Тайна папок Йонсона

24

Айлендер Фесс наслаждался. Не зря он потратился на выписку техники и специалистов из Виши. Теперь у него в собственном замке в Ангулеме была точная копия вишийского Института геронтологии. Вода нагревалась до температуры крови, ровный свет мягко струился через цветник, окружавший бассейн. Легкие движения под аккомпанемент тихого, почти потустороннего голоса инструктора заставляли мышцы совершенно расслабиться. Ароматическое вещество, растворенное в воде, делало кожу мягкой и эластичной, как китайский шелк. Полчаса такой благодати — и забывались все треволнения дня. Потом по мозаичному полу он шел в небольшую комнату, где единственным звуком было бурление теплой зеленоватой розмариновой воды, массирующей мышцы. Еще один массаж в четыре руки — и он возвращался к жизни посвежевшим, с чувством абсолютного душевного равновесия и уверенности в себе, которое отличало его в двадцать лет в начале пути к вершинам богатства и власти.

Айлендер Фесс не любил засиживаться на одном месте. Как бы хороша ни была вилла «Катари» в Калифорнии, он проводил на ней не более двух месяцев в году. Еще столько же в Палм-биче, в поместье под Нью-Йорком, в швейцарских Альпах и, наконец, в ангулемском шато. Не говоря уже о трехэтажной квартире на вершине одного из тридцатиэтажных зданий напротив Центрального парка на Пятой авеню. Манхэттен был шумен, но неизбежен. Каждый, кто действительно важен и влиятелен в этом мире, будь он ведущим акционером швейцарского банка, страховой компании из Гонконга, владельцем поместья в десять тысяч гектаров в Австралии, должен появляться в Нью-Йорке хотя бы несколько раз в году. Некоторые из членов этой глобальной олигархии отсиживались на яхтах, перемещаясь из порта в порт. Но он, Айлендер Фесс, предпочитал твердую почву под ногами и считал свои яхты, самолеты и лимузины лишь средствами для сокращения времени в передвижениях между своими главными опорными базами.

Замок был огромным. Филиал Института геронтологии, созданный им для самого себя, находился в восточной части замка. Рядом был музей с двадцатью дворцовыми залами, которые могли соперничать по роскоши с Версалем или Зимним дворцом.

В западной части, построенной в традиционном стиле местной аристократии, с ложными башенками и высокими окнами, через которые вливался щедрый солнечный свет Южной Франции, были жилые и рабочие апартаменты Фесса, откуда несколько десятков телефонных и телексных линий соединяли его с горячими точками финансового и политического мира. В высоком переходе между жилой частью и музеем находился большой зал, где давались балы, концерты, балетные представления. Это случалось не часто, и тогда на много миль с высоты холма, на котором расположился замок, струился яркий золотистый свет из пяти громадных окон.

Завершив процедуры, Фесс отправился пешком по верхней балюстраде в западное крыло. Дорога была недлинной, всего метров двести, но он любил ее из-за вида, открывавшегося отсюда. Справа был густой лес, защищавщий замок от северных ветров, а слева, далеко внизу за рекой, вившейся у подножия холма, расстилалась равнина.

Дойдя до конца балюстрады, он вошел в лифт и вскоре оказался в своем кабинете для малых приемов на втором этаже. Окна кабинета выходили на парадное крыльцо, у которого стоял длинный голубой «кадиллак». Фесс поморщился.

— Плохой вкус, — пробормотал он себе под нос. — Почему не розовый или желтый в крапинку? Кто его испортил? Эта актриса? Впрочем, пусть развлекается, как может.

Еле слышно раздался зуммер.

— Мосье Гудхарт, — провозгласил секретарь.

— Просите, — буркнул он в ответ.

Фесс нарочито остался у окна, глядя на двор и не оборачиваясь к входившему Гудхарту. Тот знал его немало лет и с первых же мгновений должен был понять, что провинился. Нет ничего легче, чем управлять подчиненными, в которых бродили чувство собственной вины и готовность искупить ее последующим исполнением твоих желаний.

— Добрый день, Айл, — громко и ласково сказал Гудхарт, как бы не замечая неудовольствия своего старого босса. Всего два года назад он оставил место президента в одной из компаний, входивших в империю «Хэггерти корпорейшн», и, конечно, не забыл привычек и манер человека, благодаря которому он приобрел некоторое богатство и положение в обществе.

— Это вы, Боб? — обернулся хозяин. Он внимательно оглядел Гудхарта. В нынешнем заместителе министра обороны было внутреннее сознание приобщенности к высшей силе.

«Ничего, — подумал Фесс, — сейчас ничего не останется от твоей мании величия».

— Как добрались? — спросил он вслух. — Никак не думал, что в военное ведомство пробрались эти, как их, «странные» люди.

— Вы о чем? — удивился Гудхарт. Если бы в комнате стоял счетчик, измеряющий его самоуверенность, то он показал бы скачок вниз на несколько делений.

— Цвет лимузина, — тихо, но угрожающе сказал Фесс. — Почему не розовый? Не желтый в крапинку? Почему не гитара на боку и не багажник в виде толстого зада?

Гудхарт рассмеялся:

— Ваше чувство юмора, как всегда, на высоте, Айл. Мы, бюрократы, чересчур поглощены текучкой, чтобы различать цвет казенного лимузина. Впрочем, вы правы. Для правительства — черный, для высокого бизнеса — серый. Я дам этим паршивцам нагоняй.

Фесс явно потеплел:

— Иногда следует прислушиваться и к налогоплательщикам. От этого всем будет только польза. Давайте-ка сядем и поговорим о делах.

Кресла были высокие, с герцогскими коронами на верхушках спинок. Сидеть в них было удобно, даже откинувшись и положив ногу на ногу.

— Я слышал, — начал Фесс, — об этой авантюре с захватом иксляндских тайников. По-моему, это слишком рискованно, а главное — излишне. Сейчас я вам объясню почему, но сначала скажите: кому это понадобилось?

Гудхарт заерзал на мягком сиденье. Он явно не ожидал осложнений с этой стороны.

— Вся программа оказалась под угрозой, — сказал он виновато, — нужен был решающий толчок…

— И кто же это придумал?

— Это идет с самого верха…

— Этому охотно поверит кретин Вирт, — перебил его Фесс. — Наш дорогой президент слишком далек от жизни, чтобы ему в голову могли прийти такие мысли.

— Вы не представляете, Айл, как действует государственная машина, — заговорил Гудхарт тоном учителя, объясняющего школьнику четыре действия арифметики. — Президент высказывает недовольство, и все бросаются предлагать решения. Если ваш начальник выходит с инициативой и она в принципе — не в деталях, конечно, — одобряется, то остается только четко выполнять приказ.

— Разумеется, дорогой Боб, — раздраженно заметил Фесс, — я не школьник и хорошо знаю классические басни. То, что в нашем правительстве избыток услужливых дураков, не секрет.

На этот раз Гудхарт не возражал. Если Фесс кого-то обзывал дураком, значит, у него были на то основания.

— Что-нибудь случилось? — спросил он после минутного молчания.

— Случилось то, что вы все, в Вашингтоне, можете испортить тонко начатое дело. Разумеется, ответственным воздадут по заслугам, но это грозит довольно существенными потерями.

— Мы же с вами обсудили общий расклад, Айл. Я полагал…

— В том-то и дело, что ваша вшивая электронная разведка действует много медленнее, чем моя допотопная. Вы полагали и еще полагаете, что искомые вами секреты спрятаны в одном труднодоступном месте, а в действительности они уже переехали в другое, менее труднодоступное. И когда ваши головорезы явятся со своими дурацкими вертолетами и пушками в пункт А, они в лучшем случае обнаружат лишь пустой сундук, а не драгоценности из потопленных испанских каравелл возле побережья Флориды.

— Бьюсь об заклад, что вы узнали об этом только в последние сутки. — В голосе Гудхарта опять зазвучала самоуверенность.

— Вы ошибаетесь, — старательно артикулируя, произнес Фесс. — Я знал еще позавчера о намерении переместить драгоценности, но только вчера получил полное подтверждение. Так что будет лучше, если вы отмените вашу доморощенную операцию.

Гудхарт посмотрел на часы.

— Боюсь, что уже слишком поздно, — заметил он. — Операция начнется через четыре минуты. У нас нет прямой связи с этой группой.

— И вы называете это хорошо продуманной операцией особого назначения?

— Группа действует автономно. Это гарантирует ее инкогнито.

— А если ее захватят?

— Там нет ни одного американца.

— Почему они действуют средь бела дня?

— Так неожиданнее. Ночью охрана усиливается вчетверо. Днем у них мертвый час.

Фесс встал и опять подошел к окну. Двор был пуст. Голубой лимузин исчез.

— При всех условиях объект нападения не может быть секретом для иксляндского правительства, — сказал он после минутного раздумья. — И, если пошевелить мозгами, то не стоит труда догадаться, откуда исходит интерес.

Гудхарт стоял за его спиной и внимательно выслушивал все аргументы своего бывшего шефа.

— Все это — косвенные улики. На них доказательств не построишь. Это я вам гарантирую как профессиональный юрист.

Фесс повернулся к нему лицом. В глазах его было презрение. Гудхарт отшатнулся.

— При чем тут доказательства? Разве кто-нибудь боится доказательств? Речь идет не об этом. Сейчас иксляндцы почти готовы отдать нам сундук со всеми сокровищами, без боя и практически задаром. А через час, после налета ваших идиотов, они могут изменить свою точку зрения.

— Что-то не верится, при всем к вам уважении, Айл, — не без ехидства бросил Гудхарт. — На днях они арестовали наш самолет с кинокамерами.

— И поделом вам! — Фесс возмущенно пошел прочь от окна, чуть не задев Гудхарта по пути. — Слушайте, Боб, когда вы наконец перестанете играть в детские игры? Кинокамеры, спрятанные под задницей американского посланника или советника! Что может быть глупее? За кого вы принимаете этих иксляндцев? За туземцев с Сандвичевых островов?

Гудхарт в растерянности молчал, следя глазами за бегавшим из угла в угол Фессом.

— А главное — вы до сих пор не научились понимать мотивы поступков. Вы нанесли удар. Вам нанесли ответный удар. Значит, вы на данный момент квиты. Значит, можно спокойно говорить о деле.

Неожиданно Фесс кончил бегать и вновь опустился в кресло. Даже когда он сидел, вытянув шею, между его макушкой и герцогской короной оставалось сантиметров двадцать. Но Гудхарту не было смешно. Он примостился на самом краю кресла, как будто держал на коленях блокнот, в который надо было записывать указания начальника.

— Слушайте! Сейчас начинается новый этап борьбы. — Фесс успокоился и говорил почти что любезно. — Вчера подал в отставку глава ВВФ. Новым председателем будет Алекс Якубсен. Он еще не назначен, но об этом будет объявлено через несколько дней. И сокровище перемещено к нему.

Гудхарт смотрел на Фесса в совершеннейшем изумлении. Он был потрясен.

— Удивлены? Вот что значит хорошо разработанная комбинация со многими ходами и вариантами. Поэтому придется изменить тактику. И чем скорее, тем лучше. Следует настроить общественное мнение в Америке в пользу иксляндского правительства. Гунардсон — не Норден, с ней можно иметь дело.

Гудхарт пришел в себя. Глаза его стали стеклянными. Он о чем-то мучительно думал.

— Если вы думаете о том, — продолжал Фесс, — что нельзя доверять женщине, то вы абсолютно правы. Но я ей и не доверяю. Я делаю ставку на Якубсена и прежде всего на Торе Ленартсена. Этот не подведет.

Гудхарт вытащил из внутреннего кармана листок и подал Фессу.

— Это сообщение я получил из Вашингтона сегодня утром перед выездом к вам, Айл. — В его голосе не чувствовалось уверенности.

Хозяин пробежал несколько строчек расшифрованной телеграммы с грифом «Конфиденциально»: «Вчера днем в 13.14 в Манхэттене сбит автомашиной и тяжело ранен Гарри Йонсон. Состояние крайне тяжелое».

Фесс пренебрежительно скомкал листок и кинул Гудхарту.

— Опять игрушки! Я никогда не считал этих ооновцев серьезными противниками. Ничего бы они не сделали. Впрочем, снявши голову, по волосам не плачут. Будем надеяться, что их маленькое детективное приключение на этом закончится. Вы уверены, что их материалы не попали к Гунардсон?

— Если только через Нефедова. Мы до сих пор не знаем, кому он служит.

— Нефедов — ученый, которому нравится быть детективом. Даже если ему удастся что-то передать иксляндцам, вряд ли это теперь изменит ситуацию. Оставьте его в покое.

Фесс встал и пошел к двери. Не к той, в которую час назад вошел Гудхарт, а к другой, незаметной постороннему взгляду, в которую входил только он сам.

— Пойдемте обедать. Как я и обещал, интересующие нас японцы прибыли. Кое-кого из них вы уже знаете.

Они прошли по коридору, обтянутому муаром, на лифте поднялись на третий этаж и через несколько минут вошли в большую гостиную, где беседовали Мотоичи Канто и Судзуко Накацука. Завидев хозяина, они резво поднялись, пошли ему навстречу и по очереди потрясли ему руку, всасывая от удовольствия воздух. Изредка они бросали взгляды на Гудхарта.

— Я хочу вам представить, — торжественно объявил Фесс, когда рукопожатия кончились, — самого влиятельного человека, от которого зависит распределение интересующих вас контрактов: Роберт Гудхарт — заместитель министра обороны Соединенных Штатов.

Японцы опять принялись трясти руку, на этот раз Гудхарта, и всасывать воздух. Закончив эту церемонию, они проследовали за хозяином в большую столовую, где был накрыт круглый стол на четверых. Некоторое время ели молча, изредка обмениваясь суждениями о богатстве, местоположении и эстетических достоинствах замка. Только когда на столе появился кофе, хозяин приступил к деловому разговору.

— Господа, — сказал он раскуривая сигару, — нам предстоит обсудить вашу готовность принять участие в нашей великолепной программе, на которую в надежде смотрит все человечество. Я бы добавил — свободное человечество. Еще старик Аристотель сказал, что свобода есть прежде всего право распоряжаться своей собственностью. Так как вы собираетесь ею распорядиться в данном случае? Думаю, что несколько слов для начала вам скажет мистер Гудхарт.

«Можно подумать, что ты действительно отличаешь Аристотеля от Платона заодно с Плутархом», — это замечание заместитель министра оставил при себе, а вслух произнес:

— Мне приятно встретиться с ведущими представителями делового мира нашего близкого друга и союзника. Не буду говорить о том, что все формальности, связанные с участием ваших фирм в СОИ, давно урегулированы соответствующим соглашением между нашими правительствами. С тех нор прошло немало времени, но большого движения, вперед с вашей стороны мы не наблюдаем. Много раз мы поднимали этот вопрос перед вашими официальными представителями, но вразумительного ответа пока не получили. Что вас смущает? Прошу сказать откровенно. Я говорю по поручению самого верха в Вашингтоне. Мы внимательно следим за вашим тесным сотрудничеством с мистером Фессом и его коллегами в американском бизнесе. И мы рады вашим успехам. Но сегодня мы заинтересованы и в вашем прямом участии в программе СОИ. Итак, прошу объясниться.

Канто и Накацука посмотрели друг на друга и что-то сказали друг другу.

— Если позволит мистер Фесс, я бы начал, — сказал уже по-английски Канто. — Будем говорить начистоту. Больше всего нас беспокоит антияпонская кампания в вашем конгрессе. Мы понимаем чувства конгрессменов, когда торговый баланс между нашими странами постоянно складывается не в вашу пользу. Но они никак не могут понять, что конкуренция есть конкуренция и в ее результатах никто не виноват. Когда ваши сенаторы выходят на капитолийскую лужайку и публично, перед объективами телеоператоров, разбивают на мелкие кусочки японский телевизор, то, естественно сердца миллионов японцев обливаются кровью. Вы должны понять их чувства.

— Вы прекрасно знаете, что с нашими конгрессменами разговаривать нелегко.

— Мистер Гудхарт, вы абсолютно правы. С ними действительно бывает нелегко. Хотя у наших лоббистов другая точка зрения. Когда речь идет о получении финансовой поддержки, конгрессмен не очень стесняется. Сегодня он обедает с нашим представителем в лучшем вашингтонском ресторане, а завтра берет в руки дубину, чтобы посильнее ударить по нашему телевизору. Нам это неприятно.

— Гудхарт не отвечает за конгресс, — вмешался Фесс, — он отвечает за контракты.

— Совершенно правильно, мистер Фесс. Он не отвечает за конгресс. Но подумайте сами. Наши компании выпускают самые разные товары. В Америке японской электроники сбывается на несколько десятков миллиардов долларов в год. А ваши контракты по СОИ пока очень невелики. Самый большой — несколько сотен миллионов. И это — для американских компаний, не для иностранных. Наша душа лежит там, где лежат миллиарды. Это — хорошее правило бизнеса, вы сами нас ему научили.

— Символическая поддержка сегодня приведет к миллиардам завтра, — глубокомысленно заметил Гудхарт.

— Мы тоже любим символы, мистер Гудхарт. Понимание символов в крови у японцев. Но нас глубоко интересует и существо дела. У нас есть такой вопрос: как скоро вы начнете заключать настоящие, большие контракты? И кому вы их предназначаете?

Гудхарт вопросительно взглянул на Фесса.

— Мое соглашение с Татэкава Эйсаки остается в силе, — сказал Фесс внушительно. — Как только мы получим то, что ищем, посыпятся контракты, и ваша доля в них будет такой, как мы договорились.

Японцы посмотрели на Гудхарта. Тот — утвердительно кивнул.

— Мы слышали, — сказал молчавший до сих пор Накацука, — что новые обстоятельства последних дней могут заставить вас пересмотреть договоренность о долях.

Фесс внутренне выругался. Ленартсену он верил, но, как видно, у японцев была хорошо поставлена осведомительная служба.

— Если доли изменятся, — спокойно произнес он вслух, — то поровну для нас и для вас.

— Абсолютно поровну или относительно? — спросил Накацука.

Фесс быстро подсчитал что-то в уме. Если Ленартсен входил в долю, ему надо было дать, скажем, пять процентов, не больше. Американцы рассчитывали на семьдесят процентов, японцы — на тридцать. Если поровну абсолютно, то обе стороны теряют по два с половиной процента. Если поровну относительно, то американцы теряют три с половиной процента, японцы — лишь полтора.

— Полагаю, что можно найти золотую середину между двумя крайностями, — объявил Фесс.

Японцы быстро заговорили между собой.

— Это — тяжелый удар, — сказал Канто, — но Татэкава Эйсаки дал нам полномочия согласиться. Иначе говоря, три и два.

Фесс встал, за ним все остальные.

— Я никогда не думал, что мы так быстро договоримся, — сказал он.

— С вами, мистер Фесс, одно удовольствие торговаться, — возразил, всасывая воздух, Накацука.

Когда японцы уехали, а Гудхарт сел в голубой лимузин и покатил на ближайшую базу французских ВВС, Айлендер Фесс переоделся в спортивный костюм и не спеша направился в филиал вишийского института. Вечерняя программа была менее продолжительной и была направлена на подготовку ко сну. По дороге ему пришла мысль, с которой ему не хотелось отдаваться в руки массажистов. Он вытащил из кармана небольшой переносной радиотелефон и набрал номер.

— Крукс? — спросил он. — Постарайтесь узнать, каким образом японцам так быстро стало известно о планах Ленартсена. Да, они только что сами мне говорили. Главное: не ведет ли Торе двойной игры? Сколько времени? Сколько надо. Два-три дня, я думаю, будет достаточно.

Положив радиотелефон обратно в карман, он вновь зашагал к дверям института.