Танец над вечностью

Глава 5. Хризокола

Рука дрогнула, и я промазала. Ёжик охнул от боли, по его виску заструилась кровь. Время остановилось. Дурное сновидение. Откуда он здесь? Как оказался? Почему побрит наголо? В очках? Заросший щетиной? Но все мысли занял другой вопрос. Какого демона он обжимается с этой толстухой?!?

Кысей повернулся и теперь подслеповато смотрел на меня вместе с остальными испуганными зрителями, и это вывело из ступора. Я поспешно поклонилась публике, взмахнув рукой и закутываясь в блестящий плащ. Что это рыжая корова себе позволяет?!? Где его рука?!? Убью! Обоих убью!

— Ты чего? — беззвучно шепнул мне Ёжик. — Совсем сдурела?

— Заткнись, — процедила я, скрежеща зубами. — Убью. Убью. Убью.

Я покинула сцену, предоставив Ёжику успокаивать зрителей, и быстрым шагом двинулась к ярким шатрам. Цирк принадлежал папаше Жирарди, который приютил нашу скромную компанию и разрешил выступать. Номер с метанием кинжалов в живую мишень был простеньким, но привлекал зевак надеждой лицезреть, как однажды я промажу. Правда, еще пришлось обучить Ёжика незатейливым карточным фокусам, что истощило последние запасы моего терпения.

— Где она? — рявкнула я.

Тень вздрогнула, отрываясь от шитья.

— Луиджиа? Разучивает танец, который вы ей…

Я взбежала по ступенькам и ворвалась в фургончик. Во избежание нежеланных свидетельств наших перевоплощений, вход в него бдительно охраняла Тень, обычно коротавшая время рядом на скамеечке за рукоделием или рисованием декораций.

Девчонка самозабвенно отбивала каблучками ритм, извиваясь в танце пяти лепестков, который в гаяшимском гареме обычно исполняли самые искусные наложницы. Надо признать, у нее неплохо получалось, хотя с Матушкой Гён никто не смог бы сравниться. Нехватку опыта Луиджиа с лихвой компенсировала отчаянным желанием забыться в танце. Дни напролет она плясала до полного изнеможения, потом падала и засыпала глухим тревожным сном. На ее наряде и пяти сбрасываемых во время танца накидках были нашиты мелкие монетки и зеркальные осколки, на руках и ногах негромко звенели браслеты и бубенцы, наполняя фургончик чувственной мелодией страсти.

— Надевай! — швырнула я ей маску, плотно облегающую лицо и скрывающую ее ожоги, потом бросилась к сундуку, лихорадочно вытаскивая тряпье Луки. — Сегодня твое первое выступление. Живей, клуша!

— Но я же… Как же… Я не готова… — залепетала Луиджиа. — У меня такт постоянно сбивается на третьем лепестке, а монетки…

— Да всем плевать на твои такты! Задницей потрусишь — и про остальное забудут! Живо, говорю! Грудь не потеряй!

Я подпоясала мешковатые штаны, натянула парик и очки на половину лица, прилепила на щеку уродливую бородавку, взлохматила волосы и пустила струйку слюны по подбородку. Из зеркала на меня смотрел слабоумный, но безобидный дурачок Лука. А вот его сестра Луиджиа все еще копалась.

— Госпожа, что случилось? — Тень поднялась следом за мной в фургончик и теперь встревожено разглядывала нас обеих, теребя в руках шитье.

— Инквизитор среди гостей.

Служанка испуганно охнула и уронила на пол недошитый плащ. Луиджиа недоуменно перевела взгляд с нее на меня.

— Какой инквизитор? Что случилось?

— Страшный человек. Увидишь его — сразу узнаешь. Бородатый, лысый, в очках. Он не должен ничего заподозрить. Живей давай на сцену!

— Так за Цветочком еще и Святая Инквизиция охотится? — в фургончике появился Ёжик, зажимая ладонью окровавленное ухо. — Ты поэтому меня чуть не убила? Руки затрусились от страха? Что еще ты натворила?

Тень всплеснула руками и запричитала вокруг раненого, а Луиджиа застыла каменным изваянием при виде крови. Я бросилась к ней, заслоняя Ёжика.

— Смотри на меня! — приказала я и встряхнула ее за плечи. — Ты выйдешь на сцену и станцуешь лучше всех. О тебе заговорит весь Винден. Ты — Луиджиа Храфпоне, знаменитая танцовщица и циркачка! Тебе нет равных в танце пяти лепестков. Помнишь, что я говорила? Повтори!

Я поправила на ней подушечки для увеличения груди в специально заказанном корсете и приподняла кофточку на животе, оставляя полоску обнаженного тела над бедрами под тонким муслином. На своих выступлениях я такого позволить себе не могла из-за известных обстоятельств, но сейчас гибкий девичий стан, извивающийся в страстном восточном танце, займет умы зрителей и отвлечет внимание от неопытности Лунного ребенка.

— Танцующий Цветок всегда улыбается и ждет ваших улыбок в ответ, — механически повторила она заученную фразу и растянула губы в неживой улыбке. — Я покажу вам чудеса. Сегодня я буду… Кто я?

— Хм… Вот зараза, а твой цветочный наряд-то не готов! И пусть! Будешь шестым цветком, — я нервно хихикнула и подмигнула ей. — Хризантемкой будешь?

Баллада о танцующих цветках была незамысловатой, но атаману почему-то все равно нравилась. Именно из-за нее он и стал называть меня Цветочком. Некстати всплыло это горько-сладкое воспоминание с привкусом табачных поцелуев на губах…

{Ты не знаешь этой легенды? Тогда слушай, — Шушье улыбнулся мне и обидно щелкнул по носу. — Давным-давно, жила хорошая девочка, очень добрая, но которую все обижали из-за ее простодушия. Однажды над ней зло подшутили и бросили одну в горах. Она заблудилась, долго ходила, замерзла, умирала от голода, очень устала. Девочка в отчаянии взмолилась Единому. Тот не оставил ее просьбы о спасении. Послал он ей чудо дивное. Ожили скалы, превратились в танцующие цветы и закружили вокруг девочки. Она улыбнулась сквозь слезы и боль и пошла с ними танцевать. Сначала гранитная фиалка унесла ее к теплому озеру, где девочка согрелась. Потом мраморный ирис расправил лепестки и высушил ее слезы. Малахитовая лилия оплела ее листьями и отправила в чудесный сад, где девочка утолила голод. Янтарный подсолнух укрыл ее семечками и перенес в замок небывалой красоты, где она уснула на мягкой перине. А после пробуждения у изголовья лежала алая яхонтовая роза, подаренная прекрасным юношей…

Я приподняла голову с его груди и требовательно уставилась на атамана.

— И где моя роза?

— А где мой Цветочек? — хитро ухмыльнулся он и перевернул меня на спину, целуя и подгребая под себя.}

— Будешь Хрустальной хризантемой! Или нет? Слишком очевидно, — пробормотала я. — Пепельной. Пепельной хризантемой. Серой… Шестой… А, демон… Почему все так?

— Это еще что за фокусы? — в фургончик заглянул недовольный папаша Жирарди. — Почему публика скучает? А ну марш выступать!

Он схватил Луиджию за руку и вытянул наружу. Я скорчила глупую гримасу и начала ковыряться в носу. Ёжик зло выругался и поспешил следом за названной племянницей.

Я пробиралась сквозь толпу, корча из себя дурачка Луку, поминутно спотыкаясь, толкаясь и оглядываясь в поисках инквизитора. Куда этот гаденыш делся? По дороге не удержалась и стянула у какого-то ротозея кошелек. Пригодится, я еще за корсет не рассчиталась. Рыжая паскуда сидела в компании товарок, хвастаясь дорогим подарком. У меня в глазах потемнело от злости. Так этот дутый праведник ей еще и побрякушку подарил?!? Кем он себя возомнил, девственник недопользованный? На жирненькое потянуло? Сволочь!

Сегодня ночью я собиралась на вылазку в заранее присмотренную оружейную лавку для поправления финансов, но теперь передумала. Надо узнать, кто эта мерзавка, наведаться к ней и потолковать по душам. Я подошла ближе, отвратительно кривляясь, и стянула со стола булочку.

— Пошел прочь, урод! — замахнулся на меня ошивающийся поблизости господин.

— Да погоди ты, Ганс… — томно произнесла одна из девиц. — Бедненький, ты голоден?

Я закивала, пуская слюни и жадно давясь плюшкой.

— Лови! — под дружные смешки толстячки бросили мне несколько пирожков.

Увы, сработала мгновенная реакция, и я поймала их все, чем вызвала недоверчивый восторг.

— Какой ловкий уродец… — с подозрением прищурилась рыжая.

Я прижала теплые пирожки к груди, скалясь в глупой улыбке, сделала шаг и намеренно поскользнулась, со всей дури грохнувшись задницей на землю под дружный гогот девиц. Привычное положение вещей было восстановлено. Дурачок — в грязи, над ним смеются.

— Фронляйн Пихлер, — пожурил Ганс рыжую корову. — Вам надо лучше питаться, а вы едой разбрасываетесь во всяких…

Я поторопилась подняться и убраться восвояси. Афиши с "Винденскими львицами" висели на каждом столбе. Рыжая была их прима-балериной. Впрочем, это ненадолго. Мои соперницы долго не живут.

Кысей обнаружился сидящим за одним столом с Лешуа. Я застыла, лихорадочно соображая. Откуда повар-то здесь взялся? А если он увидит Тень? Вернее, если служанка увидит его? Нет, она сюда не сунется, испуганная известием о появлении инквизитора. Да какой из него инквизитор! Зачем он остригся, ведь была такая роскошная грива! В кого превратился? Хотя смена бесформенной инквизиторской мантии на элегантный сюртук пошла ему на пользу, выгодно подчеркнув широкий разворот плеч. Еще бы побрить… А очки? Почему очки? Неужели старый маразматик пожалел для своего выкормыша эликсир?

Несмотря на то, что появление инквизитора рушило все мои планы, несмотря на отчаянный риск попасться, несмотря на толкавших меня гостей, несмотря на пронизывающий холодный ветер, я стояла подле навеса в опасной близости от Кысея и глупо улыбалась, разглядывая его. Страшный, небритый, хмурый, в очках, но все равно такой желанный. Я хотела его так сильно, что готова была на стенку лезть и выть от бессилия.

— … Найдем ваших Вурстов. Возможно, они сменили фамилию… — долетел до меня обрывок разговора, но я не придала значения словам, слишком занятая похабными фантазиями.

Расстегнуть на нем ворот рубашки… Согреть руки на его груди… Увести отсюда… Куда? В ту уединенную беседку в старой части парка, где я однажды застукала парочку циркачей. Подстеречь в темноте эту небритую козлину, оглушить и утащить туда… Туда, где его никто не найдет, и где я смогу вдосталь над ним поглумиться… Мое…

Кысей вдруг ослабил узел шарфа и расстегнул ворот рубашки. От мелькнувшей темной поросли на его груди у меня задрожали колени. Я облизнула губы и сделала шаг в его сторону. Зачем ждать ночи? Кто меня остановит? Прямо сейчас сгребу за шкирку и потащу…

Словно почуяв мои мысли, Кысей сам поднялся на ноги, тяжело опираясь на стол. Сюртук уже не скрывал узкую задницу, туго обтянутую штанами, и я совсем потеряла голову. В груди разлилось тепло, символ пульсировал тяжелой болью. Мое. Все мое. Сейчас же. Немедленно. Еще шаг. Он уже на расстоянии вытянутой руки. Дотронуться до него. Уколоться щекой о щетину. Впиться в губы. Вонзить ногти. Прижаться. Оседлать. Хочу. Мое.

— Дрянь! — прорычал он и двинулся к сцене, оттолкнув меня с дороги.

Я забилась под стол и в горьком отрезвлении смотрела, как буянит Кыся. Он вылез на сцену и потребовал снять маску с перепуганной Луиджии. Его перехватил Ёжик. Завязалась безобразная драка. Лешуа полез их разнимать, тут же нарисовался папаша Жирарди с двумя вышибалами.

Какое-то страшное наваждение… Я же чуть не попалась. Еще немного, и я бы кинулась Кысе на шею. Но самое ужасное было то, что он меня почувствовал. Шкурой почувствовал мое желание и почти угадал, где я нахожусь. Почему так? Почему его символ до сих пор тлеет у меня в груди и лишает воли? А ведь я уже забыла инквизитора, с головой погрузившись в авантюру по завоеванию театральных подмостков Виндена. Я натаскивала девчонку, осваивалась в цирке, наведалась в школу танца госпожи Рафаэль, получила там от ворот поворот, сплела хитроумный план мести, обворовала пару богатых домов, выгодно продала рубины воеводы вместе с награбленным и наметила следующую жертву… А теперь все коту под хвост!

Меж тем, расстановка сил на сцене изменилась. В свару вмешался бровастый господин во фраке, который сидел с Лешуа за одним столом. К моему удивлению, папаша Жирарди мгновенно сдал позиции и подобострастно раскланялся перед важной шишкой. Он кивнул вышибалам, и те отпустили яростно вырывающегося и багрового Кысея. Тот сразу же схватил полумертвую от страха Луиджию за руку и… Я тихо застонала от невозможности самой почувствовать хватку его пальцев, ощутить горячее дыхание на коже, заглянуть ему в глаза… Глупый очкарик! Он торжествующе сорвал с девчонки маску и… отпрянул, изменившись в лице. Уродливые ожоги на щеке Луиджии вызвали шепоток отвращения среди зрителей, и девчонка не выдержала. Она вырвалась, закрыла лицо руками и с рыданиями бросилась прочь со сцены под улюлюканье зевак. Ёжик двинул локтем в живот оторопевшему Кысею и поспешил следом за племянницей. Все коту под хвост! Старательно выпестованный образ прекрасной циркачки, скрывающейся под маской, разлетелся вдребезги. Завтра весь Винден заговорит о красноглазой девке с обезображенным лицом. Почему я не убила этого гаденыша, когда была возможность? Почему он шкодил везде, где появлялся? А главное, паскудил мои планы с какой-то фанатичной настойчивостью!

Папаша Жирарди имел бледный вид, извиняясь за несдержанность своего циркача перед согнутым пополам инквизитором и грозно нахмуренным господином во фраке. Кысей распрямился, тяжело дыша, и на его лице было такое виноватое выражение, что мне сделалось горячо. Нет, я не буду… Но он будет… почти наверняка… попрется извиняться. Я вцепилась в край скатерти и закусила ее зубами. Я не буду! Не буду! Это опасно, глупо, безумно! Это риск. Но риск такой сладкий, что заходилось сердце. А уж выигрыш будет в стократ слаще. Я вылезла из-под стола и рванула к фургончику.

Луиджиа рыдала взахлеб на плече у Тени, а Ёжик в ярости метался по тесному пространству фургончика. Увидев меня, он вскинулся и сжал кулаки.

— Морду набью тому ублюдку!

— Набей, только под ногами не путайся! Сядь, не мельтеши! — я принялась стаскивать с себя тряпье и переодеваться. — А ты — хватит реветь! Все обошлось! Раздевайся! Давай накидку!

— Зачем ты заставила ее выступать? Посмотри, до чего довела девочку! И не смей на нее орать!

— Если бы маску сорвали с меня, поверь, все было бы еще хуже. Ну что ты расселась, рёва-корова! Он сейчас притащится извиняться!

Я рывком выдернула свой костюм из-под девчонки, путаясь в юбке. Лишь бы успеть!..

— Маску мне! Тень, корсет! Туже! Еще туже!

Ёжик сел рядом с девчонкой и обнял ее за плечи, укачивая и исподлобья наблюдая за мной.

— Что ты задумала? — мрачно поинтересовался он.

Я ничего ему не ответила, лихорадочно зачесывая выбеленные волосы, и скрепляя их под маской. Надеюсь, в темноте Кысей не будет слишком вглядываться и не заметит разницу.

— Госпожа, а если меня увидят? Тогда инквизитор Тиффано все поймет и арестует вас?.. — со страхом спросила служанка, зябко поводя плечами.

— Не увидит. Сиди внутри. И тихо мне здесь все! Не высовываться! — с этими словами я поспешила наружу.

Кысей появился минут через пять. Едва завидев его на дорожке, я плюхнулась на лавку возле фургончика, подтянула колени, обхватила их руками и спрятала в них лицо, вживаясь в образ страдалицы. Инквизитор подошел ближе, потоптался в нерешительности, кашлянул, привлекая мое внимание, но я упрямо не поднимала головы.

— Я прошу прощения… — виновато сказал он, и от звука его голоса у меня перехватило дыхание. — Мне очень жаль, что все так получилось. Я должен объясниться. Мне показалось, что… Я не хотел вас обидеть, правда, просто перепутал с другим человеком.

— С кем? — не удержалась я, старательно копируя голос Луиджии — тонкий и немного ломкий.

— Неважно, — он смотрел мимо меня.

— Неважно? — с горечью переспросила я. — Меня выгонят из цирка. Все открылось. Папаша Жирарди не будет держать уродину. Зачем вы это сделали? Уходите.

Он застыл с поникшей головой, а я замолчала в мучительном ожидании. Ну давай же!

— Не выгонит, я поговорю с ним. Все объясню.

— А что это изменит? Я сделаюсь красавицей? Уходите. Я не держу на вас зла… — произнесла я тоном всепрощающей великомученицы и встала с лавочки.

— Подождите… — он протянул ко мне руку, намереваясь придержать за локоть, но я в страхе отшатнулась, обхватив себя за плечи и пытаясь унять предательское сердцебиение. Если он меня коснется, я не выдержу…

— Не трогайте меня!

— Простите, простите!.. — он выставил руки ладонями вперед. — Я не хотел вас испугать, просто… Может быть, я могу вам как-то помочь? Как-то исправить свою ошибку? Что-то сделать для вас?

Ага, наконец-то! Попался на крючок! Я всхлипнула и покачала головой, плотнее закутываясь в плащ и дрожа.

— Я больше ничего не умею, только танцевать… Всю жизнь мечтала о сцене, но кому нужна такая уродина?

— Вы не уродина, — запротестовал он. — Совсем нет.

Я печально улыбнулась.

— И на регату после сегодняшнего не попаду, а я ее всю зиму ждала… — закинула я удочку, памятуя страсть Кысеньки к кораблям. — Кто возьмет чудовище на праздник? Особенно после сегодняшнего… Теперь даже маска ничего не скроет, все узнали, что под ней… Почему люди так жестоки?..

— Регата? Что за регата? — заинтересовался Кысей.

— Вы не знали? — деланно удивилась я. — Простите, фрон?..

— Эмм… профессор Тиффано.

— Профессор? — теперь я не смогла сдержать настоящего удивления. — Когда успели? Простите, глупости говорю… Вечно со мной так. Ежегодная императорская регата открывается, как только на Дымнае сходит лед. Торжественное открытие будет в следующее воскресенье. Парусники, яхты… Такие красивые… Эх, хоть бы одним глазком на них полюбоваться…

Я мечтательно вздохнула, уже откровенно намекая этому тугодуму, что надо сделать, но Кысей все молчал и смотрел на меня.

— Господи, как же вы на нее похожи, — выдохнул он наконец. — Даже имя… Луиджиа.

Я похолодела и инстинктивно отодвинулась в тень.

— На кого похожа? — голос был почти спокойный.

— На одну… Неважно. Простите меня. И позвольте загладить вину и сопроводить вас на открытие регаты, — он церемонно поклонился.

— Нет, — вырвалось у меня. — Я не хочу вас обременять и навязываться. Простите.

Я развернулась и пошла к фургончику, досадуя на себя за глупую затею.

— Меня это нисколько не затруднит, — тихо сказал Кысей. — Прошу вас, не отказывайте мне, иначе я никогда себе этого не прощу.

Я замерла, перестав дышать, и через силу покачала головой.

— Даже мой дядя стесняется появиться под руку с такой, как я. Лучше и в самом деле поговорите с папашей Жирарди, — голос уже откровенно дрожал. — Может быть, он разрешит чистить клетки в зверинце и кормить тигров, только пусть не выгоняет, мне некуда идти. Звери — не люди, им все равно, какое у меня лицо…

Он сделал шаг и оказался так близко за спиной, что я услышала тиканье его карманных часов. Мне показалось, что еще чуть-чуть, и я сама превращусь в одно тревожное взрывоопасное биение сошедшего с ума сердца.

— Я могу… — запнулся Кысей. — Хотите, я попробую устроить вас на подтанцовку к "Винденским львицам"?

Перед глазами сделалось красно. Хорошо, что он не видел моего лица. От бешенства я прикусила язык до крови. Убью.

— Я не могу обещать, что получится, но…

— Не стоит себя утруждать, — процедила я.

— Что вы!.. Нисколько не затруднит, а наоборот…

— Что наоборот? — я развернулась к нему, собираясь врезать по этой наглой небритой морде. — Вам это будет в радость, да?

— В пользу, — ответил он и неожиданно смутился. — Понимаете, мне нужен свой человек внутри этой труппы, потому что там происходит что-то непонятное, возможно, преступление или даже кол… — он осекся. — В общем, я готов вам доплачивать, если вы будете сообщать мне обо всем, что услышите или увидите в театре…

— Так вам нужен соглядатай? — я медленно разжала кулак.

— Именно, — обрадовано кивнул он. — Пятьдесят золотых сверх. Идет?

Слепо уставившись в темноту, я лежала и ждала, пока сон угомонит обителей цирка, чтобы выбраться на ночную вылазку в город. Во что этот балбес опять ввязался? Как оказался в городе? Почему ищет Вурстов? В компании с поваром? Нет, это не совпадение. Неужели Тень обмолвилась Лешуа, что у нее есть дочь? Да быть такого не могло, она же не полная дура! Тогда откуда? И почему ищет здесь, если Вурсты должны быть в Ихтинборке? Нет, служанку надо срочно убирать отсюда подальше. В отличие от меня, она никак не меняла внешность, и если инквизитор додумается расспросить или показать ее портрет цирковым, то все накроется медным тазом. Отправить ее в Ихтинборк? Одну? Опасно. А этот тоже мне, профессором сделался… Если он уже не инквизитор, то какого ляда интересуется колдовством? Надо непременно наведаться к пышногрудой фронляйн. Интересно, золотую брошь он ей тоже в интересах дознания подарил? Вот же лицемер.

Тем не менее, я не смогла отказать Кысею. Жалкие пятьдесят золотых мне были без надобности, а вот заполучить его в свое полное распоряжение на следующее воскресенье было воистину бесценно. В предвкушении этого в груди разливалось тепло, а на губах блуждала идиотская улыбка. Изуродованная девчонка неожиданно оказалась полезной ширмой. Только надо порепетировать с ее образом, чтобы не проколоться на регате… И позаботиться о наряде! А может, лучше примерить на себя личину сиятельной дурочки с ее мечтательной страстью к морю? Хотя откуда у безродной циркачки могут быть манеры княжны?

До слуха донеслось приглушенное всхлипывание. Луиджиа тихо ревела в подушку. Опять.

— Тише, тише, — шепот Тени. — Не плачь, дочка… Сон дурной, да? Все хорошо, спи, спи… Госпожа не даст нас в обиду, спи, баю-бай…

— Не дам, не дам, только заткнитесь уже и спите, — пробурчала я и неожиданно для себя замурлыкала колыбельную Мертвых земель. От удивления Тень примолкла, а девчонка пару раз навзрыд охнула, а потом затихла, успокоилась и засопела во сне.

Возле фургончика ждала засада. Ёжик вынырнул из темноты и перехватил меня за руку:

— Куда ты шляешься по ночам?

— Иди спать!

— Цирковые судачат, что кто-то обнес дом судьи Норга. Твоих рук дело?

Я попыталась оттолкнуть его с дороги, но за время пребывания в Виндене покалеченный каторжник окреп и осмелел. Он почему-то возомнил себя главным и начал показывать зубки.

— А даже если и так, то что? Ты меня сдашь? Прочь с дороги! — я ударила его в грудь, но он даже не шелохнулся, продолжая перегораживать путь, как скала.

— Дура ты. Что тебе неймется? Ведь попадешься и всех нас подставишь. Сегодня чудом пронесло.

Я разозлилась.

— Запомни раз и навсегда. Здесь командую я, а не ты. Ты же, кажется, вместе с воеводой служил?

Ёжик заиграл желваками на скулах, однако кивнул.

— Тогда должен знать, что приказы командира не обсуждаются, а выполняются. Иди спать.

— Грош цена таким приказам. Знаю. Два года назад я сам был воеводой… — вдруг глухо произнес он. — Командовал вардом. Мы тогда держали оборону крепости Буревестников в Окорчемском проливе. Ждали подкрепление, а пришел приказ сдаться. Адмирал Мирчев заключил перемирие с пиратами.

Он замолчал, взгляд у него сделался пустым. Я ждала.

— И я последовал приказу. Открыл шлюзы и сдал им крепость с островом, — мертво произнес он. — А эти ублюдки плевать хотели на мирный договор. Им была нужна вся бухта. Я обрек своих бойцов на гибель, понимаешь? Знаешь, что делают пираты с пленными?

— Вешают на рее, килевание или просто выбрасывают за борт, — ответила я.

— Верно… Их капитан, Вильгельм Таш, развесил моих ребят на кораблях, словно изморозные украшения на ёлке. В том сражении княжеский флот потерял половину кораблей… из-за преступного приказа одного идиота. Стоило об этом заикнуться, как всю вину свалили на меня и отправили на рудники. А тот адмирал до сих пор… командует.

Он замолчал, и я тяжело вздохнула.

— Не командует. Уже нет.

Он недоуменно посмотрел на меня.

— Мирчев подал в отставку, — пояснила я. — Не без моей скромной помощи, между прочим. Ёжик… Ладно, Гуго как там тебя?

— Гуго Барнум.

— Так вот, Гуго Барнум, объясняю один раз, надеюсь, больше не понадобится. Тебе повезло с новым командиром. Я не даю своих в обиду и никогда не сдаюсь. Раз обещала твоему побратиму помочь тебе, то помогу. Цветочек слово держит.

— Цветочек!.. — пренебрежительно фыркнул он. — Глупая соплячка! Я больше не собираюсь слепо подчиняться приказам. Я хочу знать, что ты задумала.

— Глупой соплячке нужны деньги, — отрезала я. — В том числе и на тебя! Подкупить дозорных на границе, выправить тебе новые документы, нанять проводника — все это немало стоит.

— Почему ты не разыщешь Даугава? Зачем сидеть здесь и ждать, если он может…

— Твой побратим или оказался слишком глуп, чтобы понять оставленное ему послание в поместье, или, что хуже, оно попало не к нему. Инквизитор здесь объявился ведь неспроста. Все, иди спать и не путайся под ногами!

— Я передумал, — вдруг заявил Ёжик. — Я останусь в Виндене. Да и за девочкой присмотрю, пока Даугав не заберет ее.

— Еще чего! — возмутилась я. — Осмелел? Сказано — в Гарлегию, значит, в Гарлегию!

— Нет, — мотнув головой, он крепко перехватил меня за руку и потащил обратно к фургончику. — Тебе больше нет нужды воровать, проживем как-нибудь.

— Ага, будем и дальше сопли глотать вместе с папашей Жирарди, пока этот жирный ублюдок судья дерет с циркачей по три шкуры? Пусти, в последний раз прошу по-хорошему!

Он споткнулся и удивленно уставился на меня, ослабив хватку.

— Так ты поэтому к Норгу в дом залезла? Господи, вот дура! Он же еще больше озвереет!

— Скоро ему будет не до этого, — мерзко ухмыльнулась я и воспользовалась моментом, чтобы вывернуться. — Кстати, бедная девочка так мечтает о школе танца госпожи Рафаэль… На это тоже нужны деньги, как ни странно.

— У нее полно родни, состоятельной родни! А ты на потеху публике заставляешь ее…

— Так давай, вперед, попроси у них, — толкнула я его в грудь. — А может они и вовсе это белобрысое чудовище возьмут к себе? Кто там у нее есть? Тетка-капитанша? Или та, которая замужем за главой Инженерной гильдии? Сам же знаешь, что никому она не нужна! Даже родителям была не нужна! Не так? Что молчишь и отводишь глаза?

Я немного подождала ответа, но Ёжик смотрел мимо меня, стиснув зубы.

— Тогда запомни раз и навсегда. Бригитта Седвиг умерла. Луиджиа Храфпоне будет учиться в школе танца, как обещано, и выступать в Императорском театре. А Ежи Кава станет подданным Гарлегии, хочет он того или нет, даже если мне для этого придется подвинуть границу княжества!

Я развернулась и пошла прочь, но чуткий слух уловил тихо выдохнутое мне вслед:

— Сумасшедшая…

Огромное новенькое здание Императорского театра привело меня в легкое замешательство, но не заставило отступить. Перебравшись через ограду и бесшумно разбив окно на первом этаже, я тенью заскользила по просторным коридорам, щурясь на дверные таблички при скудном свете луны. Мне был нужен кабинет директора или счетовода, чтобы узнать адрес пышечной примы и немедля, до рассвета наведаться к ней в гости. Завернув за угол, я застыла. В одной из комнат горел яркий свет, из приоткрытых дверей доносился шум веселой гулянки. Пока я прикидывала, что делать — рискнуть и прошмыгнуть мимо или подождать, оттуда вывались пьяная вдрызг фронляйн Пихлер, размахивая бутылкой рома и выкрикивая:

— Тьфу!.. Топтыги! Да я вас всех сделаю!.. Сейчас покажу!

Несколько окосевших от чрезмерных возлияний балерин подначивали подругу на подвиги. Покачиваясь, рыжая сделала несколько шагов, икнула и крутанулась в сложном пируэте, картинно взмахнув рукой и осев на пол в шпагате. Толстячки дружно ей зааплодировали, а она выдудлила последние капли из горла и воздела пустую бутылку вверх, громко требуя помочь ей подняться. Хохот товарок был ответом, никто даже и не подумал протянуть ей руку. Пихлер швырнула бутылку в стену, едва не попав в меня, и пьяно расхохоталась вместе с подружками. На белой груди великанских размеров покачивалась приколотая к декольте золотая львица.

Шатаясь и спотыкаясь, но удивительным образом все же сохраняя равновесие, рыжая корова добрела до грим-уборной и привалилась к двери, любовно поглаживая табличку.

— Прима… Да… Я — прима! А вы утритесь!..

Она смачно чмокнула табличку и ввалилась в комнату. Я огляделась по сторонам, а потом скользнула следом, плотно закрыв за собой дверь.

— Чтоб близко тебя рядом с ним не видела! Увижу — убью! Поняла?!? — шипела я, остервенело шлепая эту пьянь по щекам и тряся за плечи, но все было бесполезно.

Одарив меня мутным взглядом из-под накладных ресниц, прима икнула и глупо улыбнулась, а потом перевернулась на бок и захрапела. Да как она смела! В бешенстве я огляделась по сторонам. Разбить зеркало. Исполосовать ей лицо осколком. Отломать стрелку часов. Выколоть глаза. Опрокинуть канделябр. Поджечь волосы. Вытянуть шнур из портьер. Задушить. Изуродовать. Растерзать. Сломать. Убить.

Словно кто-то нашептывал мне, что делать. Я не заметила, как в руках оказался шнур, такой прочный и удобный. Золотой змеей он лег ей на горло и впился в кожу, натягиваясь все туже и туже. Ее хрип и свой безумный хохот я слышала словно со стороны, довольным наблюдателем созерцая эту отчаянную смертельную схватку двух теней на обоях в горошек. А потом одна из них… пропала. Сознание заворочалось изумленным зверем, обнаружив собственный силуэт тьмы в одиночестве, и хватка ослабла. Всего на мгновение, но этого хватило жертве. Прима вывернулась из-под меня, упав на пол и слившись с потерянной тенью.

— Помогите!.. — сипло прохрипела она, отползая и бессильно швыряя в меня туфелькой.

Я увернулась, все мешкая и пытаясь различить грань реальности, а с коридора уже доносились шаги.

— Мишель, что случилось?

Очнувшись, я подскочила к ней, сорвала брошь с груди и ударила наотмашь по лицу. Прима распростерлась на полу безжизненной тушей.

— Открой! Что там у тебя? Открой немедленно!

Подоконник… Высоко… очень высоко… Но в дверь уже ломились. Я до боли сжала в ладони золотую фигурку львицы и шагнула в окно, твердо поверив, что умею летать.