У НЕПРОЙДЕННОГО РУБЕЖА

Понятие рубежа широко распространено в науках о живой и неживой природе. Разработаны определения порога слышимости и порога ощущения. Благодаря развитию реактивной авиации широкую известность получил в последние годы звуковой барьер, преодолевать который в недалеком будущем предстоит не только военным летчикам, но и гражданским пассажирам. Разработаны соответствующие понятия и в общественных науках. Нередко в исторической литературе приходится читать о культурах, стоящих на грани одного из величайших событий в истории человечества — на пороге возникновения раннеклассового общества. Именно в это время складываются крупные поселения, хозяйственные, культурные и административные центры районов и областей. Города возникли не вдруг и не сразу, и их появление было вызвано множеством причин и предпосылок. Это прежде всего достаточно высокий уровень экономического развития, прогресс ремесел, появление обмена и торговли, а вместе с ними и имущественного неравенства. Все эти явления и процессы начались еще в эпоху дописьменной истории, что существенно затрудняет их изучение. Недаром Лукреций Кар, великий римлянин, пронесший сквозь века материалистические идеи, писал об истории человеческой культуры:

А незадолго пред тем изобретены были и буквы.

Вот отчего мы о том, что до этого было, не знаем

Иначе, как по следам, истолкованным разумом нашим.

Эти материальные следы исчезнувших культур, истолкованные современным археологическим и историческим анализом, показывают, что четыре тысячи лет назад общество южных областей Средней Азии находилось на пороге рождения городских цивилизаций. Барьер, однако, остался невзятым. Произошел один из крутых поворотов. которые так характерны для исторического развития, и процесс поступательного развития оказался прерванным. Случилось то, что В. И. Ленин называл во всемирной истории «скачком назад». Рассмотрим следы, оставленные этой неродившейся цивилизацией, и возможные аспекты понимания этих следов.

Поразительную картину представляла собой в то время Средняя Азия. Современный путешественник, пересекая страну, не замечает существенной разницы в развитии отдельных ее областей. За окнами вагона или за ветровым стеклом автомобиля мелькают оазисы зеленеющих полей и садов или степь с бесчисленными отарами баранов. В одних республиках эти оазисы больше и богаче, в других пустыня еще настойчиво предъявляет свои права на огромные территории. Но в целом нет принципиальной разницы между культурно-хозяйственными зонами страны.

Совершенно иную картину увидел бы турист, отправившийся в путь в 2300 году до н. э. Он располагал бы значительным временем для своих наблюдений, ибо весь путь ему пришлось бы проделать в медленно тянущейся повозке с массивными деревянными колесами, запряженной волами или верблюдами. Но скорее всего этот путешественник был бы вынужден идти пешком. Зато его нельзя было бы упрекнуть в поверхностности сделанных наблюдений.

Большая часть Средней Азии была в то время занята племенами смелых и отважных охотников, поражавших дичь стрелами и копьями и разделывавших туши убитых животных кремневыми ножами. В тех случаях, когда это представлялось возможным (особенно благоприятными были условия в низовьях Аму-Дарьи и Зеравшана и по берегам Узбоя, в ту пору еще живой реки), они ловили рыбу. Жилищами этим племенам служили землянки и большие каркасные постройки, покрытые плетенками из камыша. Эти сезонные стойбища сравнительно быстро возникали поблизости от богатых угодий и столь же легко исчезали, оставляя археологам грядущих поколений черепки грубых глиняных сосудов и потерянные или сломанные орудия из камня и кости.

Совершенно иной мир открылся бы перед нашим путешественником на юго-западе Средней Азии, там, где ныне между Туркмено-Хорасанскими горами и южными окраинами Кара-Кумов зажата узкая полоска оазисов. Здесь четыре тысячи лет назад также колосились поля и зеленели виноградники, заботливо взращенные искусной рукой человека. Среди полей располагались поселки, состоящие из глинобитных домов, наполненные многолюдной толпой, шумящей на площадях и базарах. Примитивные кремневые ножи и костяные иглы были здесь предметом мены и торговли. Сложные изделия из бронзы и меди служили орудиями тогдашним мастерам, а драгоценные украшения, в том числе и привезенные из далеких стран, восхищали модниц того времени. Это была эпоха, которую современные археологи именуют бронзовым веком, и этот век наступил на юго-западе Средней Азии намного раньше, чем в северных областях страны.

Южный Туркменистан, как теперь мы называем этот юго-запад, в силу целого ряда благоприятных условий по крайней мере еще восемь тысяч лет назад стал центром земледельческой культуры, едва ли не древнейшей на территории нашей страны. Но лишь во второй половине III тысячелетия и начале II тысячелетия до н. э. эта культура достигла наивысшего расцвета. Она-то и представляет особый интерес для нашей книги.

В это время многие отрасли хозяйства достигли значительного развития. Основой экономики района оставалось земледелие. На полях высевались различные виды пшеницы и ячменя, возделывались также рожь, нут (растение из семейства бобовых) и виноград. Вероятно, были известны и многие садовые культуры. В условиях жаркого климата и малого количества осадков поля требовали искусственного орошения, и на решение этой проблемы были направлены в первую очередь усилия человека. В одних случаях, чтобы направить живительную влагу на поля, достаточно было создать запруду на сбегающем с гор ручье, превращающемся в пору весенних дождей в бурный поток. В других — возникала необходимость в проведении специальных каналов и создании небольших ирригационных систем, впервые появившихся в этих краях еще в начале III тысячелетия до н. э. Во всяком случае поливное земледелие в условиях субтропического климата давало значительный и устойчивый урожай.

Совершенствовались и орудия труда древних земледельцев. Почти полностью исчезают кремневые серпы, столь необходимые для уборки урожая. Вероятно, им на смену пришли серпы, сделанные из меди и бронзы. Есть основания полагать, что при обработке полей использовался примитивный плуг. Это позволяло часть тяжелого труда земледельца переложить на домашних животных. Сохранились широко распространенные в то время глиняные миниатюрные копии повозок. Судя по этим моделям, сами повозки были различны по своему виду и, вероятно, по назначению. Здесь имеются и тяжелые двухосные телеги, и одноосные запряжки наподобие среднеазиатской арбы или древневосточной колесницы. Видимо, в эти повозки впрягались животные, глиняные фигурки которых находят в этих же слоях. В одном случае к модели повозки приделана голова верблюда. Еще недавно можно было наблюдать в Туркмении, как это громоздкое животное меланхолически шагает по полю, влача небольшую соху, управляемую хозяином, всячески стремящимся сделать своего помощника энергичным и подвижным. Широкое распространение повозок в Южном Туркменистане в эпоху бронзы заставляет полагать, что тягловая сила животных использовалась и при обработке полей. Однако сельскохозяйственные орудия, изготовлявшиеся в первую очередь из дерева, до нас, естественно, не дошли.



Глиняные модели повозок эпохи бронзы


Многочисленные стада коров, овец и коз паслись вокруг возделываемых полей. Приручены были также верблюд и осел, и лишь по поводу находимых при раскопках костей лошади среди специалистов-палеозоологов нет полного единомыслия. Одни считают их останками домашнего животного, другие — кулана — невысокой дикой лошади, до сих пор встречающейся в пустынных степях Юго-Восточной Туркмении. Таким образом, высокий уровень земледельческо-скотоводческой экономики Южного Туркменистана в эпоху бронзы, казалось бы, вполне допускал зарождение городских поселений. Но это была лишь одна из предпосылок к качественным изменениям в истории общества, и, кроме того, нетрудно заметить элементы некоторой гипотетичности в предложенной интерпретации «следов, истолкованных разумом нашим».

Существовала и другая предпосылка — зарождение и развитие ремесленных производств. Тут в распоряжении исследователей имеются более надежные критерии известного прогресса, чем при попытках восстановить способы обработки земли, перепаханной и перекопанной с эпохи бронзы многие сотни и. тысячи раз. Одним из таких критериев являются черепки глиняной посуды, тысячами находимые при раскопках и высоко расцениваемые археологами, которые нередко готовы даже преувеличить роль и значение глиняной посуды для изучаемых ими культур. Эти черепки показывают, что в эпоху бронзы сосуды уже не просто лепятся вручную, а изготовляются при помощи гончарного круга. Введение специального инструмента не замедлило сказаться на всем производстве глиняной утвари — форма сосудов становится более совершенной и нередко вычурной; появилась стандартизация. Совершенствуется и обжиг посуды: двухъярусные керамические горны с топкой в нижнем ярусе и обжигательной камерой в верхнем неоднократно попадались археологам при раскопках. Иногда совершенство древней глиняной посуды просто поразительно — ее черепок часто не толще современных фарфоровых сервизов. Таким образом, гончарное дело становится не случайным занятием вчерашнего земледельца, завтрашнего скотовода, а высокоспециализированным ремеслом, требующим труда мастера-профессионала. Недаром на древних поселениях керамические горны сосредоточены в нескольких определенных местах. Это как бы указывает на расположение древних мастерских.



Металлические изделия эпохи бронзы


Другой областью становления ремесла была металлургия. Умение сплавлять медь с оловом и свинцом для получения бронзы было для того времени довольно сложным технологическим процессом, требовавшим специальных знаний и навыков. Нам хорошо известна продукция тогдашних мастеров-металлургов, хотя остатки их мастерских пока еще не обнаружены. Широкие плоские ножи и кинжалы, топоры и тёсла, зеркала и булавки — таков далеко не полный перечень предметов, изготовлявшихся из меди и бронзы. Кроме бронзы был известен также сплав меди и цинка, именуемый в настоящее время латунью. Были распространены и такие сложные изделия, как скульптурные фигурки животных и плоские печати. Последние имели на тыльной стороне ручку — выступ с отверстием, в которое, видимо, продевался шнурок. Наиболее распространены печати с геометрическими узорами, особенно крестообразным рисунком, но имеется также печать, сделанная в виде фигуры быка. Специализированным производством становится наконец и обработка камня, из которого вытачивались сосуды, статуэтки и подвески в форме различных животных.

Из мраморовидных пород при помощи сверлильного станка изготовлялись разнообразные сосуды, в которых мастерски использовалась фактура камня с желтыми и коричневыми прожилками. Все возрастающая специализация мастеров-профессионалов и выделение ремесла — вторая важная предпосылка появления городов.

Как мы отмечали выше, третьей предпосылкой должны были быть обмен и торговля и соответственно развитие имущественного неравенства. И по этому вопросу в нашем распоряжении имеются определенные данные. Область Южного Туркменистана лишена рудных месторождений, и уж медь должна была попадать сюда главным образом путем обмена из районов Северного Ирана. Еще сложнее обстояло дело с оловом. Его не было ни в Северном Иране, ни в Туркмении. И не случайно здесь повсюду в слоях эпохи бронзы нередки находки вещей, изготовленных из одной мед> Ближайшие разработки олова находились в Фергане и, возможно, в районе Бухары, и, вероятно, необходимую металлургам руду получали отсюда путем многостороннего обмена. Недаром в Ферганской долине в местности Хак найден небольшой клад серебряных и медных вещей работы искусных ремесленников южных общин.

Жители южнотуркменистанских поселений поддерживали культурные и хозяйственные контакты со своими южными соседями. Там они встречались с оседлыми племенами, не уступавшими по своему развитию южнотуркменистанским. Сравнивая имеющиеся материалы, мы видим, что глиняная посуда этого времени, происходящая из Афганистана, весьма близка продукции среднеазиатских гончаров, а бронзовые топоры, найденные на юго-западе Средней Азии, севере Ирана и в долине Инда, по своей форме почти идентичны. В Южном Туркменистане найдены и целые вещи, явно импортного происхождения. Среди них и изящный серый сосуд, доставленный из прикаспийских областей Ирана, и слоновая кость скорее всего индийского происхождения, и сосудик, покрытый глазурью, вероятно, изготовленный каким-либо месопотамским мастером. Возможно, эти предметы попали сюда в результате многостепенного обмена, они вполне могли быть доставлены каким-нибудь торговцем, отважно путешествовавшим по чужеземным странам. В древней Месопотамии такие купцы назывались тамкарами, и кто знает, как далеко на север проникали предприимчивые сыны Ассирии и Вавилона.

Параллельно с развитием обмена происходит и имущественное расслоение общества. Выделяются знатные и богатые семьи, стремящиеся управлять бедными соплеменниками. О накоплении имущества свидетельствует появление кладов, состоящих из большого числа металлических вещей и других ценных для того времени предметов. В cостав одного из таких кладов входили, в частности, предметы (видимо, части игральной доски), сделанные из дорогой импортной слоновой кости. Распространение печатей также указывает на выделение собственности отдельных семей и, возможно, лиц.

Таким образом, казалось бы, имелись налицо все предпосылки к возникновению поселений городского типа. Однако разве не бывает так? Все необходимые условия, чтобы поставленный эксперимент протекал успешно и результативно есть, а ожидаемая реакция не происходит. Поэтому, как ни убедительно звучит все, сказанное выше о возникших предпосылках, решающее слово, естественно, остается за самими поселениями. Их руины одни могли дать окончательный ответ, представляют ли они собой остатки сельских деревушек или поселений городского типа.

Холмы этих древних поселений уже в течение многих лет служат объектом пристального внимания археологов. Отметим прежде всего, что эти поселения различны по своей величине, и сразу отбросим мелкие из них, площадью в 1–2 гектара, являющиеся остатками сельских усадеб и деревень. Но среди памятников эпохи бронзы имеются в Южном Туркменистане два археологических гиганта и ныне поражающих исследователей своими размерами. Наиболее значительное из них — это Намазга-депе, расположенное в 6 километрах от современного районного центра Каахка. Здесь холмы оплывших руин тянутся в длину на расстояние километра, а наибольшая толщина культурных напластований достигает 34 метров. Это крупнейший памятник Средней Азии эпохи бронзы и один из крупнейших на Ближнем Востоке. Вместе с тем Намазга-депе выделяется не только своими размерами. Археологический материал этого памятника характеризуется особенным изяществом и совершенством. Глиняная посуда здесь тоньше и изысканнее, чем с других поселений, и вся культура явно имеет характер столичной. Судя по всему, Намазга-депе и было в древности своеобразной столицей земледельческих племен южного Туркменистана.

Что же представляла собой эта столица? Большие многокомнатные дома из сырцового кирпича образовывали густо застроенные кварталы. Дома разделялись узкими проулками, где зачастую с трудом могли разойтись два человека, а животное с большими вьюками, не говоря уж о повозках, не прошло бы вовсе. Вместе с тем существовали и широкие проспекты, и большие незастроенные площади. Имеются обособленно стоящие строения необычной планировки, возможно остатки небольших храмов. Сто гектаров — а такова общая площадь холмов Намазга-депе — это территория весьма обширного поселения, и число его жителей, судя по плотности застройки, достигало 10–12 тысяч человек. Эти люди должны были быть объединены в довольно сложный социальный организм, регулирующий хозяйственную и общественную жизнь.

Вместе с тем Намазга-депе было и центром сосредоточения ремесленных производств. Уже проведенные раскопки вскрыли следы нескольких гончарных центров с многочисленными печами для обжига посуды и запасами готовой продукции. Таким образом, были все основания видеть в Намазга-депе остатки высокоразвитого поселения, близкого по своему типу к городам, если бы не одно обстоятельство, долгие годы смущавшее исследователей. Большой богатый и густонаселенный центр оказывался лишенным оборонительных стен, или во всяком случае остатки этих стен никак не могли найти. Повсюду, где это удавалось проследить, к краю поселка выходили обычно многокомнатные дома, а общая планировка поселения в виде бесформенного соединения нескольких массивных холмов, казалось бы, исключала возможность регулярной фортификации. В чем же дело? Неужели в эпоху бронзы в Южной Туркмении было время пацифизма, когда только на охоте пользовались бронзовыми кинжалами и деревянными стрелами с кремневыми наконечниками? Наши представления о закономерностях исторического развития противоречили такому заключению. Действительно оказалось, что и Южный Туркменистан отнюдь не составляет какое-то уникальное исключение в историческом процессе.

В 1959 году ашхабадские археологи приступили к раскопкам другого крупного центра эпохи бронзы — Алтын-депе (табл. I), мало уступающего по своим размерам описанной выше столице. Выяснилось, что на ряде участков Алтын-депе в эпоху бронзы имел обводную стену, только сохранилась она в более глубоких слоях, а наверху повсюду безжалостно уничтожена временем. Стена эта была построена из сырцового кирпича и имела толщину около двух метров. Ее внешняя плоскость была декорирована вертикальными выступами — пилястрами. Стена эта неоднократно надстраивалась и ремонтировалась, и местами сохранились ее остатки трехметровой высоты. Теперь стало совершенно ясно, почему не удалось найти следов стены в Намазга-депе. Там раскапывались лишь верхние культурные слои, на уровне которых край древнего поселка полностью смыт и развеян. Правда, при продолжении работ на Алтын-депе выяснилось, что на отдельных участках обводная стена была менее значительна: она едва достигала полуметровой толщины и к ней изнутри примыкали жилые и хозяйственные помещения многокомнатных домов. Однако сам факт остался неоспоримым: жители крупных центров эпохи бронзы вынуждены были всегда заботиться о своей безопасности.

Таким образом, по нашему мнению, есть все основания именовать эти многолюдные обнесенные стенами поселки, бывшие центрами интенсивной ремесленной деятельности, первыми городами Средней Азии. Во всяком случае, если говорить осторожно, — поселениями протогородского типа. Древние города возникали не вдруг и не сразу, а прошли в своем развитии ряд этапов. Эти этапы достаточно хорошо прослеживаются в Южной Месопотамии на материалах древнего Шумера. Здесь мы видим, что города сложившегося раннеклассового общества имеют не просто обводные стены, а целую фортификационную систему с мощными башнями и предвратными сооружениями. Царский дворец и укрепленная цитадель служат яркими признаками далеко зашедшей социальной дифференциации.

Южнотуркменистанские центры эпохи бронзы еще не достигли этой высокой ступени: здесь нет ни мощных крепостных стен, ни царских дворцов, ни цитаделей. Но их развитие шло именно в этом направлении. Весьма показательно, например, что в самых верхних слоях Алтын-депе все чаще встречаются различные знаки, нацарапанные на глиняной посуде. Среди них преобладают крестовидные фигуры, но есть и знаки более сложных начертаний (табл. II). Не исключено, что мы имеем здесь дело с зарождением пиктографического письма, столь характерного для большинства раннеклассовых обществ.

Можно ли заключить, что археологам удалось открыть на юго-западе Средней Азии самое раннее классовое общество и древнейшие города этой страны, не уступающие по древности многим областям древнего Востока? Ведь кратко охарактеризованная выше культура может быть датирована второй половиной III — началом II тысячелетия до н. э., т. е. тем же временем, что и древнеиндийская цивилизация Хараппы. Если бы развитие культуры Алтын-депе и Намазга-депе продолжалось, ответ на этот вопрос мог быть только положительным, В таком случае на юге Средней Азии уже в середине или второй половине II тысячелетия до н. э. существовало бы раннеклассовое общество и городские цивилизации и вся последующая история страны пошла бы по иному пути. Однако произошло нечто совсем противоположное. Вместо подъема и прогресса мы видим повсюду упадок и разорение. Приходят в запустение поселения-гиганты. Жители страны теперь теснятся лишь в маленьких деревушках. Этот упадок виден во всех областях культуры. Печати теперь встречаются крайне редко, вместо изящной легкой керамики преобладают сосуды грубых тяжеловесных форм. Опустевшие руины Намазга-депе используются как кладбище жителями окрестных деревень. Все говорит о том, что развитие общества приостановилось. Грань цивилизации, порог раннеклассового общества остались неперейденными.



Упадок поселений на Среднем Востоке в эпоху бронзы


Причины и характер этого кризиса еще должны быть изучены. Возможно, имел место какой-то внутренний кризис в жизни племен, оставивших нам руины своих величественных центров. В условиях Средней Азии интенсивное поливное земледелие без правильного агрономического режима нередко приводит к преждевременному истощению и засолению обрабатываемых земель. В результате происходит резкое падение урожайности, забрасываются обширные сельскохозяйственные угодья. Сходные явления отмечены и для Месопотамии, и некоторые исследователи именно этим склонны объяснить известный упадок областей Южного Двуречья, уступивших роль центра Вавилону, который расположен севернее. Возможно, подобного рода экономические трудности были одной из причин распада крупных общин на юго-западе Средней Азии: истощенная земля могла прокормить лишь ограниченное число людей. Другими могут быть причины внешнего характера. Известно, что на юг в богатые земледельческие оазисы двигались с севера бедные, воинственные племена скотоводов. Археологи все чаще находят в областях древней земледельческой культуры то осколки грубой лепной посуды этих скотоводческих’ племен, то могилы пришельцев. Пока не обнаружено достоверных признаков борьбы древних оседлых центров с воинственными пришельцами, но вполне вероятно, что именно в этой борьбе был сокрушен южнотуркменистанский древний мир.

Случаи упадка ранее высоких культур и движения как бы по нисходящей хорошо известны историкам. В том же II тысячелетии до н. э. отмечается явный регресс в областях, расположенных на противоположных полюсах тогдашнего цивилизованного мира. В Греции и на Крите в XIII–XII веках до н. э. приходит в упадок крито-микенская культура, оставившая нам замечательные тысячекомнатные дворцы, породившие легенду о лабиринте, и памятники письма, расшифровка которых — одно из наиболее выдающихся достижений исторической науки XX века. Искусство письма было забыто настолько основательно, что впоследствии греческий алфавит складывается на совершенно иной основе. Еще более ошеломляющим было запустение в середине II тысячелетия до н. э гигантских древнеиндийских городов, известных нам, как и Намазга-депе, по позднему названию их руин — Мохенджо-Даро и Хараппы. И здесь, как и в Греции, было надолго утеряно искусство письма, и здесь налицо значительный разрыв традиций, перерыв постепенности.

Как и в Средней Азии, разные события были причиной этих явлений, и в их толковании еще нет полного единства среди историков. Вероятно, здесь сказались и какие-то внутренние затруднения древних обществ, и нашествие племен. В Греции это были дорийцы, в Индии, возможно, арии, предки современного индоязычного населения. Вполне вероятно, что все эти события имеют какую-то внутреннюю связь и что изменения, наблюдаемые в Средней Азии, — составная часть глубоких исторических процессов. Как бы то ни было, древнее общество на юго-западе Средней Азии остановилось на какое-то время у непройденного рубежа. Безмолвно стоят оплывшие холмы, покрытые порыжелой травой, — фуины поселений, которым так и не суждено было стать подлинными городами. Невольно вспоминается горестная литургия, составленная шумерскими жрецами после вражеского нашествия:

Вне города окрестности города воистину разрушены

(увы, мой город! — скажу я),

Внутри города внутренний город воистину разрушен

(увы, мой дом! — скажу я),

Мои дома внутри города воистину разрушены

(увы, мой дом! — скажу я).

Город мой, как непорочная овца, не пасется — ушел

его истинный пастырь![2]


…………………..

Примечание. К сожалению, замечательные памятники эпохи бронзы, расположенные в Южной Туркмении, плохо опубликованы. См. о них «Труды Южно-Туркменистанской археологической комплексной экспедиции» (ЮТАКЭ). т. VII, Ашхабад, 1956 и статью Б. А. Литвинского, Намазга-тепе в «Советской этнографии», 1952, № 4. Общую историческую картину см. в «Истории Туркменской ССР», т. 1, кн. 1, Ашхабад, 1957, но приведенные там сведения уже несколько устарели. Раскопки Алтын-депе производились А. Ф. Ганялиным и А. А. Марущенко.

Загрузка...