Тайные врата

4

«Титаник». «Странное название для клуба, – думала Эмма Шеннон. Она помнила, что „Титаник“ заходил в Нормандию по пути в Америку, прямо перед столкновением. – Для клуба „Отдых рыбака“ или „Под Шербурскими зонтиками“ было бы лучше».

Интерьер соответствовал: минимум освещения, темно-зеленая мебель, стены обшиты деревянными панелями. Несмотря на то что из окон были видны скалы, нависавшие над морем, внутри интерьер был typically british.

– Вы подумали, почему «Титаник», верно? – спросил Эмму с легкой усмешкой молодой брюнет, заметивший тень сомнения на ее лице.

На нем была рубашка-поло от Ральфа Лорана, в одном ухе – серьга-колечко. Темная загорелая кожа и мрачный вид южанина. Интересно, что он делает в Нормандии?

– «Титаник»? Не из-за фильма, я знаю…

Эмма не стала говорить, что «Титаник», как «Франция» и «Королева Мария», был приписан к порту Шербура в 1944 году. На прошлой неделе в Шербуре прошел аукцион, на котором продавались вещи с «Франции»: через Интернет Брэд купил там в свою коллекцию лот из трех спасательных кругов. 1800 евро.

Страсть к бирже и к спасательным кругам – увлечения ее мужа.

Эмма быстро отогнала мысли, уводившие ее к Брэду.

– Вы знаете, я не впервые здесь, – сказала она официанту, быстрым шагом направляясь в глубь зала.

Ресторан был пуст. На секунду Эмма остановилась перед фотографией прекрасного белого теплохода. «Франция», никаких сомнений. Рядом с ней «Королева Мария». Эмма смотрела на них и думала о матери. Анн-Лор обожала круизы. Они вместе ходили смотреть, как строили «Королеву Марию II» в Сен-Назере. И Ребекка с ними. Незадолго до аварии. Их последнее путешествие вместе…

Но все это в прошлом.

В глубине зала Эмма увидела Валери Перрье, на встречу с которой пришла. Тоже воспоминание из далекого прошлого, хотя они довольно часто встречались со времен учебы в институте политических наук. Женщин-руководителей не так уж много, и все они знакомы. В клубах, на коллоквиумах и международных съездах, где шла речь о развитии женского движения, Францию всегда представляли одни и те же лица. Валери прошла блестящий путь: из Национальной школы управления в правительственные кабинеты левых партий. Сегодня она возглавляла одно из подразделений министерства промышленности. Несомненно, последняя ступень перед предстоящей политической карьерой.

– Добрый вечер, Эмма, – сказала она, клюнув Эмму в щеку сжатыми губами, боясь размазать помаду.

На лице Валери Эмма прочла то же беспокойство, которое не покидало и ее уже несколько часов.

– Я думаю, ты уже знаешь, – начала Валери.

– Ты имеешь в виду…

– Да, Катрин Страндберг, ты в курсе?

Эмма думала, что Валери говорит о сбое в Интернете, но она имела в виду происшествие со шведкой. Эмма не знала Катрин лично, но имя показалось ей знакомым. Наверное, где-то пересекались раньше.

– Ее увезли сегодня, когда она впала в кому, так? И с тех пор она не пришла в себя? – спросила Эмма, усаживаясь напротив Валери, лицом к морю.

– Все намного хуже. Он умерла до прибытия в больницу.

– Что?

Эмма потеряла дар речи, но быстро взяла себя в руки.

– Боже мой, Валери! Ты уверена? Я не знала… У меня не было времени сегодня с кем-нибудь поболтать и все узнать. Провела два семинара – один утром и один сразу после обеда, затем пошла искупаться, но это…

– Не могу поверить в эту ужасную историю… – сказала Валерии.

– Про аллергию на мелатонин? – спросила Эмма. – Я знала одну женщину – несколько лет тому назад она внезапно умерла от аллергии на новокаин. Но она была пожилая и страдала от астмы.

Валери вздохнула:

– Слушай, ты не все знаешь. Я не про аллергию. Мне с самого начала диагноз показался странным: я находилась с Катрин на семинаре, который она вела после обеда, было заметно, что ей плохо: она как будто была не в своем уме. Останавливалась несколько раз посреди фразы и смотрела на нас, словно не понимая, где она и кто мы… Она даже не смогла закончить свою речь. Говорила невнятно, путалась, поэтому в конце концов мы и вызвали врача. Но после этого ей стало еще хуже.

– После? Что ты имеешь в виду?

– Я все думаю о том, что произошло ночью…

Валери сделала глоток колы, вытащила сигарету, положила пачку на стол, однако закуривать не стала.

– Я бросаю курить, пока в отпуске, но не знаю, выдержу ли. Всегда ношу с собой пачку, успокаивает.

«Странный способ избегать соблазнов», – подумала Эмма.

– Так о чем ты хотела поговорить?

– Добрый вечер, мадам, закажете что-нибудь для начала? – Официант перебил Эмму, которая ответила ему сухо, едва взглянув:

– Да, пожалуйста, воду «Перрье», спасибо.

Валери убрала сигарету обратно в пачку, подождала, пока официант отойдет подальше, и вполголоса произнесла:

– Никому не рассказывай о том, что я сейчас тебе сообщу. Нельзя допустить, чтобы паника охватила весь конгресс. Есть все причины полагать, что Катрин Страндберг убили.

Эмма вздрогнула. Валери никогда не выдумывала и не передавала пустопорожние разговоры.

– Убили? То есть аллергия была не…

– Не естественная.

– Вроде отравления?

– Именно. Когда вчера вечером врач осматривал Катрин, выяснил, что она мало что съела за день – чай, хлебцы и еще приняла лекарство, чтобы снизить последствия перелета. Поэтому он и решил, что мелатонин вызвал аллергию. Осмотрел ее, сделал укол от аллергии и ушел. Но ночью случилось еще кое-что. – Валери понизила голос. – Когда Кристелль Лорик пришла узнать, как дела у Катрин, примерно в полвосьмого сегодня утром, та ей не ответила. Горничная открыла дверь своим ключом. Катрин лежала на полу. Рукава сорочки оторваны. Руки и ноги – кровавое месиво.

– Что?!

– Да. Словно кто-то сознательно рвал их чем-то острым… как стальной перчаткой, утыканной шипами.

– Она была еще жива?

– Говорю же, она умерла, чуть-чуть не доехав до больницы..

Эмма отвела взгляд, пытаясь подавить приступ дурноты.

– Врачи говорят, что, когда ее пытали, она была уже в коме.

– Кошмар какой! – вскрикнула Эмма. – Чудовищно! Известно, кто…

Валери сделала знак говорить потише.

– Очевидно, нет. Официально врачи подтверждают, что причиной смерти явилась именно аллергия…

– Аллергия на мелатонин… Я не верю! Это же абсолютно безвредный препарат, разве нет?

– Не знаю. Сейчас всех участников конгресса предупреждают, чтобы они не принимали подобных лекарств. Кстати, ты сама его принимала?

– Нет. Я в Европе уже больше недели, и у меня нет проблем со сном. Но я регулярно им пользуюсь, когда летаю в Пекин. А ты?

– Я из Парижа, ты же знаешь.

– Да, прости, сглупила.

– И вообще происходит черт знает что. Проблемы с Интернетом и телефонной связью, это ужасно… А ты как выкручиваешься, у тебя же семья в США? Получилось связаться с мужем?

– Нет. Но Брэд знает, что я должна быть в этот уикэнд здесь с Ребеккой и что до понедельника никуда не уеду. Тогда уж наверняка восстановят связь по электронной почте, заработают телефоны, начнут наконец летать самолеты.

– Я не могу даже вызвать вертолет из Парижа… Все они заняты министрами.

Валери носила короткую стрижку с одной длинной прядью, спадавшей на лоб. Она явно была без сил; макияж плохо скрывал усталость и беспокойство. Эмма вспомнила убийственную характеристику, которую дал участницам конгресса один знакомый журналист-француз: «Сборище плохо причесанных женщин с криво намазанной помадой». Правда, автор сего шедевра был женат на актрисе, которая использовала силикон так же просто, как другие – маскирующий карандаш, и два часа каждое утро проводила перед зеркалом. Вот уж настоящая женщина… Для мужчин его круга – людей с бульвара Сен-Жермен – планета женщин делилась на две половины: настоящих женщин, которые тщательно следили за собой, и остальных… На самом деле журналист ошибался: среди участниц конгресса было много женщин, время от времени прибегающих к услугам пластических хирургов и не желающих отставать от моды. Эмма в своем комбинезоне чувствовала себя неуместной среди женщин в строгих костюмах от Гуччи или Вюиттона.

– И надо же, Интернета нет… – повторила Валери чуть громче.

– Программисты занимаются этим. Защиту скоро найдут. Ее всегда находят. Этот сбой длиннее обычного, вот и все, – как можно спокойнее ответила Эмма.

Жуткое происшествие с Катрин Страндберг не выходило у нее из головы.

– Хотелось бы, чтобы ты оказалась права, – заключила Валери. – Ладно, что ты будешь? – продолжила она, решительным жестом отбрасывая длинную прядь и открывая меню.

Красавец брюнет подошел к их столику.

– Выбрали что-нибудь? Могу я посоветовать вам блюдо дня? Козленок в сливках.

Женщины переглянулись, едва сдерживая смех. Молодого человека это задело, он продолжал настаивать:

– Молодой козленок. Корсиканский деликатес.

Он произнес слово «корсиканский», растягивая гласные.

– Я не хочу есть, – сказала Эмма.

– Эмма, надо поесть.

– Возьмите одно блюдо на двоих.

– Хорошо.

– Дамы на диете?

Валери и Эмма проигнорировали этот вопрос.

– Принесите нам бутылку минеральной воды, газированной. «Сан Пе» у вас есть?

– «Орецца», – поправил официант.

– Хорошо.

– Вы не пожалеете, – заметил он. – Это лучшая вода в мире.

Эмма проводила его взглядом и повернулась к Валери:

– Корсиканский официант… корсиканская минералка… в самом сердце Нормандии! Интересно, кому принадлежит отель?

Эмма попыталась вытеснить из подсознания навязчивый образ Катрин. Но Валери, усмотрев в замечании Эммы тайный смысл, выдохнула:

– У них там суровые обычаи. А если это он?

– Хватит, Валери! Не говори чепухи! Мы все на нервах… Случилось ужасное, но не надо преувеличивать, поверь!

Валери попыталась сменить тему:

– Не знаю, ты слышала мое выступление сегодня после обеда?

– Ты вела семинар по микрокредитам, да? Нет, я не смогла пойти. Ты же знаешь, я тоже вела семинар по перспективам программирования.

Валери продолжила свой рассказ:

– Эта система мелких кредитов неплохо работает. Тем тяжелее мне признаться тебе в том, что я сначала совсем в нее не верила. Ты бы видела цифры! В Африке, в Латинской Америке – везде одно и то же: если проект выдвигается женщиной, количество неудач уменьшается в три раза.

Эмма понимала, к чему ведет собеседница. Они уже говорили об этом во время кофе-брейков. Ей были нужны посредники в Америке, свои люди, для того чтобы провести ее документы мимо Всемирного банка или Евросоюза.

– Я поняла, – сказала Эмма, едва заметно улыбнувшись. – Ну и next step? Вернусь я во Фриско и что мне сделать?

Произнеся next step, Эмма отметила, что мысленно продолжила фразу на французском. Всякий раз, когда она приезжала сюда, повторялось одно и то же: нескольких дней, а порой и часов хватало, чтобы подсознание само собой переключалось на язык матери.

Валери удивилась.

– Не предполагала, что ты так легко согласишься, – сказала она.

Официант вернулся с двумя полными тарелками, поставил их перед женщинами и застыл около столика. Они озадаченно посмотрели на него. Корсиканец молчал. В воздухе повисла неловкая пауза.

– Сегодня откроют дискотеку в пол-одиннадцатого, – наконец после долгого молчания объявил он невпопад.

Информация не вызвала интереса – настроение совсем не для танцев. Понятно, что администрация отеля пытается отвлечь участниц конгресса от тревожных событий. Валери подождала, когда официант отойдет.

– Сколько лет сюда езжу, а не знала, что здесь есть клуб. С женщинами всегда так…

Эмма не ответила. Здесь и мужчины были. В день приезда ей показалось, что она заметила в отеле Пьера Шаванна; теперь она была в этом уверена. В прошлом коммерческий управляющий «Супра Дата» теперь возглавлял компанию, которая обеспечивала техническую базу конгресса.

Но она не пыталась встретиться с ним – к чему ворошить прошлое?

– Или они надеются, что Сего или Хилари придут дать выход энергии на танцполе? – усмехнулась Валери.

– Так Хилари Клинтон все-таки приедет?

– Нет, судя по всему. Учитывая ситуацию, она отменила визит. И не только она.

Валери понизила голос. За соседним столиком три конгрессистки-француженки, пришедшие в ресторан одновременно с ними, громко разговаривали, поглощая салат и зерна маиса.

– Стратегия розового фламинго? Никогда о такой не слышала! – громко заявила самая старшая из них.

– Да слышала ты, вспомни! – возмутилась ее соседка – очки закрывали пол-лица. – Это же главная мысль его книги вроде «естественная история соблазна»…

– Ну и что это такое – «стратегия розового фламинго»?

– Нет никакой разницы между розовым фламинго, который демонстрирует самке свой пыл, и парнем, когда он дарит цветы цыпочке, за которой приударил. Цветы – фаллический символ… и они разноцветные. У самцов-хамелеонов прибавляется красного цвета. Короче, понимаешь, креветка, кролик и человек – по сути, одно и то же! Для соблазнения они используют одинаковые приемы…

Конец фразы потонул в шуме, вызванном вторжением группы канадских туристов. Валери и Эмма проговорили еще добрый час. Эмма притягивала чужие исповеди, и Валери не замедлила выложить ей свои любовные горести. После развода она львиную долю времени посвящала карьере и благотворительности, но страдала от одиночества. Классическая ситуация женщин ее круга. Эмма подумала, как же ей повезло: Брэдли был смыслом ее жизни, убежищем, «портом приписки». Хотя… Она вспомнила разговор, состоявшийся перед ее отъездом. Она вновь заговорила о своем желании родить ребенка. Брэд, у которого были сын и дочь от предыдущего брака, не очень-то рвался «вернуться в пеленки», как он выразился. Все прошлые годы отсутствие общих с Брэдом детей не беспокоило Эмму. В конце концов, у нее есть Ребекка…

Но полгода назад она вдруг впервые заговорила об этом с Брэдом, и он обещал подумать. Перед отъездом Эмма вернулась к этой теме.

«Эмма, baby, тебе тридцать восемь: не кажется, что немного поздно?» – попробовал Брэд отвертеться, отводя глаза. Эмма поняла, что Брэд по-прежнему не хочет ничего менять в их устоявшейся жизни.

…Когда они уходили из бара, Валери уговорила Эмму пойти взглянуть, что здесь за дискотека. Небольшой зал, по стенам которого стояли диваны и полдюжины низких столиков, в центре – танцпол. На потолке зеркальный шар. В комнате было человек тридцать, не больше.

Валери и Эмма уже собрались выходить, как послышался голос:

– Эмма, привет!