Страна тысячи городов

ЛЕГЕНДЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Осенью 1954 года грузовая машина, до предела нагруженная экспедиционным оборудованием, вышла из небольшого среднеазиатского города Байрам-Али и взяла курс на север. Скоро позади остались глинобитные дома колхозных селений, окруженные приветливой листвой деревьев. Дальше сопровождали машину хлопковые поля и бахчи арбузов и дынь, на которых уже набирал полную силу урожай. Но вот машина покатила по пустынной степи, направляясь к маячащим на севере первым грядам великой среднеазиатской пустыни Кара-Кумы. Такой маршрут выглядел несколько необычным для сидевших в машине археологов. Дело в том, что наиболее интересные памятники старины оставались уже позади. Там, прямо на окраине Байрам-Али, начинались величественные руины, развалины древнего Мерва, знаменитого Мерва — Шахиджана, одного из крупнейших городов Востока, бывшего одно время фактической столицей всего Арабского халифата. Казалось бы, что можно найти в поселках и деревнях, теснящихся вокруг блестящей столицы с ее прославленными мечетями и библиотеками? Однако археологи, выбирая маршрут, преследовали совершенно определенную цель. Они предпринимали очередную попытку обнаружить наконец памятники, рисующие не расцвет городской культуры, а первые этапы ее становления. Решение этой задачи было уже насущной потребностью исторической науки. Высокий уровень городской культуры Средней Азии в эпоху средневековья уже давно не вызывал никаких сомнений. К 1954 году усилиями нескольких экспедиций почти во всех среднеазиатских республиках была обнаружена и более древняя городская цивилизация, современница республиканского и императорского Рима. Однако истоки этой цивилизации все еще оставались загадочными и неуловимыми. А вместе с тем у древних авторов сохранились отдельные упоминания, подтверждающие, видимо, факт древнего существования первых среднеазиатских городов.

Так, римский историк Тацит сохранил следующее описание осмотра полководцем Германиком развалин египетских Фив. «На громадных сооружениях сохранялись еще египетские письмена, заключавшие в себе свидетельство о прежнем богатстве. Один из старейших жрецов, которому Германик приказал изъяснить отечественную речь, сообщил, что некогда тут жило семьсот тысяч человек способного к оружию возраста и что с этим войском царь Рамзес завоевал Ливию, Эфиопию, Мидию, Персию, Бактрию, Скифию… Были прочтены и назначенные этим народам дани, сумма серебра и золота, количество оружия и лошадей, дары в храмы, слоновая кость и благовония и какое количество хлеба и других предметов потребления должен был доставлять каждый народ». Среди названных здесь стран самой отдаленной от Египта является Бактрия. Так в древности именовалась страна, объединявшая оазисы Северного Афганистана и южной части Узбекской и Таджикской ССР. Казалось бы, какая научная сенсация: войска египетского фараона на берегах Аму-Дарьи! Но скорее всего египетский священнослужитель стремился произвести впечатление на удачливого варвара северной страны, утвердившей свою власть на родине Осириса и Изиды. Никогда никто не мог предположить, что египетские воины проникали так далеко на восток. Во всяком случае среди бесчисленного количества древних надписей, известных сейчас египтологам, нет ни одной, которая хотя бы отдаленно напоминала этот текст, призванный поразить воображение Германика. В этом тексте, однако, важно другое: упоминание жрецом Бактрии как страны, присоединение которой должно было придать особую славу и блеск подвигам древнеегипетского фараона.

Действительно, в античной литературе за Бакгрией упорно сохранялась слава страны весьма древней и высокой культуры. Диодор, автор красочной «Исторической библиотеки», которой зачитывались многие поколения древней интеллигенции, приводит подробный рассказ о походе в Бактрию ассирийского царя Нина и его жены Семирамиды. Семирамида, эта легендарная владелица седьмого чуда света — висячих садов в Вавилоне, является исторической Саммурамат, бывшей с 810 г. до н. э полновластной регентшей воинственной ассирийской державы. Для далекого похода, повествует Диодор, ассирийцы собрали 1700 тысяч пеших воинов и 210 тысяч всадников. Войско бактрийского царя тоже характеризуется огромной цифрой, призванной поразить воображение читателя — 400 тысяч человек. Во владении бактрийского царя была, согласно Диодору, густонаселенная страна с многочисленными городами, а столица — город Бактры — имела мощную цитадель — акрополь. Лишь с большим трудом удалось ассирийцам завоевать эту страну и то лишь благодаря хитроумной уловке, примененной Семирамидой при штурме бактрийской цитадели. Бесчисленные сокровища, золото и серебро достались победителям, которые направились затем в поход на Индию. Это красочное описание древнего историка ставило перед исследователями по крайней мере две проблемы. Первая из них — это вопрос о самом существовании древнебактрийокого царства. Ведь если в Бактрии уже в IX–VIII веках до н. э. существовали многочисленные укрепленные города, то именно этот период следовало рассматривать как начальный рубеж городской цивилизации Средней Азии. Не менее интригующей была и вторая проблема — о возможности похода ассирийских армий столь далеко на восток. Поэтому не случайно это сообщение греческого писателя долгое время служило предметом бесконечных дискуссий. Помилуйте, говорили скептики, поход ассирийцев в IX–VIII веках до н. э. в бассейн Аму-Дарьи, чем это лучше рассказов о собакоголовых людях и муравьях, собирающих золото, имеющихся, кстати, у того же Диодора. Было, правда, одно обстоятельство, заставлявшее внимательнее взглянуть на этот рассказ, действительно производящий впечатление легенды. Диодор не скрывает своего источника, из которого он позаимствовал историю Семирамиды. Это было не дошедшее до нас сочинение другого грека, Ктесия Книдского. Ктесий из Книды, видный врач своего времени, младший современник отца истории Геродота, попал пленником ко двору персидских царей, где и прожил почти семнадцать лет (414–398 годы до н. э). Естественно возникал вопрос — не отразились ли в рассказах Ктесия о бактрийской державе какие-то предания, сохранившиеся в столице персидских владык. Скептики отвечали категорическим отрицанием. Нам хорошо известна военно-политическая история Ассирии, утверждала эта группа исследователей, и по подлинным ассирийским анналам мы знаем о крупных восточных походах в пору регентства Саммурамат. Но эти походы едва ли достигали областей восточнее современной иранской столицы Тегерана. Ктссий же — хвастливый выдумщик и фантазер, которому не давала покоя заслуженная слава вдумчивого и осторожного Геродота. Какую же ценность могут иметь его сообщения о городах и цитаделях Бактрии? Действительно, было трудно отрицать, что текст приведенный в «Исторической библиотеке», более похож по форме на занимательный роман, чем на отрывок из исторической хроники. Таким образом, все снова повисало в воздухе и проблема оставалась нерешенной. Можно было трижды и четырежды перечитывать слова Диодора (сообщения, имевшиеся у других авторов, были отрывочными и скудными), можно было смотреть на свет пожелтевшие страницы древних рукописей, сохранивших это сообщение, но ничего нового в них не открывалось. Необходимы были новые данные, чтобы решить так или иначе проблему древнебактрийских городов. В письменных источниках такие данные отсутствовали, и дать их мог лишь археологический материал.

Однако археологические памятники IX–VIII веков до н э., современники Семирамиды, упорно не давались в руки археологов. Вот уже в древнем Самарканде, в низовьях Аму-Дарьи — прославленном в веках Хорезме и, наконец, в том же Мерве обнаружены предметы, датируемые VI–IV веками до н. э., т. е. временем вхождения Средней Азии в мировую империю Ахеменидов. Но более ранние памятники оседлых культур все еще отсутствовали, и их отсутствие было поразительным. Невольно закрадывалось сомнение, а не следует ли в самом деле относить сведения о древнебактрийских городах к числу приукрашенных фантазией сказок и легенд. Эти проблемы и эти сомнения занимали исследователей, отправившихся в экспедицию к северным окраинам Марийского оазиса (так звучит ныне древнее имя Мерва) Туркменской ССР.

Лагерь был разбит в пустынной степи у подножия холмов древнего поселения, которое на карге носило имя, данное им современными пастухами, — Яз-депе. Быстро появилась ровная линия палаток, равнявшихся по фронту на два шеста с прибитыми к ним умывальниками, были сгружены плоские деревянные бочки-челеки с пресной водой, привезенной за 39 километров, и началась работа. Размеренно потянулась обычная лагерная жизнь.

Для решения «проблемы Ктеоия» Яз-депе было выбрано не случайно. Долина реки Мургаб, где находятся развалины Мерва и многие другие памятники, в древности образовывала область, называвшуюся Маргианой. Как сообщают письменные (источники, Маргиана была тесно связана с Бактрией, а нередко — прямо входила в состав последней. Так было, в частности, в VI в. до н. э., когда ахеменидский «царь царей» Дарий, сообщив в Бисутунской надписи о кровавом подавлении восстания маргианцев пролив чужеземного ига, лаконично заключает: «После этого страна стала моей. Вот что мною сделано в Бактрии».

Именно в Маргиане можно было с большими основаниями ожидать открытия памятников желанной древности. Здесь к северу от современного оазиса тянулась широкая полоса мертвой земли, усеянной древними развалинами. Одни из них пришли в запустение со времени нашествия стремительных туменов Тулия, сына Чингис-хана, подвергших в 1221 году жесточайшему разгрому Мерв и его окрестности. Другие имели еще более почтенный возраст. Кроме того, здесь были открыты археологами остатки стены, построенной в III веке до н. э. Антиохом вокруг оазисов Маргианы. Вне пределов этой стены, ныне представляющей собой оплывший вал, вытянувшийся по степи наподобие железнодорожной насыпи, оставалось еще значительное число памятников. Среди них одним из наиболее крупных и значительных было именно Яз-депе. Здесь даже на поверхности холмов можно было собрать осколки глиняной посуды и позеленевшие бронзовые наконечники стрел времени Дария. Уже первый сезон раскопок на Яз-депе показал правильность наших расчетов. Нижние слои памятника оказались относящимися именно к IX–VI векам до н. э., времени легендарной Бактрии античных историков. После трех лет раскопок удалось приподнять край завесы, сделать первый шаг к решению проблемы.

Яз-депе оказалось остатками крупного поселения. Возможно, это была даже столица всей Маргианы IX–VII веков до н. э. и во всяком случае резиденция одного из маргианских князьков. Правда, по сравнению с такими гигантами бронзового века, как Намазга-депе или Алтын-депе, площадь древнемаргианского центра была, казалось бы, не так уже и велика — около 16 гектаров. Однако холмы Яз-депе в отличие от поселений эпохи бронзы имели архитектурно организующий центр — мощную цитадель. Для ее сооружения была возведена из сырцового кирпича платформа восьмиметровой высоты. Если учесть, что площадь этой платформы равнялась одному гектару, то нетрудно подсчитать, что на ее сооружение ушло свыше четырех миллионов громоздких сырцовых кирпичей, вчетверо превосходящих своими размерами наш современный кирпич прямоугольного формата.

Большая часть цитадели была занята плохо сохранившимися постройками, видимо, хозяйственного назначения. Однако в южной ее части обособленно от других возвышалось монументальное здание. В одной из его частей располагались вытянутые в четыре ряда узкие коридорообразные помещения, перекрытые сводами. Материалом для постройки служил все тот же сырцовый кирпич. К востоку от этих коридоров находился большой прямоугольный зал. Возможно, здание было частично двухэтажным, но до нашего времени сохранились лишь остатки стен двухметровой высоты. Все здание характеризует массивность, стремление к монументальности. Оно резко отличается от многокомнатных жилых домов с тонкими стенами, характерных для эпохи бронзы. Скорее всего это здание было когда-то дворцом местного правителя, чьей резиденцией являлась могущественная цитадель.

На цитадели было найдено и оружие ее древнего гарнизона. Помимо разнообразных бронзовых наконечников стрел, это были биконические ядра для пращи, сделанные из обожженной глины или из гладко отшлифованных камней. И те и другие делались весьма увесистыми; будучи пущенными умелой рукой, они могли нанести тяжелую рану штурмующему врагу. Именно так — камнем, пущенным из пращи, — был тяжело ранен в голову и в шею Александр Македонский при штурме в 329 году до н. э. одного из среднеазиатских городков, расположенных около Сыр-Дарьи. В одном из помещений оказались сложенные кучей овальные ядра более крупных размеров, правда сделанные уже из необожженной глины. Возможно, их метание производилось с помощью какого-либо механизма. Однако самих крепостных стен на цитадели обнаружить не удалось: они были полностью уничтожены природой за прошедшие столетия. Повсюду, где производились раскопки, край холма цитадели образовывала лишь ее платформа. Правда, остатки обводной стены были открыты в нижних слоях на примыкающем к цитадели селении. Но мы уже знаем по памятникам бронзового века, как плохо сохраняются на краю размываемых холмов древние стены, бывшие некогда надежной защитой укрывавшихся за ними людей.

Проведенные разведки показали, что Яз-депе далеко не одиноко в пустынной степи, простирающейся за пределами стены Антиоха. Само оно было центром целой группы поселений, а далее к востоку располагался другой оазис, столицей которого также было крупное поселение с цитаделью, хотя и менее значительной, чем яз-депинская.

Сомнений быть не могло — наконец удалось открыть памятники IX–VII веков до н. э., и это оказались укрепленные поселения с цитаделями. Видимо, в ктесиевой легенде все-таки имелось какое-то зерно истины, что вскоре нашло новое подтверждение. На землях Парфии, западной соседки Маргианы, были произведены раскопки на поселении, не уступающем по своим размерам Яз-депе и подобно этому последнему являющемся остатками древнего местного центра. Елькен-депе — таково было наименование этих руин — расположено неподалеку от Намазга-депе. Однако в отличие от этого поселения эпохи бронзы на Елькен-депе имелась мощная цитадель, где в качестве платформы был использован оплывший холм более древнего поселка. Еще ранее стали известны центральные укрепления на памятниках, расположенных в степях Юго-Западной Туркмении и также относящихся к первой трети I тысячелетия до н. э. Но раскопки на них в отличие от Яз-депе и Елькен-депе не проведены и до сих пор.

Правда, все это были лишь подступы к собственно Бактрии, а сама бактрийская территория, казалось бы, не имела совершенно никаких памятников ранее VI–IV веков до н. э. Здесь города и поселения в течение многих тысячелетий существовали на одном месте, и поэтому нелегко было изучать самые нижние, а следовательно, и самые древние слои. В Южной Бактрии, входящей в настоящее время в состав Афганистана, работали по преимуществу французские археологи, предпочитавшие, как правило, исследовать лишь памятники, на которых попадались внешне броские и эффектные произведения искусства. В 1947 году на развалинах Бактр, древней столицы Бактрии, ими заложена серия узких шурфов, в которых были найдены лишь обломки глиняной посуды. В расположении этих находок по слоям авторы раскопок не удосужились как следует разобраться. Опираясь на классификационные схемы советских археологов, можно было сказать, что здесь имеется материал VI–IV веков до н. э Но более древние периоды истории Бактрии все еще оставались загадкой.

Новый шаг удалось сделать лишь в 1962–1964 годах, когда одним из ташкентских археологов неподалеку от Термеза был открыт и раскопан холм Кучук-депе. Оказалось, что он содержит остатки именно той древнебактрийской культуры X–VII веков до н. э… которую так давно и так упорно ищут археологи. Во многом эта культура напоминала маргианское Яз-депе. Сходство прослеживалось и в глиняной посуде, и в бронзовых ножах, и стрелах. В одном отношении, правда, Кучук-депе превосходило своего маргианского собрата: здесь сохранилась обводная стена. Отдельно стоящий дом, остатками которого является Кучук-депе, располагался на четырехметровом цоколе. По краю овального в плане дома, состоявшего из нескольких помещений, шла стена почти шестиметровой высоты. Основательно был укреплен, этот домик, затерянный среди степей аму-дарьинского правобережья. Поэтому нетрудно представить, насколько солидной должна быть фортификация бактрийских городов того же времени. И недаром. Это было время беспрестанных столкновений отдельных князьков, время набегов кочевников, разорявших оазисы, угонявших скот. Не случайно как хорошо вооруженный воин описывается в Авесте, собрании религиозных текстов, в первой половине I тысячелетия до н. э., Митра — одно из наиболее популярных зороастрийских божеств:

Попытаемся сформулировать возможные выводы, которые позволяет сделать имеющийся материал. В первой трети I тысячелетия до н. э. Средняя Азия, во всяком случае ее южные области, состояла из оседлоземледельческих оазисов, центрами которых были крупные поселения с мощными цитаделями — этим верным признаком социальной дифференциации. Вероятно, перед нами резиденции тех мелких царьков и правителей, которые в Авесте именуются дахьюпатами и управляют областями — дахью. Скорее всего такими маргианскими дахью были и исследованные археологами маргианокие оазисы. Следут считать, что крупные укрепленные центры наподобие Яз-депе и сходных с ним памятников являются остатками поселений городского типа или поселений, близко подошедших к этой грани. О том, что соответствующий переход еще не совершился окончательно, может свидетельствовать и отсутствие специального термина для обозначения города в авестийских текстах. С другой стороны, не вполне ясно — не к более раннему ли периоду относится применяемая в Авесте терминология поселений.

Во всяком случае становление городских цивилизаций в южных областях Средней Азии шло в это время быстрыми темпами. На это указывают, в частности, и данные о развитии хозяйства. Если Митра как одно из верховных божеств облачался в золотую кирасу, то к услугам рядовых воинов уже было более совершенное вооружение. X–VII века до н. э. были временем распространения железа, которое неоднократно упоминается в Авесте и встречается также при раскопках древних поселений. Некоторые виды изделий еще традиционно изготовлялись из бронзы, но в целом новый металл был освоен уже достаточно широко. Это привело к усложнению видов ремесленной деятельности, и недаром в той же Авесте особо упоминаются специалисты-ремесленники.

Железо шло не только на изготовление мечей и копии, но также на лопаты и серпы. Скорее всего» именно железная лопата и мотыга с железным наконечником в значительной мере обусловили возможность проведения больших оросительных каналов. Как в Месопотамии и Египте, ирригационное земледелие было тем экономическим фундаментом, на котором складываются древнейшие городские цивилизации Средней Азии. Этот скачок в развитии производительных сил пока лучше всего прослеживается по южнотуркменистанским материалам. Ранние земледельцы, теснившиеся здесь, в небольших оазисах прикопетдагской равнины, как правило, пользовались для полива своих полей сравнительно несложным лиманным способом орошения. В этом случае поля, огражденные валиками, заливают паводковыми водами. Небольшие речки и ручьи этого района, собственно говоря, не требовали сколько-нибудь крупных работ в области ирригации. Но вот после кризиса, поразившего южнотуркменистанские протогорода в начале II тысячелетия до н. э, а может быть, частично и в результате этого кризиса, начинается расселение земледельческих общин на новых территориях. На западе древние земледельцы проникают на засушливую Мисрианскую равнину Прикаспия, на востоке осваивают низовья сравнительно крупной среднеазиатской реки Мургаб. В обеих областях значительное освоение невозделанных пространств было невозможно без прогресса в области ирригационного хозяйства. И этот прогресс происходит. В дельте Мургаба и в Юго-Восточном Прикаспии появляются крупные магистральные каналы длиной в несколько десятков километров. Именно такой магистральный канал доставлял воду жителям яз-депинского оазиса.

Полноводные каналы, несущие на поля спасительную влагу, мощные цитадели, возвышающиеся над глинобитными мазанками простых смертных, многочисленные отряды воинов, вооруженных копьями и мечами из блестящего железа, возглавляемых вождями на колесницах, — такой вырисовывается сейчас Средняя Азия X–VII веков до н. э. В каком же соотношении находится эта картина с заманчивой легендой о древнебактрийском царстве, которой греческие историки услаждали слух древних читателей. Во всяком случае на первый вопрос — о времени рождения городской цивилизации — можно ответить вполне определенно.

Да, существовали в Средней Азии в IX–VII веках до н. э крупные поселения с цитаделями — этот вывод со всей очевидностью вытекает из материалов, добытых археологами. Вполне вероятно, что среди царьков и правителей отдельных районов и областей были полководцы, подчинившие своей власти менее удачливых соседей. Таким объединением нескольких областей (дахью) под властью одного правителя и могла быть Бактрия ктесиевской легенды. Однако пока остается открытым второй вопрос — о возможности похода тяжеловооруженной ассирийской пехоты на берега Аму-Дарьи. Тщательный анализ царских анналов Ассирии показывает, что как раз в конце IX — начале VIII веков до н. э., в правление Саммурамат (ктесиевской Семирамиды) и ее сына Ададнирари III ассирийские войска совершили ряд походов далеко на восток, достигнув, в частности, берегов Каспийского моря. Источники не дают прямого ответа на вопрос — была ли Бактрия среди стран, испытавших в эту пору вражеское нашествие. Но не приходится сомневаться в том, что сама эта страна была хорошо известна грозным воителям древнего Востока. В ассирийских архивах сохранилось следующее любопытное донесение: «Царь, господин мой, не знает, что я поднялся в горную местность за лазуритом, но когда я унес лазурит, страна восстала против меня. Если изволит царь, господин мой, пусть придут большие воинские силы и заберут лазурит; только я с ними не буду ни есть хлеба, ни пить воды, ни проходить рядом с ними, не буду вставать к твоему гонцу и о благополучии царя, моего господина, не буду спрашивать. Царь, господин мой, не должен считать это за грех». Хотя в этом тексте страна и не названа, речь идет скорее всего о Бактрии, бывшей основным поставщиком лазурита на древнем Востоке. Возможно, именно ее достиг ловкий эмиссар, опасающийся разоблачения. Поэтому вполне возможно, что когда археологи откроют и раскопают крупные центры на территории собственно Бактрии, то у стен этих городов будут найдены следы ожесточенных битв с воинами Семирамиды. В археологии не так уж редки случаи, когда раскопки открывают останки солдат, павших при штурме древних городов и крепостей.

Во всяком случае с IX–VII веков до н. э. начинается неуклонное развитие городских цивилизаций Средней Азии. В середине I тысячелетия до н. э., когда вся страна входит в состав обширной ахеменидокой империи, города, окруженные стенами, становятся центрами оседлых оазисов. Их описание оставили сподвижники Александра Македонского, которым в 329–327 годах до н. э. пришлось осаждать многие из них.

Остатки городов изучаются и археологами. Так, в низовьях Аму-Дарьи, в том самом Хорезме, о разрушении культуры которого арабскими завоевателями скорбел Бируни, раскапывалось крупное городище Кюзели-гыр. Возможно, оно является остатками древнехорезмиискои столицы VI–IV веков до н. э Массивные стены городища возведены из сырцового кирпича и фланкированы башнями. В центре располагалось монументальное сооружение, скорее всего дворец правителя.

О высоком уровне культуры свидетельствуют и памятники искусства. Еще в XIX веке на территории Северной Бактрии было обнаружено собрание ценных предметов, известное в науке под именем Аму-дарьинского клада. Здесь имеются вещи, привезенные из ахеменидского Ирана, и импорт из далекой Эллады. Можно выделить и группу изделий местных мастеров. Такова золотая маска безбородого мужчины с правильными чертами лица, но с каким-то застывшим выражением, полным вместе с тем внутренней силы (табл. III). Несомненно, перед нами образец местной скульптурной традиции, своеобразный реализм которой предвосхищает расцвет греко-бактрийского и кушанского искусства. Хорезм, Бактрия, Маргиана, Парфия и Согд — основные области Средней Азии этого времени. Эти районы стали главными центрами нового, блестящего подъема городской культуры древней Средней Азии, начавшегося в III веке до н. э., когда страна оправилась от ран, нанесенных греко-македонским нашествием и последующими смутами.

Примечание. Полную публикацию раскопок на Яз-депе см.: В. М. Массон, Древнеземледельческая культура Маргианы, М. — Л., 1959. Общество Авесты лучше всего разобрано в «Истории таджикского народа» (т. 1, М., 1963), в третьей главе. Из городов ахеменидского времени в Средней Азии лучше других изучены Кюзели-Гыр в Хорезме («Труды Хорезмской археолого-этнографической экспедиции», т. II, М., 1958, стр. 143–152) и соответствующие слои Мерва (см. статью З. И. Усмановой, О времени возникновения поселения на месте городища Эрк-кала, — «Известия АН Туркменской ССР, 1960, № 4). См. также М. М. Дьяконов. Сложение классового общества в Северной Бактрин, — сб. «Советская археология», г. XIX, М. — Л., 1954. Материалы раскопок Л. И. Альбаума на Кучук-тепе пока еще не изданы, имеется лишь предварительная информация, например тезисы в кн.: «Материалы сессии, посвященной итогам археологических и этнографических исследований 1964 года в СССР», Баку, 1965, стр. 59–60.