Танки вел Алексеев

Наступила весна. Бурно зацвели яблони, груши, миндаль. На лесных полянах яркими красками запестрели цветы. В этом по-южному щедро зеленеющем и благоухающем лесу кипела напряженная жизнь. В несколько дней возник здесь незаметный сверху своеобразный населенный пункт с улицами, площадями, административным центром. И разместилась в нем 21-я гвардейская танковая бригада.

В просторном блиндаже между высокими ветвистыми дубами — штаб. Чуть поодаль — ровные ряды землянок. В них живут танкисты. Лесная поляна вблизи землянок именуется столовой. Здесь нет столов и стульев. Прямые, аккуратно выкопанные мелкие ровики очертили длинные прямоугольные «столы», «накрытые» скатертью молодой травки. Есть в городке и «театр» с настоящей сценой, но нет ни стен, ни потолка, ни кресел.

После жестоких боев и тысяч километров военных дорог 27 марта 1944 года 21-я гвардейская танковая бригада первой из воинских соединений на юге страны вышла на государственную границу к реке Прут, форсировала ее и закрепилась на плацдарме…

Сегодня у танкистов превосходное настроение. Они на отдыхе. Веселые, праздничные лица. Ярко светит солнце, озаряя красные полотнища флагов, первомайские лозунги, сочную зелень окружающего леса. В отличившуюся в боях 21-ю гвардейскую танковую бригаду приехал командир корпуса генерал-лейтенант Алексеев.

Десять часов утра. К главной площади лесного городка с боевой песней подходит первая колонна. «В строю стоят советские танкисты, своей любимой Родины сыны», — гулко разносится по лесу. Затем, четко печатая шаг, появляется следующая колонна. «Артиллеристы, зовет Отчизна нас», — гремит песня.

Ровными прямоугольниками на площади выстраиваются бойцы. Звучат слова команд и рапортов. Начальник политотдела торжественно читает первомайский приказ Верховного Главнокомандующего. И сердце каждого солдата взволнованно откликается на суровые и беспощадные слова: «Преследовать фашистского зверя по пятам и добить в его собственной берлоге».

Слово берет генерал-лейтенант Алексеев.

— Товарищи гвардейцы! — неторопливо начал он. — От имени командования корпуса я поздравляю вас с Первомаем, с замечательными боевыми успехами бригады. За успешное форсирование реки Прут и овладение важным плацдармом для дальнейших наступательных действий на территории Румынии Президиум Верховного Совета СССР наградил вашу бригаду орденом Красного Знамени.

Генерал прикалывает боевой орден к гвардейскому знамени бригады. Затем от имени Президиума Верховного Совета СССР Алексеев вручает ордена и медали награжденным. Первым он называет командира бригады майора Ивана Денисовича Михайличенко. К генералу подходит высокий, стройный молодой офицер лет двадцати пяти, смуглый, черноволосый. быстрый в движениях. «Молод, вся жизнь впереди», — подумал генерал. Прикрепив орден Красного Знамени к кителю Михайличенко, он крепко расцеловал майора…

После торжественного церемониала на «площади» все переместились в «летний театр». На сцене артистов Московской эстрады сменяют свои, самодеятельные. Солдаты и офицеры слушают их с одинаковым восторгом и одинаково тепло принимают.

Василию Михайловичу нравилось здесь. И в особенности нравился молодой комбриг. Чувствовалось, что люди уважают и любят своего командира. Симпатизировал Алексеев и начальнику политотдела подполковнику В. Е. Михайлову — опытному политработнику, познавшему войну с ее первого дня, участнику парада на Красной площади 7 ноября 1941 года и зимних боев под Москвой.

Перед отъездом Алексеев отозвал Михайличенко в сторону:

— Давай решим один вопрос, да я и поеду, — сказал генерал комбригу. — Есть место на учебу в Бронетанковой академии. Войне скоро конец, ты молодой, а кадры и после войны нужны будут. Выбор пал на тебя, хоть и жаль мне тебя отпускать.

«Я вначале отнекивался, заявлял, что вот закончим войну, тогда можно будет и учиться, — вспоминает Михайличенко. — Выслушав меня, командир корпуса категоричным тоном сказал: «Поезжай, учись». Теперь уже возражать не хотелось, и я подчинился. Уехал в академию, и разошлись наши пути с Василием Михайловичем»[9].

Возвратившись из бригады в штаб корпуса, Алексеев на следующий день получил письмо из дому и тут же сел отвечать.

«5.5.44. Здравствуй, дочка!

У меня сегодня праздник — я получил твое письмо. Нахожусь далеко. Прошли реку Прут. Так что воюем теперь на вражеской территории. Живу в землянках и блиндажах. Только сел писать тебе письмо, как началась бомбежка. От близких разрывов сыплется земля через щели потолочного перекрытия. Но ничего. За три года войны мы ко всему привыкли. Ежедневно видим горящие хаты, трупы людей… Когда гибнут наши бойцы и командиры, в душе нарастает злость и лютая ненависть к врагу. Хочется мстить и мстить ему. На войне так: или ты его прикончишь, или он тебя убьет. Только так, моя милая дочка! Мы гоним врага, и недалек час победы.

Валечка! Твой папка работает и днем и ночью, если это требуется. Конечно, трудно. Но я солдат, выдержу.

Пиши мне чаще, не забывай папку».

Форсировав Прут и закрепившись на плацдарме, советские части надолго застряли перед вражеской обороной. 21-я бригада в середине апреля была отведена на отдых и пополнение. Пришедшая ей на смену 20-я гвардейская танковая бригада Героя Советского Союза подполковника С. Ф. Шутова потеряла на плацдарме значительную часть боевой техники, пытаясь совместно со стрелковыми частями прорвать укрепленный район, но успеха не добилась.

С середины мая 1944 года прекратились активные наступательные операции всего 2-го Украинского фронта. В этот период началось наступление на других фронтах. Наши войска громили врага в Белоруссии и Прибалтике. Общая военно-стратегическая обстановка на советско-германском фронте сложилась так, что немцы не ждали ударов русских армий на юге. Наше командование поставило задачу дезориентировать врага, убедить его в том, что на юге действительно вести наступление нечем, что в целях усиления наступательных операций на других фронтах войска отсюда перебрасываются. Одновременно Ставка Верховного Главнокомандования поставила задачу подготовить крупную наступательную операцию с целью полного разгрома боярской Румынии и вывода ее из войны.

Журнал боевых действий 5-го гвардейского танкового корпуса заполнен в этот период относительно мирными записями об учениях, о подготовке личного состава: «Командир корпуса провел командно-штабное учение с начальниками связи и инженерной службы корпуса, с командирами и штабами бригад на тему: «Ввод танкового корпуса в прорыв обороны противника».

«Штаб во главе с командиром корпуса подготовил показное учение на тему: «Атака укрепленного района усиленным стрелковым батальоном».

«К учению по скатам высоты 196,9 саперы отрыли траншеи полного профиля в три линии с ходами сообщения, натянули по переднему краю колючую проволоку, имитировали минное поле, построили дзоты, вкопали макеты танков. По прибытии офицеров штабов армии и танковых корпусов генерал-лейтенант В. М. Алексеев сделал доклад: «О взятии укрепрайона. (На основе опыта Великой Отечественной войны)». После подробного анализа наступательных операций командир корпуса дал сигнал начать учение. Авиация пробомбила передний край обороны, прогремел залп реактивных минометов, проведены артиллерийская подготовка и атака «вражеской» обороны. Разбор учения провели командующий армией. А. Г. Кравченко и командир корпуса В. М. Алексеев».

Каждый день в 5-м гвардейском танковом корпусе шла напряженная боевая подготовка к предстоящему наступлению. Генерал Алексеев учил командиров лучше управлять подразделениями в бою, четко держать связь с вышестоящим штабом, тщательно вести разведку. На разведку он обращал особое внимание: штаб всегда должен иметь точные сведения, необходимые для выработки правильного решения. Представляя огромные трудности наступления — впереди были Карпаты, Алексеев кропотливо готовил людей. Экипажи танков учились метко стрелять из пушек и пулеметов. Отдельная подготовка шла у механиков-водителей — они учились преодолевать горные кручи и спуски.

Ранним утром одного из августовских дней Алексееву позвонил командующий армией: «Василий Михайлович, выезжаю к тебе. Имею желание посмотреть, чем занимается Шутов, давно у него не был».

20-я гвардейская танковая бригада находилась в ту пору неподалеку от большого растянувшегося по берегам мелководной речушки села Миклоумень. В бригаду Алексеев и Кравченко приехали в разгар учений. У подножия высокой горы стояла группа офицеров и напряженно следила за «тридцатьчетверкой», взбиравшейся на кручу. Узнав в коренастом, невысокого роста офицере, стоявшем в середине группы, командира танковой бригады подполковника Шутова, Алексеев сказал:

— Шутов сам тренирует танкистов.

— И, увлекшись, кроме своего танка, не видит ничего, — заметил Кравченко, выйдя из машины.

Они подошли к офицерам. Никто не заметил их. Все внимание было направлено на танк. Вначале, пока подъем был еще отлогим, танк шел быстро, но постепенно его ход замедлился. Вот он уже еле-еле ползет, а то и вовсе останавливается. Видно, как гусеницы скользят по гладкой поверхности. Вмиг вся машина скользнула назад, но тут же зацепилась за что-то и опять стала медленно, как черепаха, подниматься. Наконец крутой участок кончился, и танк пошел быстрее. Раздался вздох облегчения. Шутов обернулся, заметил командира корпуса и командующего армией, бросился докладывать.

Крепко сложенный, с крупными чертами лица на круглом лице, с Золотой Звездой Героя Советского Союза на широкой груди, Шутов производил впечатление уверенного в своих силах человека. Он много не говорил. Скажет одну-две фразы — и все. Не понял — спроси. Пояснит. Но повторения приказания не жди. Шутов был горяч и суров, и танкисты побаивались его.

Алексеев с Кравченко побывали во всех танковых батальонах, проверили боевую подготовку в артиллерийских полках. Всюду был порядок, дисциплина. Командующий армией убедился в полной готовности танков, артиллерии, мотопехоты… Уезжая из бригады Шутова, Кравченко говорил Алексееву: «Крепкая рука у Степана Федоровича, в предстоящем наступлении готовь его быть головным». Чувствовалось, что командующий гордится своим воспитанником. Да и вообще Кравченко очень чутко реагировал на все, что происходило в 5-м гвардейском. Алексеев уже не раз убеждался, что если генерал-лейтенанту Кравченко что-то не понравится или он заметит какую-либо оплошность, добра не жди. Отчитает и высмеет так, что жарко станет.

Но сегодня Кравченко возвращался с хорошим настроением.

— В ближайшие дни дополнительно получишь танки, подготовься к передислокации корпуса, — говорил он на прощание. — Скрытно изготовь штук сто макетов танков. Оставь их там, где сейчас находятся боевые машины. Пусть противник не тревожится. Очень важно начать наступление врасплох для него.

По замыслу Верховного Главнокомандования войска 2-го Украинского фронта должны были прорвать оборонительную полосу противника между реками Серет и Прут, стремительно развить наступление на юг, в центральные районы Румынии, одновременно нанести короткий удар на Васлуй — Хуши и соединиться с войсками 3-го Украинского фронта в районе Леово, окружив в районе Яссы — Кишинев немецко-румынскую группировку войск.

19 августа 1944 года в двухэтажном особняке на главной улице города Бельцы, где. помещался штаб 5-го гвардейского танкового корпуса, генерал-лейтенант Алексеев назначил последнее перед наступлением совещание командиров танковых бригад, артиллерийских полков и других частей, входивших в состав танкового корпуса. Точно в назначенное время адъютант командира корпуса пригласил собравшихся в кабинет Алексеева. Подождав минуту-две, пока все разместятся, генерал встал из-за стола, через большие круглые стекла очков с черной пластмассовой оправой оглядел присутствующих и заговорил:

— В прошедшие три месяца вы меня часто спрашивали, когда же начнем наступление. Могу теперь сказать, что период затишья кончился. Завтра, как только будет прорвана оборона противника, танковый корпус по двум маршрутам войдет в прорыв и должен будет выйти на оперативный простор в тылы неприятеля. Но я должен предупредить, что нам предстоит преодолеть весьма серьезные укрепленные районы, имеющие бетонированные рвы, доты с железобетонными куполами, артиллерийские гаубичные батареи. Подступы к укрепрайонам заминированы. Сейчас начальник разведки подполковник Петров покажет на схеме расположение укрепрайонов.

В 6 часов утра 20 августа грянула артиллерия. Со свистом пролетели снаряды «катюш». Сотрясая землю, заговорили тысячи орудий и минометов. С наблюдательного пункта командира корпуса видна вражеская оборона, покрывшаяся сплошной пеленой пыли и дыма. Нестерпимо запахло гарью. Вслед за артиллерийской подготовкой поднялись роты, батальоны, полки дивизий 104-го стрелкового корпуса генерал-лейтенанта Петрушевского. Его корпус наносил удар в том же направлении, где предстояло действовать и танкистам Алексеева.

Несколько часов громила наша пехота оставшиеся недобитыми узлы сопротивления, прежде чем стало возможно ввести в наметившийся прорыв танковые бригады 5-го корпуса.

Буквально через час после начала марша командир 20-й танковой бригады подполковник Шутов сообщил: «Нахожусь вблизи опорного пункта врага, расположенного на горе Дудзя. Противник, имея около двадцати танков и артиллерию, преградил путь. Вступил в огневой бой».

— Передать Шутову: «Не задерживаться. Найти путь обхода горы Дудзя. Опорный пункт разгромить самоходным артполком», — приказал Алексеев начальнику связи. Командир корпуса не давал бригадам задерживаться. При сопротивлении противника приказывал искать пути обхода.

…Ночь. Начальник штаба корпуса подполковник Лукшин разбудил Алексеева. Часа два назад генерал вернулся из танковой бригады и прилег на диванчике в штабном автобусе.

— Василий Михайлович, извините, Шутов сообщил, что его разведка выявила скопление танков противника численностью до сотни. Очевидно, это танковая дивизия резерва, — доложил Лукшин.

— Где? — встревоженно спросил генерал. — А Шутова немцы обнаружили?

— Нет, Шутов сообщил, что противник ведет себя совершенно спокойно и не подозревает, что поблизости наши танки.

— Дайте карту, Александр Иванович.

Генерал минуты две рассматривал карту, размышлял: «Ждать утра, подтянуть сюда другие бригады — потеряем момент внезапности. Хотя один Шутов не справится, рискованно… Но ничего, внезапность — великое дело. Как говорил Суворов, — в военных действиях следует быстро сообразить и немедленно исполнить, чтобы неприятелю не дать времени опомниться — и тогда успех победы обеспечен».

— Прикажите Шутову, — обратился он к Лукшину, — атаковать танки внезапно, не ожидая утра, пусть смелее действует. Держите с ним постоянную связь. В случае каких-либо осложнений у Шутова немедленно доложить мне.

Через два часа генерал сам вызвал командира 20-й гвардейской танковой бригады. На вопрос «Как дела?» Шутов взволнованным, но довольным голосом доложил:

— Сожжено двенадцать вражеских танков. Захвачено сто шесть совёршенно исправных…

— Что-что? Повторите, не понял. — Сообщение Шутова казалось таким неправдоподобным, что генерал не сразу в это поверил.

— Захвачено сто шесть танков, — четко произнес Шутов.

— Вот это трофеи! Молодцы! А где немцы?

— Разбежались. Готовлюсь к отражению контратаки, если она будет.

Оправившись от возбуждения, вызванного столь необычным сообщением, генерал снова вышел в эфир:

— Одиннадцатый, одиннадцатый. Вы слышите меня?

— Слышу вас хорошо, — среди шорохов и треска раздался голос Шутова.

— Одиннадцатый. — Впереди близка еще одна укрепленная позиция. Нельзя допустить, чтобы враг закрепился на ней. Ваша атака должна быть стремительной. Только, пожалуйста, не зарывайтесь!

Утром 23 августа генерал Алексеев получил радиограмму от Кравченко, извещавшую о проведении в Васлуйском городском парке оперативного совещания командиров и начальников штабов танковых частей.

Город только что был освобожден от врага. Танковые бригады, очистив его от остатков немецко-румынских подразделений, ушли вперед. В ближайшие дни надо было выйти к жизненно важным центрам Румынии.

Генерал-лейтенант Алексеев и подполковник Лукшин прибыли к парку заблаговременно. Выйдя из машины, генерал увидел подполковника Шутова и майора Хромова, начальника штаба бригады. Они стояли около автомобильной стоянки, на которой ровной линией выстроилось уже десятка два автомобилей. Поздоровавшись, генерал долго жал руку Шутову, поздравлял его с успехом.

— Хоть и рано еще, но давайте-ка зайдем в парк, посидим, подышим свежим воздухом, поговорим, — предложил Алексеев.

Предъявив документы стоявшим у высоких металлических ворот автоматчикам с красными нарукавными повязками, все вошли в парк и направились по широкой асфальтированной платановой аллее к месту проведения совещания. Генерал на ходу задавал вопросы Шутову и Хромову, пытаясь выяснить состояние и боеспособность танковой бригады.

— Как настроение людей? Устали танкисты?

— Устали, товарищ генерал, — откровенно ответил Шутов. — Но приказ выполним.

— Обязательно, — подтвердил Хромов. — Люди рвутся в бой.

Генерал посмотрел на часы: до начала совещания оставалось сорок минут.

— Присядем, товарищи. Хочу я подробнее узнать у Степана Федоровича о ночном бое с вражеской танковой группировкой.

Генерал первым подошел к длинной с высокой спинкой скамье, стоявшей в тени деревьев, сел, достал трубку, закурил.

— Ну, рассказывай, Степан Федорович, — обратился он к Шутову.

— Все произошло очень быстро, товарищ генерал, — начал рассказ подполковник. — Немецкая танковая часть расположилась на большой лесной поляне, неподалеку от двух дорог. Очевидно, немцы не ожидали, что советские танки могут здесь появиться. А мы, честно говоря, километров семьдесят отмахали за день. На два часа остановил бригаду на отдых. Предполагал, разведав путь, продолжать движение. Тут-то мы и обнаружили немецкую танковую часть. После этого пришлось изменить планы. Решил на расстоянии полутора километров от вражеской группировки выбрать огневые позиции и скрытно подтянуть танковые батальоны и полк самоходных орудий. Сделали заблаговременно расчеты для стрельбы и сообщили командирам танков и самоходно-артиллерийских установок. Ночь темна, ничего не видно. По сигналу ударили одновременно. На несколько секунд пламя осветило всю поляну. Противник стал виден, словно на ладони. Что там было! Я сам видел, как в панике разбегались в разные стороны немцы и румыны. А потом танкисты в боевом азарте рванули туда. Вот немцы и оставили свои танки. На следующий день немецкая авиация так ожесточенно бомбила нашу бригаду, что пришлось прекратить движение и укрыть танки в лесу. По вашему приказу выступили ночью на Васлуй. Двигались через горы. Сначала дорога не вызывала опасений, потом стала еле проходимой: узкая, с крутыми поворотами. Неожиданно колонна встала. Радист передал мне сообщение командира головного батальона: двигаться дальше нельзя, впереди препятствие. Подхожу к первой машине. Темно. Людей узнаю по голосам. «Мы там, у большого валуна, от пути уклонились, — говорит младший лейтенант Ахметов, — надо было взять правее». Лучом фонарика освещаю путь впереди танка. Вижу расщелину метра полтора шириной, а глубиной — дна не видно. «Эту штуку можно в два счета перепрыгнуть», — заявляет механик-водитель Млинченко. Я засомневался: «Перепрыгнуть? В темноте? А если впереди дорога окажется вообще непроходимой?»

А Млинченко продолжает: «Все равно назад не развернешься, ущелье узкое». Танкиста поддержал подошедший начальник политотдела: «Если и сумеем возвратиться на дорогу, времени потеряно много». Я и сам понимал, что другого выхода нет. «Хорошо, — говорю. — Будем прыгать!» Передний танк отошел немного назад, разогнался и довольно легко проскочил над пропастью. За ним последовали остальные. Километров через пять вышли как раз на ту дорогу, по которой должны были идти. Даже выиграли время за счет того, что шли напрямик. Спустились в долину Бечешти — Васлуй.

На подступах к городу Васлуй встретилась подвода. На ней румынские солдаты и офицер. Офицер спрыгивает, просит остановиться. Останавливаю колонну, подзываю его к танку. Козырнув, офицер на ломаном русском языке говорит: «Господин старший офицер, мы к вам в плен». Я приказал сдать оружие. «Господин офицер, немцы ожидают вас и готовят танковую контратаку». — «Много у них танков?» — спрашиваю. Пожимает плечами: «Боюсь ввести вас в заблуждение, но немало».

Действительно, вскоре головной дозор обнаружил танки. Пришлось вступить с ними в бой. Восемь танков вывели из строя, сами потеряли пять.

— Что ж, Степан Федорович, спасибо за рассказ. Не люблю быть оракулом, но думаю, что быть на твоей груди второй Звезде, — сказал генерал. Он взглянул на часы и поднялся. — Нам пора, товарищи.

Указатели-стрелы на фанерных дощечках привели к зрелищной летней площадке, окруженной со всех сторон деревьями. Легкая крыша из волнистого светлого металла, лежавшая на массивных колоннах, защищала площадку от ярких лучей августовского солнца. Под крышей длинный стол, накрытый красной скатертью, перед ним ряды темных дубовых стульев. На них разместились офицеры штаба армии, командиры и начальники штабов танковых бригад и артиллерийских полков.

За стол президиума прошли генерал-лейтенант Кравченко, командующий 2-м Украинским фронтом генерал армии Малиновский, член военного совета фронта генерал-лейтенант Сусайков, командующий бронетанковыми и механизированными войсками фронта генерал-полковник Куркин.

Открыл совещание Кравченко. Василий Михайлович уже знал, что командующий не любит длинных речей. Обычно, когда требовалось всесторонне осветить какой-либо вопрос, Кравченко поручал это своим помощникам. Чаще всего — члену военного совета генерал-майору Г. Л. Туманяну. Вот и сейчас Кравченко сразу же объявил, что совещание будет коротким и посвящается важным политическим и военным сообщениям.

— Прежде всего, мне приятно вас обрадовать, — сказал он, — известием о том, что первая часть наступательной операции 2-го и 3-го Украинских фронтов по окружению Кишиневской группировки противника успешно осуществлена. Войска обоих фронтов соединились в районе румынских городов Леово и Хуши, замкнув кольцо окружения. Вчера пало румынское фашистское правительство Антонеску. Задачи, которые поставлены 6-й танковой армии в данной наступательной операции, остаются неизменными. 5-му гвардейскому танковому и 5-му механизированному корпусам продолжать наступление в направлении Бухареста и Плоешти неослабевающим темпом, — закончил командующий.

Поздним вечером вместе с командирами оперативной группы генерал Алексеев вернулся в свой штаб. За последние сутки вслед за наступающими танковыми бригадами штаб переместился на добрых пятьдесят километров.

На опушке леса, неподалеку от шоссе, скрытые за деревьями стояли машины с рациями, автобусы, мотоциклы. Штаб напряженно работал. Шумел движок, питавший рацию. Подъезжали и уезжали мотоциклисты. В салоне штабного автобуса стучала пишущая машинка. Молодой двадцатишестилетний подполковник М. П. Вощинский, начальник оперативного отдела, склонившись над картой, наносил на нее обстановку. Алексеев отослал его отдохнуть часа три, а потом приготовить новую карту. Сам Василий Михайлович ушел в другой автобус, в котором теперь было его походное жилье, и тоже прилег.

Глубокой ночью Вощинский разбудил генерала. Доклад подполковника встревожил Алексеева. Оборвалась радиосвязь с головной 20-й гвардейской танковой бригадой. Десятки раз радисты отстукивали позывные бригады, но на радиоволне раздавался лишь треск грозовых разрядов да «морзянка» каких-то неизвестных станций.

Генерал Алексеев, обеспокоенный за судьбу головной бригады, приказал своему адъютанту Трубникову собрать оперативную группу штаба. Через четверть часа вместе с командирами генерал выехал к Бырладу, чтобы на месте разобраться в, сложившейся обстановке и принять необходимые решения.

Уже на пути в бригаду Алексеев получил по рации сообщение начальника связи корпуса: «Связь с Шутовым установлена. У него все в порядке. Он находится на подступах к Бырладу. Ждет усиления. Связи с другими бригадами не имеет. И у нас, товарищ генерал-лейтенант, также нарушилась связь с ними».

Когда оперативная группа прибыла в расположение 20-й бригады, Шутов доложил Алексееву обстановку:

— Попытался с ходу ворваться в город, хоть и танков у меня осталось мало: часть их отстала в пути. Но встретил такой отпор, что немедленно вышел из боя и жду остальные бригады.

Где же 21-я и 22-я бригады? Что с ними?

— Давай-ка, Степан Федорович, пока мы ждем отставших Ковалева и Нагирняка, — сказал Алексеев, — изучим оборону врага. Направь пару групп мотострелков, пусть посмотрят, где и что поставил противник. Хорошо б «языка» взять. Взвод танков в обход пусти, а мы понаблюдаем, откуда немец стрелять начнет. Вот с этой горы, думаю, хорошо будет видно.

Генерал показал на возвышенность с довольно крутым подъемом, сплошь поросшую молодым дубовым лесом.

Действительно, с нее отлично просматривался город, расположенный по склону большого холма, который огибала полноводная и быстрая река Бырлад.

Из остатков румынских танковых частей и свежих немецких дивизий противник на ближних подступах к городу сумел сколотить сильную оборону. Хорошо замаскированные штурмовые орудия с прислугой притаились в засаде. Даже зенитные батареи, что раньше стояли в Плоешти, обеспечивая защиту нефтяных промыслов, противник успел перебросить в Бырлад. Теперь они должны были прямой наводкой отражать атаки советских танков..

Только к вечеру появились отставшие бригады. Выяснилось, что головная 22-я бригада сбилась с заданного направления и увлекла за собой 21-ю бригаду. Пытаясь хоть как-то оправдаться, полковник Нагирняк, командир 22-й, ссылался на взорванные по маршруту мосты и поиск обходных дорог. Но генерал и слушать ничего не хотел.

— Вам не танки водить, а водовозом служить! Умная лошадь даже с таким ездоком куда надо придет, — возмущенно отчитывал он Нагирняка.

С тех пор как Алексеев прибыл в корпус, никто не видел, чтоб уравновешенность и выдержка покидали его. Но здесь промах был слишком серьезен: потерян целый день. А что такое выигранный противником день? Это дополнительно сооруженные укрепления, введенные в бой свежие силы. Это лишние жертвы, кровь.

— Город атакуем завтра, — объявил свое решение генерал Алексеев. — Вам, — сказал он, обращаясь к подполковнику Ковалеву, командиру 21-й гвардейской танковой бригады, — одним батальоном обойти вот этим путем, — генерал показал на карте дорогу, лежавшую в пяти-шести километрах к западу от города, — форсировать реку и с юга ударить в тыл противнику. Это дезорганизует его. С северо-востока удар нанесут 22-я танковая бригада и два батальона 21-й, 20-я атакует с севера. До атаки провести артиллерийский налет по выявленным противотанковым средствам. Начало штурма — восемь часов утра. Сигнал — красная и белая ракеты.

Утром танки двинулись к городу. Снова, как и накануне, бешеному обстрелу подверглась танковая бригада Шутова. А в это время 21-я и 22-я танковые бригады ворвались на городские улицы, давили и расстреливали вражеские батареи. Через полчаса сопротивление врага было сломлено, а еще через час затихли последние выстрелы в городе.

Трагедия на улицах Текуча

На южной окраине поселка Мунгэни, расположенного в двух километрах от города Текуч, обосновался командный пункт корпуса. В большом кирпичном под красной черепицей особняке, утопающем в зелени фруктового сада, генерал-лейтенант Алексеев собрал командиров бригад, командиров и замполитов частей корпуса. Дом, судя по роскошной мебели и великолепному саду, принадлежал либо богатому буржуа, либо крупному чиновнику. Офицеры, за долгие годы войны отвыкшие от элементарного уюта, чувствовали себя в этом особняке, как говорится, не в своей тарелке. В запыленных комбинезонах, с осунувшимися и утомленными лицами они стояли в небольшом зале у мягких диванов и кресел с высокими элегантными спинками, не решаясь сесть.

Алексеев, аккуратно выбритый, подтянутый, вошел в зал, с еле заметной добродушной улыбкой взглянул на своих боевых товарищей. Его тоже уставшее лицо оживляли глаза. Из-под широких кустистых бровей они смотрели как-то по-особому взволнованно и мягко.

— Садитесь, товарищи! Что ж это вы засмущались, — показал он широким жестом на пустующие кресла. — Прежде всего поздравляю вас с салютом Родины в нашу честь. Первый раз Москва салютовала нам за город Васлуй и вот теперь за Бырлад. В приказе Верховного Главнокомандующего отмечены боевые заслуги нашего корпуса, а также бригад полковников Шутова, Осадчего, Павловского. Родина приветствует нас, так будем преданы ей до последнего дыхания. Еще раз поздравляю вас, товарищи! — торжественно сказал Алексеев и с удовольствием отметил, как счастливые улыбки стерли усталость с лиц офицеров.

— Но я не только для этого вас пригласил, — продолжал генерал. — В двух километрах от нас город Текуч. Вы сами убедились, что это крепкий орешек. Нужно взять город, взять решительным, ошеломляющим ударом. Но это еще полдела. Задача намного сложнее. Необходимо также захватить мост через реку Серет. Если враг сумеет его уничтожить — задержится наступление на Фокшаны. Мост немцы заминировали. Они отлично понимают его значение. Со своей задачей мы справимся лишь в том случае, если сумеем прорваться к мосту раньше немецкой группировки, находящейся в городе. Я предлагаю следующее: натиском 21-й танковой и 6-й мотострелковой бригад с северо-востока, 22-й танковой бригады с северо-запада и 4-м отдельным мотобатальоном с севера взять город. Первому и второму батальонам 21-й танковой бригады прорваться к мосту и захватить его, отрезав немцам путь к отступлению. У кого есть вопросы, предложения?

Уточнив задачу каждой танковой бригаде, генерал Алексеев еще раз напомнил:

— Мост — главное. Нельзя допустить, чтобы фашисты оторвались от преследования и успели взорвать этот чертов мост. Сейчас время на нас, на победу работает. Так хоть на день, на час приблизим ее, товарищи!

С совещания офицеры расходились взволнованными, по-деловому собранными, энергичными. Усталости не чувствовалось. Перед каждым из них стояла конкретная боевая задача, а впереди — общая для всех, омытая кровью, долгожданная и великая Победа.

Через час бригады приступили к выполнению боевой задачи. Командир корпуса, начальник разведывательного отдела штаба корпуса подполковник Петров и начальник политотдела полковник Белов выехали в боевые порядки 21-й гвардейской танковой бригады. Два «виллиса» и бронетранспортер, стараясь не отстать от идущих впереди танков, мчались по израненной авиабомбами дороге к Текучу. На передней машине Василий Михайлович Алексеев, его адъютант старший лейтенант Трубников, ординарец Прокаев.

Противник бросил против 21-й танковой бригады большую группу бомбардировщиков. Они буквально висели над дорогой. Двигаться дальше на машинах стало невозможно. Пришлось остановиться и залечь. Бомбежка продолжалась. минут двадцать. Наконец самолеты улетели. Полковник Белов, на ходу отряхивая пыль с комбинезона, подошел к Алексееву:

— Василий Михайлович, ехать теперь опасно, танки-то ушли. Может, дождемся 22-ю бригаду? С ней в Текуч и заскочим, а то на немцев напороться можно.

Генерал-лейтенант с укором глянул на Белова:

— А мост? Сейчас главное мост, ждать нельзя! Ты задержись, а я поеду.

— Но, Василий Михайлович! Город не очищен…

— Ничего, проскочу. Бронетранспортер с автоматчиками ведь здесь.

Через минуту машины, объезжая воронки, уже двигались к городу. На передней, как и прежде, Алексеев, на второй — полковник Белов. Замыкал эту небольшую колонну бронетранспортер с автоматчиками, вместе с ними был и подполковник Петров. В Текуч въехали не сбавляя скорости. Вот и центр города.

А дальше произошло непоправимое. Из окон двухэтажного дома по колонне резанули автоматные очереди. Машина Василия Михайловича на миг остановилась, а сам он, привстав и резко оттолкнувшись от смотрового стекла, выпрыгнул в придорожный кювет. За ним выскочил ординарец Прокаев. «Виллис», продолжая двигаться, врезался в дерево. Вторая машина загорелась. Белов еле успел выбраться из нее. По бронетранспортеру немцы ударили из пушки, находившейся в саду возле дома. Снаряд разорвался внутри, превратив машину в бесформенную горящую кучу металла.

Полковник Белов, опомнившись от секундного замешательства, по кювету, укрываясь за домами, выполз в безопасное место. «Что с Алексеевым? — лихорадочно думал он, всматриваясь туда, где остался генерал. — Что делать, как помочь ему?» Выскочив на другую улицу, он остановил первый идущий танк.

— Там, на дороге, засада. Ранен командир корпуса генерал Алексеев…

— Вас понял, — козырнул молодой лейтенант, командир танка, и, не дожидаясь дальнейших объяснений, скрылся в башне. Танк рванулся вперед. Вот он подошел к дому, где устроена засада, развернул орудие… Но немцы опередили танкистов. В упор ударил по танку залп. Сдетонировал боезапас, и от сильнейшего взрыва грозная машина развалилась на части. Весь экипаж погиб.

— Ах, сволочи, что делают, — злобно выругался Белов и загородил путь следующему танку.

— Что случилось, товарищ полковник? — Из люка вылез заместитель начальника политотдела 22-й гвардейской танковой бригады майор Яковлев.

— Там генерал Алексеев. Ранен, убит — не знаю. Только осторожно, они уже взорвали наш танк. Прошейте дом огнем, потом подходите.

Майор Яковлев открыл интенсивный огонь из танковой пушки. Тучи известковой и кирпичной пыли поднялись над домом, он осел, превратившись в груду битого щебня и остро изломанных остатков стен. Подавив орудие противника, танк вплотную подошел к тому месту, где находился генерал.

Василий Михайлович лежал на спине, широко раскинув руки. Пуля, попав в лицо, пробила голову и вышла через затылок. Автоматная очередь насквозь прошила грудь.

Истекая кровью, застыл на генерале ординарец Прокаев, прикрыв его своим телом. Он был без сознания и не знал, что командир 5-го гвардейского Сталинградско-Киевского танкового корпуса генерал-лейтенант танковых войск Василий Михайлович Алексеев мертв.

Тем временем головные танки 21-й гвардейской танковой бригады неожиданно появились перед мостом через реку Серет, уничтожая с ходу подрывников и охрану. Мост был взят, путь на Фокшаны открыт. Город Текуч также был полностью очищен от врага. Последний приказ командира корпуса генерал-лейтенанта Алексеева танкисты выполнили с честью.

Эпилог

— Настанет день, отгремят последние выстрелы в столице поверженного врага, где-то за круглым столом продиктуют побитой Германии условия мира и возмездия, и люди вздохнут облегченно: кончился кошмар войны и народных страданий. Захлопают двери на Украине и Кубани, в Сибири и на Урале, в Подмосковье и Астрахани, в Ташкенте и Кишиневе — во всех уголках земли нашей, и с трепетом и волнением переступят порог родного, отчего дома его защитники. И семьи бросятся к ним навстречу. Но уже никогда не вернется в свой дом на Урал генерал-лейтенант танковых войск Василий Михайлович Алексеев, не забьется в счастливых слезах у него на груди жена, не повиснут на отцовских руках его дети. Он погиб, погиб как герой, грудью и кровью своей добывая Победу. Но в час, когда залпы победного салюта прогремят над страной, в Славгороде и Тростянце, в Яготине и Гребенке, в Переяславле-Хмельницком и Бельцах, в тихой деревеньке Зарубинцы и в белой Умани — в сотнях городов и сел России, Украины и Молдавии встанут люди за праздничным столом и старший по возрасту — убеленный сединами дед, что с японской войны бережет солдатского Георгия, или мать, не сводящая глаз с вернувшегося сына, — назовет имя освободителя, имя человека, чьи танки огнем и железом карали убийц, имя нашего генерала, имя Василия Михайловича Алексеева.

— Он был прост, как солдат, и оттого, что жизнь прошел трудную и сам начинал с солдатского котелка да винтовки, он знал своих солдат, любил их, и бойцы любили его. Во имя Родины трижды пролил кровь свою генерал Алексеев. И о смерти его узнают люди, узнают о том, что, жалея солдат, себя не жалел генерал и погиб на улицах Текуча, продвигая танки вперед, быстротой и маневром добывая Победу…

Так говорил над свежевырытой могилой гвардии майор Кравец, провожая в последний путь своего генерала.

А спустя неделю в далекой Перми жена Алексеева, вытирая слезы, читала: «Уважаемая Александра Петровна! В боях за нашу социалистическую Родину 25 августа 1944 года в 11 часов 30 минут в румынском городе Текуч от рук немецко-румынских автоматчиков пал смертью храбрых командир 5-го гвардейского танкового Сталинградско-Киевского корпуса гвардии генерал-лейтенант танковых войск Алексеев Василий Михайлович. Командование и боевые друзья Василия Михайловича доставили его тело и похоронили с воинскими почестями в г. Бельцы Молдавской ССР…»

Имя генерала Алексеева живо в сердцах его боевых друзей, в сердцах всех людей, чьи города и села освобождал он от немецко-фашистских захватчиков. Родина помнит его заслуги. Боевой путь генерала-воина отмечен орденом Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени. Посмертно Алексееву присвоено звание Героя Советского Союза. Родина проявила заботу о детях Василия Михайловича. Дочь Валентина Васильевна Борщ, как и мечтал отец, стала врачом, сын Виктор Васильевич работает педагогом.

Чтят боевые традиции и людей, отдавших жизнь за счастье грядущих поколений, солдаты и офицеры — наследники боевой славы танкистов Великой Отечественной. Чтят память о генерале-воине и его земляки-уральцы.

Источники и литература

Ф. 400, оп. 3006, д. 2; оп. 9468, д. 11, 94.

Ф. 412, оп. 10282, д. 3, 5, 8, 10; оп. 10295, д. 3, 4, 8.

Ф. 5871, оп. 5689, д. 4, 13, 71, 73; оп. 5719, д. 5б.

Ф. 425, оп. 10339, д. 52; оп. 10350, д. 2; оп. 10353, д. 11, 23.

Ф. 673, оп. 264951, д. 1; оп. 267382, д. 1, 2, 5, 6.

Ф. 667, оп. 14481,1 д. 5; оп. 49657, д. 4;

оп. 75100, д. 1, 2; оп. 75106, д. 1;

оп. 75111, д. 1; оп. 274874, д. 3;

оп. 349343, д. 1; оп. 365745, д. 4.

Ф. 45, оп. 9472, д. 86.

Ф. 178, оп. 277688, д. 1.

Ф. 183, оп. 265309, д. 1.

Ф. 186, оп. 265310, д. 8.

Ф. 20, оп. 564571, д. 1.

Ф. 21, оп. 367257, д. 1; оп. 871580, д. 1.

Личные дела:

оп. 175747, 565329, 641383 — Алексеев В. М.

оп. 566693 — Лавриненко М. И.

оп. 567014 — Нестеров С. К.

Ф. 34994, оп. 4561, д. 17, 19, 66, 69, 86. 1

Ф. 32209, д. 1.

«За Родину!» — редактор Батавин Б. С. — август 1939 г.

«Защитник Родины» — редакторы Чекулаев Д. А., Костюков А. В. — ноябрь 1941 г.

«За победу!» — редактор Болтин Н. А. — 1943 г.

«Сталинец» — редактор Логунов С. П. — 1944 г.

«Защитник Родины» — редактор Козлов И. — 1944 г.

История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг. Т. 1–4. М., 1960–1962.

Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. М., 1970.

Г. Т. Завизион, П. А. Корнюшин. И на Тихом океане… Военно-исторический очерк. М., 1967.

Р. Я. Малиновский. Ясско-Кишиневские Канны. М., 1964.

Ф. Меллентин. Танковые сражения 1939–1945 гг. М., 1957.

К. С. Москаленко. На Юго-Западном направлении. Воспоминания командарма. М., 1969.

Н. П. Стороженко. Танки идут впереди. М., 1959.

Г. М. Уткин. Штурм «Восточного вала». М., 1967.

С. Ф. Шутов. Красные стрелы. М., 1963 г.

A. П. Алексеевой, А. М. Белова, М. Д. Божко, В. В. Борщ, Н. А. Забелина, Д. И. Заева, Е. А. Казанцева, А. Г. Кравченко, С. Е. Лобачева, B. Е. Михайлова, И. Д. Михайличенко, А. В. Моченовой, А. В. Новикова, Н. И. Работкина, Ф. Н. Ремезова, И. Ф. Рудакова, М. И. Савельева, Н. П. Стороженко, М. И. Тараненко, Г. Л. Туманяна, В. И. Филиппова, П. П. Чепкова, Я. А. Чернова, В. К. Шанина, М. К. Шапошникова, А. Ф. Шлипкина, С. Ф. Шутова.

Хлопков А., Шураев Н., Живков А. История боевого пути 10-го танкового корпуса. Рукопись. (Часть ее находится у автора.)