Пять благоприятных облаков


Этот случай произошел в 663 году, когда судья Ди всего лишь неделю как заступил на свою первую самостоятельную государственную должность — окружного судьи Пэнлая, отдаленного округа на северо-восточном побережье Китайской империи. Сразу по прибытии туда он столкнулся с тремя загадочными преступлениями, описанными в романе «Золото Будды». Там упоминается процветающая отрасль промышленности Пэнлая — кораблестроение, а также господин Ии Пен, богатый судовладелец. Данный же рассказ начинается в суде, в личном кабинете судьи Ди, где он совещается с Ии Пеном и двумя другими почтенными господами; они как раз закончили детальное обсуждение проекта судьи Ди о передаче судостроения под государственный контроль.

— Что ж, господа, — с довольной улыбкой обратился судья Ди к своим гостям, — я полагаю, вопрос решен.

Совещание в его кабинете началось около двух часов, а сейчас была уже половина пятого. Но он не считал это время потраченным впустую.

— Похоже, что разработанные нами правила охватывают все возможные обстоятельства, — по обыкновению тщательно выговаривая каждое слово, произнес господин Хо. Этот скромно одетый мужчина средних лет был отставным секретарем министра юстиции.

Повернув голову к сидящему справа богатому судовладельцу Хва Мину, он добавил:

— Согласитесь, господин Хва, что этот план обеспечивает справедливое урегулирование ваших разногласий с присутствующим здесь господином Ии Пеном.

Хва Мин состроил гримасу.

— «Справедливость» — это хорошее слово, — сдержанно произнес он, — но как торговцу мне куда более по душе слово «выгода»! Если у меня развязаны руки в конкуренции с господином Ии, то результат не обязательно может быть справедливым, нет… Но он должен быть чрезвычайно выгодным — для меня!

— От кораблестроения зависит береговая оборона, — холодно заметил судья Ди. — Власти империи не дозволяют частной монополии. Мы весь день потратили на решение этого вопроса и, благодаря, в частности, превосходной технической консультации господина Хо, наконец разработали документ, ясно излагающий правила, которым надлежит следовать всем судовладельцам. Я ожидаю, что и вы оба будете придерживаться этих правил.

Господин Ии Пен с достоинством кивнул. Судье нравился этот расчетливый, но честный человек. Далеко не столь высоко оценивал он господина Хва Мина, который, по слухам, не чурался темных делишек и часто влипал в истории из-за женщин. Судья Ди подал писарю знак наполнить чашки, после чего откинулся в кресле. Весь день стояла жара, но сейчас с моря подул прохладный ветерок и принес в комнату аромат цветущей за окном магнолии.

Господин Йи поставил чашку и вопросительно посмотрел на секретаря Хо и Хва Мина. Пришло время откланиваться.

Вдруг дверь отворилась, и на пороге появился старшина Хун, старый доверенный помощник судьи Ди. Он подошел к столу и сказал:

— Там некто прибыл со срочным сообщением, ваша честь.

Судья Ди встретился с ним глазами.

— Прошу прощения, — обратился он к своим гостям и вышел из кабинета вслед за старшиной.

Когда они оказались в коридоре, Хун шепотом произнес:

— Это дворецкий господина Хо, ваша честь. Он прибыл доложить своему хозяину, что госпожа Хо покончила с собой.

— Небеса всемогущие! — воскликнул судья. — Вели ему подождать. Лучше мне самому сообщить господину Хо это страшное известие.

— Она повесилась, ваша честь. В садовой беседке, во время послеобеденного отдыха. Дворецкий тут же кинулся сюда.

— Какое несчастье для господина Хо. Мне по душе этот малый. Слегка суховат, но очень добросовестен. И законник искусный.

Он горестно покачал головой, а затем вернулся в свой кабинет. Сев за стол, он с печалью в голосе обратился к Хо:

— Пришел ваш дворецкий, господин Хо. Он принес ужасную весть касательно госпожи Хо.

Хо вцепился в ручки кресла.

— Моей жены?

— Похоже, она покончила с собой, господин Хо.

Господин Хо привстал, но тут же снова рухнул в кресло. Безжизненным голосом он произнес:

— Случилось то, чего я боялся. Она… она была так угнетена в последние недели. — Он провел рукой по глазам, а потом спросил: — Как… как она это сделала, ваша честь?

— Ваш дворецкий сообщил, что она повесилась. Он ожидает, чтобы проводить вас домой, господин Хо. Я немедленно пошлю туда судебного врача, чтобы он подготовил свидетельство о смерти. Вам, конечно, захочется побыстрее покончить с формальностями.

Господин Хо, казалось, не слышал его.

— Умерла! — бормотал он. — Всего через несколько часов после того, как я попрощался с ней! Что же мне делать?

— Мы, разумеется, окажем вам всяческую помощь, господин Хо, — сочувственно произнес Хва Мин. Он добавил еще несколько соболезнующих фраз, к которым присоединился Йи Пен.

Но Хо по-прежнему будто ничего не слышал. С искаженным лицом он уставился в одну точку. Вдруг он поднял глаза на судью и после некоторого колебания заговорил:

— Мне нужно время, ваша честь, немного времени, чтобы… я не хочу злоупотреблять вашей добротой, но… может быть, ваша честь пошлет кого-нибудь соблюсти формальности от моего лица? Тогда я смогу прийти домой после… после того, как… когда тело уже…

Он замолк и только умоляюще смотрел на судью.

— Конечно, господин Хо! — тут же отозвался судья Ди. — Вы останетесь здесь и выпьете еще чашку чая. Я лично отправлюсь к вам домой вместе с судебным врачом и распоряжусь насчет временного гроба. Это самое малое, что я могу сделать для вас. Вы никогда не отказывали мне в ценных советах и сегодня опять посвятили весь день работе в суде. Нет, я настаиваю, господин Хо! А вы, господа, побудьте с нашим другом. Я вернусь примерно через полчаса.

Старшина Хун ожидал во дворе вместе с маленьким толстяком с козлиной бородкой. Хун представил его как дворецкого Хо. Судья Ди сказал толстяку:

— Я уже все сообщил господину Хо; ты можешь возвращаться, дворецкий. Я также вскоре приду. — И добавил, обращаясь к старшине Хуну: — А ты, Хун, ступай пока в суд и разбери поступившие бумаги. Когда я вернусь, мы просмотрим их вместе. Где два моих помощника?

— Ма Жун и Цзяо Тай муштруют стражников на главном дворе, ваша честь.

— Хорошо. Я возьму с собой только начальника стражи и двоих его людей. Они положат тело в гроб. Когда Ма Жун и Цзяо Тай покончат с занятиями, они могут быть свободны. Вечером они мне не понадобятся. Позови врача и вели подавать паланкин.

Толстячок дворецкий поджидал судью в небольшом дворике перед скромным особняком господина Хо. Две служанки с покрасневшими глазами топтались у сторожки. Начальник стражи помог судье Ди вылезти из паланкина. Судья приказал ему и двум стражникам ждать во дворе, а затем велел дворецкому проводить их с судебным врачом в беседку.

Коротышка повел их вдоль дома по открытой галерее к большому саду, окруженному высокой стеной, а потом — по аккуратной тропинке, вьющейся среди цветущих кустов, — в самый отдаленный уголок этого сада. Там, в тени двух раскидистых дубов, стояла восьмиугольная беседка, воздвигнутая на круглой кирпичной площадке. Остроконечную крышу, выложенную зеленой черепицей, венчала золоченая сфера, а колонны и замысловатые оконные решетки были покрыты ярко-красным лаком. Судья преодолел четыре мраморные ступеньки и отворил дверь.

В небольшом помещении с высоким потолком было жарко, в воздухе витал резкий аромат каких-то чужеземных благовоний. Глаза судьи Ди сразу остановились на бамбуковом ложе, стоявшем справа у стены. На нем была распростерта неподвижная женская фигура. Лицо было повернуто к стене; судья видел только густые пряди гладких волос, рассыпанные по плечам. Женщина была облачена в летнее платье белого шелка, на маленьких ступнях — белые атласные туфельки. Повернувшись к врачу, судья Ди произнес:

— Осмотрите тело, а я пока подготовлю свидетельство о смерти. Открой окна, дворецкий, здесь слишком душно.

Судья вынул из рукава официальный формуляр и положил его на стоящий у двери пристенный столик, затем осмотрел беседку. В центре, на резном столе розового дерева, находился чайный поднос с двумя чашками. Квадратный чайник был опрокинут; носик его уткнулся в крышку плоской медной коробки. Рядом лежал красный шелковый шнур. У стола стояли два стула с высокими спинками. Помимо двух бамбуковых полок с книгами и безделушками, занимавших пространство между окнами, другой мебели здесь не было. Верхнюю часть стен покрывали деревянные дощечки с текстами знаменитых стихотворений. В беседке ощущалась атмосфера покоя и хорошего вкуса.

Дворецкий наконец распахнул последнее окно. Он подошел к судье и показал на толстые, покрытые красным лаком балки, что пересекали сводчатый потолок. С центральной балки свисал красный шнур с растрепанным концом.

— Мы обнаружили ее висящей здесь, ваша честь. Горничная и я.

Судья Ди кивнул.

— Была ли госпожа Хо чем-то расстроена сегодня утром?

— Ах, нет, ваша честь, в полдень во время обеда она была в хорошем настроении. Но когда господин Хва Мин пришел к хозяину, она…

— Хва Мин, вы сказали? Зачем он приходил? Он знал, что в два часа встретится с господином Хо в моем кабинете.

Дворецкий смешался. Немного поколебавшись, он ответил:

— Готовя двум господам чайный стол в гостиной, я, ваша честь, не мог не услышать произносимых ими слов. Я понял, что господин Хва желал, чтобы мой хозяин дал вашей чести во время совещания выгодный ему совет. Он даже предлагал моему хозяину солидное… э-э… вознаграждение. Мой хозяин, разумеется, с негодованием отверг его.

Тут к судье обратился врач:

— Я бы хотел показать вашей чести нечто довольно странное.

Уловив волнение в голосе врача, судья Ди коротко приказал дворецкому:

— Отправляйся за горничной госпожи Хо.

Затем он подошел к ложу. Судебный врач повернул голову мертвой женщины. Перед судьей предстало сильно искаженное лицо, хотя было видно, что принадлежало оно очень красивой женщине. Ей можно было дать около тридцати лет. Врач откинул в сторону волосы и показал судье ужасный синяк на левом виске.

— Это первое, что беспокоит меня, ваша честь, — медленно проговорил он. — Второе же то, что смерть наступила от удушения, но при этом не смещен ни один из шейных позвонков. Сейчас я измерил длину шнура, свисающего с балки, петли, лежащей на столе, и высоту самой женщины. Легко понять, как она могла это сделать. Она встала на этот стул, затем на стол, перебросила шнур через балку, завязала на одном конце скользящий узел и затянула шнур на балке. Потом она сделала петлю на другом конце, надела ее на шею и шагнула со стола, опрокинув чайник. Когда она здесь висела, ступни ее находились всего в нескольких цунях[1] от пола. Петля медленно сжала горло, но шея ее не сломана. Нельзя не удивляться, почему она не поставила другой стул на стол и не прыгнула с него. Тогда она наверняка сломала бы шею и умерла мгновенной смертью. Если сопоставить этот факт с синяком на виске…

Не закончив, он многозначительно посмотрел на судью.

— Вы правы, — сказал судья Ди.

Он взял официальный формуляр и вновь засунул его в рукав. Теперь только небесам известно, когда ему удастся заполнить свидетельство о смерти. Вздохнув, он спросил:

— Что насчет времени смерти?

— Трудно сказать, ваша честь. Тело еще теплое, и конечности деревенеть пока не начали. Но при такой жаркой погоде и в этом душном помещении…

Судья рассеянно кивнул. Он смотрел на медную коробку. Она имела форму пятиугольника с закругленными углами, около одного чи{2}в диаметре и примерно в один цунь высотой. В меди были прорезаны дорожки, образующие узор из пяти связанных между собой спиралей. Сквозь эти отверстия можно было видеть, что коробка до краев наполнена коричневым порошком.

Врач проследил за взглядом судьи.

— Это часы-курильница, — заметил он.



— Несомненно. И рисунок, вырезанный в крышке, изображает Пять благоприятных облаков, где каждое облако представлено одной спиралью. Если кто-то воскурит благовоние в начале узора, оно будет медленно гореть, следуя по спиралям, будто по фитилю. Взгляните, чай, выплеснувшийся из носика опрокинувшегося чайника, залил центр третьей спирали, потушив благовоние примерно на половине этой части узора. Если бы мы могли точно узнать, когда были зажжены благовонные часы и сколько времени требуется огню, чтобы достичь центра третьей спирали, то установили бы приблизительное время самоубийства. Или, вернее…

Судья Ди прервал свой монолог, потому что в комнату вошел дворецкий. С ним была дородная женщина лет пятидесяти в аккуратном коричневом платье. Ее круглое лицо было заплакано. Увидев застывшую на ложе фигуру, она вновь разразилась рыданиями.

— Как долго она прослужила госпоже Хо? — спросил судья Ди у дворецкого.

— Больше двадцати лет, ваша честь. Она принадлежала семье госпожи Хо, а когда три года назад та вышла замуж, последовала за ней сюда. Она не слишком сообразительна, но женщина добрая. Хозяйка очень любила ее.

— Успокойся! — обратился судья к служанке. — Конечно, для тебя это ужасное потрясение, но чем быстрее ты ответишь на мои вопросы, тем раньше мы сможем надлежащим образом уложить тело в гроб. Скажи мне, ты знаешь, как пользоваться этими благовонными часами?

Она утерла рукавом лицо и вяло отозвалась:

— Конечно, знаю, ваша честь. Они горят ровно пять часов, по часу на каждую спираль. Как раз перед моим уходом хозяйка пожаловалась на затхлый воздух, и я зажгла благовоние.

— Когда это было?

— Около двух часов, ваша честь.

— Тогда ты в последний раз видела свою хозяйку живой, не так ли?

— Да, ваша честь. Когда господин Хва беседовал с хозяином в гостиной, я отправилась к хозяйке. Вскоре после этого хозяин пришел сюда, чтобы убедиться, что она удобно устроилась для послеобеденного отдыха. Хозяйка велела мне налить две чашки чая и сказала, что до пяти часов я больше ей не понадоблюсь и могу пойти вздремнуть. Она всегда была так внимательна! Я вернулась в дом и попросила дворецкого приготовить хозяину в спальне свежее серое одеяние для совещания в суде. Затем пришел и хозяин. После того, как дворецкий помог ему переодеться, хозяин приказал мне сходить за господином Хва. Они ушли из дома вместе.

— Где же был господин Хва?

— Он любовался цветами в саду, ваша честь.

— Именно так, — вступил в разговор дворецкий. — После беседы, о которой я только что докладывал вашей чести, хозяин попросил господина Хва подождать, пока он попрощается в беседке с госпожой Хо и переоденется. Похоже, господин Хва, оставшись в одиночестве в гостиной, заскучал и отправился полюбоваться садом.

— Понятно. А кто первый обнаружил тело, ты или служанка?

— Я, ваша честь, — отозвалась горничная. — Я пришла сюда часов в пять, может, чуть раньше, и… и увидела, что она висит здесь, на балке. Тогда я выбежала и позвала дворецкого.

— Я тут же встал на стул, — сказал дворецкий, — и перерезал шнур, а служанка обхватила тело обеими руками. Я снял петлю, и мы вместе перенесли тело на ложе. Мы изо всех сил массировали ее, пытаясь оживить, но было слишком поздно. Тогда я поторопился в суд, чтобы доложить хозяину. Если бы я обнаружил ее раньше…

— Вы сделали все, что могли, дворецкий. Теперь объясни мне вот что. Ты сказал, что во время обеда госпожа Хо была в прекрасном расположении духа, пока не явился господин Хва, так?

— Да, ваша честь. Когда госпожа Хо услышала, что я докладываю хозяину о прибытии господина Хва, она побледнела и немедленно удалилась в боковую комнату. Я видел, что она…

— Должно быть, вы ошибаетесь! — раздраженно перебила его служанка. — Я сопровождала ее, когда из боковой комнаты она направилась в беседку, и не заметила никакого расстройства.

Дворецкий уже готов был дать гневный отпор, но судья Ди взмахнул рукой и резко оборвал его.

— Отправляйся в сторожку и узнай у привратника, кого он впускал в дом после ухода твоего хозяина и господина Хва — зачем они приходили и как долго здесь оставались. Пошевеливайся!

Дворецкий поторопился исчезнуть, а судья Ди сел за стол. Неторопливо поглаживая бакенбарды, он молча рассматривал женщину, стоящую перед ним с опущенными глазами. Наконец он заговорил:

— Твоя хозяйка мертва. Твой долг — рассказать нам все, что может помочь обнаружить того, кто вольно или невольно способствовал ее смерти. Отвечай, почему приход господина Хва расстроил ее.

Служанка бросила на судью испуганный взгляд.

— Я действительно не знаю, ваша честь! Мне только известно, что за последние полмесяца она дважды ходила к господину Хва без ведома хозяина. Я хотела пойти с ней, но господин Фан сказал… — Вдруг она замолчала, густо покраснела и сердито прикусила губу.

— Кто такой господин Фан? — немедленно спросил судья Ди.

Она молчала, нахмурив брови. Затем пожала плечами.

— Ладно, все равно это выйдет наружу, да ничего плохого они и не делали. Господин Фан — художник, очень бедный и больной. Он жил в лачужке поблизости от нашего дома. Шесть лет назад отец моей хозяйки, отставной староста, нанял господина Фана учить мою хозяйку рисовать цветы. Ей тогда было всего двадцать два, а он был очень привлекательный молодой человек… Не удивительно, что они полюбили друг друга. Господин Фан такой приятный мужчина, а его отец, ваша честь, был знаменитым ученым. Но он потерял все свои деньги, и…

— Это неважно! Они были любовниками?

Служанка решительно затрясла головой.

— Как можно, ваша честь?! Господин Фан собирался попросить кого-нибудь переговорить со старостой относительно свадьбы. Хотя он и вправду был безнадежно беден, но, поскольку принадлежал к выдающейся семье, оставалась надежда, что староста даст согласие. Впрочем, как раз в это время у господина Фана усилился кашель. Он консультировался с лекарем и узнал, что страдает неизлечимой болезнью легких и умрет молодым… Господин Фан сказал ей, что они никогда не смогут пожениться и все их отношения были лишь мимолетными весенними грезами. Он собирался уехать подальше отсюда. Но она упросила его остаться; она сказала, что они вполне могут дружить по-прежнему и лучше, если она будет рядом, когда болезнь усилится.

— Они продолжали встречаться после того, как господин Хо женился на вашей хозяйке?

— Да, ваша честь. В этой беседке. Но только днем и всегда в моем присутствии. Ваша честь, я клянусь, что он ни разу к ней даже не прикоснулся!

— Господин Хо знал об этих посещениях?

— Нет, конечно же, нет! Мы ждали, пока хозяин не уйдет куда-нибудь по делам, потом я относила господину Фану записку от хозяйки, и он проскальзывал в сад, чтобы выпить с ней в беседке по чашечке чая. Я знаю, что господин Фан жил только этими редкими встречами все три года замужества моей хозяйки. А как она любила эти беседы! И только при мне, всегда…

— Вы потворствовали тайным свиданиям, — сурово изрек судья. — А возможно, и убийству. Ибо ваша хозяйка не покончила с собой, она была убита. В половине пятого, если быть точным.

— Но, ваша честь, какое может иметь к этому отношение господин Фан?! — возопила служанка.

— Вот это я и собираюсь выяснить, — мрачно проговорил судья.

Он повернулся к судебному врачу.

— Пойдемте в сторожку.

Командир стражников с двумя своими людьми сидел на каменной скамейке в переднем дворике. Вскочив и вытянувшись перед судьей, он спросил:

— Могу я распорядиться принести гроб, ваша честь?

— Нет, пока не надо, — угрюмо буркнул судья и проследовал дальше.

В домике привратника коротышка-дворецкий осыпал проклятьями усохшего старика в длинной синей рубахе. Два ухмыляющихся носилыцика-кули подглядывали в окно и с удовольствием прислушивались к доносящейся изнутри ругани.

— Этот человек утверждает, что никто не входил в дом, ваша честь. Но старый дурак сознался, что прилег вздремнуть между тремя и четырьмя. Позор! — с негодованием сообщил дворецкий. Пропустив эту тираду мимо ушей, судья спросил:

— Ты знаешь художника по имени Фан?

Изумленный дворецкий замотал головой, но тут заговорил старший кули:

— Я знаю господина Фана, ваше превосходительство! Он часто покупает миску лапши у моего отца на лотке, здесь, за углом. Он снимает чердак над бакалейной лавкой, за этим домом. Около часа назад я видел, что он стоит у калитки нашего сада.

Судья Ди повернулся к врачу.

— Пусть этот кули проводит вас к жилищу господина Фана. Приведите его сюда. Ни в коем случае не сообщайте господину Фану о кончине госпожи Хо. — Затем он приказал дворецкому:

— Отведи меня в гостиную. С господином Фаном я буду говорить там.

Гостиная оказалась довольно маленькой, но скромная с виду мебель была наивысшего качества. Дворецкий предложил судье удобное кресло за стоящим в центре столом и налил чашку чая, а затем удалился.

Неспешно потягивая чай, судья Ди с удовлетворением размышлял о том, что убийца, скорее всего, установлен. Он рассчитывал на то, что судебный врач застанет художника дома и допрос последует незамедлительно.

Судебный медик вернулся раньше, чем ожидал судья. С ним был высокий, худой человек, облаченный в изношенную, но чистую синюю рубаху, повязанную черным бумажным кушаком. Незнакомец обладал весьма благородным лицом, украшенным короткими черными усами. Несколько прядей выбивались из-под выцветшей черной шапки. Судья отметил его большие, лихорадочно горящие глаза, а также красные пятна на ввалившихся щеках. Он предложил ему занять место по другую сторону стола. Судебный врач налил гостю чашку чая и встал за его стулом.

— Я наслышан о ваших трудах, господин Фан, — приветливо начал судья, — и давно хотел с вами познакомиться.

Художник разгладил рубаху длинной, нежной ладонью. Его речь выдавала в нем образованного человека.

— Я в высшей степени польщен вашим вниманием, ваша честь, — сказал он. — Хотя мне трудно поверить, что вы срочно призвали меня сюда, в дом господина Хо, только для того, чтобы побеседовать о высоких материях.

— Не в первую очередь, нет. Здесь, в саду, господин Фан, произошел несчастный случай, и я ищу свидетелей.

Фан выпрямился на стуле и обеспокоенно переспросил:

— Несчастный случай? Не с госпожой Хо, я надеюсь?

— Именно с ней, господин Фан. Это произошло между четырьмя и пятью часами, в беседке. Вы посещали ее в это время.

— Что с ней?!

— Надо полагать, вы сами знаете ответ на этот вопрос, — холодно проговорил судья Ди. — Потому что именно вы убили ее.

— Она умерла?! — воскликнул Фан.

Он уронил лицо на ладони. Его узкие плечи затряслись. Наконец, после долгой паузы, он взял себя в руки и выпрямился. Ровным, безжизненным голосом художник произнес:

— Будьте так любезны объяснить, ваша честь, зачем мне убивать женщину, которую я любил больше всего на свете.

— Вами двигал страх разоблачения. После ее замужества вы продолжали свои ухаживания. Она устала от них и сказала вам, что, если вы не прекратите свои домогательства, она все расскажет мужу. Сегодня вы крупно повздорили, и вы убили ее.

Художник задумчиво кивнул.

— Да, — покорно согласился он, — это было бы самое правдоподобное объяснение. И в это время я действительно был у садовой калитки.

— Она знала, что вы придете?

— Да. Сегодня утром уличный мальчишка принес мне от нее записку. Там было сказано, что ей нужно со мной повидаться по неотложному делу. Если я около половины пятого подойду к садовой калитке и постучу, как обычно, четыре раза, служанка впустит меня.

— Что произошло, когда вы вошли?

— Я не входил внутрь. Я постучал несколько раз условным стуком, но калитка так и не открылась. Побродив там какое-то время, я предпринял еще одну бесполезную попытку и отправился домой.

— Покажите мне записку!

— Не могу, потому что я уничтожил ее. Как она мне велела.

— Так вы отрицаете, что убили ее?

Фан пожал плечами.

— Если вы неспособны обнаружить настоящего преступника, я, ваша честь, вполне готов сказать, что убил ее, просто чтобы помочь вам покончить с этим делом. Я все равно скоро умру, и мне совершенно безразлично, где это произойдет: в постели или на эшафоте. Ее смерть лишила последнего смысла мое жалкое существование. Другая же моя любовь, моя кисть, покинула меня давным-давно — долгая тяжелая болезнь лишила меня возможности творить. С другой стороны, если вы думаете, что способны выследить безжалостного изверга, убившего эту невинную женщину, тогда я не вижу ни малейшей причины запутывать дело моим признанием в преступлении, которого не совершал.

Судья Ди, задумчиво подергивая ус, окинул художника внимательным взглядом.

— Обычно послания госпожи Хо передавал вам уличный мальчишка?

— Нет, ваша честь. Записки всегда приносила ее служанка, да и просьба уничтожить письмо появилась впервые. Но у меня нет сомнений в том, что это была ее рука: я хорошо знаком с ее почерком и манерой письма. — Ужасный приступ кашля прервал его. Он вытер рот бумажным платком, безразлично взглянул на сгустки крови и продолжил: — Представить себе не могу, что за неотложное дело она хотела со мной обсудить. И кто мог желать ее смерти? Я знаю ее и ее семью более десяти лет и уверен, что у них во всем мире не было врагов! — Он принялся теребить ус. — Ее замужество оказалось вполне удачным. Хо немного скучноват, но он искренне любит ее, всегда добр и внимателен. Никаких разговоров о наложнице, хотя она не родила ему ребенка. И она тоже любила и уважала его.

— Что не помешало ей продолжать встречи с вами за его спиной, — с возмущением заметил судья. — В высшей степени предосудительное поведение для замужней женщины. Не говоря о вас!

Надменно взглянув на судью, художник проговорил ледяным тоном:

— Вам не понять. Вы опутаны сетью пустых обычаев и бессмысленных правил. Уверяю вас, в нашей дружбе не было ничего предосудительного. Единственной причиной, по которой мы скрывали наши встречи, были старомодные взгляды на жизнь господина Хо. Он истолковал бы наши отношения так же превратно, как это делаете вы. Мы не желали причинять ему боль.

— Какая трогательная забота! Раз вы так хорошо знали госпожу Хо, то, несомненно, поведаете мне, почему в последнее время она часто была в подавленном настроении?

— О, да. Суть в том, что ее отец, отставной староста, не слишком умело распоряжался своими финансами и оказался весь в долгах перед одним богатым судовладельцем — Хва Мином. Уже около месяца этот бессердечный ростовщик понуждает старика передать ему землю в счет погашения долга, но староста хочет сохранить ее. Эта земля испокон веков принадлежит его семейству, а кроме того, он чувствует свою ответственность за благоденствие крестьян-арендаторов. Хва же по семь шкур сдерет с этих несчастных! Старик умолял Хва подождать окончания жатвы, когда он сможет заплатить хотя бы чудовищные проценты. Но Хва настаивает на немедленном возвращении долга, так как в этом случае земля достанется ему за гроши. Госпожа Хо очень переживала за отца, она дважды просила меня проводить ее на встречу с Хва. Она делала все возможное, чтобы убедить его не требовать немедленного платежа, но эта грязная крыса соглашалась, только если она с ним переспит!

— Господин Хо знал об этих посещениях?

— Нет. Мы понимали, насколько тяжело ему будет услышать, что его тесть находится на грани разорения, а он ничего не в состоянии сделать, чтобы помочь старику. Знаете, у господина Хо нет собственного капитала. Он может рассчитывать лишь на скромную пенсию.

— Вы оба проявляли просто чудеса доброты по отношению к господину Хо.

— Он заслужил ее; он порядочный человек. Единственное, чего он не мог дать своей жене, — это духовного общения, и она искала его со мной.

— Я никогда не встречал столь вопиющего отсутствия представления об элементарных основах морали! — с отвращением воскликнул судья.

Он встал и отдал приказ судебному врачу:

— Препроводите этого человека к начальнику стражи. Его следует отправить в тюрьму как подозреваемого в убийстве. После этого вы со стражниками перевезете труп госпожи Хо в трибунал и произведете самое тщательное вскрытие. Доложите мне сразу, как закончите. Я буду в своем кабинете.

И он удалился, гневно потряхивая своими длинными рукавами.

Господин Хо и два судовладельца ждали в кабинете судьи Ди; с ними был судейский писарь. Они хотели встать, когда вошел судья, но он жестом показал им оставаться на своих местах. После чего занял кресло за столом и попросил писаря наполнить чашки.

— Все устроено, ваша честь? — спросил господин Хо безжизненным голосом.

Судья Ди опустошил свою чашку, затем облокотился на стол и медленно произнес:

— Не совсем, господин Хо. У меня для вас плохие новости. Я выяснил, что ваша жена не покончила с собой. Она была убита.

Господин Хо вскрикнул. Господа Хва и Ии обменялись недоумевающими взглядами. Затем господин Хо выдавил из себя:

— Убита? Кто это сделал? И зачем, во имя неба?

— Улики указывают на художника по имени Фан.

— Фан? Художник? Никогда о нем не слышал! — Я предупреждал вас, что принес дурные вести, господин Хо. Очень дурные. До того, как вы вступили в брак со своей женой, она поддерживала дружеские отношения с этим художником. После замужества она продолжала тайком встречаться с ним в садовой беседке. Вероятно, в конце концов он ей надоел, и она решила положить конец этой порочной связи. Зная, что весь день вы проведете здесь, она могла послать Фану записку с просьбой о встрече. А если при встрече она заявила, что бросает его, он вполне мог убить ее.

Хо, поджав губы, молчал. Ии и Хва выглядели смущенными; они было попытались встать и оставить судью с Хо наедине. Однако судья Ди жестом, не допускающим возражений, велел им оставаться на своих местах. Наконец господин Хо перевел взгляд на судью и спросил:

— Как этот злодей убил ее?

— Ее ударили в висок и, бесчувственную, удавили, подвесив за шею на балке. Убийца опрокинул чайник, тем самым зафиксировав, что его мерзкое деяние было совершено в половине пятого или около того. Могу добавить, что примерно в это время свидетель видел художника Фана слоняющимся у калитки вашего сада.

Тут в дверь постучали. Вошел судебный врач и передал судье бумагу. Быстро просмотрев отчет о вскрытии, судья убедился, что причиной смерти послужило медленное удушение. Помимо синяка на виске, на теле не оказалось никаких следов насилия. Женщина была на третьем месяце беременности.

Судья Ди неторопливо свернул бумагу и сунул в рукав. Затем он обратился к судебному врачу:

— Вели начальнику стражи освободить мужчину, которого он заключил в тюрьму. Но пусть он не уходит, а подождет в караульном помещении. Возможно, позже я задам ему несколько вопросов.

Когда судебный врач удалился, господин Хо вскочил с места и хрипло произнес:

— Если ваша честь разрешит, я позволю себе откланяться. Я должен…

— Не сейчас, — прервал его судья. — Сначала я хочу кое-что уточнить. Здесь, при господах Хва и Ии.

Хо вновь уселся с озадаченным видом.

— Вы оставили свою жену в беседке примерно в два часа, господин Хо, — начал судья Ди. — И потом находились в этом кабинете до пяти, когда ваш дворецкий прибыл с сообщением о кончине вашей жены. Она могла умереть в любое время между двумя и пятью часами. И все же, когда я сообщил вам о ее самоубийстве, вы сказали: «Всего через несколько часов после того, как я попрощался с ней…», это подтвердят господа Хва и Йи. Откуда вы знаете, что она умерла около половины пятого?

Хо не ответил. Вытаращив глаза, он уставился на судью.

Судья Ди продолжил неожиданно суровым голосом:

— Тогда я расскажу вам! Потому что когда в два часа, сразу после ухода служанки, вы убили свою жену, то намеренно выплеснули чай на часы-курильницу. Видимо, вы считаете меня достаточно знающим сыщиком — весьма признателен. Вы понимали, что если я осмотрю место преступления, то обнаружу истинную причину смерти вашей жены и благодаря часам-курильнице сделаю вывод, что все произошло около половины пятого. Вы также решили, что рано или поздно я узнаю, что примерно в это же время Фан был у калитки сада — его привела туда посланная вами фальшивая записка. Это был ловкий план, Хо, достойный знатока криминалистики. Но искусная подделка вас и погубила. Вы сказали себе: меня никогда не заподозрят, потому что есть бесспорное указание на половину пятого как на время убийства. И тут этот нечаянный промах насчет «всего через несколько часов после того, как я попрощался с ней». В тот момент оговорка не показалась мне странной. Но как только я понял, что если Фан не убивал, значит, убийца — вы, я вспомнил эти слова, и они стали решающим доказательством вашей вины. Пять благоприятных облаков оказались для вас не слишком благоприятными, господин Хо!

Хо выпрямился и сухо поинтересовался:

— Зачем мне понадобилось убивать собственную жену?

— Я расскажу вам. Вы узнали о ее тайных встречах с Фаном, и, когда она сообщила вам, что беременна, решили одним ударом уничтожить их обоих. Вы допустили, что Фан является отцом будущего ребенка и…

— Нет, не он! — неожиданно взвизгнул Хо. — Вы думаете, эта жалкая личность способна… Нет, это был мой ребенок, слышите, вы! Эта парочка была способна лишь на тошнотворную, слюнявую болтовню! И какие милые слова я подслушал о собственной персоне! Видите ли, я порядочный, но такой скучный муж, который получил право на ее тело, но, представьте себе, никогда не пойму ее возвышенную душу. Я бы мог, мог… — В бессильной ярости он начал заикаться, но потом взял себя в руки и продолжил поспокойнее: — Я не хотел ребенка от женщины с душой уличной девки, женщины, которая…

— Хватит! — оборвал его судья Ди и хлопнул в ладоши. Когда вошел начальник стражи, судья сказал: — Заключите этого убийцу в кандалы и упрячьте под замок. Его полное признание я выслушаю завтра в суде.

После того, как начальник стражи вывел Хо, судья обратился к Ии Пену:

— Писарь проводит вас, господин Ии.

Повернувшись ко второму судовладельцу, он добавил:

— А вас, господин Хва, я попрошу остаться; я хочу поговорить с вами наедине.

Когда все прочие вышли, Хва проговорил масляным голосом:

— Ваша честь раскрыли это преступление удивительно быстро! Подумать на Хо… — Он горестно покачал головой.

Судья Ди мрачно посмотрел на него.

— В качестве подозреваемого Фан меня не особо устраивал, — сдержанно заметил он. — Улики против него казались слишком явными, в то время как способ убийства абсолютно не соответствовал его личности. Я велел моим кули нести меня сюда окружной дорогой, чтобы получить немного времени для размышлений. Я рассудил, что, поскольку сфабриковать улики мог только свой, значит, это Хо — банальная тема обманутого мужа, который хочет разом отомстить неверной жене и ее любовнику. Но почему Хо так долго выжидал? Ему было известно о записках, которые посылала Фану госпожа Хо; должно быть, он давным-давно узнал об их тайных встречах. Когда в отчете о вскрытии я прочитал о беременности госпожи Хо, то понял, что именно эта новость заставила его действовать. И я оказался прав, хотя теперь нам известно, что им двигали чувства, отличные от тех, которые предполагал я. — Не отводя от судовладельца угрюмого взгляда, он продолжил: — Фальшивые улики мог сфабриковать только домочадец, хорошо знакомый с часами-курильницей и почерком госпожи Хо. Что и спасло вас от обвинения в этом убийстве, господин Хва!

— Меня, ваша честь?! — в ужасе воскликнул Хва.

— Разумеется. Я знаю и о визитах к вам госпожи Хо, и о том, что она отвергла ваши мерзкие домогательства. Ее муж не был посвящен в эту историю, а Фан знал. Вот и мотив для того, чтобы убрать с дороги ее и Фана. Была у вас и возможность, ведь до двух часов вы находились в саду, а госпожа Хо оставалась одна в беседке. Вы не убивали, господин Хва, но виновны в попытке обольщения замужней женщины, что будет подтверждено господином Фаном, и в неудавшемся подкупе, что засвидетельствует дворецкий, который подслушал ваш разговор с Хо, которого вы посетили сегодня в полдень. Завтра в суде я предъявлю вам обвинение в этих преступлениях и приговорю к тюремному заключению. И на этом, господин Хва, здесь, в Пэнлае, ваша карьера закончится.

Хва вскочил с места и уже готов был пасть ниц, чтобы молить о снисхождении, но судья Ди тут же продолжил:

— Я не буду поднимать шум из-за этих проступков, если вы согласитесь заплатить два штрафа. Во-первых, сегодня же вечером вы составите официальное письмо отцу госпожи Хо, надлежащим образом подписанное и запечатанное, где сообщите ему, что он может вернуть вам одолженные деньги, когда сочтет нужным, а вы полностью отказываетесь от процентов по этой ссуде. Во-вторых, вы закажете господину Фану рисунки всех кораблей вашей верфи и заплатите ему по серебряному слитку за каждый.

Взмахом руки он резко оборвал выражения признательности со стороны Хва.

— Этими штрафами вы, разумеется, заслужите лишь отсрочку. Как только я услышу, что вы опять подвергаете назойливым домогательствам какую-нибудь порядочную женщину, вам тут же предъявят обвинение в упомянутых преступлениях. Теперь отправляйтесь в караульное помещение. Там вы найдете господина Фана и сообщите ему о своем заказе. Сразу же заплатите ему пять серебряных слитков в качестве задатка. До свидания!

Когда перепуганный судовладелец поспешно ретировался, судья встал и подошел к раскрытому окну. Какое-то время он наслаждался нежным ароматом магнолий, затем пробормотал себе под нос:

— Осуждение чьих-то нравственных критериев еще не повод, чтобы оставить человека умирать в нищете.

После чего резко повернулся и покинул канцелярию.

Загрузка...