Глава 23

Элизабет шла по длинному петляющему коридору телекомпании и, заметив в конце его внушительную фигуру Броди Ярборо в ковбойской шляпе, ускорила шаг.

— Броди! Подожди! — крикнула она. — Мне надо с тобой поговорить!

Но Броди сделал вид, что не слышит ее, и, подойдя к одной из просмотровых комнат, быстро скрылся за дверью. Элизабет, полная решимости настигнуть его, рванулась туда. Сегодня утром она узнала ошеломляющую новость, в которую поначалу просто не поверила, но, немного поразмыслив, поняла, что новость эта — не непроверенный слух, а горькая правда.

Она распахнула дверь просмотровой комнаты, оснащенной множеством технических устройств, и едва не столкнулась с Броди, стоящим на пороге.

— Лиззи, мне некогда, я спешу, — торопливо проговорил он, растягивая губы в фальшивой улыбке.

— Я не отниму у тебя много времени. — Элизабет преградила ему путь к отступлению. — Ты должен ответить мне на один вопрос, Броди. Всего на один. Мне сказали, что ты распорядился дать в завтрашний вечерний эфир очередную серию «Темного зеркала». Это правда?

— Не понимаю, о чем ты…

— Ты собираешься завтра давать в эфир серию про супружескую измену. Меня правильно информировали?

— Ну, правильно, — сквозь зубы процедил Броди, и Элизабет заметила, что в его глазах вспыхнула ярость.

— Но как ты можешь? Сейчас, когда совершено уже несколько убийств…

— В чем дело, мисс Благородство? — презрительно осведомился Броди. — Что вас не устраивает? Программа эта моя, и я волен поступать с ней, как мне захочется.

— Если завтра шоу выйдет в эфир, я подам на тебя в суд!

— Подашь на меня в суд? Какая ты храбрая, Лиззи, вот только очень расточительная и недальновидная. Мало того, что судебный процесс разорит тебя, так ты еще и проиграешь его, вне всякого сомнения.

— Я найму лучших адвокатов и выиграю!

— Что ж, попробуй, только хочу тебе напомнить одну вещь: платить адвокатам ты будешь деньгами, которые тебе даю я, Лиззи.

— Ты мне даешь деньги? Да я зарабатываю их сама, без твоей помощи! А ты, Броди, никогда в жизни никому не дал ни цента!

— Но зарабатываешь ты их в моей телекомпании. Точнее, я даю тебе возможность их зарабатывать. Не спорю, твои сценарии хороши, но с таким же успехом я мог бы найти сотни сценаристов, пишущих на криминальные темы. И ты должна быть мне благодарна за то, что я выбрал тебя. Вот так-то, Лиззи. Помни об этом.

— Но и ты не забывай, Броди, что высоким рейтингом «Темного зеркала» обязан мне! И если ты все-таки не отменишь завтрашний эфир, я подам на тебя в суд. Клянусь!

— Ну уж если мы ударились в воспоминания, то я позволю напомнить тебе еще кое о чем, — презрительно усмехнулся Броди. — Я — хозяин данной телекомпании, я — продюсер шоу «Темное зеркало» и, следовательно, имею полное право делать с передачей все, что хочу. Выпускать в эфир, отменять… И ни в чьих советах я не нуждаюсь.

— Это не совет, Броди!

— Ах, это угроза? Высоконравственная мисс Найт вздумала мне угрожать! — Он приблизился к ней вплотную, и Элизабет почувствовала, что от Ярборо пахнет алкоголем. В последнее время это с ним случалось часто.

— Броди, я не угрожаю тебе, — решив сменить тактику, сказала она. — Я просто прошу тебя не пускать в завтрашний эфир передачу про супружескую неверность. — Элизабет даже положила руку на плечо Броди, надеясь уговорить его. — Ты ведь понимаешь: выпуск может спровоцировать маньяка и он совершит очередное убийство. Погибнет ни в чем не повинный человек… Броди, пожалуйста, отмени выпуск, очень тебя прошу.

Но выбранная Элизабет тактика, к сожалению, не сработала. Броди дернул плечом, сбрасывая ее руку, и ухмыльнулся.

— Лиз, ты сама сочиняла эту серию, как, впрочем, и все остальные, следовательно, должна помнить ее содержание. В ней рассказывается о том, как одна девка связалась с женатым мужиком, а обманутая жена застрелила ее. Я ничего не напутал?

— Нет, — удивленно отозвалась Элизабет, не понимая, к чему клонит Броди.

— Так вот, даже если маньяк и решит совершить очередное убийство, как ты думаешь, кого он наметит в жертву? Я, например, уверен, он выберет какую-нибудь шлюху, любящую развлекаться с чужими мужьями. И она получит по заслугам. Тебе будет ее жаль? Мне — нет.

— Броди, но твои рассуждения — это верх цинизма!

— А теперь отойди от двери и дай мне пройти. Мне некогда, меня ждут дела.

— Я подаю на тебя в суд, Броди, так и знай!

— Лиз, последний раз предупреждаю тебя: не смей мне угрожать! — злобно прошипел он. — Не становись у меня на пути! Поняла?

Неожиданно распахнулась дверь, и в комнату вошел Бад — менеджер и приятель Кассандры. Броди отступил на несколько шагов и уже обычным тоном, словно они с Элизабет заканчивали разговор, произнес:

— Значит, ты поняла меня, Лиз?

Но Бад успел заметить и взволнованное лицо Элизабет, и то, как сжимал ее руку Броди Ярборо.

— Мисс Найт, с вами все в порядке? — встревоженно спросил он.

— Да, Бад, спасибо. У меня все хорошо.

Броди молча вышел из комнаты, а Бад, взяв руку Элизабет, стал рассматривать проступившие на коже красные пятна и следы от ногтей Броди.

— Господи, мисс Найт, этот мерзавец посмел вам сделать больно! — сокрушенно пробормотал он. — Я бы убил его, если бы мог! Негодяй, подонок…

— Бад, вы с Касс очень похожи, — заметила Элизабет. — Оба такие эмоциональные, горячие.

Услышав о Кассандре, Бад мгновенно остыл и улыбнулся.

— Да, мы с Касс похожи, — сказал он, и в его голосе прозвучали такие теплые интонации, что Элизабет удивилась.

Она почему-то всегда думала, что Касс и Бада связывают лишь легкие, ни к чему не обязывающие отношения. Наверное, оттого, что знала о семейном положении Бада и о его нежелании разводиться с женой. А он, оказывается, очень искренне и тепло относится к Касс и, возможно, даже любит ее!

— Нет, все-таки Броди — законченный негодяй! — снова воскликнул Бад, отпуская руку Элизабет. — А вам бы не мешало ввести какое-нибудь противоядие, — усмехнувшись, добавил он. — Он же ядовит, как змея!

— Вы хотите предложить мне ввести противозмеиную сыворотку? — шутливо спросила Элизабет.

— Да, что-нибудь подобное, нейтрализующее змеиный яд!


— Итак, Ник, как обстоят дела с нашим преподобным Тэггерти? — спросил капитан Райерсон, вставая из-за стола и подходя к окну.

Ник знал о привычке начальника выслушивать доклады подчиненных, стоя у окна и наблюдая за торопливо идущими по улице пешеходами и мчащимися машинами. Это только непосвященному казалось, что капитан невнимательно слушает и его взор прикован к окну. Нет, Боб Райерсон успевал все сразу: и слушать докладчика, одновременно обдумывая план дальнейших действий, и посматривать в окно на бурлящую на улице жизнь.

Ник раскрыл свои бумаги и начал докладывать:

— После нашего с Фредом обыска подвала преподобного Тэггерти туда направились ребята из криминалистической лаборатории и тщательно осмотрели его, забрав необходимые вещественные доказательства для дальнейших исследований: медную проволоку, изоляционную ленту, плоскогубцы с характерной зазубриной на внутренней стороне зажимов… ну и многое другое. Сняли отпечатки пальцев…

— Хорошо! — перебив его, воскликнул капитан, отошел от окна и сел за свой стол. — Просто отлично, Ник! А где сейчас Тэггерти?

— Через час у него должна начаться проповедь в молитвенном доме. Это в деловой части города. Стефани уже там, где и останется до окончания проповеди, ожидая наших указаний.

— Стефани? — с сомнением произнес Боб Райерсон. — А если он вздумает сбежать? Она же не сумеет задержать его!

— Ну, во-первых, я уверен, что Тэггерти никуда не сбежит, а во-вторых, она давно ходит на его сборища и преподобный уверен, что Стефани — учительница средней школы, искренне возмущенная пропагандой насилия в «Темном зеркале». Ее присутствие на проповеди не вызовет у Тэггерти подозрения.

— Кто знает!

— Ну не мог же я послать туда Фреда! — усмехнулся Ник. — Кстати, неподалеку от входа в молитвенный дом дежурят несколько наших парней. Так что, если преподобный вздумает сбежать, они его задержат.

Боб Райерсон откинулся в кресле.

— Знаешь, что я думаю, Ник? Тэггерти не сбежит. Даже и попытки не сделает. Не такой он человек.

— Что вы имеете в виду? — удивился Ник.

— Мы можем арестовать его, упрятать за решетку, но… мне почему-то кажется, что ему удастся выкрутиться. Знаю я таких субъектов! Понимаешь, Тэггерти — не только умный, но и очень хитрый, расчетливый человек, — продолжал капитан. — Уверен, что ему уже доложили об обыске и о приходе людей из криминалистической лаборатории, так что он в курсе происходящего и наверняка успел подготовиться к встрече с полицией и продумать свою защиту. Знаешь, на что он сделает ставку?

— На что же?

— Он внушит своей пастве, что пострадал за религиозные убеждения, за твердое отстаивание христианских нравственных ценностей, за искреннюю заботу о людях, и они будут стоять за него горой. А мы выступим в роли гонителей. Более того, с нашей помощью преподобный Тэггерти объявит себя святым мучеником и в этой новой роли наживет себе неплохие политические и общественные дивиденды.


Элизабет вошла в гостиную, положила на стол сумочку и, прежде чем отправиться в кухню, где ее ждала Касс, несколько минут стояла и смотрела на нее. Обычная сумочка, только к ее содержимому прибавились маленький пистолет и коробка патронов. Казалось бы, ничего особенного, сумочка стала лишь немного тяжелее, но как она изменила внутреннее самочувствие Элизабет! Придала уверенности, помогла ощутить свою защищенность и дать правильный ответ на вопрос, который Элизабет каждую пятницу задавала зрителям с экрана телевизора: как поступить, оказавшись, в сложной, критической ситуации, когда тебе или твоим близким угрожает смерть?

— А ты оказалась очень способной ученицей, схватываешь все на лету! — улыбнулась Касс, увидев Элизабет. — Ты молодец, я, признаться, даже не ожидала, что ты так быстро научишься стрелять из пистолета.

— Хотела бы я, чтобы мое умение мне никогда не пригодилось. — Элизабет подошла к кухонному шкафчику. — Будем пить миндальный чай с шоколадным печеньем?

— С удовольствием.

Элизабет поставила чайник на плиту, достала упаковку печенья и накрыла на стол. Села напротив Касс и, заметив тревогу в глазах подруги, спросила:

— Касс, если ты осталась довольна моей тренировкой, то почему у тебя такой невеселый вид? Ты чем-то огорчена?

— Нет, я просто устала.

— Касс, ну я же вижу! Скажи, чем ты озабочена?

— Ну, во-первых, ситуация с пистолетом меня, как ты понимаешь, не радует. Конечно, хорошо, когда человек может защитить собственную жизнь и жизнь своих родных, но, как ты справедливо только что заметила, лучше бы это умение ему никогда не пригодилось. А во-вторых… Знаешь, в ранней юности, когда я жила в Техасе, мой отец тоже обучал меня стрельбе из пистолета. Мы с ним ходили в лес, он показывал мне, как надо держать оружие, как целиться, нажимать курок. Он рисовал на листках бумаги мишени, вешал их на деревья, и я стреляла по ним. У меня неплохо получалось, и отец был мной доволен. Но однажды он мне сказал: «Кассандра, никогда не целься в человека просто так, для того чтобы его испугать. Если нет острой необходимости применить оружие, не применяй его ни в коем случае. Вид направленного в лицо человека дула пистолета вызывает в нем не только страх, но и ответное желание убить. И может так случиться, что твой противник убьет тебя лишь потому, что ты его спровоцировала на это. Он тебя лишит жизни, а не ты его. Всегда будь осторожна с оружием».

Элизабет налила чай в чашки и села за стол.

— Но я же не собираюсь просто так угрожать кому-либо оружием. Я применю его только лишь в случае крайней необходимости.

— Боюсь, Лиз, ты не сможешь его применить.

— Но почему? Разве я трусиха?

Неожиданно Кассандра поднялась из-за стола, подошла к Элизабет, наклонилась и обняла ее за плечи.

— Нет, дорогая, ты не трусиха, — ласково проговорила она, целуя ее в щеку. — Ты замечательный человек. Очень порядочная и добрая женщина, лучшая из всех, с кем я когда-либо была знакома.

— Но почему же я не смогу применить оружие? — тихо спросила Элизабет, тоже обнимая Касс. — А ты бы смогла?

— Я смогла бы! Ведь я родилась и выросла в Техасе, а там, насколько тебе известно, нравы попроще, чем в Калифорнии, откуда ты родом. Ты, Лиз, лучше меня, нравственно чище, добрее, поэтому я и не уверена, что в решающий момент ты сможешь постоять за себя.

Элизабет прижалась лицом к плечу Кассандры, с наслаждением вдыхая хорошо знакомые ей запахи: пряные духи, табак и виски «Джек Дэниелс».

— Касс, я тебя очень люблю. — Она уткнулась ей в плечо. — Ты моя самая замечательная подруга, самый близкий человек.

— Да ладно тебе, перестань, — смутившись и покраснев, пробормотала Кассандра, отходя от Элизабет и снова садясь за стол. — Не люблю я эти нежности…

— Касс, дорогая, ты напрасно за меня переживаешь, — сказала Элизабет. — Общение с тобой не прошло для меня даром. Ты оказала на меня большое влияние, и именно с твоей помощью я ответила для себя на тот важный вопрос, который каждую пятницу задаю зрителям в передаче «Темное зеркало»: как поступить, если твоей жизни или жизни твоих близких угрожает смертельная опасность?

— И как же ты на него ответила?

— Ответ простой: попытаться сделать все, чтобы остаться в живых, даже если для этого тебе придется отнять жизнь у другого человеческого существа.


Ник и Фред распахнули дверь молитвенного дома, где каждый день проповедовал преподобный Тэггерти, вошли в просторный холл и с изумлением огляделись. На стенах висели дорогие ковры, на потолке — две роскошные хрустальные люстры, в молитвенный зал вели массивные двойные дубовые двери.

— Вот это да! — удивленно воскликнул Фред. — Никогда прежде я не бывал в таких роскошных молитвенных домах! Ай да преподобный Тэггерти! Умеет не только жить с размахом, но и работать. Тебе этот холл не напоминает зал какого-нибудь дорогого казино в Лас-Вегасе?

— Напоминает. Знаешь, я бы посоветовал Тэггерти назвать свой молитвенный дом «Домом неограниченных возможностей для избранных».

— Вот именно, для избранных! — кивнул Фред. — Как представлю, что пожилые бедные люди носят этому пастору свои жалкие гроши…

— Знаешь, рядом с нашим домом находился молитвенный дом баптистов. И когда с отцом случилась трагедия, к нам пришел проповедник с несколькими прихожанами. Они принесли нам много продуктов, деньги на похороны отца и даже предложили моей матери в течение шести месяцев выплачивать материальную помощь, пока она не наладит собственное дело. Представляешь? Нам, католикам, никогда в жизни даже не заглядывавшим в баптистский молитвенный дом! Вот что значит истинное сострадание к людям и забота о ближнем!

— Да, но эти понятия для преподобного Тэггерти — пустой звук, — сказал Фред, подходя к дубовым дверям, ведущим в зал. — Ну, что будем делать? Пойдем арестовывать его?

— Мне кажется, нам следует дождаться окончания проповеди. Если мы с тобой сейчас ворвемся в зал и на глазах у многочисленной паствы схватим Тэггерти и уведем, то окажем ему неоценимую услугу. Он мгновенно из своего ареста сделает спектакль и на глазах у своих последователей превратится в борца за христианские ценности и великомученика, гонимого за религиозные убеждения. Нет, такого удовольствия мы ему не доставим!

— Значит, подождем, когда фонтан его красноречия иссякнет и проповедь закончится, — согласился Фред. — А потом арестуем его.

Неожиданно распахнулась входная дверь, и на пороге холла появился Кристофер Тэггерти. Он выглядел таким же бледным и изможденным, как и утром, когда Ник с Фредом приходили к нему в дом делать обыск.

Увидев детективов, Кристофер вздрогнул, судорожно сцепил тонкие длинные пальцы и, опустив голову, пробормотал:

— Может быть, мое поведение вам покажется странным, но…

— О чем вы говорите, Кристофер? — спросил Ник.

— Я пришел сюда, чтобы… предупредить отца, — запинаясь, пояснил тот. — Поймите, он — мой отец, и мой сыновний долг — подготовить его к… неизбежному. Уверяю вас, он никуда не сбежит! Детективы, очень вас прошу: дождитесь окончания проповеди, не уводите отца на глазах его паствы. Ведь эти люди верят ему как самим себе. Не оскорбляйте их чувств. — Кристофер помолчал, а потом умоляющим голосом спросил: — Вы позволите мне это сделать?

— Хорошо, идите, — пожал плечами Ник. — Мы подождем, когда проповедь закончится.

Кристофер скрылся за дубовыми дверями, ведущими в зал, а Ник обратился к озадаченному Фреду:

— Удивительно, как такие пасторы могут морочить голову порядочным людям! И ведь они верят ему как себе — Кристофер прав.

— Ну, как поступим? — спросил Фред.

— Ты оставайся здесь, в холле, а я пойду в зал, сяду в последнем ряду и буду ждать окончания проповеди. На всякий случай следи за дверями.

— Договорились.

Ник бесшумно открыл массивные дубовые двери и вошел в молитвенный зал, тоже поразивший его роскошью и великолепием. Просторное помещение с высоким сводчатым потолком, у дальней стены которого под массивным, украшенным живыми цветами крестом находилась кафедра. На ней возвышался преподобный Тэггерти — в белой атласной рясе с пурпурным поясом. Хорошо поставленным голосом он читал проповедь, а сидящие на дубовых скамьях люди с просветленными, восторженными лицами внимали его словам.

«Прекрасная акустика, — подумал Ник, устраиваясь в последнем ряду. — Как будто голос Тэггерти звучит с небес».

Ник поискал глазами Стефани и заметил ее в одном из первых рядов вместе с молодыми женщинами. Стефани, очевидно, почувствовав, что на нее смотрят, быстро повернула голову, скользнула по Нику равнодушным взглядом и тотчас же отвернулась.

«Молодец, хорошо играет свою роль. — Ник с одобрением поглядывал на сидящую с опущенной головой и сложенными на коленях руками Стефани. — Настоящая последовательница пастора Тэггерти».

Он очень надеялся, что Тэггерти не заметил его появления, но тот, произнеся несколько красивых, проникновенных фраз и воздев руки к сводчатому потолку, вдруг взглянул в его сторону, на секунду запнулся, а потом, сделав трагическое лицо, со скорбными интонациями в голосе заговорил:

— Сегодняшний день принесет всем нам тяжелые, суровые испытания. Темные силы зла, на непримиримую борьбу с которыми призвал меня Господь, обрушились на наши головы. Выдержать битву с ними и окончательно победить их очень сложно, потому что этот мир греховен, и управляют им приспешники сатаны. Все вы знаете, что я боролся с ними всю свою жизнь, но силы мои, подорванные в неравной борьбе, иссякли, и теперь мировое зло жаждет поквитаться со мной. И отныне я, подобно апостолам, святым и великомученикам, закованный в тяжкие кандалы, буду подвергнут суровым испытаниям и брошен за тюремную решетку.

Преподобный Тэггерти сделал эффектную паузу, во время которой по залу прокатился гул возмущенных голосов его сторонников, и все головы повернулись в сторону сидящего в последнем ряду Ника О'Коннора. Пожалуй, никогда в жизни Ник не ощущал на себе такое количество враждебных, разгневанных взглядов.

«Спектакль удался на славу, — угрюмо подумал он. — Пора его заканчивать. Время не ждет».

— Да, закованный в кандалы, я буду брошен в сырую, мрачную темницу! Но я покидаю вас с мыслью, что Господь не оставит меня в беде и вы, мои сторонники, не дадите темным силам уничтожить вашего пастора и растоптать нашу веру. Справедливость восторжествует, мир озарится светом Господа, и я снова приду к вам. Я буду свободен. Молитесь за меня, как я всю свою жизнь молился о вас!

«Превосходный оратор», — отметил Ник. И неожиданно ощутил неловкость при мысли о том, что сейчас ему придется встать с этой дубовой скамьи и направиться к кафедре.

Он обернулся и, увидев стоящего с невозмутимым видом около дверей Фреда, немного успокоился. Фред еле заметно кивнул ему и глазами показал на пастора, который демонстративно вытянул вперед руки, словно его уже заковывали в кандалы, и скорбно возвестил:

— Я в вашей власти, приспешники сатаны! Но помните: недолго вам осталось ликовать. Очень скоро придет день, когда Господь одолеет мировое зло и я снова стану свободным!

Ник вздохнул, собрался с духом, поднялся со скамьи и зашагал по проходу между рядами к кафедре, где возвышался преподобный Тэггерти. Ник приблизился к кафедре, стал лицом к залу и увидел перед собой множество людей, которые смотрели на него с откровенной ненавистью, враждебностью и презрением. Он поискал глазами Фреда, стоящего около дверей, тот подмигнул ему и сделал незаметный жест рукой, означавший, что пора заканчивать этот порядком надоевший ему балаган.

Ник О'Коннор шагнул к кафедре и молча протянул преподобному Тэггерти ордер на арест.

Загрузка...