Старые друзья

ДРАМАТУРГ ЛЕОНИД МАЛЮГИН

Драматурга Леонида Антоновича Малюгина мы узнали в самом конце войны: в Московском театре имени Ермоловой, в Ленинграде и во многих других городах страны состоялись премьеры его пьесы «Старые друзья». Стало ясно, что в литературу пришел редкостно одаренный, ни на кого не похожий писатель.

Время действия «Старых друзей» — четыре года войны, место действия — комната ленинградской учительницы. Многие пьесы той поры начинались 21 июня 1941 года. Это естественно: неожиданное нападение фашистской армии в ночь на памятное воскресенье означало резкий поворот в жизни страны и каждого человека.

Пьеса Малюгина привлекла искренностью, лиризмом, задушевностью, мягкий юмор уживается в ней с тревогой за судьбы юных героев, пришедших с фронта. Примечательны концовки каждого из трех актов: грохот войны воспринимается в них, как небесный гром, и лишь в финале пьесы, когда наступила победа, над Ленинградом разразилась настоящая гроза. Быть может, кому-нибудь такой прием покажется искусственным. Мне думается, это не так. Грозная война обрушилась на людей, принесла страшные потери и бедствия, а вместе с тем явилась строгим душевным испытанием: одни его выдержали и вышли из войны сильнее, другие внутренне не устояли, а в послевоенное время стали смотреть на жизнь слишком легко. В пьесе нет трусов и карьеристов — Малюгин вообще предпочитал общаться и в жизни и в литературе с хорошими людьми. Старые друзья остались друзьями, только резче обозначились у них разные меры нравственной ответственности, разное понимание долга, любви, добра. Ошибется тот, кто увидит в таком построении драмы признаки «бесконфликтности». Дело в другом: драматизм пьесы запрятан далеко вглубь, внутреннее несогласие умного, тихого, душевно богатого Шуры Зайцева и энергичного, блестящего, но тронутого недугом самодовольства Володи Доронина заключает в себе подлинный драматический конфликт, только автор не хочет демонстрировать превосходство одного над другим, он вместе с нами задумывается над своими друзьями, и внутренняя красота Шуры раскрывается исподволь, ненавязчиво.

«Старые друзья» — пьеса грустная и вместе с тем светлая, в ней остро ощущается радость победы и неотделимые от нее тяжелые утраты. Передающая дыхание и чувства своего времени, лирическая комедия Малюгина с успехом шла на сцене в первые послевоенные годы. Но она сохранила правду, нравственную силу и обаяние и в наши дни — недаром «Старые друзья» нередко появляются на нынешней театральной афише.

Ободренный первым успехом, Малюгин уже никогда не расставался с драматургией. Одна за другой появляются его лирические комедии — «Родные места», «Новые игрушки», «Путешествие в ближние страны», «Девочки-мальчики», «Семь километров в сторону». Жизнерадостная интонация и юмор этих вещей звучат в согласии с раздумьем о радостях и огорчениях юных героев, которым писатель сохранил свою верность.

Малюгин писал пьесы легко, иногда, быть может, слишком легко — не потому ли иные из них лишь промелькнули на театральной сцене? Недолгую сценическую жизнь знала и напечатанная в этом сборнике комедия «Родные места», и все же она, написанная в 1951 году, примечательна тем, что вступила в спор со схематизмом и дидактикой, присущими в ту пору многим так называемым «тюзовским» пьесам.

Разные пути ведут в драматургию. Некоторые писатели начинают свою художественную работу с пьесы и не изменяют раз навсегда избранному роду литературы. Часто драматургами становятся те, кто уже накопил опыт в прозе и поэзии. Бывает и иначе: Погодин пришел в драму от очерка, из газеты. Розов был актером, Малюгин много лет выступал как критик.

Хорошо памятны статьи о драме и театре, полные точных наблюдений, зоркие, остроумные, приметные тем, что он всегда, о каком бы крупном художнике ни шла речь, говорил то, что думал. Его книга о Хмелеве — одна из лучших монографий об актерах.

В 1967 году, когда писатель находился в больничной палате, из которой уже не вышел, появился сборник статей Малюгина «Театр начинается с литературы», и мы вновь убедились, какой это умный, талантливый, последовательный критик.

Леонид Малюгин пишет о множестве явлений драматургии и театра разных лет — книга охватывает четверть века. И все же есть в ней мысли и приметы, которые объединяют ее в цельное сочинение. Прежде всего — это простая мысль о том, что в начале театрального творчества стоит драматическая литература. Литература! Именно на этом всегда настаивал Малюгин, резко отрицая даже хорошо сколоченные схематичные пьесы. Примечательно: Малюгин первым среди драматургов и критиков откликнулся на знаменательное событие в жизни советской культуры — на издание Полного собрания сочинений А. Н. Островского.

Но подлинная стихия Малюгина — драматурга и критика — современность. Такие его статьи, как, например, «Время искать и время спорить» или «Одержимость», врываются в жизнь нынешнего искусства, питают его точной критической мыслью. Причем если в первой статье автор не щадит своих оппонентов, охотно прибегая к столь близкой ему иронической интонации, то во второй (о кинофильме «Девять дней одного года») он от всей души радуется победе художника.

Есть у Малюгина самая любимая, заветная тема, с которой накрепко связано все его творчество. Тема эта — Антон Павлович Чехов. Вот случай, когда критик, исследователь породнился с художником. Любовь к Чехову возникла у Малюгина давно. Еще в молодые годы в Ленинграде он работал над книгой о Чехове. Затем — умные, тонкие статьи, вошедшие в сборник «Театр начинается с литературы» и объединенные общим заголовком «Уроки Чехова». Автор анализирует в них «Иванова», «Чайку», «Трех сестер». Можно наверняка сказать, что эти статьи займут видное место в литературе о Чехове. Их особое обаяние, однако, в том, что здесь виден живой Чехов — объективное исследование неотрывно от личного, лирического отношения автора к любимому писателю.

Это — в науке, в критике. Но Чехов стал героем и Малюгина-драматурга: после «Старых друзей» ни одна его пьеса не получи та такого единодушного признания, как «Насмешливое мое счастье». По сценарию Малюгина «Сюжет для небольшого рассказа», в котором воссоздана драматическая история первой постановки «Чайки», режиссер С. Юткевич поставил известный фильм.

Но до радостного успеха «Насмешливого моего счастья», до того, как Малюгин открыл для себя в драматургии новую тропу, которую хочется назвать документально-поэтической, прошло много лет. Были успехи и в театре и в кино, но «Старые друзья» по-прежнему оставались лучшей пьесой. Были и неудачи. Пришлось Малюгину пережить и самое тяжелое — наветы, клевету, грубую попытку вышибить его из литературы. Хорошо сказал об этом трудном периоде жизни Малюгина А. Крон: «На клевету он отвечал по-чеховски: молчаливым презрением». И продолжал работать. Именно тогда зародилась мысль написать книгу о Чехове, а вскоре появились и первые эскизы «Насмешливого моего счастья».

На нашей памяти уныло-назидательные биографические фильмы и спектакли, где великие люди прошлого не были ни великими, ни людьми, поскольку превращались в мертвые, антиисторические схемы. Очередь до Чехова тогда, к счастью, не дошла — его нет среди экранизированных писателей, художников, композиторов, всезнающих и по-игрушечному творящих на наших глазах свои произведения.

«Насмешливое мое счастье» — совсем особая пьеса, природу которой чутко уловил Театр имени Вахтангова. Драматургу пришла счастливая мысль: построить всю сценическую повесть на письмах, не прибавляя ни одного чужого слова. Это очень трудно, но, как оказалось, возможно. Из громадной переписки Чехова писатель выбрал лишь немногое — письма к брату Александру, к сестре, к жене, к Л. С. Мизиновой, к М. Горькому и их письма Антону Павловичу. Нас нисколько не смущает, что в действительности корреспонденты были разделены большими расстояниями, — мы совершенно поверили в условную природу пьесы, в истинность писем-диалогов. А порой слова Чехова звучат как мысли вслух, внутренние монологи и обретают силу драматического действия. Во всем этом большая заслуга режиссера А. Ремизовой, нашедшей верный ключ к трудной пьесе Малюгина. И недаром, конечно, она и ныне значится на афише вахтанговского театра.

В пьесе царит дух Чехова: правда строгой мысли, скромность, боль, человеческая красота, интеллигентность. Артист Ю. Яковлев не спешит доказать, что Чехов — великий писатель, не демонстрирует высокие нравственные свойства. Быть всегда самим собой — вот чеховское правило, которому верны автор и актер.

В «Насмешливом моем счастье» нет сюжета в обычном понимании этого слова. Впрочем, это тоже по-чеховски. Действие слагается из отношений Чехова с разными людьми, а главное — определяется внутренней драматической темой: мы пронзительно ощущаем одиночество писателя, который всю жизнь стремился к людям, одиночество человека, щедро наделенного чувством общности с людьми, жизнелюбием, юмором. Одиночество Чехова — это драма великого гуманиста, в которой мы особенно ярко чувствуем его гражданский и художественный подвиг. В пьесе речь идет главным образом о том, что называют личной жизнью. С целомудренным вниманием вглядывается драматург в отношения Чехова и Мизиновой, роль которой с поразительным проникновением в суть характера играет Ю. Борисова. Вот где сказалось очарование «второго плана» и той чеховской недосказанности, что в искусстве сильнее открытой формулы. Ощущение чего-то светлого, но несбывшегося, прошедшего стороной в чеховской жизни, возникает, когда слушаешь письма-диалоги Чехова и Мизиновой «Я не совсем здоров. У меня почти непрерывный кашель. Очевидно, и здоровье я прозевал так же, как Вас…»

Так — тоже по-чеховски скромно — входит в пьесу грустная, а потом трагическая тема неизлечимой болезни писателя. И если больной Чехов — в своем ялтинском заточении, в разлуке с друзьями — живет тревогой за жизнь людей, стремится сделать эту жизнь лучше, то разве это не самое главное в судьбе и натуре писателя?

Письма Чехова в пьесе не материал для реплик, не основа диалога, а воздух спектакля, его содержание и литературная плоть. Чехов предстает в пьесе Малюгина подлинно живым. Казалось бы, странно: на сцену вышли исторические лица, в разговорах, которые они ведут между собой, нет никакого вымысла, а между тем это не только документальная, объективная драма, но и очень лирическая история. Словно бы на сцене присутствует сам автор и мы в пьесе чувствуем его близость к Чехову. Конечно, о сопоставимости талантов нет и речи, я не хочу сказать, что Малюгин в жизни был похож на Чехова, и все-таки что-то чеховское было в этом одаренном писателе и человеке.

«Насмешливое мое счастье» едва ли не самое проникновенное произведение Малюгина. Оно занимает центральное место и в этой книге. Но пьесы, вошедшие в нее, объединены вовсе не одним только переплетом: в книге чувствуется живой интерес к людям большой судьбы, к тем, кто одушевлен, как говорил все тот же Чехов, «общей идеей» и всегда служит ей своими делами.

Так появились герои «Молодой России», и в первую очередь Чернышевский. Пусть в этой пьесе еще сохранились признаки биографической драматургии тех лет — схематизм, иллюстративность, она интересна как начало драматического повествования о любимых героях.

В ряду таких героев, на первый взгляд неожиданно, оказался Сент-Экзюпери. Неожиданно потому, что Малюгин — очень русский, он прирос душой к своей стране, истории, литературе. На самом деле и здесь сказалось внутреннее тяготение, особая симпатия и общность между писателем и героем. Вот, пожалуй, свойство, которое сближало Малюгина и с Чеховым и с Сент-Экзюпери: внутреннее изящество, интеллигентность в самом глубоком смысле этого слова.

Когда у нас появились книги французского писателя, Леонид Антонович зачитывался ими, любил в своей резковатой, тонкой манере говорить о «Маленьком принце» и «Планете людей». Ему были близки философия этих книг и тончайшие приемы художественной формы. Ему был бесконечно интересен сам Сент-Экзюпери, с его энергией, непоказным, прикрытым иронией героизмом, культом дружбы. Нет, не напрасно первая пьеса Малюгина называлась «Старые друзья», — есть в этом названии нечто выражающее жизненную позицию писателя, его представление о естественных человеческих отношениях.

Леонид Антонович Малюгин умер 20 января 1968 года после многолетней изнурительной болезни. Литература и театр потеряли талантливого драматурга и критика, друзья потеряли верного, сердечного, всегда правдивого друга. Удивительно прожил он последние годы своей жизни. Уже превозмогая мучительную болезнь, он написал «Насмешливое мое счастье» и «Жизнь Сент-Экзюпери», выпустил книгу «Театр начинается с литературы», подготовил к изданию сборник «Три повести о театре». За полтора месяца до смерти Малюгин опубликовал в журналах «Искусство кино» и «Наука и жизнь» сценарий «Сюжет для небольшого рассказа» и новые материалы к биографии А. П. Чехова. До последних дней он не прекращал работы над капитальным трудом всей своей жизни — книгой о Чехове, рукопись которой лежала на его письменном столе.

Что это — мужество, удесятеренное тем, что жить осталось недолго? Или стремление работой побороть страдания? Наверное, и то и другое. Однако были в характере Леонида Антоновича и иные черты, которые помогли ему в пору, когда тяжелая болезнь то и дело угрожающе давала о себе знать: жизнелюбие, живой интерес к тому, что творится вокруг, спасительный юмор и нежелание считаться со своим недугом. Когда один не очень тактичный доброжелатель стал расхваливать новое чудодейственное лекарство, Малюгин не проявил ни малейшего интереса, словно к нему это не имело никакого отношения. Он никогда не говорил о своей болезни не из страха перед ней, а потому, что был уверен, что одолеет ее. Уже в больнице, незадолго до смерти, он прочитал в «Литературной газете» мою рецензию на книгу «Театр начинается с литературы» и написал мне письмо, которое начиналось так: «Вы знаете, с чего начинается выздоровление? С чтения «Литгазеты»… Это было начало 1967 года, и в конце письма Леонид Антонович говорил: «Я ныне встречаю его, увы, в палате. Но ничего, выкарабкаюсь и надеюсь дожить до того дня, когда мы с Вами сможем осушить чашу зелена-вина…»

Помимо литературы была у Малюгина еще одна страсть — спорт, к которому он относился со знанием дела и с одержимостью болельщика. Был такой случай: отправляясь как-то в переполненном поезде метро на футбольный матч, Леонид Антонович услышал горячие дебаты среди пассажиров-болельщиков. Речь шла о его статье, напечатанной накануне в «Советском спорте». «Малюгин прав», — донеслось до него. «Ничего не петрит твой Малюгин». — «Он дело говорит» и т. д. «Вот когда, — шутил потом Леонид Антонович, — я единственный раз в жизни понял, что такое всенародная известность…»

Однажды я решил навестить его, уже тяжелобольного, но, как это, к сожалению, бывает, долго не мог собраться и страшно корил себя за это. Каково же было мое удивление, когда спустя некоторое время в «Литературной газете» одна за другой стали появляться корреспонденции Малюгина о мировом футбольном чемпионате…

Быть может, иным читателям покажется, что ни к чему рассказывать такие эпизоды в послесловии к книге писателя, вышедшей через десять лет после его смерти. Возможно, это и верно. Но что делать, Леонид Антонович Малюгин был таким: литературное творчество в самом большом смысле этого слова уживалось у него, больше того — было неотделимо от горячих, почти ребяческих увлечений, и мне кажется, именно это и помогло ему сохранить молодость до последних дней жизни.

А. Анастасьев