Темный янтарь-2

Глава 9. Бои местного значения

Ситуация (примерная и общая) на момент прибытия тов. Васюка на данный участок фронта

Ветер был западный – легче дышалось. Вот считай, целая жизнь здесь прошла, а организм все равно чутко реагировал. Серега хотел сплюнуть за бруствер, но воздержался: имело смысл сэкономить силы и слюни.

Больше месяца рота занимала этот рубеж: основу составляла недлинная немецкая траншея, дальше уже сами копали, удлиняли, разветвляли и совершенствовали. Левым флангом – зрительная и отчасти голосовая связь со второй ротой, правый флангом – опора на болото и низкорослую и изнуренную обстрелами приболотную рощицу. Рощица так себе, поганая, откровенный источник неприятностей. Сосед справа – хрен знает где, за болотом. Его позиции, видимо, загибают фланг к югу, но лейтенант Васюк там никогда не бывал, только так, догадывался – чисто приблизительно.

Нигде не был Серега, только вот здесь. На этом полукилометре, что занимает третья рота. А весь остальной мир, видимо, кончился, причем давненько.

Фронт. Вот это фронт лейтенанта Васюка. Поле в старых и относительно свежих воронках и высокой летней траве, со своими ориентирами, стратегическими направлениями и чуть заметными холмиками-трупами. За полем деревня Никоново[1] – от нее что-то формально осталось, как минимум, крепкий фундамент и немного стен солидно отстроенной церкви. Там немцы.

В тылу, за ручьем, прозванным Говенным, остатки деревеньки Сенчево и дорога в дивизионный тыл. Ну, от Сенчево и вообще ничего не осталось – деревенька стояла скромного размера, выгорела дотла еще весной, а остатки горелых бревен и печных кирпичей пошли на оборудование полосы обороны. Серый сам этим делом и руководил.

Лейтенант Васюк прохлюпал по воде к командирскому «ка-пэ» блиндажу, сел на приступочку, подтянул ноги на сухое. Лето уже, а в траншее вода и грязища, курад ее отсоси. Ну, такое это место, ничего не поделаешь.

Серега достал портсигар, открыл и принялся задумчиво рассматривать две оставшиеся сигаретки. Совсем куцые, с фильтром, одна была мятая, чуть надорванная. Немецкое курево, «Oberst» на пачке значилось. Поганую пачку лейтенант тогда сразу выкинул, а сигареты оставил. Бойцы к немецкому куреву относились пренебрежительно – «вкуса нет, одна бумага». Товарищ Васюк вкус вообще не чувствовал, главное – запах под носом чуть отбить.

Поколебавшись, Серега взял надорванную сигарету, без спешки подклеил прореху кончиком языка. Во – не зря слюну берег, пригодилась.

С водой тоже было плохо. Ручей Говенный по летнему времени измельчал, а из болота вода была… на вид – кофе, но вкус категорически не тот. С остальным было даже похуже.

По сути, дивизии нашей 39-й армии находились «в мешке». Подробностей лейтенант Васюк не знал, но снабжение, шедшее с единственной дороги, да и само расположение линии обороны, выгнутое чудным образом фронтом к северо-востоку, говорили сами за себя. Подвоз шел через узкую горловину «мешка», в связи с отдаленностью железнодорожных станций и полной хреновостью дорог доходило до стрелков очень немногое. Патронов вот хватало, с остальным…

Привык Серый. К полуголодному существованию, к вечной мокроте в траншеях, к швырянию мин бдительными немцами – к этому привык. Вот к недостатку информации привыкнуть так и не смог. И к запаху трупному. Воротит, прям из глубин пустого желудка, болезненно воротит. Чисто физиологическая реакция, и что ты с ней поделаешь?

Лейтенант осторожно прикурил. Зажигалка – тоже немецко-фашистского происхождения – раздражала своей безотказностью. Но выручала. Серый выдохнул первую струйку дыма, ноздри приятно защекотало.

Первая… всегда было что-то первое.

…— Вот новый командир взвода, товарищ лейтенант Васюк. Командир грамотный и опытный. С ним будет надежнее! – заверил проводник-политрук, сунул в руки ближайшего бойца тощую пачечку газет и исчез за поворотом траншеи.

Серега успел подивиться скороговорке проводника, но особо вдумываться было некогда: смотрели бойцы. Изучающе смотрели, и без всякого восторга.

Был вечер, весеннее небо уже потемнело, лишь светились остатки снега в воронках и ложбинках. Бойцы в тени траншеи казались одинаковыми: смутные темные щетинистые лица.

— Это этот-то опытный? – отчетливо сказал кто-то в группе стопившихся бойцов. – Сопля зеленая.

Лейтенант Васюк осознал, что молчать и размышлять больше нельзя

— Кто вместо взводного? Замкомвзвода?

— Я за него, – после краткой паузы откликнулся коренастый боец. Если и имелись у него какие знаки различия, в сумраке все равно не разберешь.

— Раз «за него», то представьтесь как положено – резко сказал Серега.

Среди солдат кто-то выразительно хмыкнул.

— Младший сержант Галлиулин, – назвался после такой же издевательской паузы замкомвзвода.

Возможно, он и без вызова говорит, просто манера такая. Серега призвал себя к спокойствию и продолжил, негромко, отчетливо:

— Сейчас по местам, товарищи красноармейцы. Пройду, осмотрюсь, познакомлюсь. Командир я, безусловно, новый, ситуации не знаю. Но вникну! Про «соплю» слышал, отчасти такое мнительное настроение понимаю. Но повторения обзывательств не допущу!

Лейтенант Васюк дернул крючок своей шинели – блеснула не успевшая особо потускнеть медаль:

— Не хвастаюсь, но показываю. Для ознакомления личного состава! Солдатская. Я не у мамки на шее сидел, а воевал. С июня прошлого года. В училище направлен после госпиталя. Все слышали? Закрываем тему. По боевым постам, шагом марш!

Наверное, вовсе не так нужно было начинать. Кто ж боевыми наградами сияет и мамку вспоминает при первой встрече? Но получилось тогда вот так…

Серега осторожно затянулся куцей сигареткой, прислушался. Последние дни стояла какая-то странная «полу-тишь». Постреливали немцы, но как-то чуть иначе. Объяснить разницу сложно. Просто почти три месяца на передовой – это много. Мышино-траншейное чутье вырабатывается.

Дивизия формировалась еще в сентябре, в Башкирии. Изначально многие бойцы друг друга знали, пусть и через знакомых. Земляки, одним словом. Состав многонациональный: башкиры, татары, чуваши и марийцы, но больше всего, понятно, русских. Народ уже в возрасте, семейные, с жизненным опытом, с профессиями. Но после новогодних и январских боев дивизию пополняли уже иными бойцами, а к лету… Кто остался к лету?

Младшего сержанта Галлиулина почти тогда же и убили. Самый конец марта был… 30-го числа? 31-го? уже не вспомнить. Немцы крепко нажали, авиация осатанела. Не столько бомбили, как «мессеры» по головам штурмовали. Места там были лесистые, сверху истребители почти наугад поливали, но все равно на нервы крепко давило. Начались атаки немецкой пехоты, отрезали батальон.… В общем, очень удачно прибыл товарищ Васюк – прямо к самому концерту…

…— Отходить надо, товарищ лейтенант! Обходят же!

— Куда?! За нами лесок в сто шагов, а дальше постреляют в спину, – Серега обернулся к телефонисту. – Связь?

— Нету. Перебило.

— Так чего сидим? Восстанавливай, сама вряд ли наладится. И спокойнее, без полундры. Быстро, но спокойно. А мы с тобой, товарищ Галлиулин , глянем, что там с вражеским обходом…

Собирая людей, шагал лейтенант по траншее, аккуратно подбирал полы шинели, разбрызгивал воду широкими шагами.

— И ты давай с нами. Бодрей, бодрее! Вижу, любишь подраться.

— Так то на сытый желудок, а сейчас-то…, – заканючил рябой боец с СВТ.

— Это да, – согласился товарищ Васюк. – Не завтрак, а одно название. Зато двигаемся легонько, воздушно, без лишнего топота. Бодрее, бойцы! Сейчас согреемся.

Двенадцать человек, лейтенант тринадцатый. Почти половина оставшегося взвода. Ну, оно и не запутаешься с выдвижением многочисленных вверенных сил.

Кончалась траншея, впереди лежали вывороченные взрывом деревья, слышался автоматный треск. Серега присел на колено, сбросил шинель, заново затянул ремень поверх гимнастерки.

— Товарищ лейтенант, а у вас кобур пустой, – сказал кто-то из бойцов. – Вы наган-то не забыли?

— Уймись, рябая рожа, – не оглядываясь, приказал лейтенант. – Наган мне в штабе выписывают личный, именной, но у них гравер занят. Пока так воюю, без именного.

Бойцы смотрели, как лейтенант распихивает за пояс гранаты, молчали.

— Чего на меня пялиться?! – обозлился Серый. – Я вам Любовь Орлова, что ли? Слушайте за немцами, оно вернее. Атакуем двумя группами. Стрелять зряче, гранат не жалеть. Галлиулин, ведешь правую группу. Там вроде ложбина, метрах в двухстах. Только до нее пробиваемся, не зарываться. Немцев не особо много, там шуму больше. Ответим тем же. Задача ясна?

— Понятно. Только до того ярочка все триста шагов будут, – заметил неугомонный рябой болтун.

— Вот и нормально, проверим глазомер. Бежим, ты шаги отсчитываешь, потом доложишь, сколько там «до ярочка», мать его.… Не толпиться, соблюдать сознательность и ясность мысли! Пошли!

Не, самому лейтенанту Васюку особой ясности мысли в том коротком рывке контратаки соблюсти не удалось. Может, кто иной, а Серый нет – вообще не особо помнилось. Взрывы гранат, сам швырял, яростно встряхивая-закидывая взведенные РГД, левее рассыпались автоматные очереди, часто – пачка за пачкой – стучала СВТ. Потом лежал за расщепленным стволом березы, что-то командно орал, видимо, со смыслом. Сзади длинными очередями лупил фланговый взводный станкач…

Немцев, собственно, никто тогда особо и не увидел. Стреляли навстречу, это да, но потом живо отошли. Оказалось, с другой стороны лесок атаковал резерв, срочно собранный и присланный штабом полка. У овражка чуть друг по другу не начали палить, но разобрались.

— Молодец, лейтенант, не бахнул лицом в грязь. Хотя и чумазый, – похвалил смутно знакомый старший лейтенант – кажется, Васюк его в штабе мельком видел. – Доложу, представим к награде.

— Спасибо. Но вы бы передали – пусть мне наган все-таки выдадут. Все же командирский авторитет пустая кобура снижает.

— Ну нету, брат, в полку лишних наганов. Да и на кой черт он тебе сдался? Тут не до форсу – вот! – штабной умник похлопал по затвору своего автомата – самое авторитетное командирское вооружение.

Прав был старший лейтенант – не в нагане командирская сила.

Больше того штабного Сереге видеть не довелось, наверное, убило, хотя, может, и ранило. Про награду, понятно, можно было и не вспоминать – обещанного три года ждут. А тогда вернулись на позиции взвода, неся двух раненых и убитого Галлиулина.

От сержанта Серега унаследовал автомат, ватник и неплохой, видно, без спешки шили, подсумок для диска. Стукнуло Галлиулина в голову, одежду и снаряжения кровью вовсе не залило.

— Давайте помогу, – вызвался рябой боец, наблюдая, как лейтенант возится с ремнем. – У меня шило есть.

— Справлюсь.

— Да что вы, товарищ лейтенант, щеритесь? Тут же смотрели, что за человек пришел, сходу мужики разве будут доверять. Вы хваткий, только сначала из пулемета нужно было причесать…

— Ты еще посоветуй, стратег. Про «соплю зеленую» кто вякал? Думаешь, не догадался лейтенант, глуховат?

Рябой тактично промолчал. Звали его Сивцов. Через месяц лейтенант – уже будучи ротным – поставил рябого говоруна замкомвзодом, по сути, взводным. Вообще толковым бойцом оказался Сивцов, цены бы ему не было, если бы язык за зубами держал. Впрочем, то в данных условиях не особо мешало.

Серега экономно затянулся сигареткой. Вот курево: два раза курнул и уже пальцы подпаливает. Говно фашистское. А ветерок опять меняется.

Сивцова в роте тоже уже не было. Может и вернется, вытащили вовремя, «осколочное средней тяжести», санитары, что в тыл выносили, говорили, был в сознании, языком чесать пытался. Но насчет “вернется”, это вряд ли. Часть гвардейская, но по слухам, в гвардию только командный состав исправно возвращают. Собственно, тут гвардия такая… одно наименование от гвардии. Где-то в штабе есть почетная и красивая бумага о наименовании, а так… ни нагрудных знаков, ни снабжения, ни достойного гвардейски-политического самосознания. Правда, и самострелов в роте нет – еще такого позора не хватало. Хотя дважды пополнение приходило, пусть не очень густо, но все же новые, непроверенные люди и совершенно необстрелянные, без боевого опыта.

Опыт у бойцов появится. Вот всего остального нехватка. Серега по старому, связному опыту, осознавал трудности, с которыми столкнулось снабжение. От далекой станции, по совершенно разбитым, так и не ставшим с весны годными дорогам, везут малочисленными, едва тянущими самих себя грузовиками, а чаще телегами, а там лошади и сами уже ноги едва переставляют. Налеты, мины вдоль дорог, ненадежная переправа, вконец отупевшие от постоянного монотонного движения возницы. Мешки с сухарями, с сахаром, мука и крупы для кухонь, снаряды для гаубиц и минометные мины, и патроны, патроны, патроны.… Вот последнее сюда доходит, поскольку артиллеристам, санбатам, штабам, патроны без особой надобности, это же не сухари и концентраты.

Наган товарищ Васюк так и не получил, напомнил один раз по случаю, был послан, ну и курад с ним, обойдемся. Вот с жратвой обстояло совершенно безнадежно. Кормили дважды в сутки – доставлялось исправно, вполне аккуратный человек ротный старшина Кинибаев. Но что привозит-то? Здешний чай, что в роте в ведре навострились кипятить – из сбора трав непонятного приболотно-ботанического происхождения – и тот иной раз оказывался попитательнее «кашевых щей». У бойцов попросту не было сил…

Зашипела иссякающая сигаретка – это о губы, такие сухие, что боль едва чувствовали.

Не было сил у роты. А у ротного, кроме недостатка сил, ощущался острый недостаток командного ума. Прямо скажем, не совсем тому учили в училище курсанта Васюка. Вот совсем не тому. Как обеспечить оборону, когда в роте не бывает больше шестидесяти процентов личного состава? Станковые пулеметы есть, но выходят из строя ежедневно, по причине полной «убитости» механической части. Полковой оружейник приходил, а что он сделает в траншее? Кто вообще такое старое вооружение на передний край дает?

Много имелось у лейтенанта Васюка вопросов, только задать их было некому, да и незачем. Судя по слухам, по всему бесконечному фронту дело шло примерно так – жутко коряво – и тут, у Сенчево, еще не самое поганое место. Газеты в роту доставлялись с опозданием, политрука так и не прислали – нет новых, а прежнего ранило еще до Серегиного повышения в ротные. Газеты доходили, неизменно бодрые тоном, но между строк угадывалось… ох, угадывалось. Вроде держались Севастополь и Ленинград, началось наступление под Харьковом, но как-то поувязло. Перешли там к оборонительным боям, а потом и вообще иные населенные пункты в сводках замелькали.… И Керчь сдали. Вот никогда не бывал Серега в том морском городке, но пробрало. Как же так?! Опять весь Крым у немцев. Прет гад, как в прошлом году, хорошо, что не к Москве. На Воронеж, и опять к Ростову-на-Дону... С нехорошим чувством читал Серый про Ленинград, но нет, там стояли крепко. Даже тяжелые танки тамошний завод давал фронту, везли «Климы Ворошиловы» по узкому коридору с единственной ниткой «железки», формировали мощные танковые бригады[2]. Была хорошая газетная статья про то. Но где они, те тяжелые бригады? Понятно, что не на Калининском фронте, а там, где они нужнее, видимо, на юге. А результат-то, эх…

Но Ленинград стоял уверенно, уже хорошо. Писали о трудностях со снабжением – по коридору попробуй пропихни продукты, материалы для заводов и горючее: там же огромный город, не отдельный полк. И город не чужой, все-таки знакомый, да и Ян там где-то, наверное, воюет. А может, товарища Выру на завод перевели. По правде говоря, такие технические специалисты с гаечным ключом и отверткой даже полезнее, чем с пулеметом. Кадры, «кадры решают всё», очень верно сказано.

Не хватало специалистов лейтенанту Васюку. Получалось, что в роте он старший и самый умный, ну, к этому попривык. На возраст тут наплевать, раз фронтовой опыт есть, да и учили человека почти полгода. Но рота – это много людей, а мужики – опытные и толковые в жизни и в своих ремеслах – здесь почти с нуля траншейную науку одолевают. Не хватает времени, знающих людей не хватает. Только-только осознается – есть у человека талант пулеметчика или траншею умеет быстро и толково укрепить, «лисью нору» шустро вырыть – а уж нету человека. Не успевается.

Пытался лейтенант Васюк успеть. Поговорить, угадать, подготовить. И себе замену, пусть временную, подготовить, поскольку рано или поздно понятно, что случится. Старых бойцов всех знал, имена не путал, к новым в меру возможности приглядывался. Но, сука, где же успеть?! Люди нужны, спецы, уже готовые, знающие. А тут сам вроде бы и политинформацию проводишь «мы, гвардия, фронт держим, пусть малыми силами, но немца оттягиваем, сейчас на юге тяжелее, туда все резервы…». Тьфу, убого же, не учили товарища Васюка правильным и убедительным политическим разговорам, на одной природной склонности выезжает. Но видно же – вот поговорили, обсудили непростую текущую обстановку, слегка пошутили – бойцам чуть полегче.

А здесь, в траншеях и блиндажах… Война, текущая, беспрерывная, вшивая, голодная. После памятных яростных боев в конце марта – начале апреля там – под Холминкой и в районе Белого – чуть поутихло. Немцы принялись бомбы и мины экономить, осторожничать. В конце мая полк перебросили на позиции ближе к Оленино – держать горловину мешка. Отсюда и странная, «вывернутая» линия фронта. Заново окапывались бойцы, примерялись к новым позициям.

Эх, обстановку с географией, местоположение того недалекого, но недоступного Ржева, лейтенант Васюк знал только условно, «по направлениям». Имелась самодельная карта, вернее, топографический чертеж. Может и подробный, и постоянно дополняемый, но с правильной «печатной» картой не сравнимый. Серега утешал себя мыслью, что бойцы в настоящих картах не особо сильны, с наглядным чертежиком им даже проще. Объяснял и показывал направление маневра в обязательном порядке, пусть в штабе и неоднозначно к таким топографическим занятиям относились.

…— Серый, напрасно ты это, – сказал комбат, ненадолго прибывший в роту. – Ты комсомолец, человек надежный, грамотный, командир. А бойцы… Ты откуда знаешь, что они сориентируются да и к немцам не уйдут? Да еще чертеж твой прихватят.

— Мои, товарищ старший лейтенант, не уйдут, – твердо сказал Серега. – У меня боевое охранение дельное. Да и ценность моих самописных крок сомнительна. Это же для ориентира и уверенности. Еще Суворов говорил «каждый солдат должен знать свой маневр». И мой первый командир то же утверждал…

— «Кроки», «Суворов»... Дуришь, Васюк. Учти, я про эти твои упражнения с рисунками ничего не знаю. Исключительно твоя самодеятельность. Ротный ты хороший, но если что – сам виноват.

— Понял.

— «Понял» он… Вы здесь, на переднем, под обстрелами, но без начальства. У нас-то, между прочим, сложнее, иной раз и.… Ну, ты командир опытный, догадываешься.

— Догадываюсь. Товарищ старший лейтенант, пулеметы-то нам поменяют? Хотя бы один новый, а?

— Нету. Как придут, так обязательно. Пока нету…

Опять ничего не было, даже ругани от начальства. Занимался ротный гвардии лейтенант Васюк улучшением позиций, пресечением наглости немцев, бытом и попыткой подкормки личного состава. Удачно приволок старшина Кинибаев бочку из-под бензина, организовали банно-антившивый агрегат, вырыли специальный «капонир». Первая рота в бессильной зависти пыталась сначала выменять бочку, потом выкрасть. Не на тех напали, тут порядок! Орал товарищ Васюк на попавшихся похитителей так, что немцы на всякий случай артналет устроили…

Всё, догорела сигаретка. Серега кинул крошечный окурок в лужу. Вот она, жизнь… все в траншейную влагу можем лечь.

Ходила в атаку рота. Еще весной, пытались взять деревню. Почти получилось. Еще бы дали хоть пару танков…

Бежали тогда по тяжелой размокшей земле – чуть ботинки с ног не сдергивала. Из первой траншеи немцы тиканули, тут бы сходу за крайние дома зацепиться, вернее, за фундаменты и погреба. Но обе «тридцатьчетверки» уже встали: одна горела, вторая так и замерла с чуть повернутой башней…

Держала рота траншею два дня, потом отошла, поскольку уже вовсе силы и люди иссякли. Остался на память о тех малоудачных боях немецкий трофейный портсигар, с выцарапанной бойцами поздравительной надписью «От третьей роты. С ДР». Узнала же солдатская разведка про дату, от нее мало что скроешь.

А может, и удачными были те бои? Не для полка, понятно, а лично для лейтенанта Васюка? Живым остался, даже не раненым. И от роты что-то осталось. И ведь уже считался «Серый» Васюк самым старым ротным командиром батальона, можно сказать, ветеран. Выбивало народ: там мина, тут осколок, пуля, которую не услышал. Судьба.

Серега вздохнул и почесался. Опять жрут, «автоматчики» херовы. Нужно на прожарку сходить, и прямо немедля. Что-то нехорошо на душе, да у прожарки и запах попроще. Несет мертвечиной с поля, прямо мочи нет.

Оказалось, что тошноту от запаха разложения никаким усилием воли не пресечешь. Проверено. Тут сознательности мало. Можно притерпеться, принюхаться, но потом чуть отвыкнешь - и опять норовит вывернуть. Вот что за организм?! С таким не в роте нужно воевать, а в штабе армии наглаженные галифе просиживать.

В сущности, ничего против штаба армии гвардии лейтенант Васюк не имел. Нужные дела там люди делают, без этого нельзя. Но кормят там лучше, и с насекомыми гораздо проще. Как тут слегка не позавидовать? Опять же вонь трупная…

В третьей роте старались мертвых убирать. Ротный счел уместным провести об этом беседу с личным составом, и даже не одну. Возможно, политработникам такие разговоры были не к лицу, но Серега политработником не был, а с чисто практической и человеческой точки зрения разговор был нужным и полезным. Бойцы в общем-то понимали, но их возможности были скромны – говоря прямо, на такую работу сил не имелось. Не все знают, что захоронение старых трупов – работа тяжелая и деморализующая.

Сколько здесь полегло наших и немцев? Весной в «спорных» траншеях воевали прямо на трупах: воды выше колена, то и дело спотыкаешься об утонувшее, наступаешь на неровное и скользкое. «Убит, и в воду ушел» так в донесении о потерях не напишешь. Не Балтийское море, а вот… «Пал смертью храбрых, похоронен в районе деревни Сенчево». Немцы, наверное, примерно так же пишут. Про их хваленый порядок не в меру многовато врут – вон на поле вперемежку все солдаты лежат, пухнут.

Не, вспоминать об этом не хотелось. Лейтенант Васюк метко сплюнул в лужу, точно попав в дрейфующий малоразмерный окурок.

Война. Здесь она такая: со смрадным полем, без машин, без ящиков с тушенкой и галетами, с двумя сгоревшими танками, эх, «мчались танки, ветер поднимая, наступала грозная броня»[3]. Артдивизион есть полковой, гаубицы, серьезная сила, пусть там батареи и не полные. Но снарядов у них… примерно как тех довоенных галет. Лимит и суточная норма, огонь открывается только по приказу «сверху». Есть еще «полковушки», там чуть легче – гуляют вдоль линии обороны «бродячие» орудия, постоянно беспокоят немцев парой снарядов.

Вообще, конечно, не сидела дивизия в глухой и слепой обороне. Делали что могли, но малыми силами. Чего скрывать, не малыми, а совсем уж крошечными. Ходили группы атаковать дороги на Оленино и Сычевку. Дороги здесь, конечно, одно название – направление, грязью вымазанное. Но у немцев с дорогами тоже не густо. Так что «удары по тыловым путям снабжения».

Гвардии лейтенант Васюк слегка завидовал. Раньше Серега и вообще не мог допустить мысли, что война – это бесконечное сидение на считанных сотнях метров. Удар, маневр, натиск, военная хитрость! Определенно бы рапорт подал о переводе в разведку. Но…. Во-первых, все равно пошлют с рапортом по тому известному адресу, в стрелковых полках это уверенное направление выдается без всякой бюрократии. А во-вторых, на кого роту-то бросать? Не-не, тут свои люди, частью проверенные.

С верой в полную проверенность Серега не спешил. Слишком часто люди в роте меняются. Иной раз и не успеваешь присмотреться. Сидит боец понурый, то ли обессилил с голодухи, то ли не только телом, но и силой духа слабеет. Понятно, приглядывали за такими унылыми стрелками опытные бойцы, сам ротный не забудет, скажет пару слов, пошутит, но.… В четвертой роте два труса стрельнули друг другу в руки, в первой роте тоже нехороший случай был. Ну и пропадали солдаты. Шальной осколок, упал в воронку, да никто и не увидел, или молчал-молчал, да к немцам вздумал уйти, кто знает? Порой в траншейных мозгах – еще та муть непроглядная, вроде той же жижи под ногами.

Серега посмотрел на свои ноги. Сапоги были неплохие, опять же подарок. Вроде как немецкие, но не особо форменные, видимо, бывший хозяин тоже где-то по случаю добыл. Принесли бойцы, еще Сивцов в роте был.

— Товарищ лейтенант, вот! Прямо для вас изыскалось!

Понимал гвардии лейтенант Васюк, что своим малым размером данная пара сапог вряд ли кому из стрелков могла подойти, а все равно было приятно. Наверняка могли бойцы сменять у кого-то из соседей на пайку и курево, но вот – позаботились о командире. Объявил красноречивую благодарность от себя лично и от командующего фронтом – посмеялись.

В сапогах было все же совсем иное дело. К ботинкам с обмотками так и не особо привык товарищ Васюк, да и разве командирская это обувь? Хорошо, что на свете есть добрые люди, и везет на встречу с ними гвардии лейтенанту Васюку.

На войне без везения нельзя. Помнилось, как ходила к немцам разведывательно-ударная группа. Командовал ими старший лейтенант с зимней фамилией Морозов. Накануне выхода целый день наблюдал разведчик из ротных траншей, Серега сопровождал, рассказывал про врага что знал.

…— Где-то там, значит, дзот? – уточнял разведчик.

— Там. Есть уверенность, но точнее не скажу. Вдоль болота ходил, наблюдал – нифига не видно.

— Ну, оптика-то у тебя, – Морозов кивнул на единственный ротный бинокль.

— Мутновата оптика, – признал Серега, понимая, что рассказывать о трудностях и ругани, с которой выбивался несчастный старикашка-бинокль, сейчас неуместно. – Ничего, при случае обзаведемся прибором получше. Есть в списке первоочередных заказов к немцам.

Старший лейтенант одобрительно хмыкнул, не отрываясь от наблюдения:

— Это правильно. Вообще порядок у тебя ротный, пусть и не парадный, но все же. Одобряю. Давно на фронте, лейтенант?

— С прошлого июня.

— Да ну?! И все лейтенант?

— Красноармейцем-стрелком начинал. Ранение, училище, а тут-то не особо...

— Это верно. Ничего, придет твой час.

Насчет своего часа гвардии лейтенант Васюк не особо беспокоился. И тут очень нужное дело делаем. Без хороших ротных командиров больших побед вообще не бывает.

А у разведчиков «их час» на следующую ночь пришел. Ушли тремя группами: отвлекающая группа, прикрытие – эти как раз вдоль болота через третью роту прошли. А сам Морозов с четырьмя бойцами пошел к дзотам напрямую.

…Серега слушал ночь. Нынче в роте было людно: пришел лейтенант ПНШ[4] полка, с ним двое связистов. Разведчики должны были отходить через траншеи роты Васюка.

Ночь выдалась удачной – малолунной. Тихо было на нейтральной, и у немцев тоже тихо. Все косились на часы ПНШ.

— Сейчас, – прошептал лейтенант. – Еще две минуты.

Ударили автоматы и ручной пулемет – секунда в секунду. Била отвлекающая группа, залегшая за валом или насыпью, что тянулась перед позициями пятой роты. Немцы с минуту чухались, потом испуганно ответили густой ружейно-пулеметной пальбой. Тянулись к горизонту трассеры, взлетела и зажглась первая ракета…

Вспыхнула стрельба и правее: сначала гранаты, потом автоматные очереди…

— Обе группы ввязались, – в голос сказал ПНШ. – Видимо, вышли к дзотам точно.

У немцев стреляло уже все подряд, даже минометы в дело вступили. Но хреначили куда-то в сторону вала. Надо думать, отвлекающей группе пришлось несладко...

Вышли разведчики. С тремя ранеными, но без убитых. Ранен был и старлей Морозов – многократно, но, видимо, легко. Его спешно перевязывали, а он неровно, перескакивая с детали на деталь, рассказывал:

— Гранаты метнули – не попали. Вроде же с близи. Тогда я «лимонку» прямо в амбразуру… дало внутри крепко… тут меня цепляет: в руку, да сразу второй раз туда же. Скатываемся в траншею, хлопцы уже у дверей дзота, а этот гад шпарит в упор из «парабеллума». Здоровенный такой обер-лейтенантик…

В пятый раз Морозова ранило в лицо уже при выходе из дзота. Разведчики рассказывали, как командир, почти ослепнув, полосовал из автомата набегающих немцев.

Ушли разведчики, унесли обессилевшего старшего лейтенанта. А утром артиллерия дала огонька по засеченным огневым точкам и батареям. Минометы немцев, наверное, дня три не подавали признаков жизни.

Обдумывал ту операцию, размышлял товарищ Васюк. Дельно получилось, пусть вторая часть пошла и не совсем по плану. Но два дзота с гарнизонами у немцев «в минус", потом еще артиллерия добавила. А было бы снарядов вдоволь…

Писалось о геройских разведчиках Морозова в армейской газете «Сын Родины», пусть дело происходило и не совсем так, но ведь действительно сделали [5].

Да, отдавал себе отчет товарищ Васюк, что слегка завидует разведчикам. Нет, все верно про важность ротного, и про необходимость. Но все же…

Серега поморщился. Что-то не в себе сегодня. Мысли глупые, волнение, да еще курить опять хочется. А вот вставать не хочется.

Заставил себя встать, сунулся в душный блиндаж.

— Степан, связь как?

— Только что проверял, товарищ лейтенант.

— Еще раз проверь.

— Делаю…

Зажужжал телефон. Серега налил себе остывшего «чая» из огромного чайника.

— Вы бы сказали, я бы налил, – сонно сказал с нар связной Димка.

— У меня свои руки пока на месте, – проворчал Васюк. – Слушай, ты автоматы сегодня чистил?

— Обижаете. А как же! Блестят, насколько это возможно.

— Гм, ладно. Спи.

Серега послушал проверку связи, поразмышлял над причудами глуховато-шепелявых телефонных аппаратов. Специально их такими невнятными делают, что ли? От немецкой прослушки страхуются? Или просто не налаженный? Связисты у нас, конечно, того… ограниченной технической подготовки. Блиндаж срубить или провод тянуть, это всегда пожалуйста, а отвертку взять и внутрь аппарата заглянуть - опасаются. «А ну как вообще сломается?».

Гвардии лейтенант Васюк в очередной раз подумал, что роте не хватает Яна. Вот был бы товарищ Выру, и с телефонами порядок бы живо установился, и пулеметы бы чуть-чуть воспитали. А еще бы неплохо бы в роту заиметь грузовик и опытного шофера Стеценко. А еще начальником штаба полка кого-то вроде Василька поставить…

Подбирая кандидатуры и формируя умозрительный личный состав, Серега обнаружил, что сидит у коптилки, чистит вполне вычищенный автомат, а телефонист и оба связных смотрят на командира роты с некоторой тревогой.

— Ну, чаю долейте что ли, – проворчал Васюк. – Видите, командир занят.

— А что, товарищ лейтенант, случится что? – осторожно поинтересовался Димка, взбалтывая наваристую гущу на дне чайника.

— Хрен его знает. Может, просто воспоминания одолели, – вздохнул Серега. – Эта, как ее, ностальгия. Лето же. Прошлый год вспомнился.

Вечер и ночь прошла спокойно. Успел прожарить форму проницательный лейтенант Васюк.

Немецкое наступление началось через сутки – 2-го июля[6].

***

Утром ударили немцы по центру батальона. Артподготовка была сильной, двинулись танки, к середине дня батальон был вынужден попятиться. Третья рота, на которую напор был поменьше, осталась в полуокружении на болотном фланге.

«Васюк, держись до приказа, оттягивай немца» – передали по телефону, после чего связь кончилась.

Насчет телефона гвардии лейтенант Васюк так и предполагал – та еще связь, ей много не надо. Послал двух связистов искать обрыв, с наказом «на рожон не лезть», принялся думать о надлежащей тактике. Командиры взводов тоже думали, сохраняли должное спокойствие, лишь склонный к суете сержант Лифашев срывался на «отрежут, отрежут!».

— Спокойно, Ефим. Что как барышня? Вдоль Говенного фрицы крупными силами не пройдут, на той стороне ручья наши окапываются, в случае атаки помогут огнем. Позиция у нас обжитая…

Через час немцы попытались подойти с фланга, от бывших траншей первой роты, их положили пулеметным огнем. Рота пережила минометный налет, но повторных попыток враг не предпринимал – по-видимому, утренняя атака немцев порядком измотала.

Смотрел Серега в свой подслеповатый бинокль на поле и противника. Свежих кочек-трупов прибавилось, на дальнем фланге стоял подбитый немецкий танк, возле него угадывалась некая возня. Видимо, техники возятся, оживить бронированную дуру норовят.

Гвардии лейтенант Васюк приказал по пустому огня не открывать, наблюдать, сохранять бдительность, готовиться к ночи. Имелась догадка, что придет немецкая разведка, начнут прощупывать.

Начало темнеть. Ужина, понятно, не предвиделось, уже не пройдет старшина Кинибаев. Телефонисты вернулись, рассказали, что немцы охранение у ручья выставили, не очень густо, но пулемет там плотно простреливает. Ладно, тоже ожидаемая напасть.

Серега разрешил вскрыть скопленный ротный НЗ. Запас провизии был не особо обильный: несколько банок трофейных консервов, крошечные коробочки с сомнительным немецким медом, да три пачки печенья командирского доппайка, с какого-то перепугу вдруг переданных ротному еще в конце мая.

Гвардии лейтенант Васюк пошел по траншеям, прикидывая планы действий на всякие варианты. Понятно, ответственность на ротном: рано отойдешь – ответишь, опоздаешь с отходом – тоже ответишь, только уже на иной диспозиции и не перед штабом полка, а перед павшими бойцами. Серега хмыкнул, представляя построение перед вратами рая: вокруг эти самые… кущи, типа санаторных кипарисовых аллеек, бойцы в белоснежных простынях, смотрят на командира неодобрительно, а у самих рожи опять щетинистые, заросшие. Да, совсем сдурел Серый. Говорят, что на войне неверующих нет, и эта мысль имеет под собой основания. Но не в такой же сатирической форме о рае думать? Заканчивай с иронией, лейтенант, нашел время и место.

Приостановившийся и доставший последнюю сигаретку Серега опомнился – место в траншее действительно было неудачным. У этого поворота Тизатуллина убило и того молодого… светлоглазый такой паренек, как же его фамилия была?

Серега отошел на пару шагов, затягиваясь, пытался вспомнить. Нет, не шло на ум. Накрыло бойцов одной гадостно точной миной – вон след в откосе еще угадывается. А вот бойца звали…. Тизатуллин был именем Нассибула, а боец… он из Торжка, фамилия такая простая…

Вспыхнула на левом фланге очередная немецкая ракета, подсветила изнуренную память лейтенанта. Бойца звали – Гончаров. Алексей Гончаров, точно. Вон там они с Тизатуллиным в «братской» лежат, общий список захороненных в штаб отправлен, копию ротный себе на всякий случай оставил.

Хреновая сигаретка обожгла губы, Серега выбросил ее, вмял сапогом в воду. Всё, закончили перекур.

Дальше по траншее позвякивали котелком, доедая «консервно-водяной эн-зэ бульон» и обсуждая печенье:

— На ощупь рассыпчатое. Но зачерствело. Его бы по две штуке на рыло, да в промежуток кусочек маслица. В штабах наверняка так и завтракают.

— Угу. Еще повидлой сверху мажут.

— А что ты думаешь, Сема, может, и повидлой. Это же дополнительно, сверх официального питания. Там командному составу и свежие яйца дают. Вроде как по воскресениям.

— Крапивкин, сейчас за такие разговоры кто-то своих яиц лишится. И даже не дожидаясь воскресенья, – в голос предупредил ротный.

В траншее шепотом матюгнулись и уронили ложку, потом злословец Крапивкин оправдался:

— Я же не про вас, товарищ лейтенант. Так вообще… мечтаем о съестном.

— Нашли о чем мечты мечтать, – проворчал Серега, проходя между присевших на земляную приступку-ступеньку бойцов. – Печенья, пироги, пряники.… Ну нету у нас на складах армии сейчас печений. И во всей стране печений не особо густо. Трудно понять, что ли?

— Отчего трудно? Не трудно. Да были ли когда солдатские печенья? – грустно вопросил неугомонный Крапивкин.

— Были, – вздохнул, приостанавливаясь, ротный. – Не, я точно помню. Галеты «Арктика» и галеты «Военный поход». Мы когда из Лиепаи прорывались, запас имели. Не особенно рассыпчатые, но стопроцентной питательности. Каждый красноармеец группы прорыва имел несколько пачек в вещмешке. Но то было год назад. С тех пор, красноармеец Крапивкин, наша армия сожрала немало галет, крекеров, суфле и прочего. И они кончились. Соберут труженики тыла новый урожай, спекут нам новые крекеры.

— Это мы готовы подождать. С нами-то как, товарищ лейтенант? Окружили же, – осторожно вопросил Крапивкин.

— Не окружили, а обошли с одного фланга. Ничего страшного. Вон наши – за ручьем. Говенный – водный поток знаменитый, но не особо широкий. Нужно будет, переправишься. Или к нам подкрепление переправят.

— Вот это вряд ли, товарищ лейтенант, – сказал кто-то из соседней, невидимой во мраке ячейки. – Давит немец. По всей дивизии давит. Слышно же. А нас прикрывать оставили.

— Кто-то должен и прикрывать, – согласился ротный. – Сегодня мы прикрываем, завтра нас прикрывают. Стандартный тактический маневр. Что случилось-то, а, товарищи гвардейцы? Ну, развернулся чуток фронт, такое случается. Это мы долго тут сидели, поотвыкли слегка от маневров. Отдыхайте, пока есть возможность, чай пейте, оружие проверяйте. Тут и без знания всяких военных тайн очевидно – дело будет.

— Это верно, – вздохнула траншея.

Вернулся гвардии лейтенант Васюк в блиндаж КП, съел теплый супчик, вдумчиво и ровненько размазал памятной финкой жирок по оставленной печеньке, поужинал, попил «чаю» со связистами, поразмыслил, и все же решил рискнуть. Вызвал взводных…

Оказалось – верно угадал. Немцы не разведкой двинулись, а сразу густо, уверенно. Скопились у болотца на фланге, и без выстрелов к ротной траншее…

— Не пальните, – шипел Серега, двигаясь вдоль знакомых стрелковых ячеек и стараясь не хлюпать. – Только по команде! Подпускаем.

Порядком обезлюдела траншея – два взвода и пулеметы ротный отвел во вторую линию – там окопы были так себе, не особо обустроенные, но сейчас дадут глубину обороны. Рискованно, но этой ночью все рискованно. Зато бойцы знают, что прикрытие уж точно есть, не драпанут до момента.

Тихо. Даже дыхания сидящих рядом, прижавшихся к стене траншеи бойцов не слышно. Может и не дышат. И немцы беззвучны. Сколько их? Рота или больше?

Остановилось время. Нет часов, не висят ракеты, только вдали бахает артиллерия. Это ближе к Сычевке. А здесь не фронт, провал безмолвной тьмы. Только звезды над головой светят, да и те вполнакала.

Серега поправил ремень каски, смотрел вверх. Вроде ни о чем и не думал. Всё уже продуманно, менять и суетиться поздно. Отгадают тактическую хитрость немцы – капец первой траншее, закидают гранатами, ворвутся на флангах. Да и вторая вряд ли устоит. Но не должны, не должны. Ушли «иваны», за ручей отступили, оно же вполне вероятно.

Закричала птица где-то у Говенного. Серега вздрогнул, наверное, сотня людей вздрогнула. Немцам-то что – знай ползи, пыхти, попердывай. А тут жди, не дыши.

И что за птица с таким мерзким голосом?

Вот теперь было слышно – ползут. Невнятный шорох, дыхание. Даже вроде запах докатился – потный, удушливый, сладковатым дерьмом каким-то парфюмерным потянуло, опять с ноткой мертвечины. Наверное, мнится.

Гвардии лейтенант Васюк не знал, как выдержал. И как бойцы выдержали. Ротному все же проще – со своей группой ближе всего оказался, уже слышал врага. А на флангах… как молчать, когда вот-вот… когда нерв звенит, когда стрелять и орать тянет?

«Если обойдется, не буду трофейных сигарет брать» – решил Серега. «Вонючие они, да и вообще пора курить бросать. Предупреждали же врачи, с таким ранением – никакого курева. Нет, нужно здоровье беречь, нужно».

Шорох почти над головой. Ротный сдвинулся вдоль траншеи, плавно поднимая автомат. На фоне неба отчетливо обрисовалась тень: по плечи, башка в каске-кастрюльке, вертится, траншею рассмотреть пытается.

— Гут тут, камрад, гут! – заверил ротный, почти утыкая кожух автоматного ствола в подбородок немца.

Короткая очередь...

И началось…

Швыряли бойцы гранаты, лихорадочно сдергивая кольца. Взрывы за бруствером, автоматные очереди, крики боли и непонятный немецкий мат, понятный русский, длинные очереди станкачей и ручников из второй траншеи…

Решимости у немцев хватало – аж из горла хлестала. Прыгали следом за гранатами в траншею, падали на бруствере, в лужах на дне ревели дико, по-звериному…

А гвардии лейтенант Васюк не кричал – некем было командовать, да и невозможно. Бой шел уже в траншее, нет, не рукопашная, а огонь – кинжальный, на самых коротких дистанциях. Наших стрелков меньше, но знали родную траншею лучше, тут каждая нора, каждый поворот важны…

…Хаос. Вкус крови во рту, и второй диск уже наполовину пуст. Оказался ротный в блиндаже третьего взвода, с ним двое бойцов подраненных, младший сержант Садуллин рядом. Но у троих автоматы, да и гранат хватает.

…— Спокойнее, товарищи, без «полундры» и прочих чечеток, – хрипел Серега, расчетливо перебрасывая гранату верхом – недалеко, за поворот траншеи.

Бахнуло, закричали оглушенно. Стреляли и слева, и справа – держалась траншея. Пусть очагами, но держалась. Надрывались пулеметы со второго рубежа. Эх, была бы полноценная рота…

— Что-то не видать никого, – сказал залегший в дверях Садуллин. – Не высовывают роги.

— Наблюдай-наблюдай, высунут, – пообещал ротный. – Что там с диском?

— Один момент, заканчиваю, – заверил раненый, набивавший диск. – А вы, товарищ лейтенант, неужто и на флоте плавали?

— Там не плавают, а «ходят». Пришлось и мне, только очень коротко. Но море видел. Вот там, парни, было страшно, то да, так да, – сплюнул ротный.

— И когда вы все успе… – подивился Садуллин, но не закончил. Перед дверью упала граната, связной дал короткую очередь, откатился, захлопывая щелястую дверь.

Переждали взрыв, лейтенант Васюк пихнул прикладом ощетинившуюся занозами дверь, швырнули в отместку пару гранат.

Недалеко жутко кричал раненый немец – похоже, волокли его прочь от траншеи.

— Может, отходят, а? – вдохновился Садуллин.

Серега подумал, что вряд ли, считай, бой за траншею только начали. Но оказалось, действительно отходят немцы. Видимо, помогли наши пушкари, начавшие кидать снаряды к болоту – не особо много, и не особо точно – больше по лягушкам тамошним – но фрицам хватило.

Выставили наблюдателей, начали разбираться, приводить себя и роту в порядок. Потери были, но меньше, чем рассчитывал ротный. Немцы обстреливали, но пока из легких минометов – особого вреда не приносило. Тут и еще одна радость подоспела.

— Товарищ лейтенант, тут мы, дошли.

— Да ладно, старшина, ты?! – восхитился Серега. – Да еще с термосами?! Как прошел?

Оказалось, пришел и связной от комбата – приказывали начать незаметный отход.

Отходил ротным одним из последних – сзади только пулеметчики с «дегтяревым» оставались, постреливали-обозначали.

Чувства были сложные. С одной стороны, не немцы выбили – сами стрелки ушли, по приказу. С другой… оставили отличную, обжитую траншею фрицам, могилы оставили. Что там Тизатуллин и Гончаров, что другие лежащие думают?

Понимал гвардии лейтенант Васюк, что не те у него мысли: о живых обязан думать, не о мертвых. Но…

Опять отход, опять отступление. Пусть уходит рота с трофейным легким оружием, и немецких сигарет лейтенант в полевую сумку набил, не удержался. Но сколько можно отходить?

***

Отходили.

День за днем пятился, отбивался и уворачивался от гибели полк. Поредевшие роты «свели и уплотнили», сдал свою роту лейтенант Васюк, оказался в распоряжении штаба полка. Опять связной, или порученец – да фиг его разберет, не до формулированных назначений было. «Ты, Васюк, молодой, толковый, дуй к дивизиону, там по дороге еще можно проскочить. Дойти любой ценой, передать на словах…»

Доходил гвардии лейтенант Васюк. Живым доходил, такая это уж должность и задача – не передав приказ, умереть права не имеешь. В старину именовалась «гонец», поскольку гонишь и гонишь, без отдыха и своих ног не чуя. Отходила дивизия, уже частично разрезанная, пробивалась, пытаясь сохранить боевой порядок. Нащупывала разведка еще не занятые немцами промежутки, нашаривала направления, засекала подход фрицевских резервов, успевали среагировать, пройти и выставить заслон. И осознать в те дни, где кончается разведработа, а где начинается связь и штабное управление, было сложно.

Вышли. Уже окончательно рассеченные, но вышли. Первыми пробился уже отрезанный 64-й гвардейский полк – вышел 8-го июля к Крапивино. Основные силы проломились позже – 11-го июля в районе Котлово. А тылы с обозами, специальные подразделения, смогли просочиться к Гончаровке только 22-го.

Почему-то вся эта работа, напряженная донельзя, опасная и точная, проскакивания назад в немецкий тыл, подготовка к обходу занятых немцами позиций, помнилась гвардии лейтенанту Васюку весьма смутно. Названия деревень, бои у Новоселки и на берегу незнаменитой речки Лучеса, остановленные фашистские танки на дороге Сосновка – Брагино по отдельности вполне помнились. И оборона сводной восьмой стрелковой ротой деревни Нерезки – там еще штабной техник-интендант командовал[7] – тоже ведь была, ходил к ней лейтенант Васюк. А если вместе… непрерывное что-то, напряженное, почти все время под огнем, то с разведчиками, то со связистами.

Последнее, что отчетливо, прямо даже в деталях помнилось, как через Говенный со своей ротой переходили, многоцелевую бочку несли. Бросили, конечно, где-то ценный прибор, но то уже без бывшего ротного. Не-не, еще помнилось, как у Брагинской дороги немецкий велосипед попался. Отличный, ускоряющий действия связи транспорт. Но не особо надежный. Кажется, до следующего утра на велике прогонял, потом покрышки порезались. Или то уже следующим вечером случилось?

Июнь 1942. Калининский фронт. Район Ржева. Форсирование водного рубежа.

Бойцы 375-й сд. (Автор снимка А. Гаранин)

Память человеческая, как и силы, имеет свой предел. В Гончаровке рухнул гвардии лейтенант Васюк в каком-то сарае на остатки сена и проспал без малого двое суток. Сарай, кстати, тоже вообще не помнился, вот как вытаскивали и водой из ведра обливали, в общих чертах помнил. Лежал Серый пузом на автомате, прикрывал личное оружие, но просыпаться не желал категорически. Но, конечно, «воскресили».

Требовалось работать. Дивизия вышла, но была в состоянии… в запредельном она была состоянии. Многие выбыли. Комдив тяжело ранен. Погибли начальник штаба дивизии, начальник оперативного отдела[8], и еще много-много командиров и красноармейцев.

Ближе к концу июля отвели 21-ю гвардейскую в резерв Ставки Верховного Главнокомандования. Гвардии лейтенант Васюк был назначен начальником одного из эшелонов, пока грузились, пока ехали, тоже порядком употел. Но благо, ехать было недалеко. Разгрузились у подмосковного Голицыно…

[1] Название некоторых деревень и населенных пунктов изменено по понятным причинам.

[2] К сожалению, это художественный и нереальный отсыл к линии «К».

[3] Строки песни «Три танкиста» из кинофильма «Трактористы» (1939г.). Автор стихов Борис Ласкин.

[4] ПНШ – помощник начальника штаба. Им был гвардии лейтенант Н.И. Кобузенко.

[5] Действия групп старшего лейтенанта Морозова – реальный случай.

[6] 2 июля 1942 года немцы начали частную наступательную операцию «Зейдлиц» с целью улучшить положение группы армий. Удар был нанесен превосходящими силами по самой узкой части «горловины мешка». Оборона 39-й армии была прорвана в направлении Оленино – Шиздрерово, армия оказалась отрезана от основных сил Калининского фронта.

[7] Деревня Нерезки находилась на левом фланге дивизии, там немцы пытались отрезать 59-й гв. стрелковый полк. Комроты и политрук были ранены, командование принял техник-интендант 1 ранга Гандулла Сафиуллович Хангильдин. Под его руководством рота отразила три атаки.

[8] Командиром дивизии был гв. полковник Д.В. Михайлов, погибший начальник штаба – гв. майор В.Н. Попов, погибший начальник оперативного отдела штаба – гв. полковник А.Г. Любимов. О деталях выхода дивизии из окружения известно не так много, но эти штабные командиры, группы связи, разведчики гв. ст. лейтенанта В.Я. Разводовского, да и все стрелки и артиллеристы дивизии, были настоящими гвардейцами.