных десантных операций на Крите и в Норвегии. Неустойчивая политика Турции, выжидавшей исхода приграничных сражений на советско-германском фронте, давала основание не исключать возможности проникновения в Черное море немецкого флота. По решению Батова на Южное побережье Крыма были выдвинуты две дивизии 9-го стрелкового корпуса. 156-я стрелковая заняла противодесантную оборону от Керчи до Севастополя, далее до Евпатории оборонялась 106-я стрелковая дивизия. Других сил Батов не имел. Он нс занимался до этого времени проблемами противодесантной обороны, и ему пришлось искать соответствующие решения, упорно работать. Многие вопросы были согласованы с командующим Черноморским флотом адмиралом Ф. С. Октябрьским, который с присущей ему решительностью выполнял задачу Ставки по обеспечению господства наших Военно-Морских Сил на Черном море.

В июле немецко-фашистские войска не сделали ни одной попытки высадить морские десанты в Крыму. В то же время обстановка на Южном фронте стала резко ухудшаться. Его 9-я и 18-я армии с тяжелыми боями отходили на восток. К концу июля был потерян рубеж Днестра.

В этих условиях Батов проявил способность глубоко и аналитически оценивать оперативно-стратегическую обстановку. На одном из совещаний с руководящим составом корпуса и командирами дивизий он говорил:

— Угроза высадки морских десантов не исключена. Но обстановка, складывающаяся на Южном фронте, заставляет нас обратить самое серьезное внимание на сухопутные подступы к Крыму. Если войска Южного фронта не сдержат противника на Днестре, угроза Крыму с севера станет реальностью. И тогда центром событий может стать Перекопский перешеек. И это по только опыт военной истории, хотя и его нельзя игнорировать, а вывод из реально складывающейся обстановки. Нужно немедленно принять меры к укреплению Перекопа.

Продолжая совершенствовать противодесантную оборону на Южном побережье и на подступах к Севастополю, Батов вместе с командиром 106-й стрелковой дивизии полковником А. И. Первушиным выехал на Перекопский перешеек, тщательно изучил подступы к Перекопу, взбирался на древний Перекопский вал, побывал на Ишупьских позициях, находящихся в дефиле пяти озер за Перекопом. Из этой поездки Батов вернулся еще более убежденным в том, что Перекоп надо готовить к обороне. Свои соображения он доложил в Ставку, но почувствовал, что инерция противодесантной обороны продолжает действовать, к соображениям Батова отнеслись без интереса.

Уже после войны, размышляя в своих мемуарах о крымском периоде своей деятельности, Павел Иванович сослался на письмо адмирала И. С. Исакова, который писал: «У немцев не было реальной возможности для высадки… Но, как видно, все были заражены психозом десанта, причем морского». Дальнейшие события показали правильность стратегических оценок и практических шагов Батова, его способность предвидеть развитие военных действий.

Проведение мероприятий по укреплению Перекопа и строительству оборонительных рубежей в северной части Крыма осложнялось отсутствием сил и средств. Особенно тяжело было с инженерной техникой. Снимать войска с Южного побережья Батов не мог, это было бы нарушением решения Ставки ВГК. В этих условиях ярко проявились организаторские способности Батова, его тесные связи с партийными и советскими органами в Крыму. По инициативе секретаря Крымского обкома В. С. Булатова к оборонительным работам было привлечено местное население, началось создание крымского народного ополчения. В этой работе неоценимую помощь оказали Симферопольский, Севастопольский, Феодосийский и Евпаторийский горкомы ВКП(б). С помощью пограничников было создано 33 истребительных батальона для борьбы с возможными воздушными десантами и отрядами националистов из числа крымских татар. Ядро истребительных батальонов составили коммунисты и комсомольцы. На Батова легла вся полнота ответственности за использование всех этих сил.

14 августа 1941 года в связи с угрозой, надвигающейся на Крым с суши (9-я и 18-я армии Южного фронта продолжали отступать), Ставкой было принято решение о создании в Крыму Отдельной 51-й армии. Ее командующим был назначен генерал-полковник Ф. И. Кузнецов. Началось формирование еще четырех стрелковых дивизий из местного населения. Батов был назначен заместителем командующего армией.

— Я с надеждой ждал командарма, понимал, что в создавшейся обстановке дело обороны Крыма требует высокой квалификации. Но с приездом Ф. И. Кузнецова мое положение еще больше осложнилось. Выслушав мой доклад, в котором я стремился доказать, что гроза идет с Перекопа и там должна создаваться основная группировка наших войск, командарм со мной не согласился.

— Поймите, Павел Иванович, мы должны по-прежнему ориентироваться прежде всего на противодесантную оборону. Не забывайте о задаче, поставленной Ставкой.

Но развитие событий вскоре заставило командующего армией изменить свою точку зрения и после выхода войск противника на западный берег Днепра выдвинуть на север Крыма три стрелковые дивизии: 276-ю — на Чонгарский полуостров и Арабатскую стрелку, 106-ю — на южный берег Сиваша и 156-ю — непосредственно на перекопские позиции. Из 100 тысяч войск, находящихся к этому времени в Крыму, на Перекоп было выдвинуто только 7 тысяч. Это было половинчатое, робкое решение, боязнь нарушить решение Ставки, несмотря на то, что оно уже не соответствовало сложившейся обстановке. Руководство этой группировкой было возложено на Батова.

Положение на Южном фронте продолжало ухудшаться. 26 августа Ставка потребовала от главкома юго-западного направления маршала Буденного «не допустить прорыва противника в направлении Перекопа». Но прорыв предотвратить уже не удалось, и 12 сентября передовые части 11-й немецкой армии генерала Манштейна вошли в соприкосновение с частями 156-й стрелковой дивизии на Перекопе. Впоследствии, анализируя Крымскую оборонительную операцию, Батов высказал мнение, что именно 12 сентября, а не 18 октября нужно считать ее началом. Манштейн хвастливо докладывал Гитлеру, что в ближайшее время с Крымом будет покончено. В 11-й армии было 7 пехотных дивизий и румынский корпус. В ее составе действовали лучшие фашистские моторизованные дивизии СС «Адольф Гитлер» и «Викинг». Превосходство противника, особенно в танках, было многократным.

Изменение обстановки требовало дополнительных мер но отражению наступления войск противника в северной части Крыма. Кроме трех дивизий, стоящих в обороне, была создана оперативная группа в составе двух стрелковых и не полностью укомплектованной кавалерийской дивизии. Основная задача этой группы состояла в нанесении контрудара в случае вражеского прорыва через Перекоп.

На Батова, которому была подчинена и созданная опергруппа, легла вся тяжесть борьбы за Крым на севере. Ожесточенные бои начались уже 17–18 сентября в районе Салькова и Арабатской стрелки.

Командный пункт Батова располагался в маленьком городке Армянске, но обстановка была настолько напряженной и быстро меняющейся, что большую часть времени он находился непосредственно в соединениях и даже частях с небольшой группой офицеров и средствами связи.

24 сентября Манштейн двинул на Перекоп крупные силы. 156-я стрелковая дивизия боролась в одиночку с превосходящими силами врага. В этих условиях Батов стремился вести маневренные, гибкие боевые действия, использовать даже небольшие резервы, чтобы сдержать противника. Подкреплений он не ждал. До 28 сентября Павел Иванович непосредственно руководил боевыми действиями на Перекопе. Но 156-я дивизия исчерпала свои возможности. По приказу командующего 51-й армией ее части отводились на Ишуньские позиции. Жестокие кровопролитные бои на Перекопе, проведенные под руководством Батова, имели значительные последствия. Манштейн не решился с ходу прорывать Ишуньские позиции, а действовал только передовыми отрядами. На что мог надеяться Батов? Прежде всего на подход войск Приморской армии генерала И. Е. Петрова, которая перебрасывалась в Крым из Одессы. Но подход этот задерживался.

Наступило 18 октября. В 3 часа ночи начался массированный авиационный налет. Заговорила вражеская артиллерия. Весь день 19 октября Батов провел на своем наблюдательном пункте, где во время артиллерийского налета был контужен, но не покинул поля боя.

Последняя попытка изменить ход событий была предпринята Батовым 24 октября. Однако контрудар оперативной группы в условиях решающего численного превосходства противника не мог дать больших результатов. Боевые действия стали развиваться на двух направлениях — севастопольском и керченском. Батов был назначен командующим 51-й армией и с тяжелыми боями отводил ее войска на Керченский полуостров. После напряженных трехдневных боев за Керчь стало ясно, что удержать город и крепость оставшимися в 51-й армии силами не удастся. По распоряжению Ставки началась эвакуация войск из Крыма на Тамань. Батов находился на своем КП в гроте на горе Митридат, до последнего момента управляя войсками. Одним из последних 17 ноября под огнем врага он покинул Крым. Его заслуга состояла в том, что он в сложнейших условиях умело руководил военными действиями крупного масштаба в северной и центральной части Крыма. Это позволило укрепить оборону Севастополя с суши и организовать оборону Таманского полуострова.

В декабре 1941 года Батов был вызван в Москву для доклада в Ставке об итогах боев за Крым. Павлу Ивановичу раньше не приходилось докладывать в столь высоких инстанциях, тем более в присутствии Верховного Главнокомандующего, и он изрядно нервничал. Доложил коротко, правдиво, не обошел и ошибок. Сталин не задавал вопросов, но пристально глядя на Батова, сказал:

— Нам все понятно. Войска сделали все возможное и нашли в себе мужество держаться в сложной обстановке, как подобает советским людям.

24 декабря 1941 года был вновь создан Брянский фронт, расформированный в середине ноября. Батов был назначен сначала заместителем, а затем командующим 3-й армией этого фронта, а в марте 1942 года — помощником командующего войсками Брянского фронта но формированию.

— Это была новая для меня работа, — рассказывал он, — и мне пришлось ее осваивать. Главная задача состояла в изыскании внутренних источников пополнения соединений и частей. Нужно было изучать состояние войск. Только при проверке тыловых частей было выявлено несколько тысяч бойцов, которые без пользы находились в тылах фронта, армий, дивизий.

В середине июля 1942 года произошло событие, сыгравшее в жизни Батова исключительную роль: командующим войсками Брянского фронта был назначен генерал-лейтенант Константин Константинович Рокоссовский. С этого времени и до конца войны, почти без перерывов, Батов был рядом с Рокоссовским, действовал под его командованием.

Один из военных журналистов, П. И. Трояновский, в личной беседе с Рокоссовским спросил:

— Почему так случилось, что Батов все время работал и воевал под вашим руководством?

— Будет неверно думать, — ответил Рокоссовский, — будто я Павла Ивановича Батова выделял нарочито или как-то особенно приближал к себе. Он, его штаб, вся Шестьдесят пятая армия сами себя выделяли, выделяли боевыми делами, инициативой. Интересными, часто очень оригинальными были его решения. Как командарм Батов в боевых операциях имел свой собственный почерк… Я не говорю уже о его чисто человеческих качествах, хотя они во фронтовой дружбе всегда играют не последнюю роль.

Радовало Батова и то, что на Брянский фронт командующим артиллерией был назначен генерал-лейтенант артиллерии В. И. Казаков.

— С Василием Ивановичем мы встретились как старые друзья и сослуживцы по Московской Пролетарской дивизии. В середине тридцатых годов он командовал артиллерийским, а я стрелковым полком в этом прославленном соединении. В последующем он мне очень помог в решении многих вопросов, связанных с использованием артиллерии.

Новый поворот в судьбе Батова произошел в конце сентября, когда Рокоссовский был назначен командующим вновь создаваемого Донского фронта: опять в гущу главных событий, которые потом объединились в великое понятие — Сталинградская битва.

Тепло прощался Рокоссовский со своими соратниками по Брянскому фронту. Вспоминая об этом, Батов писал, что он не выдержал и сказал:

— Товарищ командующий, готов ехать с вами хоть на дивизию!

— Разделяю твое желание, Павел Иванович, хотя думаю, что для тебя дивизия — пройденный этап. Но до приезда нового командующего придется остаться…

Ждать пришлось недолго, и уже в начале октября решением Ставки Батов был назначен командующим 4-й танковой армией Донского фронта. Однако в танковой армии оказалось всего четыре танка. Но было девять стрелковых дивизий, среди них такие, как 24-я Железная Самаро-Ульяновская стрелковая дивизия, 40-я и 4-я гвардейские. Армия занимала 80-километровую полосу обороны в излучине Дона.

Приняв новую должность, Батов сразу же собрал своих ближайших помощников. В заключение совещания он сказал:

— Думаю, товарищи, что перспектива у нас далеко не оборонительная. Наши войска и войска Двадцать четвертой армии нависают с севера над основной группировкой противника в районе Сталинграда. Очень важным мне представляется хотя и небольшой, но опасный для противника плацдарм в районе Клетской на Дону. Его нам надо крепко держать и по возможности расширять. Что касается названия армии — «танковая», то этот вопрос надо будет доложить командующему войсками фронта.

Выслушав Батова, К. К. Рокоссовский рассмеялся:

— На войне всякое бывает. Очевидно, армия получит новое наименование.

Так и произошло. 27 октября 1942 года 4-я танковая армия решением Ставки была преобразована в 65-ю общевойсковую, с которой до конца войны была связана вся фронтовая жизнь Павла Ивановича.

Вскоре на армейский командный пункт приехал Рокоссовский. После недолгой беседы он доверительно сказал Батову:

— Пока только для тебя лично, Павел Иванович. Началась подготовка к контрнаступлению. В операции Донского фронта твоей армии предстоит наносить главный удар. На днях получишь указания для разработки операции.

Замысел контрнаступления под Сталинградом, как известно, состоял в нанесении сходящихся ударов силами трех фронтов — Юго-Западного, Донского и Сталинградского — с целью окружения вражеской группировки, в основном 6-й армии генерал-полковника Паулюса, которая увязла в боях на волжском берегу.

Роль 65-й армии определялась тем, что действовала она на стыке с Юго-Западным фронтом, наносящим главный удар с севера, навстречу Сталинградскому фронту. Армии была поставлена задача надежно обеспечить левый фланг Юго-Западного фронта, где наступала 21-я армия генерала И. М. Чистякова. В ходе дальнейшего наступления войска армии должны были развить прорыв и создать важнейший участок внутреннего фронта окружения противника. При этом севернее и северо-западнее Сталинграда отсекалось несколько дивизий немецких войск и корпус румын.

С целью сохранения в тайне замысла операции к ее планированию был привлечен крайне ограниченный круг лиц. Этим занимались командующий, начальник штаба и начальник оперативного отдела. Все остальные должностные лица включались в подготовку операции позднее, когда оперативный замысел был одобрен командующим войсками фронта.

Направление главного удара, как основа решения, было определено командованием фронта. Все остальное решал командарм. Замысел Батова отличался смелостью и оригинальностью.

Оставив в обороне четыре дивизии на фронте в 74 километра, Батов на 6-километровом участке решил создать ударную группировку из пяти дивизий, три из которых действовали в первом эшелоне. Было в этом уязвимое место, которое хорошо видел командарм, — слабость и недостаточная подвижность второго эшелона, в котором не было танковых соединений. Это затрудняло достижение высокого темпа наступления, который являлся ключом к успеху. Батов обратился к начальнику штаба фронта генералу Малинину.

— Михаил Сергеевич! Не кажется ли вам, что Шестнадцатый танковый корпус мог бы составить подвижную группу Шестьдесят пятой, а не соседней, Двадцать четвертой армии, которая наносит вспомогательный удар?

— Нет, Павел Иванович, не кажется! Видно, ваша разведка преувеличивает силы противостоящего вам противника. Да и использование танкового корпуса в полосе Двадцать четвертой армии предпочтительнее потому, что там танкам не потребуется преодолевать Дон.

Только потом, в ходе операции, выяснилось, что по целому ряду причин, прежде всего из-за упущений в работе штаба фронта, численность противника, особенно в полосе 65-й армии, была определена неточно, занижена по крайней мере в четыре раза. Батов мог бы обратиться к Рокоссовскому и высказать ему свои опасения. Но он всегда придерживался правила: вышестоящий начальник поможет тебе, когда ты сам сделал все, что мог, — война иждивенцев не любит. Замечание Малинина о разведке задело Батова, и он выехал на Клетский плацдарм. Командир дивизии полковник С. П. Меркулов был явно недоволен приездом командарма на очень неспокойный участок фронта. Деликатно сказал об этом Батову.

— Серафим Петрович, ты не первый пытаешься критиковать мое стремление больше бывать в передовых соединениях и частях. Но я глубоко убежден, что личная проверка — сильное средство воспитания и обучения войск. Что же касается наступления, то я считаю, что руководить войсками надежнее всего, когда чувствуешь биение пульса войскового организма, когда командиры дивизий и полков знают, что командующий рядом, что он владеет обстановкой и своей рукой направляет ход событий. Ну а осторожность, конечно, нужна. И связь оперативной группы командарма со всеми соединениями и частями обязательна. Впрочем, что я тебе все это объясняю. Ведь ты сам непоседа. Знаю, как тебя связисты разыскивают. Давай ближе к делу. Срочно нужен «язык».

«Языка» взяли, да не одного, а двух. Их показания послужили поводом к эпизоду, о котором рассказывал Батов в книге «В походах и боях».

На хуторе Орловском проводилось совещание с руководством Юго-Западного и Донского фронтов. Были вызваны и командармы. Руководил совещанием представитель Ставки Г. К. Жуков.

Дошла очередь до 65-й армии. Батов, подойдя к карте, сказал:

— Прошу разрешения сразу начать с выводов о противнике…

— Докладывайте как положено, а выводы мы сами сделаем, — довольно резко прервал Жуков.

Тогда Батов шагнул к столу и положил перед Жуковым листы опроса захваченных накануне пленных.

Прочитав, Жуков встал, быстро подошел к ВЧ и вызвал Москву.

— Товарищ Сталин, наши предположения о наличии стыка двух группировок — немецкой и румынской — на клетском направлении подтвердились. У Батова разведка захватила пленных из триста семьдесят шестой немецкой и третьей румынской дивизий.

Жуков спросил, сколько танков имеет армия и, услышав, что только 24, укоризненно посмотрел на Рокоссовского:

— Мы подбросим танки Батову.

— Обязательно. Без этого какой же с него спрос!

Павел Иванович понял, что Жуков подметил тот недостаток, о котором он несколько дней назад говорил с начальником штаба фронта. После совещания Жуков, желая, видимо, загладить свою резкость, подошел к Батову и, положив ему руку на плечо, сказал:

— Пошли, Павел Иванович, пообедаем!

Во время обеда Жуков расспрашивал о настроении войск, о командирах дивизий ударной группы, дал немало ценных советов.

Наступили напряженные дни подготовки к решающим боям, полные забот и труда. Батов уже в который раз мысленно прослеживал предстоящие боевые действия, требовал от штаба все новых и новых расчетов.

Уже после войны Павла Ивановича спросили, какой день войны для него был самым трудным. И он ответил: 19 ноября 1942 года, день, когда он держал «государственный экзамен» на командарма.

…7 часов 30 минут утра 19 ноября 1942 г. Мощный гул артиллерии возвестил о начале контрнаступления под Сталинградом. 8 часов 50 минут. С Клетского плацдарма ринулись вперед дивизии 65-й армии. Батов построил их боевые порядки в один эшелон, и это давало возможность обрушиться на противника всеми силами. Боевые действия осложнялись туманом — видимость 150–200 метров. Авиация не работала. Две главные проблемы занимали командарма: как привлечь в полосу армии как можно больше сил противника и тем облегчить действия главной ударной группировки Юго-Западного фронта и как увеличить темпы наступления, не имея достаточно танков для развития успеха. Днем 19 ноября на наблюдательном пункте армии побывал Рокоссовский. Он еще раз подтвердил, что главная задача армии сейчас состоит в обеспечении левого крыла Юго-Западного фронта. Эту задачу Батов решал всемерным повышением активности действий ударной группировки армии, особенно ее первого эшелона, что вынуждало противника перебрасывать в полосу 65-й армии свои резервы. Повышение темпа наступления было достигнуто путем создания силами армии механизированной группы в составе танковой бригады и нескольких батальонов пехоты, посаженных на автомашины. Указание Жукова о создании в полосе 65-й армии более мощной подвижной группы было выполнено значительно позднее.

23 ноября замкнулось кольцо окружения. В районе города Калача соединились танковые корпуса Юго-Западного и Сталинградского фронтов. В это событие внесли немалый вклад 65-я армия и ее командарм. Левый фланг Юго-Западного фронта был надежно обеспечен. Когда же 24-я армия не смогла быстро выйти в район хутора Вертячего, позвонил командующий фронтом:

— Павел Иванович, Вертячий за вашей армией. Быстрее перегруппировывайтесь.

Батов перенацелил на это направление значительную часть сил 65-й армии. С взятием Вертячего 30 ноября замок внутреннего фронта окружения защелкнулся. Четкость в действиях соединений армии была во многом обеспечена большой подготовительной работой, которую командиры соединений, частей и подразделений, да и сам командарм, проводили главным образом на местности. Решительное требование Батова предварительной отработки организации боя на местности определялось тем, что многие командиры, особенно молодые, были слишком привязанными к карте.

Ликвидацию окруженной группировки Ставка поручила Донскому фронту. Это была операция под кодовым наименованием «Кольцо». Донской фронт должен был разгромить двадцать две дивизии противника. В деятельности Батова планирование и подготовка этой операции занимали особое место. Обычно в армии работа начиналась после получения директивы командующего фронтом, в которой излагался замысел фронтовой операции и ставились задачи армиям. Здесь все выглядело иначе. Уже в начале декабря Рокоссовский в беседе с Батовым сказал:

— Юго-Западный и Сталинградский фронты резко повернули на запад и не будут заниматься окруженной группировкой. Очевидно, придется нам самим управляться. Попрошу вас подумать, поработать со своим штабом и, не задерживаясь, доложить мне свои соображения.

Рокоссовский всегда советовался с командармами перед принятием решения, но такое задание Батов получил впервые. Он собрал руководящий состав армии:

— Нам оказано большое доверие. Поработаем, чтобы потом не краснеть.

Предложения Батова, разработанные и оформленные штабом армии под руководством И. С. Глебова, сводились к тому, чтобы главный удар по окруженной группировке нанести с запада силами 65-й и смежных с нею флангов 21-й и 24-й армий. В предложениях четко были определены боевые задачи и система управления войсками в предстоящей операции.

Представленный командармом план был одобрен командованием фронта и лег в основу планирования фронтовой наступательной операции «Кольцо».

При проведении этой работы Батов смог оценить воз-ложности и способности своих ближайших помощников. Особенно сблизился Павел Иванович с начальником политотдела армии бригадным комиссаром Николаем Антоновичем Радецким, ставшим вскоре членом Военного совета 65-й армии. У Радецкого до всего доходили руки. В основе его деятельности было знание военного дела, боевой опыт и живое оперативно-тактическое мышление. Он был тесно связан с массами солдат. Под руководством политического отдела армии партийные и комсомольские организации провели исключительно большую работу. Результатом их усилий стал еще более высокий наступательный порыв войск. Повседневное внимание к партийно-политической работе было всегда характерным для Батова.

Большой опорой Павла Ивановича был начальник штаба армии полковник (а ныне генерал-полковник) Иван Семенович Глебов. К 39 годам он успел окончить артиллерийскую академию и Академию Генерального штаба, имел обширные военные познания, опыт работы в крупных штабах. Батов спокойно выезжал в войска, зная, что штаб в надежных руках. Он называл Глебова «математиком операции».

Вскоре была получена директива Рокоссовского, в которой были такие строки:

«Окруженный нашими войсками в районе Сталинграда противник направляет все усилия для того, чтобы выиграть время и дождаться помощи. Надо не терять ни одной минуты, бить врага на всех направлениях, рвать его части на куски и уничтожать, не давая объединиться. Военный совет фронта требует от войск стремительных, дерзких действий».

Наступление началось 10 января 1943 года после мощной артиллерийской подготовки. Предвидя ведение боевых действий в условиях города, Батов требовал от командиров соединений и частей приближения руководства к войскам.

Его наблюдательный пункт был в полосе 24-й стрелковой дивизии, в 600–700 метрах от переднего края. Дивизиям. первого эшелона пришлось буквально «прогрызать» вражескую оборону. Решающее значение имело использование артиллерии. В операции «Кольцо» впервые в военной практике в полосе прорыва 65-й армии была создана плотность артиллерии, превышающая 200 орудий и минометов на каждый километр фронта. Многие вопросы столь массированного использования артиллерии практически решались впервые. В своих воспоминаниях Батов писал, что под Сталинградом мы приобрели также опыт массового применения орудий прямой наводкой. По решению Батова артиллеристы успешно работали на НП общевойсковых командиров, организуя тесное взаимодействие пехоты и артиллерии.

К 17 января дивизии 65-й армии вышли к внутреннему обводу Сталинграда, а 26 января — соединились с защитниками города. Окруженная группировка была рассечена на две части и обречена. Жалкпм фарсом выглядело присвоение в этот момент Фридриху Паулюсу звания генерал-фельдмаршала. 31 января вновь испеченный фельдмаршал сдался в плен, за что был предан Гитлером анафеме! Утром 2 февраля командующий 65-й армией подписал боевое донесение, в котором докладывал, что вместе с другими армиями Донского фронта 65-й армия завершила уничтожение и пленение окруженного в районе Сталинграда противника.

Еще 29 июля 1942 года был учрежден орден Суворова трех степеней. Первый Указ о награждении орденом Суворова 1-й степени был опубликован 28 января 1943 года, когда завершалась операция «Кольцо». В этом Указе среди имен таких выдающихся военачальников, как Г. К. Жуков, А. М. Василевский, К. К. Рокоссовский, Н. Н. Воронов, награжденных высшим полководческим орденом, было имя и генерал-лейтенанта Батова.

3 февраля Батов получил директиву Ставки: «Полевое управление 65А со всеми частями обеспечения, учреждениями обслуживания и армейского тыла погрузить в эшелоны на участке Котлубань, Качалино; выгрузка — ст. Ливны». На этот раз эшелоны направлялись в район Курска, где с 15 февраля развертывался новый, Центральный фронт под командованием генерал-полковника Рокоссовского.

Курская дуга… Летом 1943 года здесь произошли важнейшие события Великой Отечественной войны. Образно говоря, Курск был третьей вершиной стратегического треугольника: Москва, Сталинград, Курск. Именно здесь завершался коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны, да и всей второй мировой войны.

В результате наступления советских войск зимой 1942/43 года в районе Курска образовался характерный выступ, на котором находились войска Воронежского фронта. Намереваясь продолжать наступление, Ставка в феврале 1943 года развернула на Курском выступе, на его северном фасе, Центральный фронт, в состав которого и прибыло управление 65-й армии с частями обеспечения и обслуживания. Гитлеровское командование, учитывая выгодное положение своих войск на этом участке фронта, решило провести здесь летом крупное наступление и вновь овладеть стратегической инициативой. Удары были запланированы по сходящимся направлениям с севера и юга на Курск, с тем, чтобы окружить и уничтожить войска Центрального и Воронежского фронтов, а затем обрушиться на тылы Юго-Западного фронта и развить наступление на северо-восток.

Как известно, советская разведка выявила замысел противника, и Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение временно перейти и занять преднамеренную оборону на Курском выступе, в ходе ее обескровить ударные группировки врага и создать условия для перехода в контрнаступление и затем в общее стратегическое наступление. Задача на отражение наступления противника со стороны Орла возлагалась на Центральный фронт, в составе которого и действовала 65-я армия. Она заняла оборону по вершине Курского выступа, имея перед правым флангом Дмитровск-Орловский, а перед левым — Севск. Ширина полосы обороны достигала 88 километров. В полосе армии создавалась глубоко эшелонированная оборона, к маю было отрыто более 1000 километров траншей, на всю глубину простирались минные поля, противотанковые заграждения. Даже зенитная артиллерия осваивала способы борьбы с танками огнем прямой наводкой. При организации обороны проявились свойственные Батову черты — в ней решающую роль играл маневр резервами всех видов в случае, если противнику удастся вклиниться в наши боевые порядки. Чтобы уменьшить потери дивизий, оборонявшихся в первом эшелоне, Батов принял решение о создании так называемого «ложного переднего края». Идея состояла в том, чтобы отвести большую часть войск в глубину, а на переднем крае оставить незначительные силы для введения противника в заблуждение. Основным организатором этой работы был армейский инженер П. В. Швыдкой. Ложный передний край был связан с истинным передним краем разветвленной системой ходов сообщения, обеспечивающей быстрое выдвижение войск.

Решая задачи обороны, командарм обдумывал и перспективу. В архивах хранятся разработки и карты командно-штабных учений и тренировок, проведенных в этот период в штабах. Они показывают, что Батов готовил армию для решения задач наступлением с прорывом обороны противника. В тылу подразделения и части на реках и озерах практически отрабатывали задачи форсирования водных преград: впереди были Десна, Сож, Днепр.

Советская разведка своевременно выявила не только замысел гитлеровского командования по подготовке наступления, получившего условное наименование «Цитадель», но примерно определила и направления главных ударов вражеских войск. В полосе Центрального фронта противник наиболее крупные силы сосредоточил перед 13-й армией. Но значительные силы были и перед, 65-й армией. Уже к 10 апреля в ее полосе в первом эшелоне находилось пять немецких пехотных дивизий, усиленных большим количеством танков, а во втором — 8-й армейский корпус трехдивизионного состава. Из полосы 65-й армии противник не перебрасывал войска ни на север, ни на юг. Этому способствовали проводимые под руководством Батова частные наступательные операции. Они имели целью не только захват более выгодных рубежей, но и удержание в полосе 65-й армии крупной группировки врага.

В июне 1943 года в советских сухопутных войсках было восстановлено корпусное звено управления, ликвидированное в начале войны, главным образом из-за недостатка хорошо подготовленных командных кадров. Батову пришлось уделить много внимания становлению и сколачиванию 18, 19 и 27-го стрелковых корпусов, образованных в 65-й армии. Ему очень пригодился опыт, полученный еще до Великой Отечественной войны во время командования 10-м и 3-м стрелковыми корпусами.

Напряжение нарастало… В 1 час 30 минут 5 июля раздался звонок Рокоссовского:

— Наступление немцы начнут через полтора часа. Все приводи в готовность.

Но меньше чем через час послышался приглушенный звук артиллерийской канонады. Павел Иванович позвонил Глебову:

— Иван Семенович, выясни в чем дело.

— Это наша артиллерия ведет огонь, — вскоре доложил Глебов, — командующий фронтом решил контрподготовкой ослабить группировку противника и сорвать намеченный срок перехода в наступление.

Артиллерийская контрподготовка, проведенная 4-м артиллерийским корпусом прорыва и частью артиллерии Центрального фронта, действительно ослабила ударную группировку врага, но в 5.30 она все же перешла в наступление, нанося главный удар севернее 65-й армии.

Первоначально напряжение начавшейся битвы лишь эхом отозвалось в 65-й армии. Но командарм держал свои войска в наивысшей боевой готовности. 15 июля, одновременно с переходом в контрнаступление войск правого крыла Центрального фронта, Батов начал частную наступательную операцию на Дмитровск-Орловском направлении силами 18-го стрелкового корпуса. В ходе этой операции соединения корпуса продвинулись на 15 километров, освободили около 20 населенных пунктов. Но главным ее итогом было привлечение и удержание в полосе 65-й армии значительных сил врага, которые были ему крайне необходимы для нанесения главного Удара.

В августе решающие события произошли севернее и южнее Курского выступа, где были разгромлены Орловская и Белгород-Харьковская группировки вражеских войск.

26 августа войска Центрального фронта начали Черниговско-Припятскую операцию, которая явилась составной частью грандиозной битвы за Днепр. Четыре месяца 65-я армия вела непрерывные бои. Оценивая сегодня эти бои, можно сказать, что именно тогда армия генерала Батова окончательно сформировалась как армия форсирования крупных водных преград, армия стремительного маневра.

После прорыва обороны противника под Севском основное внимание командарма было приковано к Десне и Сожу. Это были две серьезные водные преграды — через них шел путь к Днепру. И почти каждое форсирование отличалось оригинальным замыслом, смелыми решениями, а подчас и риском, основанным на точных расчетах.

Форсирование Десны было осуществлено по решению Батова двумя корпусами на широком фронте. Оборона противника готовилась здесь очень тщательно, и потребовалась активная разведка, чтобы нащупать ее слабые места, Батов с оперативной группой все время находился в 18-м стрелковом корпусе. Захватить переправы с ходу не удалось. Командарм выехал в соседний 19-й корпус. На это направление была перегруппирована большая часть артиллерии, в том числе дивизионы «катюш» из армейской артиллерийской группы, К утру 9 сентября Десну форсировали три передовых отряда 162-й стрелковой дивизии 19-го корпуса, а 10 сентября на плацдарме были уже главные силы первого эшелона. Противник все внимание сосредоточил на 19-м корпусе, и этим умело воспользовался Батов, активизировав действия 18-го стрелкового корпуса. К 3 часам утра 12 сентября передовые отряды трех дивизий этого корпуса форсировали Десну. Батов вновь показал себя большим мастером осуществления смелого маневра силами и средствами, развития успеха на том направлении, где он обозначился.

Приехав на командный пункт армии на следующий день, Рокоссовский, разбирая действия при форсировании ~ Десны, сказал: «Приятно чувствовать армию как творческий коллектив». Для Батова это были дорогие слова.

Сож был форсирован с ходу в первую же ночь, но в болотистом междуречье Сожа и Днепра наступление замедлилось. А командующий фронтом настойчиво требовал от Батова стремительного броска к Днепру. Прибывший утром 7 октября на командный пункт армии начальник штаба фронта генерал Малинин в довольно резкой форме начал разговор с Батовым и членом Военного совета армии Радецким.

— Вы завязли в болотах. Не подвели одновременно все силы к Сожу. Теперь вам ставится новая задача: снимайте два корпуса — восемнадцатый и двадцать седьмой — и быстро перегруппировывайте их в район Лоев — Радуль. Будете форсировать Днепр с ходу. И на все вам двое суток.

Батов и Радецкий были в недоумении, подошедший Глебов только пожал плечами. Малинин быстро уехал с командного пункта.

Поставленную задачу надо было решать. И чем больше Батов вдумывался в нее, чем глубже оценивал обстановку, тем больше проникался уважением к смелой идее, высказанной Малининым.

Постепенно идея воплощалась в решение командарма. Оно состояло в том, чтобы оставить на рубеже Сожа только 19-й стрелковый корпус, а два корпуса — шесть дивизий — скрытно снять с фронта и выдвинуть к Днепру.

Проведенные штабом расчеты показали, что на перегруппировку и организацию форсирования Днепра требуется не двое суток, как сказал Малинин, а шесть суток. Поскольку 61-я армия не смогла форсировать Днепр в районе Лоева с ходу, Батов считал целесообразным осуществить форсирование силами 65-й армии не с ходу, а после короткой подготовки. Он направил телеграмму со своими соображениями Рокоссовскому и получил его согласие. А вскоре командарм с оперативной группой штаба армии был уже на Днепре, на наблюдательном пункте 61-й армии, которой командовал генерал Белов. К удивлению Батова там уже находился Рокоссовский. Выслушав решение, он утвердил его, еще раз конкретизировал задачу 65-й армии. Уезжая, сказал:

— Павел Иванович! От действий Шестьдесят пятой армии теперь зависит успех всего фронта. Очень надеюсь на тебя.

Сложным вопросом было планирование артиллерийского обеспечения форсирования Днепра. Обычно при форсировании водного рубежа с короткой подготовкой артиллерия действовала в течение всего периода, пока передовые отряды преодолевали реку. В момент подхода их к противоположному берегу артиллерия переносила огонь в глубину. Чем шире была водная преграда, тем большим был расход боеприпасов, продолжительнее артподготовка. Внезапность терялась.

В 65-й армии возникла идея так называемой «двойной артиллерийской подготовки». Ее предложил начальник штаба Глебов и полностью одобрил командарм, а затем и командующий артиллерией фронта генерал Василий Иванович Казаков.

Сущность двойной артподготовки состояла в том, что в момент отвала от берега лодок передовых отрядов осуществлялся мощный удар всеми артиллерийскими средствами по первым двум траншеям противника. Затем артиллерия, действующая с закрытых огневых позиций, переносила огонь в глубину на вражеские батареи. Десант поддерживался орудиями прямой наводки. За десять минут до подхода лодок к вражескому берегу вся артиллерия снова обрушивалась на первые траншеи врага. Эффективность двойной артподготовки, впервые осуществленной под руководством Батова при форсировании Днепра, была очень высокой, и она прочно вошла в теорию и практику советского военного искусства.

Батов был на армейском НП, когда передовые отряды четырех дивизий на шести участках начали форсирование Днепра у Лоева. Оно проводилось с использованием подручных средств. Тишину разорвал залп реактивных минометов, зарокотала артиллерия, через реку промчались Илы.

И вот первые десантники высадились на западном берегу. Ими был занят еще не плацдарм, а крохотный пятачок, который надо было удержать. Задача была одна — вцепиться в берег и держаться, держаться во что бы то ни стало. После первой растерянности противник открыл ураганный огонь и контратаками попытался сбросить передовой отряд десантников с правого берега Днепра. В своих воспоминаниях Батов с большой теплотой писал о политработниках, которые во многом обеспечили стойкость и мужество воинов передовых отрядов, испытывавших невероятные физические и психологические нагрузки.

Батов требовал всемерно ускорить высадку на правый берег батальонов первого эшелона, чтобы усилить передовые отряды. Вновь проявилось характерное для него умение смело использовать успех на тех направлениях, где он обозначился. Туда перебрасывались подразделения, части и даже соединения, не сумевшие форсировать Днепр на своих участках. Осуществлялся маневр огнем артиллерии.

К 10 часам 15 октября на плацдарме уже закрепились четыре батальона, а к 12 часам было переправлено по два стрелковых полка от 106-й и 69-й и один полк 193-й дивизии. Бросок через Днепр стал свершившимся фактом. Батов рвался на плацдарм, но Радецкий уговорил его подождать.

Через пять дней Лоевский плацдарм достигал по фронту 18 и в глубину — 5—13 километров. Командный пункт армии переместился в Лоев.

За героизм и мужество, проявленные в боях при форсировании Днепра, 213 воинов 65-й армии были удостоены звания Героя Советского Союза. И первым среди них был командарм Батов. В книге «Солдатский долг» Рокоссовский назвал действия 65-й армии при форсировании Днепра «днепровским подвигом».

Утром 20 октября командующий фронтом приехал на командный пункт 65-й армии и поставил Батову новую задачу. В этот же день Центральный фронт был переименован в Белорусский. Это было не просто изменение названия, оно было связано с новым предназначением фронта, а следовательно, и 65-й армии. О роли армии в предстоящих боях можно было судить по тому, что все резервы фронта — два кавалерийских, два танковых корпуса и артиллерийский корпус прорыва — передавались в подчинение Батову. В годы войны еще не было случая, чтобы в составе одной армии было восемь корпусов.

С Лоевского плацдарма началось участие 65-й армии в Гомельско-Речицкой операции, проведенной в сложных условиях Полесья. И опять 65-я армия действовала на направлении главного удара. Перед командующим сразу возник целый ряд нелегких задач, в том числе по использованию в составе армии танковых и кавалерийских корпусов. Батов нашел оригинальное решение: «В каждом танковом корпусе, — писал он в своих мемуарах, — две бригады клином входили в прорыв… В расчищенный танкистами район врывались дивизии кавалерийского корпуса. За ними входила в прорыв третья бригада танкового корпуса… Боевые задачи танков и кавалерии имели строгое разграничение. Танкисты уничтожали боевую технику, а кавалеристы преследовали пехоту. Дивизии стрелковых корпусов после выхода танков и кавалерии на оперативный простор свертывались в колонны и вступали в бой лишь с остатками недобитых сил врага. Обеспечивался высокий темп наступления». Предложенный П. И. Батовым способ действий, при котором кавалерийские соединения как бы «заковывались» в танковые ромбы, в последующем широко использовался конно-механизированными и конно-танковыми группами.

Наступление 65-й армии развивалось успешно. Батов проявил исключительное мастерство в использовании крупных масс разнообразных войск в условиях сложной лесисто-болотистой местности.

В боях в Полесье 65-я армия впервые встретилась с задачей организации взаимодействия войск с партизанскими соединениями и частями. С начала декабря через так называемые «партизанские ворота» партизаны снабжались оружием, боеприпасами, снаряжением, а в армию шло пополнение с оккупированной фашистами территории. Батов, его заместители встречались с командирами партизанских соединений, совместно вырабатывали решения, получали от партизан ценные разведывательные сведения. Было проведено несколько заседаний Военного совета армии, на которых заслушивались сообщения командиров Минского, Полесского и других партизанских соединений, представителей действовавших в тылу врага обкомов и райкомов партии.

В Полесье гитлеровцы совершили одно из самых гнусных своих преступлений — умышленно распространили сыпной тиф. Батову доложили, что в полосе наступления армии обнаружено несколько небольших концлагерей. В отличие от других районов немецко-фашистское командование не дало приказа об уничтожении узников этих лагерей при приближении советских войск. Командарм поставил задачу разведке: выяснить обстановку. Оказалось, что путем направления в полесские лагеря 2000 человек, зараженных сыпным тифом, и распространения зараженного белья гитлеровцы намеревались вызвать в советских войсках крупную эпидемию. Только самые решительные меры, создание в полосе наступления 65-й армии специальных инфекционных госпиталей, проведение профилактических прививок личному составу предотвратили массовые заболевания сыпным тифом.

За время наступления в Полесье войска 65-й армии освободили 33 тысячи узников фашистских концлагерей. Батов посещал госпитали, всегда интересовался, как питаются, как одеты освобожденные из концлагерей, требовал повседневного внимания к их нуждам.

Время двигалось вперед… Батов, мысленно предвосхищая события, видел освобожденную Белоруссию, Польшу, наступление к границам фашистского рейха…

17 февраля 1944 года Белорусский фронт был разделен на 1-й и 2-й. Командующий 1-м Белорусским фронтом К. К. Рокоссовский, которому недавно было присвоено звание Маршала Советского Союза, во второй половине мая вызвал в Гомель всех командармов. Информация была короткой, но исчерпывающе ясной.

— Ставкой Верховного Главнокомандования, — сказал Рокоссовский, — планируется операция под кодовым названием «Багратион» как один из основных ударов на советско-германском фронте летом 1944 года. Кроме нашего 1-го Белорусского фронта, в операции будут участвовать еще три фронта: 1-й Прибалтийский, 3-й Белорусский и 2-й Белорусский.

Командующий фронтом сообщил командармам, что войскам 1-го Белорусского фронта на первом этапе операции «Багратион» поставлена задача правым крылом провести Бобруйскую наступательную операцию, а левым — сковывать противника и готовиться к наступлению на Люблинском направлении.

С волнением Батов выслушал замысел операции, в которой 65-й армии вновь отводилась весьма важная роль: нанесение вместе с 28-й армией удара на Осиновичи, в обход Бобруйска с юго-запада, окружение и ликвидация бобруйской группировки врага. Здесь уместно сказать о факте, который вновь характеризует способность Батова предвидеть развитие событий. Всего за педелю до совещания в Гомеле командарм провел в штабе 65-й армии командно-штабное учение с привлечением командиров соединений, на котором проигрывались… действия армии в обход Бобруйска с юго-запада.

Возвратившись на КП армии, Батов с головой окунулся в работу по подготовке операции. Конечно, замысел командующего фронтом многое определил. Но Рокоссовский никогда не сковывал инициативу командармов. Основой решения любого командира всегда является выбор направления главного удара. Это и нужно было определить Батову прежде всего. Если учитывать условия местности и возможность использования входившего в состав армии Донского танкового корпуса, то внимание Батова должен был привлечь правый фланг. Однако противник имел здесь мощную оборону. Перед левым флангом и центром оперативного построения армии — болота, «гиблые топи», как определил один из местных жителей. Но армейская разведка по указанию командарма уже выявила особенности обороны противника на этом направлении. Она оказалась недостаточно развитой, иногда даже очаговой, в болота фашисты не лезли. И возникла мысль: а что, если ударить именно здесь, где нас не ожидают? А на правом фланге провести отвлекающий удар?

Кем-то в штабе была высказана рекомендация — спланировать операцию по двум вариантам. Павел Иванович улыбнулся.

— Был такой русский генерал от инфантерии Куропаткин. Неплохой генерал… Но любил «варианты». Что ни операция, так три-пять «вариантов». Давайте уж без них обойдемся. Разработаем один, но верный, всесторонне обеспечим его решение.

Начались ежедневные поездки в войска и особенно в 18-й стрелковый корпус на левый фланг армии. Обычно Батова сопровождал армейский инженер Швыдкой, мнением которого Батов очень дорожил.

Было очевидным, что люди по болоту пройти могут, но танки, артиллерия… Павел Иванович был неистощим на оригинальные решения. В тылу через топи построили гати особой прочности, и танки через них прошли. Предположение превратилось в твердое убеждепие.

Строительство гатей велось по ночам, а днем заготавливали материал, благо лесу было много. В начале июня на предложенном командармом направлении главного удара побывали командующий фронтом К. К. Рокоссовский и представитель Ставки Г. К. Жуков. В их вопросах сквозило сомнение, но Батов умел убеждать, умел отстаивать свои взгляды. Решение на операцию, а позднее и ее подробный план были утверждены.

Беспримерная по широте и напряжению Белорусская наступательная операция началась утром 24 июня. Батов находился на НП армии в полосе 69-й стрелковой дивизии. Все решал темп, и он был невиданно высоким: за 3 часа войска продвинулись на восемь с половиной километров. В 12 часов по решению командарма был введен в прорыв Донской танковый корпус. Вместо ранее планируемого удара на Осиповичи войска 65-й и 3-й армии генерал-лейтенанта А. В. Горбатова, наступающей севернее Бобруйска, сумели замкнуть кольцо окружения непосредственно западнее города. На это потребовалось не восемь суток, как предусматривалось в плане операции, а всего 3 дня. В боевых донесениях и оперативных сводках в Ставку 25–28 июня Рокоссовский отмечал, что в начавшейся операции «особо отличились войска генерал-лейтенанта Батова». Командующий армией проявил большое искусство в организации такого сложного способа военных действий, как операция на окружение.

В Бобруйске было окружено до 40 тысяч вражеских войск. Значительные силы армии, не встречая упорного сопротивления, устремились на Осиповичи. Передовой отряд 120-го стрелкового полка 69-й стрелковой дивизии ночью 27 июня ворвался в город. От командующего в этой обстановке требовалось новое решение. Уничтожать окруженную в Бобруйске группировку или воспользоваться возможностью для развития наступления на запад? И здесь вновь проявился батовский полководческий почерк. Оставив у Бобруйска только часть сил 105-го стрелкового корпуса, Батов решил двумя корпусами развивать наступление на Барановичи. Доложил Рокоссовскому.

— Это было бы замечательно, — одобрил командующий фронтом замысел Батова. — Раз вышли на тылы бобруйской группировки, действуйте решительнее. Но знайте, резервов не дам.

Долго сидели над картой Батов и Радецкий. Решили, что 105-й корпус с помощью Донского танкового корпуса отразит попытки противника вырваться из окружения. Все остальные силы армии получили задачу стремительно наступать на Барановичи, широко применять подвижные отряды.

Вечером 28 июня позвонил Рокоссовский:

— Немедленно выводите Донской танковый корпус из боя для получения новой задачи.

— В Бобруйске обстановка сложная, — пытался возразить Батов. — Уберем танки, противник может прорваться.

— Знаю. Завтра поможем штурмовой авиацией. А корпус отдай, по приказу Ставки он пойдет на Минск с юга.

Это было серьезное осложнение. Весь западный участок кольца окружения был прикрыт только двумя дивизиями 105-го стрелкового корпуса. И все же Батов решил не возвращать к Бобруйску наступавшие войска армии. Противник, обнаружив выход танкистов из боя, предпринял попытку прорваться в полосе 356-й дивизии 105-го корпуса. В атаке участвовало 10 тысяч вражеских солдат и офицеров. Два часа длился бой, но дивизия выстояла.

А на другой день, как и обещал Рокоссовский, 526 самолетов-штурмовиков 16-й воздушной армии полтора часа «утюжили» окруженные войска. Это был чуть ли не единственный во время войны случай, когда разгром окруженной группировки был осуществлен главным образом силами авиации.

Утром 29 июня командир 105-го стрелкового корпуса доложил, что совместными действиями с 48-й армией Бобруйск полностью освобожден.

Этот день памятен и по другой причине. К только что приехавшему на командный пункт армии Батову подбежал оперативный дежурный:

— Товарищ командующий, вас маршал разыскивает.

— Соедините побыстрее.

— Не поймаешь тебя, Павел Иванович, а дело у меня срочное…

— Одну минуту, товарищ маршал, только карту разверну.

— Обойдемся пока без карты, товарищ генерал-полковник. Да! Да! Поздравляю тебя с присвоением этого воинского звания, мой дорогой друг и соратник, а успехов тебе хватает… Так и держать.

Наступление 65-й армии к границам Польши вновь раскрыло Батова как талантливого мастера смелого и решительного маневра. Разрывы между дивизиями достигали иногда 10 километров, а общий фронт наступления армии растягивался до 150 километров. Но и в этих условиях командарм уверенно управлял войсками, всегда чувствовал пульс боя. 21 июля части 69-й стрелковой дивизии первыми вышли на государственную границу. Началось освобождение порабощенной фашизмом Польши.

С перенесением боевых действий на территорию Польши советские войска начали непосредственно выполнять свою великую освободительную миссию. В приказах генерал-полковника Батова, документах политического отдела армии разъяснялись особенности ведения военных действий на польской земле. В одной из директив Военного совета говорилось: «Иметь в виду, что вступление на территорию Польши диктуется исключительно военной необходимостью и не преследует иных целей, как сломить сопротивление войск противника и помочь польскому народу в деле освобождения его родины от ига немецко-фашистских оккупантов. В районах, занятых Красной Армией, советов или иных органов Советской власти не создавать, советских порядков не вводить, исполнению религиозных обрядов не препятствовать, костелов, церквей и молитвенных домов не трогать. Устанавливать дружественные отношения с органами власти, которые будут созданы на освобожденной территории, помогать комитетам национального освобождения».

Командующий и политический отдел армии должны были решать сложные политические вопросы. Эмигрантское польское правительство в Лондоне, его эмиссары на польской территории делали все, чтобы поссорить польский и советский народы, скомпрометировать действующие на польской земле советские войска. Велась злобная националистическая пропаганда, осуществлялись прямые провокации и террористические акты. Были жертвы и в 65-й армии. Но замысел реакционеров был сорван. Член Военного совета армии Радецкий в эти дни особенно много бывал в войсках, разъяснял, что польский народ выбирает сейчас свой путь. Поэтому необходимы дружелюбие, чуткость и большой такт по отношению к польскому населению. Именно в годы Великой Отечественной войны были заложены основы нерушимой советско-польской дружбы. Достойный вклад в это внесла и 65-я армия.

Освобождая территорию Польши, войска 65-й армии приближались к Западному Бугу. Тщательно изучив обстановку, Батов установил, что на правом берегу противник создал заранее подготовленный рубеж обороны, подтянул к нему резервы из глубокого тыла. Поэтому форсирование с ходу фронтальным ударом могло не получиться. В то же время правый сосед — 48-я армия генерала Романенко, — воспользовавшись тем, что основное внимание противника было привлечено к 65-й армии, сумела с ходу преодолеть Западный Буг. Батов вызвал на командный пункт армии командиров трех стрелковых корпусов генералов Эрастова, Иванова и Алексеева. Ознакомив их с обстановкой, Павел Иванович сказал:

— А что, если нам отказаться от форсирования с ходу путем нанесения фронтальных ударов? Давайте обсудим такой замысел: один корпус растянуть в обороне на левом берегу, имея в первом эшелоне одну дивизию. А два корпуса скрытно, ночными маршами вывести в полосу Сорок восьмой армии, переправить на правый берег и оттуда нанести удар вдоль немецкой обороны. Как вы на это смотрите?

Командиры корпусов горячо поддержали высказанный командармом замысел действий. Генерал Эрастов предложил в соединениях корпуса, который останется пока в обороне, провести мероприятия по дезинформации противника, энергично имитировать подготовку к форсированию. Батов одобрил эту идею и поручил ее осуществление именно Эрастову.

К оформлению решения командарма немедленно приступил штаб армии, который еще перед Белорусской наступательной операцией возглавил генерал Михаил Владимирович Бобков. Генерал Глебов был переведен в 48-ю армию с целью укрепления ее штаба. Никакие просьбы Батова и Радецкого оставить Ивана Семеновича в 65-й армии удовлетворены не были.

— У вас штаб уже сколочен, а у Романенко нет, — сказал К. К. Рокоссовский. — Надо считаться с общими интересами.

Разработанный с участием командиров корпусов замысел был искусно проведен в жизнь. После маневра в полосу 48-й армии два корпуса нанесли удар во фланг и тыл вражеских позиций, оборона противника стала быстро свертываться. Дивизии корпуса, находившегося в обороне, форсировали Западный Буг без потерь.

Вспомним, что на Десне 246-я стрелковая дивизия была переправлена в полосу соседней 69-й дивизии, и это дало успех. Аналогичный маневр, но в более крупном масштабе, был совершен двумя корпусами на Западном Буге.

Не удержавшись на Буте, противник попытался сосредоточить силы и организовать оборону на реке Нареве.

Батову позвонил Рокоссовский:

— Павел Иванович, маршал Жуков передал категорическое требование Сталина: в первых числах сентября твои войска должны быть за Наревом.

Перед 65-й армией была поставлена задача форсировать Нарев между — городами Пултуск и Сероцк. Батов понимал, что время работает на противника, и если не ускорить темпы наступления в междуречье Западного Буга и Нарева, то форсировать Нарев с ходу не удастся. Командарм отчетливо представлял себе значение плацдарма на этой нелегкой для форсирования водной преграде: он давал возможность в ходе дальнейшего наступления на северо-запад выйти к границам Восточной Пруссии и отрезать восточно-прусскую группировку врага, наступлением на юго-запад обеспечить обход Варшавы с севера.

Решение Батова вновь отличалось решительностью и дерзостью замысла. Оно основывалось на том, что рубеж на Нареве противник надеется занять отходящими войсками. Чтобы не допустить этого, Батов поставил задачу на действия передовыми отрядами, усиленными артиллерией и минометами. Их главная цель, разъяснял он, обход арьергардов противника с флангов и тыла в условиях лесистой местности, где танкам наступать сложно. Следом за передовыми отрядами командарм выдвигал колонны возвращенного в армию после взятия Минска Донского танкового корпуса. Примерно в 50 километрах от Нарева леса кончались, и здесь Батов сделал основную ставку на мощный танковый удар. После выхода из лесных массивов 4 сентября первый эшелон танкового корпуса смело ворвался на передний край обороны противника и стремительно ринулся к Нареву. За ним продвигались стрелковые дивизии двух корпусов. Батов наглядно показал, что в условиях недостаточно организованной обороны врага крупные танковые соединения могут самостоятельно прорывать оборону, а не только вводиться в уже созданную в обороне брешь.

Всего через сутки командир Донского танкового корпуса генерал Михаил Федорович Панов доложил, что мотострелковая бригада корпуса форсировала Нарев и захватила плацдарм глубиной до 500 метров. Танковые бригады корпуса не смогли с ходу прорваться через Нарев. Противник, несмотря на то, что на восточном берегу реки было еще много его отходящих войск, взорвал все мосты. В этих условиях по указанию Батова было организовано форсирование Нарева танками вброд. Это был риск, но риск, продиктованный обстановкой. Командарм лично выехал в район переправы. Там уже находились командующий бронетанковыми войсками армии Новак и командир Донского танкового корпуса Панов. Брод был разведан, он тянулся наискось и имел длину до 400 метров.

Павел Иванович сам осмотрел законопаченные ветошью танки, поговорил с командиром батальона капитаном Григорьевым, его экипаж вызвался первым переправить танк вброд. С опаской, но уверенный в успехе, наблюдал Батов, как один за другим переправлялись танки. После переправы трех батальонов он сказал Панову:

— С такими мастерами, Михаил Федорович, никакие реки не страшны. Настанет время, будем форсировать реки танками и под водой. На одном из ленинградских заводов в 1940 году уже пытались создать такие танки, они ходили по дну через реку Ижору.

Советские конструкторы вскоре после войны действительно создали специальное оборудование для подводного вождения танков, которое значительно увеличило возможности танковых войск по форсированию водных преград с ходу. Вслед за Донским корпусом на плацдарм переправились отряды дивизий первого эшелона, а к 6 сентября — главные силы армии. Плацдарм к 9 сентября был расширен до 25 километров по фронту и 18 километров в глубину. По решению Ставки войска 65-й армии временно перешли к обороне.

Вражеское командование называло Наревский плацдарм (наряду с захваченными южнее плацдармами на Висле) «пистолетом, направленным в сердце Германии». Противник пытался ликвидировать плацдарм уже в сентябре, но все его удары разбивались о стойкую оборону 65-й армии. Решающая попытка была предпринята 4 октября, когда, сосредоточив против 65-й армии 3 танковые, 3 пехотные дивизии и отдельную танковую бригаду, в которых было до 400 танков и штурмовых орудий, противник нанес контрудар с запада, юго-запада и северо-запада.

Контрудар для командующего армией не был неожиданным. И не случайно Батов на рассвете 4 октября выехал на НП 354-й дивизии, находившейся на плацдарме в первом эшелоне. Но полностью силы противника, замысел его действий армейской разведке вскрыть не удалось. С наблюдательного пункта командира дивизии генерал Батов организовывал отражение контрудара, поставил задачи армейской артиллерии, нацелил действия поддерживающей штурмовой авиации, уточнил задачи войск. Вернувшись во второй половине дня на свой, армейский НП, он застал там маршалов Жукова и Рокоссовского. Они наблюдали за ходом отражения контрудара. На НП армии Жукову позвонил Сталин, после короткого разговора маршал передал трубку Батову. В книге «В походах и боях» Батов так описывает состоявшийся разговор: «Верховный Главнокомандующий, поздоровавшись, спросил, какова обстановка на занятом 65-й армией плацдарме. Я коротко доложил, что противник сосредоточил против нас до трехсот танков, из них около ста восьмидесяти было брошено в атаку в первом эшелоне. Этот удар отражен. И. В. Сталин предупредил, что оставлять плацдарм нельзя…»

Потом трубку вновь взял Жуков и, закончив разговор, сказал:

— Сталин подчеркнул, что речь идет не просто об удержании определенной территории. Нам нужен плацдарм для решительного удара.

Исключительно напряженным для Батова было 8 октября. Начав наступление с рассветом, противник предпринял против войск, находящихся на плацдарме, 23 сильнейшие атаки. Однако все они были отражены. За весь период боев за Наревский плацдарм противник потерял 407 танков и более 20 тысяч солдат убитыми и ранеными, но сумел продвинуться только на 3–4 километра. В сводках Совинформбюро плацдарм стал называться Сероцким (по названию города Сероцка).

С конца октября на плацдарме было относительно спокойно, если только слово «спокойствие» можно отнести к войне. Велись бои местного значения. Но эти бои Батов расценивал только с позиции предстоящих активных наступательных действий.

Решением Ставки 19 ноября плацдарм у Сероцка и занимающие его войска 65-й и 70-й армий были переданы из 1-го Белорусского во 2-й Белорусский фронт. Батову было ясно, что 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты предназначались Ставкой для выхода на Берлинское стратегическое направление, а 2-й Белорусский фронт должен обеспечивать это наступление с севера. Батов испытывал нечто вроде досады. Как командарм, все время действовавший на главных направлениях, он надеялся на участие в решающих ударах конца войны. Огорчение усиливалось еще тем, что армия уходила от Рокоссовского, с которым Батов прошел от Волги до Нарева, сработался, понимал с полуслова.

В армии ждали нового командующего фронтом. Павел Иванович находился на наблюдательном пункте, когда туда позвонил Радецкий.

— Имею хорошие новости, Павел Иванович! Командовать Вторым Белорусским будет Рокоссовский, а на Первый Белорусский назначен маршал Жуков.

Сначала Батова охватило недоумение и обида за Рокоссовского. Почему его переводят с главного на второстепенное, по мнению Павла Ивановича, направление? Вернувшись на командный пункт, он обсудил создавшееся положение с Радецким и Бобковым. Пришли к выводу, что назначение Рокоссовского связано с тем, что на Берлинское направление нацеливаются три фронта: 1-й Украинский, 1-й Белорусский и их — 2-й Белорусский. Каждый из этих фронтов будет выполнять свою задачу в тесном взаимодействии с другими фронтами. Неуспех 2-го Белорусского фронта поставил бы в тяжелейшее положение войска маршалов Жукова и Конева, создавал бы угрозу правому крылу группировки советских войск, наступающей непосредственно на Берлин.

По дороге на свой командный пункт Рокоссовский заехал в 65-ю армию.

— Ну, шестьдесят пятая, будем вместе добивать фашистов.

Размышляя о составе 2-го Белорусского фронта, К. К. Рокоссовский в своих воспоминаниях писал: «Значит, 65-я армия генерала Батова будет с нами. Это меня очень обрадовало. С 65-й армией я не разлучался со Сталинграда и имел возможность много раз убедиться в превосходных качествах ее солдат, командиров и, конечно, прежде всего самого Павла Ивановича Батова, смелого и талантливого военачальника».

Задушевная беседа с Рокоссовским, его бодрость и жизнерадостность вселили в Батова новые силы, от былых сомнений и огорчений не осталось и следа.

Недалек был новый, 1945 год. Верховное Главнокомандование готовило крупное наступление с целью окончательного разгрома фашистской Германии. В основе замысла этого стратегического наступления было проведение двух операций — Висло-Одерской силами 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, а также части сил 4-го Украинского фронта, и Восточно-Прусской силами 3-го и 2-го Белорусских фронтов и части сил 1-го Прибалтийского фронта. Взаимосвязь этих двух операций особенно отчетливо выразилась в деятельности 2-го Белорусского фронта, в состав которого входила и 65-я армия.

2-й Белорусский фронт наносил два удара: правым крылом на Эльбинг с задачей отрезать пути отхода восточно-прусской группировке, а левым крылом наступлением на Грауденц обеспечить взаимодействие с войсками 1-го Белорусского фронта. Действия фронта в последующем объединились в понятие Млавско-Эльбингской операции.

65-я армия составляла основу ударной группировки, которая с Сероцкого плацдарма наносила удар на Грауденц.

Началась работа по планированию и подготовке армейской операции. Батов знал, что противник почти три месяца совершенствовал оборону перед Сероцким плацдармом. На аэрофотоснимках отчетливо просматривалась густая сеть траншей, дзоты, противотанковые рвы. Разведка выявила сплошные и плотные минные поля. Поэтому ближайшая задача армии могла состоять только в прорыве этой сильной обороны, глубина которой достигала 25–30 километров. Залог успеха Батов видел в массированном применении артиллерии и авиации, мощном ударе первого эшелона, вводе в прорыв крупных подвижных соединений. Между Наревом и Вислой было 12 небольших рек, которые противник также надеялся использовать для обороны. Батов уже имел большой опыт организации форсирования самых различных водных преград. Поэтому он принял меры, чтобы иметь значительные резервы переправочных средств. Сложнейшим этапом операции представлялось форсирование Вислы южнее и севернее Грауденца, где она имела ширину более 400 метров, а глубину местами до семи метров.

Но радовало то, что силы и средства, которые были в руках командарма, не шли ни в какое сравнение с прошлым. Три полностью укомплектованных стрелковых и танковый корпуса, артиллерийский корпус прорыва и несколько десятков артиллерийских полков и бригад, две инженерные бригады… По плану фронта армия получила семь боекомплектов артиллерийских боеприпасов — 10 тысяч тонн. Была также запланирована мощная поддержка авиацией. И все эти колоссальные силы нужно было направить на решение поставленной задачи. Многое зависело лично от командарма, и Батов вновь проявил большое творчество, вложил в подготовку предстоящего наступления весь свой талант и боевой опыт. Для прорыва обороны в первом эшелоне на направлении главного удара он использовал два стрелковых корпуса и танковый корпус в качестве подвижной группы. Плотность артиллерии была доведена до 180–200 орудий на километр фронта, продолжительность артподготовки — 85 минут. Командарм лично провел занятия на макете местности с привлечением командиров соединений и ряда частей, тщательно организовал взаимодействие с авиацией.

Рокоссовский и Батов в солдатских телогрейках и шапках много времени тщательно изучали оборону и поведение противника. Командующий фронтом заметил:

— Хорошо вас знают немцы. Днепр форсирован на рассвете, под Паричами нанесли удар ранним утром, на Западном Буге прорывались тоже с рассветом…

Действительно, на Сероцком плацдарме именно в предрассветные часы противник проявлял особую бдительность, был наготове. Теперь, размышлял Батов, немцы тоже будут ждать нас утром. Фактор внезапности значительно снизится. И было решено — наступление начать в полдень.

Готовность к наступлению была определена на 20 января. Но вдруг Батов получил указание начать операцию 14 января. Это касалось не только 65-й армии, а всех войск, участвовавших в предстоящем стратегическом наступлении. Причина переноса срока наступления раскрылась позднее, но Рокоссовский в разговоре с Батовым коротко объяснил:

— Срок перенесен по решению Ставки. Черчилль просил об этом Сталина в связи с тяжелым положением союзных войск в Арденнах.

А причина этого тяжелого положения состояла в том, что в декабре 1944 года командование вермахта предприняло крупное наступление против американских и английских войск в районе Арденн — на юго-востоке Бельгии и частично во Франции и Люксембурге. Застигнутые врасплох американские войска не смогли оказать сопротивление и отступили, понеся значительные потери. Немецкая группировка продвинулась на 90 километров. Когда наступление на Маас с большим трудом было приостановлено, 1 января немцы нанесли новый удар — в Эльзасе. Положение союзников стало критическим, и 6 января Черчилль обратился к Сталину с просьбой о помощи. Советское Верховное Главнокомандование на 8 дней ускорило начало Висло-Одерской операции. В результате гитлеровское командование вынуждено было не только прекратить наступательные действия на Западном фронте, но и начать массовую переброску войск на советско-германский фронт.

Для командующего 65-й армией изменение сроков начала операции означало ускорение ее подготовки. Работа достигала предельного напряжения, в том числе и для Батова: никто не знал, когда он отдыхал. Командарм успевал везде и знал обо всем, всегда казался спокойным, уравновешенным.

Одинаковых операций нет, каждая из них специфична, требует творческого подхода, особых нешаблонных решений. И очень многое здесь зависит от командующих, возглавляющих оперативные объединения. С началом наступления 14 января Батов должен был решить две взаимосвязанные задачи — осуществить прорыв тактической зоны обороны и развить его вводом танкового корпуса. Обе эти задачи были блестяще решены. Донской танковый корпус, неоднократно действовавший с 65-й армией, по решению Батова был введен для допрорыва обороны, и это дало возможность за 4 дня продвинуться ударной группировке армии на 40 километров. Редко прорыв обороны совершался с таким высоким темпом.

Кульминационным этапом армейской операции было форсирование Вислы. Надежда на преодоление реки до ледостава не оправдалась. Грянули 25-градусные морозы. В этих условиях по только что образовавшемуся льду на западный берег с ходу смогли переправиться только передовые отряды. Батов распорядился организовать усиление льда намораживанием и с помощью досок и бревен. Это дало возможность переправить часть батальонной и полковой артиллерии. Мороз внезапно сменился оттепелью. Но был найден новый метод: во льду взрывами проделывали каналы и в них наводили понтонные мосты. 29 января через Вислу был построен первый мост на свайных опорах.

В тылу армии оставался Грауденц. Для его блокирования Батов оставил только одну 37-ю стрелковую дивизию, которая, по указанию Рокоссовского, временно была передана во 2-ю ударную армию, а все силы бросил вперед, за Вислу. На этом испытания не кончились. Из крепости Торунь, блокированной 70-й армией, вырвалось до 30 тысяч вражеских солдат и офицеров (а считалось, что там их только 5 тысяч). Эта огромная лавина устремилась к переправам в районе Грауденца. Только исключительно четкое управление и натренированность войск в совершении сложнейших маневров позволили Батову быстро вывести с плацдарма обратно на восточный берег Вислы две стрелковые дивизии и один полк, которые и разгромили рвавшегося к переправам врага. В этом эпизоде проявилась еще одна грань способности Батова: гибко управлять крупными массами войск.

Не удержавшись на Висле, вражеские войска, прикрываясь арьергардами, начали отход. Между 1-м и 2-м Белорусскими фронтами к началу февраля образовался 100-километровый разрыв. Противник частью сил группы армий «Висла», которой командовал сам рейхсфюрер Гиммлер, сумел удержать Восточную Померанию и готовился нанести фланговый удар по правому крылу 1-го Белорусского фронта, с тем, чтобы упрочить свое положение на Берлинском направлении. Нужны были срочные меры, чтобы сорвать замысел противника. Ставка освободила 2-й Белорусский фронт от дальнейшего участия в Восточно-Прусской операции и поставила перед ним задачу разгромить восточно-померанскую группировку и выйти на побережье Балтийского моря от Данцига до Штеттина. В рамках предстоящей фронтовой операции Батов получил задачу без промедления нанести удар на северо-запад и выйти всеми силами армии на побережье Балтийского моря в районе городов Данцига, Сопота, Гдыни, которые фактически слились в один большой город, называемый поляками «три мяста».

Немецкое командование рассчитывало упорной обороной сковать здесь крупные силы советских войск. Все устремления Батова были направлены на то, чтобы решить поставленную задачу в кратчайшие сроки. Выполнить это было сложно. Уже после войны Павел Иванович рассказывал: «Трудность состояла в том, что за время наступления с Сероцкого плацдарма мы не получали значительного пополнения и пехоты у нас не хватало. В дивизиях оставалось до сорока процентов личного состава. Посоветовались с Николаем Антоновичем Радецким и решили подчистить тылы. Тщательно изучив численный состав частей и соединений, я отдал распоряжение в некоторых дивизиях объединить полки, чтобы сделать их более полнокровными. Мы двигались к Данцигу в полосе густых лесов, и в этих условиях нехватка людей сказывалась особенно остро, хотя огневых средств было достаточно».

Наступление началось 10 февраля. Однако уже на дальних подступах к Данцигу, Сопоту и Гдыне оно замедлилось, и Батову пришлось провести перегруппировку сил, создать ударный кулак только на данцигском направлении. Он тяжело переживал замечания командующего фронтом о невысоких темпах наступления.

14 марта на командный пункт 65-й армии прибыл Рокоссовский. К этому времени разведка уже располагала достаточно точными данными о системе обороны противника. Гарнизон Данцига насчитывал 20–25 тысяч, в основном эсэсовцев, но продолжал усиливаться за счет отходивших войск. Город был превращен в крепость. Гитлер требовал бороться за Данциг до последнего солдата. Стало ясно, что в сражение за Данциг необходимо привлечь значительно большие силы, чем планировалось. И Рокоссовский это сделал, распределив районы города между 65, 19, 70, 49 и 2-й ударной армиями. Кроме стрелковых соединений, в штурме Данцига приняли участие три танковых и механизированный корпуса и пять артиллерийских дивизий прорыва. Но следует учесть, что все эти войска имели большой некомплект личного состава и техники.

Батов сосредоточил основные усилия для наступления на Данциг с юго-запада и запада, использовал здесь в первом эшелоне все три корпуса 65-й армии. Главным объектом был порт. В военной биографии командарма Данциг был первым крупным городом, который пришлось брать штурмом. Батов детально продумал организацию уличных боев, в каждой дивизии по его указанию были созданы штурмовые отряды, широко использовались орудия сопровождения пехоты, в передовых подразделениях находились наблюдатели-артиллеристы. При постановке задач командирам соединений Батов требовал в боях в городе строить глубокие боевые порядки, поддерживать непрерывное и четкое взаимодействие с соседями.

В подготовке штурма Данцига исключительную роль сыграла партийно-политическая работа. В условиях недостатка личного состава, его усталости политработники свои основные усилия сосредоточили на работе в подразделениях и частях. Они беседовали в госпиталях с легкоранеными бойцами и командирами, и многие из них, особенно коммунисты и комсомольцы, возвратились в строй. Моральный дух войск был исключительно высоким. Каждый солдат стоил десятерых. Основным организатором этой огромной работы в 65-й армии был член Военного совета Радецкий. Батов говорил ему:

— Сейчас нужно с такой же тщательностью подсчитывать число коммунистов и комсомольцев в каждом подразделении, с какой мы считали орудия и пулеметы, когда имели достаточно личного состава.

Бои за Данциг отличались исключительной ожесточенностью, каждый дом, каждый квартал приходилось брать штурмом. Были и тяжелые потери. Снарядом крупнокалиберной корабельной артиллерии был уничтожен наблюдательный пункт 37-й гвардейской стрелковой дивизии. Батов был потрясен гибелью одного из лучших комдивов генерала Сабира Рахимова, первого генерала-узбека. Трое суток в непрерывных боях действовала 65-я армия. Результаты этих боевых действий измерялись не километрами, а улицами, кварталами, домами. С большой теплотой Батов отзывался о боях при штурме Данцига польской танковой бригады имени героев Вестерплятте. 2 апреля войска 105-го стрелкового корпуса 65-й армии прорвались в порт. Было захвачено 6 тысяч пленных, несколько кораблей, в том числе полузатопленный линкор «Лютцев». 36 подводных лодок, из них 7 — у причалов с работающими двигателями.

Так перестал существовать немецкий Данциг, в руинах, но свободным восстал древний польский Гданьск, почетным гражданином которого стал впоследствии Павел Иванович Батов.

5 апреля Батов был вызван на заседание Военного совета 2-го Белорусского фронта, где ознакомился с директивой Ставки Верховного Главнокомандования. В составе войск фронта 65-й армии предстояло совершить 300—350-километровый форсированный марш-маневр на Одер и принять участие в Берлинской операции. Анализируя это решение Ставки, Батов писал: «Историки, оценивая замыслы Верховного Главнокомандования данного периода, справедливо отмечают взаимодействие группы фронтов: если бы 1-й Украинский не имел успеха южнее Берлина, если бы 2-й Белорусский не наносил мощного отсекающего удара с низовий Одера… то ничего не мог бы сделать и 1-й Белорусский фронт».

Вернувшись на свой командный пункт, Батов дал указание штабу о разработке графика марша-маневра. По решению командарма основные силы армии должны были следовать походным порядком. Железные дороги были разрушены, а восстановленные пути могли быть использованы только для перевозки тяжелой техники. 5 апреля на маршруты были высланы специальные отряды для разведки, восстановления дорог, оборудования объездов.

Главные силы армии выступили 6 апреля. По инициативе командарма для сохранения сил войск они двигались перекатами: то в пешем порядке, то на автомашинах и конных повозках. Командующий армией, начальники родов войск и служб, офицеры штабов и политорганов не знали покоя ни днем, ни ночью. Все время на маршрутах, все время с людьми. Партийно-политическая работа не прекращалась ни на марше, ни на дневках. Все политработники были в полках, батальонах, ротах. Оценивая ее, Батов в своих воспоминаниях писал: «Марш, да еще в форсированном темпе, всегда утомителен. Но люди будто не чувствовали усталости. Шли оживленные, веселые, готовые к новым решающим схваткам с врагом. И это прежде всего результат кипучей политической работы с людьми. Большую роль в ней сыграли наши ветераны».

Обгоняя колонны войск, машины рекогносцировочной группы командарма, в которую входили командиры корпусов, начальники родов войск, офицеры оперативного, разведывательного отделов штаба армии, направлялись к Одеру. И вот он, новый рубеж, на который должны были выйти войска 65-й армии.

Армейский инженер Швыдкой сказал:

— Какое совпадение, опять, как на Днепре, сменяем Шестьдесят первую армию. Пусть это снова принесет нам удачу.

С выхода к Одеру начался последний этап деятельности Батова в Великой Отечественной войне, последний подвиг 65-й армии. Одер называли «рекой немецкой судьбы», с ним связано много исторических событий. В 1945 году здесь проходил последний наиболее мощный рубеж фашистской обороны, прикрывавший Берлин и центральные районы рейха.

Сохранившаяся в архиве справка инженерного управления фронта дает характеристику водной преграды, которую предстояло форсировать войскам 65-й армии. Она представляла собой два рукава — Ост-Одер и Вест-Одер, каждый шириной 100–240 метров, между ними простиралась обширная почти 4-километровая заболоченная пойма, изрезанная каналами и дамбами. Основные усилия обороны противника сосредоточились на западном берегу Вест-Одера. Густая сеть траншей, открытые пулеметные площадки и стрелковые ячейки, большое количество артиллерии. В системе оборонительных сооружений были доты, бетонированные колодцы, инженерные заграждения, в том числе минные поля большой плотности. Долговременные огневые точки были и на дамбах, и в пойме. Нелегкую задачу предстояло выполнить 65-й армии!

Бывалые солдаты, участвовавшие в форсировании многих водных преград, и то с опаской смотрели на простиравшуюся перед ними долину Одера. Павел Иванович вспоминает, как один из ветеранов армии сержант Пичугин, качая головой, сказал: «Два Днепра, а посередке — Припять».

10 апреля, когда войска армии были еще на марше, командующий фронтом провел рекогносцировку, начав ее в полосе будущего наступления 65-й армии. На рекогносцировку были приглашены командующие 65, 70 и 49-й армий. Батов сразу понял, что именно эти армии составят ударную группировку 2-го Белорусского фронта. Значит, опять придется действовать на главном направлении. Учитывая задачи, которые были поставлены на марш-маневр, было ясно, что место 65-й армии — на правом фланге ударной группировки. В центре развертывалась 70-я, а на левом крыле — 49-я армия.

Начав работу, Рокоссовский сказал:

— Прежде всего, товарищи, я передам вам требование Ставки. Наступление наших войск должно вестись с незатухающей силой днем и ночью. Дни гитлеровской Германии сочтены. Но темп не только военная проблема. Это проблема большой политики.

Затем командующий объявил замысел фронтовой операции. Он состоял в том, чтобы форсировать Одер и нанести удар силами трех армий в северо-западном направлении на Штрелиц, Росток. Этим ударом отсекались от Берлинского направления основные силы 3-й танковой армии противника. Их нужно было прижать к берегам Балтики, уничтожить или пленить.

В заключение Рокоссовский объявил:

— Решающая роль в наступлении отводится Семидесятой армии генерала Попова и Сорок девятой армии генерала Гришина.

Батов не ожидал такого поворота при постановке задач. Значит, 65-я^- армия должна будет действовать на второстепенном направлении, обеспечивая фланг ударной группировки. Маршал пристально посмотрел на Батова.

— Видишь ли, Павел Иванович, сил у тебя поменьше и более широкий фронт наступления, но, думаю, Шестьдесят пятая не отстанет от левофланговых армий…

И вдруг вырвалась фраза, за которую Батов долго корил себя:

— Мы и на этом направлении в люди выйдем, товарищ командующий!

Рекогносцировка продолжалась. Рокоссовский заслушал соображения командармов. Батов докладывал первым. Оперативная группа, прибывшая с ним на Одер, уже проделала значительную работу.

— Шестьдесят пятая армия развертывается на семнадцатикилометровом фронте. Главный удар наносит на участке в четыре километра силами семи дивизий Восемнадцатого и Сорок шестого корпусов после форсирования Ост- и Вест-Одера. 105-й корпус будет действовать на широком фронте с задачей блокировать Штеттин с юга и обеспечить главную ударную группировку армии от возможного контрудара.

Это предварительное решение Батова маршал одобрил. Заслушав остальных командармов, завершил рекогносцировку:

— Готовность к операции двадцатого апреля.

Уже поздно вечером Батов вернулся на командный пункт армия, где еще продолжались работы по его оборудованию. Оперативная группа, а с 11 апреля и весь штаб армии приступили к планированию операции. Павел Иванович сам наносил обстановку на свою карту, часто выезжал на наблюдательный пункт, бывал в подходивших с марша частях. 13 апреля основные силы армии подошли к Одеру и сразу же заняли оборону, сменив войска 61-й армии.

Дальнейшие события занимают особое место в деятельности Батова. Пожалуй, никогда еще с такой силой не проявлялся его собственно самобытный почерк в решении поставленных задач.

Собрав руководящий состав управления армии и пригласив командиров корпусов, Батов изложил выношенный им замысел:

— Покоя мне не дает сорвавшаяся с языка фраза о том, что и на нашем направлении мы сумеем выйти в люди. За эти дни разведка хорошо поработала, накопила много данных и о местности, и об обороне противника. Мы действуем ближе к устью Одера, и его капризы на нас будут влиять особенно сильно. Подует ветер с моря, и оба рукава Одера соединятся, пойму зальет водой на глубину сорок-шестьдесят сантиметров. И получается, что форсировать нам придется не два рукава реки по сто-двести метров, а водную преграду шириной больше четырех километров. А у нас дивизии укомплектованы на сорок процентов! Возникла у нас мысль — не ожидая двадцатого апреля провести частную операцию по захвату поймы и к началу общего наступления вывести главные силы армии на Вест-Одер. Сложно, но уж очень перспективно! В дивизиях первого эшелона создать разведывательные отряды по усиленному батальону каждый. Включить в них наших ветеранов, форсировавших немало рек. Начать частную операцию в ночь на пятнадцатое апреля, действовать скрытно, без шума. Как вы на это смотрите?

Батов был эмоциональным человеком, но, увлеченный своей идеей, он хотел убедиться в том, как ее воспримут его ближайшие соратники. Первыми «загорелись» Радецкий и Швыдкой. Новый командующий артиллерией генерал Николай Николаевич Михельсон молчал. С интересом восприняли идею командарма командиры корпусов. Просидели над картой часа три. Начальник оперативного отдела полковник Липис нанес на карту основы решения. Батов понял, что его предложение правильно понято и одобряется. Позвонил утром Рокоссовскому и доложил свои соображения о частной операции по захвату поймы.

— По-моему, предложение дельное, — сказал маршал, — но не увлекайся, все взвесь и рассчитай. Осечки быть не должно.

Закипела работа. В дивизиях с особой тщательностью отбирали людей в разведотряды. Например, в отряде 37-й гвардейской стрелковой дивизии было 32 ветерана, форсировавших Днепр, Нарев и Вислу, 103 орденоносца, 58 коммунистов, 40 комсомольцев. Действительно, каждый из этих солдат стоил десяти!

В ночь на 15 апреля четыре дивизии первого эшелона бросили свои отряды в пойму. Они имели задачу уничтожить части прикрытия противника в междуречье, к 17 апреля выйти на Вест-Одер и, захватив дамбу его восточного берега, удерживать ее до подхода основных сил дивизий. Без единого выстрела, в полной темноте, разведотряды на лодках переправились через Ост-Одер и внезапно атаковали подразделения прикрытия врага. Разведотряды подчас шли в атаку по пояс в воде, смело вступали в жестокие рукопашные схватки. Особенно большую трудность представляла борьба с долговременными огневыми точками на разрушенных дамбах моста.

В ночь на 16 апреля в междуречье были переправлены батальоны от дивизий первого эшелона. А ночью 17 апреля на западном берегу Вест-Одера уже находились их полки. Если 14 апреля войска армии были в 4 километрах от противника, то к исходу 18 апреля дивизии первого эшелона двух корпусов заняли исходное положение на Вест-Одере в 400–500 метрах от переднего края обороны войск противника. Частная операция в междуречье завершилась полным успехом. На Ост-Оде-ре уже на второй день частной операции началось оборудование паромных переправ, а на третью ночь — строительство понтонных мостов. Велось инженерное оборудование поймы. Подготовка к наступлению завершалась.

Вечером 16 апреля в войска было направлено обращение военного совета фронта. В нем были такие строки:

«Боевые друзья!

Перед нами Одер, последняя большая водная преграда на нашем пути на Штеттин, на Берлин. Но не впервые войскам нашего фронта приходится форсировать большие реки. Далеко позади остались у нас Днепр, Березина, Буг и Висла. Ничто не может нас остановить на пути к полной победе…»

По утвержденному плану операции артиллерийская подготовка должна была начаться 20 апреля в 9 часов и продолжаться 90 минут. На 10.30 намечалось начало атаки.

18 апреля Батов с начальником штаба армии Бобковым, командующим артиллерией Михельсоном, армейским инженером Швыдким и начальником оперативного отдела Липисом тщательно проанализировали складывавшуюся обстановку. Как всегда в этой работе принимал участие и член военного совета армии Радецкий.

На 19 апреля был назначен проигрыш предстоящих действий на макете местности. В методике подготовки операции Батов считал это мероприятие очень важным и вызвал на занятие всех командиров дивизий. Но чем больше вдумывался Батов в обстановку, тем яснее становилась необходимость уточнения ранее принятого решения. Войска армии уже на Вест-Одере, все переправочные средства на плаву. Зачем ждать полного рассвета, который наступает после 7 часов. Могут быть большие потери. Туман к 8 часам поднимется, и это тоже не способствует достижению внезапности. Павел Иванович еще раз посмотрел график артподготовки, рассчитанной на 90 минут. А боеприпасов мало, плотность огня невысокая. Инженерные расчеты показывают, что на форсирование Вест-Одера нужно 40 минут. Условия совсем другие, чем в соседних армиях, где частных операций по захвату поймы не проводилось. Уточнение плана, по мнению Батова, должно свестись к тому, чтобы артподготовку начать не в 9.00, а в 6.30 и проводить ее в течение 45 минут с расходом всех боеприпасов, отпущенных на 90 минут.

Батов решительно подошел к телефону и позвонил Рокоссовскому. Его на месте не оказалось, не было и начальника штаба фронта генерала Боголюбова. Поговорил с начальником оперативного управления и подробно с командующим артиллерией генералом Сокольским. Они категорически отказались решать поставленные Батовым вопросы о переносе сроков начала операции. Сокольский прямо сказал, что рассвет наступает в семь часов, все согласовано и ничего менять нельзя.

На командный пункт собрались участники предстоящего занятия. Что делать? Как всегда, Батов посоветовался с Радецким и объявил новое решение. Он понимал, что такое самовольство должно быть оправдано только самыми вескими аргументами. Когда участники занятия услышали новое решение, возникло недоумение. Но Павел Иванович сказал:

— Пусть никто не думает, что это оговорка. Расчет простой: ровно в шесть тридцать двадцатого апреля артиллеристы берутся за шнуры, пехотинцы и саперы на лодках — за весла. С первым залпом реактивных установок батальоны первых эшелонов начинают форсирование.

На занятиях присутствовали представители штаба фронта. Как только оно закончилось, сразу позвонил Рокоссовский и озабоченно спросил:

— Павел Иванович, мне доложили, что ты изменил время начала операции. В чем дело?

Батов четко изложил все причины, по которым он принял новое решение.

— Но ведь вы действуете не отдельно, а в составе фронта. Вы это учитываете?

Батов убедительно доказывал обоснованность своих действий, объяснял особенности обстановки в 65-й армии по сравнению с другими армиями ударной группировки фронта. Рокоссовский сразу решения не принял, сказал, что хочет посоветоваться с другими командармами и позднее позвонит. Звонок раздался только в 23.00. Рокоссовский согласился на предложенные Батовым изменения, потом спросил:

— А не обида тебя толкнула на такое изменение в плане операции?

Павел Иванович даже не успел ответить. Вошел озабоченный полковник Липис и доложил, что ветер с моря усилился и уровень воды в пойме начал повышаться.

Под утро еще раз позвонил Рокоссовский:

— Как дела, Павел Иванович? Не передумал?

— Нет, товарищ командующий, не передумал. Твердо уверен в успехе. И войска верят.

Артподготовка началась в 6.30. Плотность артиллерии на участке главного удара командарм довел до 238 орудий на 1 километр фронта. Через 36 минут первый эшелон десанта уже был на западном берегу Вест-Одера. К 8.30 войска захватили плацдарм шириной 3 километра. Все шло в точном соответствии с решением Батова. Противник ввел в устье Одера боевые корабли с штеттинской ремонтной базы, но они были рассеяны бомбовыми ударами двух дивизий наших бомбардировщиков.

В 11.15 позвонил Рокоссовский. Батов доложил, что два корпуса пятью дивизиями форсировали Вест-Одер и ведут бой за расширение плацдарма.

После небольшой паузы Рокоссовский сказал:

— На главном направлении войска пока успеха не имеют. Еду к вам.

Ознакомившись с обстановкой, Рокоссовский принял решение перенести главные усилия ударной группировки фронта на направление 65-й армии. Батов подумал: «Ну, вот и вышли мы в люди», но размышлять об этом было некогда.

Армия была усилена понтонными средствами. По ее переправам двинулись дивизии 70-й армии, танковые корпуса, фронты, соединения 2-й ударной и 49-й армий. Героями этих дней были саперы, возглавляемые Швыдким. Именно его одним из первых Батов представил к званию Героя Советского Союза, и вскоре оно было ему присвоено.

Основное внимание Батова было приковано к плацдарму. Там шли ожесточенные бои. 21 апреля было отбито 24 атаки противника, с 22 по 24 апреля — больше 30. Вражеское командование стягивало к плацдарму крупные силы, в том числе наскоро сколоченные полки фольксштурма, укомплектованные юнцами из гитлерюгенда и стариками. Но никакие силы не могли сдержать рвущиеся к Балтике войска. Именно там, на суровых берегах Балтийского моря, 2 мая 1945 года Шестьдесят пятая завершила последний бой с врагом. В тылу оставался Штеттин. 105-й стрелковый корпус готовился к штурму. Но на рассвете 26 апреля к командиру дивизии генералу К. Ф. Скоробогаткину явилась делегация гражданских властей города, а вскоре и сам бургомистр. Город сдался на милость победителя. Бежавший гарнизон взорвал электростанцию, мосты, несколько заводов.

Павел Иванович не раз говорил и писал, что в форсировании Одера и наступлении к берегам Балтики сконцентрировался весь богатейший боевой опыт командиров, политработников и солдат доблестной 65-й армии. Это был венец, вершина их боевого мастерства. И в этот последний бой войска армии вел командарм Павел Иванович Батов, проявивший не только личное мужество, но и решимость взять на свои плечи все бремя ответственности за конечный результат самой сложной операции на боевом пути 65-й армии. 2 июня 1945 года генерал-полковник Батов был награжден второй Золотой Звездой Героя Советского Союза.

Послевоенная деятельность Павла Ивановича Батова была исключительно многосторонней. Он занимал высокие и ответственные посты в Советских Вооруженных Силах, командовал механизированной и общевойсковой гвардейской армиями, был первым заместителем главкома Группы советских войск в Германии. В 1955 году ему было присвоено воинское звание генерала армии.

Командуя войсками Прикарпатского, Прибалтийского военных округов, Южной группой войск, генерал армии Батов внес большой вклад в послевоенное строительство Советских Вооруженных Сил, укрепление их боевой мощи. И в мирное время Павел Иванович был на передовых рубежах, где высокая боевая готовность войск имела особо важное значение. В 1962–1965 годах генерал армии Батов — начальник штаба Объединенных вооруженных сил государств — участников Варшавского Договора. На этом посту им вложено много труда в укрепление обороноспособности стран социалистического содружества. С 1965 года Батов активно работал в группе генеральных инспекторов Министерства обороны СССР, выполнял ответственные поручения министра обороны, часто бывал в войсках, на учениях.

В 1970 году он был избран председателем Советского комитета ветеранов войны, вел активную работу среди ветеранов, направлял их усилия на проведение военно-патриотической работы, особенно среди молодежи, занимался созданием военно-исторических музеев, проявлял большую заботу об инвалидах войны, семьях погибших воинов. Деятельность Батова проявлялась и на международной арене. Он выступал активным борцом за разрядку напряженности, сотрудничество и дружбу народов, содействовал разоблачению агрессивных замыслов и действий современного империализма, проводил большую работу по развитию деловых контактов с международными и национальными организациями ветеранов войны.

Несмотря на немалую служебную нагрузку, Батов уделял исключительно большое внимание работе с детьми, школьниками, пионерами, красными следопытами. По своей натуре он был педагогом и щедро делился своими знаниями, своим боевым и жизненным опытом. В 1972 году Батов писал: «За последние семь лет я получил писем во много раз больше, чем за всю предыдущую жизнь… И в каждом письме вопросы, вопросы…»

И насколько позволяли время и силы, Павел Иванович отвечал почти на все письма и особенно внимательно относился к письмам пионеров и школьников.

Во многих из них задавался вопрос: как подготовить себя к службе в Вооруженных Силах, какими качествами должен обладать советский воин нашего времени? Павел Иванович, отвечая на этот вопрос, говорил о необходимости воспитывать в себе коммунистическую убежденность, быть не просто грамотным, а высокообразованным, всесторонне развитым человеком. Без этого невозможно освоить современную технику, в которой широко используется автоматика, электроника, телеуправление, вычислительные устройства. Недоучка не сможет управлять оружием сегодняшнего, а тем более завтрашнего дня.

С большим вниманием относился Батов к письмам юношей, мечтающих стать офицерами. Умудренный боевым и жизненным опытом генерал говорил о почетной роли офицера, рассказывал об офицерах, с которыми ему пришлось работать и воевать, не скрывал трудностей военной профессии. И в то же время подчеркивал великое счастье, великую честь быть солдатом такого народа, как наш советский народ.

Генерал армии Батов — автор ряда книг, многих научных статей. Его труд «В походах и боях» выдержал четыре издания и, несмотря на это, является библиографической редкостью. Он издан в Польше, Болгарии, Венгрии.

Павел Иванович был человеком высокого воинского таланта, светлого и ясного ума. Он показал в годы Великой Отечественной войны замечательные примеры руководства сотнями тысяч людей в самой сложной обстановке. Его решения отличались смелостью и решительностью, отсутствием шаблона и исходили из умения глубоко оценивать оперативно-стратегическую обстановку и подчас мгновенно реагировать на ее изменения.

Прекрасными были и человеческие качества Павла Ивановича. Его скромность, высокая внутренняя культура, постоянное стремление оказывать помощь людям снискали большую любовь и уважение всех, с кем ему приходилось работать или просто встречаться.

Родина высоко оценила заслуги генерала армии П. И. Батова. Он был дважды удостоен звания Героя Советского Союза, награжден восемью орденами Ленина, тремя орденами Красного Знамени, тремя орденами Суворова 1-й степени, орденами Кутузова и Богдана Хмельницкого 1-й степени, орденами «За службу Родине в Вооруженных Силах» и «Знак Почета», рядом иностранных орденов, многими медалями.

Ветераны 65-й армии готовились к знаменательной встрече со своим бессменным командармом, которая должна была состояться 1 июня 1987 года в ознаменование его 90-летия. Но встреча эта не состоялась.

Павел Иванович Батов ушел из жизни 19 апреля 1985 года.

Его память увековечена в бронзе и мраморе, в названиях улиц, школ, пионерских дружин. Он является почетным гражданином многих городов. Его научные труды и литературное наследство, архивные материалы о проведенных под его руководством операциях вошли в золотой фонд советского военного искусства. Но еще более величественна память народа, который называет его имя среди плеяды выдающихся военачальников Великой Отечественной войны, среди героев, шагнувших в бессмертие.