Тайна папок Йонсона

11

Штромсен смотрел на труп Свена Ньюберга и думал, что еще совсем недавно потратил несколько дней и ночей на бесплодный допрос этого симпатичного молодого человека. С самого начала, когда того еще только арестовали, полиция поторопилась официально объявить, что найдены серьезные улики и что она идет по верному следу. Но уже на первом допросе Гном почувствовал, что напрасно принял на веру показания Рольфа Бурстина. Ньюберг начисто отверг версию о том, что он отлучался на сутки из гостиницы «Панорама». В письменном свидетельстве Бурстина, в котором тот, правда, настаивал и на очной ставке, говорилось, что в день накануне убийства Нордена он в поисках Свена приехал в Хавен, но безуспешно искал приятеля повсюду, пока к утру следующего дня не обнаружил его спящим в собственном номере. На вопрос Бурстина, где он был и что с ним случилось, Ньюберг буркнул: «У меня неприятности, не суйся не в свои дела».

Версия Бурстина расходилась с тем, что первоначально говорили пять других приятелей Ньюберга. По их словам, всю ту ночь напролет Свен пил и играл с ними в карты. Когда люди Штромсена их прижали, пятерка раскололась: Шедд Дайсен признал, что твердо не помнит, когда именно Свен покинул их компанию. Сам он, Дайсен, был несколько навеселе, и, хотя ему прежде казалось, что Ньюберг отлучался лишь ненадолго, он теперь допускает и иные варианты. «Я с какого-то момента отключился», — упорно повторял Дайсен в ответ на вопросы полицейских. Что-то в этом духе стал говорить и Стин Линдберг.

Штромсен слишком хорошо знал такого рода молодых людей: попав в полицию, они сначала ведут себя заносчиво и от всего открещиваются, но позже, осознав, что скоро их не отпустят, и приблизительно представив себе, чего от них хотят, меняют тактику и начинают подыгрывать следователю. Он привык не доверять им, хотя было много случаев, когда неустойчивость именно таких свидетелей помогала выявить истину. В данном случае Рольф Бурстин точно знал, когда он впервые появился в «Панораме»: время было зарегистрировано в журнале дежурного администратора. Странно, зачем этот журнал вообще велся? В большинстве отелей такой практики не было. Как выяснилось, журнал появился после одной истории, тоже приведшей к вмешательству полиции и нанесшей сильный, хотя и не непоправимый удар репутации отеля.

Трое других собутыльников Ньюберга продолжали стоять на своем. Но когда их попросили рассказать подробнее, как складывалась в ту ночь карточная игра, они признали, что Свен активно в ней участвовал лишь вначале, что ему чертовски не везло и что на каком-то этапе он в сердцах воскликнул: «Больше не играю!» — и отсел в кресло у окна, где тянул шнапс из бутылки. Должно быть, он выходил, потому что все они действительно помнили, как его искал Бурстин. Но они настаивали, что Ньюберг вскоре вернулся. С двенадцати до часу они прервали игру на небольшой ужин. Свен, явно забывший про невезение в карты, потешал всех, рассказывая анекдоты. На показания Бурстина о том, что около часу ночи он снова заходил в их комнату и вновь не обнаружил там Ньюберга, они заметили, что тот мог ненадолго выйти, например, в туалет.

Когда самого Свена Ньюберга привезли в полицию, он не был испуган или растерян. Упорно настаивал на своем, чем привел следователя в бешенство. Лейтенант Вольф Керсен был из тех, кто в ярости мог ударить арестованного, что, кстати сказать, нередко помогало довести дело до благополучного конца. Но в данном случае коса нашла на камень. Штромсен решил сам продолжить допрос. И тогда, после двухчасового разговора, он согласился с Ньюбергом, что надо еще точно установить, где находился сам Бурстин с часу ночи, когда он вторично не нашел Свена среди картежников, до девяти утра, когда он разбудил Ньюберга в его номере. На очной ставке Бурстин внезапно покраснел и отказался отвечать на этот вопрос.

Пять дней еще возились они с этим делом, пока не выяснилось, что Бурстин провел часть ночи с подругой Линдберга, о чем он, естественно, до поры до времени молчал, а потом умудрился заснуть в ее же номере на диване и проспал до позднего утра.

Полиции пришлось выпустить Ньюберга и его друзей. Хотя в разъяснении, которое Штромсен лично делал на пресс-конференции, было сказано, что «следствие по делу Ньюберга продолжается», сам он считал этот след мертвым. Теперь же перед ним был труп Свена Ньюберга. Значит, связь с убийством Нордена все же существовала.

Широкий пружинный матрац, на котором лицом кверху лежал убитый, стоял посреди почти пустой комнаты. На ручку кресла-качалки были небрежно брошены джинсы хозяина. На Ньюберге была лишь красная рубашка из тонкой материи. Однообразная белизна стен, потолков и простыни, покрывавшей матрац, делала всю эту сцену неправдоподобной. Красное, белое, синее — три цвета, как на чьем-то национальном флаге. Почти кощунство. Не было никаких сомнений, что его задушили, а перед этим он был объектом насилия со стороны неизвестного того же пола. Случай довольно ординарный для квартала Костен, но не для приличного района, где обитал Ньюберг.

Прошло не более двух недель после его последнего допроса в полиции. Кто-то убрал Ньюберга с пути, опасаясь, что он в конце концов что-то выдаст следствию. Нордена мог убить знакомый Свена, а отъезд в Хавен и вся эта история с карточной игрой, выпивкой и «исчезновениями» в номерах знакомых женщин были хорошо разыгранной комбинацией с целью отвлечь внимание от истинных обстоятельств убийства.

Но как убийца Нордена мог проникнуть в резиденцию? На территорию его мог провести в багажнике своего автомобиля кто-то из имеющих право на въезд. Значит, был сообщник. Версия с Ньюбергом была самой простой: ему мог содействовать Кристиансен, если не самому Ньюбергу, то кому-то из его друзей. Но с территории убийца должен был проникнуть в особняк. Он не мог этого сделать, не попав на видеопленку.

Гном снова приказал арестовать приятелей Ньюберга, в том числе Бурстина и тех, кто в ночь убийства оставался в столице. Ведь кто-то из них мог оказаться убийцей Ньюберга, а от него след приведет к разгадке убийства премьера. Единственно, кого Штромсен пощадил, была Ингрид Сьоберг. Дальше Гном откладывать разговор с ней не мог.

Открыв наружную дверь своей квартирки в большом доме на Хинсдейлгассе, Ингрид несколько мгновений удивленно смотрела на маленькую сгорбленную фигурку Штромсена. Это была высокая девушка, вынужденная глядеть на него сверху вниз. В ее темно-карих глазах таилась вечная улыбка женщин приморских племен, заселивших эти места тысячелетие назад. Наконец она сказала:

— Вы — Штромсен. Я видела ваши фотографии в газетах. Входите.

Если она и была напугана его внезапным появлением, то внешне ничем себя не выдала. Квартирка ее была того типа, который называли теперь «студией» — на американский манер. Продолговатая комната, кухня без окон рядом с входной дверью. Небольшая прозрачная ширма, отделявшая неширокую девичью кровать от основной части комнаты. В правом дальнем углу у окна — письменный столик, на нем фотография Свена в рамке и с черной полосой. Во всю правую стену тянулись полки с книгами. Их было больше, чем у Штромсена в его просторной квартире, и много больше, чем он рассчитывал прочитать, выйдя на пенсию. Он сел в кресло возле низкого журнального столика, но не торопился начинать разговор.

Ингрид опустилась на кушетку возле ширмы и посмотрела на него долгим вопросительным взглядом, вынудив его отвести глаза.

— Вам нужна моя помощь? — спросила она наконец.

Штромсен попросил разрешения курить и зажег сигарету.

— Смотря в чем, — заметил он. — Многое я знаю из собственных источников. Думаю, что они достаточно надежны.

Эти слова, видимо, не произвели на нее должного впечатления.

— Лучше, если вы будете задавать вопросы, — произнесла она без тени смущения. — Мне трудно судить о том, что может вас интересовать.

Другая, как это бывало не раз, выразила бы удивление его приходу, поспешила бы заявить, что ей сказать нечего. Так делали почти все.

— Вы не ждали, что вас вызовут в полицию? — спросил Штромсен.

— Нет, я допускала такую возможность, — отвечала она. — Особенно после того, как арестовали всех друзей Свена.

— Всех?

— Всех, кого я знаю.

Она сделала ударение на слове «я».

— Вы считаете, что они невиновны?

— Думаю, вы и сами вскоре в этом убедитесь.

— Почему?

Ингрид пожала плечами. Плечи были не широкие и не узкие, почти в самый раз. Разглядеть ее ноги он не мог. Она была, в джинсах, как и на большинстве просмотренных им видео лент.

— Расспросите тех, кто их знает, — сказала она. — Они могли задушить, но не способны на другое.

Почему она так спокойно говорит о человеке, с которым была в интимной связи более двух лет, вплоть до его смерти?

— Вы не знали о том, что он встречался с людьми такого типа?

— У них не могло быть с ним ничего общего в духовном смысле.

— Он жил сразу в нескольких измерениях?

— В этом было его очарование.

Штромсен зажег третью сигарету. Дым уходил в полураскрытое окно.

— Это были случайные встречи?

Она колебалась всего лишь секунду.

— У него была только одна постоянная любовь, — тихо, но уверенно произнесла она.

Понять это было трудно. Штромсен подумал, что он безнадежно устарел. В его время такое было бы невозможно.

— О чем вы просили Нордена за два дня до его убийства? — внезапно сменил он тему.

Это был коронный ход, который мог расколоть айсберг.

Но она продолжала отвечать, как ни в чем не бывало. Ни в голосе, ни во взгляде ничто не изменилось ни на йоту. С таким хладнокровием она сама могла бы убить кого угодно.

— Теперь, после смерти Свена, я, пожалуй, могу вам сказать кое-что. Вреда это ему уже не принесет. Его пыталась завербовать контрразведка. Это было после того, как он был арестован в начале года при разгоне демонстрации в Белунгене.

Штромсен сам не участвовал в этой операции, он был болен и следил за сообщениями по радио, лежа дома в постели. Руководил операцией его заместитель Квили Хагенфюрст. В парке Белунген собралось тысяч десять студентов и другой молодежи, они расположились там с ночи и целый день скандировали левые лозунги.

Полицию вызвали окрестные жители. В этом районе селились состоятельные семьи, представители столичной элиты. Полицейские нагрянули с овчарками. Случай был не из красивых. Правительство попало под перекрестный огонь прессы. Оппозиция торжествовала: при социалистах методы полиции не слишком отличались от тех, которые применяли их консервативные предшественники.

Штромсен не спросил Ингрид, зачем контрразведке понадобилось вербовать Свена. У Хансена были осведомители во всех политических партиях, правых и левых группах.

— Вы думали, что Норден поможет Свену избавиться от контрразведки? — спросил он.

— Мне казалось, что Берт всесилен, — сказала она просто. — Он часто помогал мне. На этот раз отказал наотрез. Это был неприятный разговор. Я обвинила его в недостойной ревности, но думаю, что причина была не в этом. Свен упрекал меня за то, что я ходила к Берту. «У тебя наивные представления о том, кто управляет государством» — говорил он. Пожалуй, Свен был прав.

— У вас есть его фотографии?

Она вынула из шкафа альбом и протянула ему. Наполовину он был заполнен снимками Свена и Ингрид. Снимали, по-видимому, друзья. В альбоме Штромсен нашел вырезку из «Моргенпост». Большая фотография: двое полицейских на демонстрации в Белунгене ведут арестованного Ньюберга. Другие полицейские в шлемах разгоняют дубинками толпу. Он вгляделся в лица тех двух: Фриц Молтебен и Кир Сомерсен. Фриц — здоровый верзила с длинным, лошадиным лицом, Кир — небольшого роста красавчик.

— Свен не рассказывал, где происходили встречи с людьми из контрразведки?

— Они приходили к нему домой. Он отказывался идти к ним.

— Его оставили в покое?

— Так ему казалось. Когда мы были в Хавене, он сказал мне, что дело, по-видимому, обошлось.

— Он не называл тех, кто приходил к нему?

— Нет. Я никогда не слышала ни единого имени.

— Жаловался на их грубость?

— Нет, они вели себя обходительно.

— Но угрожали?

— Речь шла о каких-то подробностях его личной жизни прежних лет.

Гном встал. Ингрид удивленно посмотрела на него:

— Это все? Почти что светский разговор. Совсем не похоже на допрос.

Он улыбнулся.

— Я уже многое знаю, но не хватает деталей. Быть может, сегодня вы прояснили кое-что.

Штромсен пошел к двери. Его догнал ее вопрос:

— Надеюсь, моему дяде не грозят неприятности?

Он остановился и повернулся к ней.

— Он был очень расстроен нашей размолвкой с Норденом.

— Он любил своего хозяина?

— Да, и очень сильно.

— Больше, чем вас?

— Меня он любил по-другому, но он абсолютно не способен на дурное.

Штромсен молча кивнул и вышел из квартиры.

Две детали в досье Кристиансена были существенными. Давний привод в полицию: в молодые годы он зверски избил своего товарища по школе. Дело было закрыто после вмешательства каких-то благодетелей. И справка о систематическом посещении ипподрома. Это была старая страсть. Временами Кристиансен снимал со своего счета большие суммы, существенные вклады делал реже. В последние месяцы крупных изменений в ту или другую сторону не было.

Вернувшись к себе, Штромсен проглядел свежие донесения. Допросы друзей Ньюберга мало что дали нового.

Он нажал на одну из кнопок телефона:

— Постарайтесь узнать, кто из арестованных сотрудничает с Хансеном.

Через несколько минут он выслушал ответ, нетерпеливо постукивая прокуренными пальцами по столу.

— Разумеется, Кингсринг тебе ничего не скажет. Выбейте это из арестованных. Кто-то из них должен там подрабатывать.

Он положил трубку.

На столе лежало адресованное ему письмо от некоего К. Эрбера. Пробежав его, стал читать более внимательно. Потом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Мозг быстро перебрал варианты, соединяя, казалось бы, несоединимое. Штромсен открыл глаза и снова нажал на кнопку:

— Где сейчас Сомерсен и Молтебен? Давно? Нет, не надо. Когда выздоровеет дайте мне знать.

Сомерсен заболел и последние пять дней лежит в госпитале. В следствии по делу об убийстве Ньюберга он не участвовал. Верзила Молтебен был на месте. В данный момент он допрашивал Бурстина. Новых результатов у него не было.

Гном еще раз нажал на кнопку, а затем набрал девятизначный номер. В трубке посвистывали едва заметные сигналы междугородной автоматической станции. Поговорив меньше минуты, он поднялся, надел кепку и плащ и вышел в коридор.

— Предупредите по линии, — бросил он на ходу помощнику, — я поехал в Сундсвал. Если что, связывайтесь с моей машиной.

Шофер, он же телохранитель, ждал в «мерседесе». В быстро сгущающихся сумерках автомобиль выехал через арку на улицу и, набирая скорость, помчался в северном направлении. Сидя на заднем сиденье, Штромсен опустил козырек кепки на глаза и задремал. Ехать предстояло как минимум полтора часа.