Ольга

Всему приходит конец — и блаженным харьковским дням, и короткому летнему отдыху. Пора было решать, куда двигаться дальше, на север ли, обратно в Москву к родному театру, или на юг, подальше от линии фронта. Заманчиво, конечно, оказаться в родных стенах, осененных занавесом с выгравированной на нем вечной чайкой, но пугают слухи о наказаниях тем, кого можно было назвать неблагонадежными, а то еще покруче — врагами. И вспоминалось необдуманное увлечение банкетами, парадами и парадными обедами в честь победоносной армии генерала Деникина. Поди объясни заскорузлым комиссарам из ЧК, что они актеры, а не мыслители, и что ничего не имели в виду, выпивая за победоносную армию генерала Деникина. Просто всегда были рады поводу выпить.

И после долгих взвешиваний «за» и «против» было решено оставаться пока по эту сторону линии фронта и ехать в солнечный город Ростов-на-Дону, всегда славившийся благодарной театральной аудиторией. Аудитория была необходима потому, что небольшие харьковские заработки утекли за время отпуска. И опять остро встал вопрос, чем платить за обед.

Путь в Ростов не был устлан розами. Приходилось ехать в грязных грузовых теплушках, часами пережидать протекающие мимо потоки солдат и пересаживаться из одного состава в другой, перетаскивая на себе декорации и костюмы.

Но ужасней дороги в Ростов оказался для них приезд в Ростов. Ни о каких гастролях не могло быть и речи — город заполонило отступающее белое войско. Актеры даже не нашли места для ночевки, пришлось довольствоваться грязной железнодорожной платформой. Только здесь их догнало известие, что Красная армия захватила Харьков и движется на Ростов. По городу бродили страшные слухи о жестоких расправах, чинимых красноармейцами над всеми, кто не подчинился власти большевиков. Пребывая в растерянности, актеры решили немедленно бежать в Новороссийск, куда устремилась вся разгромленная белая армия. Но решить бежать — это одно, а реально бежать туда, куда устремились сотни тысяч охваченных паникой людей, дело совсем другое, это возможно разве что только пешком.

Выручило напуганную труппу именно их ужасное пристанище на перроне. Пока директор труппы Качалов бегал по военным инстанциям в надежде добыть билеты на Новороссийск для своих актеров, к платформе, где они провели очередную ужасную ночь, подкатил длинный товарный состав. Прямо перед актерами остановился вагон с полузакрытой дверью. Молодые члены труппы еще на ходу запрыгнули внутрь вагона и обнаружили, что он всего лишь наполовину заполнен углем. При всеобщем ликовании они, не дожидаясь одобрения начальства, стали грузить декорации в товарняк, стараясь не запачкать их угольной пылью.

Вернувшийся ни с чем огорченный Качалов обнаружил, что почти весь так называемый пропс[] уже не только погружен в вагон, но и прикрыт украденным где-то брезентом. Первой реакцией его было возмущение самовольными действиями актеров, потом последовал вопрос:

— А вдруг поезд идет не в Новороссийск?

— А куда же еще? — спросила Ольга, которая могла себе позволить противоречить директору. — Посмотри, что военные грузят: пушки, пулеметы и боеприпасы. Куда еще они могут их везти?

Качалов, будучи опытным руководителем и осознавая, что возможность уехать из ужасного Ростова вдохновила и сплотила его людей, не стал с ними спорить, а приказал скорее забраться в вагон и задраить двери, пока их не обнаружили. Не прошло и часа, как поезд тронулся, увозя к Черному морю счастливых безбилетных пассажиров.

Этот поезд, груженный солдатами, пушками, пулеметами и боеприпасами, не ехал, а мчался в Новороссийск, куда и прибыл к полночи. Пока солдаты разгружали пушки и пулеметы, актеры быстро вынесли из вагона свое театральное имущество и отправили в порт разведчиков для выяснения возможности уплыть из Новороссийска — куда-нибудь, лишь бы уплыть.

То, что разведчики увидели, перевернуло все их представления об ужасах войны. На их глазах большой отряд донских казаков расстрелял своих лошадей. Когда лошадиные трупы усыпали набережную, казаки прыгнули в ледяную воду и поплыли к стоявшему на якоре кораблю. Именно в эту минуту раздался гудок, и корабль, снявшись с якоря, начал удаляться от берега. Это не остановило плывущих казаков, хотя стоявшим на набережной было ясно, что им не удастся догнать уходивший в Турцию корабль. На набережной на какое-то мгновение стало очень тихо, и тут же тишину взорвали неорганизованные залпы пистолетных выстрелов. Сообразив, что это отчаявшиеся белые офицеры добровольно кончают жизнь самоубийством, чувствительные актеры-разведчики поспешили покинуть порт.

Вернувшись к своим, они подробно обрисовали увиденные ими ужасы и выдали окончательное заключение: нет никакой надежды выбраться из Новороссийска на военном корабле. Оставаться в Новороссийске тоже невозможно — части Красной армии наступают со всех сторон. Что же делать?

Ждать, когда их настигнет неминуемая гибель, было невыносимо, и какая-то неведомая сила подтолкнула Ольгу. Она поднялась с угольной кучи, на которой сидела с книгой в руке:

— Пойду-ка я и своими глазами посмотрю, что там творится.

— Только возьми с собой кого-то из молодых, — приказал Качалов. — Не стоит бродить одной среди сорвавшихся с цепи солдат.

Выйдя на набережную, Ольга убедилась в правоте заключения разведчиков — очередной нагруженный до ватерлинии корабль уходил за горизонт, оставляя на берегу обезумевшую от страха толпу. Особенно пронзили ее сердце многочисленные трупы застрелянных казаками лошадей, некоторые кони еще бились в агонии. Не в силах вынести это зрелище, Ольга резко отвернулась и зашагала прочь куда глаза глядят, а глаза ее никуда не глядели — их застилали горькие соленые слезы. Так бы она и шагала неизвестно куда, если бы ее не окликнул чей-то голос с сильным кавказским акцентом:

— Ольга Леонардовна, неужели это вы? Что вы здесь делаете?

Она обернулась и увидела знакомое лицо, но из-за исключительности ситуации не сразу смогла вспомнить имя говорившего. Явно знакомый, но не сразу узнанный ею человек спокойно сидел в шезлонге на веранде небольшого оплетенного виноградными лозами домика — уже это одно показалось Ольге невероятным в окружающем хаосе. Еще более невероятной показалась постепенно пришедшая ей на ум личность окликнувшего мужчины. Это был давний поклонник ее таланта Вахтанг — его фамилия выскочила из ее смятенной головы, — директор тбилисского драматического театра, которого она часто снабжала контрамарками на свои спектакли во время его визитов в Москву.

Вахтанг придвинул Ольге стул и сказал:

— Садитесь, дорогая Ольга Леонардовна, и скажите мне, что вас занесло в этот кромешный ад.

Выслушав ее сбивчивый рассказ, Вахтанг воскликнул:

— И Качалов с вами, и вы здесь, моя богиня! Знаете что, приезжайте-ка вы в Тифлис. Мы там организуем для вас славные гастроли.

— Что значит — приезжайте в Тифлис? — опешила Ольга. — А как мы можем попасть туда из этого сумасшедшего дома?

— Действительно, как можно попасть в Тифлис? — задумался Вахтанг. — Ладно, идите к своим, тащите сюда свой скарб, а я пока что-нибудь придумаю.

Ольга с трудом поднялась со стула и покачнулась, голова закружилась, все поплыло перед глазами — она ведь почти сутки не ела и не пила, не говоря уже о бессонной ночи на куче угля. Она бы наверняка упала, если бы испуганный Вахтанг не подхватил ее и не посадил в свой шезлонг.

— А не голодны ли вы, моя примадонна? — Вахтанг, как истинный сын грузинского народа, склонен был говорить витиевато. — Сознайтесь, когда вы ели последний раз?

— Не помню, — прошептала Ольга.

Ее с детства приучили не посвящать окружающих в свои беды и напасти. Вахтанг всмотрелся в бледное лицо примадонны, оценил давно не мытые волосы и решительно взял руководство в свои руки.

— Молодой человек, — обратился он к юному спутнику Ольги, — вы найдете дорогу обратно, а потом опять сюда? Так бегите бегом к своим и ведите их всех сюда вместе со всем пропсом. А мы пока восстановим жизненный баланс великой актрисы.

— Дайте ему какой-нибудь бутерброд, — попросила Ольга, — он ведь тоже умирает с голоду.

К счастью, увитый виноградными лозами домик оказался грузинским ресторанчиком «Гамарджоба». Так что, когда труппа Качалова с многочисленными остановками и перебежками добралась наконец до благословенного места, Вахтанг не только по мере сил восстановил жизненный баланс Ольги, но и успел начать переговоры по организации их переезда в солнечную Грузию.

В ресторанчике «Гамарджоба» Качалова поджидал востроглазый итальянец, капитан небольшого торгового судна, связь которого с Вахтангом осталась тайной. За небольшую плату он был готов отвезти актеров с их багажом и декорациями в Сухуми, откуда они без особых затруднений могли добраться до Тифлиса. Актрисы скинулись и пожертвовали в общий котел остатки своих драгоценностей, а чего не достало для оплаты проезда, одолжил Вахтанг. Он пообещал Ольге, что согласится принять обратно одолженную сумму в случае успеха тифлисских гастролей.

С этого момента начался краткий благополучный период скитаний беглой труппы Качалова. Чудесный гостеприимный город Тифлис — его тогда еще не переименовали в Тбилиси — был счастлив принять у себя столь почетных гостей. Измученные скитаниями актеры наслаждались полными залами, прекрасной погодой и вкусной едой. А когда театральный сезон закончился, труппе предоставили зимний дворец покойного великого князя Михаила Романова, младшего брата Николая Второго, на курорте Боржоми. Я не стану описывать благословенные дни, проведенные там, поскольку писать об этом довольно скучно — в них нет никакой драмы. Единственно, что беспокоило группу Качалова в то время, — мучительное раздвоение в решении вопроса, что делать дальше. Было ясно, что задерживаться в Тифлисе нельзя — вокруг Кавказа смыкалось кольцо Красной армии. Все так устали от скитаний, неустроенности и неопределенности, что хотелось поскорей вернуться в Москву, но в скудных весточках родные и друзья убеждали не спешить и возвращаться только после получения гарантии безопасности.

А пока такой гарантии никто не давал, пришлось опять отправиться в дальние странствия, постепенно превращаясь в носителей страшного клейма «белоэмигранты».

Загрузка...